- Это будет просто чудесно!
      Я вновь была счастлива, уверяя себя в том, что в конце концов все уладится.
      В течение дня я пришла к выводу, что беспокоилась понапрасну, что до ночи еще далеко и что чувства Ричарда ко мне, видимо, еще не угасли.
      Он горел желанием показать мне все достоинства замка и преуспел в этом. Несомненно, он любил свой дом. Я шла за ним по лестнице, освещенной небольшими фигурными окошками под потолком, на которые он обратил мое внимание, а затем он показал, как потолочные балки формируют спиральный свод - весьма необычную, по его словам, конструкцию. Он любовно похлопал по перилам из кирпича и сказал, что в постройку этого замка было вложено много усердного труда. Замок в Камберленде был задуман как крепость и в течение пяти последующих веков постепенно приспосабливался к повседневным нуждам, в то время как Фар-Фламстед с самого начала строился как удобное жилье.
      В галерее висели портреты его предков.
      - Некоторые из них я перевез сюда из старого замка, - сказал он, - По ним видно, что в нашей семье всегда были сильны военные традиции.
      Затем мы прошли в домовую церковь со сводчатым потолком, деревянные балки которого были украшены розами Тюдоров. Меня тут же охватил озноб, и пока мы шли по каменным плитам, мной постепенно овладевали дурные предчувствия и одновременно чувство тоски по дому и по моим близким.
      Это ощущение было настолько сильным, что в какой-то момент я была готова бежать из этого дома, прыгнуть в седло и скакать что есть сил в юго-западном направлении.
      - Что случилось? - встревожился Ричард.
      - Не знаю. Здесь так холодно.
      - Да. И слишком мрачно.
      - У меня такое чувство, что здесь что-то произошло.
      - Здесь, в алтаре, был убит священник. Во времена королевы Елизаветы одна из женщин в нашем роду была католичкой. Она прятала здесь католического священника. Ее сын застал священника за служением мессы и убил его.
      - Как это ужасно... А он не появляется здесь, этот священник?
      - Он умер на месте.
      - Вы верите в то, что люди, погибшие насильственной смертью, могут появляться на месте преступления?
      - Я думаю, что это сказки. Стоит только представить себе, сколько людей погибло насильственной смертью. Мир был бы просто заполнен привидениями!
      - Но, может быть, так и есть?
      - Ах, милая моя, это все фантазии. А церковь вам не понравилась. Сейчас мы не держим домашнего священника, и я не думаю, что король примет законы против католиков, поскольку его жена - верная последовательница этой религии.
      - Но к пуританам он не столь благосклонен.
      - Ну, это совсем другое дело.
      - Это тоже называется нетерпимостью.
      - Несомненно. А вы придаете этим вопросам большое значение?
      - Не слишком большое. Просто у нас в Корнуолле иногда устраивают охоту на ведьм.
      - Такое происходит не только в Корнуолле, но и по всей стране, и длится уже не первое столетие.
      - Но если существует колдовство и если есть люди, желающие заниматься колдовством, то почему не разрешить им это занятие?
      - Потому что это - поклонение сатане, и говорят, что ведьмы часто накликают смерть на своих недоброжелателей.
      - По-моему, среди них есть и добрые.., белые ведьмы. Они хорошо знают целебные травы, лечат людей, но они погибают точно так же, как и злые.
      - Несправедливость существовала всегда.
      - Но ведь сторонники католической веры или пуритане никому своей верой не вредят.
      - В определенном смысле это так, но, по моим наблюдениям, все эти секты непременно желают навязать свою волю остальным, и вот из-за этого происходит множество серьезных конфликтов.
      - Возможно, когда-нибудь люди придут к выводу, что следует позволить всем верить так, как они считают нужным.
      - Я вижу, что вы идеалистка. А кроме того, я вижу, что вам пора покинуть эту церковь. Давайте лучше пройдем в солярий . Это самая теплая комната в доме. Я представляю вас сидящей там в солнечный день с иглой в руке за вышивкой гобелена, который вы потом повесите на стену, где он провисит века.
      - Мне тоже этого хочется.
      - Вы сами выберете сюжет. Каким он будет?
      - Только не война. Ее и так слишком много в мире. И мне это не нравится.
      - И вы вышли замуж за солдата!
      - Я думаю, вы из тех солдат, что бьются за правое дело.
      - А вы, я уверен, будете мне верной и любящей женой.
