Дав участникам рекогносцировки присмотреться - под рукой имелась и необходимая оптика, - начал опрашивать:
      - Ну как, Проценко, примерились, где бить по молам? А вы, Глухов, видите свои причалы?..
      Сразу же разбирались в том, что кому было не вполне ясно. Приехавшие с нами разведчики показывали объекты неприятельской обороны.
      Дотов и всего прочего немцы нагородили в порту и вокруг него немало. Но за время подготовки десантной операции ничего существенного как будто не прибавилось. Если это было действительно так, то, очевидно, нашей высадки здесь фашисты пока не ждали.
      По ту сторону фронта возвышалась, господствуя над всем районом, гора Сахарная Голова - высота 555, 9. Там, разумеется, сидели наблюдатели противника, оттуда просматривались и город, и порт, и вся Цемесская бухта... Я попытался взглянуть на намеченный для высадки плацдарм их глазами. Допустим, немцы обнаружили подготовку к наступлению наземных войск и учитывают вероятность поддержки его морским десантом. Допустим, заметили приготовления к самому десанту. При всем этом они вряд ли предположат, что мы решили брать лобовой атакой из бухты укрепленный порт. Если только их не наведет на такую мысль какой-то наш промах в эти последние дни...
      В районе Озерейки гитлеровцы продолжали проявлять повышенную настороженность. Однако заставили ли мы противника думать о наших планах так, как нам хочется, - это мог показать лишь приближавшийся решительный день.
      7 сентября вице-адмирал Л. А. Владимирский, который руководил десантной операцией в целом, объявил мне, что высадка назначена в ночь на 9-е. Ч (время начала высадки) - 02. 15.
      Действия, предшествующие этому, были давно рассчитаны: выход судов с десантом из Геленджика - за 5 часов до Ч, начало артподготовки - за 16 минут, атака торпедных катеров - за 7 - 12 минут...
      Было ус ловлено, что командирам отрядов и групп Ч сообщается перед посадкой десантников на суда. Тогда же весь личный состав узнает от своих командиров, куда десант идет, где должен высадиться.
      Подразделениям, полностью готовым, 8 сентября был предоставлен отдых. О том, что вечером предстоит посадка на суда, фактически знали или догадывались уже все.
      К 10.00 командующий фронтом приказал собрать в Геленджике участвующий в десанте начсостав - до командира роты и звена катеров.
      - Товарищи офицеры!.. - раздается, подымая всех присутствующих, громовой бас капитана 2 ранга Масленникова. Слово офицер только-только появилось в нашем воинском обиходе, не успев еще стать будничным, и сейчас звучит даже как-то торжественно.
      Входят И. Е. Петров, Л. А. Владимирский, Н. М. Кулаков, К. Н. Леселидзе, Л. И. Брежнев.
      Нетрудно представить, сколько у генерал-полковника Петрова забот перед наступлением фронтового масштаба. Вряд ли удастся ему сегодня побывать, как он это любит, на исходном рубеже какой-нибудь роты. Но не повидаться с командирами, которые первыми должны ворваться с моря в укрепленный противником порт, Иван Ефимович, очевидно, не может. Ему нужно не только напутствовать их, но и послушать, самому почувствовать, насколько они готовы к такому бою.
      Командующий фронтом обращается поочередно к младшим офицерам из разных частей, и они докладывают о своей задаче, о том, как подготовились, чем обеспечены к бою, чего недостает. Почти каждого генерал-полковник спрашивает о настроении бойцов, некоторых - о том, где воевали, за что награждены (про двух или трех, еще не имевших орденов, велел что-то записать адъютанту). Армейцев и моряков он слушает одинаково внимательно, с живым интересом знакомясь с новыми людьми и, вероятно, многих запоминая.
      Потом генерал Петров говорит сам.
