- Я не стану будить его, пока мы не вернемся домой.
      - Ну а когда я родилась, дорогой?
      - Четвертого июля 1882 года.
      - А когда день рождения Мэри?
      - По-моему, ей девять, но даты я не помню.
      - А как насчет остальных детей?
      - То же самое.
      - А день рождения моего отца?
      - И спрашивать нечего - второе августа 1852 года.
      - Лазарус, зовущий себя Теодором! У меня есть твердое правило, которого я придерживаюсь в общении со своими детьми. Я скрываю от них дату их рождения, пока это возможно - чтобы не приставали к взрослым и не шантажировали их, выклянчивая подарки. Вот когда ребенок идет в школу, то ему уже следует знать эту дату. Тогда я считаю детей достаточно взрослыми и велю запомнить ее, но всегда говорю, что, если кто-нибудь решит поторопиться, не видать ему ни пирога, ни вечеринки. Но мне еще не приходилось прибегать к такому наказанию - детишки у меня смышленые.
      В прошлом году Вудро был еще слишком мал, и никаких проблем не возникло; день рождения стал для него сюрпризом. Он до сих пор не знает, что у этого события существует конкретная дата. Так я предполагаю. Лазарус, ты знаешь дни рождения своих прямых предков, потому что видел их имена в списках Фонда. Но ты не можешь назвать даты рождения других моих детей. Вот тебе и доказательство.
      - Но ты же знаешь, что я имел доступ к архивам. Я мог запомнить их даты рождения еще в прошлом году.
      - Ух-пух. А почему ты запомнил день рождения только одного ребенка, а не всех? Зачем запоминать день рождения моего отца, если он не интересует тебя? Не сходится, дорогой. Ты намеревался разыскать своих предков и подготовился к встрече. Я понимаю, что ты объявился в церкви не случайно; ты явился туда, чтобы разыскать меня - я польщена. И с отцом ты познакомился в игорном доме тоже не случайно. А как ты узнал, где нас искать? С помощью частных детективов? Едва ли в архивах Фонда содержатся сведения о нашем приходе или игорном доме.
      - Действительно, я проделал нечто в этом роде. Да, моя милая прародительница, я искал способ познакомиться с вами. И потратил бы на это годы, если бы потребовалось. Ведь не мог же я позвонить в вашу дверь и сказать: "Привет, ребята! Я ваш потомок. Можно войти?" Вы бы немедленно вызвали полицию.
      - Надеюсь, что я поступила бы по-другому, дорогой, но спасибо тебе за то, что позаботился о нас. О, Лазарус, я так люблю тебя! И верю каждому твоему слову. Теперь я знаю, что Брайан вернется ко мне! Ух! Я чувствую такое воодушевление, какого не знала раньше, и хочу кое-что узнать. Расскажи мне о своей семье.
      - Мне всегда приятно говорить о них, потому что я их люблю.
      - Мне льстит сравнение с твоей женой Тамарой. Дорогой мой, если хочешь, можешь не отвечать: а что, у вас бывает, что двое мужей спят с одной женой?
      - О, конечно. Но чаще наоборот: один из нас, Галахад - это еще один из твоих потомков, бабуля, - развлекает сразу двоих наших жен; он у нас совершенно неутомимый.
      - Забавно, но мне нравится другой вариант. Любимый, мое представление о рае воплотилось бы, если бы вы с Брайаном оба очутились в моей постели. Уж я бы постаралась сделать вас счастливыми. Но я не могу этого сделать. Остается только мечтать... Я буду мечтать об этом.
      - Ну да, представь себе, что ты раздеваешься перед нами в лесу, как та дамочка на французской открытке.
      - Ох! Боюсь, что подумаю об этом - и вспыхну как спичка!
      - Тогда лучше отвезти тебя домой.
      - Да, пожалуй, так будет лучше. Я ужасно счастлива - и так будет всегда - и пылаю страстью... к тебе, к Брайану. Так хочется побыть женщиной с французской открытки... в лесу, посреди бела дня.
      - Морин, попробуй уговорить Брайана. Я пробуду здесь до второго августа 1926 года.
      - Ну, там посмотрим. А мне бы так хотелось! - Она помолчала. - А можно мне рассказать ему? О том, кто ты, откуда явился и что предсказал?
