Елисеев потребовал обеспечить погрузку бригады со всем вооружением в течение двух часов. Подразделения, подтянутые к порту, потоками растекались в разные его концы, к пристаням, где стояли крейсера Красный Кавказ и Красный Крым, эскадренные миноносцы Незаможник, Бодрый. Все эти корабли пришли в Новороссийск для участия в десантной операции, но теперь посылались в Севастополь
      Для быстроты посадка на каждый корабль идет по нескольким трапам. Зенитчики размещаются наверху: если в море придется отражать атаки авиации, ни один ствол не будет лишним. На причалах не раз встречаю переходящего от корабля к кораблю командира грузящейся бригады Алексея Степановича Потапова, с которым познакомился дня два назад. Он в черном флотском бушлате, на ходу энергично размахивает правой рукой, а левую держит по шву: она у него малоподвижна после недавнего ранения. До войны Потапов преподавал в Училище береговой обороны, под Одессой командовал небольшим краснофлотским отрядом. А теперь ведет в бой только что сформированную бригаду - четыре тысячи штыков.
      Когда корабли были уже полностью изготовлены к походу, в порт прибыл Ф. С. Октябрьский. Трехзвездный флаг командующего взвился на фокмачте Красного Кавказа. Тотчас началась съемка со швартовов.
      На следующий день нам стало известно, что 79-я бригада благополучно высадилась в Севастополе. Поддерживаемая огнем кораблей, она вступила в бой на решающем участке, где враг прорвал фронт обороны. Тем временем подоспела стрелковая дивизия - также из состава 44-й армии, переброшенная другими кораблями из Туапсе. Солидные подкрепления, быстро доставленные с Большой земли, решили тогда судьбу Севастополя.
      Но штурм его противником продолжался. Корабли, ушедшие с войсками, возвращались в Новороссийск с ранеными.
      Руководство морской частью десантной операции, которая отсрочилась, но продолжала готовиться, перешло к И. Д. Елисееву. Оперативная группа штаба флота работала на КП нашей базы. Сюда же перешел со своими помощниками начштаба эскадры В. А. Андреев, невозмутимо спокойный капитан 1 ранга, не расстававшийся за любым делом со старой моряцкой трубкой. С ним мы согласовывали все, что касалось базового обеспечения кораблей.
      Корабли и транспорты продолжали прибывать из южных черноморских портов. Их экипажи понимали, что предстоит большое боевое дело. Но куда и когда корабли пойдут из Новороссийска, не сообщалось пока даже командирам.
      Общее ожидание сделалось особенно напряженным 26 - 27 декабря, когда до нашей базы дошли известия, что Азовская флотилия высаживает десантников на северное побережье Керченского полуострова. А корабли Керченской военно-морской базы, находившейся в Тамани, высадили подразделения 51-й армии в Камыш-Буруне, у Эльтигена. Там наступают, а что же мы? - это если и не высказывалось вслух, то у каждого читалось в глазах.
      Между тем в Феодосийский залив уже ушли две подводные лодки из дивизиона Л. Г. Петрова. Подводники превратились в военных гидрографов: им было поручено выяснить навигационную обстановку, поставить где надо буи, а потом подать надводным кораблям условные сигналы для ориентировки при подходе к находящемуся в руках противника порту. На борту лодок находилась и небольшая группа настоящих гидрографов, которые имели (и с честью выполнили), в частности, такое задание: добраться до приметной скалы Корабль-камень, что поднимается из моря гранитным островком недалеко от Феодосии, и в нужный момент зажечь там ацетиленовый фонарь, заменив потушенный береговой маяк.
      Высадить главные силы десанта в самой Феодосии - таков был замысел второго этапа операции, начавшейся с захвата плацдармов на севере и западе Керченскою полуострова.
      Для кораблей и войск, сосредоточенных в Новороссийске, час действия настал 28 декабря. На крейсера Красный Кавказ и Красный Крым, на эсминцы Незаможник, Железняков, Шаумян и транспорт Кубань грузятся два стрелковых полка, назначенных вместо бригады Потапова в первый эшелон.