      Он не вдается в замысел операции, как бы давая понять, что и известное уже присутствующим не следует лишний раз повторять вслух даже в своем кругу. Подробно останавливается на роли младшего офицера в наступлении, на том, насколько зависит общий успех от каждого лейтенанта, от его умения организовать неотразимый натиск, поддержать соседа, вселить в подчиненных уверенность в победе. Дает совет - не приуменьшать перед бойцами трудностей предстоящих боев, не скрывать правду о том, как силен еще враг, ибо это надо помнить и учитывать, чтобы его одолеть.
      - А разгромить врага, - заканчивает командующий, - мы можем и обязаны!
      КП на Дообе
      Штаб высадки во главе с капитаном 2 ранга И. М. Нестеровым перебрался на Дооб.
      Неподалеку был оборудован вспомогательный пункт управления командующего фронтом. Рядом с ним - НП комфлота. Командарм Леселидзе перенес свой командный пункт в нашу старую штольню на 9-м километре Сухумского шоссе. Все трое являлись сейчас моими прямыми начальниками. Их присутствие поблизости должно было упростить решение всего, на что требуются права и власть выше моих. А у нас на КП высадки обещал быть начальник штаба флота контр-адмирал Елисеев.
      Старшим в Геленджике оставался пока капитан 2 ранга Масленников. Узнав в свое время о существовании отдельного штаба высадки, он понял это как будто правильно, хотя и не мог скрыть обиды. Ту огромную часть работы по подготовке десанта, которая лежала на нем, Николай Иванович продолжал выполнять с неослабным рвением.
      Я подтвердил Масленникову, что он должен быть готов перейти с оперативной группой штаба базы в освобожденный Новороссийский порт, как только позволит обстановка. 7 сентября думалось, что это может понадобиться уже послезавтра.
      Поправки в наши планы начал вносить норд-ост.
      Во второй половине дня он задул так, что суда, рассредоточенные по Геленджикской бухте, едва удерживались на якорях. Синоптики обещали: к утру ветер утихнет. И действительно, когда командующий фронтом прибыл на встречу с участниками десанта, о которой я уже говорил, на море стало спокойнее. А через несколько часов норд-ост опять принялся набирать силу.
      Затребовав последний прогноз, Л. А. Владимирский уехал к И. Е. Петрову. Вернувшись, он сообщил мне, что десант откладывается на сутки. Откладывалось и согласованное с десантом наступление войск 18-й армии на суше.
      К ночи ветер еще усилился. Пришлось отменить и обычные рейсы на Малую землю.
      Для людей, приготовившихся идти в решительный бой, соответственно себя настроивших, отсрочка этого боя всегда тягостна.
      Девятое сентября показалось бесконечным. Солнце будто стояло на месте... писал мне потом, вспоминая тот день, парторг морского батальона Сергей Колот.
      Командиры и политработники позаботились, конечно, чтобы бойцы не расслаблялись духом, не скучали. Жалели только, что не оказалось в базе концертной бригады Евгения Сущенко. Не предвидя отсрочки операции, политотдел послал ее к гвардейцам-минометчикам, прибывшим поддерживать десант.
      А многим хватило и на этот день спешных дел: на некоторых судах понадобилось устранять повреждения, причиненные штормом.
      Больше всего беспокоило, однако, то, что от нас не зависело. Еще один день стояли в прифронтовой бухте сто сорок десантных судов. И лишний день немалому числу людей было известно - кому официально, кому по догадке - настоящее место высадки... Тревожила и погода - не подведет ли вновь?
      Но с Пеная докладывали: Над горой Колдун чисто (я запрашивал об этом, проверяя метеослужбу по местной примете, почти всегда верной). И к середине дня опасения насчет новой отсрочки из-за погоды отпали.
      За час до посадки десантников на кораблях было прекращено сообщение с берегом, и на каждом катере-охотнике, в каждом подразделении мотоботов и баркасов командиры объявляли перед строем экипажей:
      - Товарищи, мы идем в Новороссийск! Нам приказано высадить там десантников этой ночью. Высадить во что бы то ни стало!..
