Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Другая история Российской империи

ModernLib.Net / История / Калюжный Дмитрий Витальевич, Кеслер Ярослав Аркадьевич / Другая история Российской империи - Чтение (стр. 11)
Авторы: Калюжный Дмитрий Витальевич,
Кеслер Ярослав Аркадьевич
Жанр: История

 

 


С 1712 года Россия перестала ввозить оружие.

С военными заказами связано открытие полотняных и суконных фабрик. Раньше сукно для солдатских мундиров ввозилось из-за границы; Пётр принял меры, чтобы производить его в России.

Создавались новые отрасли фабричного производства: шёлковая и кожевенная, бумажная и шляпная, ковровая, цементная, сахарная, обойная. Военные потребности тянули за собой всю экономику и общественную жизнь! Поощрялась частная инициатива и предпринимательство, правительство давало фабрикантам кредиты. Пётр продолжал начатую до него политику протекционизма, например, запретил ввозить заграничные чулки, дабы обеспечить сбыт Московской чулочной фабрике. Считая отечественное производство иголок достаточным, Пётр не стал повышать ввозную пошлину, а попросту запретил ввоз, но потребовал, чтобы цена на иголки фабрик Томилина и Рюмина была ниже, чем цена импортных игл.

Для иных иностранных товаров, которые могли производиться в России, вводились высокие пошлины, до 40% в валюте.

Квалифицированных рабочих не хватало, их выписывали из-за границы, а рынок своей рабочей силы практически отсутствовал. Благодаря тому, что мануфактуры создавались в условиях крепостничества, была возможность посылать для работы на них бродяг и преступников. Появилась практика «приписывания» к казённым мануфактурам государственных крестьян, которые отрабатывали государственные подати. Эти крестьяне так и назывались приписными. В 1721 году купцам разрешили покупать и приписывать к своим заводам деревни, но крестьяне становились собственностью не купцов, а этих предприятий; такие крестьяне назывались посессионными.

Для подготовки специалистов в 1711 году при мануфактурах были учреждены ремесленные школы; началось профессиональное образование рабочих. Покровительство государства производству и ремеслу выразилось также в создании в городах в 1722 году цехового устройства: всех ремесленников записали в цехи по профессиям, кстати, строго регламентируя качество продукции.

…25 апреля 1709 года шведы осадили Полтаву.

1709. – Полтавское сражение. Баталия кончилась тем, что шведы бежали, потеряв более 9 000 человек убитыми и 3 000 пленными; сам Карл XII и бывший гетман Мазепа бежали в Турцию. Наши потери составили 1 345 убитыми и 3 300 ранеными.

Карл XII восемнадцать лет воевал против Петра отнюдь не потому, что претендовал на московскую корону. Он открыто заявлял, что причина его личной войны против Петра и Августа заключается в вопиющем, по его мнению, вероломстве этих родственничков, которые, заключив с ним договор о дружбе (прямо скажем, вынужденный), за его спиной сговорились поделить его земли. Более того, Пётр дождался получения шведских пушек по заключённому договору, и через три дня начал нарвскую кампанию. Наш царь умел показывать зубы!

Обиженный швед (с соизволения турецкого султана) серьёзно оттрепал Петра в 1700 году под Нарвой, и практически вывел из политики польскую сторону в 1704-м. Впрочем, личный момент присутствовал и с российской стороны. А. С. Пушкин:

«Пётр был столь же озлоблен; и когда английский и голландский министры вздумали было от войны его удерживать, то он, в ярости выхватив шпагу…, клялся не вложить оной в ножны, пока не отомстит Карлу за себя и за союзников. Если же их державы вздумают ему препятствовать, то он клялся пресечь с ними всякое сообщение и обещался удержать у себя (в подражание Карлу) имения их подданных, находящихся в России».

И вот, через пять лет Карл и Пётр встретились под Полтавой, и Пётр своими решительными действиями с лихвой рассчитался с Карлом за нарвскую обиду 1700 года. А ведь Карл, о чём пишут шведские исследователи, имел двукратное превосходство в численности регулярных войск и шестикратное – в артиллерии и боеприпасах!

