— Кажется, Тремонту удалось обыграть вас вчера в вист? — съязвила она.

— Совершенно верно.

— Не похоже, чтобы проигрыш вас сильно расстроил.

— Пока удача на его стороне, — ответил Ист. — Но я еще и не проиграл.

— Я полагаю, вы не собираетесь объяснить, как следует понимать ваши слова, — нахмурилась Софи.

— Нет, не собираюсь, — медленно произнес Истлин.

— А знаете, Тремонт жульничает за карточным столом.

— Знаю. И у него неплохо получается. — Истлин зацепил вилкой тонкий ломтик помидора. — Должен признаться, я немного удивлен, что вам известно о его жульничестве. Вы имеете обыкновение играть с ним?

— Нет. В былые дни он любил поговорить о том, что карты есть порождение дьявола и доброму христианину не подобает предаваться азартным играм. — Софи неожиданно поняла, что разожгла интерес Истлина к разговору. — Отец сказал мне как-то, что Тремонт игрок, — продолжала она уже гораздо сдержаннее. — И еще он предупредил меня, чтобы я ни в коем случае не садилась с ним играть, потому что он мошенничает. Тремонт ни разу не предлагал мне сыграть с ним. Было бы довольно неловко отказывать ему и объяснять, что мне все известно.

— А вы бы действительно осмелились ему сказать? — спросил Истлин.

Софи заколебалась. Одно дело проявить неповиновение воле дядюшки и отказаться выйти замуж за Истлина, и совсем другое — объявить Тремонта мошенником и лицемером.

— Нет, — ответила она наконец. — Пожалуй, я не смогла бы.

Софи не удивилась, когда после ее ответа взгляд Истлина скользнул по ее обнаженным рукам. Короткие пышные рукава простого муслинового платья оставляли ее руки открытыми, и если бы они хранили какие-нибудь следы грубого обращения, то сразу стало бы заметно. Софи сделала вид, что не заметила изучающего взгляда маркиза, и предпочла оставить его без внимания.

— Боюсь, дядя вряд ли получил бы большое удовольствие от игры со мной. Я так давно не держала в руках карт.

— Вы играли в карты с отцом?

— Да, довольно часто, — кивнула Софи.

— Если вам не тяжело говорить об этом, я хотел бы узнать немного больше о вашем отце, — попросил Истлин.

— Вы имеете в виду о том, как он умер?

— Нет, о том, как он жил.

Леди София никак не ожидала, что Ист способен задать ей подобный вопрос, и первым ее порывом было отказаться отвечать. Но не придет ли ему в голову навести справки у Тремонта или Гарольда? И тогда он получит предвзятую информацию. Софи отложила вилку и уронила руки на колени.

— Моя мама умерла, когда мне не исполнилось еще и трех лет, — тихо начала она. — Кое-кто утверждает, что ее убил мой отец. На мой взгляд, правильнее сказать, что он умер вместе с ней. Мама пыталась произвести на свет сына, наследника, но после моего рождения доктора запретили ей иметь детей. Мне известно это не со слов отца, он никогда не говорил со мной о маме. Сведения о родителях мне пришлось собирать по крупицам в течение многих лет. Я беседовала с разными людьми, и прежде всего со слугами, и знаю, что мама действовала не по принуждению, а по собственному выбору. Мой отец очень любил ее. Он винил себя в ее смерти.

Ист удивился, что Софи не воспользовалась предлогом и не отказалась рассказать ему о своем отце, хотя ей явно тяжело говорить об этом.

— Любовь — сложное чувство. — Софи криво усмехнулась. — Никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. И исход редко бывает счастливым. После смерти матери отец стал редко бывать в Тремонт-Парке. А если и появлялся, то чаще всего не один. Он приезжал в компании друзей, знакомых и случайных попутчиков. Вы не можете себе представить, какое оживление царило здесь во время его наездов. Все комнаты занимали гости, прислуга сновала туда-сюда, всюду звучал веселый смех. Играли в карты, устраивали всевозможные развлечения, приглашали артистов, музыкантов, поэтов, чтецов, даже гадалок. Танцевали до самого утра. — Внезапно у Софи перехватило дыхание, но она быстро справилась с собой. — Обычно я засыпала где-нибудь на ступеньках или под лестницей. Конечно, я делала вид, что иду спать, но любопытство пересиливало. Папа находил меня в моем укрытии и относил в кровать. Меня никогда не ругали за привычку подглядывать за гостями.

