Глава ШЕСТАЯ

Итак, «Либерти» готовился к отплытию под командованием Бартли. Во время прилива корабль плясал на волнах.

Все утро на корабль грузили провиант: рубленую баранину, тушенную в масле и уложенную в глиняные горшки, жареную говядину в уксусе, копченые свиные окорока, овсяную муку крупного помола и прекрасную пшеничную муку, вино и эль, масло, имбирь, сахар, корицу, чернослив, сыры и лимонный сок против цинги.

Капитан, штурман и вся команда уже были на борту, врач со своими лекарствами, бондарь и плотник со своими инструментами. Боцман проверял тали и паруса, а его помощник поднимал якоря, бондарь и плотник о чем-то толковали.

Тамар стояла на палубе с Ричардом и детьми. Хьюмилити вел за собой вереницу пуритан, распевающих псалмы. Они только что кончили молиться о благополучном путешествии.

Глядя на берег, на страну, где она жила, Тамар ощущала сильное волнение. И все же она не жалела о том, что покидает ее… теперь.

Дети прыгали от радости, даже Лорея не могла стоять спокойно. Дик громким голосом объяснил Роуан все, что знал о корабле, указывая пальцами на паруса и оснастку. Его приятель, боцман, показывал ему иглы и бечевки, которыми чинят паруса.

— Если поднимется сильный шторм, он может порвать паруса. Тогда нас посадят в лодки. Мы можем утонуть.

— А я не утону, — заявила Роуан, — я сяду в лодку капитана.

— И я тоже! — крикнула Лорея. — Я тоже поплыву в лодке капитана. И ты, мама, тоже! Ведь правда?

Тамар не ответила, она смотрела на берег.

— Вряд ли мы пересечем океан и нас не застигнет шторм, — с важным видом заявил Дик.

А девочки завизжали от восторга. Бартли был занят беседой со своим помощником.

— Он объясняет ему, как ставить паруса! — крикнул всезнающий Дик. — Говорит ему, в какой порт мы прибудем!

— Я вижу, ты много знаешь о кораблях, мой мальчик, — заметил Ричард.

— О да! Сэр Бартли много мне рассказывал. Когда я вырасту, то стану плавать с сэром Бартли.

Тамар улыбнулась.

— Милый Ричард, — сказала она, — как я рада видеть вас веселым и беззаботным, как дети. Для вас было большой жертвой продать большую часть своих угодий и покинуть родную страну.

Ричард пожал плечами, но она знала, что он надеется вернуться домой. Он не продал свой дом, а передал его дальнему родственнику, кузену, на время до его возвращения. Если он не вернется, дом достанется кузену. Но Ричард был уверен, что вернется.

Вот дети заплясали вокруг Бартли.

Тамар видела, как его рука легла на плечо Дика. Дик засыпал его вопросами.

Ричард уловил ее взгляд.

— Ты все еще ненавидишь его? — спросил он. Она не ответила.

— Мы должны помнить, что теперь Бартли наш капитан, — сказал Ричард, — мы должны беспрекословно повиноваться ему.

— Его приказы касаются команды, а не пассажиров.

Они помолчали. Начался прилив.

До них доносились хриплые голоса перекликающихся матросов и юнг. Вот матросы запели, стали крутить ворот, поднимая якоря, брасопить реи, ставить паруса. «Либерти» отошел от Саунда.

Они были уже два дня в пути, когда подул свежий ветер. Многих пассажиров укачало, и они лежали в каютах, им было до того худо, что хотелось вернуться назад.

Тамар поднялась из душной каюты на верхнюю палубу подышать свежим воздухом.

Дети остались внизу с Аннис. Тамар надеялась, что они уже спят. Даже Дик устал за эти два бурных дня.

К ней вышел Бартли, он остановился у фальшборта очень близко от нее.

— Я всегда хотел отправиться путешествовать с тобой, — сказал он, — но не рассчитывал брать с собой твоего мужа.

Она не ответила, но отодвинулась от него. Он взял ее под руку и придвинул к себе.

— Сильный ветер, — сказал он, — высокая качка. Как тебе это нравится, Тамар?

— Еще рано говорить об этом, — ответила она.

— В самом деле рано! — Он приблизил губы к ее уху. — Куда мы отправляемся с тобой, ты и я?

— Думаю, в Новый Свет. Если можно доверять тебе.

— А куда же еще? На развлекательную прогулку? Что нас ждет? Радость? Или убогая бесцветная жизнь?