Е. В. Тарле («Северная война и шведское нашествие на Россию») сообщает:

«В генеральной баталии, шедшей с 9 до 11 часов утра, участвовало русской пехоты всего 10 тыс человек „в первой линии“, а прочие „ещё и в баталию не в ступили“. Этот факт, старательно замалчиваемый всеми без исключения западными историками Полтавской битвы, стоит подчеркнуть, также как и другой факт, категорически опровергающий выдумку Нордберга (сдавшегося в плен в конце битвы), будто шведы начали своё „отступление“, лишь пробыв несколько часов близ поля битвы. Наши источники отмечают, что сдавшаяся под Полтавой шведская армия „большая часть с ружьём и с лошадями отдалась и в плен взяты“. Только на самом „боевом месте и у редут“ пересчитано было 9224 неприятельских трупа. Русская кавалерия преследовала разбежавшихся в разных направлениях шведов: „В погоне же за бегущим неприятелем гнала ноша кавалерия болши полуторы мили, пока лошади утомились и иттить не могли“, и „от самой Полтавы в циркумференции [в окружности] мили на три и болшина всех полях и лесах мёртвые неприятелские телеса обретались“. Пришлось разбросать кавалерию для преследования и добивания разбежавшихся. Поспешное бегство главной массы к Днепру отсрочило взятие их всех в плен на трое суток».

Деморализованная армия Карла бежала, и почти все, кроме свиты, погибли. Многие сдались ещё до начала основного боя. Когда к Петру привели пленных шведских военачальников, им было велено сдать шпаги, после чего Пётр, знавший о хвастливых речах Карла накануне битвы, сказал: «Вчерашнего числа брат мой король Карл просил вас в шатры мои на обед, и вы по обещанию в шатры мои прибыли, а брат мой Карл ко мне с вами в шатёр не пожаловал, в чём пароля своего не сдержал, я его весьма ожидал и сердечно желал, чтоб он в шатрах моих обедал, но когда его величество не изволил пожаловать ко мне на обед, то прошу вас в шатрах моих отобедать».

За обедом Реншильд и Пипер сказали Шереметеву, что они многократно советовали королю прекратить войну с Россией, заключив с нею вечный мир. Все, кроме Левенгаупта, думали, что под Полтавой встретятся с войском, вроде того, что было при Нарве в 1700 году, «или мало поисправнее того». Никто не подозревал, что у России такое сильное регулярное войско: только Левенгаупт утверждал, что «Россия пред всеми имеет лучшее войско». Однако интересно, что прославление Полтавской битвы и придание ей нынешнего значения в глазах общественного мнения началось через много-много лет, уже после завоевания Екатериной II Малороссии. Первая памятная доска об этом событии в Санкт-Петербурге, с надписью, сочинённой Г. Рубаном, датирована 1778 годом. Ниодной оды в честь полтавской победы до 1751 года, когда об этом событии напомнил в оде к Елизавете совсем ещё юный тогда Михайла Херасков, написано не было, хотя по поводу других побед их было немало (например, «На взятие Хотина» Ломоносова, 1739).

Молчали об этом событии известные писатели того времени Прокопович, Сумароков и Тредьяковский. Ничего по поводу полтавской победы не написал и поэт А. Кантемир, хотя его отец, молдавский господарь Д. Кантемир, писатель и историк, был сначала союзником, а потом и ближайшим сподвижником Петра I. В трудах же самого Д. Кантемира, посвящённых истории Молдавии, Полтавская битва, в результате которой Карл XII оказался в столице Молдавии г. Бендеры, представлена частным эпизодом в ходе ликвидации Молдавской автономии Османской империей в ходе русско-турецкой войны… 1710—1713 годов. Особо отмечаем даты, так как согласно русским источникам эта война была окончена уже в 1711 году, когда Пётр попал в окружение к Мехмет-паше. Но не только в молдавских, но и в других источниках (в частности, черногорских) есть сведения о русско-турецкой войне 1710—1713 годов. Что за война, откуда взялась, и куда делась?.. Загадка.

Битва под Полтавой была стратегически важной, и ведь это был единственный крупный военный успех Петра на юге страны. Но мы говорили уже: историки выбирают для своей истории только то, что нужно власти. По каким-то причинам при жизни Петра упоминать эту битву было не принято, о ней и не писали. Но затем возвеличивание сражения под Полтавой оказалось нужным Екатерине II, для её собственной редакции истории России, и о нём стали писать.

