1

Разумеется, я знал, что стены, потолки, подоконники квартиры – все нашпиговано скрытыми микрофонами. Шел ли я в ванную, ложился ли в постель, изрыгал ли, споткнувшись о край ковра, яростные проклятия, каждое мое слово становилось известно шефу. Понятно, такой контроль входит в условия договора (как необходимая мера безопасности), но перед каждым серьезным делом ощущение открытости раздражало. Хотя, признаюсь, поддерживало форму.

Закинув ноги на журнальный столик, я перелистывал рекламные проспекты, посвященные новым видам компьютеров. Собственно, в этом и следовало искать источник моего раздражения. Я, химик и промышленный шпион, «инженер», занимающий третью по значимости графу в ведомости Консультации, человек, столь эффектно потопивший год назад одну из самых преуспевающих фармацевтических фирм страны, должен был рыться в каких-то бумагах!

Еще больше раздражало то, что бумаги мне подкинул Лендел – наш недавний сотрудник, бывший программист фирмы «Счет». В свое время он понравился шефу и, как следствие, поменял хозяев. Принцип шефа: «Отбросов нет, есть кадры». Но работать с кадрами приходится нам, «инженерам», – тогда и видишь, что кадров нет, есть отбросы. Для внедрения Лендел не годился (вздорный характер, неустойчивая нервная система, некоторая известность в научных кругах), но в роли чтеца, признаю, приносил пользу. И достаточно ощутимую. Это Прометею пришлось воровать огонь, поскольку древние боги не вели документацию. То же и с доисторическими племенами. Способ раскалывания одним ударом кремневой пластины на четыре куска, годные для наконечников копий, интересовал многих, но документация, как я уже говорил, не велась, приходилось воровать или готовые копья, или… самого мастера. Мы же, благодаря таким специалистам, как Лендел, восемьдесят пять процентов информации получаем из открытых научных журналов, трудов, инструкций, патентов, рекламных проспектов. Правда, всегда остаются десять процентов, до которых добраться трудно или невозможно. Но мы и до них добираемся. Пять процентов – ладно, это промысел Бога, их не возьмешь, но десять процентов…

Ничто не может нас остановить.

Нас не интересуют моральные устои Вселенной.

Куда пропал знаменитый Дизель? Вы слышали? Он слишком щедро продавал лицензии, не обращая внимания на просьбы конкурентов. И был настолько наивен, что отправился на переговоры в Англию, прихватив портфель, набитый секретными документами. После роскошного ужина, данного в его честь, Дизель вышел на палубу лайнера…

Больше его никто не видел.

Никаких бумаг, только устные отчеты – этому учил нас шеф.

Бросив бумаги, я подошел к окну. Улица действует на меня гипнотически. Толпы, толпы, толпы… Странно сознавать, что наша работа, незаметная и скрытная, имеет прямое отношение к любому человеку из толпы, чем бы он ни занимался. «Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными» – так написано на портале главного здания ЦРУ. И это так. Одних мы обогащаем, освобождая от мыслей о бренности, других низвергаем в пучину бедности. И то и другое – свобода. Надо только понять это. Незаметные, оставаясь в тени, мы лишь скептически улыбаемся по поводу таких общераспространенных мифов, как безопасность телефонов-автоматов, бронированных сейфов или сверхнадежной сигнализации.

Я тоже был человеком из толпы. Когда-то.

Было время, я ходил по улицам, не подозревая, что являюсь объектом слежки. Я считал себя свободным гражданином свободной страны. Но кто-то думал иначе. «Вы познаете истину…»

Ладно, решил я. Можно сделать перерыв, сварить кофе.

И услышал звонок.

2

Звонила женщина.

В глазок, врезанный в дверь так, что снаружи заметить его было невозможно, я увидел ее всю целиком.

Ожидая ответа на звонок, она переступила с ноги на ногу, и это тоже было красиво. Правда, в серых глазах таилась напряженность. Такие люди, автоматически отметил я, редко смеются громко, как правило, они умеют противиться рефлекторному толчку. Тем не менее незнакомка нервничала. Элегантный брючный костюм, короткие сапоги, тонкая куртка на пуговицах – она явно придавала большое значение своему внешнему виду. Но руки держала в карманах.

Убедившись, что она одна, я открыл дверь.

– Я Джой, – сказала она с южным акцентом. – Сестра Джека Берримена.

Лучшей рекомендации быть не могло. Именно Джек Берримен научил меня стрелять в темноте, на голос, с руки, по-македонски, работать с современной аппаратурой. Впервые я увидел Джека однажды на экране телевизора. Сидя спиной к камере, он говорил что-то успокоительное о случайном отравлении Потомака промышленными отходами. Я так и не увидел его лица, но голос запомнил, и, когда Джек позже появился в Консультации, я его узнал.

Не без удивления.

Ведь до появления в Консультации Джек имел диплом промышленного контрразведчика, полученный в Калифорниа-Стейт-колледж, и представлял «Норман Джэспен ассошиэйтед» – организацию промышленной контрразведки. В удостоверении Джека было сказано: «Владелец этого документа наделен полномочиями по расследованию нарушений законов США, сбору сведений по делам, в которых США заинтересованы или могут быть заинтересованы, а также по выполнению других поручений».

Других поручений…

Удобная формулировка…

Шефу стоило немалых денег уговорить Джека перейти в нашу скромную Консультацию, но выбор оказался удачным. Именно Джек в самое короткое время принес нашим заказчикам (а значит, нам) колоссальные прибыли.

О сестре Берримена я тоже слышал. Одно время она подвизалась в Консультации в роли агента-цифровика, но я никогда ее не встречал. И никогда ею не интересовался. Мир для нас и без того был слишком прозрачным. Столь внезапное появление Джой не вязалось с правилами игры.

– Входите.

– Нет, – нервно оглянулась она. – Я не хочу входить. Если вы не против, поговорим в машине.

На ее месте я поступил бы так же. Но чего она хотела? Кто сообщил ей адрес?

– Спускайтесь вниз. Я переоденусь.

– Жду…

Не закончив фразу, она, не оборачиваясь, сбежала по лестнице.

Проводив ее взглядом, я закрыл дверь. По инструкции я должен был предупредить шефа об отлучке. Но разве зря ремонтники несколько суток возились в моей квартире? Шеф должен был все знать.

И я не стал звонить.

3

Джой мне понравилась.

Подходя к машине, я замедлил шаги.

Лицо Джой было выразительным. Взгляд располагал. С такими глазами ничего не стоит убедить малознакомого лавочника дать тебе в кредит любые товары. Впрочем, как только ее руки легли на руль, она преобразилась. За рулем теперь сидел классный, все замечающий, все фиксирующий водитель.

Я ждал.

– В кармане, – коротко произнесла Джой, не снимая рук с руля.

Я сунул пальцы в карман ее куртки и извлек небольшой обрывок бумаги.

«Мы нашли тебя. Внимательно гляди в лицо каждому прохожему. Внимательно следи за каждой машиной. Когда ты нас узнаешь, мы хотим увидеть твое лицо. Мы хотим увидеть, как твои глаза расширятся от ужаса».

Написано было от руки, крупно и разборчиво.

– Вы получили это по почте?

– Нашла в кармане, выйдя из магазина Матье.

– Угроза направлена против вас?

Она перехватила мой взгляд в зеркале:

– Сперва я сама сомневалась.

– Что произошло потом?

– Взгляните на правое крыло.

Опустив стекло, я выглянул из машины. Правое крыло было помято.

– Как это произошло?

– Перед мостом Венезано на меня навалился грузовик. Все произошло так быстро, что я не запомнила водителя.

– Жаль, – помолчав, сказал я. – Но я в такие дела не впутываюсь. Вы позвонили в полицию?

– Я позвонила брату.

– Это он вывел вас на меня?

– Да, Эл. Могу я вас так называть?

– Пожалуйста. По какому номеру вы звонили Джеку?

Скосив глаза, я внимательно следил за лицом Джой, но на нем не дрогнул ни один мускул. Она, конечно, могла знать о тайных квартирах Джека. В конце концов, она могла быть даже связной между ним и Консультацией. Но появление Джой нравилось мне все меньше. Не будь она сестрой Джека…

Будто почувствовав мои колебания, Джой умоляюще подняла глаза. Ресницы ее дрогнули. У нее это здорово получалось. Я видел ее такой, какой она хотела казаться. И оттого, что она выглядела беспомощной, мне стало не по себе.

– Со мной хотят свести счеты… – почти с испугом сказала она. – Счеты, Эл…

Когда банальную фразу так акцентируют… Чего Джой боялась? Так неуверенно можно вести себя в коробке, набитой аппаратурой, но разве она не проверяет свою машину?.. Раскурив сигарету, я поднял голову, собираясь успокоить ее принятыми в таких случаях словами, но нужда в них отпала. За пару секунд, ушедших у меня на раскуривание, Джой успела расстегнуть куртку, и с локтя ее правой руки, все так же лежащей на руле, на меня смотрел никелированный ствол револьвера. У него был невероятно вызывающий, даже игрушечный вид, но я сразу понял – оружие настоящее. Я отчетливо видел отверстия по обе стороны барабана, и каждое из них было начинено пулями, способными проделать во мне весьма убедительные дыры.

– Ладно, хватит, – резко сказала Джой и объяснила: – У ваших ног лежит коробка со скотчем… Да, да… Я бы не хотела больше встречать ваш взгляд… И не дергайтесь… Мне будет жаль убивать вас, Эл, но, если понадобится, я это сделаю.

Я уступил.

Не Джой, а ее вызывающему револьверу.

И безропотно позволил (она остановила машину на каком-то пустынном участке) связать себе руки прочным нейлоновым шнуром. Хватка у нее была крепкая, я это почувствовал.

– Теперь в багажник, Эл.

– А если я крикну?

– Ерунда, – сказала она. – Мы в достаточно безлюдном месте.

– Послушайте, – спросил я, с трудом втискиваясь в багажник, – вы действительно сестра Берримена?

Она фыркнула:

– Вы этого не почувствовали?

И с такой силой хлопнула крышкой багажника, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.

4

Примерно через час машина свернула на подъездную дорогу и въехала в крытый гараж. Я понял это по облаку газов, заполнивших багажник. Сильные руки извлекли меня на свет божий и поставили на ноги.

– Осторожнее. Здесь ступени.

– Может, снимете с глаз ленту?

– Он это заслужил, девочка? – услышал я хриплый насмешливый голос.

– Пожалуй.

– Тогда иди.

Когда шаги Джой стихли, опекун сорвал с моих глаз ленту и отступил на шаг.

Он мог этого не делать. Я был связан, а он превосходил меня в весе, к тому же был вооружен – я видел, как оттопыривались накладные карманы его спортивного песочного пиджака. Здоровенный спортивный тип с не очень умным плоским лицом и внимательными, узко поставленными голубыми глазами.

– Будешь дергаться – пожалеешь.