— Ты, верно, знаешь.

— Я надеялся, что ты задашь тон.

— Я?

Голос его стал резким и злым.

— Шестнадцать лет я страдал. Ты не можешь и вообразить подобный ад, подобные унижения. Этого не случилось бы со мной… если бы не ты. Я мог бы все эти шестнадцать лет провести дома с тобой и нашими детьми. Но твоя гордость и твоя глупость погубили не только мою жизнь, но и твою. Неужто ты думаешь, я забыл это? Неужто думаешь, что я позволю тебе забыть это?

— Ты ушел в море по собственному желанию, — холодно ответила она, — ты сказал, что знаешь, какому риску подвергаешься. Разве моя вина, что турки захватили тебя в плен? Если бы я даже предвидела это, могла ли я выйти за тебя, если я чувствовала лишь ненависть?

— Ты хотела меня. Лишь твоя гордость мешала тебе признаться в этом. Ты гордая и глупая женщина, Тамар, и я никогда не прощу тебе, что ты натворила! — Внезапно в его голосе послышалась нежность. — Что значат эти слезы на твоих щеках?

— Слезы? — сердито воскликнула Тамар. — Это соленые брызги. Я пойду вниз к детям.

— Ты останешься здесь.

— Если я хочу идти, то пойду. Никто не смеет мне приказывать.

— Я приказываю тебе.

— Ах, капитан отдает команду!

— Точно. А того, кто не подчиняется, заковывают в цепи.

— Посмей только заковать меня!

— Если потребуется, закую.

Она расхохоталась, и он засмеялся вместе с ней.

— Ты делаешь вид, что не хочешь остаться, а не можешь заставить себя сдвинуться с места.

— А что твой корабль? Разве тебе не нужно постоянно присматривать, как идут дела?

— Этим занимается команда.

— И каковы твои планы?

— Привести корабль в Новый Свет.

— Я имею в виду тебя… и себя.

Она услышала раскатистый смех.

— Мои планы в отношении тебя мало изменились с тех пор, как я впервые взглянул на тебя.

— Так я жду. Что же будет? Если я не приглашу тебя в свою каюту, ты всех закуешь в цепи? Убьешь их всех? Или отдашь меня туркам?

— Ты подаешь мне идеи, — предостерег он ее.

— У меня есть муж, и он находится в моей каюте, — напомнила Тамар.

— Черт бы побрал этого пуританина! — воскликнул он. С минуту они помолчали, потом Бартли продолжил: — В плену я выжил лишь потому, что, влача кошмарную жизнь, мечтал о жизни другой. Надрываясь на галерах, я воображал, будто скачу по зеленой вересковой пустоши рядом с тобой, будто мы смеемся над тем, как глупы были в юности. Я мечтал о том, как мы подъедем к Стоуку и наши дети выбегут нам навстречу. Я мечтал о жизни, ради которой стоит жить, которой будешь довольна даже ты, дьявольски гордая чертовка с развевающимися черными волосами.

— Я жалею о том, что случилось с тобой, — пробормотала она, — но в этом нет моей вины. Ты виноват сам… сам… Еще в ту пору, когда мне было четырнадцать. Кабы ты был добр ко мне, когда мне более всего была нужна доброта, наша с тобой история могла бы быть иной. Но что толку упрекать друг друга? Что случилось, то случилось; ничто не может нас изменить. Ты жесток и всегда будешь жестоким. Что толку ждать нежности, которую может породить одна лишь доброта.

— Во всем виновата ты! — крикнул Бартли. — Неужто ты думаешь, я не мог поймать тебя? Четырнадцатилетнюю девчонку! Просто я увидел в твоих глазах неподдельный страх и позволил тебе уйти. Что же до тех ночей… Почему я заставил тебя впустить меня к себе? Потому что ты этого хотела. Ты обманывала себя и потому было легко тебя обмануть. Ты думаешь, что всегда будешь убегать от меня? Ты думаешь, я позволю твоему замужеству с этим пуританином встать между нами? Я скажу тебе кое-что, и ты поймешь, что я готов на все. Капитан Флейм вовсе не злодей, он превосходный капитан и достойный человек. Но лишь один на свете капитан должен повести корабль, на котором плывет Тамар. И этот капитан — я. И… так оно и случилось.

Она повернулась и посмотрела на него с изумлением.

— Придет ли конец твоим злодействам? — спросила Тамар.