Сам Карл XII в этом сражении участия не принимал, потому что накануне был случайно ранен в ногу и лежал с температурой, а шведскими войсками командовали вовсе не шведы, а немцы: Левенгаупт, Крейц, Розен, Шлипенбах и другие, впрочем, как и нашими войсками. Место захоронения шведов, погибших в этой битве, вообще неизвестно, а место захоронения русских называется «Шведской могилой».

Древняя белорусско-литовская столица город Полтава в 1709 году в «екатерининской» редакции оказывается казачьим хутором, едва вмещающим 4 000 человек, однако при этом там обороняется от осаждающих её шведов гарнизон полковника Келина как раз численностью в 4 000 человек, да ещё тут же путается 2 500 вооружённых горожан. Но ежели так, то численность населения «скромного казачьего хутора Полтавы» никак не могла быть меньше 10 000 человек. Самое забавное, что фамилия прославленного впоследствии в «екатерининской» редакции полковника Полтавского гарнизона – Келин, не русская, а как раз шведская (kelen означает по-шведски «баловень»).

…После двухнедельного пиршества по случаю Полтавской победы Пётр на три недели заболел, а потом отправился осаждать Ригу и, закрепляя успех, покорил Лифляндию. В декабре он торжественно въехал в Москву, а 1 января здесь был устроен особенно пышный «триумф». А Карла XII «с триумфом» встретили янычары в Бендерах, где он и поселился: турецкая казна брала на себя все расходы по содержанию шведов (см. С. Э. Цветков, «Карл XII», стр. 356). Был ли он гостем Османской империи, или получившим отпуск паладином, судить трудно. Напомним, что Турция оставалась сильнейшей державой мира, а память о временах, когда все христианские владыки получали помазание на власть у патриарха в Царьграде, ещё могла быть жива.

Победа изменила соотношение сил в Европе и закрепила Прибалтику за Россией. Август II и Дания снова заключили с Петром союз, а позже, в 1714 году к союзу присоединилась Пруссия.

Пока шёл быстрый рост мощи России, Карл, сидя в Турции, призывал к войне с нею, уговаривая султана (а пуще самого себя), что Россия истощена. Осенью 1710 года Турция начала против нашей страны войну. И хотя мобилизационная экономика не достигла ещё пределов роста, сила у России уже была. Пётр, рассчитывая на помощь христианских народов Балкан, вступил в Молдавию и перешёл Прут. Здесь, в Прутском походе, 200 тысяч турок окружили 40 тысяч русских, но разгромить их не смогли. Ловкость дипломата П. П. Шафирова (Шапиро) и подарки визирю ускорили заключение Прутского мира (12 июня 1711 года): Россия возвращала Турции Азов, разрушала крепость в Таганроге, выводила из Польши войска. Затем ещё дважды Россия подвергалась нападению Турции.

Даже собрав все силы в рывке, наша страна не могла решать все проблемы сразу. Ивану IV удалась целиком лишь попытка выхода по Волге на Каспий. Выйти к Чёрному морю не смогли окончательно ни Иван, ни Пётр. Зато Пётр, отступив на юге, закрепил военные успехи на севере.

Наша армия вступила в Померанию и взяла Штеттин, Гельсингфорс и всю Финляндию. 27 июля 1714 года произошло сражение при мысе Гангут, и это была первая победа русских на море. Усиление России обострило наши отношения с Англией, которая не только подталкивала Турцию к новой войне с Россией, но и послала свою эскадру на Балтику. В 1718 году Швеция пошла на мирные переговоры с Россией, однако война продолжалась; в том же году Карл погиб при осаде крепости в Норвегии. В 1719-м русский десант высадился у Стокгольма; затем в переговорах участвовала сестра покойного Карла XII королева Ульрика-Элеонора. 27 июля 1720 года Россия одержала крупную морскую победу при острове Гренгам. 30 августа 1721 года в финском городе Ништадт Швеция и Россия подписали мир: Россия получила Лифляндию, Эстляндию, Карелию и бассейн Невы. Наконец, то, чего Россия добивалась на протяжении нескольких веков – выход к Балтике, было достигнуто. Северная война закончилась. Сам Пётр считал одержанную победу самой большой радостью в своей жизни.

«Великая Северная война и тесносвязанные с ней преобразования Петра Великого, закончившие период борьбы Московского государства за своё существование и обеспечившие на будущее время его политическую самостоятельность и внутреннее развитие, потребовали от народа чрезмерных усилий и жертв», – пишет Н. П. Павлов-Сильванский (выделено нами).

