- Вы честно заработали эти десять тысяч и можете тратить их в свое удовольствие, не беспокоясь, что кто-то когда-нибудь попрекнет вас этими деньгами. В том числе и те, о ком вы здесь написали. - Он постучал желтым крепким ногтем указательного пальца по моим листочками. - Во-первых, никто из них никогда этого не прочитает. А во-вторых: - Он пожал плечами. - Не знаю, может, с их точки зрения это и не так, но мне представляется, что ничего порочащего ни о ком вы не написали. В любом случае вы имеете право написать книгу воспоминаний, как это модно теперь, и все это предать гласности, и никто не вправе будет вас за это упрекнуть: Правда, - тут он слегка улыбнулся, - десять тысяч долларов за такую книгу вряд ли кто-нибудь заплатит.
      - Не сомневаюсь.
      - Однако замечу, Сергей Владимирович, - продолжил он, - что десять тысяч долларов - не такие большие деньги. Заработать их можно за три дня как вы это и сделали, - а потратить еще быстрее. И опять придется возвращаться к скучному повседневному труду, заканчивать вашу диссертацию, защищаться, а там: Скажите честно, Сергей Владимирович, каким вам видится ваше будущее после защиты докторской диссертации?
      - Честно? - Я улыбнулся. - Ну, если честно, Игорь Степанович, то не таким уж и мрачным оно мне видится, не таким скучным и однообразным. Есть у меня надежда, что после защиты найдется для меня неплохое место в нашей академии - и хотя академиком стану я не скоро, а может, никогда не стану, но заведующим кафедрой, профессором, деканом факультета, может быть, проректором - вполне могу стать.
      - И будете вы деканом, и будете проректором, - тоном унылого пророка произнес Игорь Степанович, - и будете получать десять-пятнадцать-двадцать тысяч рублей в месяц, и будете считать себя миллионером, потому что живете вчетвером в трехкомнатной квартире, имеете возможность раз в пять лет купить жене новую шубу и съездить в отпуск на Красное море или на Кипр, и на работу ездите на "десятке", а не на трамвае или, упаси боже, на "Оке":
      Случайное совпадение, конечно. Не мог он подслушать моих мыслей, когда "Ока" цвета дохлого фламинго возникла передо мной, чтобы помочь мне принять решение. И про швейную машинку он не сказал - а то бы я точно решил, что Игорь Степанович знается с нечистой силой. Что же касается шубы для жены и Красного моря - это настолько очевидно, настолько расхожи представления об обеспеченном существовании в нашем кругу, что тут он просто не мог не угадать.
      - Согласитесь, что это не так уж мало - по сравнению с тем, что я имею теперь.
      - Соглашусь, пожалуй.
      - И к тому же, вы ведь все или почти все обо мне знаете, а значит, вам известно, что я помимо основного места работы еще подрабатываю в одном месте. И даже кое-что вложил в предприятие моего работодателя. И эти вложения в будущем могут обернуться неплохой прибылью, так что...
      - Увы, Сергей Владимирович, - с похоронным видом каркнул Игорь Степанович. - Увы! Не хотел вас огорчать, знаете, не люблю приносить людям дурные вести, но придется. Чтобы наш дальнейший разговор имел смысл, вы должны располагать всей информацией о вашем настоящем и будущем.
      - Вам и будущее мое ведомо?
      Я усмехнулся, вспомнив недавнюю беседу с толковательницей снов.
      - Не все, Сергей Владимирович. Далеко не все. Только некоторые финансовые аспекты вашего будущего мне известны - потому что будущее наше во многом определяется сегодня. И тот, кто умеет читать знаки будущего между строк настоящего, тот лучше других подготовлен к тому, что его ждет. Так вот, Сергей Владимирович, финансовые аспекты вашего будущего не столь благоприятны, какими они вам по незнанию вашему кажутся. Ведь не зря же среди финансистов и предпринимателей пользуется таким успехом известная заповедь: не следует все яйца складывать в одну корзину. Вы же заповедь эту нарушаете. Зарабатываете денежки в одном месте - и в том же месте их вкладываете. И не думаете вы о том, что будет с вами и вашими честно заработанными денежками, если в один прекрасный день ваш работодатель исчезнет...
