Джим повернулся обратно к Джейку, спокойно заметив:

— Похоже, их любезности предназначены специально для моих глаз.

— Ну, может быть, в этот раз ты зря издеваешься, — ответил бармен, — Реби всем и каждому растрезвонила, что этот мужик предложил ей выйти за него замуж.

— Во дела! И ты считаешь, это правда?

— Вполне может быть, — помолчав секунду, Джейк философски добавил:

— Мужчины и раньше женились на шлюхах. И, говорят, из них получаются неплохие жены.

— Ну, надеюсь, что в случае с Реби все так и есть. Она давно уже собиралась бросить свое ремесло.

— Думаю, у нее некоторое время и на тебя были кое-какие виды. — Джейк опять наклонил было бутылку к стакану Латура, но тот отрицательно покачал головой.

— С ее стороны было глупостью, если она так считала. Ей с самого начала было известно, ЧТО я думаю о женитьбе.

Джим оттолкнулся от стойки.

— Ладно, я пошел по делам, а потом отправлюсь назад на ранчо. Держи под рукой свою дубинку, позже я повидаю тебя еще.

Джейк засмеялся и вдруг нахмурился, заметив, какой ненавистью загорелись глаза незнакомца, когда он посмотрел вслед уходящему Латуру. Может, позвать Джима и сказать ему? Однако, в конце концов, бармен решил, что, возможно, Реби упомянула своему новому любовнику о своих с Джимом отношениях, и то, что он увидел в глазах мужчины, было простой ревностью.

Выходя за двери, Латур столкнулся с Рустером, который входил в салун. Старый товарищ приветственно взмахнул рукой и воскликнул:

— Вот так так, Джим! А я и не знал, что ты в городе!

— Да, я приехал только час назад. Надо подобрать кое-какие вещички для ранчо. Пошли, пройдемся вместе до магазина.

— Думаю, ты уже слышал, что Сэйдж от нас уехала, — Рустер развернулся и пошел за другом. — Никто даже не знал, что она нас покинула, пока Тилли не сказала. Представляешь, просто собралась и исчезла. Я, честно говоря, крепко расстроился — мне казалось, мы' с ней стали хорошими друзьями.

Джим ничего на это не сказал, а Рустер, посмотрев на мрачное лицо друга, решил тоже не продолжать этот разговор.

Солнце уже садилось, когда Латур, наконец, сделал все покупки и отдал последние распоряжения насчет лошадей. Позже, когда он уселся за стол в кухне салуна и приступил к ужину, Тилли спросила его:

— Останешься на ночь, Джим? Он покачал головой.

— Пожалуй, мне лучше вернуться на ранчо. Там нужен хозяйский глаз.

Еще через полчаса он попрощался с Тилли и вскоре выехал из города на равнину. В уголках его рта залегли глубокие морщины, лицо осунулось, и глаза светились мрачноватым блеском. И Майор теперь бежал неторопливой иноходью, а совсем не галопом, которым он несся в город. У Джима не было никакого настроения. Он вспоминал, как билось у него сердце, и, казалось, сама кровь бежала быстрее при мысли о том, что они с Сэйдж скоро увидятся. И вот теперь, узнав, что она уехала из Коттонвуда, Джим чувствовал себя так, будто из его жизни ушло что-то очень важное, без чего и сама эта жизнь ничего не стоит.

Конь мчался дальше, отлично помня дорогу, а Латур, покачиваясь в седле, предавался своим мрачным мыслям. Он ругал себя последними словами за то, что его не было дома, когда Сэйдж пришла в голову эта совершенно нелепая идея ехать куда-то искать счастья. Черт побери! Он мог бы поговорить с ней, убедил бы отказаться от этой глупой затеи или, по крайней мере, поехать с ней, чтобы посмотреть, как она устроится и насколько приличным будет то место, где ей придется жить и работать. А сейчас одна, без всякой защиты, Сэйдж окажется словно ягненок в стае волков!

Джим сжал поводья в бессильной ярости. Ему представились стаи мужчин с жадными, голодными глазами, которые стаями вьются вокруг Сэйдж, мысленно срывая с нее одежды! Разве он сам не смотрел на нее так же точно сотни раз?!

