Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Повесть об Отори - Сияние луны

ModernLib.Net / Фэнтези / Герн Лайан / Сияние луны - Чтение (стр. 14)
Автор: Герн Лайан
Жанр: Фэнтези
Серия: Повесть об Отори

 

 


      – Таку, – прошептал он.
      Младший.
      – Где Шизука?
      – Неподалеку. Отвести вас к ней?
      – Только в подобающее дневное время.
      – Мне надо возвращаться, – тревожно произнес мальчик. – Она сильно разозлится, если заметит мое отсутствие.
      – И правильно сделает. Почему ты не подумал об этом с самого начала?
      – Иногда я забываю думать, – печально проговорил он. – Хочется испытать свои силы, и я действую.
      Я чуть не рассмеялся.
      – До утра просидишь у нас связанный. Потом пойдем навестить твою маму.
      Я велел Хиро принести веревку, связал мальчика и наказал устыдившемуся стражнику не спускать с него глаз. Таку покорно смирился, слишком покорно. Наверняка был уверен, что ему удастся сбежать, я же хотел спокойно поспать. Я велел посмотреть мне в глаза, и ребенок нехотя послушался. Зрачки сразу закатились, опустились веки. Какими бы талантами Таку ни обладал – а они у него явно немалые, он не смог сопротивляться кикутскому сну.
      «Этому его можно научить», – подумал я и вскоре сам погрузился в сон.
      Когда я пробудился, мальчик спал. Я внимательно рассмотрел его лицо. Не похож ни на меня, ни на Кикут вообще. Весь в мать, хотя есть нечто от отца. Если в мои руки попал сын Араи… если Муто действительно хотят заключить со мной перемирие… Не успел я испытать искреннюю радость, как ощутил глубочайший страх перед встречей со своим старым учителем Кенжи и перед исходом переговоров.
      Таку все еще спал. Это меня не беспокоило. Рано или поздно Шизука пойдет его искать. Позавтракав с Хиро, я сел на веранде и принялся заучивать наизусть план замка Хаги. Я ждал прихода Шизуки.
      Я был начеку, но она умудрилась приблизиться к дому вплотную, незамеченная и неузнанная. Шизука видела меня, но прошла бы мимо, если бы я не окликнул.
      – Эй ты! – Я не хотел называть имени. Женщина остановилась, не поворачивая лица.
      – Да, господин?
      – Заходи в дом, если хочешь получить то, что ищешь.
      Она подошла ближе, сняла сандалии и поклонилась мне. Молча. Я поспешил внутрь. Она ступила следом.
      – Давно не виделись, Шизука!
      – Брат. Надеюсь с сыном все в порядке.
      – Чуть не убил его. Вот сорванец. Тебе следует лучше за ним присматривать.
      Мы сердито уставились друг на друга.
      – Полагаю, стоит обыскать тебя.
      Я был неописуемо рад ее видеть и хотел обнять, однако опасался получить ножом меж ребер.
      – Я пришла с миром, Такео. Мы здесь с Кенжи. Он хочет поговорить с тобой. Он отозвал всю семью Муто. За ними последуют Куроды и другие, вероятно, тоже. Я собиралась привести тебе Таку в знак нашей доброй воли. Не думала, что он посмеет проявить такую дерзость.
      – У меня не особо доверительные отношения с Племенем, – отметил я. – Почему я должен тебе верить?
      – Если придет дядя, выслушаешь его?
      – Конечно. Приводи и своего старшего. Мои люди присмотрят за твоими сыновьями во время переговоров.
      – Ходят слухи, ты стал безжалостен, Такео, – сказала она.
      – У меня были хорошие учителя в Ямагате и Мацуэ. Кенжи не раз повторял, что жестокость – единственное, чего мне не хватает.
      Я позвал дочь Хиро и попросил подать нам чай.
      – Присаживайся, – сказал я Шизуке. – Твой сын спит. Выпьем чай, а затем приведешь ко мне Кенжи и Зенко.
      Принесли чай, она сделала небольшой глоток.
      – Ты слышал о смерти Юки?
      – Да, меня сильно опечалила эта весть. И привела в ярость. Как они посмели! Родился сын?