Он толкнул меня в кресло, а сам, несколько настороженно, опустился в другое, уставившись на экран работающего телевизора. Рост цен… Ливийская проблема… Ограбление ювелирного магазина на Манхэттене… Он ничего не пропускал, а когда новости перешли в рекламу, хрустнул суставами рук и удовлетворенно прохрипел:

– О нашем деле ни слова.

– Может, не успели? – усмехнулся я.

– Заткнись!

Ладно. Я не собирался с ним спорить. Да и он не был настроен воинственно, прикрикивал больше для формы, даже сунул мне в губы сигарету:

– Я – Рэд. Для тебя я теперь – старина Рэд. – И прикрикнул: – Вставай! – пояснив: – Маленькая загородная поездка.

5

Маленькой я бы ее не назвал.

Я почти задохнулся, когда старина Рэд извлек меня из багажника.

Трещала голова, болели суставы. «Жив? – прохрипел он. – Большая любезность с твоей стороны, парень».

Под ногами шуршала галька, потом песок.

Меня вели по тропинке, я ощущал прохладу. Значит, мы находились где-то в пригороде. Где – я не знал. Зато сразу узнал человека, которому меня представили. Джон Лесли – так его звали. И я бы предпочел не встречаться с ним. Год назад судьба свела нас в деле фармацевтов Бэрдокка. Правда, я представлял Консультацию, а он – Ассоциацию бывших агентов ФБР (Нью-Йорк, Мэдисон-авеню, 274). Я похищал секреты, Лесли пытался не допустить этого. Я искал людей, готовых оказать мне услуги, Лесли всячески этому препятствовал. Но бэрдоккское дело выиграл я. Государство часто проигрывает. Сейчас, не поднимаясь из-за стола (он стеснялся своего небольшого роста, маленькое плечистое чудовище в твидовом костюме), Лесли усмехнулся:

– Садись, садись, Миллер. Считай, я на тебя не сержусь. – Наверное, он тоже вспомнил про фармацевтов. – Честно говоря, я предпочел бы видеть перед собой твоего шефа, но его не засунешь в багажник. Слишком толст. Пришлось ограничиться правой рукой. Ты ведь его правая рука, да?

Я усмехнулся.

– Ладно. – Лесли сбавил тон до будничного. – Я боялся, что девочка обознается, но она сработала хорошо. Ты ей поверил? – Он крикнул: – Кофе!

Суетливая бесцветная женщина с дрожащими от напряжения губами принесла поднос с чашками.

– Не могу развязать тебе руки. – Лесли ухмыльнулся, он был сама любезность. – Ты драчлив. Я знаю. Если хочешь поддержать силы, открой пасть, я за тобой поухаживаю. Не в моих интересах изматывать тебя. Нам предстоят долгие разговоры. Серьезные разговоры, – подчеркнул он.

Я не противился. Лесли не Рэд, он – профессионал, а я ведь и от Рэда принимал услуги.

– Ты, наверное, пытаешься понять случившееся? – спросил Лесли. – Я тебе помогу. Задам три вопроса. От ответов зависит многое.

– Я слушаю.

– Первый вопрос: каким образом Консультация захватила главного эксперта фирмы «Счет»? Второй: где вы сейчас держите эксперта? Третий: что вы собираетесь с ним делать? Обдумай, Миллер. Я играю в открытую. Я даже дам тебе немного времени. Немного, но дам.

Я промолчал.

Но когда старина Рэд, стушевавшийся в присутствии Лесли, снова завязал мне глаза, я сделал ответный ход. Я рассчитывал на напряженную женщину, подававшую кофе. Если она была лицом случайным (ее испуг косвенно подтверждал это), то могла, сама того не понимая, подыграть мне.

– Лесли, – спросил я громко, – вы дадите мне плащ или снова сунете под шерстяное одеяло?

Вопрос дурацкий. Такие крепко западают в память самых недалеких людей.

Но Лесли все понял:

– Сейчас не зима. Обойдешься глотком кофе.

6

Я полулежал на заднем сиденье.

Как ни странно, на меня действительно накинули одеяло.

Оно было шерстяное и резко пахло потом. Пальцами связанных рук я сумел все же вытянуть пару нитей и засунуть за пояс брюк – единственное место, до которого мог дотянуться. Одеяло меня раздражало, но рядом сопел Рэд, а впереди, иногда оборачиваясь ко мне, помалкивал Лесли.

Воюющие стороны – я нисколько не преувеличивал.

Консультация (шеф, Джек Берримен, доктор Хэссоп, я, Кронер-младший) вела самую настоящую, пусть и не объявленную тайную войну против фирм, конкурирующих с нашими друзьями. Нас интересовали легкие аккумуляторы для электромобилей, литиевые батареи, специальные моторы для гоночных машин, радиолокационные тормоза, новые виды лекарственных препаратов, поршневые двигатели, транзисторы из пластических материалов, гнущееся стекло, настоящее нержавеющее железо, новейшие красители. Вся добытая информация сосредоточивалась в руках шефа. У него был нюх на то, что сегодня необходимо рынку. А мы получали свои проценты. Обратиться к нам могла любая фирма, любая корпорация. «Там-то ведутся такие-то работы. Нас они интересуют. Мы могли бы использовать их более эффективно, это принесет пользу стране. Времени у нас нет, а вот деньги…» Шеф просчитывал операцию и заключал договор.

Полулежа на заднем сиденье автомобиля (не такая уж удобная поза), прислушиваясь к сопению Рэда, я пытался вспомнить все, что знал об эксперте, которым не без оснований гордилась фирма «Счет»…

7

…В тот день шеф вызвал меня в разборный кабинет.

Я не оговорился, кабинет шефа действительно был разборным.

Стены, пол, потолок – все в нем было собрано из множества отдельных плотно пригнанных друг к другу деталей. Как и мебель. За считаные минуты можно было разобрать любой угол, любую стену, любой участок пола или потолка, проверяя, не поставлена ли чужая аппаратура. Ламп в кабинете не было, ведь именно электрическая сеть питает подслушивающую аппаратуру. Освещался кабинет керосинкой, гордостью шефа, купленной им на аукционе. Посетители шефа не только сами заполняли листки пропусков, но и сами их отрывали – на специальной бумаге оставались отпечатки пальцев. Ни один документ не выбрасывался, все бумаги поступали в электрокамин, а пепел развеивался специальными вентиляторами. Такая тщательность себя оправдывала – утечки информации у нас не случалось.

Из кабинета мы прошли в демонстрационный зал.

На широком экране я увидел очень самоуверенного человека с высоким лбом, темными, не очень густыми, но аккуратно зачесанными на левую сторону волосами. Губы двигались, но голоса я не слышал.

– А звук?

– Обойдемся, – ухмыльнулся шеф. – С меня достаточно. – В голосе его мелькнуло неподдельное изумление. – Я годами, Эл, тренировал способность выслушивать разглагольствования всяких кретинов и болтунов, но это феноменальный случай, этот человек заткнет за пояс кого угодно! Одно меня утешает: он гений.

– Как это понять?

– Он – главный эксперт фирмы «Счет». Крупнейший специалист по компьютерам. Человек, способный решать задачи, не зная метода их решения, ставить вовсе не очевидные проблемы и давать заключения, опуская второстепенные детали. Он – человек, способный предсказывать будущие состояния исследуемого объекта. Наконец, он из тех, кто умеет противостоять массовым предубеждениям.

Жирное, тяжелое, подчеркнутое тремя подбородками лицо шефа расцвело. Он уважал сильных противников.

– Голова эксперта, Эл, оценена в несколько миллионов. Уверен, она будет принадлежать нам.

Даже прожженные циники восхищались шефом.

Имя шефа никогда не упоминалось в отчетах (у нас их, правда, фактически не было), сам он не провел ни одной акции, не похитил никакого, даже самого мелкого чертежа. Но разве мысль, что по заказу можно похитить все (а именно этим мы и занимались), не важнее самого хищения? Древняя пословица гласит: поймавший рыбу сыт весь день, научившийся ловить рыбу сыт всегда. Так вот, шеф умел ловить рыбу.

– Эл, я знаю немного, поэтому слушай меня внимательно. Несколько лет назад фирма «Счет» переманила из Европы эксперта. Обычная перекачка мозгов, но эксперт уже тогда котировался как крупная величина. Как сокрушитель основ, как крупный изобретатель. Другими словами, как бич бизнеса. Сам знаешь, что появление нового вещества или нового технологического процесса всегда ведет к неприятным последствиям для уже налаженного производства. Не каждый промышленник готов рискнуть. А фирма «Счет» рискнула. С появлением эксперта, пойдя на крупные, я бы уточнил, и рискованные потери, фирма «Счет» резко перестроила производство. Зато уже через год она пожинала богатые плоды. Конкуренты только диву даются, следя за тем, как фирма «Счет» обрабатывает чужие, казалось бы, надежно упрятанные в бронированных сейфах секреты. Это поразительно. Им достаточно намека на что-то принципиально новое. Для них не существует секретов. Они грабят всех, кого захотят. При этом фирма «Счет» не имеет надежной промышленной агентуры и не замечена в силовых акциях. Но любая идея, спрятанная как угодно надежно, становится при желании их идеей. Я немало поломал голову, пытаясь понять, в чем тут дело. И кажется, понял… – Шеф сделал эффектную паузу. – Дело в новейшем компьютере, построенном для фирмы «Счет» нашим дорогим гостем – экспертом. Случайная оговорка, неловкая фраза в проспекте, достаточно откровенный рисунок – эксперт с помощью своей сверхумной машины не только объясняет исследуемый объект, но и дает его технологическое описание. Это ли не переворот в промышленности?

– Такое возможно?

– Спроси об этом наших друзей. – Шеф несколько лицемерно вздохнул. – Фирма «Счет» бесчестно их обирает, а значит, обирает и нас, Эл. Если дело пойдет так и дальше, мы прогорим.

– Но ведь эксперт, если я правильно вас понял, находится в наших руках?

– Эксперт – да. Он в наших руках, мы его надежно укрыли. Но его машина работает. Очень дорогая, очень сложная машина. Уверен, Эл, ее трудно, а может, и невозможно восстановить.

– Она сломалась?

– Отнюдь!

– Ее сломает Джек? – догадался я.

– Он занят.

– Тогда Лендел? Кажется, он работал в этой области?

– Лендел не способен на акции, он чтец. Не ломай голову, Эл. Это сделаешь ты.

– А что будет с экспертом?

– Это зависит от того, чью сторону он примет.

8

Путешествие закончилось.

С меня сорвали повязку и втолкнули в лифт.

Яркий свет в пустом длинном коридоре меня ослепил. Рэд поддержал меня.

– Держись, парень, – сказал он без всякого выражения. – Пройдешь обработку, выспишься.

Видимо, мое будущее не внушало ему опасений, иначе он не развязал бы мне руки. А он развязал, и даже растер их, и все по тому же омерзительно пустому и ярко освещенному коридору провел меня в помещение бассейна.

