Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Свет твоих глаз

ModernLib.Net / Грайс Джулия / Свет твоих глаз - Чтение (стр. 7)
Автор: Грайс Джулия
Жанр:

 

 


      – Придется. В противном случае… – В глазах Бена отразилась бессильная боль. – Оставайся и присмотри за ним, пока я поговорю с его родителями. И дай Бог, чтобы они согласились.
      Когда он ушел, Эмери бессильно опустилась на пол возле мальчика. Тошнота подступала к горлу, по лицу текли слезы, но нельзя было поддаваться слабости, ведь Тимми могла понадобиться ее помощь.
      Мальчик беспокойно метался и стонал. Она взяла его холодную руку в свою.
      – Ветерок, – прошептал он и снова застонал. Через несколько минут в повозку вернулся Бен и родители мальчика. Оррин побелел от горя, по лицу Маргарет текли слезы, губы ее были сжаты. Маргарет опустилась на колени перед сыном.
      – Не надо делать этого, доктор Колт. Не надо лишать моего мальчика ноги. Я не разрешаю делать это. Тимми… Тимми не заслужил такой участи. Бог не допустит этого, вы слышите?
      Оррин стоял рядом и что-то шептал ей на ухо и тряс за плечо. Она гневно отбросила руку мужа:
      – Нет! Я не позволю отрезать ему ногу!
      – Поймите же, это необходимо! – сказал Бен. – Если я не произведу ампутацию, начнется гангрена, и мальчик умрет.
      – Вы не сделаете этого. Он мой сын, и я не дам вам отнять у него ногу. – Маргарет обвела безумным взглядом присутствующих.
      Повисла тишина, прерываемая только стонами Тимми.
      – Ну что же, – сказал Бен, – я ухожу. Мальчику нужен покой. Дайте ему попить, если он сможет. Через час дадите ему еще лауданиум. И не трогайте бандаж. Завтра я приду, чтобы сделать перевязку.

Глава 10

      Эмеральда сидела на небольшом пригорке недалеко от повозок. Руки ее бессильно лежали на коленях, а глаза бессмысленно смотрели на горизонт.
      В лучшем случае Тимми останется калекой, в худшем… даже страшно подумать об этом. Она не понимала, как такое могло случиться с девятилетним мальчиком. Как Бог мог допустить это?
      Она услышала стук копыт и лошадиное фырканье за спиной и вскочила на ноги. Всадником оказался Мэйс Бриджмен. Он вернулся с разведки, в мешке, привязанном к седлу, лежал его портфель с рисунками.
      – Эмери! Что ты здесь делаешь? Почему остановились повозки? Время – далеко за полдень.
      – Из-за Тимми.
      Мэйс спешился и подошел к ней. На нем были его неизменные кожаные штаны, из-за пояса торчал нож. Шляпа была надвинута на глаза, лицо покрывала пыль.
      – Тимми? Что с ним случилось?
      Эмери вкратце рассказала ему, как мальчика сбил бизон, раздробив ступню. Руки ее беспокойно теребили сборки голубого дорожного платья. Эмери распустила узел, и волосы лежали у нее на плечах, непослушные и непричесанные.
      – Бен сказал, что должен ампутировать ему ногу, – продолжала она, – но Маргарет не хочет и слышать об этом. Она отказалась наотрез и Оррина убедила не соглашаться.
      Мэйс помрачнел.
      – Это очень плохо, – сказал он, помолчав. – Да поможет Бог бедному мальчику! Однако это задержит нас на день или два.
      – Неужели только это вас и огорчает! – возмущенно воскликнула Эмеральда.
      – А ты не слышала о партии Доннера? – резко спросил Мэйс. – Они тоже немного задержались, и зима застала их в горах. Некоторых из них пришлось убить, чтобы другие питались их мясом. Тебе не кажется эта история занимательной? Вижу, что нет. Конечно, я переживаю, я очень волнуюсь за эту семью, но, как я уже тебе говорил, в пути бывает всякое. Трудно ожидать, что мы доберемся до Калифорнии без происшествий. Но задержка в пути может оказаться роковой для всех, понимаешь, о чем я говорю, Эмеральда?
