16. Изверг Нерон и изверг «Грозный»

Очень популярна точка зрения, что как римский император Нерон, так и русский царь Иван Грозный, были извергами. Причем «выдающимися», буквально «лютыми зверьми». Об этом хором говорят как многие русско-романовские, так и «антично»-римские источники. Причем многословно, с массой примеров и подробностей. Описания изуверств Нерона и Грозного заполняют многие страницы. Например, известный средневековый текст Альберта Шлихтинга, именуемый обычно как «Новое известие о России времени Ивана Грозного», назывался также и по-другому, куда более выразительно: «Краткое сказание о характере и жестоком правлении московского тирана Васильевича» [336:1], с. 329. Всё это произведение, объемом около двадцати семи страниц современного широкоформатного издания, ЦЕЛИКОМ состоит из описания зверств Грозного Царя. Ни о чем другом не говорится. Кстати, на протяжении всего текста Московский Князь, в подавляющем большинстве случаев, называется просто «ТИРАН». Без указания имени.

Мы, конечно, не будем цитировать описания всех этих зверств, поскольку нам важен лишь следующий факт: именно эти два правителя – Нерон и Грозный – явно выделяются в череде царей своей выдающейся жестокостью. Следовательно, тот факт, что именно они, то есть два якобы «особо лютых» царя совмещаются при обнаруженном нами хронологическом сдвиге, в очередной раз подтверждает справедливость наших результатов.

В связи со сказанным стоит обратить внимание на то, что Шлихтинг прямо на первой странице своего «Сказания» проводит параллель между ГРОЗНЫМ и НЕРОНОМ. Он говорит: «Никто не мог знать ранее, каким характером и умственными способностями обладал московский князь Васильевич… Приобрели огласку… отчасти от бежавших пленников, отчасти от московитов, не имевших никакой возможности переносить власть тирана… жестокость князя и его тирания, ПРЕВОСХОДИВШАЯ НЕРОНОВУ» [336:1], с. 329.

Надо полагать, что в оригинале старинного текста напрямую говорилось о Грозном = Нероне, и лишь потом редакторы «отделили» (на бумаге) Грозного от Нерона и стали рассуждать об их «схожести». Мол, были они, конечно, разными людьми, но очень-очень схожими.

По поводу дошедшей до нашего времени рукописи «Шлихтинга» комментаторы говорят следующее. «РУКОПИСЬ НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ОРИГИНАЛОМ, а представляет собой четкую, современную ее написанию канцелярскую копию, исполненную вначале весьма тщательно, а в конце несколько небрежнее. Что это не оригинал, можно судить по тому, что она помещена не отдельно; затем в ней имеется несколько неисправленных описок…» [336:1], с. 318.

Здесь следует сказать, что имеющийся сегодня текст «Сказания» Шлихтинга вообще производит странное впечатление. Повествование ведется не от первого лица, то есть не от самого Альберта Шлихтинга, а от имени какого-то бызымянного редактора. Прямо на первой странице «Сказания» мы читаем следующее: «Человек военный и честный, Альберт Шлихтинг, померанский уроженец, взятый в плен московитами… и задержанный там при московском дворе на семь лет, отметил несколько деяний этого тирана… чтобы он стал известен всему миру как тиран… по своим поступкам, превышающим всякую меру злодейства и жестокости. Узнать это Альберту было нетрудно, так как его… выпросил себе в качестве слуги и переводчика итальянский врач, бывший на службе у тирана» [336:1], с. 329. И далее в том же духе. О Шлихтинге говорится в третьем лице! И лишь в самых последних строках «Сказания» неожиданно звучит следующее: «То, что Я ПИШУ вашему королевскому величеству, Я ВИДЕЛ САМ, СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ, содеянным в городе Москве» [336:1], с. 365. Но на протяжении всего предыдущего текста слово «Я» больше нигде не встречается. Ни единого раза!