      - Как исчезнет?!
      - Так и исчезнет - как все. Прогорел, прихватил денежки - и исчез. Вот и работодатель ваш прогорел. Ну, или почти прогорел. Оказался на грани банкротства. Бывает, Сергей Владимирович, очень часто бывает, можете мне поверить. Очень часто солидные с виду предприятия и предприниматели оказываются на этой грани, но одни так и балансируют, не переступая грань, и в конечном счете спасают себя и свои деньги и деньги своих клиентов, а другие оказываются банкротами - и все их имущество продается за долги. А кредиторам, вкладчикам, компаньонам, акционерам - им достаются крохи, десять копеек с рубля, да и то в лучшем случае. Чаще же еще меньше или вовсе ничего, кроме долгов, не достается. Могу только в одном вас успокоить, Сергей Владимирович: никаких долгов на вас лично не числится. Вы чисты перед законом и перед людьми. Чисты - и бедны, к сожалению. Честная бедность - наверное, это может служить утешением, не знаю:
      - Но что же случилось с?.. - Я назвал фамилию приятеля-работодателя.
      - Сбежал, - невозмутимо ответил Игорь Степанович. - Перевел все средства на зарубежные счета - и растворился не то на Ближнем Востоке, не то в Южной Америке. Впрочем, какая разница? Не будете же вы снаряжать экспедицию на его поиски на манер детей капитана Гранта. И даже судебный иск ему не вчините и в розыск не объявите, поскольку деньги вы, как я полагаю, у него получали наличными, помимо всяких ведомостей и, разумеется, помимо налогов, и с точки зрения закона он у вас ничего не украл и ничего вам не должен. Так что:
      Тут Игорь Степанович замолчал, видимо, решив, что сказал достаточно. И действительно - сказано буквально все. И ни в чем он не ошибся. И платил мне приятель наличными, без всяких формальностей, и так же, не на бумаге, а на словах, было оформлено наше деловое сотрудничество. Риск, конечно, в этом был - но и дивиденды мне были обещаны соответствующие степени риска. И очень хотелось мне, к чему скрывать, получить больше, намного больше, чем мог бы я получить, действуя легальным образом. Ведь что такое заработок без риска - это я хорошо знаю, годами наблюдаю у себя в академии, где преподаватели делятся на две категории: тех, кто берет, и тех, кто не берет. Соответственно две эти категории и зарабатывают. Пока я рисковал с моим приятелем на стороне, я мог себе позволить ничем не рисковать в академии - и такой расклад казался мне куда как привлекательнее...
      Я невольно посмотрел на конверт с десятью тысячами: не исчез ли он? Не привиделся ли мне после двух бессонных ночей? Теперь этим десяти тысячам совсем другая цена. Пока я не знал о том, что случилось с моим приятелем, эти обещанные мне десять тысяч были приятным дополнением, премией, призом в не слишком трудной и рискованной игре. Их можно было смело тратить, не беспокоясь о будущем, можно было позволить небольшой, но все же достаточно роскошный праздник себе и моей новой семье. Теперь о празднике следовало забыть. Сидя перед этими деньгами, еще даже не получив их, не подержав в руках и не пересчитав, я уже мысленно их распределял: столько-то, чтобы погасить первоочередные долги, столько-то - Майе на шубу, этот пункт обсуждению не подлежит, столько-то - Виталию, пусть вкладывает в акции, пусть играет на бирже, пусть зарабатывает себе и своему блудному папаше на безбедную старость:
      - Возьмите деньги, Сергей Владимирович, - словно прочитав мои мысли, сказал Игорь Степанович. - Возьмите. Синица в руках - это не так уж плохо. Я считаю, что только тогда и следует думать о журавле в небе, когда синицу уже в руке держишь. И крепко держишь, чтобы не улетела. Возьмите, не терзайте себя. Пусть это будет слабым, но все же утешением.