      – Но… Мальчик в таком состоянии, а ты говоришь о задержке. – Голос Эмери задрожал. – Я слышала о твоей бессердечности, и вот оно – доказательство. Может, тебе стоит подумать о том, чтобы вернуться в лагерь и принять ванну. Твое лицо в пыли!
      Мэйс с минуту молча смотрел на нее. Затем, словно встряхнувшись, откинул назад голову и рассмеялся.
      – Отличная идея, Эмери! Ванна – это как раз то, что надо. И хорошо бы принять ее вместе, у тебя тоже грязное лицо.
      Эмери сердито провела рукой по щеке.
      – Нет, ты не вытерла. Вот она, большая грязная полоска, у самого носа. Вот здесь. – Он дотронулся до ее лица.
      Она отшатнулась.
      – Почему бы тебе не оставить меня в покое? Иди поищи свою Труди Вандербуш, это как раз то, что тебе нужно.
      – Ах вот в чем дело, оказывается, в Труди! Понимаю.
      – Ты ведь с ней ушел ночью, не так ли? – И, повернувшись, Эмери направилась к лагерю.
      Мэйс пошел за ней. Схватив ее за плечи, он развернул ее к себе и крепко прижал.
      – Эмери…
      – Нет. – Она уперлась ему в грудь.
      – Послушай, зеленоглазая, перестань. Я же мужчина, а не монах и не евнух.
      – Лучше бы тебе быть евнухом! – зло выкрикнула она, сверкнув глазами.
      Мэйс засмеялся:
      – Ты даже не понимаешь, моя сладкая, что ты сейчас сказала. – Он все крепче прижимал ее, так что ей даже стало трудно дышать. Невозможно было вырваться из его цепких рук.
      – Мэйс, прошу тебя, прекрати! Ты ведешь себя возмутительно! Оставь меня. Я… Я не хочу с тобой целоваться…
      – Очень даже хочешь.
      – Нет! Как ты смеешь даже думать об этом, когда Тимми там, в повозке…
      – Эмеральда, послушай. Ни ты, ни я ничем не можем ему помочь. Его осмотрел врач, сейчас рядом с ним заботливая мать. Мы ему сейчас не нужны. Эмеральда… Моя зеленоглазая девочка… Бывает так, что притяжение между мужчиной и женщиной становится столь сильным, что нет сил противостоять ему…
      – Но, Мэйс, прошу тебя… – словно издалека доносились до нее собственные протесты.
      – Эмеральда, ты же чувствуешь, как нас тянет друг к другу? Чувствуешь столь же отчетливо, как силу натянутых поводьев или аромат костра… Ты не можешь сказать мне «нет», не должна…
      Он поднял ее на руки. Она изо всех сил отбивалась от него.
      – Прекрати, – приказал он, – ты, маленькая дикая кошка…
      – Я сейчас тебя исцарапаю. Я не знаю, что я с тобой сделаю! Опусти меня немедленно на землю!
      Не обращая внимания на ее сопротивление, Мэйс уложил Эмери на траву, прижав ее ноги своими ногами и раскинув руки. Эмери извивалась, но попытки высвободиться были тщетны.
      Она еще раз рванулась, однако Мэйс был слишком силен. Он крепко держал ее, глядя на нее с улыбкой.
      – Тебя это все забавляет, не так ли? – сказала она, задыхаясь. – Для тебя это всего лишь игра! Посмотрите-ка, какой ловкач этот Мэйс Бриджмен! Скольких женщин он сумел приручить. Стоит ему поманить пальцем, и они бегут к нему. Сначала Труди, теперь я… Довольно, я не собираюсь стать еще одной девкой в твоем… гареме!
      – Гареме? – В глазах Мэйса загорелся озорной огонек. Он приблизил свое лицо к ней так, что она могла разглядеть мельчайшие черточки. Вот и тот маленький шрам на скуле, который, как Мэйс однажды рассказывал Тимми, оставил ему на память медвежонок гризли, когда он попытался его нарисовать.
      Сердце девушки замерло в сладкой истоме – так действовала на нее близость Мэйса. Сколько раз она вспоминала его поцелуй, мечтала о том, как она будет счастлива, если он женится на ней, но сейчас он вдруг стал ей противен. Как он мог назначить ей свидание и уйти с Труди Вандербуш! Значит, он хочет быть с Труди, а с ней всего лишь забавляется.