Голубой купол, украшенный световым фонарем, поднимался высоко вверх, он явно должен был эффектно смотреться снаружи над зданием, но ничего подобного в знакомых мне кварталах я припомнить не мог.

Рэд заставил меня раздеться.

Белье (вместе с драгоценными нитями, с таким трудом добытыми из вонючего одеяла) уплыло по транспортеру. Струи воды мощно хлестали со всех сторон, обдирая меня, как наждак. Пальцы Рэда прощупали каждый дюйм моей кожи, ища вшитую аппаратуру. Волосы, кстати, не самое худшее место для миниатюрной кинокамеры – Рэд постриг меня. Под ногтями тоже многое можно спрятать – здоровяк Рэд ничего не пропустил. Он исследовал меня вдумчиво и внимательно. И, лишь облачив в заранее приготовленные мятые джинсы и короткую джинсовую куртку, облегченно вздохнул:

– Кури, – и выдал пачку сигарет.

В коридоре было все так же светло и омерзительно пусто.

Правда, теперь я был внимательнее и рассмотрел на одной из бетонных плит пола фирменный знак строительной компании. Впрочем, что это могло дать? Не больше, чем валявшаяся обертка с шоколадки «Херши»…

«Херши чоколат корпорейшн»…

– Ну, Миллер, – удовлетворенно кивнул Лесли, когда Рэд удалился из кабинета, – я обещал тебе отдых – ты его получишь. Только сперва взгляни на экран. Надеюсь, это позволит тебе здраво оценить ситуацию.

Я обернулся к экрану встроенного в стену телевизора и увидел бассейн, в котором только что побывал. Но сейчас на сбегающих к воде ступенях, зажатый двумя здоровяками, похожими на Рэда, стоял… чтец Лендел! Он был облачен в ярко-зеленый кричащий костюм (Ленделу всегда не хватало вкуса) и затравленно озирался. Похоже, ему не нравились хмурые опекуны.

А мне не понравились глаза Лендела.

Чтец боялся. Он безумно боялся. Он по-настоящему боялся.

Он еще пытался прятать, маскировать страх, еще стыдился его, но система контроля отказала, полетела к черту. Пара ударов, и из чтеца можно будет выжать все, что угодно! «Крепко же они взялись за Консультацию, – невольно подумал я. – За какие-то сутки взяли меня и Лендела и, похоже, перекупили сестру Берримена».

Лесли внимательно следил за мной.

– Все ясно?

Я кивнул.

– Хочешь жить вместе с Ленделом?

– Нет! – быстро ответил я.

– Почему?

Я не ответил.

Впрочем, Лесли не надо было этого объяснять. Он знал: между мной и Ленделом есть разница, и весьма существенная. Лендел – чтец, он всего лишь случайное звено в промышленном шпионаже, а я – профессионал.

9

Комната, в которую меня «вселили», ничем не отличалась от номеров второсортного отеля, даже телефон стоял на столе. Конечно, я тут же набрал первый пришедший в голову номер и, как и думал, услышал голос Рэд. Какой бы номер ты ни набирал, отвечал Рэд. Поэтому я сказал:

– Хочу жрать.

– Тебе полезнее выспаться.

Пришлось лечь.

Не я диктовал условия. К тому же багажник машины нельзя назвать уютным местечком. Я устал. Я лег на кровать, голова у меня кружилась. Зато когда проснулся, в двух шагах от меня, в стандартном невысоком кресле, сидел Лендел – несчастный, униженный чтец Консультации. Стриженая голова с оттопыренными ушами нелепо торчала из высокого воротника какой-то очень уж казенной серой куртки, на которую заменили его кричащий костюм. В таком безобразном одеянии он чувствовал себя вдвойне несчастным.

– Нам не выбраться, Эл, – безнадежно сказал он, увидев, что я открыл глаза. – Они схватили меня прямо на улице. – Лендел, кажется, был по-настоящему потрясен. – Нам не уйти отсюда. Здесь только две комнатки – твоя и моя напротив. И это девятый этаж, и никаких пожарных лестниц!

Хотел бы я увидеть чтеца Лендела на пожарной лестнице! Он бы ее обгадил сверху донизу, все девять этажей. А лицо его было поцарапано, левый глаз заплыл.

– Тебя били?

Он с ужасом кивнул:

– Что с нами будет?

Я еле его расслышал.

– Наверное, ничего хорошего.

– Но я не участвовал ни в каких акциях Консультации!

– Зато ты отнимал деньги у конкурентов. И обманул фирму «Счет». Не удивлюсь, если нами занимаются именно они. Согласись, у них есть право на тебя обижаться.

– Но я только чтец! Неужели они убьют меня?

– Не хочу тебя разочаровывать.

– Но я чист, чист! – зачастил он. Его трясло. – Я не хочу умирать. Подтверди, что я чист! Если выйду отсюда, я помогу тебе!

– Подай сигареты.

– Но я чист!

– Тогда чего ты боишься?

– Они мне не верят!

Я рассмеялся. Они ему не верят!

А я верю шефу или Берримену? Я откровенен с ними ровно настолько, сколько требует общее дело. Но никогда – больше. Мы связаны не доверием, даже не откровенностью, а всего лишь чувством опасности. Мы не можем верить друг другу. Верить кому-то – это как посадить себя на поводок. Я вот поверил Джой, она выглядела такой беспомощной, и результат налицо. «Лендел – дурак, – сказал я себе. – Опасный дурак. От таких следует держаться подальше. Он не понимает, что все только начинается. Его смерть никому не нужна, это было бы слишком просто. Он еще не понимает: агенту Лесли нужны не наши жизни. Он обозлен. Ему нужно что-то более важное».

10

Конечно, Лендел был жалок, но я не собирался сбрасывать его со счетов.

В какой-то момент Ленделом можно пожертвовать, как пожертвовала мной сестра Берримена. Убедившись, что охраны у дверей нет (длинный коридор с двух сторон перекрыт закрытыми лифтами, уйти было некуда), я начал прокручивать в голове варианты возможной игры, но зацепок не было. К тому же Лендел мне мешал. Он не хотел уходить в свою комнату (единственная дверь напротив).

– Тебя не бьют? – спросил он быстро. – Почему? – И побледнел от волнения.

Он никак не мог понять, что главная вина его заключалась в том, что он просто без разрешения поменял хозяина. Но такое не прощается. Он с полным основанием мог беспокоиться за свою судьбу. Эксперт, похищенный Консультацией, – вот где, наверное, следовало искать корень наших бед. Остальное – дело второе. Кто-то жертвовал Ленделом, кто-то мной. Кто-то подставил под удар эксперта, кто-то меня.

– Эта фирма, я имею в виду «Счет». Что ты о ней знаешь?

Лендел испуганно уставился на меня.

– Да успокойся. Я не о твоем прошлом. Я не могу пока помочь тебе, но топить тоже не собираюсь. Расскажи мне о том, что ты принес шефу.

Может, он и рассказал бы, но дверь распахнулась.

– Ты правильно мыслишь, Миллер. Мы тоже начинаем с откровенных рассказов. – Лесли насмешливо прислонился к косяку. – Но со мной беседовать интереснее. Как ты считаешь?

Я кивнул.

– Тогда иди за мной.

В крошечном кабинете (этажом выше) Лесли даже в росте прибавил.

– Не будем терять время, правда? Начнем прямо с твоей работы, Миллер. Она устраивает тебя?

Я пожал плечами:

– Она меня кормит.

– Ну да. Что тебе еще ответить? А то, что твоя работа противозаконна? И не дает удовлетворения? И держит тебя в вечном страхе? И, наконец, не окупается? Преступление ведь никогда не окупается, Миллер.

– Промышленный шпионаж – это часть большого бизнеса, и я его делаю лучше других. Если смотреть на наш труд здраво, мы приносим пользу обществу, – улыбнулся я. – Мы перераспределяем информацию. Отнимаем ее у кучки глупых, тормозящих общее дело предпринимателей и делаем достоянием многих.

– Приятная мысль, – холодно заметил Лесли, – но в корне неверная. Ты заметил, что я, например, не спрашиваю, часто ли ты пускаешь в ход оружие? Я сейчас о другом. Мне просто жаль твою голову. Я с удовольствием бы закрыл глаза на твое прошлое, согласись ты со мной. – Он испытующе поглядел на меня. – Есть масса более достойных занятий. Достойных твоего ума, Миллер. Твоя деятельность могла бы стать строго законной, а? Тебе не пришлось бы укрываться под чужими фамилиями и постоянно думать о надежном укрытии. – Помолчав, он подвел итог: – В другом случае – исчезновение. Полное и бесследное.

– А как же с законностью?

– Не тороплю тебя с ответом, Миллер. – Мои насмешки его нисколько не задевали. И правильно, он ведь выигрывал. – Даю тебе несколько дней. Пока мы будем вести переговоры с твоим шефом, можешь думать. Королевский срок, правда? – Он явно о чем-то хотел спросить. – Отсыпайся, у нас ты в полной безопасности. – И наконец спросил: – С каких это пор ты переквалифицировался в цифровика?

«Они были в моей квартире, – понял я. – Видели бумаги и книги, связанные с компьютерами». Теперь я не сомневался: Лесли работал на фирму «Счет». Кому, как не ей, бояться цифровиков, этой элиты промышленного шпионажа? Я, например, восхищался проделками нашего цифровика Кронера-младшего. Однажды он раскрыл секретный зуммерный код «Пасифик телефон энд телеграф компани». Пользуясь печатающей приставкой к своему телефону, он произвел крупный заказ на поставку телефонных и телетайпных аппаратов и выгодно сбыл их, оставшись вне досягаемости как закона, так и собственной службы безопасности компании «Пасифик». Но конечно, настоящие цифровики гоняются вовсе не за прибылью, хотя в конечном счете добиваются огромных прибылей. Настоящих цифровиков интересует информация, причем та, которая хранится не в механических сейфах, а в запоминающих устройствах компьютеров. Но я не цифровик. Я химик. Так я и сказал Лесли.

Он улыбнулся и выставил на стол крошечный магнитофон.

Не зная, не обратишь внимание, такой крошечный.

«…А фирма «Счет» рискнула. С появлением эксперта, пойдя на крупные, я бы уточнил, и рискованные потери, фирма «Счет» резко перестроила производство. Зато уже через год она пожинала богатые плоды. Конкуренты только диву даются, следя за тем, как фирма «Счет» обра батывает чужие, казалось бы, надежно упрятанные в бронированных сейфах секреты. Это поразительно. Им достаточно намека на что-то принципиально новое. Для них не существует секретов. Они грабят всех, кого захотят. При этом фирма «Счет» не имеет надежной промышленной агентуры и не замечена в силовых акциях. Но любая идея, спрятанная как угодно надежно, становится при желании их идеей. Я немало поломал голову, пытаясь понять, в чем тут дело. И кажется, понял… – Шеф сделал эффектную паузу. – Дело в новейшем компьютере, построенном для фирмы «Счет» нашим дорогим гостем – экспертом. Случайная оговорка, неловкая фраза в проспекте, достаточно откровенный рисунок – эксперт с помощью своей сверхумной машины не только объясняет исследуемый объект, но и дает его технологическое описание. Это ли не переворот в промышленности?»