      Я взял. Стало чуточку легче.
      - Курите, если хотите.
      Я закурил. Стало еще немного легче.
      Интересно, что будет со мной, если Игорь Степанович предложит мне выпить? Может быть, станет настолько легко, что я воспарю над креслом? Но он не предложил мне выпить. Он предложил другое.
      - Я хочу кое-что предложить вам, Сергей Владимирович, - начал он, глядя на меня в упор и словно прикидывая про себя: а стоит ли мне что-то предлагать? Гожусь ли я для того, что он хочет предложить мне? Кажется, все-таки гожусь. - Я хочу предложить вам работу.
      По тому, как он сказал, было понятно, что речь идет не просто о работе, а о работе на ту великую организацию, которую представлял Игорь Степанович, от лица которой он со мною говорил. Эта работа сама по себе награда для того, кому ее предлагают, так что вопрос о материальном вознаграждении можно и не поднимать - и мы действительно заговорили о деньгах только в самом конце, когда уже обо всем договорились, когда я уже подписался на все. Сперва же речь шла даже и не о самой работе, а о спецзадании: я должен был исполнить его, чтобы меня сочли годным для постоянной работы на организацию.
      - Подумайте хорошенько, прежде чем соглашаться, - продолжил Игорь Степанович. - Написать несколько страниц о своем прошлом может каждый человек - это вопрос времени и некоторого усердия. Ну, и памяти, конечно, хотя абсолютно беспамятные люди мне до сих пор не попадались. По крайней мере - не среди юристов. Если же вы возьметесь за это задание, то вам придется встречаться с людьми, расспрашивать их, выведывать у них какие-то факты, которые они, может быть, предпочли бы от вас скрыть. Может быть, придется: ну, я не знаю, выпить с человеком или, если это женщина, использовать свое мужское обаяние - вы понимаете, о чем я говорю, правда?
      - Я понимаю.
      - Мы не вправе от вас требовать, чтобы вы, например, переспали с бывшей одноклассницей, чтобы что-то выведать у нее. Но обстоятельства могут так сложиться, что у вас не будет иного выхода: или переспать, или уйти ни с чем. И я хотел бы, чтобы вы заранее для себя решили, готовы вы зайти так далеко или не готовы. Может, лучше и не пытаться?
      - Я попытаюсь.
      - И еще, пока не забыл, - продолжил он, словно не слыша моей реплики. - Что бы вы там ни делали для нас и в наших интересах, вы должны оставаться в рамках закона. Мы не только не можем требовать от вас иного - мы настаиваем, чтобы закон соблюдался категорически. Соответствующий пункт будет внесен в контракт, который вам придется подписать, если вы согласитесь на нас работать.
      Уже внесен, подумал я. Уже внесен, а не будет внесен. И готовый контракт наверняка лежит в ящике его стола. Уверен, что это так. Но вслух я этого не скажу - а лучше скажу я другое:
      - Я, честно говоря, никогда и не воображал себя агентом 007 с правом убивать:
      - И прекрасно! К тому же дело у нас не такого рода, чтобы убивать. У нас дело идет не о смерти, а о ее противоположности. О любви, можно сказать, речь идет, о семье, о браке - так что, если все будет сделано вами правильно, мы с вами будем на свадьбе шампанское пить, а не водку на поминках. Вот какого рода у нас с вами дело. Но прежде чем мы с вами двинемся дальше, посмотрим кино.
