Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дуэт - Сладостная ярость

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Харт Кэтрин / Сладостная ярость - Чтение (стр. 15)
Автор: Харт Кэтрин
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Дуэт

 

 


ГЛАВА 22

Сэм снился восхитительный сон! Как будто Трэвис нашептывает ей в ухо страстные слова любви, покусывает мочку уха, как будто его теплые губы скользят по ее шее. О-о! Как приятно! Она подрагивала от восторга, когда его пальцы провели по бутону соска и он затвердел от этого прикосновения. А когда второго коснулся его язык, она изогнулась и потянулась к нему. Его рука раздвинула ее бедра, она сладко застонала от предвкушения. Обвив его руками за шею, она притянула его к себе.

— Трэвис! — вздохнула она. — Поторопись, Трэвис!

Он мягко усмехнулся:

— Открой глазки, милая. Посмотри на меня.

— Нет. Люби меня. Сейчас.

— Только если ты откроешь глаза, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты проснулась, только тогда ты получишь самое большое наслаждение.

Она снова покачала головой.

— Если я открою глаза, я проснусь и ты исчезнешь, — взволнованно прошептала она.

Он засмеялся и нежно поцеловал ее в губы.

— Нет. Не исчезну. Я останусь с тобой. А ты слушайся меня. Открой глаза.

Медленно, неохотно вздрогнули ресницы, и Сэм открыла глаза. Томно вздохнула:

— Ты здесь. — Его не было пять дней, и вот сейчас он вернулся.

Он вознаградил ее еще одним поцелуем, на этот раз более долгим и Гораздо более страстным. Он пробудил все ее чувства, зажег кровь в венах. Его руки блуждали по ее обнаженному теплому телу, заставляя ее дрожать от возникшего желания. Продолжая ласкать ее, он лег рядом с ней, и она почувствовала смелые толчки его увеличившейся в размерах мужской плоти. Когда его губы оторвались от нее, она едва могла дышать.

— Взгляни на меня, Сэм, — снова попросил он. Когда она медленно открыла глаза, он хриплым голосом проговорил: — Я хочу увидеть в твоих глазах огонь желания, когда я вхожу в тебя. Я хочу увидеть в них то же восхищение, какое испытываю и я, когда мы становимся единым существом. Я хочу, чтобы ты разделила со мной эту страсть, любимая, — от начала до конца.

Медленно, словно дразня ее, он вошел в нее, не отрывая от нее своих глаз. Зачарованная, отдавая всю душу его страсти, она видела, как расширились его зрачки, как потемнели его глаза и как подергивались мускулы его лица от невыразимого блаженства.

— — Ты такая теплая, такая гладкая, — шептал он. — Я словно погружаюсь в шелковые языки пламени. Когда я вхожу в тебя, я чувствую, как ты. дрожишь внутри. Ты знала это? Я почти теряю разум, но именно это безумие я и хочу испытывать бесконечно.

Его откровенные слова, его смелые глаза, его плоть, мощными толчками пульсирующая внутри ее тела, разжигали в ней горячие волны первобытной страсти. Она вцепилась пальцами в его широкую спину, подтягиваясь к нему, требуя все больше и больше.

— Скажи, что ты чувствуешь, — прошептал он. — Скажи.

— О Боже, Трэвис! — взмолилась она. — Я не могу.

— Говори!

— Не знаю, как описать словами, — всхлипнула она. — Я вея горю. Я сыта и голодна и… у меня болит! Я… я хочу!

— Чего ты хочешь, скажи? — С этими словами он продолжал врываться в нее, давая ей наслаждение и раздувая огонь желания.

— Тебя, — выдохнула она, извиваясь всем телом. — Тебя! Больше! Еще!

Своими грубыми, покрытыми мозолями ладонями он подхватил ее под ягодицы, чтобы внедриться в нее еще глубже и полнее, и Сэм перестала отличать, где кончается его тело и начинается ее. Это было удивительно. Они начали сумасшедшее движение спирали в блаженство экстаза, дикий головокружительный танец, который кружил их все быстрей и быстрей, как безумная карусель.

