Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Снова три мушкетера (№1) - Снова три мушкетера

ModernLib.Net / Исторические приключения / Харин Николай / Снова три мушкетера - Чтение (стр. 9)
Автор: Харин Николай
Жанр: Исторические приключения
Серия: Снова три мушкетера

 

 


– О Боже! Возможно ли это? Вы тот человек…

– Уверяю вас, мэтр Буало, что это именно я.

– Значит, я помогал офицеру вражеской армии, быть может, лазутчику?

– Я оказался в Ла-Рошели лишь с тем, чтобы открыть коменданту глаза на подлинное положение дел.

– Прошу вас объяснить ваши слова, сударь, так как я не вполне понимаю, что вы имеете в виду.

– Я сообщил ему, что Бэкингем погиб и английская помощь не придет. Посмотрите на этих измученных людей. Неужели надо было дать им погибнуть с голоду всем, затягивая осаду?

– В ваших словах бесспорно содержится зерно горькой истины, но…

– Но вы убежденный протестант и гражданин Ла-Рошели, вы ведь это хотите сказать, мэтр Буало?

– Именно так, сударь. А теперь, если у вас больше нет ко мне никаких дел, я намереваюсь пойти домой и отдохнуть.

– Только одно мгновение. Камилла… я хотел сказать – мадемуазель де Бриссар, как я слышал, была вынуждена покинуть город. Не оставила ли она вам каких-либо известий для меня?

– Должен огорчить вас, сударь. Девушке не удалось даже попрощаться со своими друзьями. Видно, новые власти торопились поскорее выгнать вон бывшего градоначальника – вот у них вы и наведите справки о новом местопребывании господина Гитона, сударь.

Яростно крутя усы, д’Артаньян вышел из-под церковных сводов на улицу.

Мимо проезжал капитан гвардейцев его высокопреосвященства г-н де Кавуа в сопровождении двух или трех своих подчиненных и еще нескольких драгун. Завидев мушкетера, он издали приветствовал его со странным выражением своеобразной смеси почтительности и неприязни на лице.

Г-н де Кавуа, несомненно, лучше, чем кто бы то ни было другой во всей армии (за исключением Рошфора, Ла Удиньера и Атоса), знал о миссии д’Артаньяна в Ла-Рошели, связанной с персональным поручением кардинала, и о том, что д’Артаньян выполнил его с честью. Последнее, впрочем, не было объявлено Ришелье во всеуслышание, но г-н де Кавуа резонно полагал, что раз гасконец жив и на свободе, то, следовательно, ему сопутствовал успех.

Отвечая на приветствие капитана гвардейцев его высокопреосвященства, д’Артаньян подумал: «Почему бы мне не прибегнуть к помощи недругов, когда друзья отказываются помочь!» Поэтому он сделал несколько шагов навстречу гвардейцам и, учтиво поклонившись, произнес вполне приветливым тоном:

– Доброе утро, господин де Кавуа. Приветствую вас и ваших спутников.

– Доброе утро, господин д’Артаньян, – отвечал капитан, немного удивленный любезностью мушкетера, обычно не жаловавшего вниманием людей в мундирах кардинальской гвардии.

– Приятно видеть, что наш приход сюда избавляет этих несчастных от мучений, – заметил д’Артаньян, обводя широким жестом улицу вокруг себя.

– Говорят, что вы, господин д’Артаньян, получили от его высокопреосвященства какое-то важное поручение и, рискуя жизнью, выполнили его, чем способствовали скорой капитуляции Ла-Рошели? – спросил г-н де Кавуа, в котором любопытство превозмогло чувство неприязни, адресованной, впрочем, не столько к личности гасконца, сколько к его мушкетерскому плащу.

– Это государственная тайна, но, так как я никогда не питал к вам никаких враждебных чувств, господин де Кавуа, как вы, быть может, думаете, но напротив – всегда относился к вам с уважением, я сделаю для вас исключение и открою ее.

– Нет-нет… если это касается каких-либо планов его высокопреосвященства… – решительно запротестовал капитан.