Бартли многозначительно улыбнулся.

— Конец может быть только один.

Они плыли уже целый месяц, и интуиция подсказывала Тамар, что назревает эмоциональный взрыв.

Все, что делал или говорил Хьюмилити, до крайности раздражало ее, чувства к нему оборачивались ненавистью. Она смеялась про себя, видя, как он борется с собой. Они спали в одной каюте, и Хьюмилити, думая, что она беременна, мучился и желал ее. Тамар слышала, как он молился, лежа на верхней койке, и знала, о чем он просит Бога.

Ей не давали покоя мысли о Бартли. Она чувствовала, что в его руках ее судьба, так же как судьба корабля. Она знала, что он лишь ждет удобного случая.

Бартли унижал пуритан, как только мог, и вся команда следовала его примеру. Когда Хьюмилити подходил к группе моряков, они начинали пересыпать свою речь непристойными словами. А Хьюмилити, исполненный сознанием собственного долга, не обращал внимания на их уколы и изо всех сил старался обратить их в пуританскую веру.

Условия жизни на корабле повлияли на всех, кто к ним не привык. Штормы, страх при виде любого незнакомого судна, однообразная пища, все это, будучи вначале в новинку, в конце начинает раздражать пассажиров.

Дети быстро со всем освоились и чувствовали себя отлично. Они меньше страдали от качки, для них было главным поесть досыта. Пятеро старших детей Аннис — Кристиан, Ристрейнт, Пруденс, Фелисити и Лав14 нянчили грудных, а Чэрити, Пейшнс15, Джошуа, Мозес, Мэтью, Руфь и крошка Мирем играли в игры, в которых Дик всегда был заводилой.

Даже глядя на детей, Тамар тревожилась. Дик подрастал и все больше становился похожим на Бартли, разумеется, не внешностью, а характером и жестами, манерой говорить все напрямик. Дик старался во всем подражать капитану.

Вот и в этот момент Дик играл, представляя себя капитаном. С ним были и другие дети, каждому из них он давал какую-нибудь должность как моряку из своей команды.

Дик, раскрасневшийся, с сияющими глазами громко отдавал приказы. Он стоял, точно как Бартли, широко расставив ноги, и говорил так же, как он, гортанным и чуть хрипловатым голосом.

— Парус! Парус на горизонте!

Аннис тоже смотрела на них. Потом она что-то пробормотала себе под нос и бросила тревожный взгляд на свою госпожу.

— Что тебя беспокоит? — спросила Тамар. — У тебя печальный вид. Можно подумать, будто ты не ждала этого путешествия… годы…

— Я буду рада, когда ступлю на берег, — отвечала Аннис, — на новую землю… Тогда я в самом деле буду рада. Уж слишком долгое это путешествие и до того тяжелое… Ночью я вся дрожу в своей каюте, когда корабль перекатывается с боку на бок и матросы кричат.

— Быстрее догоняйте его! — кричал Дик. — Что стоите разинув рот? Веселее! Или, клянусь, я закую вас в кандалы. Все по местам! Поставить марсель! Отдать ему честь! Откуда ваше судно?

Роуан, которой была дана роль испанского капитана, крикнула:

— Из Испании. А откуда ваше?

— Из Англии! — крикнул Дик. — Дать ему бортовой залп и обогнать! Святой Георг за Англию!

— Да замолчи ты! — воскликнула Аннис. — Ты только и толкуешь про испанцев! Накликаешь беду!

— Все может статься, — презрительно ответил Дик. — Вы должны быть готовы! Сэр Бартли говорит…

Но Аннис с возмущением отвернулась. Ее испуганный взгляд остановился на Тамар.

— Мальчик обожает капитана, — сказала она дрожа.

— Аннис, — спросила Тамар, — что тебя тревожит?

— Вы меня спрашивали и прежде, миссис, это все из-за корабля…

— И капитана?

— Ну да. Из-за капитана и его команды. Ах, батюшки-светы! Не хотела бы я встать на пути сэра Бартли!

— Почему, Аннис?

— Потому что боюсь дьявольского взгляда его пронзительных голубых глаз. Он всегда был бешеным… еще до того, как он попал к туркам, а теперь стал еще свирепее.

— Это тебе кажется, потому что его крик раздается по всему кораблю, — с легкой иронией в голосе ответила Тамар.