      В полках свыше пяти тысяч бойцов. Корабли принимают на борт также артиллерию, боеприпасы, лошадей Немецкая воздушная разведка погрузку как будто не обнаружила. Самолеты-разведчики изо дня в день пролетают в одно и то же время - хоть часы по ним проверяй, и мы приспособились к их расписанию, стараемся не делать в это время ничего привлекающего внимание.
      В сумерках, когда все остальные десантники уже на кораблях, подается команда на посадку штурмовому отряду. Триста моряков в ватниках, затянутых матросскими ремнями, размещаются на катерах-охотниках. У каждого автомат и хороший запас гранат. В группе, идущей на одном катере, - два-три пулемета.
      Этим ребятам предстоит высадиться впереди первого эшелона десанта, чтобы расчистить ему путь, сократить потери. Их задача - захватить в Феодосии причалы, подавить ближайшие к воде огневые точки, всемерно облегчить прорыв в порт крупных кораблей. Командир штурмового отряда - старший лейтенант А. Ф. Айдинов, комиссар - политрук Д. Ф. Пономарев. Отряд формировался в нашем полуэкипаже, людей отбирали персонально, отдавая предпочтение добровольцам. Времени на подготовку было мало, но использовали его как будто неплохо.
      В назначенный час покидают порт катера со штурмовым отрядом, миноносцы, выходят за боны крейсера. Посветив им, сколько надо, чтобы показать фарватер, гаснут лучики створных огней.
      Много раз уже уходили из Новороссийска все эти корабли в тревожное ночное море. Но с таким боевым заданием - впервые. Порт, куда проложен их курс и где им надо быть на исходе ночи, через каких-нибудь восемь-девять часов, находится в руках врага...
      Перед глазами встают лица командиров Красного Кавказа и Красного Крыма Алексея Матвеевича Гущина и Александра Ивановича Зубкова и других моряков, лица бойцов из штурмовых групп Айдинова и катерников новороссийского ОВРа, включенного почти целиком в отряд высадочных средств. Мысленно вижу начальника штаба эскадры Владимира Александровича Андреева с его неизменной трубкой - это он повел корабли с первым броском. А всей высадкой в Феодосии командует капитан 1 ранга Николай Ефремович Басистый, старый дальневосточник, тоже ставший черноморцем. Как хочется, чтобы все они вернулись к нашим причалам с победой!
      Накануне над Керченским проливом бушевала снежная пурга. За день ветер утих, волнение моря всего два балла - это важно для малых кораблей и вообще для высадки. Но вот то, что совсем прояснилось небо, невыгодно - в воздухе враг силен.
      На очереди - инструктаж готовящегося к выходу из базы конвоя. В портовой комендатуре собираются степенные капитаны крупных транспортов: К. Е. Мощинский со старого, но еще крепкого и очень вместительного парохода Ташкент, Г. И. Лебедев с Жана Жореса, А. С. Полковский с Красного Профинтерна, Е. М. Михальский с Ногина... Им представляют начальника конвоя капитана 3 ранга Г. П. Негоду, командира тральщика Защитник (он пойдет с тралом впереди) старшего лейтенанта В. Н. Михайлова, командиров других кораблей, назначенных в охранение. Объявляются походный ордер, ожидаемая обстановка на маршруте, условные сигналы...
      Словом, все как обычно на таких инструктажах. Кроме одного: конвой готовится идти в Феодосию, где сейчас еще хозяйничают немцы. К тому времени, когда транспорты туда подойдут, порт должен быть очищен от врага. Войска, которые высадятся с этих судов, продолжат наступление, начатое первым эшелоном десанта. Так предусмотрено вступившим в действие планом операции.
