Кто из богатых спасётся?

1. Воздающие богатым похвалы, мне кажется, не только по всей справедливости осуждаемы должны быть за лесть и пресмыкательство, потому что они выдают себя за почитателей того, что вовсе не заслуживает почтения, но они должны быть признаваемы и за безбожников и обманщиков. За безбожников, ибо, не радея о своей обязанности хвалить и прославлять Единого Совершенного и Святого Бога, из Которого все, Которым все и к Которому все (Рим. 11:36), они честь, приличествующую Ему, воздают людям, обременяющим себя грехами, ведущим жизнь безнравственную, за что – а это и главное – подлежат суду Божию. За обманщиков такие люди должны быть считаемы потому, что богатство уже само в себе имеет силу души собственников надмевать, губить и сводить с пути, которым достигается спасение, а они богатых к тому же еще усыпляют, через угодливость им своими безмерными похвалами высокомерные мысли в них пробуждая и делая, что за исключением богатства, которым они такое удивление к себе возбуждают, все начинают они считать пустяками. Поистине это значит к огню огня подбавлять, гордого гордостью нагружать, к богатству прибавлять еще отяготительнейшее затруднение, трудно осиливаемую природу обременять еще затруднительнейшей тяжестью вместо того, чтобы освобождать и отделять ту от этой, как от некоей губительной и смертельной болезни. Потому что кто превозносится и чванится, того может и обратное постигнуть, для него может наступить унижение и падение, чему и учит слово Божие (Мф. 23:12).

Мне кажется, вместо того чтобы унизительно льстить богатым и прославлять их за дурные их дела, гораздо человечнее по отношению к ним было бы помогать им напоминаниями и всеми возможными способами содействовать их спасению, частью Бога о сем моля, Который чад Своих с верностью и готовностью щедро наделяет могущими им на пользу служить благами, частью благодатью Спасителя их души исцеляя, их просвещая и к принятию истины приводя. Только тот, кто воспринял оную, кто добрыми делами блистает, только тот наследует в награду за то Вечную жизнь. Необходима для достижения ее и постоянная, равномерно, даже до последнего дня жизни, продолжаемая молитва души твердой и чистой, а также образ жизни и расположений добрый, закону верный, всесторонне определяющийся заповедями Спасителя.

2. Но, наверное, не одна какая-нибудь и притом и простая тому причина, что спастись богатому труднее, чем бедному; тех причин, конечно, много и они разнообразны. Потому что одни без рассуждений и легкомысленно внимают сему голосу Спасителя, что легче верблюду сквозь игольные уши пройти, нежели богатому войти в царство Божие (Мф. 19:24) и в себе самих отчаиваясь, как если бы не могли они Царства Божия достигнуть, во всех своих действиях соображаются с миром; и как если бы им суждено было жить лишь по эту сторону гроба, все далее и далее в унынии отклоняются от пути, ведущего в жизнь загробную, не заботясь много ни о том, к каким богачам Господь и Учитель обращает речь Свою, ни о том не думая, что невозможное для людей возможно для Бога (Мф. 10:27). Другие хотя и правильно и надлежащим образом понимают данное изречение Господа, но, пренебрегая делами, ведущими ко спасению, не снабдевают себя этим оружием, необходимым для завладения ожидаемыми благами. С обеих этих точек зрения говорю я, впрочем, только о богатых, которым известны и могущество Спасителя, и явленное Им спасение. О тех же, которым эти истины неизвестны, меньше я забочусь.

3. Тех, кто любит истину и братьев и относительно призванных [к христианскому познанию Истины] богатых ни самодовольной уверенности не питает, ни у ног их ради своей выгоды не пресмыкается, необходимо потому первее всего в мнении о богатых ободрить и безосновательное уныние относительно их разогнать и посредством соответственного объяснения изречения Господа им показать, что наследие Небесного Царства для богатых не вполне отрезано, если они заповедям следуют; далее так относящимся к богатым нужно напомнить, что они страшатся там, где совсем нечего страшиться (Пс. 13:5), и что Спаситель имеющих волю с готовностью принимает. Потом и самим богатым нужно показать и их ввести в разумение тайны, каким образом и при посредстве каких дел и расположений они могут возвыситься до надежды, что Царство Божие для них не есть нечто недостижимое, а равным образом что не могут они стать членами его и не трудясь для него. Но что с атлетом бывает – да позволено мне будет великое и непреходящее сравнить с малым и слабым, – то же пусть применяет к себе и тот, кто в этом мире богат. Как из атлетов, который от надежды победить и получить победную награду отказался, не признается на арену выходившим; тот же, который проникся в духе сей надеждой, но о трудах, соответственном питании себя и упражнениях, к сей цели ведущих, не заботился, обыкновенно без победного венка остается и в самой надежде обманывается, – так и тот, кто располагает обилием земных благ, не может считать себя ни устраненным от получения победной награды, обетованной Спасителем, если только он остается верующим и обращает взоры на величие человеколюбия Божия, ни надеяться не может, если он не упражняется и не борется, что украсит себя неувядающим победным венком, не запылившись и не вспотевши. Но да вверяет себя Слову и разуму как бы в палестре учителю и да подчиняет он себя Христу, борьбой заправляющему; пищей же ему и установленным питьем да служит Новый Завет Господа, а упражнениями – заповеди, украшением же и одеждой добрые расположения, как то: любовь, вера, надежда, познание истины, [уступчивость, ] кротость, милосердие, целомудрие, дабы когда последней трубой знак подан будет к началу состязания и к отшествию из этой жизни, как бы с арены (1 Кор. 9:24), быть в состоянии ему выйти пред Устроителем состязаний с доброй совестью в качестве победителя и, несомненно, быть удостоенным Небесного Отечества, в которое тогда войдет он в победном венке, под громкие провозглашения Ангелов.