      - Морин, говори кому хочешь. Тебе не поверят.
      Она вздохнула.
      - Наверное. К тому же, если Брайан поверит, что жизнь его предопределена, он может забыть об осторожности. Я горжусь, что он будет сражаться за нас, но не хочу, чтобы он рисковал понапрасну.
      - Я думаю, что ты права, Морин.
      - Теодор, у меня голова пухнет от того, что ты наговорил мне. Теперь я знаю, кто ты. Значит, и страна не твоя, и война не твоя - так почему же ты записался в добровольцы?
      Лазарус помолчал и решил признаться:
      - Я хотел, чтобы ты гордилась мной.
      - О!
      - Конечно, это не моя страна. Но она твоя, Морин. У других мужчин другие причины, а я буду воевать за Морин. Не затем, чтобы "принести миру демократию", - эта война закончится ничем, хотя союзники победят. Я буду воевать за Морин.
      - О! Я снова плачу - ничего не могу поделать.
      - Немедленно прекрати!
      - Да, мой воин, да, мой Лазарус. А ты вернешься? Ты ведь и об этом должен знать.
      - Дорогая, не беспокойся обо мне. Люди много раз пытались убить меня самыми разными способами, но я пережил всех покушавшихся. Я как тот самый старый кот, который в случае опасности всегда успевает вскарабкаться на дерево.
      - Ты не ответил мне.
      Он вздохнул.
      - Морин, я знаю, что Брайан вернется домой - это отмечено в анналах Фонда. Он доживет до глубокой старости, но не спрашивай, в каком возрасте он умрет, - я не отвечу. Как не скажу, сколько тебе отпущено судьбой. В будущее лучше не заглядывать. Теперь обо мне. Я не могу знать своего будущего; оно еще не записано в анналах. И не может попасть туда, пока я жив. Могу только сказать, что для меня эта война не первая, а где-то пятнадцатая. Во всех предыдущих мне удавалось уцелеть, и потому на сей раз меня будут стараться убить изо всех сил. Любимая, я твой воин и буду убивать гансов ради тебя, но не позволю им убить меня. Я постараюсь сделать все, что могу. И не собираюсь откалывать номера, чтобы заслужить медаль. Это не для старика Лазаруса.
      - Значит, ты не знаешь своего будущего?
      - Не знаю. Но я обещаю, что не буду высовываться из траншеи без надобности. И не стану прыгать в немецкий окоп, не бросив туда прежде гранату. И постараюсь не принять живого немца за мертвого - я сперва удостоверюсь, что он мертв. И не буду экономить пули, если передо мной появится удачная мишень. Я старый солдат, а старым солдатом можно стать только в одном случае: если ты пессимист. Я знаю все эти фокусы, дорогая. К тому же я успокоил твои тревоги относительно Брайана, так что глупо беспокоиться еще и обо мне. Не надо!
      Она вздохнула.
      - Постараюсь. Если ты повернешь направо, мы можем доехать до проспекта, а затем через Линвуд к Бентону.
      - Я довезу тебя до дома. Давай лучше поговорим о любви - зачем нам война? О нашей девочке Нэнси... Фонд уже ввел правило беременности в первом браке?
      - Боже! Ты же все-все знаешь.
      - Можешь не отвечать. Это дело Нэнси. Если Джонатан уйдет на войну а я не знаю, уйдет или не уйдет, - можешь быть уверена, что яйца ему там не отстрелят. Я просмотрел в анналах все записи о потомках твоих детей, но не стал забивать голову датами их рождения... У Джонатана с Нэнси родится много детей. А значит, он либо вернется - либо вовсе не попадет на фронт.
      - Это утешает. И сколько же у них будет детей?
      - Экая любопытная девчонка! Да у тебя самой их еще будет достаточное количество, бабуся. Я не стану отвечать на этот вопрос. И о правиле беременности я не спрашивал.
      - Это секрет, Лазарус.
      - Лучше зови меня снова Теодором. Мы вот-вот приедем.
      - Да, сэр штаб-сержант Теодор Бронсон, ваша развратная старая прапрапрапрабабушка будет вести себя осторожно. Кстати, сколько раз нужно повторить это "пра"?