– Но это дело уже прошлое, поэтому я и доверяюсь вам, – успокоил его мушкетер.

– В таком случае я весь внимание!

– Прикажите все же вашим людям отойти назад. Что дозволено Юпитеру…

В те времена грубая лесть легко достигала цели и манеры были не столь утонченны, как теперь, поэтому капитан гвардейцев счел слова д’Артаньяна вполне уместными, вместо того чтобы заподозрить в них издевку.

Когда его драгуны попятились назад, д’Артаньян взял г-на де Кавуа под локоть и отвел в сторону.

– Видите ли, господин де Кавуа, дело заключалось в том, что его высокопреосвященство, зная меня как специалиста по бастионам, а точнее по их обороне малыми силами и разрушению стен, – вспомните историю с бастионом Сен-Жерве, – так вот, его высокопреосвященство пригласил меня к себе для конфиденциальной беседы. В ходе этой беседы он приказал мне тайно проникнуть в Ла-Рошель, заминировать все форты и бастионы, составляющие главный пояс обороны города, и, повинуясь условному сигналу, взорвать их глухой ночью, чтобы открыть бреши для нашей армии. Но меня узнали. Защищаясь, мне удалось уложить дюжину англичан (вы знаете, что их немало в Ла-Рошели), но тринадцатый оказался молодцом. К тому же я устал отбивать удары со всех сторон. Он легко ранил меня, и я попал в плен. На рассвете меня должны были повесить. Палач уже затянул петлю на моей шее. Мне предложили высказать последнее желание. Я попросил пригласить коменданта, заявив, что хочу сообщить нечто очень для него важное.

– Ах, черт! И он пришел?!

– Не то слово. Прибежал!

– Тысяча чертей! Продолжайте же, господин д’Артаньян!

– Как вы думаете, что я сказал ему?

– В самом деле – что?!

– Я сказал ему, что герцог Бэкингем убит пуританским фанатиком в Портсмуте и ему не следует рассчитывать на помощь английской эскадры. Я сказал ему также, что как только армия короля вступит в Ла-Рошель, а это, в силу вышеприведенного обстоятельства, случится очень скоро, и его высокопреосвященство увидит, что один из лучших его офицеров болтается на виселице в соответствии с его, коменданта, приказом, то…

– То он тотчас же отправит самого коменданта на эту же виселицу составить вам компанию.

– Угадали! Это самое слово в слово!

– И он?

– Побледнел и собственноручно снял веревку с моей шеи.

– Тысяча чертей! Господин д’Артаньян, я давно не слышал ничего подобного!

– Сказать вам правду – я тоже! Как бы то ни было, Ла-Рошель капитулировала, и вы уже несете свою службу, несмотря на ранний час, несомненно, с целью поддержания порядка в городе и недопущения бесчинств. Это очень верно, господин де Кавуа.

– Собственно, мы… – начал капитан гвардейцев, но наш гасконец, подстрекаемый нетерпением, не дал ему договорить:

– И подумать только, что один человек из-за своей гордости и упрямства обрекал весь город на лишения. Кстати, где он сейчас? Верно, с ним поступили сурово, как он того и заслуживает?

– Не слишком-то сурово, шевалье д’Артаньян, – отвечал гвардеец кардинала. – Его высокопреосвященство просто приказал ему убраться из Ла-Рошели к утру следующего, то есть уже сегодняшнего дня. Мы как раз и направляемся к дому коменданта, чтобы удостовериться в том, что приказ его высокопреосвященства выполнен.

– Как же вы поступите, если он до сих пор там? – разыгрывая вульгарное любопытство уличного зеваки, спросил д’Артаньян.

– Вышлем его из города под конвоем, – отвечал господин де Кавуа.

– Вы имеете в виду, что его высокопреосвященство указал ему пункт назначения?

– Именно так.

– И это?..

– Тур.

«Интересно, его высокопреосвященство всех высылает в Тур? – подумал д’Артаньян, вспомнив о госпоже де Шеврез. – Наверное, чтобы легче было за всеми уследить».