      Когда транспорты с войсками уходят, в порту становится непривычно пусто так не было давно. Пульс событий, развертывавшихся в ста с небольшим милях морского пути от Новороссийска, теперь сильнее всех в нашей базе ощущают связисты, обеспечивающие управление операцией. Связь накалилась добела!., ворчит Иван Наумович Кулик, убежденный, что в потоке передаваемых по всем каналам распоряжений, запросов, донесений есть немалая доля излишнего.
      Смелый замысел высадки войск на востоке Крыма был осуществлен. 30 декабря 1941 года вся страна узнала об изгнании фашистских захватчиков из Феодосии и Керчи - двух больших крымских городов. По радио передавалось поздравительное послание И. В. Сталина командующему Кавказским фронтом (так стал с этого дня называться бывший Закавказский) и командующему Черноморским флотом. В нем говорилось, что войска генералов Первушина и Львова и моряки группы кораблей капитана 1 ранга Басистого положили начало освобождению Советского Крыма.
      На следующий день стал очевидным окончательный провал декабрьского штурма Севастополя. Его защитники вновь выстояли, а гитлеровцам приходилось спешно оттягивать часть осаждавших город войск к Керченскому полуострову.
      Как осложнится вскоре обстановка в Крыму, тогда трудно было представить. На пороге наступавшего 1942 года казалось, что на юге, да и не только на юге, близки новые победы над врагом.
      От причалов Цемесской бухты
      Перевозки для Крымского фронта
      В новогоднюю ночь задул знаменитый новороссийский норд-ост, он же бора ураганный ветер с гор, который валит деревья и столбы, срывает крыши, а Цемесскую бухту превращает в кипящий котел.
      Норд-ост быстро набрал такую силу, что не сразу удалось ввести в гавань Красный Кавказ, вызванный контр-адмиралом Елисеевым из Туапсе, куда крейсер только что пришел прямо из занятой десантниками Феодосии. А понадобился этот корабль для срочной переброски в ту же Феодосию дивизиона 85-миллиметровых зениток: ближайший аэродром находился пока в руках противника, и освобожденный порт оставался без прикрытия истребителей.
      Мы еще не знали, в каком состоянии Красный Кавказ вышел из феодосийского боя. Когда он ошвартовался наконец в гавани, в глаза бросились заделанные подручными средствами пробоины от артиллерийских снарядов, следы пожара на палубных надстройках. Высаживая десант, крейсер подавлял вражеские батареи, бил прямой наводкой по бронепоезду, по танкам. При этом досталось и ему самому.
      Думаю, что и контр-адмирал Елисеев, вызывая крейсер в Новороссийск, не имел доклада о полученных кораблем повреждениях. Впору было отменять его новый поход в Феодосию. Но, узнав, что отправить зенитный дивизион сейчас больше не на чем, командир Красного Кавказа А. М. Гущин заверил начальника штаба флота: экипаж задание выполнит.
      Приняв на борт орудия с тягачами и боеприпасами, Красный Кавказ пошел в море, как идет в бой бывалый солдат, раненный, но оставшийся в строю, потому что без него обойтись трудно. До Феодосии крейсер дошел благополучно, несмотря на шторм. А уйти оттуда до рассвета, как планировалось, ему не удалось, и утром его атаковали пикирующие бомбардировщики. К прежним повреждениям прибавились новые, более опасные. Корабль дотянул до Туапсе на последних резервах плавучести, осев кормой в воду по орудийные башни. Об этом рассказал командир эсминца, который мы высылали для встречи и сопровождения возвращавшегося крейсера. Отбуксированный затем в Поти, Красный Кавказ надолго встал на ремонт.
      Из новороссийских катеров-охотников, участвовавших в высадке десанта, почти каждый второй имел серьезные повреждения. Катера приходили с разбитыми рубками, с многочисленными пробоинами в бортах, заткнутыми чем попало, вплоть до краснофлотских роб. А эти корабли были позарез нужны для конвоирования транспортов, для выполнения других боевых заданий. От того, скоро ли они вернутся в строй, зависело многое.
