«Слава Богу, мы не захватчики!»

Полковник Итан Аллен Хичкок, профессиональный военный, выпускник Военной академии в Уэст-Пойнте, командир 3-го пехотного полка, любитель Шекспира, Чосера, Гегеля и Спинозы, писал в своем дневнике:

«Форт Джесап, Луизиана, 30 июня 1845 г. Вчера вечером из Вашингтона с курьером доставлен приказ генералу Тейлору безотлагательно двинуться к побережью в окрестности реки Сабин или в другое место, и, как только он узнает о принятии съездом в Техасе резолюции об аннексии, одобренной нашим Конгрессом, ему необходимо немедленно передислоцироваться вместе со всей армией в самый западный район границы Техаса и занять позиции на берегах Рио-Гранде или поблизости, дабы отбросить любые вооруженные силы мексиканцев, которые могут форсировать реку. Вчера вечером Блисс зачитал мне текст приказа под сигнал вечерней зори. Этой ночью я едва сомкнул глаза, думая о необходимых приготовлениях. Сейчас я делаю записи при свете свечи, ожидая сигнала о подъеме и общем сборе… Насилие порождает насилие, и если этот наш поход не приведет к жестокости и кровопролитию, то я сильно заблуждаюсь».

Хичкок не ошибался. Покупка Луизианы, совершенная Т. Джефферсоном, удвоила территорию Соединенных Штатов, передвинув их границы к Скалистым горам. К юго-западу от США располагалась Мексика, завоевавшая независимость в революционной войне с Испанией (1821), – обширная страна, в состав которой входили территории современных штатов Техас, Нью-Мексико, Юта, Невада, Аризона, Калифорния и часть Колорадо. После проведенной агитации и при помощи США Техас в 1836 г. отделился от Мексики и провозгласил создание «Республики одинокой звезды». В 1845 г. американский Конгресс принял ее в состав Союза в качестве штата.

Белый дом тогда занимал демократ и сторонник территориальной экспансии Джеймс Полк, который в вечер своей инаугурации доверительно сообщил военно-морскому министру, что одной из его основных целей является обретение Калифорнии. Отданный им генералу 3. Тейлору приказ выдвинуть войска к берегам Рио-Гранде являлся вызовом мексиканцам. Было отнюдь не очевидно, что южная граница Техаса проходит по этой реке, хотя техасцы заставили побежденного ими мексиканского генерала Санта-Анну заявить об этом, когда он находился в плену. Традиционная линия размежевания между Техасом и Мексикой проходила по реке Нуэсес, т. е. примерно на 150 миль севернее, и эту границу признавали и Мексика, и Соединенные Штаты. Однако Дж. Полк, призывавший техасцев одобрить аннексию, заверил, что поддержит их претензии на район Рио-Гранде.

Приказ перебросить войска к Рио-Гранде, на территорию, населенную мексиканцами, был очевидной провокацией. Тейлор уже однажды отклонил идею аннексии Техаса. Но сейчас у него был приказ на марш, и, похоже, это изменило его точку зрения. Приход генерала в палатку своего адъютанта Хичкока так описывается в дневнике последнего: «Похоже, он потерял какое-либо уважение к правам мексиканцев и с готовностью станет инструментом мистера Полка для смещения наших границ как можно дальше на запад. Когда я сказал ему, что, если бы он предложил такой поход (а он ответил мне, что так и намерен поступить), мистер Полк не преминул бы воспользоваться такой возможностью и возложил бы ответственность на него, он [3. Тейлор] сказал, что примет это предложение, и добавил, что президент проинструктировал его поступать так, как он считает нужным, и он не станет ожидать приказов, а двинется к Рио-Гранде, как только получит транспорты. Я думаю, что генерал хочет получить внеочередное звание и ни перед чем не остановится ради этого».