      - Любимая, разве тебе нужен ответ на этот вопрос? Если бы я не захотел избавить тебя от страха за жизнь Брайана, то остался бы Тедом Бронсоном. Мне нравится быть "твоим Теодором". Что хорошего в роли загадочного гостя из будущего? Если к тому же ты будешь видеть во мне своего далекого потомка. Сейчас я рядом, с тобой, а не в каком-то там будущем.
      - Рядом. И прикасаешься ко мне. И тем не менее еще не рожден... Или нет! Значит, в твоем времени я давно умерла? И ты знаешь, когда я умру, но не хочешь мне об этом говорить.
      - Забудь об этом, Морин. Ты не должна была знать этого обо мне. Но мне пришлось открыться ради тебя.
      - Извини, Лаз... Теодор, мой воин, я не буду больше задавать вопросы.
      - Любимая, мы рядом, а это значит, что и ты жива, и я, вне сомнения, был рожден. Ущипни себя и убедишься. Все "сейчас" эквивалентны; это основная теорема путешествия во времени. Они не исчезают; прошлое и будущее - математические абстракции, но "сейчас" неизменно. А что касается того дня, когда ты умерла или умрешь - что одно и то же, - я не знаю его. Мне известно только, что у тебя было, есть и будет много детей, что ты проживешь долгую жизнь и так и не поседеешь. Но Фонд потерял твои следы... или еще потеряет. Дата твоей смерти в анналах отсутствует. Быть может, ты просто куда-то уехала, не известив об этом Фонд. Возможно, я еще вернусь, когда ты состаришься, и увезу тебя на Тертиус.
      - Куда?
      - К себе домой. Я думаю, тебе там понравится. Весь день можно расхаживать без одежды - как на той французской открытке.
      - Мне-то понравится. Только едва ли это пристало старухе.
      - Тебе придется попросить Иштар, чтобы она реювенализировала твое тело. Я же сказал, что она сделала из Тамары, когда у той груди повисли до пояса и превратились в пустые мешки. А погляди на Тамару сейчас - в будущем "сейчас"; она беременна, как молодая. Но забудь о том, что случилось и о том, что еще случится.
      Мама Морин - черт меня побери, если я вновь назову тебя бабушкой, мне известно лишь то, что анналы не зафиксировали даты твоей смерти; я рад этому, и ты радуйся тоже. Carpe diem! ["срывай день" (лат.), т.е. лови момент] Мы уже почти приехали. Ты что-то начала говорить, а я сказал: "Зови меня Теодором" - и мы отклонились от темы. Кажется, мы говорили о Тамаре?
      - Да-да... Теодор! Когда тебе нужно будет возвращаться домой, ты можешь прихватить с собой что-нибудь? Или ты должен вернуться как есть?
      - Отчего же, ведь я прибыл сюда с деньгами и одетый.
      - Мне бы хотелось послать небольшой подарок Тамаре. Но не могу представить, что нравится женщинам в этом вашем удивительном веке. Ты мне не посоветуешь?
      - Ммм... Тамара с восторгом примет от тебя все что угодно. Она знает о своем происхождении и с большой нежностью относится ко всем членам твоей семьи. Но это должно быть небольшим, чтобы я смог носить его с собой на фронте, поскольку там мне, быть может, придется расстаться с вещами, которые не умещаются в кармане. Украшений не надо. Для Тамары алмазный браслет не дороже булавки. Впрочем, булавка может оказаться дороже драгоценностей, если я скажу, что она твоя. Дай что-нибудь небольшое из того, что ты носишь. Знаешь что... пусть это будет подвязка! Великолепная мысль! С твоей ноги.
      - А может, лучше послать ей Новую пару? Я натяну их на ноги на минутку, чтобы ты мог сказать, что я носила их. А эти... старые, поношенные, к тому же пропотели за сегодняшний вечер. Кроме того, на них совершенно неприличная надпись.
      - Нет-нет, пусть будет одна из этих. Любимая, все ваши нынешние неприличия на Тертиусе пустяк. Мне придется растолковывать Тамаре даже то, для чего они предназначены. Что же касается пота - надеюсь, на подвязке сохранится хоть немного сладкого аромата твоего тела, пока я буду таскать ее с собой. Тамара будет в восторге. Ты сказала, что эта пара не из новых. Морин, а им, случайно, не шесть лет?