Жертвы не были напрасными: они обеспечили России величие на столетия вперёд. 1721, январь. – Учреждение Духовной коллегии (будущего Святейшего синода). Московское патриаршество заменено соборным коллегиальным правлением, которому поручено ведать текущими церковными делами и осуществлять контроль за духовенством. Октябрь. – Продолжавшиеся месяц празднества в столице по поводу окончания Северной войны завершились торжественной церемонией: Сенат упразднил титул царя, и 22 октября канцлер Г. И. Головкин от имени Сената преподнёс Петру I титул императора. При жизни Петра его новый статус императора признали Швеция, Дания, Пруссия, Голландия и Венеция. В том же году по императорскому указу был создан Балтийский военно-морской флот; к 1725 году он состоял из 32 линкоров, 16 фрегатов, 8 шняв, 85 галер и господствовал на Балтике.

Гетманство на Украине

Говоря об истории Российской империи, нельзя обойти и нынешнюю Украину. Её историю выстраивают, базируясь в основном на описаниях гетманского периода, сделанных сторонниками «западенства», а они явно ставили историю на службу политике. В их изложении или отсутствует всякое упоминание, или упоминается только вскользь роль Польши: якобы шла борьба украинской («древней киевской») культуры с некоей «низшей» московской культурой, которая и «поработила» к концу XVIII века Украину. А тот факт, что украинская культура уже к моменту воссоединения была в значительной степени полонизирована и быстро шла по пути полного исчезновения, в большинстве случаев просто замалчивается.

Мало того, навязывается ложное мнение, что если бы не вмешательство России, то украинская культура свободно бы развивалась и пышно расцветала. На самом же деле, как пишет А. Дикий, «беспристрастное изучение той эпохи даёт основание утверждать, что в Речи Посполитой эта „киевская культура“ была обречена, и, не приди Воссоединение, она бы была без остатка поглощена и переварена чуждой, польско-католической культурой».

Суть в том, что до конца XVIII века Украина, один из регионов былой единой Руси, была разделена на две части – российскую (Левобережье) и польскую (Правобережье Днепра). Каково было бы будущее всей Украины без участия в её судьбе России? Это видно из того, что на рубеже XVIII и XIX веков в польской части всё население в религиозной жизни было окатоличено навязыванием унии; в социальном положении превращено в крепостных «хлопов» польских помещиков, а национальная культура приведена в безмолвие. Не там, а в российской части некогда единой страны возродилась, точнее, возникла литература на украинском, уже не «книжном», а народном языке (Котляревский, Артемовский, Квитка).

Надо пояснить, что «книжный» язык был смесью украинско-церковно-славянского и польского, и было в нём ещё огромное число слов и целых выражении на средневековом латыни. Всё это делало «книжный» язык малопонятным для простого народа и, разумеется, сдерживало развитие культуры. Правда, в Великороссии тоже были некоторые отличия «книжного» и народного языка, но всё же меньшие, ибо здесь не было ни полонизмов, ни латинизмов.

Народ же и Москвы, и Киева мог прекрасно понимать друг друга. Именно поэтому оказались «без надобности» два переводчика, включённые в многочисленную свиту Бутурлина, ехавшего в 1653 году к Богдану Хмельницкому, оформлять воссоединение Великой и Малой Руси: московские бояре и казацкие старшины понимали друг друга без всяких переводчиков. Позже в объединённой стране политическим и культурным центрам стал европеизированный, светский Петербург, с его учебными заведениями (вроде Шляхетского Корпуса), Академией Наук, газетой, книгоизданием. Петербург стал местам, где можно делать блестящие карьеры, приобретать, как тогда говорили, «чины, звания и имения». И уроженцам Украины никаких ограничений для достижения всего этого не ставилось; культурные люди её потянулись на север без всякого принуждения! А свою, киевскую культуру, начали синхронизировать с культурой общероссийской, освобождаясь в то же время от всего чуждого, наносного, польско-латинского.

В этот переходный период сыграл свою роль на исторической сцене гетман Иван Степанович Мазепа (1644—1709).

Точной его биографии нет. Одни историки (Вольтер, Леклерк, Голиков, Симоновский, Лэсюр) считают его природным польским шляхтичем; другие (Город, Шафронский, а также его современник Феофан Прокопович), утверждают, что он происходит из шляхты Правобережья, и родился около 1640 года в селе Мазепицах, около Белой Церкви. Мать его была православной, но вопрос о том, была ли вся его семья православной, униатской или католической, не выяснен.