Генерал Тейлор передислоцировал войска в техасский город Корпус-Кристи, форсировав реку Нуэсес, и ждал дальнейших указаний. Они поступили в феврале 1846 г. Было приказано двигаться вдоль побережья Мексиканского залива к Рио-Гранде. Армия шла по открытой прерии маршем параллельных колонн; далеко впереди и с флангов двигались разведчики, за армией следовал обоз с припасами. Двадцать восьмого марта 1846 г., пройдя по узкой дороге сквозь густые заросли чапараля, американские войска подошли к возделанным полям и покрытым соломой хижинам, брошенным мексиканскими жителями, которые бежали через реку в город Матаморос. Тейлор разбил лагерь, начал строительство форта, направил свои пушки на белые строения Матамороса, обитатели которого с любопытством взирали на армию, обустраивавшуюся на берегах спокойной реки.

Вашингтонская газета «Юнион», отражавшая позицию президента Дж. Полка и демократической партии, в начале 1845 г. так писала о значении аннексии Техаса: «Пусть будет осуществлено великое деяние аннексии, а с ним решены и вопросы границ и претензий. Ибо кто же может сдержать поток, который продолжит движение на Запад? Нам будет открыт путь на Калифорнию. Кто сдержит марш наших людей – жителей западных районов?»

Эти слова можно было бы истолковать как мирный поход на запад, если бы не другие слова в той же газете: «Корпус должным образом организованных волонтеров… вторгнется, завоюет и оккупирует Мексику. Они позволят нам не только занять Калифорнию, но и оставить ее себе». Вскоре после того, как этот номер вышел в свет, летом 1845 г., редактор «Демократик ревью» Джон О’Салливан употребил фразу, ставшую знаменитой: «Наше явное предначертание – заполнить весь континент, предназначенный Провидением для свободного развития ежегодно умножающихся миллионов нашего населения». Вот такое предопределение судьбы[77].

Весной 1846 г. все, что требовалось для начала войны, к чему стремился Полк, – это инцидент, в котором бы участвовали военные. Он произошел в апреле, когда интендант генерала 3. Тейлора полковник Кросс, однажды ехавший верхом вдоль берега Рио-Гранде, исчез. Его тело обнаружили спустя 11 дней, череп был размозжен тяжелым ударом. Согласно предположению, полковника убили мексиканские партизаны, переправившиеся через реку. Во время торжественной военной церемонии, которую жители Матамороса могли видеть с крыш своих домов, Кросс был похоронен, сопровождаемый заупокойной службой и тремя ружейными залпами.

На следующий день (25 апреля) патруль солдат армии Тейлора попал в окружение, был атакован мексиканцами и уничтожен: 16 человек убиты, несколько – ранены, остальные взяты в плен. Генерал послал депешу губернаторам Техаса и Луизианы, попросив их набрать 5 тыс. волонтеров; у него были полномочия на такие действия от Белого дома, которые он получил еще до отбытия в Техас. Тейлор послал донесение и Дж. Полку: «Военные действия теперь можно считать начавшимися».

Мексиканцы произвели первый выстрел. Но они сделали именно то, к чему и стремились американские власти. Так считал полковник Хичкок, еще до первых инцидентов писавший в своем дневнике: «Я с самого начала говорил, что Соединенные Штаты – агрессор… У нас нет ни малейших прав, чтобы находиться здесь… Все выглядит так, как будто правительство отправило небольшой отряд, чтобы спровоцировать войну с целью захвата под этим предлогом Калифорнии и той части страны, которую оно наметило для отторжения. Что бы ни произошло с этой армией, нет оснований усомниться в [грядущей] войне между Соединенными Штатами и Мексикой… Не лежит у меня сердце к этому делу… но, как человек военный, я обязан выполнять приказы».