Вслух же он произнес:

– Вот как! Очевидно, у его высокопреосвященства есть причины политического характера для того, чтобы отправить этого упрямца не в Бастилию, а в такой симпатичный город.

– О намерениях его высокопреосвященства, как вы сами понимаете, господин д’Артаньян, мы судить не можем, но, я думаю, дело объясняется проще.

– Как же?

– У бывшего коменданта Ла-Рошели в Туре есть дом и виноградники. Он сам просил его высокопреосвященство об этом.

– Вы правы. Все чрезвычайно просто! – ответил д’Артаньян и расхохотался.

Гвардейцы рассмеялись в ответ, и обе стороны расстались вполне довольные друг другом.

Глава семнадцатая

Гибель «Морской звезды»

Фелука «Морская звезда», пустившаяся в плавание по водам Бискайского залива, известного также под названием Гасконского, действительно держала курс на испанский порт Сантандер. Но широты, в которых она находилась, справедливо имеют недобрую репутацию у моряков всего света.

Осенние и зимние штормы представляют собой немалую опасность для любого корабля, который вынужден пуститься через Гасконский залив в эту пору. Не стала исключением и фелука капитана Ван Вейде.

Планше проснулся из-за того, что какой-то твердый предмет больно ударил его в бок. Он открыл глаза и обнаружил, что лежит на полу. Все вокруг ходило ходуном, переборки скрипели, словно собирались вот-вот рассыпаться.

– Эй, Гримо! Проснись, Гримо! Что это такое? Да проснись же, наконец!

Гримо, однако, не спал. Он не спал уже давно, так как сон у него был чуткий, и шум начинающегося шторма скоро разбудил его. Он поднялся, нахлобучил на голову шляпу, загнул ее поля, чтобы не сдуло ветром, и выбрался на палубу.

Несколько промокших матросов возились со снастями. Солдат на палубе не было видно. Помощник капитана стоял на мостике, отдавая короткие приказания. Он показался Гримо уставшим и встревоженным.

Гримо подошел к нему поближе и задал вопрос в своей обычной манере.

– Опасно? – спросил Гримо.

В ответ обычно словоохотливый Эвелин только пожал плечами.

Гримо понимающе кивнул и направился к тому месту, где находилась шлюпка. Затем, заняв позицию рядом с нею, он ухватился за ванты и принялся ждать дальнейшего развития событий.

Не обнаружив Гримо в каюте, Планше спросонок вообразил, что судно уже тонет и экипаж покинул его. Взъерошенный Планше пулей вылетел на палубу. Вздох облегчения вырвался у него, когда он обнаружил, что дело далеко не так плохо. Потом он заметил Гримо.

– Вот ты где! Что-то случилось?!

– Пока нет, – отвечал Гримо.

– Уф-ф, а я уже было подумал, что мы тонем.

– Возможно.

– Как это – возможно! Что ты этим хочешь сказать?! Значит, я прав – мы уже тонем?!!

Гримо сделал рукой успокоительный жест, означавший «Нет еще».

Однако это мало успокоило Планше.

– А зачем же ты тогда здесь торчишь? – спросил он.

– Наблюдаю, – был ответ.

Планше огляделся вокруг.

– А это что еще? Шлюпка! Признайся, Гримо, ты здесь торчишь неспроста, на этом холодном, мерзком ветру. Бр-р, да еще и брызги летят все время. Скажи мне, что ты тут делаешь?

– Стерегу, – коротко отвечал Гримо, кивнув в сторону шлюпки.

– Выходит, наши дела так плохи? – упавшим голосом спросил Планше.

Ветер между тем крепчал.

К помощнику капитана подбежал матрос и принялся что-то возбужденно кричать. Сквозь шум оба француза расслышали обрывки фраз. Можно было понять, что матрос обнаружил течь в трюме «Морской звезды».

Гримо удовлетворенно кивнул головой.

– Знал, – сказал он.

– Что ты «знал»?! – дико оглянувшись на него, вскричал Планше.