      В десантных частях прошли короткие митинги. На них выступали командующий фронтом И. Е. Петров, командарм К. Н. Леселидзе, член Военного совета армии С. Е. Колонии, начальник поарма Л. И. Брежнев.
      Мы с Бакаевым еще раз побывали в батальоне Ботылева. Кажется, еще никогда, провожая людей в бой, я не видел такого воодушевления, не ощущал такой беспредельной решимости.
      Как и перед высадкой в Станичке, каждый боец батальона скрепляет своей подписью матросскую клятву Родине. Традиции и опыт февральского десанта вообще в почете и усвоены прочно. Морские пехотинцы стремились взять гранат и патронов сверх нормы (норма - триста патронов на винтовку, тысяча на автомат), а из трехдневного сухого пайка - только самое компактное и легкое. Без галет прожить можно, а вот без патронов... - повторяли за ветеранами и новички.
      Комбат не допускал, чтобы люди впадали в крайность. Ведь ни полевых кухонь, ни хозяйственных подразделений в первом броске десанта нет. Но разумное самоограничение в харчах оправдывалось опытом: когда вместо лишней банки консервов есть лишняя граната, десантник чувствует себя увереннее.
      Если батальон Ботылева - в какой-то мере авангард десанта, то авангард батальона, его передовая штурмовая группа - сто двадцать автоматчиков старшего лейтенанта Райкунова. В эту роту и передается Военно-морской флаг, предназначенный для водружения на одном из первых занятых в городе высоких зданий.
      Перед митингом я спросил у Ботылева и его замполита Старшинова, кому персонально вручить флаг. Они, должно быть уже обсудив это с Райкуновым, ответили в один голос: Сморжевскому!
      Веселый и отважный старшина 2-й статьи Владимир Сморжевский, молодой коммунист, отлично зарекомендовал себя еще в прошлогодних вылазках разведчиков, а потом на Малой земле.
      И вот он передо мною - высокий, статный, с орденом Красного Знамени на груди. Зардевшись от волнения, принимает бело-голубое полотнище с алой звездой, с перекрещенными серпом и молотом.
      - Клянусь перед батальоном, - оборачивается он к товарищам: - Этот флаг героического флота нашей Советской Родины будет развеваться над освобожденным Новороссийском!
      В глазах каждого из стоящих вокруг моряков можно прочесть: Если понадобится, донесу и водружу я!
      Первый эшелон десанта - основная часть бригады А. С. Потапова, полк С. Н. Каданчика, батальон В. А, Ботылева - двинулся к пристаням. Над Геленджиком и отрогами гор кружат истребители прикрытия. В обоих зенитно-артиллерийских полках базового района ПВО стоят у орудий все расчеты. Но в воздухе пока спокойно, не появляются даже неприятельские разведчики.
      Батальон Ботылева грузится на суда отряда, которым командует капитан-лейтенант Д. А. Глухов, с Северной пристани. Отсюда уходили в феврале бойцы Куникова - в ватниках, без знаков различия, похожие на партизан. Теперь морские пехотинцы идут в бой в армейских защитных гимнастерках с полевыми погонами. Из-под воротничков, не застегнутых на две верхние пуговицы - это для них узаконено, - выступают полоски тельняшек.
      А февраль невольно вспоминается вновь и вновь - сколько вокруг лиц, которые видел и тогда! Начни поверять по старым спискам - недосчитаешься многих... И все-таки штурмовать Новороссийск идут сегодня сотни перводесантников Малой земли.