      - Я буду стараться, но вам придется набраться терпения. Я знаю, что мне нужно еще многому научиться.., э.., относительно брака...
      - Милая моя, - сказал он, - нам обоим предстоит еще многому научиться.
      В солярии у меня поднялось настроение. Он был обращен на юг, и сквозь громадное полукруглое окно в помещение лилось солнце. Портьеры были темно-синего цвета с золотой бахромой, а приоконные сиденья покрывали подушки такого же оттенка. Очень красив был потолок с лепными украшениями и с росписью, изображавшей двух херувимов, летящих на облаке и несущих фамильный герб. Эта залитая светом, полная ярких цветов комната резко контрастировала с холодной темной церковью.
      На одной из стен висел гобелен.., и опять на нем была запечатлена батальная сцена, как оказалось на этот раз - битва при Гастингсе. Ричард сообщил мне, что этот гобелен - предмет семейной гордости, поскольку все предки прибыли в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем.
      Из солярия мы прошли в Королевскую палату, названную так в честь короля, который однажды переночевал здесь. Специально для него тут был устроен камин из кирпича. Ричард с гордостью обратил мое внимание на четырехскатный свод и великолепно украшенные стены Сам король изволил разрешить поместить над дверью королевское орудие.
      - Вы полагаете, что он когда-нибудь снова приедет сюда? - спросила я.
      - Это не исключено.
      Я попыталась представить себя в роли хозяйки, принимающей короля и королеву, и не смогла.
      - У короля безупречные манеры, - сказал Ричард - Он настолько очарователен, что у вас не возникло бы с ним никаких проблем. Но сейчас он так занят государственными делами, что нам вряд ли стоит ждать его визита.
      Он повернулся ко мне, обнял и нежно поцеловал меня в лоб.
      - Вы напрасно сами себя расстраиваете, Анжелет, - сказал он. - Вы все время боитесь с чем-то не справиться. Позвольте уверить вас.., через некоторое время вы будете удивляться тому, что чего-то боялись.
      Я поняла: он хочет сказать, что все у нас с ним будет в полном порядке, и сразу почувствовала себя такой же счастливой, как в тот день, когда он сделал мне предложение и брак казался мне самым увлекательным приключением.
      В радостном настроении я продолжала осмотр дома. Мне было показано такое количество спален, что я просто сбилась со счету. Многие из них назывались в соответствии с господствующим в оформлении цветом: Алая комната, Синяя, Золотая, Серебряная, Серая. , и так далее. Помимо этого были: комната с Панелями, комната Гобеленов и комната Пажей, в которой хранились всевозможные изделия из фарфора.
      Ричард хотел пройти мимо одной из дверей, не открывая ее, и я тут же спросила, что там такое - О, это самая обыкновенная комната, - ответил он. - В ней нет ничего особенного.
      Он открыл дверь, но мне показалось, что он сделал это с большой неохотой. Именно поэтому мне страшно захотелось узнать, что же такое находится в этой комнате.
      Оказалось, что Ричард был прав. В этой комнате не было ничего особенного. Там стояли стол, кресла и буфет с изящно изогнутыми боковыми стенками.
      - А как называется эта комната? - спросила я.
      - По-моему, ее называют комнатой Замка.
      - О, я понимаю почему. Отсюда очень хорошо виден "Каприз".
      Я подошла к окну и выглянула в него. Ричард остановился рядом, и я почувствовала, как он напряжен. Я поняла, что он не хотел показывать мне эту комнату. На меня нахлынуло то же неприятное чувство, что и в церкви. Из окна открывался прекрасный вид на замок. Действительно, под лучами солнца его камни выглядели почти белыми. Замок был окружен очень высокой стеной, и вполне логично, что эта комната называлась комнатой Замка, поскольку она была расположена так, что именно отсюда открывался вид на миниатюрную крепость.
      - Как жаль, что его окружает такая высокая стена, - вздохнула я, - она кажется не такой старой, как здание.
      - Вы очень наблюдательны. А как вы это определили?
      - Просто она выглядит новее. Когда ее построили? Он заколебался.
      - Э-э-м-м.., около десяти лет назад.
      - Так это вы ее построили?
      - Да. Я приказал ее построить.
      - Зачем?
      - Наверное, чтобы оградить "Каприз".
      - Не легче ли было просто снести его.., тем более, что он такой ветхий и вам не нравится?
      - Разве я сказал, что он мне не нравится?