Сэм тяжело и прерывисто дышала и смотрела в лицо Трэвиса, склонившееся над ней, видела его глаза, ставшие горящими щелками, его зубы, сжатые от почти невыносимого блаженства, которое безжалостно держало их в своем плену. Быстрее, сильнее, они вместе достигли верхнего пика страсти. Голова Сэм кружилась от желания, она чувствовала, что на нее накатывают такие волны, что грозят сломить ее. Не в силах больше выносить эту муку, она закрыла глаза, до скрежета сжала зубы и приготовилась к последнему, заключительному моменту экстаза.

Но Трэвис настоял на своем. В безмолвном приказе его пальцы впились в ее плечи, и она распахнула глаза и встретила его взгляд как раз в тот момент, когда блаженство унесло их через барьер в бездонный колодец восторга. Глазами, расширенными от счастья, Сэм поймала неземное блаженство в восторженном взгляде Трэвиса, в его обострившихся чертах увидела отражение своих преисполненных благоговения чувств, когда их тела начали содрогаться в чистом наслаждении. Его радостный крик слился с ее счастливыми слезами, когда они отдали себя на волю ничем не сдерживаемому сладкому безумству любви.

Удовлетворенная, ослабевшая, Сэм не была способна ни на что, кроме того, чтобы забыться сном в уютном объятии Трэвиса. И ей даже в голову не приходило задавать ему какие-либо вопросы. Но на следующее утро первое, что она сделала, это спросила, как Трэвис провел пять тревожных дней, пока его не было дома:

— Ты нашел Билли?

— Нет.

— Это хорошо.

Застегивая рубашку, Трэвис косо взглянул на нее, устало улыбнулся и покачал головой:

— Как бы ты не запела по-другому, Сэм, когда на следующей неделе сюда явится судья и узнает, что ты натворила. Нам придется здорово потрудиться, чтобы спасти тебя от тюрьмы. Ты об этом не задумывалась?

Его слова огорчили ее.

— Ты все еще думаешь, что это я помогла ему бежать, да? — Она вздохнула и отвернулась от него. — А я почему-то надеялась, что после этой ночи ты мне все-таки поверил.

— Я так хочу верить тебе, Сэм. Я убеждаю себя в том, что здесь замешаны твои отец и братья. Более того, если бы я не был начальником здешней полиции и не нес бы ответственность перед городом и его жителями, я бы не переживал так, даже если бы ты помогла Билли бежать. Я понимаю, что ты очень любишь его, но когда я думаю, что из-за этого наш ребенок может родиться в тюрьме, мне просто хочется тебя выпороть! Как ты могла поставить на карту нашу судьбу?

Не дождавшись от нее ответа, он схватил ее за плечи и круто повернул к себе. Ее слезы застигли его врасплох, непритворное страдание на ее лице пронзило его острой болью.

— Ах, Сэм! Что нам теперь делать? — пробормотал он, привлекая ее к себе.

На мгновение Сэм уткнулась лицом в его плечо, словно пытаясь набраться от него сил. Но в следующую минуту она вся напряглась и отстранилась от него. Сердито смахивая с лица слезы, она словно щитом отгородилась от него гордостью.

— Мне безразлично, что ты собираешься делать, Трэвис, — холодно проговорила она. — Я сделаю все, что в моих силах, и если тебе этого мало, то тогда я не знаю, чего еще тебе нужно. Поступай так, как велит тебе долг, начальник полиции Кинкейд. А мне все равно.

Сэм и Трэвис не разговаривали вот уже целых два мучительных дня. Гордость Сэм и злость Трэвиса так накалили это молчание, что атмосфера стала просто удушливой. Трэвис с головой ушел в работу, пытаясь справиться с угрозами Рейфа Сандоваля, и отчаянно рыскал в поисках хоть каких-нибудь улик, проливающих свет на таинственное исчезновение Билли, а Сэм тем временем слонялась по дому под бдительным оком Элси. У Сэм было так тяжело на душе, что она не знала, до каких пор сможет выдерживать эту пытку. Вот когда она поняла, что значит лишиться надежды, чувствовать, что тебя предали. Радость ушла из ее жизни. Даже мысли о будущем ребенке не скрашивали ее горе. Как она могла быть счастлива, если отец ее ребенка мог так подвести ее?