      Они - не только в этом батальоне. Старые куниковцы вошли в состав боевых групп, которые должны после торпедного удара катеров овладеть портовыми молами. Есть бойцы из отряда особого назначения и в бригаде Потапова - те, кто попал в нее еще на Малой земле. В их числе - Павел Потеря. А пулемет у него новый: тот, что был взят Куликовым из ростовского музея, остался в Станичке, в окопе, заваленном при разрыве крупной авиабомбы. (Максим, участвовавший в штурме Зимнего дворца, атаках буденновцев и куниковском десанте, был после войны откопан, опознан по номеру и снова попал в музей. )
      Брейд-вымпел Глухова поднят на катере-охотнике МО-81. На нем идут Ботылев, Старшинов, парторг батальона Колот.
      Сергей Колот, как и все, с автоматом, увешан гранатами. Только почему-то опирается на толстую палку.
      - Выходит, не долечился?
      - Да нет, товарищ адмирал, это у меня добавочное холодное оружие! отшучивается Колот. - А впрочем, можно и без него, - и он бросает свою палку за борт.
      Колот явно хитрит. Факт, что не долечился. Но не ссаживать же в последний момент парторга на берег, если он чувствует себя в силах идти в бой. Показываю ему глазами, что все понял, и крепко жму руку.
      Объявляю Ботылеву и Глухову, как и другим командирам, последнее, чего не имел права сообщить раньше: Ч - 02. 15. Плановая таблица у них на руках, и в ней недоставало только этих цифр. Никаких вопросов больше никто не задает задача ясна.
      Но у Каменной пристани, где швартуются корабли отряда капитана 3 ранга Н. Ф. Масалкина, все же возникает непредвиденная заминка: в 1339-м стрелковом полку оказалось на триста с лишним бойцов больше, чем предусмотрено планом. До кого-то, как видно, не дошло, что наши катера не резиновые... А комендант посадки, уступая нажиму армейских командиров, у которых свои резоны, начал перегруппировывать людей, чтобы всех разместить. И даже преуспел в этом, но ценою потери драгоценного времени.
      Досадую, что узнал об этом, когда вмешиваться было уже поздно. Отряду Масалкина полагалось выходить первым, а теперь приходится выпускать отряды из бухты по фактической готовности, с тем чтобы каждый занял свое место в общей колонне уже на маршруте.
      Доклады о готовности двух других отрядов поступают своевременно. Подаю команду: Начать движение!, которая означает сейчас, что вся подготовка к десанту осталась позади. И что решительный бой за Новороссийск - через пять часов...
      В 21. 15 от Северной пристани отходит отряд Глухова - семь катеров-охотников, пять мотоботов, шесть баркасов (пока их буксируют катера). В рапортичке коменданта посадки значится: отряд принял на борт 882 десантника, десять минометов, 62 пулемета, противотанковые ружья...
      С опустевшей Северной пристани спешу к Городской. Тут начинает отдавать швартовы отряд капитан-лейтенанта Державина. Это целая флотилия - десятки сторожевых катеров, катерных тральщиков, мотоботов, баркасов, разделенных на три группы. Броневые щитки и козырьки изменили их привычный вид. Мотоботы с погруженными на них легкими орудиями похожи в темноте на плавающие танки.
      На судах этого отряда - две с половиной тысячи бойцов 255-й бригады. Комбриг Потапов стоит рядом с Державиным на мостике флагманского МО-85. Тут же выделяющийся своей богатырской фигурой начальник штаба бригады подполковник Хлябич. У потаповцев широкий участок высадки на левом фланге - и в порту, и за его пределами. Прорываться в порт предстоит в основном катерам той группы, которую возглавляет Сипягин. Остальные суда должны подойти к берегу между Западным молом и мысом Любви. Но будет ли там легче, чем в порту, зависит от того, в какой мере удастся подавить огневые средства противника.
      К 22 часам, когда два первых отряда скрылись за Тонким мысом, был наконец готов и третий. Масалкин еще надеялся нагнать опоздание.
      Вслед за последними судами Масалкина ушел, быстро их обгоняя, катер капитана 3 ранга Седельникова. Ему и его помощникам надлежало проследить, чтобы все корабли заняли свои места в общем походном ордере.