      Вот так я и увидел фильм, снятый Андреем Обручевым. И хотя это был любительский фильм, снятый на любительскую видеокамеру, но все же он был и режиссером, и оператором, и даже снимался в своем фильме в главной мужской роли, как делают многие знаменитые режиссеры. И именно от Андрея, как оказалось, зависело мое возможное возвышение или падение. Так что сон, истолкованный Инной, оказался в руку:
      5
      Теперь, когда мы обо всем договорились, когда я подписал контракт и получил устные инструкции, я, спускаясь с четырнадцатого этажа, думал, что все, Игорем Степановичем со мной проделанное, напоминает запуск ракеты только наоборот. У ракеты первая ступень всегда самая мощная - поскольку должна поднять с поверхности земли кроме самого корабля вторую и третью ступени. Потом идет вторая, менее мощная. И наконец - третья, самая слабая. Потому что она и вес несет минимальный, и работает далеко от Земли, в безвоздушном пространстве. Так обстоит дело с ракетой. Так ее запускают.
      А человека - меня в данном случае - запускают на орбиту не так. Тут первая ступень как раз слабенькая - небольшая приманка в виде тысячи долларов ни за что, за то, что предложение выслушал. Потом вторая ступень, помощнее - и ставка в десять раз больше, и труд определенный требуется. И, наконец, последняя, третья, самая мощная - сильнейший пинок под зад: лети-лети, синяя птица! Вознаграждение маячит впереди царское, но и работа - настоящая, без дураков, для жизни, возможно, и не опасная, а вот для репутации: Шесть человек, мнением которых я дорожу до сих пор ничуть не меньше, чем мнением Инны или Майи, вполне могут свое мнение обо мне поменять. В какую сторону - можно не уточнять. И никакие оправдания, никакие благие цели, якобы преследуемые, мне не помогут.
      Не раз и не два приходилось мне самому резко менять мнение о человеке. Знаю, что в первую очередь эмоции срабатывают. Тошно становится с человеком, не хочется ни говорить с ним, ни видеть его - и даже если формально он перед тобой оправдается и ты примешь его извинения, прежней дружбы все равно не вернешь.
      Мудр Игорь Степанович - осторожен, хитер и мудр. За что и держат, надо полагать, на не совсем понятной, но явно не последней в холдинге должности. Понимает Игорь Степанович, что человек - не ракета. Нельзя ему сразу сильного пинка под зад дать, нельзя сразу самую мощную ступень включать не полетит человек, откажется. Я бы, например, точно отказался, если бы сразу, без подготовки узнал, чего от меня хотят. И работой меня не заманили бы, и долларов я никаких бы не взял. Даже той даровой тысячи. От греха подальше. Чтобы соблазна не было. А вот теперь, после того, как соблазнился малым, когда уже и работу сделал кое-какую, и деньги неплохие получил, когда скорость набрал и почувствовал, что лечу, теперь отказаться - вроде как с парашютом спрыгнуть. То есть можно, конечно, не запрещено, но страшновато. Почти так же рискованно, как продолжать полет. А выгоды никакой. Будешь потом всю жизнь ходить, прихрамывая (ногу при приземлении подвернул), глядеть с тоской в небо и понимать, что больше не полетишь. Даже и не предложат никогда, потому что доказал свою непригодность.
      Ну и пусть не предлагают, сказал бы умный человек на моем месте. Взял бы честно заработанные десять тысяч, поблагодарил за доверие - и отправился бы восвояси, вполне довольный сам собой, своим обедом и женой: Я же всегда и всем недоволен и всегда поступаю глупейшим образом. Подписываю контракт, беру на себя обязательства - и только потом, в лифте, задумываюсь, с чего это я решил, что мне удастся провернуть дело, с которым не справился такой несомненно хитрый и столь же несомненно мудрый человек, как Игорь Степанович.
      Ему, видимо, самому было неловко, что в таком простом с виду деле он без посторонней помощи разобраться не смог, поэтому он долго, очень долго ходил вокруг да около, и прошло по меньшей мере минут десять в приятно возвышенных и отвлеченных разговорах о прелестях семейной жизни и гармонии любящих сердец, словно самой природой сотворенных друг для друга, прежде чем я понял, что неспроста мне кино показывали про Кипр, где весело отдыхали юная красавица Ирина Аркадьевна и друг моего детства Андрей Обручев: чтобы я сообразил, что от меня одного зависит, сможет ли младшая и горячо любимая дочь Аркадия Максимовича, главного человека в этом огромном холдинге, его фактического хозяина, пойти к алтарю с моим бывшим одноклассником и лучшим другом Андреем Обручевым. Потому что, если успеха в расследовании я не добьюсь, никто к алтарю не пойдет. То есть сама по себе Ирина Аркадьевна сможет пойти - но не с Андреем.
