В апреле 1871 года к Парижу начали подтягиваться войска, а в мае город был окружен и отрезан от предместий. 21 мая начался штурм, а 28 мая пала последняя баррикада. Обе стороны проявили крайнюю жестокость относительно пленных, а коммунары даже расстреляли архиепископа Д'Арбуа, попавшего в число заложников.

В ходе боев за город погибло около 30 тысяч защитников Коммуны. Свыше 10 тысяч были приговорены к тюремному заключению и каторжным работам.

И действительно! Республиканский триколор с тех пор стал Государственным флагом Франции.

И все же красный цвет занимает только треть его полотнища, в отличие от полностью красного флага Парижской коммуны…

Но подлинное время красного знамени пришло уже на излете Золотого века, в 1905 году, когда Россия, как Франция в 1870 году, пребывала в депрессии по поводу весьма неудачной войны (в данном случае — с Японией), а оппозиционные политиканы решили использовать неудачи на фронте и отвлечение туда основных вооруженных сил державы для организации государственного переворота.

3 января 1905 года началась стачка на Путиловском заводе в Петербурге. Поводом к ней послужило увольнение четырех рабочих. За что — неизвестно. Может быть, это были пьяницы, лентяи или неумехи, может быть, это были социалистические агитаторы или какие-нибудь иные, но деструктивные элементы, хотя, может быть, это были мастера своего дела, и их увольнение было вопиющей несправедливостью, вполне может быть, но как повод для остановки огромного завода, да еще завода военного, да еще в военное время.

Если бы такое (это в принципе невозможно, но все же представим) произошло при Советской власти, то через час после объявления стачки исчезли бы в неизвестном направлении все рабочие этого завода, их семьи, а также все друзья и знакомые. Но это если бы…

А при самодержавии — ни одного арестованного, да что там, ни одного уволенного стачечника! Восьмого января стачка охватила почти все предприятия столицы.

Традиционно неуклюжая политическая полиция разработала операцию, которую только при очень уж снисходительном отношении к ней (полиции) можно было бы назвать идиотской, но в действительности это была грандиозная провокация, и впору было бы поинтересоваться, сколько золота отвалили за ее разработку и проведение тайные спонсоры этой революции.

Б. Кустодиев. Большевик

Полиция курировала некий эрзац профсоюза — «Собрание фабрично-заводских рабочих». Руководил этим объединением тайный агент священник Георгий Гапон (1870—1906 гг.), который выступил с предложением устроить мирное шествие рабочих, которое подаст императору петицию с изложением своих нужд.

Странность. Когда он мог выступить с этим предложением? После третьего и не позднее восьмого января 1905 года. Выступил. Его предложение было поддержано участниками «Собрания». Но как, каким образом и кем именно были организованы в считанные день-два те сто сорок тысяч (!) человек, которые в то памятное «Кровавое воскресенье» 9 января двинулись по улицам Петербурга? Земля слухом полнится? Нереально, учитывая такое количество демонстрантов. Кто-то, имеющий в распоряжении сотни исполнителей, хорошо поработал над организацией такого шествия, а Гапон был лишь глашатаем, чтобы потом стать козлом отпущения…

Утром 9 января стосорокатысячное шествие двинулось по улицам Петербурга. У Нарвских ворот и у Дворцовой площади на его пути встали войска. Известно, что был открыт огонь по участникам шествия, что одна тысяча рабочих была убита на месте и около пяти тысяч ранено. Наверное, огонь открыли все-таки после невыполнения приказа разойтись, наверное, был дан предупредительный залп в воздух, даже если все происходящее было заранее задуманной акцией, призванной зажечь огонь восстания. Еще бы: безоружные люди идут со своими бедами к христианскому монарху, а он… оказывается каким-то исчадием ада, царем Иродом… Несомненно, все это было специально подстроено. Никакие в мире войска просто так, без всякой видимой причины, не будут стрелять в медленно идущую колонну людей, да еще мимо них, мимо, а не надвигаясь на них, когда могут сдать нервы. На такое были способны только большевики, но у них в 1918 году, когда они расстреливали мирную демонстрацию в Петрограде, были в распоряжении не войска, а деклассированные элементы, получившие в руки оружие и услышавшие из авторитетных уст слово «можно». Нет, тут что-то не так…

Так или иначе, но с этого кровавого эпизода и началась первая русская революция.

По стране прокатилась волна стачек и демонстраций. Естественно, эти акции не обходились без проявлений агрессии, которые вызывали адекватную реакцию как властей, так и владельцев подвергавшейся разграблению собственности. Известно, например, что весной-летом 1905 года крестьяне в массовом порядке захватывали помещичьи земли и грабили усадьбы.