      - Я же сказала тебе, что сентиментальна. Да, это та самая пара. Они старые, изношенные, я заменила резинку и надела их специально ради тебя.
      - Значит, вторую ты подаришь мне?
      - Обожаемый Теодор, я хотела предложить тебе обе, а Тамаре послать новую пару. Ну хорошо, дорогой, пусть будет одна тебе, другая ей. Как только мы приедем, я поднимусь к себе и упакую подарок. Только ты его не разворачивай, пока не вернешься в лагерь. Ага, над крыльцом горит свет, значит, пора мне опускать юбку и принимать облик строгой миссис Брайан Смит. Но какой вулкан пылает в душе! Благодарю вас, штаб-сержант Бронсон. Вы подарили мне и сыну восхитительный вечер.
      - Спасибо и тебе, хорошенькая киска в зеленых подвязках и без трусов. Бери мишку Тедди и куклу Кьюпи, а я понесу нашего лиходея.
      Айры Джонсона и Нэнси еще не было дома. Брайан-младший взял у Лазаруса ребенка и понес его наверх. С ним отправилась Кэролл, предварительно взяв у Теда обещание не ложиться спать, пока она не вернется. Джордж стал спрашивать, где они были и что делали, но Лазарус отделался от него какой-то незначительной фразой и закрылся в ванной.
      Волосы лохматые... Слава Богу, респектабельные женщины помадой сейчас не пользуются. Форма помята, но это ничего. Через пять минут, приведя себя в порядок и в последний раз взглянув в зеркало, Лазарус возвратился в гостиную и представил Джорджу и Брайану-младшему отчет о проведенном вечере - до мельчайших подробностей.
      Он только начал говорить, когда вниз спустилась Кэролл и тоже стала слушать. Последней к слушателям присоединилась миссис Смит - как всегда с королевским достоинством - и протянула Лазарусу небольшой сверток, завернутый в волокнистую бумагу.
      - Вот вам приз, сержант Теодор. Только, пожалуйста, не открывайте его, пока не приедете в лагерь.
      - Тогда лучше сразу уложить его в саквояж.
      - Как хотите, сэр. А вам, дорогие мои, пора ложиться в постель.
      - Да, мама, - согласилась Кэролл. - Но дядя Тед рассказывал нам, как ты сшибла все молочные бутылки.
      - Он сказал, что ты могла бы выступать за синих, мама! - добавил Джордж.
      - Ну хорошо, даю еще пятнадцать минут.
      - Миссис Смит, - проговорил Лазарус, - не начинайте отсчет времени, пока я не вернусь.
      - Вы избалованы, как мои дети, сержант. Ладно.
      Лазарус положил сверток в саквояж, запер его по давней привычке и вернулся. Пришла Нэнси с молодым человеком и представила его Лазарусу. Тот с интересом уставился на Джонатана Везерела. Приятный молодой человек, правда, чуть простоват... Тамаре и Айре будет интересно. Запомни-ка его как следует, ведь придется описывать его внешность и рассказывать о том, что он говорил.
      Миссис Смит пригласила своего будущего зятя в гостиную, а Нэнси куда-то отослала. Лазарус продолжал описывать их приключения в парке, тем временем Джонатан почтительно скучал.
      Миссис Смит вернулась с полным подносом и сказала:
      - Пятнадцать минут прошли, дорогие мои. Джонатан, Нэнси просит тебя помочь ей. Не посмотришь ли, в чем там дело? Она на кухне.
      Брайан-младший попросил разрешения поставить автомобиль в сарай.
      - Сержант дядя Тед, я никогда не оставлял ваш автомобиль ночью на улице. Ни разу. Но я выкачу его сразу, как только проснусь.
      Лазарус поблагодарил его и поцеловал на ночь Кэролл - девочка явно ждала поцелуя. Джордж колебался, размышляя, перерос он поцелуй или еще нет, и Лазарус разрешил его сомнения крепким рукопожатием.