Эту яркую странность «произведения Альберта Шлихтинга» историки, конечно, заметили. И пытаются как-то ее смягчить. Для этого уклончиво рассуждают так: «Сведения об авторе "Сказания" почерпаются только из него самого. Сообщению предпослано краткое предисловие, которое, по-видимому, не может принадлежать самому Шлихтингу. Об этом можно судить по тому, что в дальнейшем повествовании автор ВСЮДУ обращается к королю и говорит про себя в первом лице, здесь же об авторе идет речь в третьем лице и в таких выражениях, которые вряд ли можно приписать его собственному перу» [336:1], с. 318.

Здесь А. Малеин, комментатор «Сказания» Шлихтинга, искажает истину. Наверное, чтобы затушевать имеющуюся здесь проблему. На самом деле на протяжении всего текста «первое лицо Шлихтинга» НЕ ВОЗНИКАЕТ НИ РАЗУ, за исключением единственной, уже цитированной выше, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ФРАЗЫ произведения. Другими словами, всё основное повествование ПОСТОЯННО ведется либо от третьего лица, либо вообще носит безличный характер. НИ РАЗУ не сказано ничего вроде: «я увидел», «мне сказали», «меня позвали». Так что напрасно А. Малеин вводит в заблуждение читателя, заявляя, будто авторство Шлихтинга явственно следует из самого текста. Это совершенно не так.

Скорее всего, произошло следующее. В XVI веке некий очевидец деяний Грозного = Нерона написал свои «античные» заметки, дабы ознакомить других людей с историей Москвы той эпохи. Наверное, очевидца действительно звали Альберт Шлихтинг. Он мог быть «античным римлянином». Однако затем его произведение попало в руки скалигеровско-романовских редакторов XVII–XVIII веков. Они сразу же убрали все прямые указания на тождество Нерона с Иваном Грозным. Вероятно, исказили и кое-что другое. Заново переписали текст (все-таки он не очень велик), начав его с краткого рассказа о самом Альберте Шлихтинге. А в самый конец вставили лукавую фразу, что, дескать, я, Альберт Шлихтинг, сам лично видел все описанное. И с тех пор стали ложно заявлять, будто отредактированный текст является «подлинником Шлихтинга». Так был создан очередной подлог, положенный как кирпичик в фундамент здания скалигеровско-романовской версии истории. Оригинал «Сказания», надо полагать, уничтожили. А имя Шлихтинга поставили на тенденциозно отредактированный текст.

Но вернемся к сути дела. Надо отдавать себе отчет в том, что многие рассказы о жестокостях «Грозного» = Нерона могут быть позднего происхождения и носить чисто пропагандистский характер. Как мы подробно говорили в книге «Реконструкция», в эпоху Реформации некоторые западно-европейские литераторы, историки и политики стали рисовать историю Руси-Орды исключительно черными красками. В первую очередь досталось Ивану «Грозному», поскольку именно при нем (а точнее при одном из перечисленных нами выше четырех ханов) развернулась яростная борьба в метрополии Империи с еретиками, проникшими в самое сердце царского двора. Борьба породила массу эмоций, в том числе и напористо пропагандистских.

Тем не менее, приведем вкратце некоторые «зверские» сюжеты из жизнеописаний Нерона и Грозного. С этой точки зрения интересна структура «биографии» Нерона у Светония. Всего в ней двадцать четыре страницы, согласно изданию [760]. Из них лишь семь посвящены хорошим чертам Нерона, как говорит сам Светоний, а остальные семнадцать – плохим. Вот как Светоний отделил «хорошую» часть от «плохой». В конце седьмой страницы он пишет: «Все эти его поступки не заслуживают нареканий, а порой достойны и немалой похвалы; я собрал их вместе, чтобы отделить от его пороков и преступлений, о которых буду говорить дальше» [760], с. 154. И далее следуют семнадцать страниц про «плохого Нерона». Тем самым, по Светонию, примерно «на одну треть» Нерон был хорошим правителем, а на «две трети» – лютым извергом, развратником и преступником.