      - Ну, я так поняла.., вы же назвали его "Каприз", и вообще...
      - Так его назвал не я. Это сделали другие задолго до моего рождения.
      - Я думаю, вам не хотелось разрушать то, что с таким трудом возвел ваш предок, и поэтому вы решили оградить замок стеной, чтобы люди не смогли посещать это опасное место.
      - Да, - коротко ответил он и решительно развернул меня спиной к окну.
      Он умел дать понять, что вопрос исчерпан, и я уже научилась воспринимать такие намеки. Мой муж был человеком, который привык к беспрекословному подчинению. Как дисциплинированный солдат, я считала это совершенно естественным.
      Бегло осмотрев комнату, я сказала:
      - Она выглядит вполне обжитой.
      - Обжитой? Что вы имеете в виду? Этой комнатой очень редко пользуются.
      - Значит, я ошиблась. А что находится в этом буфете?
      - Я не знаю.
      - Может быть посмотрим?
      - О, у нас впереди еще столько интересного! Я хочу, чтобы мы поднялись на крышу.
      - Крыша! Это звучит соблазнительно! Он плотно захлопнул дверь комнаты Замка и повел меня вверх по винтовой лестнице. Воздух наверху был свежим, но теплым. Я стояла и дышала полной грудью. Отсюда были видны сады, поросшие лесом холмы и где-то вдалеке - дом. Я внимательно разглядела орнамент на башнях и поискала взглядом "Каприз", но с этой стороны здания его не было видно.
      По пути вниз мы вновь попали в галерею, и я задержалась, чтобы рассмотреть портреты. Там находился и прекрасный портрет самого Ричарда, а рядом с ним портрет молодой женщины. Даже не задавая вопросов, я поняла, что это его первая жена, и мне не удалось скрыть свое любопытство. Она была красивой и очень молодой - моложе меня. Ее чудесные волосы были зачесаны высоко вверх, поэтому лицо казалось маленьким, и на нем выделялись большие синие глаза. Выражение ее лица заворожило меня. Оно было таким, будто девушка умоляла помочь ей, будто она чего-то боялась.
      Ричард сказал:
      - Да, это Магдален.
      - Магдален... - повторила я.
      - Моя первая жена.
      - Она умерла совсем молодой?
      - Девятнадцати лет.
      Меня охватило все то же, уже ставшее знакомым, неприятное чувство. Я не могла не представлять ее вместе с ним и знала, что это ощущение будет возвращаться.
      - Она тяжело болела?
      - Она умерла при родах.
      - Значит, был и ребенок?
      - Случилась двойная трагедия.
      И вновь последовала не высказанная вслух команда: хватит говорить об этом.
      "Ну что ж, - подумала я, - это понятно".
      После этого мы пошли осматривать внешние строения, и меня просто восхитила конюшня. Осмотрев гумно, прачечную, винные погреба, я окончательно уверилась в том, что стала хозяйкой богатого поместья.
      Я сказала:
      - Мне надо написать письма матери и сестре и рассказать им о своем новом доме.
      - Это необходимо сделать.
      - А когда сестра выздоровеет, они смогут приехать к нам в гости.
      - Обязательно, - уверенно подтвердил он, и я стала представлять себе их визит.
      - С какой гордостью я буду показывать им все это! - воскликнула я.
      Очень довольный, он сжал мою руку. После обеда мы оседлали лошадей и отправились на прогулку, так как он хотел, чтобы я познакомилась с окрестностями. Имение было небольшим: фамильные земли располагались в Камберленде, а Фар-Фламстед был всего лишь загородным домом солдата. Земли: огороды, сады, луга и еловая роща содержались в образцовом порядке.
      Вечером, как и накануне, мы вместе поужинали. Как и накануне, мы разделили ложе под бархатным пологом.
      ***
      Две недели мы провели по определенному распорядку. Каждое утро он отправлялся в библиотеку поработать, а я была предоставлена самой себе и прогуливалась по угодьям замка, составлявшим примерно десять акров. Здесь были розарий, пруд с рыбой, огород и сад с целебными травами. Я написала подробные письма маме и Берсабе. Матери я детально описала растущие здесь цветы и то, как сказывается на них более прохладный и сухой местный климат. Писать Берсабе оказалось труднее. Я слишком часто представляла ее лежащей в постели, где ей нужно было провести еще довольно длительное время, восстанавливая силы, по выражению матери, и поэтому мне казалось неудобным слишком подробно расписывать то счастье, которое я, несомненно, переживала, хотя вообще природа счастья такова, что ощущение счастья бывает обычно мимолетным, а если оно и длится в течение всего дня, то это - редкий день. То, что мне предстояло проводить ночи с мужем, меня уже не пугало, а скорее приводило в смущение. Об этой стороне супружеской жизни я никогда раньше не задумывалась, и мне постоянно казалось, что мужчина, обнимающий меня по ночам за красным пологом огромной кровати, - какой-то незнакомец, а не тот благородный, достойный, полный самообладания человек, который был со мной днем.