Истлин подумал, что, судя по рассказу, отец Софи проводил с ней немало времени. Покойный граф Тремонт уделял гораздо больше внимания своему ребенку, чем большинство отцов. Возможно, он испытывал чувство вины, что лишил Софи матери.

— Он баловал вас? — спросил Истлин.

— Баловал? Он потворствовал всем моим прихотям, делая из меня самое настоящее чудовище. — Софи взглянула в сверкающие темные глаза Истлина и заметила выражение легкого недоверия. — Вы не верите мне? Можете спросить у моего дяди, он будет просто счастлив рассказать вам обо всем в подробностях.

Ист мог бы навести справки у Тремонта, но отлично знал, что ни за что не станет.

— Полагаю, Тремонт не одобряет, когда портят детей, балуя их.

Софи пожала плечами в ответ.

— Я бы не стала так утверждать. Он позволяет своим внукам гораздо больше, чем я могла бы предположить, глядя на него.

— У вас с ним не особенно теплые отношения.

Софи медленно кивнула.

— Его сиятельство и я часто проявляем известное упрямство. Достаточно вспомнить, как я отвергла ваше предложение и как он отреагировал на него.

— Меня восхищает ваша прямота, Софи, даже когда она задевает мою гордость. Я только сейчас начинаю понимать, какую цену вам пришлось заплатить за свой поступок, хотя и не располагаю всеми фактами.

Софи почувствовала смущение и отвела глаза. Немного помолчав, она решила продолжить свой рассказ:

— Мой отец находил себе развлечения вдали от Тремонт-Парка, чтобы забыть о прошлом. Будь у него такая возможность, он бы вообще никогда сюда не приезжал. Поначалу я ездила вместе с ним в Лондон, но отец был завсегдатаем игорных домов и других увеселительных заведений, и я подолгу не видела его. Никогда мы так не отдалялись друг от друга, как когда жили вместе на Боуден-стрит.

Истлин не знал, что особняк на Боуден-стрит принадлежал когда-то отцу Софи. Со стороны Дансмора и его жены довольно отвратительно захватить дом да еще держать там пленницей, взаперти, его хозяйку. Только сейчас он понял, как легкомысленно и самонадеянно вел себя, приехав просить руки леди Софии. Софи наверняка хорошо представляла себе все последствия его поступка и пыталась его предостеречь, и все-таки он ее не послушал.

— Простите меня, — прервала вдруг свой рассказ Софи. Ей показалось, что в глазах Истлина промелькнуло что-то похожее на признание вины. Она так часто видела подобное выражение в глазах своего отца, что не могла бы ошибиться. — Я что-то расчувствовалась, мне не хотелось бы выглядеть слишком сентиментальной.

— Но я ничем…

— Надеюсь, ваша светлость меня извинит, но, боюсь, меня ждут неотложные дела. — Софи отодвинула тарелку и резко встала из-за стола.

Истлин понял, что она хочет попросту сбежать от него, но предпочел промолчать. Он лишь вежливо кивнул в ответ и поднялся, когда она вышла из комнаты, провожаемая его восхищенным взглядом.

Софи вовсе не лгала, когда говорила, что ее ждут дела. Она считала своим долгом навещать арендаторов и оказывать им помощь. Тайком она бросала взгляд на их жилища и мысленно составляла список вещей, в которых они нуждались. Люди привыкли к мысли, что Тремонт и пальцем не пошевелит, чтобы улучшить их положение, а Софи бессильна что-либо для них сделать. Самое ужасное, что они оказывались правы. Софи с самого начала не имела никакого влияния на дядюшку, который позволял себе обращаться с арендаторами в довольно оскорбительной манере. Его доверием пользовался лишь один мистер Пиггинс, который еще меньше годился на роль управляющего имением, чем его незадачливый предшественник, мистер Билл. Мистера Билла наняла сама Софи, когда заболел отец. К сожалению, она не сразу поняла, насколько неудачным оказался ее выбор и какой урон понесли дела в поместье из-за ее оплошности. Если арендаторы и понимали, что она пытается теперь загладить свою вину, то никогда не произносили свои мысли вслух.