В ответ Гримо изобразил довольно затейливую пантомиму, показав корабль, на всех парусах влетающий в гавань и натыкающийся на дамбу, преграждающую ему путь.

– Трах! – сказал Гримо, изображая момент столкновения.

Затем он изобразил офицера, торопящего капитана фелуки с отплытием, и матросов, в спешке, кое-как заделывающих пробоину.

– Спешка, – добавил он с пренебрежительной миной и неодобрительно покачал головой.

– Великий Боже! – вскричал Планше. – Что же нам делать?

Гримо молча указал на шлюпку.

– Вот на этой скорлупе прыгать в бушующий океан?!

В ответ Гримо красноречиво развел руки, давая понять, что другого не остается.

– Всех солдат немедленно в трюм – откачивать воду! – командовал капитан Ван Вейде, который незадолго до этого отправился было отдохнуть, будучи сменен своим помощником.

Теперь капитан понял, что поспать ему не удастся.

– Всех, кто без дела шляется по палубе, – в трюм! – коротко бросил он, заметив Гримо и Планше, пристроившихся около шлюпки.

Гримо и Планше были бесцеремонно препровождены в трюм, где им пришлось принять участие в авральных работах по спасению судна.

Пока французы и ларошельцы, предводительствуемые боцманом фелуки, боролись за плавучесть судна в трюме, наверху происходил следующий разговор.

– Похоже, нас сильно отнесло к западу, – сказал помощник, подойдя к капитану. – Пробоина заделана кое-как и, видно, не выдерживает такой болтанки.

Капитан молча кивнул, хмурясь и недовольно поводя головой.

– Шлюпка примет только девять, от силы – десять человек. Только экипаж, – снова нарушил молчание г-н Эвелин.

Капитан Ван Вейде досадливо поморщился и кивнул снова.

– Если вода в трюме будет так быстро прибывать и дальше… – помощник не закончил фразу, но обоим морякам все было ясно и без лишних слов.

Стихии разыгрались всерьез. Матросам не удалось вовремя убрать все паруса, и некоторые были сорваны резкими порывами ветра. Люди в трюме выбивались из сил, но воды становилось все больше.

Видя, что сейчас некому его удерживать в трюме силой, Планше подошел к лестнице и принялся карабкаться наверх. Гримо подошел и дернул его за ногу.

«Куда?» – задал он безмолвный вопрос.

– Ты понимаешь, что в шлюпке нет места на всех?! – закричал Планше в ответ.

Гримо пожал плечами.

– Ты бочонки из-под рейнского видел? – продолжал Планше. – Они послужат поплавками.

Гримо вопросительно посмотрел на него.

– Плот, плот! – прокричал Планше. – Поплавки для плота!

С этими словами он с обезьяньей ловкостью устремился наверх. Гримо колебался лишь мгновение. Он последовал за товарищем.

– Чертовы французы дали деру, – злобно проворчал боцман, заметивший эту сцену.

Однако у него не было времени, чтобы отвлекаться на такие пустяки.

Один за другим ларошельцы бросали работу – они не могли больше рукой пошевелить из-за крайней усталости.

– Они нас задраят здесь, в трюме, а сами спустят шлюпку и уплывут! – крикнул один из солдат.

– Нас задумали утопить, как котят! – подхватил другой.

Поднялся ропот.

В люке показалась голова помощника капитана.

– Эй, Дирк, что у вас там? – позвал он боцмана, вглядываясь в темноту.

– Эти канальи не хотят работать, – хрипло отвечал тот.

Сам он заменял по меньшей мере троих.

– Поднимись-ка наверх, – крикнул Эвелин.

– Слышали? – злобно проговорил один из солдат. – Ясное дело – они хотят вытащить своего и захлопнуть нас в трюме.

– Не пускайте его. Не давайте ему уйти! – заорали солдаты.

Течь все увеличивалась, и люди в трюме вынуждены были стоять по колено в воде.

– Это все одна шайка, – гомонили ларошельцы. – Те двое, что удрали первыми, приплыли вместе с нами.

– Дирк, где ты там?! – нетерпеливо крикнул сверху помощник капитана.