      - Почему он-то не сможет? - поинтересовался я. - Что значит - не сможет? Как-то слова эти не сочетаются в моем представлении с Андреем Обручевым. Очень мало себе представляю того, чего бы Андрюша не смог.
      - Да в том-то и дело, что никто этого не знает! - в первый раз позволил прорваться наружу своим эмоциям невозмутимый и методичный Игорь Степанович. - И как раз это вам и необходимо узнать - почему. Только сразу вас хочу предупредить: не вздумайте пойти самым легким путем - расспросить самого Андрея Ильича. Хотя бы потому, что не только мои или отца Ирины Аркадьевны попытки узнать, в чем тут причина, но и вопросы самой Ирины Аркадьевны остались без ответа и реакция Андрея Ильича была: Не очень приятная была реакция, можете мне поверить!
      Я поверил. Печально, но, увы, я готов допустить, что нынешний Андрей Ильич чем-то отличается от прежнего Андрюши и что Андрей Ильич на расспросы любимой женщины может отреагировать самым неприятным образом. Печально, потому что подобное допущение словно стирает память о моем Андрее. Кого угодно мог я представить злым, раздраженным, язвительным, неприятным - но не его. Первой его реакцией всегда были белозубая улыбка, перед которой никто не мог устоять, внимательный взгляд, добрые, успокаивающие, примиряющие слова - и только потом, когда собеседник или даже противник успокоился и готов слушать, - разумные и не затрагивающие ничьего самолюбия аргументы.
      Да! Вот главное: не затрагивающие самолюбия. Мы все: я, Сашка, Борис, наши девочки - все мы могли кому угодно в классе, в школе, во дворе, на катке, на улице доказать свою правоту, особенно если не по одиночке, а всей командой, но все мы при этом стремились не только правоту доказать, но и свое превосходство над оппонентом, выставить его менее знающим и понимающим, чем мы сами; наша речь всегда была приправлена толикой иронии, а то и откровенной насмешки, за что нас, надо полагать, многие недолюбливали, а вот Андрей:
      Но нет больше Андрея, а потому не буду я спорить. Прав он или не прав, но с Игорем Степановичем о своем несогласии я предпочту промолчать.
      И я промолчал.
      И вот теперь молча вез в лифте копию контракта в черной кожаной папке. Каждый пункт моего контракта требовал конкретных действий, направленных на то, чтобы обеспечить возможность заключения другого контракта - брачного между Ириной Аркадьевной с одной стороны и Андреем Обручевым - с другой. Юристы со стороны жениха и юристы со стороны невесты подготавливают текст брачного контракта, а я - тоже юрист, но не представляющий ни одну из сторон, а действующий в общих интересах на основании контракта, заключенного со мной всемогущим холдингом, - обеспечиваю возможность его подписания. В случае успеха со мной будет заключен новый контракт - на неопределенный срок.
      - В нашей организации, - пояснил напоследок Игорь Степанович, неопределенный срок обычно означает пожизненный наем. Каждый, кто проработает у нас не менее десяти лет, продолжает получать жалованье в полном размере даже в том случае, если холдинг в его услугах более не нуждается. Разумеется, человек при этом обязуется не поступать на службу к нашим конкурентам.
      - Это понятно.