Чтобы как-то помочь им, Софи совершала набеги в кладовую за съестными припасами, в домашнюю аптечку — за лекарствами, в бельевые шкафы — за простынями и одеялами. Ей помогали несколько слуг, пользовавшихся ее безусловным доверием, включая домоправительницу, повариху и дворецкого. Без их участия Софи не удалось бы скрыть от Тремонта исчезновение вещей. Все знали, что мистер Пиггинс воровал. Само по себе такое обстоятельство вызывало ее отвращение, но в то же время и облегчало задачу. Софи приходилось вести себя очень осторожно, поскольку Пиггинс имел обыкновение сам проверять счета. Существовала известная опасность, что Тремонт рано или поздно выгонит Пиггинса, обнаружив в его книгах фальшивые записи.

Вещи, которые ей удавалось раздобыть, Софи прятала в конюшне с помощью старшего конюха.

Готовность, с которой слуги соглашались выполнять тайные поручения Софи, служила ярким свидетельством их презрения к Пиггинсу и неприязни к Тремонту. Слуги всегда любили Софи, и она легко могла заручиться их поддержкой. Воспитание юной мисс Софии проходило как в роскошных покоях особняка, так и в комнатах для прислуги.

Софи как раз возвращалась в усадьбу из конюшни, когда столкнулась с Истлином посреди тропинки.

— А что, Тремонт еще не вышел? — спросила она после обычного приветствия.

— Он все еще неважно себя чувствует и собирается провести остаток дня в постели, — уведомил Истлин. — Его болезнь совершенно спутала все мои планы. Интересно, удастся ли мне уговорить вас отправиться со мной на экскурсию по парку?

— Вряд ли Тремонт настолько плох, — задумчиво промолвила Софи. — Я думаю, это очередная уловка с его стороны, чтобы заставить нас проводить время вместе.

— Мне тоже приходила такая мысль в голову, но я решил, что смогу как-нибудь справиться с безудержным желанием соблазнить вас. А что скажете вы?

— Похоже, вы просто не в силах удержаться, чтобы не сказать что-нибудь оскорбительное. — Софи окинула Истлина долгим испытующим взглядом.

— Пойдемте же. Мне бы так хотелось увидеть ваше озеро, — кивнул он.

Всем своим видом выражая недовольство, Софи молча развернулась и пошла вместе с ним. Невозможно сердиться на Истлина, подумала Софи. По крайней мере долго сердиться. Да и вообще можно ли принимать его всерьез?

— Интересно, у всех ваших друзей такой же ровный характер, как у вас? — Софи бросила на него взгляд исподтишка и успела заметить, что ее вопрос явно застал его врасплох.

— А вы действительно считаете, что у меня ровный характер?

— Ну конечно.

Истлин ухмыльнулся:

— Я непременно расскажу о ваших словах Уэсту и остальным. Уверен, они их развлекут, тем более что сами они придерживаются совершенно иного мнения.

— Неужели?

— Думаю, дело в том, что им приходилось видеть меня совсем с другой стороны, нежели вам. В Хэмбрик-Холле мне часто доводилось срывать на ком-нибудь раздражение. — Истлин вспомнил, как Сауту и Уэсту пришлось удерживать его, чтобы он не вцепился в горло Аннет во время приема у Хелмсли. — Друзья говорят, что с тех времен мало что изменилось.

Софи не могла себе такого представить. Ей нередко доводилось испытывать терпение маркиза, но он никогда не выходил из себя.

— И в чем же проявлялся ваш дурной нрав?

— Я дрался. Дрался непрестанно. Практически со всеми. Все свое время. Меня бы непременно исключили, если бы мои родители не употребили все свое влияние. — Заметив, что Софи смотрит на него с подозрением, он со смехом добавил: — Если вы сейчас думаете, что влияние в данном случае означает деньги, то вы совершенно правы. Им пришлось выложить крупную сумму, потому что однажды я случайно нанес своему противнику серьезное увечье.

— Лорду Нортхему? — спросила Софи. — По-моему, у него сломан нос.

— Я здесь совершенно ни при чем. Нос ему сломал Уэст.

Они как раз поравнялись с конюшней, и Софи распорядилась, чтобы им приготовили лошадей. Софи была в платье, поэтому ей пришлось остановить свой выбор на дамском седле. К явному удовольствию Истлина, она извинилась перед Аполлоном за то, что собирается причинить ему подобное неудобство.

— Возможно, он бы и не возражал, если бы я имела побольше опыта, но, к сожалению, в дамском седле я чувствую себя далеко не так уверенно, — пояснила Софи. — Надеюсь, вы собираетесь всего лишь совершить прогулку, как мы договаривались. И речь не идет о гонках наподобие вчерашних.