— Да провались ты! — беспомощно выругался Латур и пустил коня галопом. — Мне-то что за дело до того, сколько мужиков будет увиваться вокруг Сэйдж Ларкин!

Встречный порывистый ветер начал посвистывать в его ушах, и всаднику показалось, что полная луна, сопровождавшая его всю дорогу от города, насмешливо ухмыльнулась попытке человека обмануть самого себя.

Когда вдали показался свет от костра, разожженного на его ранчо, Джим чувствовал себя страшно уставшим и физически, и морально. Повар Джесси только взглянул на него из-за своего импровизированного кухонного стола и сразу спросил:

— Голоден, босс? У нас еще осталось отличное тушеное мясо от ужина. Один твой теленок провалился в какую-то нору и сломал ногу, так что пришлось его пристрелить. Часть мы использовали для себя.

«Вот проклятье! — ругнулся про себя Джим и спрыгнул на землю. — Ну, какие еще плохие новости свалятся мне на голову сегодня?»

На следующее утро, после обильного завтрака, состоявшего из яиц с ветчиной и жареного картофеля, Сэйдж и Питер Свенсон вышли на улицу, причем парикмахер гордо поддерживал молодую женщину под руку и довольно оглядывался по сторонам.

Показывая своей новой знакомой город, Питер думал, что во всем Шайенне никогда не появлялась более красивая женщина, и все мужчины, которые ее с ним увидят, будут ему страшно завидовать. Собственно, так оно и получилось. Когда они с Сэйдж ступили на улицу и подошли к первой достопримечательности — большому деревянному зданию, на втором этаже которого находился местный госпиталь, на спутницу Свенсона оглянулось по меньшей мере десятка полтора прохожих.

Он рассказал Сэйдж о том, что здание было построено двумя врачами, и сейчас в нем находится сорок коек. В этом месте Питер криво усмехнулся и добавил:

— Большинство пациентов те, кто был ранен или порезан в драках. Впрочем, зимой бывает много больных воспалением легких, особенно среди ковбоев. Следующим зданием, которое Питер показал своей спутнице, оказалась почта, и Сэйдж страшно обрадовалась, что это совсем рядом, так как ей очень хотелось в течение этой недели отправить письмо Тилли.

А затем они подошли к зданию местной пожарной части.

— У нас тут всегда бывает множество пожаров, — заметил мимоходом Свенсон, — и иногда они просто ужасны. Видите, дома построены так близко друг от друга, что пламя перебрасывается с одного дома на другой, и если бы не наши пожарные, то город, однажды, мог бы выгореть дотла. Надо вам сказать, что парни, которые идут сюда служить, все добровольцы, так что мы можем лми гордиться — они отчаянные смельчаки.

На некотором расстоянии от других домов, но также на главной улице, находилась другая местная достопримечательность — городская школа.

— В ней учится около тридцати сорванцов, — с улыбкой сказал Питер, — хотя… если честно, они ходят сюда не столько за тем, чтобы учить науки, сколько за тем, чтобы мучить своих учителей. Нам, вообще, очень трудно удержать в городе педагогов. Наши детишки совсем не такие, как в деревне или в центре страны. Стоит только учителю отвернуться, и ему в спину сразу летит кусок жеваной бумаги, а то и крупная картечина. Бедняги учителя ничего с этим не могут поделать, тем более, что большинство из них женщины или молоденькие девушки. А старшие ученики обычно больше и сильнее их.

Сэйдж искренне порадовалась тому, что выбрала Для себя карьеру певицы, а не учительницы.

Потом они свернули на какую-то боковую улицу, и Питер с восхищением произнес:

— Мы называем ее Храмовая улица, чуть погодя вы сами увидите, почему.

Вскоре Сэйдж и сама с удивлением поняла причины такого названия. На небольшом отрезке пути она насчитала семь различных церквей и, к своей радости, среди них — методистскую. Завтра ей можно будет сходить на службу и, может быть, она тут не встретит такого же приема, как в Коттонвуде. У нее защемило сердце, когда в памяти всплыло, как Джим сопровождал ее в простенькую, грубо построенную церквушку, а потом стоял позади нее, сурово глядя на тех, кто устроил ей бойкот.