      - Я рад, что вам это понятно. Кстати, имейте в виду, Сергей Владимирович: конкуренция - не пустая выдумка, она реально существует, и наверняка найдутся люди, которые захотят помешать вам исполнить задание. Брак Андрея Ильича и Ирины Аркадьевны приведет к тесному сближению, а то и слиянию нашего холдинга и ряда крупных фирм, принадлежащих Андрею Ильичу. В результате многим конкурентам придется потесниться. Им это вряд ли понравится. Поэтому очень важно соблюдать секретность. Никому ни единого слова о сути вашего задания. Если будут спрашивать - вас привлекли как специалиста в области пенсионного обеспечения, чтобы подготовить документы по созданию специального пенсионного фонда, который должен будет гарантировать будущее каждого из супругов в случае смерти одного из них или развода. Такой фонд действительно планируется создать, и если вы все сделаете правильно, вы этим и займетесь - уже будучи у нас на службе. И, по-видимому, будете им руководить. Это не пустые обещания, не приманка для вас - это информация, которая просочится сквозь известные нам каналы в прессу и к нашим конкурентам. Если будут сильно давить - можете ее подтвердить. Но только ее - о сути задания никому ни слова!
      - Вы так уверены, что мне будут мешать:
      - Хотите отказаться?
      - Я уже подписал контракт.
      - И все-таки? Если есть сомнения, я уничтожу контракт прямо сейчас, и вы будете свободны с десятью тысячами в кармане.
      Я вспомнил презрительный тон Горталова - и покачал головой.
      Потом вспомнил про сорок пять тысяч евро - и спросил:
      - Скажите, Игорь Степанович, вам знакома такая фамилия: Горталов?
      - Разумеется.
      - Он представляет ваши интересы или интересы ваших конкурентов?
      - А почему вы об этом спрашиваете?
      Я рассказал почему. Не скрою - было приятно наблюдать, как темнеет и раздувается физиономия Игоря Степановича, как он недовольно щурит глаза, приятно было воображать разнос, который учинят Горталову. Однако, когда я закончил, Игорь Степанович сухо сказал:
      - Горталов действует в наших интересах. О вашей встрече он мне доложил. - Вот тут я ему не поверил. - И еще он сказал мне, что не слишком вам доверяет и боится, что его рекомендация, если вы не справитесь, ему повредит. Так что он решил, если понадобится, лично убедить вас не отказываться от работы на нас.
      - Странно, что он не взял с собой отделение УБОПа. Положил бы меня мордой в грязь - и не нужно никакого убеждения, - усмехнулся я. - А с другой стороны, если хотел убедить - зачем рассказал, что за посредничество получил почти в пять раз больше, чем я за свои воспоминания? Когда я узнал об этом, мне очень захотелось отказаться от ваших десяти тысяч. Очень. Я понимаю, что вы могли приказать ему назвать эту сумму, чтобы подстегнуть меня, чтобы пробудить во мне честолюбие, вызвать на соревнование. Но мое честолюбие почему-то не пробудилось. Скорее, наоборот. Оно почувствовало себя обиженным и посоветовало бросить это дело. К счастью, я не привык прислушиваться к доводам честолюбия. Но в следующий раз могу и поддаться на уговоры:
      Он долго молча смотрел на меня. Папка с копией контракта лежала передо мной на столе, и я нарочно убрал со стола руки: пусть забирает, пусть рвет контракт, если считает нужным. Я почти хотел этого. Думаю, он хотел того же самого - и, будь его воля, так бы и поступил. Но в отличие от меня он был не волен распоряжаться собой. Видимо, в данных ему инструкциях такой вариант не был предусмотрен.
      - Мы не давали Горталову инструкций делиться с вами информацией относительно размеров его вознаграждения, - подчеркнуто официально ответил наконец он.
      - Возможно, - пожал плечами я.
      - А для вас это имеет такое большое значение? - спросил Игорь Степанович, уже не стараясь скрыть свои эмоции.
      - Да как вам сказать: Для меня сейчас главная задача - понять, в какую игру тут у вас играют, определить класс других игроков и постараться как-то ему соответствовать. Если у меня это получится - я смогу чувствовать себя субъектом игры, а если нет - увы, только ее объектом.
