Глава 3

– Мисси? – переспросила Дайана. Она повернулась и посмотрела на Квентина. – Ты ее знаешь? В смысле, это реальная девочка? – Голос Дайаны дрожал. Сама она напряглась, словно готовилась убежать.

Квентин, справившись с волнением, вдруг почувствовал, что, непроизвольно схватив Дайану за руку, стиснул ее слишком сильно. Девушка, правда, этого не замечала. Улыбнувшись через силу, Квентин разжал пальцы.

– Прекрасный рисунок, – сказал он и ободряюще кивнул. – Особенно тебе удались глаза. Этот печальный взгляд трудно забыть.

– Но... Я не знаю ее. И я первый раз в жизни слышу имя Мисси.

– Возможно, ты просто забыла, – предположил он. – Ты видела ее очень давно.

– Что?

Квентин выругался про себя и решил сменить подход:

– Послушай, Дайана, давай поговорим обо всем за ленчем.

– А почему бы не поговорить обо всем здесь? – резко ответила она. Девушка опустила глаза, почувствовав его пальцы на своем запястье, и отдернула руку. – Квентин, кто такая эта Мисси?

Он заставил себя снова посмотреть на рисунок и получше разглядеть его, думая о том, есть ли на самом деле сходство портрета и Мисси. Сходство, несомненно, было, так что притворяться перед Дайаной не имело смысла.

Разве что... Нет, сомнений быть не может. Дайана изобразила Мисси, причем великолепно, потрясающе. Девочка стояла как живая – большие печальные глаза, длинные темные волосы, овальное лицо со вздернутым подбородком, упрямо сжатый рот. Она стояла, скрестив ноги.

Именно такой она навсегда запечатлелась в памяти Квентина.

– Квентин, – услышал он голос Дайаны.

Он посмотрел на девушку, совершенно не заботясь о том, чтобы скрыть свои чувства.

– Может быть, у меня просто разыгралось воображение? – проговорил он.

– Кто эта девочка? – снова спросила Дайана медленно, растягивая слова.

Несколько минут Квентин молча смотрел на нее.

– Это Мисси Тернер. Она погибла, когда ей было восемь. Здесь, в Пансионе. Двадцать пять лет назад.

Дайана ахнула и отшатнулась, но быстро пришла в себя.

– Понимаю, – прошептала она. – Наверное, я где-то видела ее фотографию.

– Ты не вспомнишь где?

– Даже не буду пытаться. У меня плохая память. Одно время меня пичкали такими сильными лекарствами, что я просто теряла чувство времени.

Дайана проговорила это буднично, бесстрастным тоном. Квентин смотрел на нее с жалостью: он-то понимал, что ничего страшнее по отношению к людям придумать невозможно. Он несколько раз кашлянул, прежде чем снова заговорить:

– Тебе не надоело стоять здесь? Мое приглашение на ленч остается в силе. Пойдем? Сядем на веранде, поговорим при солнечном свете. Здесь у вас несколько темновато.

Девушка явно не хотела уходить, но и Квентин решил не отступать. Не давая Дайане опомниться, он принялся убеждать ее.

– Ты приехала сюда с определенной целью – пройти курс самоанализа. Ты же сама мне об этом говорила, помнишь? В процессе занятий ты рисуешь изумительный портрет девочки, которая погибла здесь двадцать пять лет назад. Ее убили. Вот уже много лет я пытаюсь раскрыть это убийство. Все эти факты не случайное совпадение. Я уверен – нам нужно объединить усилия. Как ты думаешь, стоит это разговора за ленчем?

– Наверное, да, – согласилась она.

– Спасибо, Дайана. Пойдем?

Она еще с полминуты смотрела на портрет, затем открепила его, скатала в трубочку и сунула в свою огромную сумку, висевшую на углу мольберта. Затем скинула халат, повесила на другой угол, а сумку перекинула через плечо.

Квентин краем глаза заметил, что в сумке лежит альбом, но не стал интересоваться, зачем постоянно носить его с собой. Он улыбнулся и кивнул, показывая, что готов следовать за Дайаной.

У входа в оранжерею она вдруг остановилась, словно вспомнила о чем-то, что забыла сделать.