      По окончательным данным, три отряда приняли на борт 4580 десантников. Две без малого тысячи бойцов (весь полк Пискарева и примерно треть бригады Потапова) составляли второй эшелон, сосредоточенный под Кабардинкой. Их намечалось перебросить на захваченные участки высадки прямо оттуда, кратчайшим путем. Если удастся - этой же ночью.
      Мне пора было на дообский КП, и я не мог проводить торпедные катера. Те, что предназначались для прикрытия перехода судов с десантниками, развернулись в море как только стемнело. А на двадцати пяти катерах, которым предстояло атаковать береговые цели в порту и на флангах высадки, заводить моторы было еще рано. Виктор Трофимович Проценко заверил, что у него все на товсь - только шлемы надеть. Группу, наносящую удар по молам, он вел сам.
      Комбриг торпедных катеров (по десантному плану - командир отряда обеспечения высадки) отвечал и за ликвидацию заграждения в воротах порта, а также за высадку на молы автоматчиков. Захватив молы, они должны были обследовать и обозначить дополнительные проходы, которые, как мы рассчитывали, пробьют взрывы торпед.
      Расчистка основного - и пока что единственного - входа в порт возлагалась на тщательно подобранную команду моряков, которую возглавлял старший лейтенант Александр Куракин, От того, сумеет ли команда без задержки открыть порт десантным судам, зависели жизни многих людей, а в значительной мере и успех операции. Поэтому тут предусматривалось максимальное дублирование: полным комплектом средств для подрыва троса и уничтожения буйков, державших остатки старого заграждения, был снабжен каждый из выделенных в распоряжение Куракина четырех рейдовых катеров.
      Команда подрывников провела очень много тренировок. Ее подготовленность проверял лично командующий флотом. Даже если бы случилось так, что из четырех катеров уцелеет один, верилось - задачу он выполнит.
      В подземелье взорванной маячной башни, разделенном переборками и шторами на несколько клетушек, царила атмосфера сосредоточенной и строгой деловитости, которую всюду умел создавать вокруг себя Илья Михайлович Нестеров.
      Самого его я застал над планом Новороссийска с разнесенными по квадратам последними данными обстановки. Начальник штаба высадки доложил, что с артиллеристами (наш Малахов перешел на эту ночь на КП командующего артиллерией армии) окончательно уточнено распределение огня и что офицер связи от поддерживающей авиации прибыл.
      - У немцев, - продолжал Илья Михайлович, предупреждая мой вопрос, - все, как обычно. Методический обстрел Малой земли и района Кабардинки...
      Я вышел на воздух. После пасмурного дня небо прояснилось. Выглянувшая из-за облаков луна осветила лесистый склон горы, раскинула по морю золотистую дорожку. Положение луны мы, разумеется, учли: когда десант приблизится к Цемесской бухте, она уже зайдет. Хуже поддавался учету ветер, но он как будто собирался поработать сегодня на нас - дул от берега, вдоль бухты, так что шумы корабельных двигателей должно было относить в море.
      У противника действительно не было заметно ничего подозрительного. Где-то за Мысхако, очевидно близ Озерейки, скользнул к горизонту и потух луч прожектора. Взлетали и медленно опускались осветительные ракеты над передним краем Малой земли. Время от времени давал короткую вспышку разрыв упавшего снаряда - то на том берегу бухты, то на этом. Там, где находился порт, сгустилась темнота.
      Нацеленный туда десант уже в движении, сложный механизм операции запущен. В самом ли деле противник ни о чем не догадывается, ничего не раскрыл? В это и верилось и не верилось: враг опытен и насторожен, застигнуть его врасплох - не просто.
      На войне ожидание порой тяжелее самого напряженного действия. Не раз уже подумалось, что неисправны мои часы - стрелки перемещались как-то неестественно медленно. Неотвязно вставал вопрос: все ли предусмотрел, что мог? Такой высадкой я командовал впервые...