      В бригаде ОВРа был очень энергичный и разворотливый инженер-механик Леонид Георгиевич Сучилин. Подобно флагмеху базы В. С. Причастенко и начальнику техотдела А. А. Шахназарову, он принадлежал к людям, которые в трудной обстановке способны на большее, чем кто-либо может от них потребовать. Эти три инженера хорошо понимали друг друга и многого добивались сообща.
      Слип бывших мастерских морпогранохраны вмещал, как уже говорилось, лишь два катера. Однако поочередный ремонт поврежденных катеров сейчас никого не устраивал. И Сучилин предложил лечить их прямо на одной из пристаней, где развернулась фактически новая судоремонтная мастерская. Охотники были тяжеловаты для имевшегося в порту плавучего крана, но после того как с катеров сняли все что можно, кран, попыхтев, начал поднимать их на стенку. А с рабочей силой помог город. Секретарь горкома партии Петр Иванович Васев сам ездил с Сучилиным по предприятиям, разыскивая умелых плотников (корпуса у охотников деревянные).
      Больше всего беспокоило, как бы катера, поднятые на стенку, не пострадали от бомбежек. Поэтому особенно нажимали на заделку пробоин - остальное можно закончить и на плаву. Но ремонт вообще шел быстро - люди знали, как нужен каждый конвойный корабль. Снабжение войск, высаженных на Керченском полуострове и продолжавших там сосредоточиваться, потребовало крупных морских перевозок. Обеспечение их надолго стало основной задачей Новороссийской базы.
      В Новороссийск прибыл в качестве постоянного представителя тыла Кавказского фронта (вскоре переименованного в Крымский) генерал-майор В. К. Мордвинов. Он контролировал поступление грузов по железной дороге и основательно на нас нажимал, добиваясь быстрейшей транспортировки их дальше морем.
      Генерал Мордвинов служил еще в старой армии, в гражданскую войну командовал дивизией. Но с морем и кораблями этот многоопытный военный человек никогда раньше не соприкасался и первое время слышать не хотел, что с морской стихией тоже приходится считаться. За ссылками на непогоду он склонен был усматривать неорганизованность, недостаток чувства ответственности.
      А зима на Черном море выдалась необычно суровая. Вновь и вновь принимался бушевать норд-ост. Много раз на дню я с опаской поглядывал на гору Колдун, которая, как известно всем новороссийцам, делает погоду в Цемесской бухте. Стоит повиснуть над Колдуном облачку - и можно уже не сомневаться: скоро задует бора. По тому, как ведет себя облачко, насколько закрыло оно вершину горы и как сползает по склонам, старожилы могут даже определить, когда именно этого ждать - через полсуток, через пять-шесть часов или вот-вот...
      Бора доставляет Новороссийску много неприятностей во всякое время года. Но январские и февральские норд-осты - самые свирепые. Иногда даже стоянка судов в гавани становится невозможной - не держат никакие якоря и швартовы. В ту зиму один тральщик, не успевший вовремя уйти от Пассажирской пристани, ударило об нее так, что он тут же опустился на грунт и с большим трудом был возвращен потом в строй. Получали серьезные повреждения и суда покрупнее.
      Услышав как-то от меня, что нельзя производить погрузку, пока не утихнет бора, генерал Мордвинов пожелал лично в этом убедиться. Что ж, пошли. Накатом захлестывало уже всю набережную. Если оступиться, того и гляди, смоет (такие случаи бывали). А схлынет волна - ноги примерзают к обледеневающим на ветру камням. Стоило немалого труда дойти до причалов в более тихой части порта, где суда кое-как удерживались на швартовых, подрабатывая машинами.
      Стали подниматься на транспорт, а ветер задул вдруг так, что Мордвинову пришлось, чтобы не сбросило с трапа, оседлать пропитанный тавотом трос и вцепиться в него обеими руками. На борт он в конце концов взобрался, однако больше не настаивал на немедленном возобновлении погрузки.