      Шизука кивнула.
      – Дядя не может простить Кикут. Именно поэтому он готов не подчиниться указу Котаро и перейти на твою сторону.
      – Он не винит меня?
      – Нет, он винит их за суровость и непреклонность. И себя за многое: за смерть Шигеру, за то, что познакомил тебя с Каэдэ и заставил влюбиться в нее, и, видимо, за смерть дочери.
      – Мы часто упрекаем себя, а на самом деле от нас ничего не зависит – нами играет судьба, – тихо произнес я.
      – Верно, – согласилась Шизука. – Мы живем в этом мире и подчиняемся его воле.
      – Слышала что о ней?
      Я не хотел спрашивать о Каэдэ. Не хотел обнаружить свою слабость и унижение, однако не удержался.
      – Ее выдали замуж. Живет в полном уединении. Жива.
      – Ты можешь как-нибудь с ней связаться?
      Лицо Шизуки смягчилось.
      – Я в дружеских отношениях с доктором Фудзивары. В их доме работает девушка из семьи Муто, служанкой. Поэтому до нас иногда доходят вести. Однако мы мало что можем сделать. Я не посмею появиться там открыто. Полагаю, даже Каэдэ не понимает, в какой опасности находится. Фудзивара не раз приказывал умертвить слуг, а иногда и приятелей из-за малейшей оплошности: за выроненный поднос, за сорванный цветок, за любую ошибку.
      – Макото говорит, Фудзивара не спит с ней…
      – Скорей всего, так и есть, – согласилась Шизука. – Обычно женщины его не привлекают, но Каэдэ будоражит его воображение. Для него она – одно из своих сокровищ его коллекции.
      От гнева я заскрипел зубами. Я представил, как пробираюсь ночью в дом врага и медленно разрезаю его на кусочки.
      – Он защищен связью с императором, – отметила Шизука, словно прочла мои мысли.
      – С императором! А что нам император, который сидит в столице за сотни миль от Трех Стран? Может, и нет никакого императора. Это как сказка, придуманная, чтобы детей пугать!
      – В том, что случилось, есть и моя вина, – продолжила Шизука, пропустив мимо ушей мою тираду. – Я убедила Каэдэ поддерживать хорошие отношения с Фудзиварой. Без его поддержки вся Ширакава умерла бы от голода прошлой зимой. – Она допила чай и церемонно поклонилась. – Желает ли господин Отори, чтобы я привела дядю прямо сейчас?
      – Я приму его через пару часов. У меня есть срочные дела.
      – Господин Отори.
      Такое обращение произвело на меня необычайное впечатление, поскольку раньше Шизука называла так только Шигеру. Во время нашей встречи я прошел путь от брата к Такео, а затем к господину Отори. Странным образом это доставляло мне удовольствие. Шизука признает мое право называться Отори, и, думаю, не только она.
      Я велел стражникам не сводить глаз с Таку и вышел проверить, что осталось от моей армии. Два дня отдыха и приличной еды свершили чудо с людьми и лошадьми. Мне не терпелось отправиться на побережье и связаться с Фумио. Лучше взять с собой несколько человек, но что делать с остальным войском? Проблема, как всегда, в пропитании. Жители Шухо были щедры к нам, однако нельзя заставлять их кормить нас слишком долго, это исчерпает запасы и неминуемо испортит отношения. Даже если отослать войско прямо сейчас, во главе с Кахеи, вслед за Араи пг сухопутному маршруту, нужны какие-то съестные припасы.
      Я раздумывал над этим по пути в дом Хиро около полудня. Вспомнился рыбак с берега и разбойники, которых он так боялся. Расправа над разбойниками пришлась бы очень кстати, – избавила бы воинов от безделья, восстановила боевой дух после отступления, порадовала местных жителей и, возможно, мы получили бы припасы и снаряжение. Мне понравилась эта мысль.
      В тени черепичной кровли сидел на пятках человек – ничем неприметный мужчина в выцветшей серо-голубой одежде, с виду невооруженный. Рядом был мальчик лет двенадцати. Завидев меня, оба медленно поднялись.
      – Заходите, – кивнул я им.
      Кенжи снял сандалии и ступил на веранду.