Как они подслушали нас?

Поистине мы живем в голом мире!

Лесли выключил магнитофон и не без торжества уставился на меня:

– Ты представить не можешь, Миллер, каких трудов нам стоило создать инструмент для эксперта. Я имею в виду его компьютер. И как трудно нам его защищать. Но мы его защитили. Мы выстояли даже против вас. Вот почему готов тебе повторить: ты талантливый парень, но против нас не тянешь. Поэтому тебе лучше быть с нами. Думал об этом?

Я молчал.

Пусть выговорится.

– Догадываешься, зачем тебя сунули в багажник?

Я, кажется, догадывался. Если эксперт находится в руках шефа, почему не выменять его на сотрудников Консультации?

11

Итак, Лесли сказал слово, и упало оно на благодатную почву.

Нельзя не задумываться над своим будущим. Вытребовав у старины Рэда очередную чашку кофе, я продумывал варианты. Их, конечно, было немного, но они были. Скажем, я мог принять предложение Лесли… Впрочем, вряд ли они поверили бы мне до конца… Я мог помочь им окончательно уничтожить Консультацию… Но предателей никто не терпит, они считали бы меня ненадежным звеном… Наконец, я мог сыграть с Лесли в одну игру…

Нет, для последнего варианта мне катастрофически не хватало информации…

А еще – Лендел. Он действительно занимался чтением открытых публикаций. В некотором смысле он действительно чист. Просто прежние хозяева не желали о нем забывать. Кому, как не им, знать, что тот, кто продает секрет, зарабатывая на этом деньги, всегда может совершить и более гнусное преступление – создать на основе украденного собственное производство.

Кто предупредил Лесли о нашей игре?

Как вошла в игру сестра Джека Берримена?

Я курил бесконечные сигареты (кстати, дерьмовые), пытаясь как можно точнее восстановить в памяти одну из бесед с Ленделом, состоявшуюся после встречи с шефом в демонстрационном зале.

«…Компьютер эксперта? – сказал тогда Лендел. – Мои предположения могут показаться несостоятельными, однако в любой информации содержится лишь часть истины. – Лендел любил говорить красиво. – Только человек, Эл, может успешно решать самые разные задачи по классификации и распознаванию объектов, явлений и ситуаций. Это главная причина того, почему серьезные промышленные фирмы так старательно ищут все более и более эффективные способы использования именно человека в качестве элементов сложных автоматических систем. Заменить человека специальным распознающим аппаратом пока никто не смог. – Лендел как бы снисходил ко мне. – Только человек обладает центральной нервной системой, умеющей осуществлять интуитивный отбор и переработку информации. Он умеет предвидеть, предугадать, то есть чисто интуитивно найти правильный путь к решению внезапно возникающих проблем. У машин, Эл, даже у самых умных, таких способностей нет. Пока… Скажем так… Кроме того, число принимаемых человеком решений всегда конечно, как бы ни были бесконечны состояния внешних сред. Скажем, машинистка. Какие бы варианты одного и того же звука ей ни предлагали, она всегда будет ударять пальцем по строго определенной клавише. А вот машина единственно верную клавишу выбрать сразу, интуитивно, не может. Точнее, не могла, Эл, потому что с появлением компьютера, созданного экспертом, положение изменилось. Машина эксперта способна находить ограниченное, максимально приближенное к правильному число решений при любом множестве изменений характеристик внешних сред. – Эту фразу Лендела я запомнил буквально. – То есть мы получили наконец истинную систему человек-машина. Единую, цельную, в которой значение имеют оба элемента».

Было над чем подумать.

12

Когда утром я толкнулся в комнату Лендела, его не оказалось на месте.

Я подозревал, что нас должны куда-то выводить, по крайней мере на допросы, но работать они должны со мной.

– Где Лендел? – позвонил я Рэду.

Он засмеялся:

– Наверное, ты хочешь кофе?

Я повесил трубку.

Так прошло три дня.

Это были долгие дни. Полные ожидания и неопределенности. Иногда я спрашивал Рэда:

– Где Лендел?

Рэд охотно подхватывал игру:

– Наверное, хочешь кофе?

Я не мог составить никакого плана действий, потому что мне не хватало информации. Я знал: меня не тронут, пока я нужен Лесли, а он тянул и не появлялся, и это мучило меня больше всего.

А появился он внезапно.

Держался прямо, но в серых глубоких глазах угадывалась растерянность. Я сразу понял – что-то произошло. Что-то такое, что сбило его с толку, хотя настроен он был решительно.

– Ну?

Я отрицательно покачал головой.

– Тебе не хватило времени?

Я опять отрицательно покачал головой.

– Боишься шефа?

– Знаю, так верней.

– Забудь о шефе! Мы наконец прикрываем ваше заведение. Оно намозолило нам глаза. Консультация! – фыркнул Лесли злобно. – На этот раз твой шеф перебрал, ему не следовало ввязываться в историю с экспертом. Ну, Миллер! – подбодрил он меня. – Мы всегда найдем для тебя дело. – Он прищурился. – Собственно говоря, ты можешь заняться делом прямо сейчас.

– Где Лендел?

– О нем я и говорю, – изумленно кивнул Лесли. Кажется, он не верил собственным словам. – Мы с ним работали, но он ненормальный. Он не похож на человека, склонного к крайностям, но несколько часов назад он убил своего опекуна. Больше того, он захватил оружие, имевшееся в техническом отделе, и взял заложников. Угрожает убить их, если мы не предоставим ему возможность уйти.

– Он вспомнил обо мне? – ухмыльнулся я.

– Огорчу тебя, Миллер. О тебе он не вспомнил.

– Все равно, он умудрился взять заложников!

– Не стоит преувеличивать, Миллер, – мрачно усмехнулся Лесли. – Ни заложники, ни сам Лендел не имеют для нас цены. Как ты понимаешь, наверное, сколько бы ни оказалось трупов, все они теперь будут списаны на Лендела. Но сам он мне нужен живым. Понимаешь, живым! Не надолго, но живым, потому что ты и он – это и есть цена эксперта. Видишь, я с тобой откровенен.

– Вы что-то уже предпринимали?

Он мрачно уставился на меня:

– Собирались пустить усыпляющий газ, но Лендел связал руки заложникам и расставил вдоль стены, накинув на каждого петлю. Если мы пустим газ, они погибнут, и тогда нам будет труднее объяснять происшедшее, скажем так, общественности… – Он пристально посмотрел мне в глаза: – Понимаешь, что тебе предстоит?

Я понимал.

13

Коридор по-прежнему был пуст и ярко освещен.

Вполне возможно, что мы действительно находились в одном из отделений фирмы «Счет».

Метрах в пяти от технического отдела (там заперся Лендел) мы остановились. Несколько молодых людей (фирма «Счет» не желала иметь дело с полицией) в аккуратных кевларовых костюмах молча наблюдали за нами. Лесли кивнул мне:

– Действуй!

– Лендел, – крикнул я, – не стреляй! Это я – Миллер!

Похоже, Лендел здорово сдал. Я сразу почувствовал его неуверенность.

Услышав мой голос, он нервно и суетливо завопил:

– Входи! Но один!

– Я иду, Лендел!

Молодые люди в кевларовых костюмах переглянулись, но Лесли жестом успокоил их.

– Не стреляй! – снова крикнул я. И осторожно втиснулся в дверь, приоткрыв ее левой рукой.

Комната оказалась почти пустой. Многочисленные столы и кресла, в том числе разбитая аппаратура, – все это было оттащено в дальний конец, превращено в баррикаду высотой в человеческий рост. Только голова Лендела торчала над баррикадой, и высовывался ствол армейского автомата. Заложники – трое – стояли вдоль стены. Их запястья стягивал нейлоновый шнур. Такие же шнуры обвивали шею каждого и тянулись к вентиляционным трубам. Если бы не страх, заполнявший комнату…

Странный путь привел меня сюда.

Не знаю почему, но я именно так подумал – странный путь.

На этом пути были заметные вехи. Например, так называемая «домашняя пекарня» – девятиэтажная башня штаб-квартиры Агентства национальной безопасности (АНБ), официально известная под названием форт Джордж-Мид – нашпигованная компьютерами, украшенная дисковыми антеннами. Именно АНБ поставляет стране около восьмидесяти процентов всей собираемой различными разведслужбами информации. Когда быстродействующие компьютеры наталкиваются на заранее определенные ключевые слова, на такие, скажем, как ракета, ядерный потенциал, субмарина, торий, мгновенно выдается письменная копия перехваченного сообщения. Антенны АНБ настроены на подслушивание любых междугородных и международных разговоров, независимо от того, телекс это, телеграф или телефон. АНБ настолько засекречено и чувствительно к любым попыткам проникнуть в его недра, что очень немногие специалисты могут гордиться тем, что имели к нему отношение.

Я – имел.

Я прошел через кабинеты АНБ, поскольку в колледже поверил в то, что вступить в армию – значит посмотреть мир. Как раз в полку ВВС меня заметили сотрудники агентства. Пройдя серию сложных тестов и собеседований (в том числе с доктором Хэссопом, тогда еще не думавшем о Консультации), я был признан перспективным и в специальной школе в совершенстве изучил методы анализа, терминологию и методику разведывательной службы, ее структуру, наконец, основные приемы дешифровки кодов любого типа, а также перехвата радиосообщений.

Школу я закончил первым учеником, что давало определенные преимущества.

Например, я сам выбрал место службы – Стамбул. Он казался мне сказочно далеким и загадочным, и в какой-то мере мои ожидания оправдались. В Стамбуле я контролировал более двадцати радистов. Они вылавливали в эфире интересующую нас информацию, особенно идущую с Востока, а я анализировал ее и сопоставлял с данными других служб перехвата. Материалы, с которыми я работал, относились к разряду очень серьезных, но, черт побери, мне приходилось видеть даже сводки погоды, на которых стоял гриф «Конфиденциально»!

Потом я контролировал «летающие платформы» во Вьетнаме.

ЕС-47 до отказа были набиты электроникой. Это помогало делать открытия там, где другими методами никаких открытий нельзя было сделать. Кстати, именно с помощью «летающих платформ», снабженных инфракрасными датчиками, нам удалось в свое время обнаружить в лесах Боливии команданте Че…

И уже тогда доктор Хэссоп и мой будущий шеф внимательно следили за моим служебным ростом.

14

Меня могли прихлопнуть в Стамбуле, в Бриндизи, во Вьетнаме, но так случилось, что, пройдя все это, я стоял теперь перед стволом армейского автомата, нервно прыгающего в руках растерянного и явно перевозбужденного чтеца нашей собственной Консультации.