Например: «Собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член остался неоскверненным… В звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив дикую похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору: за этого Дорифора он вышел замуж, как за него – Спор, крича и вопя как насилуемая девушка…

Злодейства и убийства свои он начал с Клавдия. Он не был зачинщиком его умерщвления, но знал о нем и не скрывал этого… в белых грибах Клавдию поднесли отраву…

Британика, которому он завидовал… решился он извести ядом…

За умерщвлением матери последовало умерщвление тетки… ПОИСТИНЕ НИКОГО ИЗ БЛИЗКИХ НЕ ПОЩАДИЛ ОН В СВОИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ…

С не меньшей свирепостью расправлялся он и с людьми чужими и посторонними…

Дети осужденных были изгнаны из Рима и убиты ядом и голодом: одни… были умерщвлены за общим завтраком, вместе со своими наставниками и прислужниками, другим запрещено было зарабатывать себе пропитание.

ПОСЛЕ ЭТОГО ОН КАЗНИЛ УЖЕ БЕЗ МЕРЫ И РАЗБОРА КОГО УГОДНО И ЗА ЧТО УГОДНО… Приказывая умереть, он оставлял осужденным считанные часы жизни; а чтобы не было промедления, он приставлял к ним врачей, которые тотчас "приходили на помощь" к нерешительным – так называл он смертельное вскрытие жил. Был один знаменитый обжора родом из Египта, который умел есть и сырое мясо и что угодно – говорят, Нерону хотелось дать ему растерзать и сожрать живых людей» [760], с. 159–164.

«Посещая даваемые им пиры, Нерон и посреди удовольствий не прекращал творить злодеяния» [833], т. 1, с. 294.

И так далее и тому подобное. Длинный перечень зверств Нерона у Светония и Тацита в конце концов утомляет.

О зверствах Грозного русские летописи тоже сообщают очень много. Вот лишь несколько примеров.

«Жертвами опричнины стали еще двое знатных дворян… Последнему (князю Дмитрию Шевыреву – Авт.) уготована была самая мучительная казнь. Его посадили на кол. Передают, что Шевырев умер не сразу: как бы не чувствуя лютой муки, он сидел на колу как на престоле, и распевал каноны Иисусу…» [776], с. 108.

«В истории опричнины настала мрачная пора, от которой сохранилось мало достоверных известий. Историки вынуждены обращаться к крайне тенденциозным мемуарам и запискам иностранцев о России. Самые осведомленные из этих авторов служили в опричнине, потом бежали за рубеж. Там они старались привлечь к себе внимание обширными проектами сокрушения "варварской Московии" и леденящими душу рассказами о злодеяниях московского тирана. Скудость русских источников затрудняет критику баснословий иностранцев…

Согласно новгородскому источнику, опальных жгли на огне "некоею составною мукою огненною". Немецкий источник добавляет, что новгородцев "подвешивали за руки и поджигали у них на челе "пламя". Оба источника утверждают, что замученных привязывали к саням длинной веревкой, волокли через весь город к Волхову и спускали под лед… Связанных женщин и детей бросали в воду и заталкивали под лед палками…

По приказу царя опричники устроили псковичам кровавую баню, перебив 220 мужчин с женами и детьми…

Современники утверждали, будто в новгородском погроме погибло то ли 20, то ли 60 тыс. человек…

Кровавое правление царя Ивана оставило глубокий след в памяти современников» [776], с. 132, 150, 153, 157, 179.

Таким образом, и Нерона и «Грозного» описывали как чрезвычайно жестоких правителей.

17. Преследования христиан при Нероне и борьба христиан с ересью жидовствующих при Иване Грозном. Пурим и варфоломеевская ночь

Одним из наиболее известных сюжетов в правление Нерона считается «преследование христиан». Тацит, например, рисует следующую картину. После знаменитого пожара Рима распространилась молва, что во всем виноват сам Нерон. «Ни средствами человеческими, ни щедротами принцепса, ни обращением за содействием к божествам невозможно было пресечь бесчестящую его молву, что пожар был устроен по его приказанию. И вот Нерон, чтобы побороть слухи, приискал виноватых и предал изощреннейшим казням тех, кто своими мерзостями навлек на себя всеобщую ненависть и кого толпа называла христианами. Христа, от имени которого происходит это название, казнил при Тиберии прокуратор Понтий Пилат; подавленное на время это зловредное суеверие стало вновь прорываться наружу, и не только в Иудее, откуда пошла эта пагуба, но и в Риме, куда отовсюду стекается все наиболее гнусное и постыдное и где оно находит приверженцев. Итак, сначала были схвачены те, кто открыто признавал себя принадлежащими к этой секте, а затем по их указаниям и великое множество прочих, изобличенных не столько в злодейском поджоге, сколько в ненависти к роду людскому. Их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали с наступлением темноты ради ночного освещения. Для этого зрелища Нерон предоставил свои сады… И хотя на христианах лежала вина и они заслуживали самой суровой кары, все же эти жестокости пробуждали сострадание к ним, ибо казалось, что их истребляют не в видах общественной пользы, а вследствие кровожадности одного Нерона» [833], т. 1, с. 298.