Каждый день казался ей нескончаемым; каждый час превращался в унылую вечность. Посидев раза два с ней за столом в тягостном молчании, Трэвис почел за лучшее посещать ресторанчик на той же улице, что и полицейский участок. Хотя она каждый вечер с нетерпением ждала звука его шагов по лестнице, он неизменно задерживался допоздна и приходил домой только тогда, когда она уже спала. Очередную бессонную ночь он провел в прежней комнате Сэм. Сэм убеждала себя, что это даже к лучшему. Она понимала, что у нее разорвалось бы сердце, если бы он приходил к ней сейчас и изображал пародию на их любовь.

На третий день и Сэм и Трэвис стали похожими на ходячих мертвецов, с темными кругами под глазами, свидетельствующими о бессонных ночах и об упадке духа. Элси начала беспокоиться, не разучились ли они улыбаться, и обнаружила, что тоскует по тем прошлым дням, когда они без конца скандалили и набрасывались друг на друга. Даже это было бы лучше, чем эта жуткая, изматывающая нервы завеса молчания, повисшая между ними. Элси попыталась разжечь между ними настоящую ссору, но ни один из них не клюнул на ее приманку. Было похоже, что они как бы смирились под ударами судьбы, и Элси переживала до слез.

На третий день Элси попыталась уговорить Сэм пойти в гости к Альме Олдрич, но неожиданно в дом ворвался Трэвис. Увидев их в гостиной, он резко остановился. Тысяча эмоций промелькнула по его лицу, когда он с жадностью всматривался в глаза Сэм, словно не знал, что ему сказать, что сделать. Наконец он медленно двинулся к ней, а подойдя, остановился и упал на колени. Взял ее похолодевшие руки в свои и проговорил дрогнувшим голосом, умоляюще глядя ей прямо в глаза:

— Сэм, я виноват перед тобой. О Господи, любовь моя, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?

Первое, что пришло в голову Сэм, была мысль о Билли, и она испугалась, не случилось ли с ним самого худшего. Она с такой силой сдавила руку Трэвиса, что у него хрустнули кости.

— Что-нибудь с Билли? — воскликнула она, терзаемая страхом. — Он мертв?

— Нет! О нет, Сэм! Будь я проклят, что так напугал тебя. Ничего подобного! Любимая, я опять свалял дурака!

Когда ее смертельно бледное лицо вновь порозовело, она с тревогой спросила:

— Тогда что же случилось?

— Ты была абсолютно права, а я, как слепой, ничего не видел. Наконец пришла телеграмма от тетки Нолы из Миннесоты. Ее, оказывается, доставили не по адресу. Нола, как выяснилось, и не собиралась приезжать к ней. Как только я об этом узнал, я допросил кондуктора утреннего поезда, и он вспомнил, что она сошла в Далласе. Сегодня утром Чес поехал туда, и несколько минут назад я получил от него телеграфное сообщение. Одна девушка, описание которой совпадает с внешностью Нолы, закупила продовольствие и двух лошадей в одной из платных конюшен и уехала за день до исчезновения Билли. С тех пор ее никто не видел.

Сэм начало трясти. Тягучие горячие слезы потекли по ее щекам. Она сидела и неотрывно смотрела на мужа, но все еще молчала. Она была похожа на плачущее изваяние.

— Сэм, прошу тебя, — взмолился Трэвис. — Накричи на меня! Ударь меня, если хочешь! Скажи, какой я беспросветный дурак! Только не сиди и не смотри на меня так! Милая, прости меня. Прости, что я не верил тебе! До конца жизни я не прощу себе, что так заставил тебя страдать. Но если ты хоть немного любишь меня и нашего будущего ребенка, пожалуйста, скажи, что ты понимаешь меня. Скажи, что ты не возненавидела меня.

Когда Сэм заговорила, ее голос звучал так тихо и так дрожал, что ему пришлось напрягать слух, чтобы услышать ее:

— Во мне нет к тебе ненависти, Трэвис, но ты очень глубоко обидел меня. Я думала, что ты начал доверять мне, что мы начали верить друг другу. Неужели ты не видел, что я больше никуда от тебя не денусь, что я не хочу больше ссориться с тобой? Неужели ты так и не понял, что я счастлива оттого, что у нас будет ребенок?