– Ну что, Миллер? – торжествующе выкрикнул Лендел, увидев меня. Его прямо трясло от торжества, тонкие губы кривились. – Я говорил тебе, что выйду отсюда! И еще тебя выручу!

Я понимал его состояние.

– Скоро мы выйдем отсюда, Эл! Они не посмеют нас задержать! Видишь, кого я схватил? – Он безумно скосил глаза, указывая на застывших под вентиляционной трубой заложников.

– Думаешь, Лесли постесняется записать их на твой счет?

– Он не посмеет!

– Боюсь, ты ошибаешься, Лендел.

– Он не посмеет!

– Но почему?

– А разве ты не видишь? – странно хихикнул он. Кажется, ему правда было смешно. – Я захватил эксперта!

Он столь явно торжествовал, что я засомневался: да видел ли он когда-нибудь этого мифического эксперта?

– Фирма «Счет» не захочет терять такого уникального специалиста, – возбужденно, обрывая слова, не договаривая их, зачастил Лендел. Его торжество выглядело смешным. – И знаешь почему?

– Почему? – спросил я терпеливо.

– Помнишь, я рассказывал тебе об эксперте?

– Ну да, – вспомнил я. – Конечно, помню. Система человек-машина. Ты об этом?

– Вот именно! – обрадовался Лендел. Если Диоген лез в бочку не из нищеты, а из тщеславия, то Лендел лез в бутылку вообще просто из-за неверно воспринятой информации. При этом не в бутылку, а действительно в западню. – Я говорил тебе: в системе человек-машина одинаково важны как первый, так и второй элемент. – Лендел хищно пробежал взглядом по заложникам, и его длинный нос дрогнул. – Но любую систему ведет человек, Эл. – Лендел нервно хихикнул. – Мы это недооценивали. Представь редкостный, великолепный, божественный инструмент. Ну хотя бы скрипку, Эл. Любой дурак сможет извлечь из нее звуки, сотня или даже тысяча сыграет сносно, десяток – отменно, но только один-единственный сыграет божественно! Понимаешь? Я говорю об эксперте, о гении программных импровизаций, о человеке, который как никто владеет своим уникальным компьютером. Теперь до тебя дошло? – Лендел наслаждался эффектом, хотя не забывал следить за прикрытой дверью. – У меня хорошая голова, Эл. Вы все недооценили мою голову. Вы пошли на поводу у легенды, забыв об эксперте. Вы решили убить его машину, а убивать надо создателя. Так вернее. Дело не в машине, а в человеке. – Он оборвал свой горячечный монолог: – Выясни, Эл, кто из них эксперт!

Значит, Лендел действительно никогда не видел эксперта. Я покачал головой, но подошел к заложникам. Все они были в обыкновенных комбинезонах, которые обычно носит технический персонал. У одного из нагрудного кармана торчала логарифмическая линейка. Он был веснушчат, маловыразителен, испуган, но не потерял соображения, потому что не спускал с меня глаз.

– Эл! – суетливо командовал Лендел из-за баррикады. – Погляди на их ладони. Я знаю, что эксперт дважды обжигал правую руку кислотой, у него должен быть на ладони след.

– Руки! – приказал я.

Все трое молча, как манекены, вытянули перед собой связанные в запястьях руки. Вены вздулись, лица потемнели от напряжения. «Через час они начнут падать, – подумал я. – Они не дождутся спасения». Значит, надо играть свою игру. Я повернулся, чтобы сообщить Ленделу, что эксперта среди заложников нет, но веснушчатый заложник опередил меня:

– Я – эксперт!

Его нелепое признание, несомненно, было продиктовано страхом, но Лендел по-детски обрадовался:

– Эл, ты слышишь? Тащи эксперта сюда. Будем выбираться отсюда вместе. А если умрем, он умрет с нами. Поддай ему, Эл!

Силу применять не пришлось.

Как только я скинул петлю с веснушчатого, он сам кинулся к баррикаде, с отчаянием повторяя:

– Не стреляйте. Только не стреляйте! Я – эксперт.

– А почему на тебе комбинезон техника?

– Я работал в лаборатории.

– Ты слышишь, Эл?

Лендел сиял. Он готов был довольствоваться любой информацией, но я с ним не согласился:

– Почему ты веришь этому человеку?

Реакция Лендела меня испугала.

– Ты эксперт? – заорал он.

Веснушчатый тоже впал в отчаяние:

– Да! Да! Да!

Они оба – сумасшедшие.

Будь у меня оружие, я не колебался бы.

– Руки! – заорал Лендел. – Покажи руки! Быстрее! Торопись! Видишь, Эл, у него на ладони след ожога!

Я промолчал. Никаких ожогов на ладонях техника не было. Лендел видел только то, что хотел видеть.

– В угол! Лечь на пол! – приказал Лендел заложнику и, когда тот уткнулся в пол, повернулся ко мне: – Эл, я могу тебе верить?

– Как себе.

Я был искренен.

– Тогда займи место в петле эксперта. – Ленделом давно уже двигало сумасшествие. В любую секунду его палец мог нажать на спусковой крючок.

– Хорошо, – сказал я, боясь испугать его. – Хорошо, Лендел, я займу место этого техника. Но дай мне слово, что ты не начнешь стрелять, пока у нас есть шансы договориться с теми, кто стоит за дверью.

Он удивился, но, подумав, не без торжественности объявил:

– Обещаю, Эл. Мы выкарабкаемся.

Поворачиваясь, я споткнулся об опрокинутый стул.

Это случилось так неожиданно, что Лендел вздрогнул и непроизвольно нажал на спуск. Автоматная очередь взрыла плитки паркета, и я воспользовался секундным замешательством. Еще летела щепа, еще грохот автомата рвал тишину, а я вцепился в горячее, ускользающее из-под пальцев горло Лендела. Только борясь с ним, я понял, что он действительно не в себе. Только сумасшедшие обладают такой невероятной силой. Но я и сам был к тому моменту сумасшедшим. И к моему сумасшествию примешивалось неистовое нежелание потерять все, до чего я получил шанс дотянуться. Несколько раз я бил Лендела ребром ладони по горлу, и каждый раз неудачно. Наконец удар получился. Лендел охнул и выпустил из рук автомат. Странно всхлипывая, он упал на колени и обеими руками схватился за горло. Его вырвало.

Тяжелая рука Лесли опустилась мне на плечо.

– Оставь, Миллер. Хватит.

Я выпрямился.

Поразительно, как много мы успели поломать мебели.

Я даже ухмыльнулся. Лесли напрасно радовался. Несомненно, он считал, что выиграл у меня, но в бэрдоккском деле его тоже обуревали сходные чувства. Именно сейчас я увидел путь, который уверенно вел к победе меня. А не ошибался ли Лендел, говоря о некоей равнозначности машины и человека? Мне вдруг пришло в голову, что выигрыш заключается в верном ответе на этот вопрос.

Чего хотел шеф? Уничтожить компьютер эксперта.

Чего хотел Лесли? Защитить компьютер и заполучить эксперта обратно.

Чего хотел бедняга Лендел? Держать эксперта при себе.

Значит, понял я, ключ к игре находился сейчас у шефа. Этим ключом, несомненно, являлся эксперт. Но я боялся, что шеф может не понимать этого. Я боялся, что он начнет торопиться. Все зависело теперь от того, сумею ли я помешать гениальному импровизатору вернуться к своему инструменту.

Я не забывал, что одним из объектов обмена должен быть я, но мой мозг сам собой рисовал мрачные картины такого удачного обмена. Я видел потрясающие картины вполне возможного будущего. С мрачной отчетливостью я видел, как год за годом совершенствуется машина эксперта. Одна за другой сходят со сцены промышленные фирмы страны, разоренные фирмой «Счет», и как вся информация постепенно скапливается в запоминающих блоках машины эксперта. В итоге фирма «Счет» растет, как ледяной айсберг, подминая под себя все и вся… Одна-единственная фирма, решающая судьбы всех граждан огромной страны, огромного государства, в конце концов, мира… Почему нет?.. Разве не этим выражена гениальность эксперта?..

15

Не могу сказать, что провел ночь хорошо, но я провел ее с пользой.

По крайней мере, утром появление Лесли меня не смутило. Я даже ухмыльнулся его грубоватым шуткам, хотя интересовало меня оружие. Я сразу отметил оттопыренный карман его куртки. Такая же игрушка пряталась у него под мышкой – под пиджаком, но больше всего меня интересовала игрушка в кармане. Лишь бы он не переложил ее в другое место.

– Тебе не спалось, – ободрил меня Лесли. – Понимаю.

Он всячески подчеркивал свой успех, а также доверие, вроде как оказываемое им мне. Вопрос доверия вообще был его коньком. Его ничуть не смущала собственная субъективность. Впрочем, невольно подумал я, мы сами провоцируем подобное поведение. Разве не мы сами превратили доверие в чистую условность? Разве не мы сделали невозможным бескорыстное распространение технических новинок? Когда НАСА, эта могущественная организация, занимающаяся космосом, объявила, что все побочно сделанные ее сотрудниками изобретения могут быть свободно приобретены любой фирмой, мало кто решился отправить в НАСА открытку за двадцать пять центов… Нелепо, но это так…

16

Мы выехали под вечер.

Мощный «лендровер» с ревом разрывал тяжелый вечерний воздух.

Погруженный в размышления, я не замечал улыбающегося Лесли, сопящего старину Рэда, бессмысленно уставившегося в ветровое стекло связанного Лендела. Он страдал, он выглядел подавленным. Все равно никто острее меня не ощущал нестабильность сегодняшней жизни и ужасную неопределенность завтрашней. Компьютер эксперта – торжество фирмы «Счет» – высился над моим сознанием, как чудовищная гора, в бездонные пещеры памяти которой, как ручьи и реки, стекалась вся мировая информация. Пройдут годы, кстати не столь уж долгие, и в голом, начиненном подслушивающей и подсматривающей аппаратурой мире людям останется право лишь на такие тривиальные истины, как, скажем, ночь пришла или солнце встало. Ничего больше. И мы, жалкие, задыхающиеся в океане банальностей, как вспышку молнии, как неожиданную новость, как свежий хлеб, будем вымаливать у фирмы «Счет» хоть какую-то информацию…

Свернув за Степ-Ривер, крошечной заброшенной фермой, Лесли остановил машину. Выбравшись из кабины, поманил меня за собой:

– Минут через десять появится твой шеф. Надеюсь, ты понимаешь?

Я понимал.

– Как ты думаешь, Лендел действительно слетел с катушек?

– Не надо было его пугать.

– Но эту шумиху устроил он.

– Все равно развяжите его. Похоже, вы надолго отбили у него желание жить активно.

– Ты парень что надо. – Лесли вовсе не льстил мне. – Но теперь мы раздавили вашу лавочку. Считай, я полностью расплатился с тобой за бэрдоккских фармацевтов.