— Вот-вот, он такой. Вы думаете, он добр к своим матросам? Вовсе нет. Он — суровый хозяин. А они ему преданы, что бы он с ними ни делал. В нем есть колдовская сила. Я это чувствую… дьявольская сила. И к тому же он насмехается над таким достойным человеком, как мистер Браун. Он приворожил юного Дика… и всех ребятишек. Глаза у них так и сверкают, стоит ему сказать им хоть словечко… Даже если он ругает их, они счастливы, что он позволяет им постоять рядом с ним. Жаль, что его никак нельзя спасти. Это была бы большая победа для праведных и потеря для дьявола.

— Дьявол никогда не выпустит из когтей этого человека! — сказала Тамар.

— Я боюсь всех этих грубых людей. Мне кажется, однажды что-то случится. Вы видите, какими глазами он смотрит на женщин? Некоторые из них, поди, месяцами не видят женщин. А тут столько женщин на борту… А капитан… он не сводит глаз кое с кого…

— Капитан смотрит на всех женщин, — возразила Тамар.

— Но на некоторых по-особенному. К примеру, на Полли Игл.

— Полли Игл!

— Ее первый ребенок не от Томаса Игла.

— Аннис, прекрати сплетничать.

— Хорошо, миссис. Я слыхала, что птицы, которых мы взяли на корабль, вот-вот передохнут. Помета там целые кучи, слабенькие цыплята прямо-таки вязнут в нем…

— Так ты говоришь, капитан и Полли Игл?

— Не теперь, миссис. Это было до нашего отплытия. Ведь вы сами знаете, волосы льняные, глазки голубые… Да, не теперь… Нынче капитан не сводит глаз лишь с одной…

— Ну, давай, продолжай…

— Это-то меня и пугает, миссис. Его глаза на загорелом лице так сильно сверкают. А как он обходится с мистером Брауном! Худо это. И я вижу, что это значит.

— Ты видишь слишком много, Аннис.

— Может, так оно и есть, только я прошу вас поостеречься. Нельзя играть с таким достойным человеком, как мистер Браун. И негоже вам играть с таким худым человеком, как сэр Бартли. Когда вы начинаете играть с такими мужчинами… ничего хорошего из того не выйдет. Вот я и боюсь, миссис, кабы не вышло худо!

— Неужто ты думаешь, Аннис, что я не сумею предотвратить ссору между ними?

— Нет, миссис. В вас есть колдовская сила, но и у Бартли она есть. Он объездил весь свет и повидал то, чего мы не видели. Я слыхала, что эти люди чудом спаслись, убежав из тюрьмы… чудом, да и только. Я смотрела на него, когда он кричал на своих людей. Этим кораблем управляет сам дьявол! Вот я и спрашиваю себя: неужто он продал душу нечистому за то, что тот вызволил его из плена?

— О нет! — крикнула Тамар. Она внезапно расхохоталась. — Он продал душу нечистому еще до того, как попал в плен к туркам.

Мимо них пробежали дети.

— Качай насос! Нас пробило насквозь. Корабль горит!

Тамар посмотрела на них невидящим взором, она думала о дьявольском огне, который светится в глазах Бартли.

— Слава Господу! — завопил Дик. — Огонь потушен. Позаботьтесь о раненых. Матросы! Вымыть палубу! Починить паруса и ванты! Заделать пробоины! С нами святой Георг!

«Скоро что-то должно случиться, — подумала Тамар, — это нечто надвигается все ближе и ближе».

Когда многие пассажиры заболели, Тамар стала помогать лекарю врачевать. У нее были отвары и настойки, и многие верили, что она скорее вылечит их, чем врач. Многие страдали от слишком соленой пищи, зловонного воздуха в каютах и грязи. Хьюмилити страдал не менее остальных, но он не лежал на койке, а обходил больных, молился вместе с ними, толковал с ними о том, какое занятие они выберут себе в новой стране.

Бартли использовал любую возможность поговорить с Тамар, и его слова служили доказательством того, что он, невзирая на ее замужество, собирается заполучить ее. Временами ей казалось, будто он собирается убить Хьюмилити. Он в своей жизни убил многих, так что значит для него одним больше, одним меньше?