— Я видел все это, — признался он, — но я видел и то, что ты хотела, чтобы Билли вышел из тюрьмы. Поэтому ты первой попала под подозрение, когда он сбежал. Я ошибся и не прощу себе этого никогда. Я не хотел обижать тебя, Сэм, но мне и самому было очень больно. При мысли о том, что ты можешь быть виновна, у меня все так и переворачивалось внутри.

— Ах, Трэвис! Как же нам покончить со всем этим? — Она взглянула на него глазами раненого олененка. — Это правда, я действительно хотела, чтобы Билли освободился, и, быть может, если бы Нола меня не опередила, я бы и сама попыталась что-нибудь сделать. Но я не знаю. Не уверена. Теперь-то мы так и не узнаем этого. Однако я знаю, что, если бы его повесили, я бы тоже умерла.

Она глубоко вздохнула, как бы набираясь сил перед тем, как высказаться, до конца. Слабая улыбка заиграла на его губах.

— У нас с тобой все с самого начала пошло не так, — неуверенно проговорила Сэм, отводя глаза, но тут же снова поднимая их, словно не по своей воле. — Может, я выбрала неподходящее время для откровенного разговора, но раз уж я нашла в себе силы признаться в худшем, то мне стоит признаться тебе и кое в чем еще. — Она остановилась, чтобы перевести дух, по ее лицу пробежало мимолетное сомнение, а Трэвис мысленно приготовился вынести все, что бы она ни сказала ему. И тогда, тихо, почти со страхом, она произнесла: — Я люблю тебя, Трэвис.

Шумный вздох вырвался из груди Трэвиса. Это был вздох огромного облегчения и потрясения. Облегчения потому, что Сэм могла признаться ему в чем-то ужасном, а потрясения — потому что он своими ушами услышал от нее признание в любви. Элси, присутствовавшая при этом, глубоко утонула в кресле, ее губы шевелились в благодарственной молитве, но ни Сэм, ни Трэвис не замечали ее. В этот момент они видели и слышали только друг друга.

Все еще стоя перед Сэм на коленях, Трэвис взял ее руки в свои и крепко сжал их, словно испугавшись, что он мог ослышаться.

— Сэм, — прошептал он. — О, любимая! Ты в самом деле любишь меня? Потому что если это так, ты сделала меня самым счастливым человеком во всем Техасе, а может быть, и во всем мире.

Она нашла в себе силы только кивнуть головой, но этого подтверждения Трэвису было достаточно. Стащив ее на пол и усадив рядом с собой, он от всей души обнял ее и начал раскачиваться с ней взад и вперед, не выпуская ее из своих рук.

— Я понимаю, я силой заставил тебя выйти за меня замуж, когда ты этого не хотела. С того самого первого дня я приучил тебя ко многим вещам, которые ты не любила раньше, но я не знал, как заставить тебя полюбить меня. Я хотел тебя с нашей первой встречи, Сэм, и потом незаметно сам влюбился в тебя, но я боялся признаться тебе в этом. Я боялся, что ты посмеешься надо мной или, того хуже, скажешь, что я тебе безразличен.

Он взял в ладони ее лицо, засмеялся и нежно поцеловал ее:

— Слава Богу, ты оказалась смелее меня, любовь моя! Зато теперь я буду каждую минуту говорить о своей любви. Я люблю тебя, Саманта Кинкейд! Всей душой и всем существом! Я люблю тебя, и не приведи бог, если ты разлюбишь меня, потому что я с тобой никогда не расстанусь.

Любовью светилось ее лицо, когда Сэм мягко рассмеялась в ответ:

— Начальник полиции, ты не сможешь отделаться от меня, даже если очень будешь стараться.

За два следующих дня Трэвис собрал еще больше сведений, указывающих на то, что именно Нола помогла Билли бежать из тюрьмы. На ранчо, обнаружилась пропажа пистолета и винтовки, прихватила она с собой и несколько сотен папашиных долларов. Нашлись двое свидетелей, которые утверждали, будто бы видели Нолу за городом в день бегства Билли. А теперь они оба исчезли, будто провалились под землю.