Сэйдж постаралась выбросить из головы мысли о Джиме, потому что в это мгновение Питер взял ее за руку и повел через улицу, на которой стояли жилища семейных горожан. Их маленькие дворики были такими аккуратными и прибранными, с красивыми цветочными клумбами возле широких и просторных веранд. Несколько женщин окликнуло Свенсона, приветствуя его и с любопытством разглядывая его спутницу. А он, ответив на их дружелюбные знаки внимания, проигнорировал их неприкрытое желание узнать, кого это он сопровождает по городу.

Дойдя до городской окраины, Питер Свенсон и Сэйдж пошли на другую сторону улицы и отправились в обратный путь. Мужчина решил показать своей знакомой магазины, расположенные напротив тех зданий, которые они уже повидали. Возле магазинчика готового платья Питер задержался, чтобы дать возможность даме полюбоваться прекрасными шляпками, выставленными в широкой витрине.

— О, Боже! Я еще никогда не видела таких прекрасных вещей! — с благовейным трепетом прошептала Сэйдж.

Затем они подошли к галантерейному магазину, после него миновали аптеку, наверху которой находился кабинет доктора Брента. А в следующем квартале Питер гордо указал на собственную парикмахерскую, расположенную между овощным магазином и мясной лавкой. За ними несколько человек ожидали своей очереди у бани, чтобы помыться горячей водой и поплескаться в лоханях.

Пройдя через следующую улицу, Питер повел свою спутницу к району, где протекала вся общественная жизнь Шайенна, и были расположены салуны, гостиницы и театры. Сэйдж насчитала пять разных театров и одно варьете, от которого, впрочем, решила держаться подальше.

Когда, наконец, они подошли к двум стоящим рядом зданиям, где, судя по объявлениям, давали музыкальные пьесы, Свенсон сказал:

— Вам стоит обратиться в одно из этих мест. Тут показывают много известных музыкальных постановок, труппы приезжают сюда на гастроли и ненадолго останавливаются перед тем, как отправиться в Сан-Франциско. Вот, где сказка! В любом из этих театров вы добьетесь успеха.

— Питер! — смеясь воскликнула Сэйдж. — Откуда вы знаете? Вы же никогда не слышали моего пения!

— Это не имеет никакого значения, даже если у вас вообще нет ни голоса, ни слуха. Хозяева этих заведений будут счастливы иметь вас просто в качестве украшения!

— Ну, уж я-то, конечно, ни за что на это не пойду! — раздраженно воскликнула Сэйдж. — Я хочу, чтобы меня приняли на работу за мое умение петь, а вовсе не за способность быть приманкой для мужчин.

— Я вовсе не хотел задеть ваши чувства, Сэйдж, — стал извиняться Питер. — И все-таки то, что я сказал — правда. Вы очень красивая женщина, и мужчинам будет очень приятно смотреть на вас.

Когда Сэйдж оставила его последнюю похвалу без ответа, парикмахер спросил:

— Ну, так куда вы попробуете сначала устроиться?

— Что, вот прямо сейчас? — растерялась Сэйдж.

— Ну, конечно! Почему бы и нет! Не вижу причин, чтобы откладывать это… а вы?

— Да, пожалуй и я, — ответила она и оценивающим взглядом посмотрела на оба здания.

— Снаружи они выглядят, практически, одинаково. Полагаю, что между ними нет особой разницы.

— Тогда начнем с номера первого. — Питер взял ее за руку, и они направились к широкой двойной двери на входе. Там мужчина повернул дверную ручку, и Сэйдж оказалась внутри. Ее спутник вошел следом за ней.

Солнечный свет проникал в помещение через маленькие, узкие оконца под самым потолком и освещал ряды кресел, спускавшихся вниз, в глубину зрительного зала к широкой сцене. Казалось, во всем огромном здании никого нет, и тогда, немного подождав, Питер громко позвал:

— Эй, есть тут кто-нибудь?

— Есть! Сзади от вас, — откуда-то слева раздался чей-то отдаленный голос. — Я у себя в офисе.

Низенький, крепко сбитый и начинающий лысеть мужчина взглянул на них из-за стола, на котором было разбросано множество листов бумаги. Сразу, как только он посмотрел на Сэйдж, ее спутник перестал для него существовать. Мужчина встал и направился к вошедшей женщине.