Учился он у иезуитов, образование по тому времени получил очень хорошее: в совершенстве владел не только польским, но и латинским, и немецким языками. С юности находился при дворе польского короля, где воспринял манеры, обычаи и взгляды польских придворных кругов и делал карьеру в польском высшем свете.

О его моральных качествах мнения историков расходятся. Его апологеты приписывали Мазепе все возможные гражданские и человеческие добродетели. Он, де, не только высокообразованный человек (чего никто не оспаривает), но также идеалист, отдавший все свои силы и способности делу свободы, блага и процветания Руси-Украины и прадедовской православной веры, покровитель православных церквей и монастырей, попечитель наук и искусств. Совсем другой портрет рисуют противники Мазепы. В одной из характеристик, данных ему современником, содержатся такие оценки: хитрость и осторожность, злоба, мстительность, любостяжение, славолюбие, неблагодарность.

…В результате скандала из-за его романа с замужней женщиной, Мазепа очутился далеко от Варшавы, в Приднепровье. В начале 1674 года он был казацким старшиной и находился в окружении гетмана Дорошенко, враждебного Москве и запорожцам. Тот послал его в Крым, просить у татар помощи, но по дороге Мазепу поймали запорожцы, и он, как агент Дорошенко, был доставлен к левобережному гетману Самойловичу, а потом в Москву. Однако Мазепе удалось завоевать доверие Самойловича, и через несколько лет он стал уже генеральным есаулом, одним из высших сановников и ближайших сотрудников гетмана; причём против доверявшего ему Самойловича он серьёзно интриговал. После смерти Самойловича выборы нового гетмана организовывал князь Голицын. Собрав старшин, он провёл выборы, настоятельно советуя выбрать генерального есаула Ивана Мазепу, – по преданию, он получил за это от Мазепы 10 000 червонцев. Мазепа был «единогласно» выбран гетманом 7 августа 1687 года, но при этом его противники от участия в выборах были искусно отстранены, а поскольку дело происходило в походе, многие казачьи старшины даже и не могли в них участвовать. Однако легитимность выборов немедленно подтвердил Голицын, а вскоре и Москва.

В начале своего правления Мазепа, учитывая усиление России и ослабление Польши, а прежде всего мнение народа, пошёл на сближение и даже слияние с Россией. По его инициативе было решено, что «Гетман и старшины обязаны стараться о соединении малороссийского народа с великороссийским посредством супружеств и другими способами, для чего дозволяется малороссийским жителям вольный переход в города великороссийские» (документ сохранился).

Новый гетман настаивал, чтобы в гетманской резиденции – Батурине, был на постое московский стрелецкий полк; Голицын согласился. (Документы об этом тоже сохранились.)

Начало его правления не обошлось без волнений на Украине. При помощи российских полков и верных ему казаков Мазепа быстро ликвидировал беспорядки и произвёл чистку административного аппарата в пользу верных ему людей. Со многими он расправился очень жестоко, отправив их в ссылку в Сибирь, не щадя даже некоторых идеалистов, содействовавших его избранию, – так, были смещены и лишены званий полковники Думитрашко и Гамалея.

Вслед за этим он «заложил» и своего благодетеля, князя Голицына: находясь в Москве в момент свержения царевны Софьи (в 1689), представил Петру I донос на Голицына, как вымогателя, с подробным перечислением всех взяток, которые, по его словам, Голицын от него получил. После такой «антикоррупционной акции» Мазепа почти 20 лет пользовался исключительным доверием и расположением Петра.

А во внутреннем управлении он продолжал политику своего предшественника Самойловича: щедро раздавал универсалы на потомственное владение землями, сёлами и деревнями, а крестьян обременял всё новыми и новыми повинностями, вплоть до никогда не виданной здесь барщины (панщины) включительно. Несомненно, начало закрепощения украинцев положено не «москалями» и Екатериной II, а гетманом из поляков, Мазепой, в пользу казацкой старшины.