      Я нежно любила его. Я никогда в этом не сомневалась, а то, что временами в своей дневной ипостаси он вдруг становился каким-то далеким, отстраненным, делало его еще более загадочным и привлекательным. Я живо представляла, как объяснила бы это мать: "Ты вышла замуж очень молодой. Если бы я была рядом с тобой, мы бы поговорили, и я объяснила бы все, что тебе предстоит. Тебя следовало подготовить. Но все произошло так быстро, так неожиданно, что тебе пришлось немножко поплутать в потемках. Не бойся.
      Ты любишь его, а он любит тебя. Ты его слегка побаиваешься, поскольку он занимает высокий государственный пост. Ну что ж, это хорошо, когда мужа уважают..."
      Интересно, чувствовала ли она то же самое с моим отцом?
      Конечно, если бы рядом со мной была Берсаба, я могла бы поговорить с ней. Но заставить себя изложить на бумаге самые потаенные мысли даже в письме к ней я не могла.
      После обеда, когда Ричард заканчивал работать, мы отправлялись на верховые прогулки. Ему нравилось показывать мне окрестности. Он прекрасно знал природу и особенно любил деревья. Указывая на дерево какой-нибудь породы, он подробно рассказывал о нем; а вокруг Фламстеда росло множество самых разных деревьев. Прогулки с Ричардом немного смахивали на урок ботаники. Например, он останавливался возле ручья, где росли ивы.
      - Видите, как они любят мокрую землю, - показывал он. - Смотрите, корни почти погружены в воду. Это мужское дерево - у них с женским разные цветки Вы, должно быть, видели, как весной на этих деревьях распускаются пушистые серебристые почки. Так вот, у мужских деревьев кончики почек золотистые, а у венских - зеленые. Когда они в цвету, их ветви словно усеяны комочками светлой шерсти.
      Рассказывал он о шотландских соснах и тисах.
      - Посмотрите на этот тис. Он растет здесь уже более сотни лет. Не наводит ли это вас на размышления? Представляете, как много он видел? Он уже рос здесь, когда королева Елизавета вступила на престол - и даже раньше, когда ее отец, Генрих VIII, разгонял монастыри и отказался подчиниться Риму.
      - В тисах есть что-то зловещее, - заметила я.
      - Ну, разве только то, что они ядовиты для скота - Нет, в них есть что-то колдовское. Можно подумать, что они обладают неким тайным знанием. Но ведь их ягоды не ядовиты? Птицы клюют их.
      - Милая славная Анжелет, вы всегда пытаетесь во всем найти частицу добра. Надеюсь, вы такой и останетесь.
      Он долго рассказывал о тисах: они очень медленно растут и вполне могут прожить больше тысячи лет, у них тоже разнополые цветки, причем мужские цветки маленькие, кругленькие и желтые, на тычинках шапочки пыльцы; женские цветки небольшие, овальной формы и растут только на обращенной к земле части ветвей.
      Я сознавала, что он хотел указать мне на сходство законов природы, по которым живут растения и люди. Он чувствовал мое смущение и давал мне понять, что следует привыкать к тому, что показалось поначалу несколько странным и пугающим. Разве не так все происходит в мире с момента творения и разве не таков естественный путь размножения всего живого?
      Я жадно слушала и старалась показать, что все понимаю и готова воспринимать жизнь такой, какая она есть.
      О деревьях он мне рассказывал бесконечно, утверждая, что они - самое совершенное творение природы. Нет времени года, когда деревья не удивляют своей красотой. Весной они доставляют радость появления почек, зародышей будущих цветов; летом они поражают богатством своей кроны, а осенью - буйством красок, вечным источником вдохновения художников; но лучшее время года - зима, когда обнаженные ветви четко вырисовываются на фоне ясного неба.
      - Я и не думала, что вы можете быть столь лиричны, - призналась я.