      – Подождите здесь, – велел я. – Пусть мальчик следует за мной.
      Я отвел Зенко туда, где спал Таку, достал гарроту и велел стражникам задушить мальчиков, если на меня нападут. Зенко никак не проявил страха. Он был очень похож на Араи. Затем я вернулся к моему учителю.
      Оказавшись в доме, мы некоторое время рассматривали друг друга. Потом Кенжи поклонился и иронично произнес:
      – Господин Отори.
      – Муто, – ответил я. – В соседней комнате Таку. В случае покушения на мою жизнь они с братом умрут незамедлительно.
      Кенжи постарел, на лице появилась неведомая ему прежде усталость. Виски тронула седина.
      – Я не намерен причинять тебе вред, Такео. – Он нахмурился, и тотчас поправился: – Господин Отори. Вы, вероятно, не поверите мне, но я никогда не желал вам зла. Я был искренен в ту ночь, когда поклялся Шигеру защищать вас, пока жив.
      – Интересный у вас способ держать обещания, – отметил я.
      – Полагаю, нам обоим известно, что такое разрываться между долгом и чувством, – сказал он. – Можем ли мы забыть о прошлом?
      – Я бы хотел положить конец вражде.
      Пришлось вести себя с напускным хладнокровием, хотя давалось это нелегко. Долгое время я винил учителя в гибели Шигеру, теперь обида растаяла: нас объединило общее горе – смерть Юки. Ведь мне небезразлична ее судьба, к тому же ее ребенок – мой сын и его внук.
      – Ситуация стала невыносимой, – вздохнул Кенжи. – Какой смысл уничтожать друг друга? Вы были нужны Кикутам, чтобы сохранить в роду присущие вам таланты. Но они плюнули в колодец! Я знаю, У вас хранятся записи Шигеру. Не сомневаюсь, вы можете нанести ужасный удар по Племени.
      – Я бы предпочел работать с Племенем, а не истреблять его. Однако оно должно подчиняться мне беспрекословно. Вы можете это гарантировать?
      – Я могу ручаться за всех, кроме Кикут. Они никогда не примирятся с вами. – Кенжи замолчал, затем добавил: – Как и я с ними.
      – Мои соболезнования. Я виноват в смерти вашей дочери. Мне нет оправдания. Хочу лишь сказать, что повел бы себя совсем иначе, если б можно было повернуть время вспять.
      – Вы здесь ни при чем. Юки сама вас выбрала. Я воспитал ее слишком независимой. С тех пор, как она принесла вам Ято, Кикуты стали сомневаться в ее послушании. Они побоялись, что она тлетворно повлияет на ребенка. Как понимаете, он должен был вас ненавидеть. Кикуты очень терпеливы и добились бы этого. Юки никогда не испытывала к вам ненависти и не стала бы внушать это чувство сыну. Она всегда была на вашей стороне. – Кенжи горестно улыбнулся. – Сильно злилась, когда мы захватили вас в Инуяме. Предупреждала меня, что не получится удержать вас против воли. – У меня защипало глаза. – Она любила тебя, – сказал Кенжи. – Возможно, и ты бы полюбил ее, если б встретил раньше госпожи Ширакавы. И в этом моя вина. Я устроил вам встречу. Наблюдал на тренировках, как в вас зарождалось чувство. Не знаю, зачем. Иногда мне кажется, мы все были околдованы во время того путешествия.
      Действительно так, если вспомнить тот нескончаемый дождь, силу моей страсти к Каэдэ, сумасшедшую безрассудность, обуявшую меня, когда я решил проникнуть в замок Ямагата, путь Шигеру к смерти.
      – Хотелось бы мне, чтобы все было иначе, Такео, но я не виню тебя и не держу зла.
      Меня не оскорбила его фамильярность. Кенжи продолжил не как враг, а как мой старый учитель:
      – Ты часто ведешь себя, как идиот, однако судьба, видимо, использует тебя для некой цели. Наши жизни переплетаются. Я готов доверить тебе Зенко и Таку в знак доброго расположения.
      – Выпьем за это, – сказал я и позвал дочьХиро, чтобы она принесла вина.