Еще до этих первых столкновений генерал Тейлор направлял Дж. Полку донесения, приведшие президента к мысли о том, что «высока вероятность того, что вскоре начнутся военные действия». Девятого мая, еще до поступления новостей о каких-либо сражениях, Полк предлагал своему кабинету объявить войну Мексике, основываясь на определенных денежных претензиях к этой стране, а также из-за отказа проводить переговоры с американским представителем Джоном Слайделлом. Президент записал текст выступления перед членами кабинета в своем дневнике: «Я заявил, что… до сего момента, насколько нам известно, никаких открытых агрессивных акций со стороны мексиканской армии не было, но нависла опасность того, что такие действия будут иметь место. Я сказал, что, с моей точки зрения, у нас есть вполне достаточная причина для объявления войны, что для меня было бы невозможным и далее… хранить молчание… а также заметил, что страна по этому поводу испытывает возбуждение и нетерпение».

США не испытывали «возбуждения и нетерпения». Эти чувства обуревали президента. Когда прибыли донесения с известиями от генерала Тейлора о людских потерях в ходе нападения мексиканцев, Дж. Полк собрал членов кабинета, чтобы сообщить им новости, и они пришли к единогласному мнению, что президент должен просить Конгресс объявить войну. Послание Полка Конгрессу было гневным: «Чаша терпения переполнилась еще до недавних сообщений из пограничного района Дель-Норте [Рио-Гранде]. Но теперь, после неоднократных угроз, Мексика пересекла границы Соединенных Штатов, вторглась на нашу территорию и пролила американскую кровь на американской земле…

Поскольку, несмотря на все наши усилия избежать войны, она разразилась из-за действий самой Мексики, мы, исходя из всех соображений долга и патриотизма, обязаны защищать свою честь, права и интересы нашей страны».

Президент говорил о переброске войск США в район Рио-Гранде как о необходимой оборонительной мере. В своей работе «Война мистера Полка» Дж. Шрёдер пишет: «На деле истине соответствовало обратное утверждение: президент Полк спровоцировал войну, отправив американских солдат на спорную территорию, которую исторически контролировали и на которой проживали мексиканцы».

Конгресс поспешил одобрить объявление войны. Комментарий Дж. Шрёдера таков: «Дисциплинированное большинство демократов в палате представителей отреагировало на воинственные рекомендации Полка от 11 мая весьма проворно и с покорной эффективностью». Кипы официальных документов, сопровождавших речь об объявлении войны, которые должны были служить подтверждением заявления президента, немедленно прятались палатой под сукно. Прения по законопроекту о предоставлении волонтеров и средств для ведения войны были ограничены двумя часами, и большая часть этого времени ушла на чтение избранных отрывков из припрятанных документов, так что на обсуждение вопросов едва ли осталось полчаса.

Хотя партия вигов и была против войны с Мексикой, она не возражала против территориальной экспансии. Вигам хотелось заполучить Калифорнию, но они предпочитали сделать это мирно. Как пишет Дж. Шрёдер, «их экспансионизм был коммерчески ориентированным, предусматривавшим получение земель на Тихоокеанском побережье без того, чтобы прибегать к войне». Они не настолько упорно выступали против военной акции, чтобы останавливать ее, отказав в предоставлении людей и в выделении денег. Виги не хотели рисковать и получать в свой адрес обвинения в том, что они подвергают опасности американских солдат, лишая их средств, необходимых для ведения боевых действий. В результате партия присоединились к демократам, в подавляющем большинстве проголосовав за военную резолюцию (174 голоса против 14). Оппозиция представляла собой небольшую группу решительно настроенных вигов – противников рабства, которых один конгрессмен от Массачусетса, голосовавший «за», назвал «кучкой радикалов».