      Тут домой вернулся мистер Джонсон, и начались ночные посиделки. Через пять минут миссис Смит, ее отец и Лазарус уже сидели в гостиной за кофе и пирогом, и Лазарус вдруг вспомнил тот вечер, когда его впервые пригласили в дом. Все было как тогда, только мужчины в форме. Тот же стол, скатерть и приборы, каждый сидел на том же месте, что и тогда, миссис Смит разливала кофе с той же невозмутимой серьезностью, даже закуски были теми же. Лазарус попробовал найти различия, но обнаружил только три: на кресле миссис Смит теперь не было слоника; на столике возле двери были сложены их призы, выигранные в парке, а на пианино лежал листок с текстом песни, которая начиналась словами: "Алло, центральная, соедините меня со страной, где еще не побывал человек..."
      - Ты сегодня задержался, отец.
      - Семеро новобранцев - а форма или чересчур большая, или слишком маленькая. Тед, мы получаем только то, что не нужно армии. Так и должно быть, конечно. Во всяком случае теперь у нас роты автоматчиков снабжены автоматами Льюиса, хватает и винтовок Спрингфилда для караула, с каждым днем мы все меньше и меньше похожи на бандитов Виллы. Я не жалуюсь. Дочь, а что это за вещи на том столе? Им здесь не место.
      - Куколку Кьюпи выиграла я. И хочу посадить ее на почетное место на пианино. А мишку Рузвельта - сержант Теодор; быть может, он возьмет его с собой во Францию. Мы ездили в Электропарк, отец, и я полагаю, что поездка обошлась сержанту Теодору раза в два дороже, чем эти призы. Мы хорошо провели вечер, и нам повезло.
      Лазарус заметил, что старик помрачнел. Она ездила в парк с холостяком? Без мужа? И он заговорил:
      - Я не могу взять его во Францию, миссис Смит. Я договорился с Вуди, разве вы не помните? Меняю моего мишку на его слоника. Сделка уже совершена и вступила в силу.
      - Если вы не оформили ее письменно, он вас надует, - заметил мистер Джонсон. - Значит, как я понимаю. Вуди был в Электропарке вместе с вами?
      - Да, сэр. Честно говоря, я собираюсь оставить слоника в распоряжении Вуди на время моего отсутствия, но сперва все-таки хочу с ним поменяться.
      - Надует, ей-Богу, надует. Морин, я-то хотел, чтобы ты отдохнула от детей, особенно от Вуди. Какого же беса ты взяла его с собой?
      - Я не могу сказать, что мы его взяли, отец. Он сам поехал с нами. И она обо всем рассказала отцу, умолчав, правда, о некоторых подробностях.
      Мистер Джонсон покачал головой и просветлел.
      - Этот мальчик далеко пойдет, если его не повесят. Морин, тебе надо было отшлепать его и отвезти домой, а потом вы с Тедом могли бы съездить куда-нибудь.
      - Ничего, отец. Мы прокатились и очень неплохо; Вудро сидел на заднем сиденье и вел себя тихо. А потом мы повеселились в парке. Если бы не Вудро, мы бы туда не поехали.
      - Вудро в чем-то прав, - признал Лазарус. - Я ведь обещал повести его в Электропарк, но не выполнил обещания.
      - Все равно следовало отшлепать.
      - Поздно, отец, поездка окончилась. Там мы встретили кое-кого из прихода. Лоретту и Клайда Симпсонов.
      - Эту старую ведьму? Ну теперь она станет сплетничать о тебе, Морин.
      - Едва ли. Мы с ней хорошо поболтали, пока Вуди ездил на маленьком поезде. А ты не забыл, что сержант Бронсон - сын твоей старшей сестры.
      Айра Джонсон поднял брови и усмехнулся.
      - Вот бы покойная Саманта удивилась. Тед, моя старшая сестра упала с лошади, когда ей было восемьдесят пять лет. Она помучилась немного, потом повернулась к стене и отказалась есть. Действительно, я вспомнил. Тед, это лучше, чем во всем винить брата-кобеля, и еще труднее проверить; Саманта жила в Иллинойсе, уходила троих мужей, и один из них вполне мог именоваться Бронсоном. Кто его знает. Ты не возражаешь? Ну и семейка тебе попалась.
      - Я не возражаю. И мне приятно считать вашу семью своей.
      - И нам приятно, сынок. Морин, наша юная леди уже явилась домой?