      Когда она наполнила бокалы и вернулась на кухню, я спросил:
      – Вам известно, где мой сын? – Мне не давала покоя мысль, что у ребенка, у младенца, нет матери.
      – Нет, этого так и не удалось выяснить. Подозреваю, Акио забрал его на север, за пределы Трех Стран. Ты намерен найти его?
      – Когда все закончится.
      Был соблазн рассказать Кенжи о пророчестве, о том, что я погибну от руки собственного сына, но я удержался.
      – Похоже, мастер Кикут Котаро находится в Хаги, – сообщил мне Кенжи за распитием вина.
      – Там и встретимся. Надеюсь, вы будете со мной. Кенжи пообещал свою поддержку, и мы обнялись.
      – Что ты намерен делать с мальчиками? – спросил Кенжи. – Оставишь их у себя?
      – Да. Таку, по-моему, весьма одарен. Надо испытать его, дать шпионское задание. У меня уже есть одна задумка.
      – В Хаги? Это слишком сложно для него.
      – Нет, здесь. Хочу выследить банду разбойников.
      – Ему совсем неизвестна местность. Ребенок может заблудиться. Что нужно узнать?
      – Сколько их человек, где их лагерь и тому подобное. Таку обладает даром невидимости, верно? Иначе он бы не проскользнул мимо моей охраны.
      Кенжи кивнул.
      – Может, следует послать с ним Шизуку? Найдется ли местный проводник, чтобы показать хотя бы направление? Это сэкономит время.
      Мы спросили дочерей Хиро, и младшая согласилась помочь нам. Она часто ходила по грибы и за дикими травами для еды и лекарств и хорошо знала местность до самого побережья.
      Пока мы разговаривали, проснулся Таку. Меня позвали стражники, и мы с Кенжи пошли его проведать. Зенко сидел там, куда его посадили, не шевелясь.
      Таку широко улыбнулся и воскликнул:
      – Я видел во сне Хачимана!
      – Вот и хорошо, – сказал я, – тебе предстоит идти на войну!
 

* * *

 
      Той ночью они с Шизукой узнали много полезных сведений. Макото вернулся с побережья как раз вовремя, чтобы отправиться со мной и двумя сотнями воинов в атаку на тайное убежище в горах. Мы понесли так мало потерь, что ее вряд ли можно назвать битвой. В итоге я добился всего желаемого: разбойники были уничтожены, кроме двух пленников, продовольственные припасы на зиму – изъяты. Мы освободили несколько украденных женщин, среди них мать и сестер ребенка, которого я кормил на берегу. Зенко поехал с нами и сражался, как настоящий воин, и Таку доказал свою пригодность: даже Шизука не поскупилась на похвалу. До рыбацких селений быстро дошла весть, что я вернулся и сдержал обещание. Все приходили и предлагали лодки, чтобы переправить моих людей.
      Я убеждал себя, будто мои действия направлены на то, чтобы воины не скучали, а на самом деле старался развеяться сам. Поговорив с Шизукой и узнав о невыносимом положении Каэдэ, я затосковал по ней еще больше. Днем хватало дел, чтобы отогнать дурные мысли, а ночью они возвращались и мучили с небывалой силой. Всю неделю происходили небольшие толчки. Я неизменно представлял, как Каэдэ сидит в доме, который рушится и горит. Меня глодало беспокойство: вдруг она умрет, вдруг решит, будто я ее покинул, вдруг я сам умру, не сказав, как люблю ее и никого, кроме нее. Оставалась надежда, что Шизука сможет передать от меня весточку.
      Таку и Хироши сразу не поладили: они были ровесниками, но по характеру и воспитанию совершенно не походили друг на друга. Хироши не одобрял поведение Таку и завидовал ему. Тот, в свою очередь, дразнил мальчика приемами Племени, чем приводил его в бешенство. Я был слишком занят, чтобы вмешаться, хотя они следовали за мной повсюду, как свора дерущихся собак. Старший сын Шизуки, Зенко, держался поодаль от обоих. Он не отличался врожденными талантами, зато любил лошадей и прекрасно владел мечом. В нем воспитали послушание. В будущем предстояло принять решение, как распорядиться судьбой наследника Араи.