Я кивнул.

Я не был в этом уверен.

Лирика меня не интересовала. Меня интересовал оттопыренный карман куртки. Стрелять придется прямо из кармана, решил я. Все будут решать секунды. Боясь вызвать подозрения, я вытащил сигарету.

– У тебя теперь один путь – к нам. – Лесли усмехнулся.

Ну да… Организация бывших агентов ФБР…

Я покачал головой. Что мне делать среди бывших агентов?

Я ни на секунду не отвлекался от своей цели. Лесли рано торжествовал победу. Он не понимал, он не догадывался, что дело эксперта решит не сам эксперт, будь он хоть трижды гениален. Дело эксперта решат те несколько секунд, что будут (или не будут) отпущены мне судьбой. Эта секунда еще не наступила, но она приближалась. Она приближалась вместе с далеким подвыванием мощного автомобильного мотора.

17

Земля отсырела, с листьев капало. Недавно прошел дождь.

Услышав подвывание мотора, Лесли оторвался от дерева и встал слева, чуть впереди меня. Старина Рэд и Лендел оставались в машине.

Минута…

Еще минута…

Мотор смолк…

Потом из-за деревьев показались два человека.

Первым шел шеф, непомерно толстый, громоздкий – в серой шляпе, в тяжелом кевларовом плаще. За шефом, отставая на шаг, следовал эксперт. Я сразу узнал его по подпрыгивающей походке. Кстати, на экране телевизора он показался мне выше. Возможно, его подавляла тяжелая фигура шефа, но самоуверенности эксперт не потерял. Он что-то насвистывал. А увидев нас, приветственно поднял руку.

Лесли выпрямился, отвечая на приветствие, и мне хватило секунды, чтобы сунуть руку в оттопыренный карман его куртки и, не выхватывая пистолета, несколько раз нажать на спуск. Прежде чем Лесли, рванувшись, сбил меня с ног, я увидел падающего на землю эксперта. Мне показалось, что падал он очень медленно. А рука Лесли запуталась в тлеющем кармане, и только это меня спасло. Джек Берримен, Кронер-младший и шеф мгновенно разоружили Рэда и Лесли. Все это происходило в полной тишине, только Лендел болезненно и нервно хихикал. Возможно, он хотел засмеяться, но у него это никак не получалось.

– Уведите Лендела, – приказал шеф и повернулся к взбешенному Лесли: – Искренне сожалею. Кажется, произошло недоразумение. Гибель эксперта не входила в наши планы. Хочу думать, что этот выстрел…

– Великолепен! – восхищенно воскликнул Джек. – После Миллера никакой правки не нужно.

– Осмотрите эксперта.

Привалившись к дереву, я смотрел, как Джек Берримен поискал пульс на шее эксперта и удовлетворенно выпрямился. Он был прав: после моих выстрелов никакой правки не нужно.

Шеф поднял на меня глаза.

Он был разочарован моими действиями.

Рухнул план, столь тщательно им разработанный.

Я даже пожалел, что не мог нацепить на его костюм какую-нибудь миниатюрную игрушку, чтобы потом на досуге, порывшись в конфиденциальных беседах шефа с Джеком и Кронером-младшим, разобраться: что он вкладывал в эту акцию? Каковы были его истинные намерения? Чего он хотел? Чья ставка, моя или Лесли, казалась ему более высокой?

– Джек, – попросил я, – зажги сигарету.

Берримен щелкнул зажигалкой. В его глазах светилось восхищение человека, умеющего и любящего нажимать на спуск.

– Ты уверен, что поступил правильно?

Я кивнул.

Да, я поступил правильно.

Мне не хотелось ничего объяснять, да и не здесь это следует делать.

Странные чувства боролись во мне. Одинаково странные, как по отношению к шефу, так и по отношению к Лесли. Правда, утешало: я переиграл всех. Я действительно был уверен в своей правоте. Что с того, что компьютер эксперта продолжает работать, все более массированно обворовывая дружественные нам фирмы, – без эксперта, без мощного мозгового аппарата, разрушенного тремя выстрелами почти в упор, компьютер в самое ближайшее время был обречен на посредственность.

До появления нового гения.

Я не знал, в чем заключается истинная неповторимость эксперта, да, собственно говоря, и не стремился это знать. Мой выстрел принес победу, разве этого не достаточно? Консультация обрадует заказчиков – ни эксперт, ни фирма «Счет» больше не полезут в их карманы. Ну, может, еще месяц, ну, два, ну, полгода, а там активность фирмы «Счет» резко пойдет на убыль.

Я улыбнулся Лесли.

– Не распускай хвост, – злобно процедил он.

– Не будем терять время, – покачал головой шеф. – У нас есть о чем поговорить, правда, Лесли? Самоубийство такого большого человека, – он кивнул в сторону лежащего на земле эксперта, – всегда вызывает сожаление. Я настаиваю, именно самоубийство, ничем другим такого не объяснишь. Вы ведь со мной согласны?

Лесли хмуро кивнул.

18

– Иди, Эл. За кустами стоит наша машина.

Бесшумно ступая по сырой земле, прислушиваясь к шелесту листьев, я двинулся в указанную сторону.

Меня догнал Джек Берримен. Он был восхищен:

– Ты молодец, Эл! Признаюсь, в этом деле меня с самого начала смущало, что нам не в кого было стрелять. Не в компьютер же, правда? А ты нашел цель!

– Джек, а твоя сестра?..

Джек хитро и весело подмигнул:

– Ты ей понравился. Она сыграла отменно.

19

За рулем джипа сидела Джой.

Я не мог подавить раздражения:

– Пусти меня за руль.

Она улыбнулась и послушно перебралась на соседнее сиденье. Она казалась очень послушной. Думаю, свои красивые обнаженные колени она демонстрировала намеренно. Я передразнил ее:

– «Счеты!.. Со мной хотят свести счеты, Эл!..»

– Если бы ты знал, – рассмеялась она, – как долго я искала нужную фразу. Я ведь не могла раскрыться, ты бы мне не поверил. А счеты — это ключ. Согласись, я поступила правильно?

– А других вариантов не было? Обязательно было загонять меня в багажник?

– О каких вариантах ты говоришь? – недоверчиво протянула Джой.

Действительно… Предположим, я позвонил бы шефу… Но шеф сам разрабатывал эту акцию, значит, мне все равно предстояло попасть в багажник… Или, предположим, Джой пошла на сотрудничество с Лесли… Тогда багажник я никак не мог обойти… Черт побери. Я раздраженно покачал головой. Действительно, не все ли равно, какой вариант выбирать. Главное, мы выиграли. Вообще лучше не думать об этом.

Выводя джип на шоссе, я перехватил в зеркале красивую улыбку Джой.

Что она мне напомнила?

Я вспоминал. Я мучительно вспоминал.

И вспомнил! Вспомнил! Совсем недавно в плохо освещенном пустом коридоре моей странной тюрьмы я видел обертку… Ну да… «Херши»…

Отпечаток губ шоколадного цвета…

У Джой были такие.

Часть первая. Восемь процентов

Часть вторая. Счастливчики из Итаки

1

Чем дальше на запад, тем гласные мягче и продолжительнее.

Пе-е-ендлтон… Ло-о-онгвью… Бо-о-отхул… Тяни от всей души, никто не посмотрит на тебя как на идиота, потому что бобровый штат всегда осенен мягким величием Каскадных гор.

Но железнодорожная станция Спрингз-6 пришлась мне не по душе.

Полупустой вокзальчик, поезда, стремительно пролетающие мимо, старомодный салун…

Разумеется, я не ждал толчеи, царящей на перронах Пенсильвания-стейшн или на бурной линии Бруклин – Манхэттен, но все же Спрингз-6 могла бы выглядеть живее. Я выспался в крошечном пансионате (конечно, на Бикон-стрит, по-другому аборигены назвать главную улицу не могли), прошелся по лавкам и магазинам (по всем параметрам они уступают филиалам «Мейси», «Стерна» или «Гимбелса», но попробуйте сказать это биверам – бобрам, как называют жителей штата). Я даже посетил единственный музей городка, посвященный огнестрельному оружию. Там были неплохие экземпляры кольтов и винчестеров, но все в безнадежном состоянии – зрелище тоскливое, невыносимое.

Короче, скучища.

И главное, никто ко мне не подошел.

Ни на узкой улочке перед музеем, ни перед витриной «Стерна», ни в пансионате. А если я вдруг ловил на себе чей-то взгляд, это оказывался ленивый зевака.

Вечером я отправился на вокзал.

На этом, собственно, моя работа кончалась. Войду в вагон, проследую три перегона и выйду на Спрингз-5, где на стоянке автовокзала найду машину, оставленную Джеком Беррименом. Вот и все, потому что человек, который должен был подойти ко мне в городке Спрингз-6, так и не подошел.

Несколько фермеров (из тех, что тянут гласные особенно долго) с плетеными корзинами да компания малайцев (так я почему-то решил) – вот все пассажиры. Малайцы были смуглые, с плоскими лицами оливкового оттенка, с очень темными, поблескивающими, как бы влажными глазами, с выпяченными толстыми губами – кем им еще быть, как не малайцами? И волосы – прямые, чуть не до плеч. Они быстро, по-птичьи, болтали, я разобрал несколько слов – кабут или кабус, а еще – урат; голоса звучали низко, чуть в нос, но по-птичьи высоко взлетали. Китайцев и японцев я бы сразу узнал, это, наверное, были малайцы. Что их занесло на бедную станцию? Туристы? Но гида с ними не было… Студенты? Что им тут делать?..

Впрочем, мне было все равно, как они сюда попали. Малайзия далеко. Острова, вулканы, фикусы… Какое мне до них дело?

Со стороны гор потянуло пронизывающим ветерком.

Я подошел к кассе и постучал по толстому стеклу. Кассир, не старый, но уже прилично изжеванный жизнью (явно из неудачников), опустил на нос очки и вопросительно улыбнулся. До меня никак не могло дойти, почему он сидит в этой дыре, почему не покинет застекленную конуру? Взял бы пару кольтов в музее огнестрельного оружия и устроил приличную бойню на фоне подожженной бензоколонки. Наверное, решил я, он из коренных биверов. И лицо бобровое, в усиках. Уверен, что, будь у него хвост, он тоже оказался бы плоский.

– Откуда тут коричневые братцы? – спросил я у кассира, заказав билет. – Все одинаковые, как бобы, не отличишь одного от другого. Тут же не Малайский архипелаг.

– А они что, живут на островах?

– А где им еще жить? – пожал я плечами. – Дома у них тесно, вот и болтаются.

Теперь кассир пожал плечами:

– Зато посмотрят мир.

– У вас всегда так пусто?

– Иногда бывает, – протянул кассир (он был настоящий бивер). – Но на самом деле Спрингз-6 не такое уж глухое место.