А 14 июня разразилось восстание матросов на броненосце «Потемкин» Черноморского флота. Как сообщают учебники, причиной, вернее, поводом к восстанию были черви, обнаруженные в мясе, поданном на обед матросам. Лично мне не доводилось наблюдать червивого мяса, но если рассуждать логически, то черви — не раки, и поэтому за отсутствием панциря не могут сохранить свою уязвимую оболочку при длительной варке. Я плохо представляю себе, как можно обнаружить червей в только что вынутом из котла мясе, хотя, возможно, и ошибаюсь…

Кто-то из матросов крикнул, что мясо червивое, и этого хватило, чтобы побросать за борт офицеров, поднять красный флаг и объявить броненосец территорией революции.

На усмирение восставших (опять-таки в военное время, когда судопроизводство значительно упрощено) вышла группа боевых кораблей Черноморского флота. На сторону «Потемкина» перешел броненосец «Георгий Победоносец», но это никак не повлияло на процесс подавления мятежа.

Я не верю в подобного рода самодеятельность. За всеми этими событиями стояли опытные организаторы и очень большие, огромные деньги. Как по-иному объяснить то, что, например, 7 октября того же года началась стачка железнодорожников Московского узла, а к 12 октября она уже охватила все железные дороги России, после чего переросла во всероссийскую стачку, в которой участвовало более двух миллионов человек.

С этим нельзя было не считаться.

17 октября 1905 года император Николай II подписал знаменитый и знаменательный Манифест, согласно которому учреждалась Государственная дума — высший представительный и законодательный орган державы, объявлялась свобода личности, совести, слова, собраний, союзов и т.д.

Казалось бы… Да нет, когда грабитель произносит: «Жизнь или кошелек!», последний ему нужен в последнюю очередь. Такова сущность всех отнимающих…

Кульминацией этой революции стало Декабрьское вооруженное восстание в Москве, где большевики и эсеры решили пойти ва-банк. Восстание было подавлено войсками, после чего пламя революции начало угасать.

В 1906 году началась революция в Иране, которая была подавлена с помощью российских и британских войск.

В том же году начались волнения в Турции, организованные так называемыми младотурками — членами политической организации, возглавившей борьбу против феодального абсолютизма. В 1908 году эти волнения переросли в крупномасштабное восстание, заставившее султана созвать парламент и санкционировать действие Конституции, принятой еще в 1876 году, но не вступившей в силу.

В 1909 году султан попытался было поднять мятеж, однако младотурки погасили его, но при этом поумерили свой пыл относительно проведения антифеодальных реформ, решив, что тише едешь — дальше будешь… Революционный прибой прокатился и по Китаю, и по Мексике, где выяснение отношений между партиями и классами затянулось на добрых, вернее, недобрых семь лет и закончилось принятием Конституции.

Вот что может натворить такое безобидное, казалось бы, слово «можно».

Иногда мы небезосновательно упрекаем просветителей XVIII века за то, что они неосторожно высказывали некоторые сентенции, не подумав о том, что их могут подхватить и преподнести в извращенном свете какие-нибудь Робеспьеры или Мараты, для которых цель всегда оправдывает средства. Но XIX век преподнес Истории букет таких теоретиков насилия, таких беспринципных словоблудов, что в сравнении с ними просветители представляются рафинированными чистоплюями, сочиняющими рождественские истории для чтения в пансионах для благородных девиц.

Чего стоит, например Луи Огюст Бланки (1805—1881 гг.), который в 30—40-е годы пропагандировал коммунизм, что должен воцариться посредством революционного переворота и диктатуры! Причем пропагандировал настойчиво и не без успеха, особенно в среде чернорабочих.

Михаил Буташевич-Петрашевский (1821—1866 гг.), социалист-утопист. Не из подворотни: окончил Царскосельский лицей, затем был вольнослушателем в Петербургском университете. Служил переводчиком в Министерстве иностранных дел.

Потом либо «поехала крыша», либо неудовлетворенное честолюбие замучило (что, собственно, почти одно и то же), и он создает кружок петрашевцев, пропагандирующих республиканское устройство государства, достигнутое путем революционного восстания.

В 1849 году организация петрашевцев была раскрыта и арестована за подрывную деятельность. Петрашевский и двадцать его сотоварищей были осуждены на смертную казнь, которую заменили каторгой.

Теоретик анархизма Пьер Жозеф Прудон (1809—1865 гг.) в 1840 году опубликовал книгу «Что такое собственность», гдебыл напечатан такой перл, ставший крылатым: «Собственность есть кража».