Когда Рейф Сандоваль узнал о причастности своей собственной дочери к бегству преступника, его впору было связывать. Сначала он отказывался этому верить, развивая мысль о том, что это Трэвис придумал специально, чтобы спасти от петли и себя и Сэм. Потом, когда опровергать соучастие дочери было уже невозможно, он выдвинул версию, что Билли будто бы удалось каким-то образом уговорить Нолу помочь ему, после чего он снова взял девушку в заложницы. И наконец, когда он более не мог отрицать правду, смотревшую ему прямо в глаза, он начал призывать на голову Билли все мыслимые и немыслимые кары. Наконец, придя в полное отчаяние, он поклялся, что если только доберется до своей дочери, то изобьет ее до полусмерти, а потом вышлет ее в самый далекий монастырь, какой только сможет найти. В конце концов он уединился на своем ранчо, растерянный, посрамленный и абсолютно несчастный.

Когда на следующей неделе в четверг вечерним дилижансом в Тамбл прибыл судья Эндрюс, ни о Ноле, ни о Билле все еще не было никаких известий. Хотя главный преступник сбежал, оставалось еще довольно много дел, которые хоть и были не такими важными, но все равно требовали своего рассмотрения и решения, поэтому судья Эндрюс решил остаться в Тамбле до понедельника. Это давало возможность Эндрюсу еще раз пересмотреть все дела. Сэм за последние дни так измучилась, что привела себя в состояние крайнего возбуждения. Ведь в понедельник судья выслушает свидетелей ее защиты и решит ее дальнейшую судьбу.

— Вся моя жизнь в руках этого человека! — стенала Сэм, волнуясь и наконец-то осознав всю серьезность своего положения. — Что, если бегство Билли так разъярит его, что он решит повесить меня? — Бросаясь в объятия Трэвиса и в страхе прижимаясь к нему, она повторяла: — Ах, Трэвис, скажи им, чтобы меня не вешали! Хотя бы до того, как родится ребенок!

Это был еще только субботний вечер, а Сэм уже довела себя до того, что могла в любую минуту потерять над собой контроль. Элси доказывала Трэвису, что Сэм так болезненно все воспринимает из-за беременности, но Трэвис начинал беспокоиться, как бы она не помешалась. Он тоже не мог дождаться понедельника и решения судьи Эндрюса. Но пока он делал все возможное, чтобы успокоить и утешить ее.

— Душечка, я ни за что не позволю им повесить тебя, — говорил он, поглаживая ее по спине своими большими руками.

Немые рыдания сотрясали Сэм, когда она прижималась ближе к нему, стараясь набраться от него тепла и прогнать страх.

— А что, если… если меня посадят в тюрьму? — хныкала она. — Что, если меня отошлют куда-нибудь далеко и я тебя никогда не увижу?

— Мы этого не допустим, Сэм. — Он нежно вытирал слезы с ее лица. — Послушай меня, любимая. На твоей стороне будут выступать Чес, Элси и Олдричи. Перестань так волноваться, а то еще заболеешь. А это может повредить ребенку, дорогая. Поверь, судья Эндрюс посмотрит на все нашими глазами и решит дело в нашу пользу, Сэм. Я его знаю. Это неглупый человек.

Наконец она уснула на его руках, но эта ночь не принесла покоя ни одному из них. В воскресное утро они сидели на своем обычном месте в церкви, уставившись в затылок судьи Эндрюса, сидевшего перед ними. Увидев его, Сэм чуть не впала в нервный припадок. Когда она попыталась петь, из ее горла вылетал сдавленный хрип, непохожий даже на ее обычное пение. Пастор Олдрич бросил на нее с кафедры страдальческий, но все понимающий взгляд. Альма сочувственно улыбнулась и покачала своей кудрявой седой головой. Сэм зажала рот рукой, сильно толкнула Трэвиса в бок и бросилась по проходу на воздух. При этом она умудрилась задеть псалтырем голову судьи Эндрюса.