      - Как раз перед твоим приходом, отец. Сейчас они на кухне. Нэнси сказала, что Джонатану необходимо съесть сандвич, но я думаю, что от кухни следует держаться подальше, и если тебе что-нибудь нужно, скажи - я принесу. Нужно только топать погромче, чтобы Нэнси успела спрыгнуть с его колен. Теодор, Нэнси помолвлена; мы просто еще официально не объявили об этом. Я считаю, что будет лучше, если они поженятся прямо сейчас, чтобы Джонатан отправился в армию сразу же после свадьбы. А как вы считаете?
      - Едва ли мне позволено иметь мнение в данном вопросе, миссис Смит. Надеюсь, они будут счастливы.
      - Возможно, так и будет, - сказал мистер Джонсон. - Он отличный парень. Я хотел взять его к себе, в седьмой, но он решил дождаться своего дня рождения и записаться прямо в армию, хотя до призыва ему еще три года. Вот это парень. Он мне нравится. Тед, когда пойдешь к себе, иди вон там, мимо кухни.
      Через несколько минут молодые люди вышли из кухни и не садясь поздоровались с дедом. Потом Нэнси попрощалась на крыльце со своим нареченным, вернулась в гостиную и села за стол.
      Мистер Джонсон подавил зевок.
      - Пора зарываться в стог. И тебе тоже, Тед, если ты умный. Выспаться тебе не дадут: слишком шумно, особенно там, где находится твоя комната.
      - Я послежу, чтобы малыши вели себя потише, дедуля, - быстро сказала Нэнси. - Пусть дядя Тед выспится.
      Лазарус встал.
      - Спасибо, Нэнси. В поезде мне почти не пришлось поспать, так что пойду-ка я в постель. Можешь не соблюдать утром тишину. Я все равно встану рано. Привычка.
      Поднялась и миссис Смит.
      - Всем спать.
      Прощаясь, мистер Джонсон пожал руку гостю. Миссис Смит символически "клюнула" Лазаруса в щеку, как в тот раз, когда он впервые переступил порог этого дома, поблагодарила его за приятный вечер и посоветовала все-таки не вскакивать спозаранку. Взрослые пошли вверх по лестнице. Нэнси отстала от них и тоже поцеловала Лазаруса на прощание.
      Лазарус отправился в свою комнату. Там он открыл саквояж, вынул маленький сверток и пошел с ним в ванную, где тщательно заперся на задвижку.
      Это была маленькая плоская коробочка, в которой лежали подвязки: он осторожно открыл ее.
      Ах, эти подвязки! Старые, как она и обещала, выцветшие и... О да! Они пахли неповторимым ароматом ее тела. Как долго продержится этот запах? Удастся ли дома его усилить, зафиксировать и исследовать? Вероятно. Ведь с помощью компьютера опытный специалист сумеет отделить запахи сатина и каучука и усилить аромат ее кожи. Однако ради такой квалифицированной помощи придется отправиться на Секундус - но результат будет стоить затраченного труда! А теперь посмотрим эти "неприличные" фразы... Одна гласила: "Открыто всю ночь, желающего просят звонить"; на другой было написано: "Приветствую вас. Входите и разжигайте огонь". Милая моя, разве это неприлично? Под подвязками лежал конверт. Лазарус отложил подвязки и открыл конверт. В нем оказалась простая фотокарточка с подписью: "Лучшей у меня нет, любимый. М."
      Это была любительская фотография, на редкость качественная для нынешнего "здесь и сейчас". На фоне густых кустов, освещенная яркими солнечными лучами, стояла Морин в изящной позе и улыбалась прямо в камеру. Она была одета... как на французской открытке. Лазарус ощутил прилив страсти. Щедрая, доверчивая моя, наверняка это не единственный экземпляр. Конечно, Брайан носит с собой такой же. Этот снимок ты хранила у себя в спальне. Без корсета твоя грудь кажется меньше, к тому же она совсем не обвисла. Очаровательная грудь. Не сомневаюсь, что именно поэтому ты так радостно смеешься. Спасибо тебе, спасибо!
      К фотографии была приложена небольшая плоская упаковочка из той же волокнистой бумаги. Лазарус осторожно открыл ее: там оказалась густая прядь рыжих вьющихся волос, перевязанная зеленой ленточкой.