Видимо, он вознамерился опровергнуть гениальное изречение великого Пифагора: «Гражданин без собственности не имеет отечества». Что ж, вознамериваться никому никогда не возбранялось, только вот смотря с какой целью…

Он предлагал отменить деньги, дабы исчезли роскошь, угнетение, пороки и т.п.

Странно, как он не предложил отменить огонь, чтобы не было пожаров.

Компетенция психиатра.

Тандем в составе: Карл Маркс (1818—1883 гг.) и Фридрих Энгельс (1820—1895 гг.) сформировался в Париже, где эти достойные мужи познакомились и подружились на почве преклонения перед Французской революцией, ее идеями и, наверное, методами «лечебного» кровопускания.

Переехав в Берлин, они редактировали «Рейнскую газету», за что были высланы из Пруссии. Правда, они успели создать в тот период свой одиозный «Коммунистический манифест», с его леденящими кровь страшилками, явно позаимствованными у авторов готических романов: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма. Пусть трепещут господствующие классы… Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей… Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Создается впечатление, что авторы «Манифеста» либо лукавили, либо действительно не вникали в смысл латинского слова «пролетарий» — «нищий», «неимущий», то есть дно общества.

И, конечно же, не случайно и они, и вся последующая коммунистическая пропаганда навесили ярлык с надписью «пролетарий» на всех без исключения рабочих. Эта позорная кличка стала привычной, естественной, и даже весьма образованные люди употребляли ее, говоря о рабочих.

Понятно, что коммунистам очень хотелось бы связать всех рабочих круговой порукой, не допускающей естественного размежевания между мастерами своего дела и отребьем — пьяницами, прогульщиками, лодырями, неумехами и т.п. Как-то мой сосед по лестничной площадке, вполне самодостаточный во всех отношениях человек, в разговоре со мной произнес что-то вроде: «Мы, пролетарии, всегда были для власти только лишь вывеской…» Я согласился с ним, при этом заметив: «Но почему вы себя причисляете к пролетариям, Виктор Петрович? Вы ведь слесарь-лекальщик, мастер своего дела, зарабатываете не хуже доцента, да и квартира у вас — дай Бог каждому, так какой же вы пролетарий? Пролетарий, если уж быть точным, — неимущий, нищий, а вы — вот уж никак». «Я понимаю, — сказал Виктор Петрович, — но так уж повелось…»

Да, так уж повелось со времен Маркса, чтобы помочь всем духовно неразвитым, порочным людям прилепиться к самодостаточным и создать таким образом единый с ними класс. То, что вследствие этого заметно снизится средний показатель жизненной ценности этого единого класса, никак не волновало ни теоретиков такого симбиоза, ни собственно пролетариев, которых вообще никогда и ничего не волновало, кроме цен на спиртное. А почему все это не взволновало верхушку айсберга — Мастеров, то здесь, наверное, сработало их неотъемлемое свойство: Мастер по природе своей индивидуалист, и его не волнуют групповые проблемы. Чем и воспользовались те, кому это было выгодно…

Эта книга Ле Бона, написанная в конце XIX века и переведенная на русский язык в 1907 году, была строжайше запрещена в Советском Союзе. Она была изъята из всех библиотек, а за хранение ее у себя дома можно было заплатить на менее чем десятью годами концлагеря. Говорят, один ее экземпляр был настольной книгой Сталина…

Но вернемся к Марксу, который был все же достаточно образован, чтобы понимать смысл слова «пролетарий». Когда они с Энгельсом поселились в Англии, он вел жизнь умозрителя, перебиваясь репетиторством и существуя в основном на деньги своего друга, который руководил торговой фирмой в Манчестере. Его огромный, фундаментальный труд «Капитал», который в советской политической литературе характеризовался как «бессмертное произведение, совершившее полный переворот во взглядах на человеческое общество», был плодом тридцатилетних размышлений над классическими трактатами и исследованиями выдающихся экономистов того времени.

Творение Маркса, которое большевики сделали своей Библией, представляет собой довольно пеструю смесь идей умозрительной философии и разнообразных экономических учений. Эту смесь автор преподнес в форме так называемого «диалектического материализма», Марксу очень хотелось создать теорию общественного развития такого же уровня и значения, как теория Дарвина о происхождении и развитии видов.

К. Маркс

Его явно смущали лавры Дарвина, он им завидовал и предпринимал поистине титанические попытки запечатлеться на скрижалях Истории в одном списке с человеком, который вопреки Библии заявил о происхождении человека от обезьяны.

Честно говоря, этот его пиетет по отношению к Дарвину весьма странен, потому что Дарвин основывал свое учение на теории естественного отбора, а такой отбор в корне противоречит коммунистическим идеям, предполагающим прямо противоположный подход к вопросам развития человека как вида.