Историкам не нравится этот раздел из «Анналов» Тацита. Пишут так: «Эти слова Тацита в науке трактовали по-разному, признавали их и позднейшей вставкой… Христиане держались обособленно, отказывались участвовать в общегосударственном культе императоров, сходки их были окружены таинственностью и непосвященные на них не допускались… Главными преступлениями христиан молва считала то, что они якобы приносят в жертву новорожденных римских младенцев, вкушают их плоти и крови и предаются массовому разврату» [874], с. 111.

В рамках Новой Хронологии картина проясняется. Данный рассказ Тацита является, вероятно, слоистым. В нем – две составляющие. Первый слой – это события конца XII – начала XIII века, когда апостольские христиане, последователи Андроника-Христа из народа, попали под удар царского христианства, исповедовавшегося царь– градскими императорами, преемниками Андроника-Христа. Императоры считали себя родственниками Андроника, и на этом основании требовали, чтобы их тоже обожествляли. Апостольские христиане, напротив, считали Богом лишь одного Андроника-Христа, отказывая в обожествлении последующим царям. В этом – суть конфликта.

Второй слой рассказа Тацита – это события второй половины XVI века, то есть происшедшие примерно через 400 лет. Напомним, что именно такова величина хронологического сдвига в русской истории, открытого нами. Речь идет об опричнине при Грозном и о распространении ереси (секты) жидовствующих на Руси. Как мы уже говорили, ересь была поддержана Еленой Волошанкой = Есфирью и (на первых порах) даже самим царем Иваном Грозным. В столице и метрополии Великой Империи началась тяжелая борьба православия с еретиками. Борьба шла с переменным успехом. Обе стороны наносили друг другу тяжелые удары. Сначала еретики победили (разгром Великого Новгорода = Ярославля на Волге), и в честь этого они установили известный иудейский праздник Пурим. В Библии говорится, что Пурим празднуется в знак победы Иудеев над Персами (п-русами). Потом маятник пошел в обратную сторону, император Грозный отказался от поддержки жидовствующих, и православная церковь нанесла ответный удар (в частности, была сослана и казнена Есфирь = Елена Волошанка = Мария Стюарт). Как всегда, во время серьезных общественных потрясений, на страницах летописей враждующие стороны тесно переплетались и даже перепутывались. Одни и те же деяния начинали приписывать то одним, то другим. Чужую победу объявляли своей, свое поражение «отдавали» противнику. Еще одним отражением этих бурных событий являются описания знаменитой «Варфоломеевской ночи», когда с обеих сторон погибло много народа. Одни хронисты обвиняли христиан в кровавых жертвоприношениях младенцев (см. выше), другие, напротив, обвиняли в этом жидовствующих еретиков.

Так что в цитированном рассказе Тацита переплелись, скорее всего, элементы обоих указанных слоев событий.

18. «Блаженный» Нерон и Василий Блаженный – это царь Иван IV

Римские хронисты много места уделяют разнообразным свидетельствам того, будто Нерон был «блаженным», совершал странные и нелепые поступки. Буквально то же самое нам рассказывают и романовские историки про Ивана Грозного.

Вот что сообщает Светоний о странностях Нерона. Первая из них не столь уж поразительна, но на нее «античные» авторы обращали особое внимание: Нерон очень любил петь, несмотря на то, что у него был слабый и сиплый голос, да и особыми музыкальными способностями не обладал.