В сенате прения ограничились одним днем, и, по словам историка Ф. Мерка, «повторилась тактика стадного чувства». Резолюция о вступлении в войну была принята (40 голосов против 2). Виги и здесь присоединились к демократам. По мнению Дж. Шрёдера, в течение всей войны «политически чувствительное меньшинство вигов годилось лишь на то, чтобы изматывать администрацию потоком словоблудия, одновременно голосуя за все ассигнования, которые требовались для военных кампаний». Издававшаяся в Вашингтоне вигская газета «Нэшнл интеллидженсер» заняла именно такую позицию. Будучи в то время конгрессменом от Массачусетса, Дж. К. Адамс первоначально голосовал вместе с «14 упрямцами», однако позднее отдал свой голос за военные ассигнования.

Когда началась война, житель Иллинойса Авраам Линкольн еще не заседал в Конгрессе, но после своего избрания в 1846 г. он однажды имел возможность голосовать и выступить по поводу войны. Его «резолюции о пяди земли» получили известность – Линкольн бросил вызов Дж. Полку, предложив указать, на какой именно пяди «американской земли» пролилась кровь граждан США. Однако конгрессмен не попытался покончить с войной, остановив финансирование и снабжение. Выступая 27 июля 1848 г. в палате представителей с речью в поддержку кандидата на пост президента генерала Тейлора, А. Линкольн заявил: «Но, поскольку генерал Тейлор известен главным образом как герой войны с Мексикой и поскольку вы, демократы, утверждаете, что мы, виги, всегда выступаем против войны, вы считаете, что с нашей стороны крайне нелепо и неловко его поддерживать. Заявление, что мы всегда выступали против войны, можно считать правдивым или ложным в зависимости от того, как истолковывать понятие «выступать против войны». Если его истолковывать в том смысле, что «в войне не было необходимости и ее незаконно начал президент», то да, виги всегда в целом выступали против этого… Марш армии в сердце мирных мексиканских поселений, запугивание тамошних жителей, которые бежали, бросив урожай и имущество, подвергшиеся уничтожению, – возможно, вы это считаете вполне любезной, миролюбивой и приятной акцией, но мы воспринимаем это иначе… Однако если война уже началась и стала общим делом для всей страны, то жертвование на ее ведение вместе с вами наших денег и крови является поддержкой боевых действий, и в таком случае будет неправдой сказать, что мы [виги] всегда выступаем против войны. За некоторыми конкретными исключениями, наши голоса регулярно присоединялись к вашим, для того чтобы обеспечить [армию] всем необходимым».

Горстка противников рабства проголосовала в Конгрессе против любых мер военного характера, рассматривая мексиканскую кампанию как средство расширения рабовладельческой территории Юга. Один из них, конгрессмен от штата Огайо Джошуа Гиддингс, страстный оратор и человек физически очень крепкий, назвал эту кампанию «агрессивной, нечестивой и несправедливой войной». Он объяснил, почему голосует против поставок вооружений и отправки людей: «Ни сейчас, ни позднее я не хочу принимать участия в убийстве мексиканцев на их собственной земле. Пусть вина в этих преступлениях лежит на других – я к ним примыкать не стану». При этом Гиддингс сослался на английских вигов, которые во время Американской революции объявили в парламенте в 1776 г., что будут голосовать против военных поставок, направлявшихся на подавление сопротивления американцев.

После принятия Конгрессом решений в мае 1846 г. в Нью-Йорке, Балтиморе, Филадельфии и во многих других местах прошли массовые митинги и демонстрации в поддержку войны. Тысячи людей записывались добровольцами в армию. Поэт Уолт Уитмен в те первые военные дни писал в бруклинской газете «Игл»: «Да, Мексику стоит как следует выпороть! Будем нести наше оружие с духом, который покажет всему миру, что, хотя мы и не стремимся к ссоре, Америка знает, как крушить врагов и как расширяться!»

Вся эта агрессивность основывалась на идее о распространении Соединенными Штатами благ свободы и демократии на возможно большее количество людей. Это переплеталось с идеями расового превосходства, стремлением овладеть прекрасными землями Новой Мексики[78] и Калифорнии, а также с соображениями о развитии торговли в бассейне Тихого океана.