Истлин заверил ее, что у него нет и тени намерения вновь оказаться побежденным. Затем он обхватил руками талию Софи, легко поднял ее и посадил на лошадь, прежде чем леди Колли успела осознать, что, собственно, происходит. Софи приоткрыла рот от удивления, и Истлину пришлось приложить неимоверные усилия, чтобы не поцеловать ее.

С этой женщиной невозможно сохранить рассудок, подумал Истлин. Когда возникает желание ее поцеловать, то все аргументы против просто утрачивают смысл.

Они выехали из конюшни, и долго двигались молча, пока Истлин наконец не заговорил:

— Я не собираюсь извиняться, Софи.

Леди Колли явно получала удовольствие от прогулки и не обращала особого внимания на маркиза.

— Я и не ждала, что вы извинитесь. Мне хочется насладиться тишиной парка, а не вступать в пустые разговоры.

Истлин в очередной раз поразился способности Софи мгновенно поставить его на место.

— А почему вы так много дрались? — услышал сквозь свои мысли он голос Софи, которая не обращала никакого внимания на его глуповатую улыбку. — Я имею в виду в Хэмбрике.

Итак, они снова вернулись к годам его учебы. Истлин пожалел, что вообще упомянул злополучный Хэмбрик. Ему не хотелось, чтобы Софи так скоро изменила свое мнение о нем, о его «ровном» характере.

— Наверное, потому же, почему дерутся все мальчишки, — не вполне искренне ответил Ист.

Софи удивленно изогнула бровь, всем своим видом давая понять, что ответ ее не удовлетворил.

— Ну хорошо, — неохотно проговорил Истлин. — Иногда бывает нужно защитить свою честь, честь члена семьи или друга. Бывает необходимо ответить на оскорбление, реальное или воображаемое, отмести обвинение или упрек, посчитаться за предательство, за раздувание сплетен и слухов. А еще существуют секретные товарищества и тайные общества, в которые так любят играть мальчишки. В Хэмбрике, например, действовал «Орден епископов».

— «Орден епископов»?

— Довольно жестокая игра.

Софи искоса взглянула на Истлина. Он смотрел прямо перед собой, глубоко задумавшись, и его профиль казался высеченным из камня.

— Вам хотелось стать членом «Ордена»?

— Нет. Никогда. Они стали моими врагами с первого же дня. — Истлин улыбнулся.

— А ваши друзья?

— Вначале мы оказывали сопротивление «Ордену» поодиночке.

Леди Колли и маркиз приблизились к лесу, и Истлин заставил коня идти медленнее. Деревья росли тесно друг к другу, и на узкой тропинке мог уместиться только один всадник. Ист придержал лошадь, чтобы пропустить Софи. Теперь она скакала впереди, показывая дорогу, а Истлин на своей лошади двигался за ней.

— Так, значит, общая ненависть к епископам объединила вас с друзьями? — спросила Софи.

— Нет. Не совсем. — Истлин взглянул на леди Колли, и легкая морщина пересекла его открытый лоб. — Неужели вам так интересна история Компас-клуба?

Почувствовав, что своим вопросом он еще больше разжег любопытство Софи, Ист продолжил, предупреждая следующий вопрос девушки:

— Мы сами назвали так свое общество. Предложил идею Уэст. Нортхем, Саутертон, Истлин, каждый из нас выбрал себе сторону света[3]. Мы провозгласили себя заклятыми врагами епископов. Дали впечатляющую клятву с необходимыми драматическими эффектами.

— Клятва на крови?

— Нет, к сожалению, до крови дело не дошло. Норт не выносит вида крови. Саут тоже терпеть не может кровопролитий, насколько я помню.

Софи рассмеялась. Она легко могла представить себе Истлина ребенком. Сейчас он очень напоминал ей того мальчишку, который пытался уговорить своих друзей вскрыть вены, чтобы скрепить клятву кровью. Легким ударом ноги леди Колли направила Аполлона на тропинку. В тени сосен воздух заметно прохладнее, и Софи плотнее закуталась в шаль, набросив ее себе на плечи.

— Если не общий враг в лице епископов сплотил вас всех вместе, то что тогда? Ваши имена? Хотя, должна признаться, я не вполне понимаю, как быть с мистером Марчменом? — поинтересовалась Софи.

— Наши имена тут ни при чем. Ни один из нас не обладал титулом, когда Уэст высказал свою идею. Он предположил, что при определенных условиях каждый из нас может когда-нибудь унаследовать титул. Смерть какого-то количества родственников откроет путь к нему.