      - А объектом, понятно, вы быть не желаете?
      - Не желаю, Игорь Степанович. Не интересно мне это, драйв не тот.
      - Драйв: - презрительно процедил он сквозь зубы. - Ничего себе выраженьице: драйв: Я запомню. И позабочусь, чтобы впредь господин Горталов не докучал вам. Драйв:
      - Заранее благодарю.
      И я шагнул к лифту.
      - Не туда, - сказал Игорь Степанович. - Дверь лифта с другой стороны.
      В его голосе слышалось сомнение. Кажется, он был все-таки не против, чтобы я открыл по ошибке четвертую дверь и шагнул в бездну.
      5. День седьмой. Пятница, 19 июля
      1
      Я - гений!
      Ладно, пусть не гений, но посещают меня иногда умные мысли. Здравствуй, умная мысль! Спасибо, что зашла на огонек. Присаживайся, устраивайся поудобнее, помоги разобраться с делами. С чего начнем? Ну конечно, с главного вопроса: почему в моем списке шесть человек?
      На первый взгляд ответ прост: потому что неведомые помощники Игоря Степановича, узнав о существовании нашей команды, состоявшей из шести человек, выписали по порядку всех шестерых. И всех шестерых (включая себя самого) я более или менее подробно описал в своих воспоминаниях.
      Но теперь-то от меня не требуется вспоминать!
      Теперь передо мной стоит совсем другая задача: я должен встретиться с каждым из своих старых друзей и каждого спросить, не знает ли он (она) чего-нибудь такого, что могло бы помешать нашему старому другу Андрею Обручеву жениться на вполне прекрасной внешне и столь же совершенной, полагаю, внутренне девице Ирине Аркадьевне. И если знает - не соблаговолит ли он (она) поделиться с Игорем Степановичем своим знанием. Бескорыстно или за приличное вознаграждение.
      И кому из шестерых я могу задать этот вопрос?
      Нет, подсказала умная мысль, спроси иначе: кому из шестерых ты при всем желании не можешь задать этого вопроса?
      Ну, прежде всего, очевидно, самому себе. То есть могу, конечно, и формально даже обязан начать с себя, поскольку вот он я, всегда под рукою, но - бесполезно спрашивать, потому что, проведя без малого трое суток за воспоминаниями, я вполне убедительно дал понять Игорю Степановичу, что ответа на поставленный вопрос не знаю.
      Таким образом, вычеркиваем из списка номер первый: Платонов Сергей.
      Под вторым номером у нас числится Обручев Андрей. Вот к кому, будь на то моя воля, я бы прежде других обратился! И в самом деле: кто же еще, как не сам Обручев Андрей, наилучшим образом осведомлен о том, что препятствует ему, Обручеву Андрею, жениться на Ирине Аркадьевне? Но: не дано мне такого права, даже просто встретиться и поговорить с Андреем, не то что вопросы ему прямые задавать. А значит, в нашем списке он лишнее место занимает. Не является он для меня фигурантом - или, напротив, является главным фигурантом, но лишь в том смысле, в каком прежде, в пору моей следовательской деятельности, был для меня фигурантом, к примеру, труп. Понятно, что труп убитого - главная фигура в деле об убийстве, но нет никакой возможности побеседовать с ним по душам, спросить его без лишних проволочек: кто же тебя, бедолага, замочил? Скажи, помоги следствию, тебе же лучше будет:
      Ладно, не будем о печальном. Просто вычеркнем Андрея из списка. И перейдем к номеру третьему.
      Увы, номер третий мне тоже не поможет. Умер номер третий, о. Александр, в миру - Александр Морозов, в бозе, как говорится, почил. Какой-то несчастный случай, пожар, если не ошибаюсь, подробностей не знаю, на похоронах не был, не позвали, и вообще сообщили случайно, через третье лицо, когда все уже было позади.
      С грустью вычеркиваю номер третий.