О том, как к этому относился народ, записано у Грушевского, которого нельзя заподозрить в пристрастно-отрицательном отношении к Мазепе. В своей «Истории Украины» он пишет: «Разумеется, эта новая барщина страшно возбуждала крестьянство, у которого ещё были свежи в памяти времена без помещичьи, когда оно хозяйничало на вольной земле. Горькая злоба поднималась в нём на старшину, которая так ловко и быстро сумела взять его в своё подчинение. Особенным гневом дышали люди на гетмана Мазепу, подозреваючи, что это он, как шляхтичи „поляк“, как его называли, старался завести на Украине польские панские порядки. С большим подозрением относился народ ко всем начинаниям его и старшины».

Далее Грушевский, естественно, желая свалить всю вину на Москву, пишет, что крестьяне «не подозревали в этом руки московского правительства и даже готовы были верить, что всё это делается против его воли». Но никаких доказательств, что в действиях Мазепы по раздаче своим сторонникам имений была «рука Москвы», конечно, не приводит, ибо их не существует. Ни в одном историческом документе об этом не сохранилось никаких, даже косвенных, упоминаний. Зато сохранился приказ Петра I Мазепе: «надзирать за малороссийскими помещиками, удерживать их от жестокости, поборов, работ излишних» (в Архиве Коллегии Малороссийской, дела 1693 года, №39).

Приказа Мазепа не выполнил, а казачьи полки, дабы, узнав о жестокостях и несправедливостях, не стакнулись они с крестьянством против него, старался держать подальше, и охотно посылал их в любые походы, которые предпринимала Москва, взамен формируя возле себя наёмные полки «сердюков» и «компанейцев».

О религиозных же проблемах Малороссии того времени вот что пишет А. Дикий:

«О настроениях народа Мазепа, конечно, знал, и особенно его беспокоило обвинение, что он „поляк“, то есть униат или католик. Ненависть же против униатов и католиков была всеобщей. В этом вопросе весь народ был единодушен. Если в вопросах социальных Мазепа мог рассчитывать на поддержку некоторых высших классов и наёмного войска, то в вопросе религиозном господствовало редкое единодушие. Одного подозрения в униатстве было достаточно для самого жестокого самосуда. В церковных книгах бывшего сотенного местечка Карабугова сохранилось описание расправы с одним родственником сотника… Его били „киями“ (палками), а потом повесили перед церковью. Интересно…, что это осталось безнаказанным. На следствии, которое производил судья Нежинского полка, выяснилось, что повешенный „намовляв (подговаривал) пидкоритись папи Римському“. Этого было достаточно для прекращения дела».

Учитывая такие настроения, Мазепа, чтобы доказать своё православие, строил церкви, а также посылал богатые дары деньгами и имениями монастырям, в том числе Киевскому женскому, где игуменьей была его православная мать, Мария-Магдалина. Даже в Палестину послал он свой дар: художественной работы серебряную доску-антиминс. На доске выгравировано: «подаянием ясновельможного его милости пана Иоанна Мазепы, российского гетмана». Как видим, он сам называл себя российским гетманом. Надо полагать, он лучше знал, как себя назвать, чем его почитатели, посмертно переименовавшие его в «гетмана украинского». Но даже это не вызвало у народа симпатий и доверия к Мазепе: он всегда оставался чужим, «паном» и «поляком», и когда попытался опереться на народ при переходе к шведам – народ за ним не пошёл.

В 1692 году от Мазепы бежал его канцелярист Петрик, сначала на Запорожье, а потом к татарам, и начал выпускать и распространять призывы к свержению власти гетмана и старшин, «превратившихся в панов и вводящих польские порядки». Затем, с помощью части запорожцев и отряда татар Петрик вторгся в пределы южных полков, но был отбит верными Мазепе войсками. Четыре года беспокоил он Мазепу, и только в февраля 1696 года совместными усилиями казаков Мазепы и русских войск Шереметьева крымский хан с Белгородскими татарами были разбиты и почти полностью изрублены или потоплены в Ворскле и в Днепре. Погиб при этом и Петрик.

Затем появилась новая неприятность: правобережный гетман Самусь и его сподвижник полковник Палий своими успешными действиями против татар и защитой населения от польско-католических притеснений снискали необыкновенную популярность не только на Правобережьи, но и на подвластном Мазепе Левобережьи. Особенно Палий, который в глазах народа был легендарным героем. Не сумев справиться с ним, Мазепа использовал донос: в результате длительной и тонкой интриги ему удалось добиться, что Палий (как уроженец г. Борзны на Левобережьи) очутился в 1705 году в ссылке в Сибири.