      Больших перебоев в отправке судов норд-ост все же не вызывал. Как только он утихал, портовики делали все возможное, чтобы наверстать упущенное. Понадобилось не слишком много времени, чтобы в этом удостоверился и представитель фронтового тыла, с которым у нас установилось полное взаимопонимание.
      В начале 1942 года месячный грузооборот Новороссийского порта в полтора раза превышал довоенный. Не могу не сказать о людях, которые сделали это возможным. Еще в сентябре, когда перешло на морские пути все сообщение с Крымом, новороссийские портовики нередко обрабатывали до восемнадцати двадцати судов одновременно. Работа шла круглые сутки. Ночью, пока нет воздушной тревоги, неяркие синие лампочки освещали глубины трюмов, а их наружные края для ориентировки в темноте белились известью. Грузчики и механизаторы, разделенные на две смены (на третью людей не хватало), чередовались через десять - двенадцать часов. Основной персонал порта, в том числе весь инженерно-технический состав, перевели на казарменное положение. На подмогу портовикам приходила военные моряки.
      При всей опытности начальника порта А. И. Петченко было все-таки трудно обеспечивать разгрузку и загрузку судов в сроки, которые диктовались обстановкой. Организация работ, сложившаяся в мирное время, оправдывала себя не всегда. Необычными часто бывали и сами грузы - боеприпасы, разного рода боевая техника, размещение которой на каждом судне требовало особого подхода. Свою специфику, еще мало кому знакомую, имела погрузка крупных воинских частей.
      Словом, многое понадобилось организовать по-новому. Большую роль в этом сыграли военно-морской комендант порта Б. Я. Дерман (до войны - заместитель начальника Черноморского пароходства) и его помощник И. С. Беляев, ставший несколько месяцев спустя комендантом.
      Война застала Ивана Сергеевича Беляева, старого азовского моряка, в Новороссийске, на переподготовке командиров запаса. Ему выпало обеспечивать тут вместе с администрацией порта первые отправки военных грузов на торговых судах. Знакомясь в июле с портовым хозяйством, я замечал его приметную высокую фигуру то на одной, то на другой пристани. Беляев, надевший военную форму после большого - с гражданской войны - перерыва, держался еще по-штатски. Докладывая, размахивал длинными руками, говорил торопливо, не умея, да, вероятно, и не считая нужным скрывать, что чем-то обеспокоен. А беспокойство не покидало его никогда, хотя Иван Сергеевич был отличным, предусмотрительным организатором.
      Скоро в порту уже пользовались составленной Беляевым новой рабочей документацией, весьма простой и удобной. На каждый транспорт, который мог к нам прийти, была, например, заведена и находилась всегда под рукой учетная карточка с вычерченными в определенном масштабе трюмами, твиндеками, палубами. Это позволяло составлять еще до прихода судна детальный план размещения на нем очередного груза, реально определять необходимое для погрузки время.
      Выручали беляевские карточки и в тех случаях, когда вместо одного транспорта приходил другой, что бывал нередко. Вошла также в обиход, как оперативный рабочий документ, учетная карта порта, которая всегда отражала фактическое состояние пристаней вплоть до повреждений при последней бомбежке.
      Впоследствии к портовой комендатуре был прикомандирован мобилизованный капитан дальнего плавания А. Е. Данченко (после войны - начальник Черноморского пароходства, Герой Социалистического Труда). Он в свою очередь немало сделал для того, чтобы суда обрабатывались быстрее.
      Стало правилом, что начальник порта, комендант и начальник конвойной службы лично встречают на причале каждый прибывающий транспорт - чтобы сразу уточнить состояние судна, выяснить нужды капитана, на месте всем распорядиться. А встретить любой военный корабль, будь то крейсер или тральщик, считали своим долгом начальник тыла базы капитан 2 ранга К. Масленников - опытнейший моряк, переведенный к нам из штаба флота, и представители всех отделов штаба, от которых командиру корабля могло что-нибудь понадобиться.