      – Ну ладно, маленькая Эмеральда. Скажи мне, какая забота туманит твои прелестные зеленые глазки? Кто же назвал тебя так, Эмеральда, Изумрудинка? Твои глаза действительно как два изумруда.
      Она вдруг почувствовала нежное прикосновение его губ к своему веку. Чудесная нега разлилась по телу.
      – Мой отец назвал меня так, – выдохнула она. – Я помню, он говорил, что ему нравится, как звучит мое имя.
      – Эмеральда… Мне тоже нравится, как звучит твое имя. – Мэйс нагнулся и поцеловал ее другое веко. Его теплое дыхание согревало ей лоб.
      – Прошу тебя, – начала она вновь, уже не так настойчиво высвобождаясь из его объятий.
      – Просишь о чем? – Он вновь усмехнулся. – Это Труди так беспокоит тебя? Да, я угадал, моя зеленоглазая красавица?
      – Значит, это правда? Ты действительно уходил с ней и…
      – Но ты ведь не пошла бы со мной, даже если бы я снова позвал тебя.
      Неожиданно Мэйс отпустил ее и отвернулся. Дрожа всем телом, Эмери встала и принялась оправлять юбку. Он отошел от нее на несколько шагов, приминая ногами густую ярко-зеленую траву. Она слышала, как ломаются сочные стебли под его ногами.
      – Давай кое-что проясним, Эмеральда, – вдруг сказал Мэйс. – Я – свободный человек, я – первопроходец, исследователь. Для меня превыше всего моя работа, и в моей жизни нет места для постоянной женщины.
      Она в недоумении уставилась на него:
      – Но я думала…
      – Ты мечтала о замужестве, не так ли? – Он потянулся к ней и пощекотал былинкой ее лицо. Она отстранилась. – Понимаю, – продолжал Мэйс, – но боюсь, женитьба не для меня. Я хочу предупредить тебя об этом. Я не могу разделить свою судьбу с женщиной. У меня была девушка во Флориде, которая очень нравилась мне. Девушка в Сент-Луисе. Но ни на одной из них я не собирался жениться. Что я буду делать с выводком ребятишек? Большую часть времени я нахожусь в отъезде, и моей жене придется сидеть одной в четырех стенах и нянчиться с малышами. Возможно, мы будем видеться раз в году, не чаще. Каково ей придется? Может случиться и такое, что я не вернусь. Нет, брак для меня был бы ошибкой.
      Сердце девушки сжалось. Ей внушали, что к браку стремятся и мужчины, и женщины как к самому приятному и надежному способу жизни…
      – Но я… Но твоя жена могла бы следовать за тобой! – робко возразила Эмери. – Она могла бы быть рядом с тобой везде, где будешь ты! Тогда бы ей не пришлось страдать от одиночества!
      – Эмеральда…
      Несколько минут она молчала.
      – А как насчет Труди? – наконец спросила она. – По-моему, нечестно с твоей стороны водить ее за нос.
      – Труди – совсем другое дело.
      – Почему? Я не понимаю! Наверняка ее отец хочет, чтобы она вышла замуж.
      – Папаша Вандербуш, между нами говоря, прекрасно знает, что собой представляет его дочка. Труди рассказала мне, почему он решил увезти ее в Калифорнию. Труди действует с оглядкой или по крайней мере старается. Она не дает распространяться слухам. Даже Марта Ригни ни о чем не догадывается.
      – Не догадывается? О чем? – Эмеральда повысила голос.
      – Ну некоторые могли бы назвать ее прирожденной шлюхой. Но я так не считаю. Труди просто не такая, как все. Ей бы родиться в другую эпоху, когда женщины могли удовлетворять свои сексуальные потребности так же свободно, как и мужчины. Труди нравится этим заниматься, в ней сильна потребность к половой жизни, и ничто не может ее остановить. Так почему же не доставить ей удовольствие? При этом я и сам кое-что получаю.
      «Ей бы родиться в другую эпоху».
      Мэйс говорил о Труди с непонятным ей уважением. Эмери была озадачена и шокирована одновременно. Она вспомнила, как бесстыдно Труди плескалась в воде, как демонстративно подмывалась, когда Эмери впервые увидела ее, как она смотрела на Зика…
      – Но…
      Мэйс потянулся к ней и уложил на траву рядом с собой.