Выбежавший следом за ней Трэвис поддерживал Сэм, пока ее тошнило. Потом он нежно вытер ее лицо своим платком и усадил под ближайшее дерево. Хотя она несколько успокоилась, ее лицо оставалось таким бледным, что Трэвис мог сосчитать каждую веснушку на ее носике. Они выделялись, как крошки корицы в сахарнице. С болью в сердце он ласково поцеловал каждую из них.

— Все будет хорошо, Сэм. Я тебе обещаю. Даже если произойдет худшее, я сам лично вызволю тебя из тюрьмы, а Чес и Лу мне помогут. Клянусь, я увезу тебя на какой-нибудь далекий остров, и мы с тобой вдвоем будем там жить, питаться одной любовью и кокосовыми орехами до самой смерти.

Это ее немного развеселило. Со слабой улыбкой она провела дрожащим пальцем по его усам:

— Ты вправду сделаешь это ради меня? Он кивнул:

— И глазом не моргну. Но если честно, то я не думаю, что дело дойдет до этого. А вообще, тебе дорогуша, не следовало стучать псалтырем по голове Эндрюса.

Она громко застонала и закрыла глаза. Потом ее вдруг разобрал смех:

— Я так люблю тебя, Трэвис Кинкейд, мне никто, кроме тебя, не нужен, но в эту минуту мне больше всего хотелось бы выкурить сигарету и выпить большой стакан чистого виски. Вот бы так напиться, чтобы очнуться только после завтрашнего суда. Я была бы тебе безмерно благодарна.

— У меня есть идея получше этой, — торжественно сказал он. Он помог ей подняться на ноги и повел домой. Дома он отнес ее на руках в спальню. С большой осторожностью и деликатностью он раздел ее. Он принес ей немного самого лучшего бренди и дал выпить, чтобы она немного расслабилась, дал ей затянуться несколько раз его сигаретой и потом сделал ей такой массаж, от которого Сэм показалось, что у нее размякли все кости. После массажа она стала податливой, как тряпичная кукла, из которой удалили набивку, и постепенно провалилась в забытье без сновидений.

Позже в этот же день, когда она проснулась, Трэвис накормил ее с ложки горячим супом. А потом занимался с ней любовью, заставляя ее забыть о своих бедах, ни минуты не давая ей предаваться печальным мыслям. Он успокаивал ее поцелуями и ласками, пока она наконец не уснула снова, свернувшись в изгибах его большого тела. Когда же ночью она вновь просыпалась, вся дрожа от страха, он был рядом, чтобы успокоить ее словами, и не только.

Вместе они встретили новый день. Нежные краски восходящего солнца омывали восточную часть неба, давая надежду.

Дело Сэм должно было рассматриваться первым, и она не знала, радоваться этому или нет. От одного взгляда на судью ее начинало трясти. Он и вправду в это утро был не в духе. Судья недовольно нахмурился, когда увидел Сэм.

— Не вы ли это та самая молодая женщина, которая стукнула, меня вчера по голове своим псалтырем? — проворчал он.

К изумлению Сэм, Трэвис рассмеялся.

— Ваша честь, — сказал он, протягивая руку судье. — Позвольте мне представить вам мою жену Саманту Даунинг-Кинкейд. Мы оба просим у вас прощения за то, что Сэм явилась причиной вашей головной боли, но она не всегда хорошо переносит беременность, особенно по утрам.

Судья что-то буркнул и криво усмехнулся:

— Наверное, я должен быть благодарен судьбе за то, что она попала в меня только книжкой.

— Совершенно верно, сэр, — согласился Трэвис, улыбаясь в ответ.

С этого момента все пошло как по маслу, хотя на выслушивание нескольких свидетелей ушло довольно много времени. Даже Трэвис давал показания, поклявшись при этом на Библии. Когда судья Эндрюс приступил к допросу Сэм, задавая ей вопросы о ее детстве и ее участии в грабежах в банде Даунинга, она отвечала правдиво тихим дрожащим голосом.