      Так, между прочим, было заведено на Дальнем Востоке еще в мирное время. На войне это стало еще важнее - решать прямо у трапа, что должно быть сделано и что доставлено, чтобы корабль мог, как только понадобится, снова выйти в море.
      Для переброски в Крым войск использовались и боевые корабли. В том числе крейсер Коминтерн, черноморский ветеран, один из первенцев Красного флота. К нему питал особую привязанность Иван Дмитриевич Елисеев, когда-то на нем служивший. Когда Коминтерн выходил из гавани, я знал, что начальник штаба флота откуда-нибудь провожает его взглядом. И прежде чем оторвать глаза от удаляющегося корабля, пожелает ем у, как живому существу: Счастливого тебе плавания, старик!..
      Рейсы в Феодосию внезапно для нас прекратились в середине января: упредив готовившееся наступление войск Крымского фронта, враг снова захватил этот город. Один из катеров-охотников доставил в Новороссийск тяжелораненого генерала П. Н. Первушина, командующего 44-й армией, части которой отошли на Ак-Монайский оборонительный рубеж.
      Никто не хотел верить, что Феодосия оставлена надолго. Но вернуть город было непросто. Окончательно его очистили от фашистских оккупантов лишь два года спустя.
      С первым освобождением Феодосии, когда ее взяли штурмом с моря, связано много геройских подвигов, и большинство из них довольно широко известно. Хочется, чтобы не забывалось и то, что считалось не подвигом, а просто моряцкой работой на войне.
      В ходе операции командиру тральщика Защитник было поручено самостоятельно высадить стрелковую роту станции Сарыголь - для перехвата дороги, по которой отступал противник.
      Валил густой снег, и тральщик прошел вдоль 6epeгa, что называется, вслепую, но зато и незаметно для противника. Глубины все время замеряли лотом и шестами. У маленького катерного причала в Сарыголе глубина была заведомо меньше осадки тральщика. Днище уже заскрежетало по камням, а от носа корабля до причала оставалось еще метров восемь - сходни не подашь. Высаживать красноармейцев в воду? Но каково им будет потом на морозе и ветру?.. Командир корабля еще ничего не решил, когда к нему подошел боцман Столяренко и сказал, что уж если кому лезть в воду, то морякам - и держать сходни навесу, а где сходни кончатся, можно подставить солдатам плечо...
      Так и сделали. Боцман и несколько краснофлотцев стояли почти по горло в ледяной воде (волны накрывали их и с головой) и держали на руках трап, по которому перебегали один за другим красноармейцы, преодолевая затем последние полтора-два метра кто по матросским плечам, кто прыжком. Все бойцы роты вышли на берег сухими. В ту суровую зиму это и в Крыму значило немало.
      Слушая рассказ командира тральщика Виктора Николаевича Михайлова обо всем этом, я спросил, сколько времени пришлось матросам держать на руках сходни.
      - Тридцать минут, - ответил старший лейтенант. - Кроме людей надо было выгрузить минометы, боезапас, харч...
      Высадка роты обошлась без открытия огня, и, значит, для моряков это был не бой - работа. Сколько ее, тяжелой, опасной, но все-таки обыденной и, наверное, потому не очень запоминающейся, переделали за те дни матросы!
      Суда с войсками и военными грузами стали принимать в Крыму Керчь и Камыш-Бурун. Объем перевозок продолжал увеличиваться, фронт постоянно торопил с погрузкой.
      Заместитель наркома обороны Л.З. Мехлис, находившийся в Керчи в качестве представителя Ставки, вызвал туда контр-адмирала И. Д. Елисеева.
      Мехлис спросил, обеспечат ли моряки доставку в Крым тяжелых танков КВ. Елисеев ответил утвердительно. Мехлис при нем позвонил по ВЧ И. В. Сталину и доложил, что отправлять танки KB в Новороссийск можно. Нетрудно представить, какую ответственность почувствовали мы в базе за выполнение новой транспортной задачи, когда Иван Дмитриевич, излагая ее, сообщил и эти подробности.