      Мы устроили пышное празднество, чтобы попрощаться с жителями Шухо, а затем Кахеи, Макото и основная часть армии двинулись в Хаги. Я отправил с ними Хироши, усмирив его негодование разрешением ехать верхом на Шане. Конь позаботится о нем не хуже, чем обо мне.
      Грустно было расставаться с соратниками, особенно с Макото, моим самым близким другом. Я крепко обнял его, жалея, что мы не пойдем вместе в бой. Он ничего не знает о кораблях, к тому же нужно помочь Кахеи управлять сухопутным войском.
      – Встретимся в Хаги, – пообещали мы друг другу. Я понимал, что теперь мне необходимо знать о передвижении моей армии, действиях Араи, положении дел в Маруяме и резиденции господина Фудзивары. Как отнесся дворянин к моему новому союзу с Араи? Теперь-то мне и пригодится шпионская паутина семьи Муто.
      Шизуку и Кенжи сопровождал до Шухо Кондо Кичи. Он был бы полезен мне на службе у Араи. В конец концов, Араи и Фудзивара – союзники, и это позволит Кондо под каким-либо предлогом встретиться с дворянином. Шизука уверила, что Кондо – в сущности прагматичный и послушный человек, который готов служить любому по приказу Кенжи. Ему ничего не стоило присягнуть и мне. С согласия Кенжи, Кондо и Шизука отправились устанавливать связь со шпионами Муто на юго-западе. Перед отъездом я отвел Шизуку в сторону и передал послание для Каэдэ: я люблю ее, скоро приду за ней, она должна быть терпеливой и дожить до того момента, когда мы увидимся снова.
      – Это опасно, особенно для самой Каэдэ, – сказала Шизука. – Сделаю все возможное, но ничего обещать не могу. Мы дадим тебе знать до полнолуния.
      Я вернулся в пустой храм на побережье и разбил там лагерь. Пролетела неделя, месяц вошел в первую четверть. Пришло первое послание от Кондо: неподалеку от Ямагаты Араи сразился с армией Отори, и она отступила в Хаги. С Ошимы вернулся Риома: Терады готовы. Погода стояла прекрасная, море успокоилось, иногда только бывали подводные толчки. Они создавали большие волны, торопя меня к незамедлительным действиям.
      За два дня до полнолуния, в полдень, со стороны Ошимы возникли темные очертания кораблей – пиратский флот. Их было двенадцать. Вместе с рыбацкими лодками этого достаточно, чтобы переправить всех моих людей. Я выстроил воинов на берегу, приготовившись к погрузке.
      С первого корабля спрыгнул Фумио и побрел ко мне по воде. За ним последовал человек с длинным свертком и двумя корзинами. После объятий Фумио сказал:
      – Я принес кое-что. Пошли в храм, не хочу, чтобы нас видели.
      Моряки начали принимать на борт моих воинов, а мы их ненадолго покинули. Мужчина поставил ношу и вышел на веранду. Я сразу определил по запаху, что находится под тканью, но зачем Фумио понадобилось привозить мне чью-то голову?
      Он развернул ее:
      – Вот взгляни, пока не похоронили. Несколько недель назад мы захватили корабль с этим человеком, там были и другие.
      Я с неприязнью посмотрел на голову. Кожа была белой, как жемчуг, волосы светлые, цвета яичного желтка. Крупные черты лица, кончик носа загибался вниз.
      – Это человек или демон?
      – Это один из тех варваров, что умеют делать трубку, сокращающую расстояние.
      – Там трубка? – спросил я, указав на длинный сверток.
      – Нет! Там кое-что поинтересней!
      Фумио развернул предмет и протянул мне. Я осторожно взял его в руки.
      – Оружие?
      Я не знал, как правильно его держать, но был уверен, что эта вещь предназначена для того, чтобы убивать.
      – Да, и полагаю, мы сможем сделать такое же. Одно уже заказал мастеру. Только вот он погиб при испытании, однако я, кажется, знаю, что мы сделали не так.
      У Фумио горели глаза.
      – И как оно работает?
      – Идем, покажу. У тебя есть кто-нибудь, чьей жизнью можно пожертвовать?