      - Обычно я опасаюсь насмешек, - сказал он.
      - Но только не с моей стороны.
      - Конечно.
      Я вновь почувствовала себя счастливой.
      Потом он показал мне осину, и мне было очень интересно наблюдать, как она трепещет при легких дуновениях ветерка.
      - Говорят, что крест, на котором распяли Христа, был сделан из осины, и с тех самых пор осина дрожит.
      - Вы верите в это? - спросила я. Он покачал головой.
      - Листья дрожат так сильно, потому что у них длинные и тонкие черенки.
      - Вы ищете для всех явлений логичное объяснение?
      - Стараюсь.
      Мне удалось узнать о нем много нового. По вечерам он любил рассказывать о битвах, в которых принимал участие, а я старалась усвоить услышанное. Как ни странно, у него были наборы оловянных солдатиков, вроде тех, в которые играют дети, - пехотинцев и кавалеристов. Увидев их впервые, я была изумлена. Менее всего я готова была представить Ричарда играющим оловянными солдатиками. Но выяснилось, что это было не совсем игрой. Расстелив большой лист бумаги, он рисовал на нем план местности, а затем располагал на нем солдатиков и объяснял мне, как были выиграны или проиграны те или иные сражения.
      Передвигая солдатиков по бумаге, он очень оживлялся.
      - Вы видите, Анжелет, пехотинцы промаршировали сюда, но они не знали, что за этим холмом их поджидала кавалерийская засада. Она, как видите, была очень удачно расположена со стратегической точки зрения - совершенно незаметна со стороны. Командир пехотинцев, конечно, совершил ошибку. Ему следовало сначала выслать отряд разведчиков и изучить позиции противника.
      Я старалась внимательно следить за его разъяснениями, поскольку хотела доставить ему удовольствие, а кроме того, он выглядел очень трогательно со своими оловянными солдатиками. В эти моменты он казался совсем молодым и каким-то беззащитным.
      Мне очень хотелось быть искренне заинтересованной этими битвами, но я была вынуждена притворяться. Я никогда не любила разговоров на военную тему. Мать говорила, что войны вспыхивают по прихоти амбициозных властителей, и хотя они приносят одной из сторон временные преимущества, в конечном итоге все они несут только вред. Конечно, иногда у нас дома вспоминали о поражении Испанской Армады, но то была морская битва, в которой, к тему же, мы дрались за свою жизнь г свободу.
      Итак, но вечерам я наблюдала за тем, как он разыгрывал на столе битвы. Иногда он предлагал мне сыграть в шахматы ту самую игру, в которой я никогда не отличалась. Мы с Берсабой, бывало, играли между собой, но я так редко выигрывала, что эти дни стоило отмечать в календаре красным цветом.
      По окончании игры Ричард внимательно изучал сложившуюся позицию и разъяснял мне мои ошибки, а зачастую вновь ставил на доску уже взятые фигуры, предлагая разыграть иной вариант продолжения.
      Несомненно, он был рожден для того, чтобы обучать и командовать, но особенное удовольствие он, судя по всему, получал, воспитывал именно меня. Иногда мне казалось, что он относится ко мне как к ученице - любимой, заслуживающей всяческого снисхождения, но тем не менее нуждающейся в твердой руке хорошего воспитателя.
      Впрочем, я и не возражала. Я была рада этому и изо всех сил старалась доставить ему удовольствие. Мне следовало помнить о том, что я кажусь ему почти ребенком. Я, конечно, собиралась взрослеть, учиться находить удовольствие в том, что доставляло удовольствие ему, учиться заранее просчитывать ходы в шахматной партии и учиться понимать, почему пехоте надо было броситься вперед, а не оставаться на месте - или наоборот.
      Так и шла моя жизнь в течение двух недель по установившейся колее: нежный учитель и его ученица.
      Но вот однажды приехал гонец. Он был одет в форму гвардейцев короля, и при нем было письмо, адресованное Ричарду.
      Они надолго уединились в библиотеке, а потом Ричард послал за мной одного из слуг.
      Я спустилась в библиотеку, и Ричард несколько натянуто улыбнулся мне. Представив капитана, он сказал:
      - Завтра я уезжаю, Анжелет. Мне необходимо ненадолго отправиться на север нашей страны. На границе возможны беспорядки.