От Истлина не укрылось, что Софи передернуло от такого чудовищного расчета. На какое-то мгновение он даже испугался, что она может упасть с лошади. Когда она медленно повернулась к маркизу, ее лицо выражало такое изумление, что Ист невольно смущенно пожал плечами.

— Ну должны же мальчишки о чем-то болтать, — немного неуверенно объяснил он. — Понимаете, Уэст хотел только обратить наше внимание на такое любопытное обстоятельство. Никто из нас даже и не думал воплощать подобные планы в жизнь. Ну, возможно, Уэст и высказывал какие-то фантазии насчет убийства, но ведь он никого не убивал на самом деле. Его отец жив и находится в добром здравии, кроме того, у него есть брат, законный сын герцога, который и унаследует титул.

— Так мистер Марчмен — незаконный ребенок?

— Да. Но тем не менее он позволил нам быть его друзьями.

Софи отвернулась, чтобы не сбиться с пути. Она невольно улыбалась, думая о том, как Истлин мгновенно бросился на защиту своего друга. Наверное, для них такое поведение обычно, подумала Софи. Они всегда смыкают ряды перед лицом опасности, откуда бы она ни исходила, и всегда держатся вместе.

— Как вам, должно быть, повезло, милорд, что те, с кем вы сблизились еще в юности, по-прежнему рядом с вами.

— Ист, — назвал свое имя Истлин. — Я бы хотел, чтобы вы звали меня Ист. Да. Мне очень повезло.

Как только сосновый лес остался позади. Ист поравнялся с Софи, и теперь они ехали бок о бок.

— А вы с вашими друзьями оказались разбросаны далеко друг от друга?

— Нет, — ответила девушка. — Они по-прежнему живут в Тремонт-Парке.

Маркиз предпочел немного отстать. Его совершенно поразили последние слова Софи. Ему нужно осмыслить то, что он только что услышал.

— Ну и что ты думаешь? — спросил он, обращаясь к лошади. — Она считает своими друзьями слуг. — Истлин шлепнул своего скакуна шляпой по крупу и заставил его буквально взлететь. Шторм мчался через открытое поле, и комья влажной земли летели из-под копыт.

Они настигли Софи и Аполлона в каких-нибудь тридцати ярдах от озера, и как раз вовремя для того, чтобы обойти берег кругом.

Софи соскочила с лошади без посторонней помощи и позволила Аполлону пастись неподалеку, Истлин не торопился спешиться, оставаясь в седле, чтобы оттуда, сверху, внимательно осмотреть окрестности. Лучи послеполуденного солнца скользили по гладкой поверхности озера. Семейство уток, растревоженное появлением лошадей и всадников, с громким кряканьем скрылось в густой траве. Их поспешное отступление вызвало рябь на воде. В отдалении виднелись аккуратные квадратики полей земледельцев, напоминавшие узор лоскутного одеяла. За ними тянулся сосновый бор, но крыша усадьбы уже отчетливо виднелась вдали.

— Думаю, Тремонту хорошо видно нас из дома. — Истлин опустился на землю рядом с Софи. Она уже успела снять туфли и чулки и немного приподняла подол своего муслинового платья, готовясь войти в воду. — Интересно, он предпочитает разглядывать нас невооруженным глазом или через подзорную трубу?

— Ни то, ни другое. — Софи поболтала ногой в воде. — За него все делает мистер Пиггинс. Он всюду сует свой нос и доносит Тремонту.

— Пиггинс? Вы имеете в виду управляющего имением? Кажется, я столкнулся с ним на галерее после завтрака. У него довольно забавная внешность и крайне неблагозвучная фамилия[4]. Сутулый, с покатыми плечами и круглой физиономией, держится угодливо и подобострастно. Он действительно чем-то напоминает свинью. У него и нос загибается вверх, как самый настоящий пятачок. Вы не находите?

— Довольно жестоко с вашей стороны так говорить. — Софи бросила косой взгляд на Истлина. — Не его вина, что он так сросся со своей фамилией. Мне он не нравится, но с внешностью ему просто не повезло, и не следует его обижать.

— Конечно, вы правы, хотя мне не раз приходилось наблюдать, что прежде всего мы судим о людях именно по внешности.

— Я согласна, но все-таки неразумно и неправильно ограничиваться лишь внешними признаками, и не постараться узнать побольше о качествах характера, которые составляют суть человеческой личности.

«Я и хотел узнать самую суть характера Софи, — подумал Истлин. — Интересно, она серьезно говорит или просто так, не придавая значения словам?»