      Я подумал о двух разбойниках, взятых в плен. Их прибили к доскам на побережье, чтобы другим было неповадно заниматься неправедным делом. Поили водой, дабы смерть не наступила от жажды. В ожидании кораблей я постоянно слышал их стоны. Надо прикончить мучеников.
      Фумио позвал своего человека, тот принес тарелку с углем. Мы привязали разбойников к дереву. Они то ругались, то молили о пощаде. Фумио отошел шагов на пятьдесят вдоль берега, я вместе с ним. Он зажег веревку от углей и приладил тлеющий конец к краю оружия. На нем был крючок, вроде пружины. Фумио приставил длинную вещицу к глазам и прищурился в сторону пленников. Прозвучал резкий хлопок, и от неожиданности я отпрыгнул в сторону. Облако дыма. Разбойник пронзительно крикнул. Из раны на горле лила кровь. Он умер на месте.
      – Вот, – довольно произнес Фумио. – Как я приноровился, а?
      – Сколько надо времени, чтобы ты выстрелил снова? – поинтересовался я.
      Оружие было грубо сработанным и безобразным. Оно не обладало ни изяществом меча, ни великолепием лука, однако достигало цели лучше обоих.
      Пока Фумио повторял процесс, я считал собственные вдохи. Вышло около сотни – слишком много, если идет битва. Второй выстрел попал разбойнику в грудь, проделав большую дыру. Ядро наверняка пробьет доспехи. Любопытно. И все же оружие, мне не понравилось.
      – Воины назовут это оружием трусов, – заметил я.
      – Мне не претит прослыть трусом, если это поможет мне выжить! – рассмеялся Фумио.
      – Возьмешь его с собой?
      – Только обещай уничтожить его в случае поражения. – Он улыбнулся. – Никто не должен научиться изготовлять подобные вещи.
      – Нас ждет победа. Как ты его называешь?
      – Огненная рука.
      Мы вернулись в храм, и Фумио снова завернул огненную руку. Уродливая голова смотрела на нас пустыми глазами. Вокруг кружили мухи, запах вызывал тошноту.
      – Забери, – велел я пирату. Тот посмотрел на хозяина.
      – Постой, покажу тебе еще одну вещицу. Фумио достал третий сверток.
      – Вот это было у него на шее.
      – Четки? – спросил я, забирая белую нить.
      Бусины были цвета слоновой кости, и внизу подвешен знак Потаенных – крест. Я испугался, увидев то, что привык хранить в строжайшем секрете. Как можно открыто показывать тайный символ? В доме священника в Мино окна были расположены таким образом, что в определенное время дня солнечные лучи образовывали золотой крест на стене. Тот мимолетный образ – единственный, который мне довелось видеть в жизни.
      Сохраняя бесстрастное выражение лица, я бросил бусы обратно Фумио.
      – Странно. Некая варварская религия?
      – Ты так наивен, Такео. Это знак учения Потаенных.
      – Откуда ты знаешь?
      – Я много чего знаю, – выпалил он. – Я не боюсь знания. Я был на материке. Мир намного больше, чем цепь наших островов. Варвары разделяют верования Потаенных. Забавно, правда?
      – В битве от четок никакого толку!
      Мне это казалось не столько забавным, сколько тревожным, словно дурной знак от бога, которому я более не поклонялся.
      – Интересно, чем еще они смогут нас удивить, эти варвары. Такео, когда ты станешь правителем Хаги, пошли меня к ним. Давай вести с ними торговлю. Давай учиться у них.
      Мне было сложно представить такое будущее. В тот момент я мог думать только о предстоящей битве.
      Когда все люди были на кораблях, Фумио сказал, нам надо поймать вечерний отлив. Я посадил на плечи Таку и ступил в воду, направляясь к кораблю Фумио вместе с Кенжи и Зенко. Нас подняли на планшир* (*Планшир – деревянный брус или стальная продольная полка по обводу корпуса судна для придания жесткости и прочности и для укрепления такелажа). Флот отчалил, желтые паруса ловили ветер. Я смотрел на берег, постепенно он скрывался в вечернем тумане. Шизука обещала прислать весточку, но, видимо, не успела. Неизвестность прибавила тревоги за нее и за Каэдэ.