– Послушай, Квентин, а где Бо? Разве я была одна в оранжерее, когда ты вошел?

– Он ушел, как только я тут появился, – ответил Квентин, надеясь, что она не станет подробно расспрашивать о Рафферти.

Дайана безразлично пожала плечами и двинулась дальше. До веранды они шли молча, молча сели за столик. Предупредительная официантка взяла у них заказ, ушла и через несколько минут вернулась с холодным чаем и тарелкой пирожных.

Дайана ни до чего не дотронулась.

– Ты сказал, что много лет пытаешься раскрыть убийство этой девочки. Зачем? – спросила она. – Ведь двадцать пять лет прошло. Тебе самому в то время сколько было?

– Двенадцать.

– Ты был здесь, когда ее убили?

Квентин кивнул:

– Я родился и вырос в Сиэтле, но тем летом мы переехали сюда. Мой отец был инженером, его пригласили в Лежэ руководить постройкой главного моста. Жили мы здесь, в Пансионе, в одном из коттеджей.

– То есть, лето ты провел здесь. А Мисси? Она тоже здесь жила?

– Да. Ее мать работала прислугой. У них была маленькая комнатка в северном крыле. Многие служащие Пансиона там жили. – Он помолчал. – В то лето детей здесь было немного. Мы держались вместе, играли, катались на лошадях, плавали. Рыбу удили. В общем, были предоставлены сами себе. Взрослые не обращали на нас особого внимания, они были довольны, что мы не путаемся у них под ногами. – Он усмехнулся.

Дайана не помнила, какой она была в восемь лет, поэтому спросила:

– Она тебе нравилась?

Квентин задумался:

– Знаешь, сейчас мне кажется, что да. Хотя тогда я воспринимал ее просто как приятеля, который был младше меня. Она была единственной девочкой среди нас, причем самой маленькой. Скромная приятная девчушка, которая не боялась жуков и охотно играла в наши мальчишеские игры. Постепенно я привык к ней...

– Ты был единственным ребенком в семье, – сказала Дайана задумчиво.

Квентин не удивился ее догадке.

– Да. Поэтому в окружении других детей я чувствовал себя несколько... необычно. Но мне нравилось играть с ними. К концу лета Мисси стала для меня как сестра. Я всегда хотел, чтобы у меня была сестра.

– Это случилось в конце лета?

Квентин кивнул:

– Да. В августе. Скоро исполнится двадцать пять лет с тех пор, как она погибла.

– А что случилось?

Лицо его посуровело, глаза блеснули.

– То лето мне с самого начала показалось странным. Было в нем что-то неуловимо зловещее, – медленно произнес он. – Сначала я подумал, что виной всему старинные здания. Такие места всегда навевают страх. Я это заметил еще до того, как приехал в Пансион. Нам доводилось жить в старинных домах, и я всегда чувствовал себя в них неуютно. Кроме того, мы частенько сидели вечерами у костра и пугали друг друга ужасными рассказами о привидениях. Но мои тогдашние ощущения были вызваны не разыгравшимся воображением. Мы все ощущали какое-то беспокойство.

– Какого рода беспокойство?

– Снились странные сны с кошмарами. Иногда на стенах мелькали какие-то таинственные тени, предметы смещались. Незаметно, по чуть-чуть. Поздними вечерами слышались какие-то звуки, непонятно откуда исходящие. В некоторых частях зданий и кое-где на территории Пансиона мы просто не могли играть, нас всех вдруг охватывал безотчетный страх... – Квентин помолчал, поморщился и вздохнул. – Дети зачастую не могут выразить свои чувства. Ну или я по крайней мере не умел. Я чувствовал: в Пансионе что-то не то. Но мы молчали, ничего не говорили взрослым. А нужно было бы сказать.

– Ты винишь себя в том, что тогда произошло? – спросила Дайана натянутым тоном. – Думаешь, ты мог бы спасти Мисси? Вот почему ты занимаешься этим делом?

– Нет, не поэтому. – Квентин покачал головой. – Мисси боялась больше всех. Она иногда пыталась рассказать мне о своих страхах, но я ее не слушал. Она дважды подходила ко мне, сначала за два дня до трагедии, потом в тот день. Это был последний раз, когда я видел ее живой.