      – Не будем о ней, Эмеральда. Разве ты не видишь, что вы с Труди совершенно разные? Она хорошенькая, не спорю, но в ней нет той красоты, что есть в тебе. Никто с тобой не сравнится, никто…
      Эмери обмякла. Бороться не было сил, даже если бы она этого и хотела. Она чувствовала, как его пальцы расстегивают пуговички на платье. Затем он снял его, за ним последовал корсаж и нижняя юбка, пока наконец она не осталась лежать перед ним нагая, освещенная теплым солнцем.
      – Красавица, – едва слышно прошептал он. – О, моя Эмеральда, как ты чудесна…
      Мэйс лег рядом, стянув свои кожаные штаны. Руки его ласкали ее тело, бережно, нежно. Затем он притянул ее к себе и вошел в нее…
 
      Эмеральда резко села. Трава колола ее голое тело. Она взглянула на Мэйса. Тот лежал рядом на спине. Глаза его были закрыты.
      Почему, спрашивала она себя, почему она позволила себе заниматься любовью сейчас, когда всего несколько часов назад случилось такое несчастье с Тимми! Как она могла, тем более после того, как Мэйс сказал, что никогда не женится на ней. Должно быть, она сошла с ума!
      Она потянулась за одеждой и быстро оделась. Натянув через голову платье, она со злостью обнаружила, что оно застряло на полпути.
      – Позволь мне помочь тебе. – Мэйс тоже сел. Под кожей его играли мускулы, кое-где на теле виднелись шрамы. Он рассказывал, как однажды в горах на него напал медведь, и только с помощью другого охотника ему удалось спастись, но метки остались. Эмери поежилась, глядя на рубцы.
      – Нет, спасибо. Я справлюсь сама.
      Она принялась натягивать платье, но безуспешно.
      – Разреши мне все-таки помочь. Я прекрасно умею управляться с дамскими нарядами, ты же знаешь.
      – Да уж.
      Он обнял ее, поправляя платье. Пальцы его, казалось, прожигают ткань насквозь, ранят ее тело. Зачем, зачем она позволила этому случиться…
      Пригладив волосы, она с тоской подумала о том, что, наверное, выглядит помятой и жалкой. Не осталось ли на юбке пятен от травы? Не застряли ли травинки в волосах? Что, если кто-нибудь это заметит? Как она будет выглядеть в глазах всех!
      – У тебя травинки в волосах, – сказал Мэйс, словно прочитав ее мысли. – Давай я помогу.
      Мэйс провел рукой по ее волосам, приглаживая непослушные кудри.
      – Я… Я должна возвращаться в лагерь, – тихо сказала она. – Маргарет, должно быть, уже ищет меня. Я так расстроилась, что убежала, никому не сказав. А ты…
      – А я вернусь в лагерь с другой стороны. Никто ни о чем не догадается, ведь я был на разведке и мог провести там весь день.
      Перед расставанием он еще раз провел рукой по ее волосам:
      – Не печалься о Тимми. Мальчик крепкий. Он должен выкарабкаться.
      Когда Эмеральда вернулась в лагерь, она застала Оррина за смазкой колес. Его лицо пылало от гнева.
      – Ступай в повозку, – приказал он. – Где ты была? Тебя нет уже больше двух часов. Нечего сказать, нашла время для прогулок! Маргарет несколько раз звала тебя. Если бы ты была рабыней, – добавил он, – я бы тебя как следует выпорол.
      Эмеральда вспыхнула. Едва сдерживая слезы, она забралась в повозку.

* * *

      Через двенадцать дней они подъезжали к форту Ларами.
      Гертруда Вандербуш страдала от дизентерии. Она настолько ослабла, что даже самая простая работа ей была не под силу. Труди сидела возле матери.
      – Я хочу пойти прогуляться, мама, – сказала Труди.
      – Не ходи слишком далеко, слышишь? – попросила ее Гертруда.
      – Не беспокойся, мама.
      – Мы недалеко от форта, а там полно мужчин, и один Бог знает, что у них на уме.