      Первая партия танков ожидалась через четыре дня. Надо было прежде всего решить, на какие суда мы их погрузим. Ведь ничего похожего на современные десантные корабли, которые с ходу принимают боевую технику и легко выгружают ее даже на необорудованный берег, флот тогда не имел.
      Можно перевозить танки в трюмах больших транспортов-сухогрузов. Так и отправлялись танковые батальоны в Севастополь. Но то были сравнительно легкие Т-26. Кранов, способных опустить в трюм, а потом извлечь оттуда такую махину, как KB, ни в Новороссийске, ни в Керчи не было. Сухогрузы с их вместительными трюмами отпадали...
      Шахназаров, которому тут принадлежало решающее слово, предложил размещать KB на верхних палубах канонерских лодок. Пригодным он считал также транспорт Земляк - не очень крупный, но широкий и достаточно устойчивый.
      Этот азовский грузовой теплоход был знаком мне с тех пор, когда он в числе других мобилизованных судов передавался в Новороссийске в ведение Военно-Морского Флота. На одной из пристаней порта еще лежал снятый тогда с Земляка последний мирный груз - марганцевая руда, предназначавшаяся заводу, который оказался уже за линией фронта. На теплоходе установили трал и две 45-миллиметровые пушки, и он стал называться вспомогательным тральщиком. А капитан Н. В. Хухаев, переведенный из запаса в кадры флота, был назначен на тот же корабль командиром в звании старшего лейтенанта.
      При эвакуации Керчи в ноябре сорок первого Земляк пришел оттуда с сотнями раненых бойцов на борту и сам тяжело поврежденный. В корпусе насчитали до полусотни пробоин, была сбита грот-мачта, разрушена радиорубка, пострадал и гребной вал. У нас ждали ремонта другие суда, и Земляка отправили в Поти.
      И вот он снова, как нельзя более вовремя, появился у нас в базе. Правда, еще не окончательно вылеченный - ремонт гребного вала и двигателей отложили до лучших времен... Прибыл и однотипный транспорт Тракторист. Началось спешное превращение этих судов в танковозы: трюмы загружались балластом, палубы покрывались настилом из железнодорожных шпал. К приходу состава с танками все было готово. Шахназаров не раз проверял свои расчеты. И все же пришлось поволноваться, когда первый KB пополз с пристани на пришвартованный к ней Земляк. Судно резко накренилось. Казалось, еще немного - и лопнут швартовы, а танк рухнет в воду... Но все обошлось благополучно, а при погрузке следующего танка такого крена уже не было: танкисты сообразили, как надо маневрировать скоростями при въезде на корабельную палубу.
      Перевозка тяжелых танков была освоена и продолжалась весь февраль и март. Конвоированию судов с этим драгоценным грузом, защите его от вражеских ударов, естественно, уделялось особое внимание. Очень дорожили мы и нашими импровизированными танковозами.
      Их удавалось уберегать от боевых повреждений. Но Земляк постепенно сдавал - сказывались его недолеченные старые раны. Транспорт ходил с гребным винтом, имевшим всего полторы лопасти, задыхались нуждавшиеся в переборке машины. Однажды Земляк, приняв на борт танки, не смог выбрать собственный якорь: не тянул движок... Собрату помог своим мотором стоявший рядом тральщик. Контр-адмирал Елисеев, видевший это, тут же объявил командиру корабля Хухаеву, что этот рейс будет последним и сразу после него - ремонт.
      И все-таки пришлось отправлять Земляка в Камыш-Бурун с танками еще раз обойтись без него мы не могли. В том, действительно последнем перед ремонтом, рейсе его взяла на буксир канонерская лодка: свои машины отказывали совсем...