К полудню Мэдисон обследовала почти все сады или по крайней мере те, что ее интересовали. Она прекрасно провела время, только пролетело оно уж слишком незаметно. Мэдисон, помня об обещании, данном маме, покорно вернулась в главное здание, присоединилась к родителям, сидевшим за ранним ленчем, и неохотно кивнула, когда мама попросила ее не выходить на улицу, так как надвигалась буря.

Мэдисон была девочкой независимой, но не до такой степени, чтобы своим поведением навлекать на себя неприятности. Поэтому она сообщила родителям, что будет осматривать здание. Они не возражали.

– Только помни главное правило, – предупредил ее папа. – Не заходи в чужие комнаты. Кстати, почему бы тебе не отправиться в библиотеку или игровую комнату?

– Хорошо, папочка, – сказала Мэдисон и, позвав Анджело, вышла из комнаты. Их Орхидеевый номер состоял из двух спален, гостиной, ванной с туалетом и маленькой кухоньки.

Первым делом Мэдисон зашла в игровую комнату, где какой-то мальчик лет десяти сидел за видеоигрой. Поглощенный своим занятием, он не замечал ничего вокруг себя. Были в комнате и несколько взрослых – одни играли в пул, другие – в карты, два пожилых джентльмена раздумывали над шахматной доской. Все они тоже были заняты игрой и не обратили внимания на вошедшую девочку.

Мэдисон хмыкнула, пожала плечиками, взяла с полки коробку с головоломкой и, подойдя к одному из столов, начала складывать картинку. Пожилая леди окликнула ее и попросила подать упавшую карту. Мэдисон охотно выполнила просьбу. Леди рассмотрела свои карты и вздохнула.

– Что-то у меня сегодня игра не ладится, – проговорила она скрипучим голосом, затем повернулась к Мэдисон, продолжавшей стоять рядом с ее креслом. – Спасибо, милочка, иди поиграй.

Девочка сразу отошла; не потому, что ей не нравились старушки, а просто она хотела продолжить осмотр здания. Мэдисон предстояло провести здесь целую неделю, и нужно было обязательно узнать, где и как она сможет развлечься в непогоду.

Девочка двинулась из комнаты. Анджело отстал и тихонько поскуливал.

– Ну какой же ты капризный. – Мэдисон укоризненно посмотрела на щенка. – Ты и в садик дзен идти не хотел. А ведь мы там с тобой так здорово поиграли. Пошли.

Щенок продолжат скулить, но когда его хозяйка, самый лучший человек на свете, вышла из комнаты, нехотя поплелся за ней. Он семенил, опустив голову, ушки и хвостик его безрадостно болтались.

– Идем, идем, – подбадривала его Мэдисон. – Не нужно их бояться. Ведь они никогда не делали нам с тобой ничего плохого, правда?

Если Анджело и задумывался над словами Мэдисон, то мысли свои держал при себе. Он перестал скулить, покорно семеня рядом с хозяйкой. Он старался не отходить от нее, поэтому иногда путался в ногах. Они обошли две комнаты отдыха, миновали два небольших коридора, затем поднялись по лестнице на следующий этаж.

– Мэдисон! – послышался негромкий голос. Маленькая девочка, стоявшая в другом конце коридора, поманила ее к себе.

Мэдисон улыбнулась и заторопилась к ней.

– Приветик, – сказала она. – А я уж думала, что не найду тебя.

– Ну что ты. Я же обещала, что буду ждать, – радостно проговорила ее новая подруга.

– Да, но ты не сказала где. – Мэдисон подошла к девочке, стоявшей на пересечении двух небольших коридоров, покрутила головой вправо-влево. Анджело отчаянно заскулил. – Тихо, Анджело! – Она наклонилась и погрозила щенку пальцем.

– Здесь есть одна секретная комната, – сообщила девочка. – Хочешь посмотреть?

– Конечно, хочу! – воскликнула Мэдисон. Глаза ее загорелись. – А где она?

– Иди за мной. – Новая подруга Мэдисон повела ее к темно-зеленому коридору.

Анджело, не переставая жалобно скулить, понуро брел за ними.