10

      Риэко была на взводе, тайфун встревожил ее не меньше землетрясения и привел в состояние, близкое к обморочному. Несмотря на грозу, Каэдэ благодарила судьбу за свободу от постоянного присмотра женщины. Однако через два дня ветер стих, установилась ясная осенняя погода, и к Риэко вернулись здоровье и силы, и опять ее назойливое внимание досаждало Каэдэ.
      Каждый день Риэко находила повод пристать к Каэдэ: выщипывала ей брови, терла кожу рисовыми отрубями, мыла и чесала волосы, пудрила лицо до противоестественной белизны, мазала кремом руки и ноги, пока кожа не становилась гладкой и словно полупрозрачной, как жемчуг. Риэко сама подбирала для Каэдэ одежду и наряжала вместе со служанками. Временами она проявляла особое расположение – читала вслух или играла на лютне, что якобы делала с высочайшим мастерством.
      Раз в день приходил Фудзивара. Риэко научила Каэдэ искусству заваривания чая, и девушка готовила его для господина, молча выполняла весь ритуал, чувствуя, как он следит за каждым движением, слушая замечания. В ясные дни женщины сидели в комнате с окнами на небольшой закрытый сад. Среди азалий и пеонов росли две крученых сосны и старое сливовое дерево.
      – Цветы порадуют нас весной, – отметила Риэко, поскольку кусты по-осеннему потускнели.
      Каэдэ представила, какая долгая зима ждет ее впереди, а потом еще и еще. Со временем она превратится в бессловесное сокровище, на которое любуется только господин Фудзивара.
      Такой же сад был в замке Ногучи, где она однажды встретилась с отцом, чтобы узнать о собственной свадьбе, назначенной с господином Отори Шигеру. Тогда он гордился ей, радовался, что так удачно выдает дочь. Никто не знал, что тот брак будет обманом, ловушкой для Шигеру. Глядя в сад, она снова и снова вспоминала события прошлого и наблюдала за изменениями в медленном течении дней.
      Со сливового дерева уж опадали литься. Вот пришел старик и стал поднимать их по одному со мха. Ему нельзя было смотреть на Каэдэ, как и всем мужчинам, а она следила за ним из-за ширмы. С неподражаемым терпением он поднимал каждый листок большим и указательным пальцами, чтобы не повредить мох, и клал в бамбуковую корзину. Затем причесал, словно волосы, мох, убрал все ветки, траву, взрыхленную червями землю, перья птиц, кусочки коры. Оставшуюся часть дня мох выглядел безупречно, а потом как-то незаметно природа вновь подчинилась законам жизни, и следующим утром весь процесс повторялся заново.
      На сучковатом стволе и на ветвях сливового дерева рос зеленый и белый лишайник, Каэдэ каждый день наблюдала и за ним. Любые мелочи приводили ее в восторг. Однажды утром на мху возникла светло-розовая мраморная плесень, похожая на цветок, высеченный из плоти. Как-то на верхушку сливового дерева села птица и завела трель, и сердце Каэдэ забилось в такт.
      В былые времена даже управление владением не могло полностью поглотить беспокойный голодный разум, а теперь ей было совсем нечем заняться, она умирала от скуки. В уединенное жилище Каэдэ почти не проникало посторонних звуков, и она не знала, что происходит вокруг. Однажды она уловила каденцию* (*Каденция – гармонический оборот, завершающий музыкальное произведение или его часть) флейты, подумала, а вдруг это Макото? Ей не терпелось узнать хоть какие-нибудь вести.
      Кроме скуки, самым страшным было полное неведение. Где-то шли битвы и сражения, власть захватывали и теряли, и все это хранилось от нее в тайне. Она успокаивала себя тем, что Фудзивара не преминет рассказать ей о смерти Такео, чтобы помучить и получить удовольствие от ее страданий.
      Фудзивара продолжал ставить пьесы. Интересно, изобразил ли он на сцене ее судьбу, как однажды обещал. С ним часто приходил Мамору, внимательно вглядывался в лицо Каэдэ, пытался копировать. Ее не пускали смотреть представления, но до комнаты доносились отдельные слова, пение, игра музыкальных инструментов, удары барабана. Иногда Каэдэ улавливала знакомую фразу, вспоминала пьесу, и по щекам вдруг текли слезы.