– Вот я тебе сейчас покажу Дирка, – пробормотал солдат, хватаясь рукой за перекладину лестницы.

– Назад, канальи! – свирепо орал боцман. – Надо спасать корабль!

– Пора спасать свою шкуру, – отвечали ему, наперебой устремляясь к трапу, ведущему наверх.

Ларошельцы были до того измучены, что не сразу могли подняться по ней и мешали друг другу.

Ветер продолжал задувать с ужасающей силой. Свинцовые валы, увенчанные шапками белоснежной пены, налетали один за другим, ударяя в борт накренившегося судна. Полузатопленный корабль издал глухой стон, словно умирающее живое существо, лег на бок и затонул.

Глава восемнадцатая

Снова в Париже

Капитуляция Ла-Рошели еще больше укрепила позиции Ришелье, так как все во Франции, а равно и за ее пределами, прекрасно понимали истинное значение этого события.

Его величество, пребывавший в своем обычном меланхолическом расположении духа, давно уже хотел возвратиться в Париж, а так как теперь уже ничто не препятствовало осуществлению его желания, он сразу же после подписания капитуляции приказал собираться в обратный путь.

Сборы затянулись, но наконец королевский кортеж выступил из ставки короля, находившейся в Ла-Жарри.

Само собой разумеется, что мушкетеры роты де Тревиля сопровождали короля, и д’Артаньян чувствовал бы себя почти счастливым, гарцуя рядом со своими товарищами в новеньком мундире лейтенанта, если бы не омрачавшие его чело мысли о разлуке со своей очаровательной спасительницей – Камиллой де Бриссар.

– Друзья, – сказал д’Артаньян, – как приятно думать о том, что под Ла-Рошель мы прибыли порознь, а возвращаемся в Париж все вместе. И больше над нами не висит постоянная угроза, которая исходила всегда от этой страшной женщины.

– Вы имеете в виду миледи? – спросил Арамис. – Что до меня, то я полностью разделяю ваши чувства, д’Артаньян.

– Черт возьми! И я тоже! – энергично воскликнул Портос и для убедительности взмахнул кулаком.

– Ну, положим, этого добра у кардинала на наш век хватит, – послышался голос Атоса. – Хотя что касается миледи – вы правы, д’Артаньян. Вторую такую ему не сыскать. Но меня не оставляет мысль, что, казнив ее, мы совершили грех и нас еще ждет расплата за него.

– Э-э, Атос. Вы заговорили в точности, как наш дорогой аббат. Предоставьте ему судить о том, что грешно и что праведно, – заметил Портос. – Он даже пишет диссертации на подобные темы. Что касается меня, то если бы эта милая особа воскресла, благодаря каким-нибудь ухищрениям ада, я тотчас бы отправил ее обратно, нимало о том не сожалея!

Атос тяжело вздохнул и замолчал.

– Полно, господа, – проговорил д’Артаньян, вдыхая полной грудью холодный воздух. – Мы снова вместе. Мы молоды, предприимчивы, отважны, наконец. Жизнь продолжается!

– Вы совершенно правы, друг мой. Но эта жизнь, к сожалению, зовет нашего милого Портоса покинуть нас, – со свойственным ему смешком заметил Арамис.

– Да, в самом деле! Портос, значит, вы уходите?

– Друзья! – сказал Портос, укоризненно взглянув на Арамиса. – Ах, друзья мои!..

Добродушний гигант не сумел найти подходящих слов и только махнул рукой.

– Ладно! – вскричал д’Артаньян. – Все равно – к черту меланхолию! Пока что мы все вместе едем в Париж!

– Да здравствует Париж! – подхватили трое мушкетеров, пришпоривая своих коней.

Королевский кортеж приближался к Парижу.

Столица приготовила его величеству торжественную встречу. Можно было подумать, что король и кардинал поставили на колени могущественное иностранное государство, нанесли поражение войскам испанского короля, а не уморили голодом гарнизон города, населенного соотечественниками.

Париж ждал своего короля.