      Морской десант начинается с того, чего не знают другие виды наступления. У атакующих нет исходных позиций на твердой земле, и им прежде всего нужно зацепиться за берег, захватить первые пяди суши, откуда можно двигаться дальше. Это и называется боем за высадку, который всегда чреват неожиданностями. И наверное, без них уж никак не обойтись, если плацдарм высадки - не просто берег, а укрепленный порт. Но подготовиться к бою означает подготовиться и к неожиданностям. В какой мере это нам удалось?
      Однако первой заботой оставалось пока еще то, что предшествовало бою, как дойдут суда до Цемесской бухты, до портовых молов?
      Помимо возможности обнаружения их противником в море (а еще вероятнее - в бухте), беспокоила чисто навигационная сторона перехода. Ведь требовалось к определенному сроку и в определенном порядке сосредоточить перед молами массу мелких плавсредств с весьма различными мореходными качествами, значительная часть которых не имела почти никаких штурманских приборов. И никогда эти суда не ходили все вместе, в одном строю. А условия прифронтовой базы, необходимость маскировать подготовку десанта исключали, разумеется, тренировки в совместном плавании.
      Думая в штабе высадки над тем, как надежно обеспечить переход десантных отрядов, мы решили создать специальную сеть береговых навигационных ориентиров, которую и оборудовали гидрографы. Восточнее Дооба включались ведущие створы - четыре комбинации точно направленных, видимых в узких секторах огней, указывающих четырем колоннам судов (оставаясь у них за кормой) курс к Цемесской бухте. А несколько секущих створов на ее берегу предназначались для контроля за скоростью движения: головные корабли отрядов должны были пересекать их в определенное время.
      Во избежание путаницы при сближении колонн все суда имели на борту различимый в темноте опознавательный знак своего отряда - белый круг, треугольник или квадрат. Офицеры-операторы регулировали движение с быстроходных катеров. У секущих створов были поставлены контролеры, имевшие прямую связь с нашим КП. Использовать радио разрешалось лишь в исключительных случаях (на многих судах раций и не было), но общая система связи обеспечивала быстрое поступление на КП любого донесения, переданного на берег хотя бы даже просто голосом, через мегафон.
      Из всего, что не могло быть заранее практически проворено, с нашими расчетами расходилось пока лишь одно - скорость движения десантных отрядов...
      Беря за основу возможности самых маломощных судов, штаб высадки считал, что общая средняя скорость хода все-таки будет около пяти узлов. Это позволило бы иметь некоторый резерв времени: от Геленджика до тех квадратов Цемесской бухты, где отряды должны сосредоточиться для прорыва в Новороссийский порт, всего 16 - 17 миль. Поэтому сперва казалось, что и задержка отряда Масалкина не нарушит общего графика.
      Однако давали себя знать усиление ветра, поднимавшееся волнение, да и перегруженность некоторых судов. При таком состоянии моря не могли форсировать ход катера, буксировавшие баркасы. Словом, для части плавсредств пять узлов оказались недостижимыми. А те, что могли идти быстрее, вынужденно равнялись по тихоходам. Нельзя было допустить, чтобы отряды растягивались - первый бросок десанта способен сделать свое дело, только если он собран в ударный кулак.
      Все усилия ввести движение в график на участке Геленджик - Дооб привели лишь к тому, что опоздание стабилизировалось на 40 минутах. Назревала необходимость переносить Ч. И Малахов, и генерал Кариофилли уже звонили, спрашивая, остается ли прежний срок в силе, - артиллеристов это касалось в первую очередь. Пока было можно, я оттягивал решение. Отсрочка высадки означала сокращение темного времени, которым мы будем располагать после нее. Хватит ли его тогда на переброску второго эшелона?