Все сказанное выше я бы принял лишь в аспекте слабости человеческого духа, и только в этом аспекте. Если же человек потерял ногу или руку, то это никак не основание бросать его на произвол судьбы. Известно, что автор знаменитого «Острова сокровищ» Роберт Луис Стивенсон (1850—1894 гг.) обладал весьма и весьма хилым здоровьем, но для человеческой цивилизации он сделал неизмеримо больше, чем две-три дивизии (как минимум) розовощеких здоровяков, которые лихо взяли штурмом какой-то город, вволю пограбили его, поизнасиловали женщин и, уже уходя, подожгли.

Они, конечно, способны дать здоровое потомство, но… лучше пусть такие типы останутся бесплодными…

Неужели Маркс не знал сути учения Дарвина?

Впрочем, не в этом дело. Дело в том, как из в общем-то среднего достоинства компиляции получилось «бессмертное» произведение, сыгравшее, столь негативную роль в Истории. Феномен, да и только…

Я знаю немало людей, в свое время защитивших диссертации по «Капиталу», но не знаю ни одного из них, кто бы действительно прочитал этот трехтомный труд от начала до конца.

Однако существуют серьезные исследователи, не защищавшие диссертаций на темы «Капитала», но не только прочитавшие его «от корки до корки», а и тщательно обдумавшие прочитанное. Вот на чем сходятся их выводы:

— идею материалистического характера Истории Маркс позаимствовал у Фейербаха;

— идею классовой борьбы — у Сен-Симона;

— идею диктатуры пролетариата — у Бабефа;

— теорию стоимости — у Адама Смита;

— теорию прибавочной стоимости — у Брея и Томпсона;

— принцип диалектического развития — у Гегеля.

Хорошая компания, ничего не скажешь. Правда, он все это сварил вместе, пропустил сквозь призму собственных воззрений и создал некую мессианскую доктрину, по словам известного историка Нормана Дейвиса.

Корни этой доктрины следует, исходя из этого тезиса, искать в иудаизме, от которого семья Маркса отказалась, когда он был еще ребенком. Таким образом сам Маркс выступал в роли пророка, пролетариат — в роли богоизбранного народа, коммунистическое движение — в роли Церкви, революция — в роли второго пришествия, а сам коммунизм — землей обетованной. Да, весьма похоже…

Поразительно глубокая мысль.

Один восточный мудрец славился своими глубокими знаниями и благочестием. Когда его спрашивали, каким образом ему удалось достичь такого совершенства, он неизменно отвечал:

— Я знаю, что есть в Коране.

И все удовлетворялись этим ответом. Но однажды один въедливый человек спросил его:

— А нельзя ли узнать, что именно есть в Коране?

— В Коране, — ответил мудрец, — находятся два засушенных цветка и письмо от моего друга Абдуллы.

Побольше бы таких въедливых…

Ф. Энгельс

Энгельс тоже оставил литературное наследие («Анти-Дюринг», «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и др.), но, конечно же, лишенное и марксовой претенциозности, и одиозности.

Да, видимо, носились какие-то флюиды разрушения в атмосфере середины XIX века, если то и дело возникали все новые и новые учения о переустройстве мира, причем одно радикальнее другого…

В Европе стал моден анархизм (от греческого — «безвластие»). Очень выгодное для любителей ловить рыбку в мутной воде учение. Очень выгодное…

Самым характерным и, пожалуй, самым одиозным из представителей радикального крыла анархизма был русский революционер Михаил Бакунин (1814—1876 гг.), который ставил перед своими последователями только одну задачу — разрушение, «расчистка почвы для грядущего строительства». Разумеется, «расчистка» любыми средствами, предпочтительно террористическими. Что будет потом, после такой вот «расчистки», Бакунин не говорил, потому что это его не очень-то занимало.

Дьявольщина какая-то.

В 1851 году за свои подрывные действия в Австрии он был выдан Николаю Первому, который приказал посадить монстра в Петропавловскую крепость. После смерти Николая, в 1857 году, Бакунин сослан на вечное поселение в Сибирь, откуда через три года бежал в Лондон. А еще говорят, что Россия того времени была полицейским государством! Его счастье, что он не родился этак на 70—80 лет позже…

В 1873 году Бакунин еще и книгу издал. Чтоб знали…

После отмены крепостного права, имевшей самые непредсказуемые (для правительства России) последствия, общее брожение умов резко активизировалось, и слово «можно» зазвучало в таких местах, при таких обстоятельствах и среди таких людей, которых ни в коем случае нельзя допускать ни к высшему образованию, ни к сфере реализации гражданских свобод, потому что они непременно используют это во зло. Сложившиеся веками границы между сословиями стали разрушаться, и от этого никто не выигрывал, потому что каждый человек чувствует себя комфортно только на своем месте, а чужое автоматически ставит перед ним целый ряд проблем, с которыми он, как правило, не в состоянии справиться из-за элементарной неприспособленности к изменившимся условиям жизни.