Что же укрывалось в ту пору под именем Парижа – «славы Франции и одного из лучших украшений мира», по выражению Монтеня? Парижа, на гербе которого серебряный корабль плывет в лазурных волнах. «Качает его, но он не тонет», – гласит латинская надпись на гербе. Парижа, колыбелью которого был древний остров Сита, напоминавший корабль. Именно эта форма острова поразила также и составителей геральдических книг, и только благодаря этому сходству, а вовсе не вследствие осады нормандцев, на древнем гербе Парижа изображено судно.

Столица мира! Город городов! Париж! Он уже рядом. Роскошный и нищий. Остроумный и тщеславный. Набожный и развратный. Притягивающий к себе завороженного странника, манящий его в свое чрево, готовое поглотить без следа и отталкивающее теми картинами, которые открываются там – внутри этого гигантского человеческого муравейника, каким уже был Париж в XVII веке.

Разноликий, многоголосый, пестрый, тесный. В лабиринтах улочек старого города, где дома жмутся друг к другу, скопляются, нагромождаются этажом на этаж, стиснутые оградой, воздвигнутой Филиппом-Августом, заковавшим Париж цепью из могучих башен. Почерневшие от времени, увитые плющом массивные здания с угловатыми бойницами и стрельчатыми арками замыкали в лабиринт своих стен узкие темные улочки, в которых среди дня приходилось зажигать свечу.

Но ничто не может остановить жизнь, и город прорывает преграды и вырывается на простор предместий, растекаясь вширь подобно озеру. Чем дальше от центра Парижа, тем реже встречаются теснящиеся друг к другу облупившиеся дома с фасадом в одно окно, кривые переулки, примыкающие к полуразвалившейся арке какого-нибудь старинного жилья.

Постепенно замедляя свой неровный бег, улицы становятся все чище, шире, элегантнее. На них тут и там высятся внушительные особняки с собственными дворами, подъездами, а иногда и садом.

Тут располагался, например, особняк маркизы де Рамбуйе, построенный по ее собственному проекту на улице Св. Фомы, в «Голубой комнате» которого собиралось в те времена самое изысканное общество Франции.

Чуть дальше – Лувр, куда направляется в настоящий момент его величество, и Тюильрийский сад, разбитый на участки, – здесь помещаются псарни и зверинец его величества, страстного любителя охоты.

Неподалеку от Лувра строится дворец его высокопреосвященства, задуманный, без сомнения, как величественный памятник, призванный прославить всесильного министра Франции и ее фактического правителя. Сквозь леса уже можно видеть главный фасад, выходящий на улицу Сент-Онорэ.

На запад от Лувра высится громада Шатле, в давно ушедшие времена служившая опорой парижской крепости, теперь же населенная исключительно судейскими чиновниками.

Рассуждая подобным образом, мы привели читателя к тому месту города, где царило наибольшее оживление и где ожидали короля (и кардинала) с наибольшим нетерпением, готовясь засвидетельствовать ему свое почтение и уверить царственную особу в своей совершенной преданности. Неподалеку от Шатле, в городской ратуше, собрались все представители парижского муниципалитета. Вдоль улиц Сен-Мартен и Сен-Дени шпалерами были построены войска в парадной форме, а к ратуше со всех концов города стекалась пестрая толпа.

Королевский кортеж вступил в город 23 декабря 1628 года через увитую зеленью и украшенную гирляндами арку в предместье Сен-Жак. На всем протяжении следования короля были устранены подмостки, воздвигнуты декорации, в которых представляли аллегории и мистерии, а также было вынесено немало бочонков с бесплатным вином.

Навстречу королю вышли городские эшевены [13] в двухцветных бархатных мантиях и колпаках с золотым шнурком, советники в мантиях из черного сатина.

Шли купеческие старшины в ярко-красном платье с поясом, пуговицами и шнурками того же цвета и маленьких шапочках – токах, наполовину красных, наполовину коричневых.

Шагали приставы в двухцветных мантиях, на которых был вышит серебряный корабль – герб славного города Парижа.