Что касается Калифорнии, то газета «Иллинойс стейт реджистер» задавалась вопросом: «Должен ли сей прекрасный сад покоиться в своем диком и бесполезном изобилии? …мириады предприимчивых американцев готовы броситься к его богатым и зовущим прериям; в его долинах может быть услышан рокот англо-американской промышленности; на его равнинах и морских берегах могут вырасти города, а ресурсы и благосостояние нации могут увеличиться в степени, не поддающейся подсчету». «Америкэн ревью» писала, что мексиканцы уступают «более совершенному населению, незаметно просачивающемуся на ее [Мексики] территории, изменяющему ее традиции, образ жизни, торговлю, уничтожающему ее слабеющую кровь». К 1847 г. в нью-йоркской газете «Гералд» появились такие слова: «Универсальная нация янки может за несколько лет возродить и освободить народ Мексики, и мы верим в то, что частью нашего предназначения на Земле является вовлечение этой прекрасной страны в цивилизацию».

В нью-йоркской газете «Джорнэл оф коммерс» было опубликовано письмо, упоминавшее в этой связи самого Бога: «Похоже, в дело вмешался Верховный правитель Вселенной, направляя энергию человека на благо всего человечества. Его вмешательство… как мне кажется, отождествляется с успехом нашего оружия… Искупление всех грехов, которыми полон род человеческий, семью миллионами душ есть цель очевидная… цель явная».

Сенатор Х. В. Джонсон заявил: «Я считаю, что мы бы предали свою благородную миссию, если бы отвергли молчаливое согласие с высокими целями мудрого Провидения. В войне есть свое зло. Во все времена она являлась рассадницей массовой смерти и ужасающего разорения: но как бы война ни была для нас непостижима, она также создана Мудрейшим Распорядителем событий как инструмент достижения великих целей возвышения и счастья человечества… Именно в этом контексте я соглашаюсь с доктриной «предопределения судьбы»».

В издании «Конгрэшнл глоб»[79] от 11 февраля 1847 г. сообщалось: «Мистер Джайлс, представитель Мэриленда заявил: «Я считаю само собой разумеющимся, что мы должны увеличить территорию, прежде чем закрыть двери храма Януса… Мы должны пройти маршем от океана к океану… Мы должны пройти маршем от Техаса к Тихому океану, и остановит нас лишь его ревущая волна… В этом – предначертание белой расы, предначертание англосаксонской расы».

С другой стороны, Американское антирабовладельческое общество заявляло, что война «была развязана с единственной отвратительной и ужасной целью расширения и увековечения американского рабства на обширной территории Мексики». Двадцатисемилетний бостонский поэт-аболиционист Джеймс Расселл Лоуэлл начал публиковать сатирические стихи в бостонской газете «Курьер» (позднее они вошли в сборник «Бумаги Биглоу»). В них фермер из Новой Англии Хосеа Биглоу на своем диалекте говорит о войне:

Едва начались военные действия, когда летом 1846 г. Генри Дэвид Торо, писатель, живший в городе Конкорде (Массачусетс), отказался платить установленный штатом подушный избирательный налог в знак протеста против войны с Мексикой. Торо посадили в тюрьму, где он провел всего одну ночь. Друзья писателя без его согласия выплатили налог, и Торо выпустили. Два года спустя он выступил с лекцией под названием «Сопротивление гражданскому правительству», которая позднее была напечатана как эссе «Гражданское неповиновение»:

«Не так желательно воспитывать уважение к закону, как желательно воспитывать уважение к праву… Закон никогда ни на йоту не делал людей более справедливыми. Посредством уважения к закону даже благодушные люди ежедневно становятся носителями несправедливости. Обычным и естественным результатом чрезмерного уважения к закону является то, что вы можете наблюдать, как строй солдат… браво марширует по горам и по долам, идя воевать против своей воли, вопреки здравому смыслу и совести, что делает этот марш в гору непростым занятием, вызывая у участников учащенное сердцебиение».