– Все равно наплыв пассажиров вам не грозит.

– Для нас лишний десяток – уже наплыв.

Я молча сунул в окошечко десятидолларовую банкноту. Кассир принял ее как бы нехотя, но посмотрел на меня внимательно.

– Если кого-то ждете… Прогуливался тут один… Я все замечаю… Правда, зрение сдает, совсем ни к черту… Никаких подробностей… Ну, ходит и ходит человек…

– Зрение надо беречь, – понимающе заметил я и сунул в окошечко еще одну банкноту.

– Если вы про внешность, то кое-что я все-таки рассмотрел. – Кассир с уважением кивнул мне. Тертый бобер, хотя и неудачливый. – Ну, шляпа… Довольно потрепанная… Длиннополое пальто… Оно показалось старомодным… Последний раз я видел такое пальто лет десять назад на Сильвере Лаксте. Он не был моим приятелем, – почему-то объяснил кассир, – но иногда мы встречались. У него была слабость к старым вещам. А может, экономил. А этот человек еще и сутулился… Я даже подумал, что это святой отец, снявший сутану, но он закурил… Не знаю, может, святые отцы нынче курят, но для меня – это перебор.

– На какой поезд он взял билет?

– У меня он билет не брал.

– Он местный?

– Не думаю.

– Куда же он делся?

– Наверное, взял билет в кассовом автомате. – Бивер откровенно дивился моему невежеству. – Если так, то найдете его в поезде. Других поездов до утра не будет.

Я кивнул.

В стороне от кассы я вытащил сигарету и щелкнул зажигалкой.

Это все доктор Хэссоп. На пустой станции я торчал из-за него. Шеф, отправляя меня в дорогу, заметил: «Считай, Эл, это задание прогулкой. На западе тепло. Более легких заданий не бывает. Погуляешь по романтичному городку, потом к тебе подойдут. Вот и все. Никаких хлопот».

Это точно. Хлопот не было никаких.

Человек, который должен был ко мне подойти, возможно, заболел, попал под машину, неожиданно запил или просто не захотел тратить время на ненужную встречу. В конце концов, он мог незаметно наблюдать за мной, и я ему не понравился. Это доктору Хэссопу повезло: в Атланте прямо на улице к нему подошел человек – тощий, испитой, в глубоко натянутом на лоб берете. Он точно не благоденствовал, но и нищим его нельзя было назвать. Глянув по сторонам, он шепнул: «Хотите купить чудо?» Доктор Хэссоп всю жизнь гонялся за чудесами. Он неторопливо вынул из кармашка сигару, похлопал себя по карманам в поисках зажигалки и с достоинством заметил: «Если чудо настоящее». На что незнакомец, опять глянув по сторонам (явно чего-то опасался), ответил: «Чудо не может быть ненастоящим» – и поддернул длинный рукав потрепанного сырого плаща. Пальцы у него оказались длинными, нервными, а безымянный украшен перстнем, по виду медным (не из платины же). В гнезде для камня (сам камень отсутствовал) светилась яркая крохотная точка. Доктор Хэссоп утверждал: чрезвычайно яркая. «Прикуривайте». Доктор Хэссоп неторопливо прижал кончик сигары к перстню, раскурил сигару и с удовольствием выдохнул дым. После этого он спросил, сколько может стоить столь необычная зажигалка. Оглянувшись, незнакомец шепнул цену, которая в тот момент показалась доктору несколько завышенной. «Надо бы сбавить», – хладнокровно заметил он и услышал в ответ: «Милорд, я никогда не торгуюсь». Незнакомец нервничал – в нескольких шагах от них прогуливался полицейский. Вероятно, присутствие копа и спугнуло торговца чудом. Он нырнул в толпу, и доктор Хэссоп потерял его из виду.

«Но сигару я раскурил! Это невероятно, но сигару я раскурил!»

Мы сидели в разборном кабинете шефа, и доктор Хэссоп смотрел на меня и шефа с большим удовлетворением.

Ну, раскурил. Почему нет? Меня всегда удивляла энергия, с какой шеф и доктор Хэссоп гонялись за неведомыми изобретениями и искали встреч с людьми, занимающимися делами, казавшимися мне бредовыми. Впрочем, в данном случае имелось в виду нечто конкретное – странная зажигалка, упрятанная в гнезде медного (не платинового же) перстня. Не бог весть что, но заманчиво.

Я не знал, связана ли моя поездка в Спрингз-6 с человеком, предлагавшим доктору Хэссопу купить «чудо», но именно здесь, в штате красных лесов, в краю шалфея и солнечного заката, в краю истинных биверов, ко мне должен был кто-то подойти. Ни шеф, ни доктор Хэссоп не знали, кто это будет. «Ты просто должен быть терпеливым, Эл. Мы добивались этой встречи почти восемь лет». Вот и все детали. Подразумевалось, что я не буду ни о чем спрашивать.

Я взглянул на часы.

Минут через десять прибудет поезд.

Из широко растворившихся дверей вокзала вывалила на холодный перрон вся компания малайцев. Их оказалось больше, чем я думал, – десять, а может, двенадцать человек. Они были похожи, как родные братья, и тащили какие-то тяжелые саквояжи. Они прямо сгибались под этими саквояжами. Что в них? Может, сырые шкуры бобров? – ухмыльнулся я. Что им не сиделось в Диксоне или в Малакке? Они обтекали меня с двух сторон – низкорослые, крепкие, живые, смуглые, говорливые. Я отступил, чтобы не мешать им, и тяжелый саквояж с силой ударил меня по колену.

– Полегче, братец!

Судя по звуку, в саквояже находилось железо.

Хозяин тяжелого саквояжа, ростом мне по плечо, что-то быстро произнес. Голос его прозвучал сердито, чуть ли не угрожающе. Но больше всего мне не понравились его глаза – глубокие, черные, яростно посверкивающие. Правда, его тут же окликнули: «Пауль!» – и он двинулся дальше.

Издали, из-за деревьев, уже прорывался, отсвечивая на рельсах, луч прожектора.

Черт побери, ко мне никто не подошел. Это раздражало меня больше, чем какой-то недоносок малаец. Я помог подняться в вагон фермеру с огромной плетеной корзиной и какому-то старику. Перрон моментально опустел. С подножки я видел, как медленно уплывает перронный фонарь.

Да, в Спрингз-6 ничего не случилось.

2

Я вошел в третий от головы поезда вагон.

Всего их, кажется, было семь. Я еще удивился: для кого, собственно, пускают ночью семь вагонов? Малайцы вряд ли пользуются этой линией часто, а фермеры с корзинами могли бы ехать и утром. Впрочем, ночные поезда дешевле. А скорость и громыхание колес на стыках скрашивают одиночество.

Удивил меня подвыпивший франт в распахнутом плаще, из-под которого проглядывал темный костюм прекрасной тонкой шерсти. В руках у него была зажата тяжелая трость. Франт сложил на ней руки и высокомерно, даже презрительно поглядывал на бобров с корзинами, потом голова его опустилась, он подался к стене и уснул.

Я вышел в тамбур.

Сигарета гасла. Я злился.

Мне не повезло, дело не выгорело. Послать в Спрингз-6 могли и Шмидта. Он человек терпеливый и получил бы удовольствие от прогулки по городку. Я испытывал раздражение даже от вида красноватых деревьев, вдруг вырываемых из тьмы лучом прожектора. Наверное, под ними растет шалфей. Но никто не подошел ко мне в Спрингз-6, а шефа не соблазнишь пустыми прожектами. Если он отнесся к истории с «чудом» серьезно, значит, за ней стояло что-то серьезное. Это ж какую температуру нужно развить в гнезде перстня, чтобы разжечь сигару? И какое странное по нашим временам обращение – милорд. Оно звучало бы иронически, не будь обращено к доктору Хэссопу. Может, впрямь на него вышли алхимики.

«Тебе открою тайну, но от прочих я утаю ее, ибо наше благородное искусство может стать источником и предметом зависти. Глупцы глядят заискивающе, вместе с тем надменно на Великое деяние, потому что оно недоступно им. Поэтому Великое деяние они полагают отвратительным, не верят, что оно возможно. Никому не открывай секретов нашей работы. Остерегайся посторонних. Трижды и еще трижды советую тебе: будь осмотрительным!»

Алхимики?

В наше время?

Ни один коллега доктора Хэссопа не взялся бы рассуждать на эту тему, да, собственно, и сам доктор Хэссоп, говоря об алхимии, имел в виду не всю ту чрезвычайно широкую область, включающую в себя религию, философию, магию, науку и искусство, а неких тайных мастеров, до сих пор объединенных в великий союз, одну скрытую от чужих глаз великую мастерскую. В конце концов, алхимия была дана людям для того, чтобы вернуть утерянное состояние. Ангел у ворот Эдема посвятил Адама в мистерии каббалы и алхимии, пообещав, что, когда человечество овладеет тайной мудростью, проклятие запретного плода будет снято и перед людьми снова откроется Сад Господень. Что такое жизнь? Что такое разум? Что такое сила? Это главные вопросы алхимии, которая является столь же наукой, как и искусством. Изощренным, тонким искусством. Одной и той же кистью можно создать и примитивный рисунок, и Джоконду, но разница между ними улавливается.

Алхимик – это художник.

Он изготовляет единичную, уникальную вещь.

Глупо утверждать, говорил доктор Хэссоп, что алхимики вымерли, как динозавры или кондотьеры. Искусство бессмертно. Тайные мастера хранят тайную технологию и владеют магией слов. Бессмысленные для непосвященных, эти слова открывают мастеру вход туда, куда никогда не попадет случайный человек. Глупцы, домогавшиеся великих тайн алхимии, уходили ни с чем, ибо не понимали, что магия слов – искусство. При этом они не просто уходили ни с чем, а еще теряли то, что имели. Глупец становился истинным безумцем, богач – бедняком, философ – пустым болтуном, приличный человек терял всякое приличие.

Тайна…

Великое деяние…

Философский камень…

Я листал досье, которое доктор Хэссоп вел чуть ли не с начала тридцатых годов.

Кое о чем я, конечно, знал раньше. «Жизнь коротка, а искусство темно, и вы можете не достигнуть желанной цели». Раймонд Луллий, алхимик, заточенный королем в лондонскую башню, откупался от истязателей монетами, отчеканенными из золота самых высших проб. Арнольд из Виллановы получал еще более чистое золото. Фламель пользовался искусственным серебром. Джордж Рипли снабжал рыцарей ордена иоаннитов, расположившихся на острове Родос, не менее загадочным металлом, а знаменитый Ван Гельмонт на глазах потрясенных свидетелей получал чистейшее золото прямо из ртути.

«Ничто не получается из ничего».

В том же досье хранились документы, связанные с алхимическим золотом, всплывающим на современных рынках, и с судьбой неких изобретений, могущих изменить человеческую историю, и с судьбой известных исследователей, погибших при каких-то необъяснимых взрывах. Есть что-то влекущее в желании вступить в состязание с природой, творить наравне с ней.