Победоносные войска, следовавшие за королем и его свитой, также имели весьма нарядный вид, под стать городским старшинам. Королевская гвардия в белых мундирах с голубыми отворотами шла сразу же за королевским кортежем. Во главе каждой роты развевались разделенные на четыре лиловых и желтых поля, усеянные шитыми золотом лилиями ротные знамена. Впереди возвышалось белое полковое знамя с крестом из геральдических лилий.

За гвардейцами шли пикинеры в легких кирасах и шлемах с четырнадцатифутовыми пиками в руках. Стрелки пехотных полков шагали с упорами для стрельбы, которые по своему внешнему виду больше всего напоминали рогатины. Мушкеты они несли на плече. Аркебузиры несли тяжелые аркебузы, имея вид людей, занятых тяжелой же работой.

Кавалерия состояла из драгун, кирасиров и уланов.

Рота де Тревиля в конном строю следовала непосредственно за королем.

По случаю победы под Ла-Рошелью звонили в колокола.

Перезвон плыл над Парижем, вспугивая и поднимая в воздух стаи птиц. Семь колоколов церкви Св. Евстафия мелодично вызванивали музыкальную гамму, в которую вмешивался резкий голос колокола аббатства Сен-Мартен. Еще ближе в ответ ему подавала свой угрюмый голос Бастилия, с другого конца басили колокола Лувра. Через равные промежутки ронял удары набатный колокол собора Парижской Богоматери. Церковь Благовещенья, церковь Сен-Жермен-де-Пре – все они старались внести свою лепту в колокольную симфонию, звучавшую в честь возвратившихся в город победителей.

Словом, столица с радостью встретила своего короля.

Только в аристократических кварталах рядом с Королевской площадью, где выстроились большие и светлые особняки из красного кирпича с белым каменным бордюром и темно-голубыми черепичными крышами, особенно не радовались.

Здесь жило много гугенотов, которые не видели ничего хорошего в том, что кардиналу удалось расправиться с их единоверцами. Там даже осмеливались роптать, но роптали глухо, так как из их окон многим открывался вид на Бастилию, усеянную бойницами, словно черными злыми глазами, и пушками, обращенными в сторону города.

Немало непокорных аристократов получили в ней стол и кров на неопределенный срок заботами его высокопреосвященства. Особо же дерзкие, подобно Шалэ и Бутвилю, и вовсе сложили головы на эшафоте.

Поэтому, если в тот день и не весь Париж шумно праздновал успех армии короля, то, во всяком случае, никто не позволял себе шумно высказывать противоположные чувства.

По окончании торжеств д’Артаньян вернулся к себе – на улицу Могильщиков. Он нашел свою квартиру унылой и мрачной. Все предметы покрывал толстый слой пыли.

При виде г-на Бонасье, встречающего его с опасливой улыбкой на обрюзгшем лице, д’Артаньян ощутил острый прилив печали. Он вспомнил о судьбе несчастной Констанции, которую еще так недавно искренне любил.

Помрачнев, он заперся у себя, чтобы не видеть ненавистного хозяина, и почувствовал себя еще хуже прежнего. С ним не было даже Планше. Он был одинок.

«Атос сейчас, наверное, медленно напивается; а когда Атос напьется, разговаривать с ним – это все равно что пытаться разговорить медный подсвечник. Арамис поглощен мыслями о госпоже де Шеврез или занят своей диссертацией – ведь он твердо решил оставить службу по окончании войны. А наш добрый Геркулес, Портос, уже спит и видит себя богатым сеньором, супругом бывшей госпожи Кокнар. Таким образом, я предоставлен самому себе».

Не в силах более сидеть в четырех стенах, наш герой выбрался на свет Божий. Солнце начинало клониться к закату, но до наступления сумерек было еще далеко. Париж отпраздновал и теперь жил своей будничной жизнью. Со стороны набережных Сены с грохотом тянулись повозки с дровами, углем, сеном и винными бочками. К этому грохоту иногда примешивался шум многоместного дилижанса.