      В час тридцать все отряды обогнули Дооб. Шли они стройно, слаженно, каждый на своем месте в походном ордере. И пока - без помех со стороны противника. Ветер продолжал дуть как надо. Шумы корабельных двигателей, которые могли донестись с моря, заглушались и нашими самолетами - они поодиночке пролетали над портом и вражескими позициями за бухтой. Но начаться в два пятнадцать высадка уже никак не могла...
      - Надо прибавить сорок пять минут, - твердо сказал Нестеров, поднимаясь из-за стола с картой. - Пять минут пусть будут резервными.
      Бакаев молча кивнул, подтверждая свое согласие с начальником штаба. Действительно, пора было решать. Время, которое еще недавно, казалось, готово остановиться, понеслось вдруг вскачь. По плановой таблице оставалось меньше получаса до начала артподготовки... Прибывший в это время на КП Иван Дмитриевич Елисеев, быстро оценив обстановку, согласился с тем, что отодвинуть высадку и предваряющие ее действия стало необходимо.
      Я соединился с начштаба 18-й армии генералом Павловским и сообщил, что вынужден перенести Ч с 02. 15 на 03. 00. Затем это было доложено командарму, командующему флотом, командующему фронтом. Ни от кого из старших начальников возражений не последовало - они сами видели, как обстоит дело.
      Нестеров уже связывался с артиллеристами, с авиаторами. Через несколько минут Кулик доложил, что получение радиограммы об изменении Ч подтвердили все командиры отрядов. Отсчет времени начался заново.
      Десант втягивался в Цемесскую бухту. Вот сейчас должно было окончательно выясниться, ждут ли его здесь немцы, удалось ли им каким-то способом разгадать наши намерения: корабли с десантниками вошли в зону обстрела десятков вражеских батарей.
      Внешнее спокойствие, сохранявшееся на КП, не могло скрыть охватившего нас напряжения. Все, кто мог ненадолго оставить свое место, выходили наверх. Никто еще не решался сказать это вслух, а может быть, и самому себе, но теперь каждая истекшая минута подтверждала: враг не догадывается, враг не знает!
      Из трофейных немецких документов, с которыми мне довелось познакомиться впоследствии, явствует, что 9 сентября неприятельская воздушная разведка заметила необычное сосредоточение в Геленджикской бухте малых судов и даже примерно подсчитала их. Был сделан логичный вывод: русские, вероятно, готовят десант. Но когда именно мы собираемся его высадить, для гитлеровского командования оставалось неизвестным. Возможно, оно успокаивало себя тем, что в море не обнаруживались наши крупные корабли, без поддержки которых десанты до тех пор не обходились. А высадку в Цемесской бухте, где корабельную артиллерию могли заменить береговые и армейские батареи, противник, видимо, исключал.
      В два тридцать взметнулось широкое зарево на западе, за Малой землей, и через бухту донесся тяжелый грохот разрывов - в соответствии с общим планом наступления, наши ночные бомбардировщики наносили удар по ближним тылам врага, по его пунктам управления.
      А в два сорок четыре, когда до нового Ч оставалось ровно шестнадцать минут, вступила в действие артиллерия. Восемьсот орудий обрушили огонь на весь фронт высадки и сухопутный передний край противника вплоть до Сахарной Головы. Небо прочертили ослепительные хвосты эрэсов.
      Пламя слившихся вспышек дугой опоясало бухту, выхватило из темноты порт и город. Вспыхнули пожары. И сейчас же все стало заволакивать багровым дымом.
      Только через несколько минут начали открывать ответный огонь неприятельские батареи, сперва какие-то дальние. Они били не по бухте, где десантные отряды уже приближались к портовым молам, а по позициям наших войск у цементных заводов и за горой Долгой. Немцы все еще не поняли, что сейчас будет высаживаться десант, ждали вслед за артподготовкой атаки только на суше...
      С Пеная полетели, вспыхивая над портом, осветительные снаряды. Это Зубков, как и было ему запланировано, помогал ориентироваться торпедным катерам.