Его друг и коллега по перу Р. У. Эмерсон был согласен с Торо, но считал протест бесполезным. Когда Эмерсон посетил Торо в тюрьме и спросил его: «Что ты делаешь здесь?», то ответом последнего, по свидетельству очевидца, было: «А что ты делаешь там?».

Большая часть религиозных конфессий или откровенно поддерживала войну, или робко молчала. В целом никто, кроме конгрегационалистов, квакеров и унитариев, не выступил открыто с антивоенных позиций. Однако баптистский священник, президент Университета Брауна преподобный Фрэнсис Уэйленд, произнес три проповеди в университетской часовне, заявив, что справедливыми являются только оборонительные войны, а в случае несправедливой войны на личности лежит моральная обязанность сопротивляться таковой и не давать властям деньги на ее ведение.

Бостонский священник унитарной церкви преподобный Теодор Паркер сочетал красноречивую критику войны с презрением к мексиканцам, которых называл «жалким народом – жалким по происхождению, истории, характеру»; со временем они обязаны уйти с дороги, как это сделали индейцы. Да, говорил он, Соединенные Штаты должны расширяться, но не военными средствами, а силой своих идей, преимуществами со стороны своей торговли, «постоянным прогрессом высшей расы, обладающей лучшими идеями и лучшей цивилизацией… тем, что они [США] лучше Мексики, мудрее, гуманнее, свободнее и мужественнее ее». В 1847 г. Паркер призвал к активному антивоенному сопротивлению: «Пусть будет позором для жителя Новой Англии записаться в армию, для купца из Новой Англии ссудить свои доллары или предоставить свои корабли для поддержки этой порочной войны; пусть будет позором для промышленника произвести пушку, шпагу или ядро для убийства наших братьев».

Расизм, проявленный этим священником, был широко распространенным явлением. Конгрессмен от штата Огайо, виг и аболиционист Коламбус Делано выступал против войны, потому что боялся смешения американцев с людьми низшего сорта, которые «представляют собой все оттенки цветов кожи… плачевную смесь испанской, английской, индейской и негритянской кровей… результатом которой является, как говорят, воспроизводство ленивой и невежественной расы».

По мере продолжения военных действий оппозиционные настроения росли. Американское миротворческое общество[80] издавало газету «Адвокейт оф пис», в которой публиковались антивоенные стихи; тексты выступлений, петиций, проповедей; свидетельства очевидцев о деградации жизни в армии и об ужасах войны. Аболиционисты, выступавшие в газете «Либерейтор» У. Л. Гаррисона, осуждали войну, говоря о ее «агрессивном, завоевательном и грабительском характере» и о том, что она отмечена «хулиганством, вероломством и всеми остальными чертами национальной порочности». С учетом того, какие энергичные усилия предпринимали лидеры страны, чтобы добиться поддержки патриотов, примечателен масштаб открытого недовольства и критики. Антивоенные митинги проходили, несмотря на атаки патриотически настроенных толп.

Пока армия приближалась к Мехико, «Либерейтор» дерзко продекларировал пожелания американским войскам потерпеть поражение: «Каждый человек в любой стране, кому дороги свобода и гуманность, должен пожелать им [мексиканцам] самого триумфального успеха… Мы только надеемся на то, что, если крови и довелось быть пролитой, это была кровь американцев, и на то, что следующие новости, которые мы узнаем, будут новостями о том, что генерал Скотт и его армия попали в плен к мексиканцам… Мы не желаем ему и его солдатам физических страданий, но желаем им полного поражения и позора».