Дети крестьян, лавочников, провинциальных священников, купцов средней руки и т.п. утрачивали социальные связи с породившей их средой и становились так называемыми интеллигентами-разночинцами, большинство которых теряло душевный покой, когда слышало от извозчика обращение «барин», в действительности себя таковыми не ощущая, хотя полученное в столице образование и черный сюртук вроде бы и давали определенные основания, да и папаши зачастую не скупились, присылали деньжат, «чтоб не хуже других», но, видимо, дело не только в образовании, сюртуке и тугом кошельке в кармане…

И они обвиняли в этом состоянии своей неразвитой души того же извозчика, а также царя, который сказал «можно», но не сказал, как этим понятием пользоваться, своего приятеля-студента, который вырос в семье, где, может быть, не всегда было мясо на обед, но за этим обедом разговор шел об Овидии, которого все взрослые члены семьи читали, естественно, в подлиннике…

Для них все было чужим и были чужими все окружающие, а ведь они совсем не об этом мечтали, ступая на эту стезю, совсем не об этом.

И эти люди не находили ничего лучшего, чем мстить тем, кого они считали виновными в этом ощущении себя людьми, севшими не в свои сани и уехавшими в этих санях достаточно далеко от родных мест, которые стали тоже чужими…

И вот эти люди, оторвавшиеся от своих корней и проникшиеся презрением к этим корням, не имея возможностей органично вписаться в свою новую жизнь, решили изменить все окружающее бытие таким образом, чтобы оно соответствовало их менталитету, их мировосприятию, их понятиям о добре и справедливости.

Для этих людей стало характерным стремление резко и решительно перекроить «проклятую русскую жизнь».

В их среде получило самое широкое распространение такое течение общественной мысли, как нигилизм, предусматривающий отрешение от каких бы то ни было жизненных устоев, традиций, норм, от преклонения перед авторитетами, да и вообще перед кем-либо или чем-либо. Очень опасная тенденция, тем более в такой среде.

Добро бы, если б они собирались где-нибудь в трактире и соревновались в том, кто больше опорочит признанных авторитетов, а кто более красочно обрисует свое презрение к государству и его законам, так нет же, им потребовалась гораздо более широкая аудитория, и они пошли в народ, чтобы все это излагать ему (разумеется, в крайне упрощенном снисходительно-адаптированном виде). Осознавая, что по общечеловеческим нормам они ничего ценного из себя не представляют и должны быть довольны уже тем, что извозчики обращаются к ним: «Барин…», эти люди решили стать значимыми в отдельно взятой стране, которую, конечно, для этой цели следует изолировать от всего окружающего мира.

Они взяли на вооружение идею уникальности, особой самобытности России, которая должна идти своим, особым путем развития… Понятное дело, при таком раскладе кто как не они должны будут стать ключевыми фигурами. Ну как тут не вспомнить гениальное изречение Сэмюэля Джонсона: «Патриотизм — это последнее прибежище негодяя».

И вот они пошли в народ, причем не ограничиваясь разглагольствованиями общего характера, а призывая людей к бунту против существующего порядка вещей. Действительно, чего ради ждать, пока «народ созреет», когда так хочется поскорее ощутить в руках кормило власти!

Правительство и люди в жандармских мундирах наконец-то задумались относительно того, что как-то неприлично получать жалованье просто так, ни за что, и предприняли ряд мер по пресечению антигосударственной деятельности народников. В течение 1874 года в 37 губерниях России было арестовано около тысячи подстрекателей. Учитывая массовый характер этого явления, можно сказать, что жандармы арестовали весьма незначительную часть этих мутантов.

Почему? Учитывая крайне агрессивную внешнюю политику России, просто диву даешься при самом беглом взгляде на ее внутреннюю политику, нерешительность и зачастую какую-то неправдоподобную беспомощность органов правопорядка.

Тысячи людей ведут открытую пропаганду государственного переворота, а те, кому надлежит бдительно охранять порядок и безопасность государства, будто бы этого и не замечают, и только когда положение становится совсем уж скандальным, они кого-то арестовывают и куда-то ссылают, откуда сосланные благополучно скрываются. Трудно после такого не принять всерьез версию о некоем всемирном заговоре…