Так, удачно выходя из всех затруднений, неизменно подчёркивая свою преданность России, Мазепа правил Левобережьем, принимая участие в походах Петра и на юге, и на западе, и в Прибалтике. Пётр осыпал его подарками и наградами, дал ему в потомственное владение целую волость в Великороссии, а когда учредил орден Андрея Первозданного, та Мазепа получил этот орден раньше самого Петра.

Так продолжалась верная служба Мазепы Петру до появления в северо-восточной Европе Карла XII, с его блистательными победами над всеми противниками. Когда же Карл вмешался в польские дела, в которых была заинтересована Россия, Мазепа решил затеять политическую игру, в надежде выиграть для себя более независимое положение. Ведь, несмотря на всё расположение к себе Петра, он всегда чувствовал его крутую волю и твёрдую руку: Пётр не терпел своеволия, столь обычного в польских шляхетско-магнатских кругах, в которых Мазепа получил своё политическое воспитание.

В Польше в то время шла ожесточённая борьба между двумя претендентами на престол: Августом Саксонским, союзником Петра, и Станиславом Лещинским, союзником Карла. С победами Карла и его вторжением в Польшу росли и шансы Лещинского, а война постепенно приближалась к границам Левобережья. Мазепа установил контакт с возможными победителями – сначала с Лещинским, а когда Карл XII приблизился к границам Украины, то и с ним. Гетман обещал выступить на стороне Карла с двадцатитысячным войском, как только он появится на подвластной Мазепе территории.

Об этих переговорах никто ничего не знал, и только генеральный судья Кочубей и полтавский полковник Искра послали Петру донос (который сохранился). В нём было 26 пунктов, но ни один из них не подтверждался какими-либо доказательствами, отчего при чтении возникало впечатление бездоказательного навета. Так его и воспринял Пётр, и с ним согласились Головкин и Шафиров, которым царь поручил произвести дознание. Эти двое были личными друзьями Мазепы. В результате доносчиков выдали Мазепе, и он их казнил.

В это время (1707) Пётр усиленно готовился к столкновению с Карлом, и призывал Мазепу подготовить и возглавить войско. Не желая раньше времени выявлять свои планы, гетман притворился больным, а Петру писал о там, что как только оправится, то сейчас же выступит в поход. Обеспокоенный болезнью своего любимца, Пётр даже послал к нему своего лекаря-итальянца. Но Мазепа всё не поправлялся, а, как умирающий, попросил митрополита совершить над ним соборование, о чём немедленно был уведомлён Пётр.

Но «болезнь» Мазепы помешала ему сосредоточить обещанные Карлу 20 000 войска. В результате осенью 1708 года, когда Карл занял Могилёв и переправился через Днепр, у Мазепы в Батурине было всего около 5 000 войска, преимущественно не реестровых казаков, а наёмных «компанейцев» и «сердюков». Но медлить он уже не мог, ибо с севера приближался с большим отрядом Меншиков и, если бы он успел застать Мазепу в Батурине, весь план пропал бы. Оставив гарнизон в Батурине, Мазепа с группой старшины и отрядом около 3—4 тысяч войска (точных данных нет), отправился навстречу Карлу, который уже вошёл в пределы Стародубского полка и стоял в селе Горки, южнее Новгорода-Северского. «Войско не знало, куда и зачем его ведёт Мазепа, предполагая, что их ведут против шведов», – так рассказывал Петру перебежавший от шведов компанейский полковник Игнатий Галаган.

Узнав об измене, Пётр немедленно принял решительные меры: приказал Меншикову взять Батурин (что и было сделано), обратился к населению с манифестом, призывающим не идти за Мазепой, а тех, кто пошёл – вернуться, и назначил выборы нового гетмана. Население Мазепу не поддержало, и отдельные старшины начали прибывать к Петру с изъявлением верности. Одними из первых был Стародубский полковник Иван Скоропадский, Черниговский – Полуботок, и много других. Некоторые полковники, например, Галаган, Апостол и другие, вначале пошедшие за Мазепой, возвращались к Петру, который их не только не наказывал, но ещё и награждал за верность.

6 ноября 1708 в Глухове был торжественно выбран гетманом полковник Иван Скоропадский. При этом находившимся там же Петром была подписана и оглашена царская грамота, подтверждающая «сохранение вольностей и преимуществ Малороссийских».


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29