— Чем я могу вам помочь, дорогуша?

— Я певица и ищу работу, — улыбнулась Сэйдж.

— Тогда вы пришли как раз туда, куда надо! — хозяин театра уставился на нее, несколько прищурив глаза, словно оценивая. — Вы сможете начать прямо сегодня вечером?

— Но… но вы же не слышали, как я пою! — нахмурилась молодая женщина.

— О, я уверен, что вы поете, как… как… как соловей, — пронзительные глаза мужчины взглянули ей в лицо, затем внимательно стали осматривать с ног до головы.

— А может, я пою, как ворона, — протестующий голос Сэйдж стал резким.

— Уверен, что нет! — толстяк решительно махнул рукой. — Такая красавица просто не может издавать звуков, подобных вороньему карканью.

Вслед за этим была названа такая сумма денег, что Сэйдж на мгновение просто потеряла дар речи. Она не только сможет обеспечить Дэнни приличный дом. Если добавить эти деньги к тем, что заработаны ею в «Кончике Хвоста», то уже в конце года их с лихвой хватит, чтобы начать поиски маленькой фермы, о которой она мечтает.

Все-таки женщину по-прежнему огорчало то, что приняли ее благодаря ее внешнему виду.

«Ну и наплевать! — решила вдруг она. — В конце концов, публика очень скоро увидит, что ты можешь петь. Ты будешь честно отрабатывать свое жалованье».

Питер увидел, как этот низенький человек жадно пожирает глазами его знакомую, и ему это несколько не понравилось. Поэтому он решил, что настала пора вмешаться.

— Меня зовут Питер Свенсон, и я — менеджер мисс Ларкин. С этого момента вы будете иметь дело со мной.

Хозяин театра, наконец, обратил свой мрачный, Удивленный внезапной помехой взгляд на стоящего рядом с новой актрисой человека, и вдруг его лицо расплылось в широкой, льстивой улыбке.

— Я — Клод Джефферсон, — сказал он, протягивая свою руку для приветствия. — Так как? Вас все устраивает?

— Ничего не упоминалось о выходных для Сэйдж. Я могу позволить ей работать только пять дней в неделю. Голосу требуется отдых, знаете ли.

Клод Джефферсон был достаточно опытным человеком, чтобы не выразить свое неудовольствие слишком явно. Эта красотка такова, что мужики будут липнуть на нее, как мухи на мед. И поэтому каждый вечер, когда она не будет петь, означает серьезный убыток.

Однако, эта дамочка слишком лакомый кусочек, и Клоду вовсе не хотелось, чтобы этот тип — Свенсон, кажется? — направился с нею в дом по соседству, к его конкуренту. Уж тот-то своего нипочем не упустит. Поэтому Джефферсон обнажил свои зубы в гримасе, которая должна была изображать улыбку, и сказал:

— Вне всякого сомнения у молодой леди должно быть время для отдыха. Как насчет понедельника и четверга? (Эти дни были самыми некассовыми.)

— Тебя это устраивает, Сэйдж, — Питер взглянул на нее, и она благодарно ему улыбнулась.

— Это будет просто чудесно!

Она вообще не рассчитывала иметь выходные, в «Кончике Хвоста» ей приходилось выступать все семь дней в неделю. Поэтому Сэйдж с готовностью повернулась к Джефферсону и спросила:

— В какое время я должна быть на месте?

— Программа начинается в семь. Однако, вам лучше придти немного пораньше, чтобы я мог вам показать вашу гримерную и познакомить с другими участницами. Когда Сэйдж и Питер уже повернулись, собираясь уходить, Джефферсон внезапно добавил:

— Надеюсь, вы понимаете, что вам придется немного подкраситься, чтобы муж… то есть, публика могла бы лучше видеть вас и ваше лицо.

Сэйдж снова кивнула, соглашаясь на это, про себя, однако, добавив, что она не станет одеваться, как какая-нибудь шлюха. Нет! Она оденет свое… нет, лучше платье из гардероба Джонти.