      Собственная жизнь казалась ей столь же трагичной. Вынужденная размышлять о малейших деталях пребывания в плену, Каэдэ пыталась понять и выразить свои ощущения. Не хватало слов. Иногда на правильный подбор уходил весь день. Она мало знала о поэзии, еще в той жизни что-то читала в отцовских книгах, однако, как истинный поэт, собирала слова подобно золотым бусинам, и нанизывала по очереди, получая удовольствие. Приходилось держать их в секрете, в глубине сердца.
      Каэдэ полюбила тишину, в которой рождались стихи, как сталактиты в священных пещерах Ширакавы, – капля за каплей известковой воды. Ее раздражала болтовня Риэко, полная злобы и самомнения, банальных фраз. Фудзивара был подчеркнуто вежлив и внимателен, но каждый его визит напоминал Каэдэ о ее печальной участи пленницы. Из мужчин, кроме Фудзивары, Каэдэ видела только Ишиду. Доктор приходил через день, радуя своим появлением, хотя они едва разговаривали. С началом поиска слов пленница перестала принимать успокоительные чаи. Ей хотелось знать свои чувства, как бы больно это ни было.
      Рядом с выходящей в сад комнатой был небольшой храм со статуей Просветленного и всемилостивой Каннон. Даже Риэко не смела мешать Каэдэ молиться, и девушка часами стояла там на коленях, входя в состояние, когда молитва сливается с поэзией и окружающий мир наполняется святостью и смыслом. Она часто думала о вопросах, тревоживших ее после битвы у реки Асагавы, и о преследовании Племени. Поможет ли ей чистота помыслов постигнуть, как править миром, не прибегая к насилию. Каэдэ ругала себя за такие мысли, понимая, что никогда не сможет возглавить домен. И все же если власть вернется в ее руки, она отомстит всем, кто принес ей страдания.
      Перед храмом день и ночь горели лампы, Каэдэ часто зажигала ладан и вдыхала тяжелый запах, развевая его повсюду. С рамы свисал колокольчик, и временами ей хотелось резко ударить по нему. Четкая нота пролетала эхом по всем комнатам, и служанки обменивались взглядами, так, чтобы не заметила Риэко. Они знали историю судьбы Каэдэ, жалели девушку и все больше восхищались ею.
      Одна из них заинтересовала Каэдэ. Судя по записям, которые копировала Каэдэ для Такео, в доме фудзивары живет несколько людей из Племени, о чем ему не известно. Двое мужчин, включая управляющего имением, оплачиваются столицей. Видимо, они шпионы, которые должны докладывать императору о действиях сосланного дворянина. На кухне работали двое слуг, продающих информацию любому, кто готов заплатить, и еще девушка, служанка, в ком Каэдэ узнала дочь Племени.
      Догадки строились лишь на небольшом сходстве с Шизукой и особой форме рук. Расставшись с Шизукой, Каэдэ по ней не скучала – тогда ее жизнь была полностью посвящена Такео. Теперь же, в окружении женщин, ей очень не хватало подруги. Хотелось услышать родной голос, проникнуться надеждой и отвагой.
      Более всего надо было узнать новости. Девушку звали Юми. Если кому и известно, что происходит в мире, так это представительнице Племени. Однако они никогда не оставались наедине, и Каэдэ боялась подойти к ней. Сначала ей почудилось, будто Юми прислали ее убить, из-за мести или в наказание Такео, и она наблюдала украдкой, без страха, но с неким любопытством: как произойдет убийство, на что похожа смерть, испытает ли она облегчение или сожаление?
      Каэдэ знала, какой приговор вынесло Племя Такео, и после расправы в Маруяме оно вряд ли смягчится. Она не ждала от Племени ни сочувствия, ни поддержки. И все же было нечто в поведении девушки, что подсказывало отнюдь не враждебный настрой.
      Дни становились короче и прохладнее, достали зимние одежды и вынесли проветриваться, летние постирали, сложили и убрали.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17