      – Не волнуйся, мама. Со мной все будет в порядке, – заверила ее Труди. Она поправила покрывало, подоткнув его под худенькую спину матери, поставила рядом с ней кружку воды и выскользнула из повозки. Сердце ее забилось от сладостных предчувствий. На ней было ее лучшее зеленое платье из набивного ситца, которое особенно подчеркивало округлость ее форм и необычный цвет волос.
      Местность, где они остановились, была удивительной. Пейзаж был настолько необычен, настолько непохож на равнинные пространства Мичигана, что, казалось, они попали на другую планету. Горы возвышались одна над другой, образуя каньоны и ущелья. Путешествие становилось все труднее. Теперь их подстерегала опасность камнепадов и оползней, чаще приходилось останавливаться для ремонта, на каменистых дорогах то и дело ломались оси, сцепления. Одна из остановок была сделана на Откосе Скотта – площадке на высоте восьмисот футов над рекой Платт. Но тогда Труди не могла наслаждаться чудесными видами, потому что Тимми опять было плохо.
      Тимми очень страдал в тряской повозке. Он кричал от боли всякий раз, как его нога чувствовала толчок. Маргарет и Эмери постоянно были возле него, промывали ему рану, старались заставить его поесть и отгоняли от него мух. Весь лагерь и Труди в том числе очень переживали за мальчика. У многих, как и у ее матери, была дизентерия – противная, изматывающая болезнь. Еще одна из лошадей Ригни, раненная бизоном, погибла за это время.
      Но сейчас они подъезжали к форту Ларами. Здесь, как говорил отец, происходил обмен товаров, мехов и прочего с индейцами. Индейцы! Кэтти была напугана, но она, Труди, нисколько. Ей было всего лишь любопытно посмотреть на них, и она приближалась к форту с самыми волнующими предчувствиями. Наверняка с ней должно приключиться что-нибудь необыкновенное…
      Форт представлял собой длинное деревянное сооружение с центральной башней, в которой находился сторожевой пост. Он казался маленьким и не слишком внушительным на фоне грандиозного пейзажа вокруг. За фортом возвышалась гряда холмов, а справа, вонзаясь в небо, поднималась скала, от которой и получил название форт, – Пик Ларами.
      Но для Труди самым интригующим зрелищем был индейский лагерь с большим количеством островерхих вигвамов. Должно быть, там живет не меньше сотни индейцев, мужчин, голых, если не считать кожаных повязок вокруг бедер. Правда, некоторые из них были одеты в кожаные штаны с бахромой и в такие же рубахи, украшенные ракушками и когтями животных. На женщинах были короткие платья, украшенные бисером, бахромой и монетами, и штаны по колено.
      Ей показалось, что индейцы выглядят довольно мирно: спокойно разговаривают друг с другом, смеются и с любопытством, которое она и ожидала встретить, рассматривают ее.
      – Эй, погляди-ка, Билл! Красивая девушка! Труди обернулась и увидела двух молодых людей, приближающихся к ней. На них были темные хлопчатобумажные брюки, заправленные не слишком опрятно в высокие ботинки, их фланелевые рубашки были расстегнуты у горла, а шляпы покрыты пылью.
      – Привет. – Она улыбнулась. Труди долго не видела мужчин, если не считать тех, кто ехал с ними. Один из них был коренастым крепышом. Того, что повыше, звали Билл. Он стоял, развернув широкие плечи, и острыми карими глазами шарил по ее телу, казалось, наслаждаясь каждым дюймом ее аппетитной фигурки.
      – Только не говорите, что вы из того каравана, что остановился здесь вчера вечером! – сказал Билл. – Если такие хорошенькие девушки едут в Калифорнию, то я не прочь отправиться с ними.
      Труди остановилась, явно польщенная оказанным вниманием. Они поговорили об эмигрантах, она спросила об индейцах и жизни в форте. Молодые люди объяснили ей, что они не солдаты, а просто торговцы. Может, когда-нибудь армия США и объявит Ларами фортом, но пока этого не случилось.
      – Не хотите ли заглянуть внутрь? – предложил Билл. – Мы пускаем туда индейцев только небольшими группами. Знаете, не хочется, чтобы они нас подпалили. Не стоит им даже подавать такую мысль, иначе можно легко и «облысеть». – Он рассмеялся, но смех его показался Труди натянутым, видимо, такая перспектива была вполне реальна.