4. Нам теперь, отсюда начинающим свое слово, Спаситель посему да внушит предложить братьям истину, целесообразнейшее и спасительнейшее сначала относительно самой надежды (главы 4-26), а потом относительно того, что ведет к надежде (главы 27–42). Он ведь благоволит к умоляющим Его и вразумляет просящих о том. Он разрешает неведение и рассеивает уныние, те же самые слова о богатых, которые сами себя истолковывают и несомненно изъясняют, еще раз повторяя.[3] Потому что ничего нет лучше, как вновь выслушать те же самые изречения, которые доселе в Евангелиях вас в смущение приводили, ибо по причине духовного несовершеннолетия вы выслушивали их без исследования и понимали неправильно. Когда Он [Иисус] вышел на улицу, подбежал к Нему некто и склонясь на колена спрашивал Его: Учителю благий, что должен я делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус же сказал: почему ты называешь Меня благим? Благ один только Бог. Ты знаешь заповеди: Не прелюбодействуй, не убий, не кради, не лжесвидетельствуй, не обделяй, чти отца своего и матерь. А тот отвечал и сказал Ему: все это я соблюдал. Иисус же, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает. Если хочешь быть совершенным, пойди продай имение твое и раздай бедным, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. Но этот, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что он был богат и у него было большое имение. Иисус же, посмотрев вокруг, сказал Своим ученикам: как трудно имеющим богатство войти в Царство Божие! Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять стал говорить и сказал им: дети, как трудно надеющимся на богатство войти в Царство Божие! Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие! Они же чрезвычайно изумились и говорили между собою: кто же может спастись? Иисус же, взглянув на них, сказал: что для людей невозможно, то возможно для Бога, ибо для Бога все возможно. И начал Петр говорить к Нему: вот мы оставили все и последовали за Тобою. Иисус же отвечал и сказал: истинно говорю вам: кто ради Меня и для Евангелия оставляет собственность и родителей, братьев и богатство, тот ныне, во время сие, во время гонений, во сто раз более получит полей, и сокровищ, и домов, и братьев; в будущем же веке вечную жизнь. Многие же первые будут последними и многие последние первыми.[4]

5. Так написано в Евангелии от Марка, но согласно с этим изложено дело и у всех остальных евангелистов. Слова у каждого из них несколько хотя, может быть, и иные, но мысль у всех проходит тождественная. Необходимо, однако же, слова те так понимать, что Спаситель ничему не учит Своих последователей человекообразно, но в Божественной Своей и таинственной мудрости внушает сказанное принимать не в чувственном смысле, а учит соответственным исследованием и вниманием проникать в сокровенный смысл слов и его познавать. Ибо и то, что Самим Господом ученикам, казалось бы, уже истолковано было, оказывается высказанным непонятно и требует глубочайшего рассмотрения по причине беспредельной полноты сокрытого в нем содержания. Так, настоит нужда умножить размышление над тем, что пред посвященными в тайны Царства Божия и пред сынами этого [Царства] Спасителем яснейшим образом было раскрыто. Однако же вряд ли было бы прилично поверхностно внимать и тому, что высказано Им, по-видимому, совершенно просто и об изъяснении чего слушатели не просили. Цели спасения и это простое содействует и содержит весьма удивительные и небесные глубины мысли. Обращать следует внимание на дух Спасителя и на Его цель, в словах Им не выраженные.

6. Охотно Господь и Спаситель наш позволял Себе предлагать вопросы, ответ на которые приличествовал Его служению. Жизнь могла быть спрашиваема о жизни, Спаситель о спасении, Учитель о главнейших положениях Его вероучения, Истина об истинном бессмертии. Слово о слове Отца, Совершенный о совершенном [конечном] покое, Вечный о непреходящей вечности. Он дозволял Себя спрашивать о том, ради чего и пришел, что устроял, чему учил, что раздавал, позволял Себя спрашивать о том, дабы показать, что содержание Его Евангелия есть дар для достижения Вечной жизни. Но как Бог Он предвидел, о чем Его спрашивать будут и на что Ему отвечать придется. Кто лучше мог и предвидеть это, как не Пророк пророков и Господь всякого пророческого духа? Названный благим, в первом же этом слове Он увидел для Себя повод к ответу и начинает этот [ответ] наставлением, указывая ученикам на благого Бога, первого и единственного Поручителя Вечной жизни, которую получает Сын от Него и потом нам дарует.