Дайана отодвинула от себя тарелку и раздраженно произнесла:

– Не могу есть. Мне надоело притворяться. Квентин, расскажи, чем закончилась та история.

Квентин и сам не притронулся ни к чаю, ни к пирожным – не было аппетита.

– Дайана, убийство – не самая приятная тема для разговора за ленчем, – спокойно ответил он.

– Об этом нужно было думать до того, как ты пригласил меня сюда.

– Совершенно верно, – согласился он. – Но в другой обстановке, не такой мирной, ты бы разговаривать отказалась. А здесь спокойно, солнечно, кругом люди. Не нужно забиваться в угол, отгораживаться от воображаемой толпы, которая теснит тебя и мешает сконцентрироваться.

– Откуда тебе известно, как я себя чувствую в оранжерее?

– Я не знаю. Просто мне показалось, что ты кого-то сторонишься. Может быть, меня? – Квентин в упор посмотрел на девушку.

– Ты очень хорошо знаешь Пансион, – ответила она уклончиво. – Наверное, не только его.

Квентин, не возражая против смены темы, продолжал осторожно искать подход к Дайане.

– Многие люди, в разной степени, конечно, очень чувствительны к среде, к окружению и месту, – сообщил он, отодвигая тарелку. – Наш мозг представляет собой мириады электродов, улавливающих электрические и магнитные импульсы. Кстати, миллионы людей об этом даже не подозревают.

– Как так? – спросила Дайана, вращая в ладонях чашку с чаем.

– Да очень просто, – улыбнулся Квентин. – Тебе ничего не известно о работе мозга? Странно. Мозг передает электрические импульсы, то есть энергию. Все вокруг нас насыщено энергией. Только одни люди улавливают ее лучше других. О таких говорят, что они восприимчивы к энергетике. Я, конечно, имею в виду среднестатистического человека, Дайана, а не гениев или несомненных талантов, таких как Моцарт или Эйнштейн. У них мозг работал иначе, чем у обычных людей, но и они тоже оставались людьми. – Он вздохнул. – Полагаю, мы только сейчас начинаем понимать, как на самом деле работает мозг человека. Кто знает, что для нас будет нормой через несколько лет?

– Значит, ты ощущаешь энергетику мест, – сказала задумчиво Дайана. – А энергетику людей?

– Немного, – ответил он, решив быть до конца открытым. – Я специализируюсь не на людях. Что касается Пансиона, то у него очень долгая история, и энергетика здесь настолько сильная, что даже я ее нередко улавливаю. Хотя медиум или ясновидящий, несомненно, почувствуют больше.

Дайана удивленно заморгала.

– Ты говоришь об экстрасенсорном восприятии?

– Да, – кивнул Квентин. – Мы, правда, называем его не экстрасенсорным, а паранормальным. Сама идея экстрасенсорных способностей, – продолжал он, стараясь говорить как можно спокойнее, – даже сейчас отвергается многими традиционалистами. Но исследования продолжаются, ставятся эксперименты, и с каждым годом растет уверенность, что нет таких вещей, которые бы не были подвластны человеческому мозгу. Возможности его поистине безграничны.

– Похоже, ты в этом деле не одну собаку съел, – усмехнулась Дайана.

Инстинкт подсказывал Квентину, что на этот раз он выбрал правильное направление.

– Отдел, в котором я работаю, был организован группой профессионалов, считающих, что экстрасенсорные способности можно использовать в качестве инструмента раскрытия преступлений. Прошло несколько лет, мы накопили порядочный опыт – эмпирический опыт, как сказали бы ученые, – и теперь знаем, что и как нужно делать. Разумеется, до полного научного подтверждения наших идей еще далеко, но мы продолжаем двигаться в этом направлении.

– Ты веришь, что ты экстрасенс?

Квентин почувствовал напряжение в ее голосе, поэтому ответил мягко и осторожно:

– Скорее, я умею контролировать свои пять чувств лучше, чем другие. Ничего сверхъестественного здесь нет, все достигается тренировкой и практикой. Конечно, у меня есть и дополнительные способности, которых у остальных либо нет, либо есть, но они об этом не догадываются.

– Какие способности?