      – С удовольствием, – ответила Труди.
      Она прошла за ними в ворота импровизированной крепости и оказалась во дворе в форме прямоугольника, напоминающем пыльный загон для скота. В стенах форта располагались жилые помещения и конюшни. Маленькие окошки почти все были закрыты ставнями. Там было еще несколько белых мужчин и индейцев, некоторые прогуливались по парапету на стенах форта. Все они смотрели на Труди, и она почувствовала некоторое неудобство.
      Вначале Билл был довольно многословен, рассказывая ей о монотонном однообразии жизни в форте, о скудной пище, о проблемах, связанных с индейцами, но постепенно речь его становилась все более отрывистой. Паузы между предложениями затягивались, он смотрел на нее голодными глазами мужчины, многие месяцы обходившегося без женщины.
      На выходе из квадратного холла, похожего на туннель, Билл прижал ее к стене и стал целовать. Его спутник стоял рядом, и когда Билл отпустил ее, занял его место. Его борода колола лицо Труди.
      Она слышала, как они перешептывались, куда им лучше ее повести, и ощущение опасности приятно волновало ее. Она не заметила, как вокруг уже собралось несколько мужчин. Воздух, казалось, дрожал от сильнейшего сексуального напряжения.
      – В кладовую, – прошептал кто-то.
      Она почувствовала чьи-то ладони на своей груди.
      – Нет, туда не надо, – сказал Билл, лаская ее ягодицы.
      Ей стало тревожно: народу все прибывало. Она слышала, как кто-то присвистнул, кто-то поманил ее «цып-цып», кольцо вокруг нее сжималось. Мужчин уже было не меньше десяти.
      – Пожалуйста. – Она тронула Билла за рукав. Он посмотрел на нее сверху вниз, облизнув сухие губы. Сейчас он выглядел как добрый американский паренек с фермы, такой же, как Рольф Клаус.
      – Сюда, – хрипло сказал Билл, – это наша кладовая, мы держим здесь съестное, меха и ружья…
      Он жадно схватил ее за руку и потащил за собой. За ее спиной возбужденно переговаривались другие мужчины.
      – Что за прелесть эта маленькая куколка.
      – Надеюсь, ты с нами поделишься, Билл? – послышался чей-то голос.
      – Ее хватит на всех нас, это точно…
      Труди понимала, что они собираются овладеть ею. Все, один за другим. Скольких она сможет выдержать? Она была напугана, но возбуждение пересиливало страх.
      Ноги ее подкашивались от истомы, так что она почти падала на Билла, позволяя ему тащить ее к открытой двери в наружной стене.
      – Господи! Что вы собираетесь с ней делать?! Дьявол, эта была Марта Ригни. Она стояла, подбоченясь, с кривой усмешкой на губах. «Вот она, воплощение праведницы и строгой мамаши, образец высшей пробы!» – со злостью подумала Труди.
      – Где ваши офицеры? – требовательно спросила Марта. – Вам что, больше нечем заняться? Я думала, что вы солдаты, а не уличные хулиганы!
      – Это не армейский пост, мэм, – ответил кто-то. – Мы торговцы и охотники.
      – Да какая мне разница, кто вы. У вас есть работа? Тогда идите и работайте.
      Почти мгновенно толпа рассеялась. Мужчины опустили глаза и стали расходиться.
      – Что ты здесь делала, Труди Вандербуш? – спросила Марта. – Твоя мать сказала, что ты пошла прогуляться, но я видела, как ты направилась к форту. Что у тебя за дела могут быть здесь? Твоя мама должна была объяснить тебе, что сюда ходить нельзя. Это не то место, куда может прийти порядочная женщина одна, без провожатых!
      – Я… Я хотела посмотреть, как он выглядит. Труди опустила глаза на пыльный подол юбки. Ей хотелось плюнуть Марте в ее мерзкую красную рожу, и она с трудом сдерживалась.
      – Может, ты думаешь, что форт – это что-то вроде дружеского собрания паствы? Так вот, это нечто другое. Разве ты не поняла, чего хотели от тебя эти мужчины? Мне страшно подумать, что могло случиться с тобой, не подойди я вовремя. Они бы надругались над тобой, могу повторить еще раз.
      – Прошу вас, не говорите моему отцу, – прошептала Труди, – это его расстроит.