В своих собственных чувствах ей было трудно разобраться. Тамар уверяла себя, что ей жаль Хьюмилити. Он слонялся по кораблю, бледный, изнуренный, думая о страданиях других, а не своих; и это вызывало в ней уважение. И все же, когда она находилась рядом с ним, ей хотелось мучить его, дразнить, вызывать в нем желание и тут же напоминать о положении, в котором она якобы находилась. Он раздражал ее, доводил до бешенства. Она уверяла себя, что ненавидит Бартли, что он плохой человек, жестокий и коварный. И все же, когда тот подходил к ней, ее сердце замирало от радости и билось сильнее. В глубине души она понимала, что присутствие Бартли на борту «Либерти» делало путешествие более интересным и волнующим, хотя и не желала признавать это.

— Ах! — воскликнул он однажды, останавливая ее, когда она проходила мимо с ящиками лекарств. — Тебе не следовало отправляться в подобное путешествие, раз ты ждешь ребенка…

— Кто сказал тебе, что я жду ребенка?

Он нагло усмехнулся.

— Люди говорят. Жена Джона Тайлера знает, Джон Тайлер тоже…

— Я велю Джону Тайлеру и его жене не соваться в мои дела. Что до тебя… так тебе не стоит обо мне заботиться и жалеть меня.

— Я всегда о тебе забочусь. И буду заботиться, пока жив.

— Мой ребенок не родится на этом корабле!

— Откуда ты знаешь?

— Знаю!

— Мистер Хьюмилити продолжает воздавать хвалу Господу за плодовитость его жены! Так говорит Аннис. Но она говорит еще кое-что. Она думает, что ее госпожа ошибается, что она вовсе не беременна.

Тамар густо покраснела.

— О, ты не должна сердиться на этих Тайлеров, — продолжал он. — Они простые, честные люди. Сам Тайлер болтлив, а жена не очень-то позволяет ему распускать язык. Но когда капитан оказывает ему честь, задавая вопросы, ему нелегко удержаться и не ответить на них.

— Как ты смеешь обсуждать меня с этими людьми?

— Не бойся. Это наш маленький секрет. Хьюмилити Браун твой муж, он человек добродетельный и спит с тобой из благочестия, а не по страсти. Превосходный человек! Он не занимается любовью, когда цель достигнута.

— Мне всегда была отвратительна твоя грубость. Сделай милость, веди себя прилично!

— Сделать тебе милость? О, как мне хочется сделать тебе приятное, угодить тебе. А как меня радует, что после того как я вернулся домой, ты не можешь выносить этого человека рядом с собой. Так ты, стало быть, сказала ему, будто ждешь ребенка, зная, что заставишь тем самым святошу держаться подальше от тебя?

Она слегка оттолкнула его и пошла дальше с высоко поднятой головой. Но в ушах у нее звенел его саркастический смех и на душе было неспокойно.

Ночью, когда поднялся сильный шторм, Тамар поняла, как сильно Хьюмилити страдает.

Весь день сильно штормило, а к вечеру всем пассажирам было ведено спуститься в каюты.

Тамар увела детей к себе в каюту и не спускала с них глаз. Маленькая Лорея дрожала от страха, и даже Дик был напуган. Настоящий шторм был страшен, не то что воображаемый во время игр. К тому же им приходилось сидеть в каюте, как велел им Бартли. Во время игр Дик, стоя на палубе в воображаемый шторм, отдавал команде приказы.

— Это сильный шторм? — спросила Роуан.

— Не такой сильный, как тот, про который мне рассказывал сэр Бартли. Тот был в Бискайском заливе.

— Мне не страшно, — заявила Роуан.

— А кто сказал, что тебе страшно?

— Знаешь, а почти все боятся… Аннис и Джон чуть ли не целый день молились. А что, если корабль пойдет ко дну?

— Сэр Бартли этого не допустит.

— Он сказал, что это паршивое старое корыто, никчемное старое корыто. Так он сказал. Я думаю, ему не нравится этот корабль.

Дик засмеялся.

— Капитаны всегда так говорят. А на самом деле каждый капитан любит свой корабль. Если «Либерти» потерпит крушение, мы сядем в шлюпки. А может, нас захватят пираты…

Лорея начала плакать.

— Успокойтесь! — сказала Тамар двум старшим. — Все будет в порядке, дорогая. Наш корабль не потонет.

— Откуда ты знаешь, матушка? — спросил Дик.

— Потому что капитан не даст кораблю потонуть.

Она заметила, что дети готовы поверить этому.

Качка усилилась. Ветер отчаянно завывал, волны кипели и с силой ударяли о борт хрупкого «Либерти». Вошел, спотыкаясь, Хьюмилити.