      Я знала, что не должна показывать свое разочарование. Он не раз говорил, что жена солдата всегда обязана быть готова к неожиданностям такого рода, поэтому я постаралась проявить себя именно такой женой, какой он желал меня видеть. Я только спросила:
      - Какие распоряжения отдать слугам в связи с вашим отъездом?
      Мой голос слегка задрожал, но в ответ я получила теплый одобрительный взгляд.
      На следующий день он покинул Фар-Фламстед.
      ***
      Без него дом выглядел совсем по-иному. У меня вдруг появилось странное чувство: будто бы дом втайне насмехался надо мной, зная, что теперь я отдана на его милость или немилость. Впрочем, я всегда страдала избытком воображения, мне определенно не доставало логического мышления, которое так ценил Ричард. Он уехал во второй половине дня, и я, поднявшись наверх, долго смотрела ему вслед из окна. Затем я спустилась по винтовой лестнице и по пути остановилась у дверей комнаты Замка. Моя рука лежала на ручке двери, но я все еще колебалась. По какой-то причине он не хотел, чтобы я посещала эту комнату. Что должен подумать обо мне муж, узнав, что уже через полчаса после его отъезда я поторопилась войти в нее? Я решительно развернулась и пошла в нашу спальню - Я стояла и смотрела в окно. Отсюда были видны лишь зубчатые стены замка, и мне вспомнилось, как сурово он втолковывал мне, что к замку подходить нельзя. Я отвернулась от окна и, усевшись на приоконное сидение, стала разглядывать кровать с пологом на четырех столбиках. Сегодня мне предстояло спать в ней одной, и не стоило убеждать себя в том, что это меня не радует, - слишком явным было чувство облегчения.
      "Люди ко всему привыкают", - твердила я себе. А припоминая законы природы и лекции по ботанике, я начала подумывать о том, что скоро станет известно, ожидаю ли я ребенка. Можно было не сомневаться в моих чувствах по этому поводу. Я уже представляла, какие письма напишу домой.
      Есть в одиночку было тоже непривычно, и я сразу заметила, что манера поведения слуг изменилась - они действовали без обычной военной четкости. Еще одной чертой характера Ричарда была нетерпимость к любой расхлябанности. Он всегда являлся в точно назначенное время, а теми двумя случаями, когда я немного опаздывала, он был откровенно недоволен, хотя и промолчал.
      Время после ужина тянулось нестерпимо долго. Я решила пойти в библиотеку, но, как выяснилось, в ней содержалась в основном военная литература. "Ну что ж, - сказала я себе, - ты вышла замуж за солдата".
      Наконец пришла пора отправляться в кровать.
      Какой большой она показалась, какой роскошной и удобной! Я спала как убитая, но, проснувшись утром, ощутила одиночество, потому что его не было рядом.
      "Жизнь, - убеждала я себя, - соткана из контрастов: света и тени, радости и грусти". Весь день я тосковала по нему, но к ночи, признаюсь, мое настроение поднялось.
      Утро я, как всегда, провела в саду, затем в одиночестве пообедала, и оказалось, что впереди еще почти целый день. Проехаться верхом? Но если бы мне хотелось предпринять сравнительно дальнюю прогулку, то, как и дома, пришлось бы взять с собой грумов в качестве сопровождающих, поэтому особенного желания выехать я не испытывала.
      Я решила подняться по винтовой лестнице на крышу и полюбоваться открывающимся оттуда видом, но, проходя мимо комнаты Замка, я испытала такое искушение войти, что не смогла ему противиться. Уже стоя на пороге, я ощутила тревогу, наверно оттого, что знала, что совершаю поступок, который не одобрил бы мой муж.
      Это была обыкновенная комната: стол, стулья, небольшой письменный столик и буфет для посуды. И что здесь могло быть необычного? Разве что прекрасный вид на маленький замок.
      Замок! Эта комната! Запретное место. Отчего же? Если здание в опасном состоянии, если камни готовы рассыпаться, так почему не снести его? Оно совершенно бесполезно, но его воздвиг предок. Однако, для человека, который привык опираться только на логику, это было недостаточным аргументом. Я прекрасно понимала, как он говорил, склонившись над своими оловянными солдатиками: "В данном месте пехота бесполезна.., совершенно бесполезна. А если ее перебросить вот сюда, тогда.., вот тогда она прекрасно выполнила бы свою задачу, и все пошло бы совсем иначе".
      На этом месте можно было бы построить другое здание. Приносящее пользу. Или разбить сад.