Испытывая одиночество, тянешься к людям, и ноги понесли д’Артаньяна к Новому мосту, который в описываемое время представлял собой одно из самых шумных и людных мест Парижа, не уступая в этом отношении Сен-Жерменской ярмарке.

Новый мост выделялся среди прочих белизной башни и перил, а также конной статуей бронзового Генриха IV, бесстрастно созерцавшего двигавшуюся у его ног парижскую толпу. Этот мост служил главным путем сообщения между берегами Сены. По этой причине тут шла бойкая торговля.

Вокруг «колеса фортуны» толпились дезертиры, безработные ремесленники, крестьяне, бежавшие в Париж, спасаясь от голода, маклеры, уличные зеваки и прочий сомнительный люд.

Бесцельно прогуливаясь по мосту, д’Артаньян меланхолически наблюдал за суетой цирюльников и зубодеров, облюбовавших мост, уличных хирургов и аптекарей-шарлатанов, продающих всевозможные мази, пластыри, чудесные лекарства и средства, спасающие от мужского бессилия и гибельного влияния комет и солнечных затмений.

Однако это поучительное для всякого человека с философским складом ума зрелище оставляло совершенно равнодушным нашего героя. Мы не хотим сказать, что д’Артаньян был лишен философской жилки. Отнюдь. Но он привык к этим картинам, чуть ли не ежедневно пересекая Сену по Новому мосту.

Пробираясь сквозь разношерстную толпу, он размышлял о своих сердечных делах и приходил к неутешительному выводу о том, что они плачевны и его любовный горизонт покрыт тучами. Камилла исчезла вместе со своим бывшим опекуном (мы говорим «бывшим», потому что девушка уже достигла совершеннолетия) в направлении Тура. Кто мог поручиться, что они разлучились не навсегда? Кто мог знать, надолго ли останется г-н Гитон там и не вздумается ли ему освободиться от малоприятной опеки кардинала?

Но печалили д’Артаньяна не столько эти мысли, сколько то, что Камилла не оставила ему никакого знака о себе. Может быть, она очень торопилась и не могла ускользнуть от глаз коменданта?

Но, может быть, она и не слишком огорчилась вынужденным расставанием? Возможно, для нее происшедшее – не более чем романтическое, но мимолетное приключение?

Терзаясь этим вопросом, мушкетер не мог, в свою очередь, не спросить себя о том же. Что значит эта девушка для него? д’Артаньян понимал, что образ бедной Констанции померк в его памяти. Зато Камилла де Бриссар стояла перед ним как живая. Он готов был узнавать ее почти в каждой хорошенькой женщине, встречавшейся ему на пути.

Стоя у перил моста и глядя на его опоры, как раз над небольшим островком, где сожгли тамплиеров [14], – д’Артаньян был выведен из задумчивости знакомым голосом.

Глава девятнадцатая

Жемблу

В толпе зевак, что окружили одного из бесчисленных шарлатанов, разложивших на мосту свои снадобья, д’Артаньян узнал Мушкетона, громко торговавшегося с продавцом. Мушкетон был не один, его сопровождал какой-то, на вид весьма смышленый, малый примерно одного с ним возраста.

В том состоянии духа, в котором находился наш герой, приятно встретить даже слугу, хотя бы потому, что с ним можно поговорить о хозяине.

– Эй, Мушкетон! Подойди-ка сюда, – окликнул его д’Артаньян.

Мушкетон живо обернулся и, увидев лучшего друга своего господина, поспешил на зов. Его спутник последовал за ним, оставаясь несколько сзади и на всякий случай сняв шляпу.

– Добрый вечер, господин д’Артаньян. Разрешите выразить вам свою радость и удивление.

– Здравствуй, Мушкетон. Позволь узнать, чем вызваны эти чувства?

– Радость – встречей с вами, а удивление…

– Что же ты остановился? Продолжай.

– Просто… не так-то часто встретишь в толпе этих гнусных шарлатанов и подозрительных людей такого важного господина, как вы, сударь. Ведь вы теперь лейтенант королевских мушкетеров.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28