      Скромный азовский теплоход, мобилизованный на военную службу, остался в моей памяти самоотверженным тружеником, делавшим свое дело, пока не иссякнут все силы. Его экипаж не блистал выправкой, но отличался высокой морской выучкой, большой любовью к своему кораблю и с честью прошел через все испытания войны. Настало время, когда Н. В. Хухаев снова поднялся на мостик гражданским капитаном. А теперь капитанит его сын Марк - на океанском теплоходе Аркадий Гайдар.
      После того как наладилась транспортировка тяжелых танков, потребовалось перевезти в Крым еще более громоздкую и тяжеловесную технику: на Керченском полуострове понадобились железнодорожные паровозы.
      Подобная задача уже возникала полгода назад в осажденной Одессе, откуда паровозы вывозились в один из ближайших портов в плавучем доке. Не будучи тогда знакомы с этим одесским опытом, в штабе Новороссийской базы пришли к той же мысли - использовать имевшийся на Кавказе плавдок водоизмещением 6 тысяч тонн. Вероятно, придумать что-либо иное было просто невозможно.
      Кроме семи паровозов в доке поместилось полтора десятка четырехосных товарных пульманов, и чисто техническая сторона дела оказалась не слишком сложной. Грузились паровозы под парами, своим ходом входя в док по рельсам, соединившим его с пристанью так, как если бы это был предназначенный для перевозки железнодорожных составов паром. Весь вопрос состоял в том, как уберечь док на переходе от атак вражеской авиации.
      Охранять его должны были тральщик капитан-лейтенанта Б. П. Фаворского и группа катеров-охотников. Зенитные орудия и пулеметы имелись также на буксировщиках и на самом доке. Однако в защите от ударов с воздуха важнейшую роль, наряду с огнем, играл маневр. А медленно буксируемый, неповоротливый док уклоняться от бомб и торпед совсем не мог. Цель же он представлял крупную, различимую и при плохой видимости.
      Словом, тревог за эту проводку было немало. В штабе базы облегченно вздохнули, получив рано утром радиограмму, что конвой благополучно прибыл к месту назначения. В Керчи паровозы и вагоны были выведены на оборудованный рельсовыми путями причал металлургического завода имени Войкова.
      Отбиваться от фашистских самолетов, не обнаруживших караван раньше, пришлось лишь на обратном пути, когда пустой док вели притопленным. Маленький ледокол Торос, который использовался в качестве буксира, пришел с десятками пробоин. Но док корабли охранения довели невредимым.
      В конвоировании судов накапливался все больший опыт. Молодые командиры сторожевых катеров и тральщиков (в основном именно на эти корабли легла охрана нашего судоходства у кавказских берегов) действовали при отражении неприятельских атак решительно и инициативно. Научились и капитаны транспортов искусно уклоняться от вражеских ударов. Однажды фашистский торпедоносец подкараулил в сумерках Курск, шедший в Новороссийск из Камыш-Буруна с тысячей раненых на борту. Две торпеды были выпущены с короткой дистанции, но капитан успел сманеврировать так, что они проскользнули вдоль бортов, не задев судна.
      Однако без потерь морские перевозки не обходились. Погиб в феврале транспорт Чапаев, многократно доставлявший в прифронтовые порты особо важные грузы, в том числе дивизион катюш в Одессу. Настигла вражеская торпеда большое судно Фабрициус, только что вышедшее из Цемесской бухты. Капитану удалось спасти людей и груз, посадив тонущий транспорт на мель вблизи мыса Утриш. Экипаж долго оставался на борту, надеясь, что будет спасено и судно, но тогда это оказалось невозможным. Такие потери были особенно тяжелы своей невосполнимостью: откуда могли взяться на Черном море новые крупные суда, пока шла война?
      За зимние месяцы черноморцы и азовцы перевезли на Керченский полуостров около трехсот тысяч бойцов, пятнадцать тысяч орудий и минометов, столько же лошадей, огромное количество боеприпасов, продовольствия, фуража. Весьма значительная часть всего этого прошла через новороссийские причалы.