«Он не упускал ни одного из средств, какими обычно пользуются мастера для сохранения и укрепления голоса: лежал на спине со свинцовым листом на груди, очищал желудок промываниями и рвотой, воздерживался от плодов и других вредных для голоса кушаний. И хотя голос у него был слабый и сиплый, все же, радуясь своим успехам, он пожелал выступить на сцене…

Впервые он выступил в Неаполе; и хотя театр дрогнул от неожиданного землетрясения, он не останавливался, пока не кончил начатую песнь. Выступал он в Неаполе часто и ПЕЛ ПО НЕСКОЛЬКУ ДНЕЙ. Потом дал себе короткий отдых для восстановления голоса, но и тут не выдержал одиночества, из бани явился в театр, устроил пир посреди орхестры и по-гречески объявил толпе народа, что когда он промочит горло, то ужо споет что-нибудь во весь голос» [760], с. 155.

Нерон выступал с песнями и в Риме. Более того, он «переодевался». Светоний продолжает: «Пел он и трагедии, ВЫСТУПАЯ В МАСКАХ ГЕРОЕВ И БОГОВ И ДАЖЕ ГЕРОИНЬ И БОГИНЬ: черты масок напоминали его лицо или лица женщин, которых он любил…

К скачкам его страсть была безмерна с малых лет: говорить о них он не уставал, хотя ему это и запрещали… Уже став императором, он продолжал играть на доске маленькими колесницами из слоновой кости…

Потом он и сам пожелал выступить возницей, и даже всенародно… он появился на колеснице перед зрителями в Большом цирке…

Когда он пел, никому не дозволялось выходить из театра, даже по необходимости. Поэтому, говорят, некоторые женщины РОЖАЛИ В ТЕАТРЕ, а многие, не в силах более его слушать и хвалить, перебирались через стены, так как ворота были закрыты, или притворялись мертвыми, чтобы их выносили на носилках. Как робел и трепетал он, выступая, как ревновал своих соперников, как страшился судей, трудно даже поверить. Соперников он обхаживал, заискивал перед ними, злословил о них потихоньку, порой осыпал их бранью при встрече… К судьям он перед выступлением обращался с величайшим почтением… но все-таки в тревоге: молчание и сдержанность некоторых из них казались ему недовольством и недоброжелательством, и он заявлял, что эти люди ему подозрительны…

ПОБЕДИТЕЛЕМ ОН ОБЪЯВЛЯЛ СЕБЯ САМ, поэтому всякий раз он участвовал и в состязании глашатаев. А чтобы от прежних победителей нигде не осталось ни следа, ни памяти, все их статуи и изображения он приказывал опрокидывать, тащить крюками и сбрасывать в отхожие места. Выступал он много раз и возницею…

Наглость, похоть, распущенность, скупость, жестокость его поначалу проявлялись постепенно и незаметно, словно юношеские увлечения… ЕДВА СМЕРКАЛОСЬ, КАК ОН НАДЕВАЛ НАКЛАДНЫЕ ВОЛОСЫ ИЛИ ВОЙЛОЧНУЮ ШАПКУ И ШЕЛ СЛОНЯТЬСЯ ПО КАБАКАМ ИЛИ БРОДИТЬ ПО ПЕРЕУЛКАМ. Забавы его были не безобидны: людей, возвращавшихся с ужина, он то и дело колотил, а при сопротивлении наносил им раны и сбрасывал их в сточные канавы; в кабаки он вламывался и грабил, а во дворце устроил лагерный рынок, где захваченная добыча по частям продавалась с торгов, а выручка пропивалась. Не раз в таких потасовках ему могли выбить глаз, а то и вовсе прикончить: один сенатор избил его чуть не до смерти за то, что он пристал к его жене…

Иногда и средь бела дня он в качалке тайно являлся в театр и с высоты просцения поощрял и наблюдал распри из-за пантомимов, а когда дело доходило до драк… ОН САМ ШВЫРЯЛ В ТОЛПУ ЧЕМ ПОПАЛО И ДАЖЕ ПРОЛОМИЛ ГОЛОВУ ОДНОМУ ПРЕТОРУ» [760], с. 155–158.