      И те в свой срок ударили по молам...
      Когда полыхает бухта
      Общая огненная картина разгоравшегося боя охватывалась с Дооба простым глазом. Стереотрубы и дальномер позволяли разглядеть кое-что детальнее. Донесения о самом важном поступали по радио и по телефону - с ближайших к порту наблюдательных постов. Но, естественно, не обо всем совершавшемся на нескольких километрах фронта высадки и в бухте мы узнавали в ту же минуту. Иначе и быть не могло, где бы ни находился КП.
      Однако рассказ о Новороссийском десанте требует последовательности, и я буду излагать события в том порядке, как они происходили.
      Итак, атаку с моря начали торпедные катера. С ликвидацией огневых точек противника на молах они справились блестяще. Ни большой дот на Восточном молу, у самого входа в порт, ни другие не успели сделать ни единого выстрела. Враг был застигнут здесь врасплох в самом полном смысле слова, и штурмовые группы, высадившиеся с катеров, овладели молами за считанные минуты.
      Уложилась и группа старшего лейтенанта Куракина в жесткий срок - девять минут, который был дан ей на то, чтобы открыть портовые ворота - подорвать натянутый под водой трос и остатки бонов. Среди тех, кто участвовал в этом, были старшины Храновский, Омельченко, Переличий, Макаренко, краснофлотцы Георгич, Богданов, Стульнов, Щукин.
      Но пробиты ли в молах дополнительные проходы? Сигналов о них никто не подавал, а молы окутались дымом.
      То, что новых ворот нет, стало ясно, когда в дополнительных проходах в порт, во всяком случае - на ту ночь, уже не было особой надобности. В некоторых описаниях боев за Новороссийск до сих пор встречаются утверждения, будто какие-то суда прорвались на внутренний рейд через проломы в молах. Но выдавать все запланированное за достигнутое ни к чему. Чего не было, того не было. Увлекшись заманчивой идеей обеспечить десанту запасные входы в порт, мы недооценили прочность массивных новороссийских молов. Чтобы пробить их насквозь, даже в поврежденных раньше местах, взрыва одной торпеды оказалось недостаточно, а послать в одну точку две или три катерники не могли. Ну а историю бреши в туапсинском молу, очевидно, следовало изучить поосновательнее - что там сделали немецкие торпеды и что добавили зимние штормы...
      Словом, хорошо, что удалось без задержки открыть те ворота, которые уже существовали!
      Шестерка торпедных катеров - группа атаки пристаней - на 30-узловом ходу (почти километр в минуту) устремилась в порт. Их вел капитан-лейтенант Алексей Федотович Африканов, смелый командир из боцманов.
      Прорыв этой группы выглядел с Дооба как бросок в сплошной огонь. Вход в порт уже обстреливали несколько неприятельских батарей, а наши продолжали обрабатывать фронт высадки.
      Еще тринадцать катеров - группа капитана 3 ранга Г. Д. Дьяченко торпедировали систему дотов на флангах высадки - от мыса Любви до Западного мола и от Восточного мола до электростанции. Торпеды, переделанные для атаки береговых целей, срабатывали в основном исправно.
      Как было потом установлено, первая на флоте торпедная атака по берегу уничтожила или заставила замолчать почти три десятка дотов и дзотов - самых близких к воде, самых опасных для первого броска десанта. Невозможно подсчитать, скольким бойцам, начавшим через несколько минут высадку, это сохранило жизнь.
      Из двадцати пяти торпедных катеров, участвовавших в обеспечении высадки, погибли два. Экипаж одного из них, выбравшись на берег, сражался там во главе со своим командиром Иваном Хабаровым вместе с десантниками. Потери бригады Проценко в людях были невелики. Некоторые экипажи не имели даже раненых. Однако, как ни выручала катера их большая скорость, каждый второй получил в эту ночь повреждения от снарядов или осколков.