Они с Питером уже совсем были возле двери и собирались уйти, как вдруг женщина остановилась, будто внезапно что-то вспомнив, и опять обратилась к Клоду:

— Да! Мистер Джефферсон, я забыла упомянуть об одной вещи. Видите ли, я исполняю свои песни, аккомпанируя себе на гитаре, так вот, не могли бы вы приготовить для меня стул или табурет?

Джефферсон нахмурился, но согласился и на это. «Вот дьявол! — подумал он при этом, — досталась примадонна. Может, она и песни-то ни одной стоящей не знает!»

Оказавшись вновь на улице, Сэйдж почувствовала, как внутри нее словно разжалась ледяная ладонь, железной хваткой сжимавшая ей сердце, пока они были в театре. Облегчение, смешанное со страхом и нервным ожиданием предстоящего вечера, вдруг нахлынули на нее, на лбу женщины выступили капельки пота, колени задрожали.

Надеюсь, что вечером все будет хорошо, Пи тер? — скорее спрашивая, чем утверждая, произнесла она, когда Свенсон взял ее за руку и повел через улицу. — Я-ведь, сказать по правде, пела только в салуне, где были только мужчины, да к тому же всегда пьяные. Может быть, приличной публике совсем и не понравится мое пение. — Об этом не беспокойся, Сэйдж. У тебя все будет отлично, вот увидишь, — уверил ее Питер. — И главное, не нервничай. Я и Кэрри, и Док, и Тим — мы все придем и будем в первом ряду. Представь себе, что поешь для нас, как будто, кроме нас, никого и нет в зале.

Сэйдж благодарно улыбнулась, а спустя минуту они уже были у парикмахерской, где трое мужчин ожидали, когда Питер откроет свое заведение. Однако, пока Сэйдж, простившись со своим спутником, не скрылась из виду, ни один из них так и не вошел внутрь.

Сэйдж казалось, что каждая клеточка ее тела испуганно дрожит, когда она уселась перед зеркалом в изрядно обшарпанной гримерной и принялась наносить на лицо косметику. Театр назывался «Золоченая Клетка», и Сэйдж, действительно, чувствовала себя маленькой, беспомощной птичкой, которую собираются здесь запереть. Ей вспомнилось, как жадно ощупывали ее маленькие глазки мистера Джефферсона, и она беспокоилась, не возникнут ли у нее проблемы из за его слишком явного отношения к ней.

«Жаль, Джима нет, — со вздохом подумала она Рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. — Но это теперь твое прошлое. Он никогда не станет частью твоей жизни», — напомнила себе Сэйдж. Что тут говорить? Даже если бы она вернулась назад в Коттонвуд, у них с Джимом все равно бы ничего не вышло. Рано или поздно, а скорее всего, рано, она ему надоела бы, и он ушел бы к другой.

Часы на столике показывали, что ей до выхода на сцену осталось пять минут, и Сэйдж бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале.

Ее лучшее зеленое платье прекрасно подчеркивало каштановый цвет волос и замечательно подходило к зеленым глазам хозяйки. Оно плотно облегало грудную клетку молодой женщины, но от этого только четче выделялась ее грудь, хотя из-за широкого выреза виднелись только вершины двух прекрасных холмов с темной загадочной ложбинкой между ними Короткие крохотные рукава дополняли ощущение того, что женщина в этом платье, с ее полуобнаженной спиной и плечами, со слегка прикрытой грудью, слаба и нуждается в защите. И еще она напоминала цветок, который станет наградой тому, кто ей окажет эту поддержку и защиту. Широкая юбка, поддерживаемая снизу двумя накрахмаленными нижними юбками, только подчеркивала стройность и хрупкость женского тела.

Сэйдж собрала волосы и подвязала их зеленой лентой, а потом, взглянув в зеркало на свое лицо, подумала, что сказали бы ее мать и Артур, увидев ее такой накрашенной.

Она была уверена, что на лице мужа появилось бы выражение осуждения, а мать., мать тоже была бы опечалена.

Еще раз глубоко вздохнув, Сэйдж отвернулась от своего отражения. Она будет делать то, что должна делать! И нечего тут рассуждать! Пение — это единственный способ обеспечить достойную жизнь племяннику. Молодая женщина взяла гитару и пошла к сцене, чтобы там, за толстым голубым занавесом, ждать, когда придет ее очередь выходить на публику.