Квентин пожал плечами:

– Иногда я чувствую, что скоро произойдет какое-либо событие.

Глаза Дайаны широко раскрылись, она резко откинулась на спинку стула и быстро проговорила:

– Так ты видишь будущее? Квентин, скажи, что со мной будет?

– Ты меня не поняла, Дайана. Я не предсказатель и не гадалка. Я не раскидываю карты таро и не вожу пальцем по ладоням, выискивая линии. – Голос его звучал сухо. – Я всего лишь чувствую приближение какого-либо события.

– Всего лишь... – повторила она.

– Ничего экстраординарного, Дайана. Обычное человеческое качество, хотя и редкое.

– Очень странно. Как ты можешь знать, что что-то произойдет? Это очень странно.

– Пока мы не можем этого объяснить научно, – кивнул он. – Точнее, с помощью сегодняшней науки. Если, как мы полагаем, время линейно, то действительно мозг не способен воспринять то, что еще не случилось. Ну а если время не линейно? Может быть, мы его не понимаем, точно так же, как не понимаем работу собственного мозга.

Дайана тяжело вздохнула:

– Нет уж, спасибо. Я не собираюсь с тобой голову ломать. Мне с моей реальностью забот хватает. Даже если бы я поверила в то, что ты говоришь...

– Хорошо. Тогда объясни свой рисунок, – предложил Квентин.

Дайана пожала плечами:

– Я уже говорила тебе. Возможно, я где-то видела фотографию этой девочки.

– Ты не могла ее нигде видеть, Дайана. У Мисси и ее матери не было родственников. Здесь они поселились, когда Мисси исполнилось года три-четыре. Все их вещи уничтожил пожар. Все фотографии, какие были, сгорели. Я пятнадцать лет занимаюсь этим делом, просмотрел горы документов, и ни разу мне не попалось ни одной фотографии Мисси. Я имею в виду прижизненных. Те, что сделал судмедэксперт, я видел.

Дайана сидела понуро, слушая с тревожным выражением лица.

– Ты нарисовала ее именно такой, какой она была тем летом, – продолжал Квентин. – Даже медальон в форме сердечка изобразила. Это я подарил его Мисси на день рождения. Он исчез в тот день, когда ее убили. Его так никто и не нашел.

– Ну как в рисунке, сделанном угольным карандашом, можно узнать – тот это медальон или нет? Квентин, я не профессиональная художница... – Девушка осеклась на полуслове, увидев подходящую к ним официантку; попросила принести десерт и кофе. Та кивнула, долго собирала чашки и тарелки и наконец отошла. – Не художница я, понимаешь? – повторила Дайана. – Не воспринимай мою мазню слишком серьезно. Я представления не имею, откуда я взяла образ Мисси, но рациональное объяснение этому есть. Должно быть.

– Согласен, – ответил Квентин. – Только мы с тобой по-разному понимаем значение слова «рациональный».

– Ну, если ты веришь в паранормальные явления, то да. – Дайана тряхнула волосами. – Но для меня все это чушь собачья, и... мистицизм не существует, – заявила она. – Медицина умеет объяснить, почему люди вдруг начинают видеть несуществующие объекты, слышать несуществующие голоса и что там еще есть... И они в этом не виноваты. Они просто больны.

– А если нет?

Дайана в упор посмотрела на Квентина.

– Дайана, а что, если они вовсе не больны? Что, если вся твоя медицина ошибается? Давно ли медицина использовала только пиявок и не имела представления, что причина так называемых психических болезней кроется в химическом дисбалансе мозга?

– Квентин, как ты можешь такое говорить?

– Ты газеты читаешь? Тогда наверняка знаешь, как часто сейчас опровергаются медицинские факты. То, что всего несколько лет назад считалось непреложным, сегодня рассматривается как заблуждение! Благодаря новым открытиям и современным технологиям мы вдруг обнаруживаем, что сегодня знаем гораздо больше, чем знали вчера. В результате меняются наши представления. Мы проводим более точные эксперименты и получаем неожиданные свидетельства, мы изучаем явления с новых позиций. Невозможное становится не только возможным, но и предсказуемым.

– Все равно многое остается непонятым и маловероятным.