— Когда я учился в Хэмбрике, — тихо начал рассказывать Истлин, не глядя на Софи, — «Орден епископов», да и другие ребята меня дразнили жирным огузком. — Леди Колли столь явно удивилась, что Ист почувствовал ее реакцию без всяких слов. Она обернулась к нему и теперь смотрела на маркиза во все глаза. — Я был ужасно… хм… пухлым в первый свой год в Хэмбрике. Жирный огузок — еще слабо сказано. Я питал слабость к пирожным с кремом, что сыграло свою роль.

Софи продолжала болтать ногами в озере, раздумывая, как же часто приходилось Исту вступать в драку, чтобы защитить себя от маленьких мучителей. Как он назвал их — «Орден епископов»? Довольно жестокая игра.

— Не стоит придавать поведению мальчишек большого значения, Софи. И тем более испытывать ко мне сочувствие. Я давал сдачи при каждом удобном случае, а чаще всего на всякий случай. И еще я был страшным эгоистом. Я довольно часто получал от матери всякие лакомства, которыми ни с кем не делился. Я запирался в комнате и съедал все, после чего шел драться.

— Да, трудно сказать, кому следует больше посочувствовать.

— Вы могли бы проявить ко мне больше сострадания, — заметил Ист сухо.

— Извините меня. — Софи развязала ленты на шляпке и положила ее рядом с собой на траву. — А как же лорд Нортхем и остальные? Как вы стали друзьями?

— Безусловно, тут заслуга Уэста. Поскольку на нем всегда стояло клеймо незаконнорожденного, ему самому приходилось много драться, чтобы защитить свою честь или кого-нибудь проучить. У меня к тому времени уже сложилась репутация отъявленного драчуна, и однажды на лестнице, ведущей в верхний коридор Дэнфилд-Хауса, он бросил мне вызов. Я дал ему возможность вовремя отступить, но у него не хватило здравого смысла, и мы начали драться в холле. Большинство мальчишек обратилось в бегство, и только Нортхем и Саутертон оказались настолько безрассудны, что сами ввязались в драку. У Уэста потом красовался огромный синяк под глазом. Норт здорово размозжил большой палец на руке. А Саут несколько дней ходил с огромной шишкой на затылке.

— А вы?

— Отделался разбитой губой и кровоподтеком на подбородке. После того как нас выпустили из лазарета, я пригласил их всех к себе в комнату и угостил пирожными.

— В самом деле? — Софи весело рассмеялась.

— Я думал, что за драку нас вышвырнут из школы, поэтому разделил с ними свои последние лакомства. После случая с дракой мы на удивление быстро стали друзьями, — продолжал Ист.

— И все же никого из вас не исключили?

— Нет, хотя после того, как директор отделал нас розгами, мы все здорово пожалели, что нас оставили. Дедушка Нортхема специально посетил Хэмбрик, и после его визита Норта не выгнали. Матушка Саутертона воспользовалась своими связями в политических кругах. Моя мать в очередной раз развязала тесемки своего кошелька, а вот Марчмену досталось больше всего. Отец и не думал его защитить. Его светлость просто однажды признал его существование, чем и ограничился.

— Наверное, Марчмен очень нуждался в вашей дружбе.

— Не совсем так, — тихо произнес он. — Если бы не Уэст, мы бы так и продолжали плыть по течению, хотя мне всегда казалось, что Уэст мог бы выжить в любых условиях, довольствуясь тем, что имеет, в то время как нам всегда требовалось нечто большее для осуществления наших планов.

— Например, стать заклятыми врагами «Ордена епископов»?

— Совершенно верно.

Софи закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам, наслаждаясь нежным теплом заходящего солнца. Теперь ее ноги почти до колен погрузились в воду.

— После стольких лет неприкрытой вражды и хитроумных военных действий вы, наверное, почувствовали легкое разочарование, когда вам пришлось положить конец розням?

— А почему вы решили, что мы перестали враждовать?

— Но вы ведь уже не школьники, — недоверчиво посмотрела на Истлина Софи.

— Но «Орден епископов» по-прежнему существует.

— В стенах Хэмбрика.

— Его история всего лишь берет там свое начало.

— Что вы такое говорите? — Софи удивленно смотрела на Иста.

— «Орден» действует и за пределами вымощенного булыжником школьного двора. — Истлин пожал плечами. — Я думал, что вы знаете, Софи. Одно время Тремонт был там архиепископом.