Но когда вопросы судьи стали касаться ее отца и братьев, Сэм категорически отказалась отвечать на них. Она бесстрашно заявила ему, что никогда не станет помогать тем, кто хочет изловить их. Со смешанным чувством гордости и тревоги Трэвис слушал ее дерзкие слова:

— Речь идет о моей семье, судья, и независимо от того, что они натворили, я все равно люблю их и остаюсь им верна. И можете не угрожать мне, я все равно не предам их. Я не сделаю этого — иначе я не смогу жить в ладу с самой собой. Я дала слово, что никогда не буду участвовать в их противозаконных действиях, но я не стану помогать вам повести их на виселицу.

— А вы не слишком помогаете следствию, знаете ли, — сказал Эндрюс.

Сэм молча кивнула и вздернула подбородок.

Сэм и судья долго и напряженно смотрели друг на друга, и никто из них не хотел уступать, в то время как Трэвис и все их друзья наблюдали за ними, затаив дыхание. В конце концов судья Эндрюс кивнул головой:

— Хорошо, молодая женщина. Мне жаль, что вы не желаете рассказать нам больше, но мне понятны чувства, которые вами двигают. Более того, я уважаю вашу верность своей семье.

Но сейчас вы поклялись в верности своему супругу. Он и ваши друзья убеждали меня в том, что вы перевоспитались, хотя и не совсем раскаялись в своих прошлых деяниях. Поэтому, а также принимая во внимание ваш юный возраст, когда вы вступили на путь преступлений, я намерен передать вас на попечение вашего супруга. Вы свободны, можете идти.

При этих словах весь зал, где проходило судебное заседание, взорвался радостными криками. Слезы счастья заструились по лицу Сэм, когда она бросилась в объятия Трэвиса. Пришлось затратить некоторое время, чтобы восстановить порядок и продолжать рассмотрение других дел.

Через два дня Сэм принимала судью Эндрюса у себя дома. Это был его последний вечер в городе, и они с Трэвисом, повинуясь одному и тому же движению души, пригласили его к себе на обед, чтобы как-то выразить ему свою благодарность за его гуманное решение. Вместе с Элси Сэм расставляла на столе дымящиеся блюда, и только они собрались сесть за стол, как в дверь кто-то постучал.

Нахмурившись, Сэм спросила недовольно:

— Кто бы это мог быть? Трэвис, неужели ты пригласил еще кого-то на обед и забыл сказать мне об этом?

— Да нет, — поднялся он из-за стола, — но я пойду посмотрю.

Но она удержала его:

— Посиди здесь и поговори с судьей Эндрюсом. Я открою дверь.

Войдя в холл, Сэм на минуту задержалась у зеркала, поправляя выбившуюся прядь волос. Потом она спокойно открыла дверь и оказалась лицом к лицу со своим младшим братом.

— Хэнк!

ГЛАВА 23

— Хэнк! Как ты здесь очутился? Что ты здесь делаешь? — громко воскликнула Сэм. Она так удивилась, что даже не понизила голос. И спохватилась только тогда, когда услышала шаги Трэвиса, направляющегося в холл.

— Сэм, что происходит?

Вот он уже рядом с ней, поддерживает ее за талию своей большой рукой, словно догадывается, что она вот-вот упадет от изумления. Он так и впился пронзительными глазами в молодого человека, стоящего на крыльце. Парень кого-то смутно напоминал ему, хотя Трэвис и не мог сказать, что в нем было знакомо ему, может быть, выражение глаз или гордо выдвинутый вперед подбородок. Вдруг Трэвиса осенило. Подняв бровь, он протянул:

— По-моему, это еще один из твоих братьев, Сэм? Под его пронизывающим насквозь взглядом Хэнк нервно переминался с ноги на ногу.

— Начальник Кинкейд, — сказал он, прочистив горло. — Я брат Сэмми, Хэнк. Я пришел сдаваться вам, но сначала мне нужно сказать одно слово сестре, если вы не против.

Трэвис ожидал чего угодно, но отнюдь не такого поворота событий. Целую минуту он изучал глазами Хэнка. Потом, мотнув головой, он сделал знак ему войти:

— Не стой в дверях, Хэнк.

Когда Хэнк переступил порог, Сэм сбросила свое оцепенение:

— Хэнк! Что случилось? — Вдруг из ее груди вырвался стон и она вся поникла. — О Господи, Хэнк! Надо же так случиться, что ты появился у нас в самое неподходящее время. Сейчас за нашим столом сидит сам судья. И чего тебя дернуло стучаться в парадную дверь? — Она жадно всматривалась в его лицо, отмечая усталость, обострившую его черты, бледность, проступающую под загаром.