– Да? Ну а твои экстрасенсорные способности – это что? Тоже невероятное?

– Да, – уверенно ответила Дайана.

– Но почему? – Квентин понял, что начинает горячиться, и замолчал, затем снова заговорил, уже тише и спокойнее. – Ты предпочитаешь видеть себя больным человеком, потому что так тебе легче жить, правильно?

– Мы говорим не обо мне, – резко оборвала его Дайана.

– Разве? Ну а кто из нас нарисовал портрет девочки, которую ни разу в жизни не видел, – я или ты? Дайана, с тобой все в порядке. Ты совершенно здорова. Именно поэтому все медикаменты и лечебные методики не нанесли тебе никакого вреда. И напрасно ты пытаешься выправить то, что никогда не было нарушено.

– Но ты же меня совсем не знаешь!

– Я знаю одно: ты – экстрасенс. И этого мне достаточно. А дальше я могу предположить и многое другое. Либо ты родилась, уже обладая экстрасенсорными способностями, либо они проявились в тебе в очень юном возрасте в результате эмоционального срыва или травмы. Ты пыталась рассказать о своих экстрасенсорных опытах взрослым, возможно, своему отцу. Ты говорила ему, что видишь странные сны, слышишь голоса, чувствуешь иную реальность. Не исключено, что ты впадала в забытье, теряла чувство времени. Но взрослые не поняли тебя, они сочли все твои рассказы проявлением психического заболевания. И тогда в твоей жизни появились врачи и лечебные методики. Правильно я говорю?

– Квентин, ты где обучался медицине? – спросила девушка все тем же напряженным голосом.

– Вспомни, Дайана, сколько врачей безуспешно пытались помочь тебе? – продолжал Квентин, не обращая внимания на ее вопрос. – Понимаешь, если тебя лечат уже столько лет и все никак не вылечат, может быть, пришло время дать всему, что с тобой происходит, более разумное объяснение? Сколько еще можно ждать? Неделю? Месяц? Год? А что потом? Излечение? Но от какой болезни?

Уже потом, анализируя весь разговор, Квентин думал, как ему повезло. Дайана могла просто встать и уйти, но по каким-то причинам не сделала этого. Он понимал, что действовал слишком напористо, но у него не было выбора – много лет врачи вдалбливали девушке, что она психически больна.

Дайана не ушла. Квентин видел по ее глазам, что она не хочет больше говорить о своей болезни, какой бы мнимой он ее ни считал. Некоторое время девушка сидела неподвижно, скрестив на груди руки, затем потянулась к своей чашке с кофе. Квентин заметил, что пальцы Дайаны дрожат.

– Послушай, Квентин. Ты пригласил меня сюда, чтобы поговорить об этой девочке, Мисси. Что с ней случилось? Мне очень любопытно. Раз уж мой рисунок так тебя заинтриговал, расскажи о ней. Если, конечно, она вообще существовала.

– Не понял? – Квентин удивленно посмотрел на Дайану.

– Ты сказал мне, что я нарисовала Мисси такой, какой она была тем летом. Но прости, как я могу тебе поверить, если у тебя самого нет ее фотографий? Чем ты докажешь, что она жила здесь? И почему я должна слушать тебя, человека, которого знаю всего несколько часов? Я даже не уверена, что ты действительно из ФБР.

– Все верно, ты можешь меня и не слушать, – согласился он. – Я оставил свое удостоверение в номере, – Квентин вздохнул, – но обещаю тебе принести его в следующий раз. Нет, Дайана, я не вру. Какой мне смысл обманывать тебя? Что я от этого выигрываю?

– Так ты собираешься рассказать, что произошло с Мисси?

– Да, конечно. Все, что знаю сам. – Квентин замолчал, затем, повинуясь странному порыву, такому же, что охватил его в башне обозрения, наклонился и легонько коснулся руки девушки. – Прости, я не хотел тебя обидеть...

Дайана вдруг перестала слышать Квентина. Она выпала из настоящего, словно кто-то отключил ее – как электроприбор. Только что она сидела на теплой, освещенной солнцем веранде, за столом, с приятным мужчиной, до ее слуха долетали приглушенные разговоры других постояльцев, а в следующую минуту все внезапно изменилось.