— Ужасная ночь, жена. Ужасная ночь. Я только что услышал страшную новость. Человека смыло за борт.

— Человек за бортом! Человек за бортом! — резко закричал Дик.

— А они не могут спасти его? — спросила Тамар.

Хьюмилити посмотрел на нее и не ответил. Он не хотел говорить при детях, что в такой шторм спасти упавшего в воду невозможно.

— Это один из матросов, — объяснил Хьюмилити, — вчера я слышал, как он изрыгал ужасные проклятия. Как знать, что ждет нас завтра?

Тамар с мрачным видом подумала, что если шторм усилится, то завтра для них может и не быть. «Либерти» корабль непрочный, а такой шторм не всякий мощный корабль выдержит.

Что-то сейчас делает Бартли? Она с гневом подумала, что он должен был знать, какой опасности подвергает их.

Она прижала детей к себе. Маленькая Лорея захныкала. Страшный грохот, дикое завывание ветра и бешеная качка до смерти испугали малышку.

Хьюмилити перевел взгляд с жены на детей и сказал:

— Мы не можем опуститься на колени, корабль слишком сильно качает. Будем молиться стоя. Господь простит нам это. Дети, молитесь вместе со мной. Будем молить Бога помочь нам пережить эту ночь, коли на то будет Его святая воля.

— Если на то будет Его воля, незачем и просить Его об этом. А если Его воли на то не будет, тоже незачем и просить Его. Вы зря тратите слова.

— Я не желаю, чтобы моя жена произносила столь недостойные слова… да еще в такую пору.

— В такую пору! Так вы в пору опасности ждете от меня слезливого лицемерия? Что же я должна сейчас просить Бога о помощи, коли раньше ее не просила?

— Вы намеренно не желаете меня понять.

— О нет! — крикнула она. — Я отлично вас понимаю.

«Да, — думала она, — я понимаю, что ненавижу вас, муж мой! Что я стыжусь, что вышла за вас и родила от вас детей. Я хочу лишь Бартли… хочу столь же страстно, как он хочет меня. Быть может, это не любовь. Но сколь глупа я была, ожидая любви! И надо же думать об этом в такую минуту! Кто знает… через секунду… через час, прежде чем настанет утро, корабль может разломиться пополам, и мое тело, и тело Бартли опустятся на дно морское».

Глядя на мужа, который сидел вцепившись в койку и с закрытыми глазами шептал слова молитвы, Тамар почувствовала, как на нее нахлынула огромная волна ненависти, столь же сильная, как ветер, который рвал снасти, как волны, которые колотились о борта корабля со злобной решимостью потопить его.

Хьюмилити открыл глаза, и она заметила, что муж бросил на нее взгляд и быстро отвернулся.

Он подумал, что Тамар выглядит моложе, чем в последнее время, походит на юную девушку, какой была до рождения детей, когда смотрела, как он работает в саду, и дразнила его. В этот момент щеки ее розовели. Волосы рассыпались по плечам, и она не хотела прибирать их. Он знал, что девушка дразнит его, склоняет к греху. Она соблазняла его, зная, что дьявол стоит рядом с ним и шепчет ему, как когда-то шептал Иисусу. Дьявол показывал ему его жену, как показывал Иисусу земное царство. «Она — твоя жена, — говорил дьявол, — а разве желание спать с женой — плотская похоть?» — «Для такого, как я, да», — ответил он. «Да ведь она же твоя жена», — настаивает голос из темноты. «Я взял эту женщину лишь для того, чтобы нарожать детей для Нового Света, а вовсе не за красоту. А еще оттого, что у нее буйный нрав и она нуждается в постоянном наставлении. Тело у нее хорошее, сильное, предназначенное для родов… Я вовсе не из-за похоти… не из-за похоти…»

Но огонь затаенной ненависти в глазах Тамар говорил ему: «Ты обманываешь себя, Хьюмилити. Чувство, которое ты испытываешь ко мне, называется похотью. И однажды, стоя пред троном Господа Всемогущего, тебе придется признать это».

Хьюмилити закрыл глаза, чтобы не видеть ее красоту и этот огненный, пронзительный взгляд. Он молился о том, чтобы шторм не потопил корабль, чтобы они могли достичь земли обетованной и вести праведную жизнь. Он молился, чтобы не уступить этой чувственной распутной женщине, соблазняющей его. Он молил Бога о спасении корабля, но его тайная мольба была о спасении души.