С течением времени «блаженство» Нерона приобрело уже и вовсе откровенную форму. Светоний сообщает: «Вид и одеяния его были совершенно непристойны: волосы он всегда завивал рядами, а во время греческой поездки даже отпускал их на затылке, одевался он в застольное шелковое платье, шею повязывал платком и так выходил к народу, РАСПОЯСАННЫЙ И НЕОБУТЫЙ…

В последние свои дни он открыто поклялся, что если власть его устоит, то на победных играх он выступит сам и с органом, и с флейтой, и с волынкой, а в последний день даже танцовщиком, и пропляшет вергилиевского "Турна". Некоторые уверяют, что и актер Парис был им убит как опасный соперник. Желание бессмертия и вечной славы было у него всегда, но выражалось неразумно…

Ко всем святыням он относился с презрением, кроме одной лишь Сирийской богини, да и ею потом стал гнушаться настолько, что мочился на нее» [760], с. 170–171.

Римский историк Секст Аврелий Виктор рисует еще более поразительную картину. «В течение первых пяти лет его (Нерона – Авт.) правление было терпимо. Поэтому некоторые [историки] утверждают, что Траян часто говаривал, что всем принцепсам далеко до этого пятилетия Нерона… Последующую же свою жизнь он провел так позорно, что всякому становится стыдно подумать об этом. Он дошел до того, что, не щадя ни своей, ни чужой стыдливости, под конец, облачившись в наряд невесты, объявив о своем приданом перед лицом всего сената, когда все… собрались на многолюдное празднество, вступил в брак с мужчиной. Одевшись в звериную шкуру, он терся лицом о половые органы людей того и другого пола. Он обесчестил даже свою мать, которую впоследствии убил» [726:1], с. 129.

А в другом месте Секст Аврелий Виктор выражается еще более откровенно: «Стыдно даже подумать, что подобный человек существовал, не то, что был когда-то вершителем судеб народов. Начав с того, что он выступал перед публикой как певец по греческому образцу на соискание венка, он дошел в конце концов до того, что… вступил в брак с мужчиной… Привязав людей как осужденных на казнь к столбу, накрывшись шкурой дикого зверя, он прижимался лицом к половым органам как женщин, так и мужчин, и с еще большим бесстыдством расправлялся с теми и другими» [726:1], с. 82–83.

Итак, облик Нерона во второй половине его правления весьма характерен. Перед нами – безумец, одетый в звериную шкуру, поющий часами на публике, пляшущий, разгуливающий по улицам столицы босым и распоясанным, швыряющийся камнями в людей, оскверняющий религиозные святыни и т. д.

Нам осталось лишь напомнить, что романовская история рисует нам «позднего Ивана Грозного» тоже как «блаженного» безумца. Мы уже много говорили об этом. И показали, что на самом деле все эти описания относятся к царю Ивану IV Блаженному (1547–1553). Он действительно заболел, «повредился умом», отошел от дел и стал известен далее под именем Василия Блаженного, то есть «Блаженного Царя», так как Василевс = Василий означает Царь. Ни о каком другом правителе Великой = «Монгольской» Империи подобных ярких сведений нет. Точно так же и в истории «античного Рима» один лишь Нерон характеризуется как «сошедший с ума».

«Современников поражали причуды и сумасбродства царя (Ивана Грозного – Авт.). Иногда его шутки носили вполне невинный характер… Государь отплясывал наравне с молодыми иноками и по головам их жезлом отбивал такт [776], с. 180.

Далее о Грозном рассказывали следующее. «В дни отречения от престола царь пережил сильное нервное потрясение, вызвавшее тяжелую болезнь. В последующие годы царь, до того обладавший несокрушимым здоровьем, начал настойчиво искать хороших врачей в заморских странах. После новгородского погрома в земщине много толковали о том, что бог покарал Ивана неизлечимой болезнью. Очевидцы передают, что царь был подвержен припадкам, во время которых он "ПРИХОДИЛ КАК БЫ В БЕЗУМИЕ", НА ГУБАХ ВЫСТУПАЛА ПЕНА. Внезапные вспышки ярости и невероятная подозрительность царя, возможно, связаны были с какой-то нервной болезнью» [776], с. 178.

Таким образом, мы в очередной раз сталкиваемся с хорошим соответствием между рассказами об Иване IV и Нероне.

19. Неудачная ливонская война, измена князя Андрея Курбского и измена «античного» Виндекса