      Лазарус посмотрел на нее. Морин, возлюбленная моя, этот дар самый драгоценный из всех - однако, надеюсь, что ты срезала его осторожно и Брайан ничего не заметит.
      Он вновь пересмотрел подарки, уложил все как было и убрал коробочку на самое дно саквояжа, закрыл его, выключил воду, разделся и залез в ванну.
      Однако в теплой воде его не разморило. Он долго лежал потом в постели, вспоминая прошедшие часы.
      Ему казалось, что он понял Морин: ей нравилось быть такой, какая она есть. Она любит себя, думал Лазарус, а любить себя необходимо, иначе невозможно любить других. Она не испытывала чувства вины, потому что никогда не делала ничего такого, отчего могла чувствовать себя виноватой. Она не лгала себе и сама себя судила, не считаясь с чужим мнением. Да, себе она не лгала - но без колебаний обманывала других, если считала, что так будет лучше. Она не желала подчиняться правилам, которые не сама придумала.
      Лазарус понимал ее. Он сам так поступал. Теперь понятно, от кого он унаследовал такую привычку. От Морин - и от дедуси. И от папули тоже. Он чувствовал себя счастливым, несмотря на напряжение чресел. Или благодаря ему, поправился он: ощущение было все же приятным.
      Внезапно ручка двери повернулась. Лазарус мгновенно вскочил с кровати и замер. Дверь открылась - и Морин, теплая, благоухающая, очутилась в его объятиях. Потом она на миг отстранилась, сбросила на пол одежду и снова придралась к нему, жадно ища его губы.
      - Как ты осмелилась? - хрипло прошептал Лазарус.
      Она тихо ответила:
      - Я поняла, что не могу иначе. Здесь я рискую гораздо меньше, чем под каштаном. Когда у нас кто-нибудь гостит, дети никогда не спускаются ночью вниз. Возможно, отец что-то подозревает, но именно поэтому никогда не станет проверять. Не беспокойся, дорогой. Возьми меня. Немедленно.
      Так он и сделал.
      Она блаженно вздохнула и, обнимая его руками и ногами, шепнула ему на ухо:
      - Теодор, ты так напоминаешь моего мужа, что я с нетерпением жду окончания войны, чтобы рассказать ему о тебе.
      - Ты хочешь обо всем рассказать ему?
      - Обожаемый Теодор, конечно, я сделаю это. Кое-что из того, что говорила тебе сегодня, смягчу, а кое о чем умолчу. Брайан не требует, чтобы я признавалась ему во всем. Но подобное его не смущает; мы уладили этот вопрос еще пятнадцать лет назад. Он действительно доверяет моему суждению и вкусу. - Она очень тихонько хихикнула ему в ухо. - Мне стыдно, что так редко приходится в чем-то признаваться, ведь он любит слушать о моих приключениях. И велит мне рассказывать о них снова и снова, словно перечитывает любимые книги. Мне бы хотелось рассказать ему обо всем прямо завтра. Но я не стану этого делать. Но все запомню.
      - Он приедет завтра?
      - Завтра. К концу дня. И вряд ли даст мне уснуть. - Она улыбнулась. По телефону он велел мне л.в.п.и.у.р.н., чтобы он мог р.м.с.н.о. Это означает "лечь в постель и уснуть, раздвинув ноги", чтобы он мог "разбудить меня самым наилучшим образом". Но я только делаю вид, что сплю, несмотря на то что он всегда старается прокрасться в комнату тихо-тихо. Она хихикнула. - А потом мы с ним играем. Когда он "таким образом" будит меня, я делаю вид, что просыпаюсь, и произношу имя, но не его имя. Я постанываю: "О, Альберт, дорогой, я думала, что ты никогда не придешь!" или что-нибудь в этом роде. А потом наступает его очередь; он говорит что-то вроде: "Это Буффало Билл, миссис Молли [Молли - имя, обозначающее проститутку], молчи и принимайся за дело". Тогда я умолкаю, и мы начинаем трудиться, не произнося ни слова.
      - Великолепно, миссис Молли. Это лучшее, на что ты способна?