      Таким образом, в списке остаются трое: Борис, Нина и Вера. За какие-нибудь пятнадцать минут я сократил список наполовину!
      Гениально: То есть было бы гениально, если бы прежде чем взяться за такое несложное дело, я не потратил впустую целых два дня. Два дня - потому сегодня, увы, не среда, когда я встречался с Игорем Степановичем, и даже не четверг - сегодня пятница, 19 июля. А в контракте моем, между прочим, оговорен крайний срок исполнения - понедельник, 29 июля.
      Не знаю, с чем это связано. Игорь Степанович отказался посвящать меня в детали, только сказал, что после 29-го мои разыскания почти утрачивают смысл. Почти. То есть если я найду ответ 30 июля или 1 августа, возможно, они успеют использовать его, а меня, соответственно, возьмут на работу в холдинг. А возможно, и нет. Так что желательно укладываться в отведенный срок.
      Я между тем до сих пор не сдвинулся ни на шаг.
      Куда время ушло?
      Убейте - не могу вспомнить. Эйфория, глупая эйфория - вот что осталось в памяти от этих двух дней. Какие-то мечтательные прогулки по магазинам с ощущением, что на десять тысяч долларов я многое могу себе позволить. Примерял даже смокинг - к счастью, маловат оказался, а то бы непременно купил. Почему-то всегда казалось, что в смокинге я буду, как Пирс Броснан в роли агента 007. И вот примерил, посмотрел на себя в зеркало: Да, неплох, совсем неплох, но - не Пирс Броснан. И точно не агент 007. И никакой смокинг не поможет. Хорошо, что маловат оказался, не купил.
      Я снова перечитал список:
      1) Борис Кукушкин;
      2) Вера Акиндинова;
      3) Нина Шитикова.
      Нет, все-таки, несмотря на смокинг, я молодец. Имея в запасе время до 29 июля, а фактически - до 28-го, потому что 29-го я должен явиться с отчетом к Игорю Степановичу, я заранее это время распределил и на каждого фигуранта выделил по двое суток. С потерей двух дней на бесплодные мечтания я напрочь выбивался из графика. Теперь же у меня на три человека, даже не считая наполовину прожитого четверга, приходится целых десять дней. По три дня на человека - и плюс целое воскресенье, чтобы отдохнуть и приготовиться к визиту на четырнадцатый этаж..
      - Жить можно, - сказал я вслух.
      И тут же, движимый великодушием и справедливостью, решил расширить список. В конце концов, хотя Наталья Васильевна и не была членом нашей команды, но по духу она была близка нам и, вполне возможно, знает что-то такое, чего больше не знает никто. Во всяком случае, Андрея она явно выделяла среди всех нас и как свидетель может быть полезнее всех остальных.
      Если я сумею найти ее, конечно.
      Но я сумею.
      Если сам не найду, обращусь за помощью к Игорю Степановичу. В конце концов, он гарантировал мне любую помощь в расследовании. И я его помощью воспользуюсь, если припрет.
      Впишем Наталью Васильевну Горчакову под номером четвертым.
      Теперь у нас снова по два полных дня на человека плюс два дня в запасе, которые могут понадобиться для поисков Натальи Васильевны.
      И все было бы замечательно, если бы не одно "но".
      Я совершенно не представляю, каким образом за два дня можно совершить путешествие в Австралию и обратно.
      2
      Австралия никогда не была для нас землей обетованной.
      В те сравнительно недавние, но уже окончательно ставшие прошлым времена, когда ошалевшие от свободы граждане ринулись обивать пороги посольств и консульств, мы с коллегами за рюмкой коньяка любили обсуждать реальные и фантастические возможности эмиграции. Все сходились на том, что Франция, Германия, Англия и США вряд ли распахнут объятия беженцам из бывшей Советской России. По крайней мере теперь у них нет для этого прежних, политических оснований. Те, кому не по нраву пришлась нынешняя демократия, могут найти приют скорее в Северной Корее или на Кубе. Но там приличному человеку делать нечего.