Уроборос…

Великий магистерий…

Знаменитый философский камень…

Две змеи, красная и зеленая, пожирающие друг друга…

Вещество, способное плавить стекло, укрупнять жемчуг, ртуть превращать в золото, исправлять испорченные кислые вина, разглаживать морщины, обесцвечивать веснушки. Только последнее могло бы дать Консультации миллионы. Вещество, снимающее опьянение, возвращающее или отнимающее память, охраняющее от огорчений и тоски, способное возвращать к жизни умирающих. «Если бы только умирающий мог взглянуть на камень, то, ослепленный красотой его и потрясенный его достоинствами, он воспрянул бы, отринув увечья, в полном здравии».

И только ли это?

«У того, кто употребляет философский камень, в один прекрасный день может открыться внутреннее зрение, снимающее покровы с божественных тайн и открывающее новое – высокое и небесное – боговдохновенное знание. Камень так очищает и иллюминирует тело и душу, что тот, кто обладает камнем, видит, как в зеркале, движение светил. Для этого ему не надобно глядеть на небо – окна комнаты могут быть закрыты».

Доктор Хэссоп обожал архаичную терминологию, но я относился к ней проще. Почему философский камень? Почему не катализатор? Универсальный, способный трансмутировать ртуть в золото? Раймонд Луллий считал это вполне возможным делом. «Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в красного льва. Нагревай этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим темным покрывалом, и ты найдешь внутри ее истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост».

И так далее.

Я усмехнулся.

Ну ладно, золото.

Ну, даже более чистое, чем природное.

Ну, даже философский камень, великий магистерий.

Ну, платиновый перстень, в гнезде которого пылает адский огонь.

Но где человек, который не подошел ко мне на улицах бобрового городка? Какая тайна стоит за ним? Может, он правда умеет создавать порошки для получения наследства, те тончайшие яды, следы которых в организме человека не может обнаружить самый дотошный анализ? Или секрет герметической закупорки, которым владели древние алхимики? В их сосуды при нагревании не могла проникнуть даже окись углерода, а она ведь проникает даже сквозь керамику. Или греческий огонь? Ни один даже самый либеральный режим, не говоря о режимах жестких, не отказался бы от вещества, действие которого во много раз превосходит действие напалма.

Ладно, сплюнул я, выбрасывая сигарету. Шеф прав. И доктор Хэссоп прав. Гоночные моторы, электроника, радарные тормоза, парфюмерия – все это вещи ясные и конкретные, никто не спорит, но зачем отказываться от порошков Нострадамуса, от «напитка забвения», от секретов таинственного холодного свечения? Известно, что обыкновенный светлячок светится благодаря органическому катализатору – люциферазе, известен даже его состав, но кто может воспроизвести названное явление в промышленных масштабах? А ведь, судя по сведениям, почерпнутым из старых рукописей, алхимики работали при самодельных лампах холодного свечения, которые, не нагреваясь, светили десятилетиями. Тьму грязных закоулков средневековых трущоб, подземелий готических замков, тайных лабораторий, укрывшихся от чужих глаз в трущобах Каира или старого Лондона, веками освещали такие лампы и вспарывали палевые отсветы раскаленных горнов. Свинцовая пыль, воспаленные глаза, ртутные пары. Возможно, алхимикам иногда везло: перед их изумленными взорами вдруг возникала щепоть таинственного светящегося вещества. Их отлучали от церкви, подвешивали за ребра на крюках, сжигали на городских площадях. Но, если верить доктору Хэссопу, они и сейчас ведут свои исследования. Значит, надо выйти на них. Если эксперимент описан, его можно повторить. Так говорил нам доктор Хэссоп, когда шеф, Берримен и я побывали в его кабинете. Доктор Хэссоп даже повел головой в сторону гравюры, висевшей на стене. Создание монаха-бенедиктинца Василия Валентина – одна из двенадцати гравюр-ключей, иллюстрировавших трактат, посвященный Великому деянию.

– Что ты видишь на гравюре, Эл?

Король в мантии и в шляпе, с жезлом в руке… Королева, любующаяся цветком… За спиной короля – каменный замок, роща неизвестных мне деревьев… В левом углу гравюры рыжая лиса прыгает через огонь, в правом – старик занимается каким-то непонятным делом…

– Написано натурально.

– «Натурально»! – Доктор Хэссоп укоризненно поморщился. Он уловил мою иронию, но не желал ее принимать. – Это ключи, Эл. Это главные ключи к тайне Великого деяния. Солнце – золото… Луна – серебро… Венера – медь…

Он мог и не объяснять этого, я был знаком с символикой старых гравюр. Я мог продолжить: волк с открытой пастью – сурьма, старик, он же Юпитер, – олово… Лиса ест петуха, огонь гонит лису… Разумеется, не каждый поймет, что речь идет о процессах растворения и кристаллизации, но я знал…

– Что толку в ключах, – хмыкнул я, – если утеряна сама тайна?

– Ее можно найти.

– Шептать магические слова? Перемешивать в тигле пепел сожженного еретика с золой, взятой с места сожжения?

– Эл, – покачал головой доктор Хэссоп, – все вещи состоят из атомов, а каждый атом занимает определенное место. Поменяй атомы местами – изменится вся вещь. Разве не так? Не обязательно читать заклинания над тиглем. Мы должны поступить проще.

– Это как?

– Найти алхимиков.

– Но где?

– Я не знаю. Но мы должны искать.

Он повернул голову, и шеф, обрюзгший, усталый, утонувший в огромном глубоком кресле, утвердительно кивнул. Он поддерживал доктора Хэссопа.

Впрочем, и я отдавал должное доктору. Ртуть, влажная и холодная, находится во чреве Земли. Она горячая и сухая, она – материя металлов. Природа ртути холодна и влажна. Все металлы сотворены из нее. Она смешивается с железом, и ни один металл не может быть озолочен без помощи ртути. Небольшая трансформация – и ртуть превращается в золото, более чистое, чем природное. Совсем небольшая трансформация, надо лишь выбить из ядра ртути один протон. Этого вполне достаточно, чтобы ртуть превратилась в золото, а частично – в платину, в таллий, в другие стабильные изотопы ртути.

– …Осталось лишь доказать, что древним алхимикам была известна тайна ядерных реакций.

Доктора Хэссопа мои слова не смутили.

– Такую реакцию, Эл, легко можно осуществить, имея под рукой некое вещество, способное активно испускать антипротоны. Ты ведь не возьмешься утверждать, что философский камень, великий магистерий, не был таким веществом? Сам подумай, что бы произошло, опусти мы гран подобного вещества в лужу ртути? Антипротоны незамедлительно вошли бы в реакцию с протонами ядер ртути. Иными словами, прямо на наших глазах лужа превратилась бы в лепешку золота. Больше того, Эл, такое вещество довольно легко представить. Оно должно иметь кристаллическую структуру и не проводить электричество. Тогда его кристаллическая решетка будет усеяна некими «дырами» – своеобразными капканами для электронов. Попадая в подобную «дыру», я, естественно, упрощаю картину, электрон задерживается в ней лишь на какое-то время, а вот антипротон, Эл, останется там практически навсегда, пока по какой-то причине не распадется сама кристаллическая решетка. В принципе, Эл, так и должен выглядеть философский камень! – Доктор Хэссоп откровенно торжествовал. – Земля велика, Эл. На ней еще много неузнанного, необъясненного. Скажем, загадочный камень Чинтамани, хранящийся в одном из монастырей Тибета. Когда крылатый конь Лунг-та, способный пересекать Вселенную, принес из созвездия Орион шкатулку с четырьмя священными предметами, среди них был указанный камень. Его внутренний жар оказывает на человека сильнейшее психологическое воздействие. Так, может, речь идет о радиации? Большая часть камня Чинтамани со дня появления на Земле хранится в башне Шамбалы, но отдельные кусочки его появляются время от времени в разных частях света. Не от такого ли кусочка, Эл, я разжег свою сигару? «…И те первые люди преуспевали в знании всего, что есть на свете. Когда они смотрели вокруг, сразу же видели и созерцали от верха до низа свод небес и внутренности земли. Они видели вещи, скрытые в глубокой темноте. Не делая попыток двигаться, они видели весь мир с того места, где находились». Я цитирую древний текст Пополь Вух – название этого свода тебе известно. Я убежден, что существуют скрытые знания, хранящиеся в руках немногих людей, по тем или иным причинам пекущихся о судьбе человечества. Алхимики… Величественный противник, не так ли? Разве ты не хотел бы схватиться с ними? В конце концов, таинственный камень Чинтамани, он же – философский камень, мог попасть на Землю и естественным путем – в виде метеорита. И если уж он где-то хранится, то почему не у нас?

– Вы познаете истину, и истина сделает вас свободными, – пробормотал я.

Доктор Хэссоп кивнул. Он был очень серьезен.

Мы с шефом переглянулись.

– Золото, более чистое, чем природное, – перечислил доктор Хэссоп. – Антивещество, способное сохраняться в земных условиях. Порошки для получения наследства. Напиток забвения, греческий огонь, холодные лампы – все это еще не самое главное. Прежде всего нас должны интересовать люди, стоящие за этим.

Я понял доктора Хэссопа.

Действительно, если существует камень Чинтамани, если существуют вечные тайны, значит, должна существовать некая каста, несущая сквозь время столь важные знания. Возможно, эта каста считает, что все перечисленное и еще многое, что нам пока неизвестно, не должно попадать в руки обитателей Земли, как это случилось с ядерным оружием. Есть много вещей, весьма привлекательных для человечества, но одновременно опасных для него. Почему не взять на себя миссию хранителей, раз уж человечество так обожает играть в войны? К слову, великий Ньютон нисколько не сомневался в существовании скрытых от нас знаний и, естественно, неких тайных обществ, охраняющих эти знания.

– «Существуют и другие великие тайны, помимо преобразования металлов, о которых не хвастают посвященные. Если правда то, о чем пишет Гермес, эти тайны нельзя постичь без того, чтобы мир не оказался в огромной опасности…»

Доктор Хэссоп внимательно взглянул на меня:

– Нам известно множество древних рукописей, Эл. Многие алхимики спешили изложить на пергаменте, а затем на бумаге сведения, которые казались им чрезвычайно важными и которые не должны были исчезнуть вместе с ними. Было время, рукописи свободно ходили по свету. И вдруг начали исчезать, как будто попадали под какой-то контроль. Чей? Мы не знаем. Хотя варианты есть. В третьем веке до нашей эры индийский император Ашока, потрясенный видом поля боя, усыпанного истерзанными, окровавленными трупами, навсегда отказался от войн, от насилия и посвятил свою жизнь наукам, основав, возможно, одно из самых первых тайных обществ хранителей и оберегателей опасных знаний. Возможно, именно оно вошло в историю под названием Девяти Неизвестных.