      - Я стараюсь изо всех сил, Буффало Билл. Но сейчас я так возбуждена, что плохо соображаю и, возможно, что-нибудь напутала. Хотелось бы повторить. Вы не намереваетесь предоставить мне такую возможность, сэр?
      - Только если ты пообещаешь не очень стараться. Если это не лучший пример твоих трудов, боюсь, лучший образец сразит меня наповал.
      - Ты рассуждаешь, как мой муж, и даже на ощупь такой же, особенно в этом месте... И пахнешь, как он.
      - А запах твоей кожи похож на Тамарин.
      - В самом деле? А в постели я напоминаю ее?
      (Тамаре известны тысячи способов, дорогая, но она редко прибегает к чему-нибудь необыкновенному. Любовь, моя милая, это не техника, это отношение к делу. Желание сделать кого-то счастливым и умение это делать. Но меня поразило твое владение техникой; на Искандаре за тебя дорого заплатили бы.)
      - Напоминаешь. Но не это делает тебя похожей на нее, а отношение к делу. Тамара чувствует, что происходит в уме другого человека, и дает ему то, в чем тот нуждается. Она дает ему именно это.
      - Значит, она умеет читать мысли? Тогда я не похожа на нее.
      - Нет, Тамара не умеет читать мысли. Она чувствует другого человека и понимает, что ему нужно. И это не всегда секс. А у вас разве не бывает, что Брайану необходимо совсем другое?
      - Конечно, бывает. Если он устал или понервничал. Тогда я сдерживаю свои желания и начинаю растирать ему спину и голову. Или просто обнимаю его и заставляю уснуть, чтобы проснувшись он мог разбудить меня "наилучшим образом". Если он не хочет меня, я не пытаюсь съесть его заживо.
      - Нет, ты очень похожа на Тамару. Морин, когда Тамара лечила меня, то поначалу даже не пыталась лечь со мной в постель. Просто спала со мной в одной комнате; мы вместе ели и разговаривали - когда мне хотелось поговорить. А потом дней десять просто спала в моей постели, рядом со мной - и ночные кошмары перестали мучить меня. Но однажды ночью я проснулся, и Тамара молча отдалась мне. Мы занимались любовью всю ночь, а наутро я понял, что здоров. Моя душа перестала болеть.
      Ты такая же, Морин... Ты тоже все знаешь и делаешь как надо. Я так тосковал по дому, меня так тревожила эта война - но все исчезло. Ты прогнала все мои тревоги. Сказки мне, что ты почувствовала в ту ночь, когда впервые увидела меня в своем доме?
      - Влюбилась в тебя с первого взгляда... как глупая школьница. И хотела немедленно лечь с тобой в постель. Я тебе уже говорила об этом.
      - А как по-твоему, что чувствовал я?
      - Что? Да ты торчал от меня.
      - Да, верно. А я думал, что никто ничего не заметил.
      - Конечно, я не видела, как у тебя вздувались брюки или что-нибудь в этом роде. Теодор, для этого не нужно приглядываться. Мужчины смущаются так легко. Просто я видела, что ты ощущаешь то же, что и я - а я была возбуждена, как собачка-девочка в пору. То есть как сучка в пору - не хочу быть жеманной в постели. И когда ты взглянул на меня в гостиной - я сразу поняла, что мы нужны друг другу; ужасно смутилась и убежала на кухню, чтобы успокоиться.
      - Ты убежала на кухню? Ты выплыла изящно и гордо, как парусник.
      - Но парусник тот летел на всех парусах. Я взяла себя в руки, но успокоиться не смогла. Более того, все время, пока ты у нас был, мои груди болели. Но этого ты не заметил. Я боялась, что заметит отец и больше не пригласит тебя в гости - а мне так хотелось вновь увидеть тебя. Отец-то меня знает, он мне говорил. Он как-то сказал мне: надо принимать себя такой, какая ты есть, и любить себя, однако свою чувственность необходимо сдерживать. Я пыталась - но той ночью мне было очень трудно не выдать себя.
      - Однако ты сделала это.
      - Брайан тоже советует мне держать себя в узде. Но той ночью мне было так трудно, что я... Теодор, некоторые мальчики, а иногда и мужчины, при жестоком разочаровании занимаются... Ну... руками.