      Я подошла к окну и, встав коленями на скамью, выглянула в него. Действительно, какой-то абсурд. Самый обычный скромный небольшой дом со скалящими зубы горгульями на башенках и игрушечными навесными бойницами, из которых никто никогда не лил на наступающего врага кипящее масло или смолу.
      Я вновь осмотрела комнату. "Обжитая", - пробормотала я. И в самом деле, она выглядела так, словно в ней жили. Только неизвестно кто. Я попыталась открыть дверцы буфета. Они были заперты, но в одном из открытых ящиков нашелся ключ. Я отперла дверцы. Внутри было полным-полно всякой материи.
      Это возбудило мой интерес. Ведь Ричард сказал, что было бы неплохо заняться гобеленами, да я и сама решила, что это будет для меня вполне подходящим делом во время его отсутствия, - и вот передо мной самые разные ткани. Я решила хорошенько рассмотреть их. Здесь были куски разных размеров. Открыв другой ящик, я нашла множество шелковых ниток самых разнообразных оттенков.
      Я доставала по одному куски ткани и разворачивала их на столе, и вдруг па пол упал небольшой пестрый лоскуток. Подняв его, я поняла, что это один из тех образчиков, при помощи которых, как принято думать, в девочках воспитываются прилежание и аккуратность. Этот образчик был весь расшит аккуратными крестообразными стежками. В свое время мне удалось создать нечто подобное, а вот Берсаба свою работу испортила и пошла жаловаться матери, говоря, что не видит смысла убивать время на эти крохотные стежки (хотя, по справедливости сказать, у Берсабы они получались не такими уж и крохотными), вышивая все буквы алфавита, цифры от единицы до девяти и обратно, стих из Евангелия: "Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное" или еще что-нибудь в этом роде, а в конце - собственное имя и дату. Наша мать согласилась с доводами Берсабы и не стала заставлять ее заканчивать работу Я же свою закончила, и мать с гордостью показала ее отцу.
      Это был такой же образчик.
      Буквы в алфавитном порядке, цифры и: "Да не будут губы мои злословить и не солжет язык мой", "Мудрость дороже всех богатств". И ниже: "М.Хэрриот в году Господнем 1629".
      Я поняла, это Магдален. Она здесь шила. Это была ее комната. Именно поэтому Ричард и не хотел, чтобы я заходила сюда.
      ***
      Теперь, когда здесь не было Ричарда, отношение слуг ко мне заметно изменилось. Миссис Черри любила поболтать, и мои посещения кухни стали гораздо более продолжительными.
      Ричард настоятельно просил меня изучить обязанности хозяйки дома, но как раз в этой области у меня были самые солидные познания, поскольку наша мать всегда была с головой погружена в домашние заботы я старалась воспитать нас в том же духе. В хозяйственных делах я разбиралась лучше, чем Берсаба, и в Тристан Прайори мне частенько по утрам доводилось бывать на кухне, выслушивая распоряжения на день, которые мать отдавала слугам.
      Так что трудностей с миссис Черри у меня не возникало. Она прониклась ко мне уважением.
      Я взяла за обыкновение приходить по утром на кухню и сообщать, чего бы мне хотелось на обед и ужин. Потом она садилась рядом со мной и заводила разговоры. Она производила впечатление женщины, весьма довольной жизнью.
      Меня она называла "госпожа", как и все остальные слуги, а говоря о генерале, снижала голос до шепота, подчеркивая этим свое уважение к нему.
      Я спросила, приходилось ли ей готовить для большого количества гостей, и она сказала, что да и что бывают случаи, когда в доме полным-полно гостей.
      - Военные джентльмены, - сообщила она. - Они приезжают сюда обычно на несколько дней. Генерал приезжает вместе с ними прямо из Уайтхолла. Большинство из них - хорошие едоки, да и пьют они немало. Вот почему генерал держит такой прекрасный винный погреб. Мой Гарри говорит, что у нас чуть ли не лучшая мальвазия и мускаты во всей Англии.
      - Вы должны поподробнее рассказать мне, что именно здесь происходит в таких случаях, миссис Черри. Я хочу в случае чего не ударить в грязь лицом.
      - Вы можете положиться на меня да и на Черри с мистером Джессоном. Мы уж позаботимся о том, чтобы и все остальные крутились как положено - вы понимаете, что я имею в виду. Для нашего генерала мы в лепешку разобьемся.
      - Должно быть, ему трудновато приходилось столько лет без хозяйки?