Выдающийся оратор и писатель, бывший раб Фредерик Дуглас писал 21 января 1848 г. в своей рочестерской газете «Норт стар» об «имеющей место позорной, жестокой и несправедливой войне с братской республикой. Мексика представляется обреченной жертвой англосаксонской алчности и жажды власти». Ф. Дуглас с презрением отмечал нежелание противников войны предпринимать действенные меры (даже аболиционисты продолжали платить налоги): «Решимость нашего президента-рабовладельца вести войну и вероятность его успеха в деле выжимания из народа людских ресурсов и средств на ее продолжение становятся все очевиднее, отнюдь не будучи поставлены под сомнение хилой оппозицией. Ни один более или менее значительный или высокопоставленный политик не рискует поставить под угрозу собственный авторитет внутри своей партии… открыто и безусловно осудив войну. Никто не готов к тому, чтобы, несмотря на все риски, занять твердую позицию отстаивания мира. Все, похоже, хотят, чтобы война в той или иной форме продолжалась».

А с кем же было общественное мнение? Трудно сказать. После первого прилива запись в армию начала сокращаться. Результаты выборов 1846 г. показали значительный рост оппозиции Полку, но кто мог предположить, в какой степени это было связано с войной? В Массачусетсе конгрессмен Роберт Уинтроп, голосовавший за войну, одержал на выборах триумфальную победу над антивоенно настроенным вигом. Дж. Шрёдер делает в своей работе вывод о том, что, хотя популярность Полка и упала, «общий энтузиазм по поводу войны с Мексикой оставался на высоком уровне». Но это лишь предположение. В то время не проводились опросы общественного мнения. Что же до голосования, то большинство граждан вообще не участвовало в выборах, – а что они думали по поводу боевых действий?

Историки войны с Мексикой с легкостью говорили о «народе» и об «общественном мнении». Среди них – Джастин Смит, чья двухтомная работа «Война с Мексикой» долгое время являлась эталоном. Он, в частности пишет: «Разумеется, необходимо было… в той или иной степени учитывать все давление со стороны нашего воинственно настроенного народа, ибо такова природа народного правительства».

Правда, приведенные Дж. Смитом данные получены не от «народа», а из газет, которые объявили себя гласом народа. В августе 1845 г. нью-йоркская «Гералд» утверждала: «Массы призывают к войне». А нью-йоркская «Джорнэл оф коммерс» полушутя-полусерьезно писала: «Отправимся же на войну. Мир утрачивает свежесть и становится пресным, пора захватывать корабли и сносить с лица земли города, поджечь мир, чтобы начать жизнь заново. Вот будет здорово и интересно – будет о чем поговорить». Нью-йоркская «Морнинг ньюс» сообщала о «молодых и страстных душах, собравшихся в городах… Они жаждут выхода своей неутомимой энергии, и их внимание уже приковано к Мексике».

Информировали ли газеты о настроениях в обществе или они их создавали? Те, кто писал об этих настроениях, например Дж. Смит, зачастую были убеждены в необходимости войны. Смит, посвятивший свою книгу одному из ультрарадикальных экспансионистов в истории США Генри Кэботу Лоджу, привел длинный список грехов, в которых Мексика провинилась перед Соединенными Штатами, закончив его словами: «Таким образом, на нашем правительстве, как на выразителе национального достоинства и представителе национальных интересов, лежала обязанность принять меры». А вот как он прокомментировал призыв Дж. Полка к войне: «По правде говоря, ни один другой курс не был бы патриотичным или просто разумным».

Невозможно сказать, насколько широкой была поддержка войны. Но есть свидетельства того, что многие организованные рабочие выступали против нее. Ранее, когда рассматривался вопрос об аннексии Техаса, в Новой Англии рабочие провели митинг протеста. Газета, выходившая в Манчестере (Нью-Гэмпшир), писала: «Раньше мы молчали по поводу аннексии Техаса, чтобы увидеть, сможет ли наша страна предпринять такую подлую акцию. Мы называем ее подлой, ибо она дала бы тем людям, которые живут за счет крови других людей, благоприятную возможность еще глубже запустить руки в грех рабства… Разве сейчас у нас недостаточно рабов?»