— Мне ничего не оставалось делать, Сэмми, — сказал он, как бы оправдываясь. Его взгляд уклонился от нее и устремился на Трэвиса. Легкая гримаса исказила его лицо, когда он отстегнул свой пояс с кобурой и передал его Трэвису. — Вот, возьмите.

Принимая оружие, Трэвис кивнул в сторону гостиной и смежной с ней столовой:

— Все равно рано или поздно тебе придется познакомиться с судьей Эндрюсом. Так что это можно сделать и сейчас.

— Мне… э… нужно сперва поговорить с Сэмми, начальник, — запинаясь, сказал Хэнк, медленно входя в гостиную. Еще раз его усталый взгляд остановился на Сэм. — И лучше это не откладывать.

Ледяной холодок пробежал по спине Сэм, и впервые она сообразила, что Хэнк не просто сильно устал. Глубокая печаль отражалась в его темных глазах. Она машинально нащупала руку Трэвиса, догадавшись, что Хэнк принес плохие вести.

— Что случилось, Хэнк? — пробормотала Сэм, подавляя желание заткнуть себе уши, чтобы не слышать ответа.

Хэнк перевел взгляд с нее на Трэвиса, как бы предупреждая их обоих, потом задержался на своей сестре.

— Папаша умер, Сэмми. Мы схоронили его четыре дня тому назад.

На минуту она замерла, будто ее охватило холодом, и затаила дыхание. Но когда боль пронзила ее, из глубины души вырвался резкий вопль. Трэвис едва успел подхватить ее, — ноги Сэм подкосились.

— Не-е-ет! Не-ет! — Слезы хлынули из ее глаз ручьем и потекли по ее искаженному страданием лицу, а руки сжались в кулаки и забарабанили в грудь Трэвиса в неистовом протесте. — Нет! Он не мог умереть! Трэвис, Хэнк соврал мне? Отец не умер!

Она не помнила, как на ее крики в холл ворвалась Элси, как Трэвис подвел ее к дивану и осторожно усадил, как рядом топтался Хэнк, тоже с глазами полными слез. Не видела она и того, как судья Эндрюс встал в дверях и с любопытством наблюдал всю эту сцену. Она слышала только громкие удары своего сердца, а в ушах стояли жуткие слова Хэнка и повторялись страшным эхом.

— Отец! — стонала она, как раненое животное. — Отец!

Сэм не знала, минуты или часы прошли, прежде чем ее рыдания сменились легкими всхлипами, каждый из которых причинял ей невыносимую боль. Первое, что она почувствовала, когда немного успокоилась, это руки Трэвиса, поглаживающие ее вдоль спины. Она вслушивалась в его низкий голос, который бормотал утешительные слова любви. Он прижимал ее к своему сердцу, и ей страстно захотелось навсегда остаться в его объятиях, укрыться в них от невыразимой тоски. Но в ее голове уже роились вопросы, и она понимала, что не может далее уклоняться от ответов на них. Медленно, осторожно она высвободилась из объятий Трэвиса и повернула голову, отыскивая своего брата.

Хэнк стоял возле нее на коленях. Элси нерешительно переминалась с ноги на ногу, держа в руках стакан с бренди. Ее лицо выражало сострадание.

— Вот, милочка, — сказала она, протягивая ей спиртное. Это тебе немного поможет.

Когда Сэм потянулась дрожащей рукой к стакану, бренди расплескалось на пол. С помощью Трэвиса ей удалось сделать большой глоток, отчего она чуть не задохнулась.

— Как это произошло, Хэнк? — прошептала она, умоляюще глядя на брата. — Расскажи.

— Все из-за той старой раны в плече. Она никак не заживала, наоборот, становилась все хуже и хуже. Доктор сказал, что в ней остался кусочек свинца еще с тех пор. Он вытащил его, но уже было слишком поздно. Отец уже был весь отравлен, Сэм. Доктор уже ничем не мог помочь ему.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21