      – Расстроит! Он должен привязывать тебя к повозке, чтобы уберечь от собственной глупости!
      – Мама болеет, я не хочу доставлять родным дополнительных волнений.
      – Нет, они должны поволноваться за тебя. Может, это послужит тебе уроком. Я давно наблюдаю за тобой, за твоими блудливыми глазками. Я видела, как ты смотришь на мужчин, ты и мужа моего не обошла вниманием. Твоя мама говорит, что у нее хорошие дочери, но у меня есть на сей счет сомнения. Если я только застану тебя с кем-нибудь, помяни мое слово, я выгоню тебя из нашего лагеря. Бог свидетель, я сделаю это! Я не намерена ехать в обществе такой испорченной девицы!
      Труди хотела крикнуть ей, что она взрослый человек и вольна поступать, как считает нужным. Но они были уже в лагере, и Марта вела ее к повозке Вандербушей.
      Отец выглянул из повозки. Кэтти, мешая пишу в котле над костром, смотрела в сторону. Труди нырнула в повозку. Усевшись на дорожный сундук, она принялась яростно расчесывать волосы, стараясь не смотреть на мать.

Глава 11

      – Тимми, хочешь попробовать печенье? Оно с изюмом и сушеными яблоками, как ты любишь. – Эмеральда держала перед мальчиком тарелку с печеньями, разложив их поаппетитнее.
      – Нет, Эм. – Мальчик отвернулся к стене.
      – Но, Тимми, ты должен поесть. Скоро ты вообще ничего не будешь весить.
      – Не хочу печенье. Отдай его Сьюзи.
      – Но…
      – Я не могу есть, Эмери.
      – Ну что же…
      Подавив навернувшиеся слезы, Эмеральда поправила легкое покрывало у ног мальчика.
      Тимми не становилось лучше. Эмеральда убеждалась в этом день ото дня. Его лицо стало бледным до прозрачности, а нога покраснела и опухла. Как и велел им Бен, Эмери и Маргарет каждый день промывали рану и смазывали ее успокаивающей мазью, но это не помогало: она не заживала и не затягивалась. Наоборот, появился даже запах.
      Однако Эмери решила не делиться своими опасениями с Маргарет, поскольку та не теряла надежды, что в конце концов рана затянется сама по себе.
      – Может быть, и не так, чтобы мальчик мог ходить, но хотя бы чтобы он не испытывал боли. Я ведь не прошу Бога о многом, не так ли?
      «Да, непроходящая боль – вот что хуже всего», – думала Эмери. Несмотря на деревянные планки, которые фиксировали ногу, и крепкую перевязку, каждый толчок повозки отзывался страшной болью: кости смещались, травмируя рану. Тимми сжимал руку Эмери так, что она боялась, что в конце концов он сломает ей кисть. Труднее всего было вынести то, что мальчик не плакал. Если бы он кричал, плакал, они бы чувствовали себя сопричастными к борьбе за жизнь, но он предпочитал оставаться с болью один на один, добровольно окутав себя леденящим, смертельным коконом молчания.
      Бен продолжал давать ему лауданиум, понемногу урезая дозу.
      – Мы должны быть бережнее с этим средством, – сказал он Эмеральде, – у меня его, увы, не много.
      – Но мальчик страдает, – возразила Эмери.
      Бен посмотрел на нее с участием, и вдруг под маской холодного равнодушия она увидела другого Бена, глубоко и сильно чувствующего человека, омраченного тяжелым горем.
      – Я стараюсь приберечь свои запасы до момента, когда они действительно станут необходимыми, а он не за горами. Мы ведь не в Сент-Луисе и не в Нью-Орлеане, где можно забежать в любую лавку и купить все, что нужно. Мы предоставлены сами себе.
      – О… – Только сейчас Эмери осознала, насколько они изолированы от всего мира. И если с ними что-то произойдет, они должны будут обходиться тем, что есть под рукой.
      Прошло несколько дней с тех пор, как они миновали форт Ларами. Дорога вдоль реки оборвалась, и им пришлось углубиться в горный массив, угрюмый и мрачный. Его название – Черные Холмы – вполне соответствовало ему.
      Они видели ручьи, перегороженные бобровыми плотинами, оленьи тропы, сброшенные рога. Видели они и волчьи следы, слышали по ночам леденящий душу вой. Индейцы, если верить Мэйсу, считали эти горы священными, но Эмери они казались унылыми, внушающими страх.
      Сейчас она быстро шла мимо остановившихся повозок, не обращая внимания на горы, на окружающий пейзаж: голые вершины и сосны. Только бы Тимми стало лучше!
      Проходя мимо повозки Вандербушей, она увидела спящих в тени Труди и Кэтти.
      За последние дни из чувств, что питала Эмери к Труди, осталась только злость. Она слышала, как Марта Ригни рассказывала о том, что едва не случилось с Труди в форте Ларами, но Эмери не считала то, что могло произойти, катастрофой. Труди сама искала встреч с этими мужчинами, как и встреч с Мэйсом.
      Она бросила презрительный взгляд на спящую Труди. Девушка лежала, задрав юбку выше колен. Грудь ее благодаря тесноватому лифу казалась еще пышнее. Даже во сне Труди выглядела распутной.
      – Эмеральда. – Бен Колт подошел к ней с ведром воды, набранной из протекавшего мимо ручья. – Как Тимми?
      – К сожалению, ему не лучше.
      Она подождала, пока он донес воду до своей повозки, и они вместе направились к повозке Уайлсов.
      – Неужели ничего нельзя сделать? – спросила Эмери. – Нет сил смотреть на его страдания.
      – Ничего, – хрипло ответил Бен, – за исключением ампутации.
      – О! – Эмеральда отпрянула от него. – Вы считаете, что все идет к этому?
      – Да.
      – Но вы знаете, что Маргарет на это не пойдет. Она против, и Оррин тоже.
      – Маргарет согласится, – уверенно сказал он, – но будет уже поздно. – Рот Бена скривился в горькой усмешке. – Тогда она приставит к моей голове ружье и прикажет мне оперировать.
      – Но… Ведь должен же быть другой выход!
      – Какой? Молитва? – Эмеральда испугалась, взглянув на перекошенное лицо Бена. – Большинство врачей постоянно прибегают к этому способу, и я не исключение. Мне известно, что доктор Персон в форте Ларами часто делает ампутацию. Этот метод считается самым радикальным. Но каким остается человек? Каким?
      – Если врачевание так… так раздражает вас, зачем вы стали врачом? – спросила она наконец.
      Он довольно долго молчал.
      – Мечты, – пожал плечами Бен. – Мне было четырнадцать лет, когда моего отца атаковал бык и он умер. Мать считала, что, будь рядом врач, он остался бы жить. Я… я тоже хотел в это верить. Когда я вырос, то стал ассистентом врача, даже какое-то время учился в Женевском медицинском коллеже, затем вернулся в Батавию и занялся практикой.
      – И сколько вы практиковали? – спросила она.
      – Восемь лет. Затем я женился, и моя жена не… – Он вдруг замолчал.
      – Простите, – прошептала Эмери.
      Но он продолжал, будто и не слышал ее, тихо и монотонно:
      – Агнесса не хотела, чтобы я практиковал. Она говорила, что неудачи слишком глубоко потрясают меня, разрушают мой организм, как злокачественная опухоль. В конце концов она настояла на отъезде. У нее были родственники в Нью-Орлеане, в зеленом районе. Она хотела пожить в городе, да и для меня там открывалось больше возможностей. И вот мы решились, но… – он проглотил комок в горле, – вместо счастья мы столкнулись с желтой лихорадкой. В тот год многие в городе болели ею, люди умирали сотнями, умерли и Агнесса с дочкой.
      Несколько шагов они прошли в молчании.
      – Простите, – снова проговорила Эмери.
      – Не тратьте на меня жалость, Эмеральда Реган, я не нуждаюсь в слезливых сантиментах, ни в ваших, ни в чьих-либо еще. Впрочем, довольно об этом. Разговор кажется мне бессмысленным. Я должен осмотреть мальчика.
      Эмеральда пошла за ним, досадуя на его грубость. Что-то в его рассказе оставалось непонятным. О каких своих делах мог всю оставшуюся жизнь сожалеть Бен Колт? Странный все же он человек, слоистый – слой горечи, слой сердечности, слой мрачности…

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21