7. Итак, тотчас же в самом начале в душе должно быть насаждено высшее из учений, ведущих к Вечной жизни и стоящее во главе их: должно знать вечного Бога и подателя вечных благ; через познание и постижение должно первого, высшего и Единого благого Бога, при себе удерживать. Познание Бога, истинно сущего, наделяющего сущим, то есть вечным, Бога, от Коего и все прочие вещи получают бытие и продолжение, – вот неизменные и неколебимые начало и основа жизни. Неведение о Нем есть смерть; о Нем познание и к нам Его благоволение, любовь наша к Нему и Ему уподобление для нас составляют единственную жизнь.

8. Познавать этого Бога Спаситель теперь и предлагает желающему жить истинной жизнью; предлагает Он познавать Бога, Которого кроме тех, кому Его открывает Сын, никто познать не может (Мф. 11:27). Потом юноше нужно было научиться ценить величие Спасителя и новость благодати, потому что, по Апостолу, закон чрез Моисея был дан, а благодать и истина произошли чрез Христа Иисуса (Ин. 1:17); он должен был узнать, что дарованное истинным Сыном не походит на данное чрез посредство верного слуги; он должен был вразумлен быть, что если закон Моисея мог сообщать вечную жизнь (Гал. 3:21), то Спаситель, значит, напрасно пришел, напрасно страдал нас ради, от рождения и даже до предельного знака между этой и той стороной гроба (т. е. Креста) проходя путем человеческой жизни. Напрасно, следовательно, и юноша, от юности исполнявший все заповеди закона (Мк. 10:20), коленопреклоненный, и о бессмертии молил другого. Тот юноша закон ведь не только исполнял, но и с ранней юности в том упражнялся. А войти в старость без пятна от преступлений уже не представляет ли собой явления великого и блестящего? Если же кто еще среди юношеских стремлений и при горячности сего возраста приобрел зрелость смысла, не по летам рассудительность, тот борец достоудивительный и отличный и довольно зрелый суждением. И, однако же, тот юноша, отличавшись таковою не по летам зрелостью, твердо убежден был, что хотя и все наблюдал он для достижения праведности, требовавшейся законом, а жизни все-таки в себе не имел; о ней-то посему он и молит Того, Кто единственно и мог ее сообщить ему. Относительно закона уверен он, а Сына Божия все-таки молит о помощи. От веры по закону переходит он к вере в Евангелие Христа (Рим. 1:17). Как если бы пребывание свое на судне закона он находил для себя не безопасным и это [судно] видел бросившим свой якорь на месте, предвещавшем бедственность, отплывает он к Спасителю.

9. Иисус теперь хотя не говорит, что юноша не все, что требовалось от него законом, исполнил, напротив, Он даже оказывает расположение к нему и любвеобильно обнимает его руками за добровольное следование тому, чему он научился; но при этом Он объясняет, что этот юноша незрел для Вечной жизни как не исполнивший совершенного и что хотя он и исполнял закон, но закон, для Вечной жизни недействительный. Прекрасно это; кто будет отрицать то? Потому что, представляя собою в связи со страхом воспитательное средство, заповедь свята (Рим. 7:12), а в качестве предызображения высшего законодательства и благодати она приводит к Иисусу (Гал. 3:24). Исполнение же закона есть Христос в оправдание всякого верующего (Рим. 10:4). Христос не раб и не рабами делает исполняющих волю Отца, а Его сынами, братьями и вместе с Собой наследниками у Отца.

10. Если хочешь совершенным стать (Мф. 19:21). Стало быть, юноша был еще несовершенен, потому что «ничего нет совершеннее совершенного».[5] И божественно Господь чрез это выражение если хочешь указывает на свободную волю души, с Ним разговаривающей; потому что от человека, как свободно избирающего, зависит выбор; а от Бога, как от Господа, дар. Но Бог дарит только тем, которые желают и добиваются и просят, дабы таким образом спасение могло быть ими усвоено.[6] Бог не принуждает – насилие Богу особенно ненавистно, – но к ищущим приходит Он, просящим дает и толкающим отворяет (Мф. 7:7; Лк. 11:9). Следовательно, если ты хочешь, если действительно хочешь и сам себя не обманываешь, то приобрети недостающее тебе. Одного недостает тебе, одного, что вечно пребывает, доброго, находящегося за пределами уже закона, чего он не дает, чего он в себе не содержит, что свойственно лишь тем, кто имеет жизнь в себе. Но этого одного юноша, от раннего своего возраста весь закон исполнявший и тем чрезмерно гордившийся, этого одного на все исполнение закона не мог он приобрести,[7] этого одного, что у Спасителя было, достижения вечной жизни, которой юноша желал. Он отошел, опечалясь, находя для себя тяжелой эту заповедь жизни, о которой он молил. Потому что он не на самом деле жизни желал,[8] как он говорил, а старался лишь славу о добром своем намерении распространить. О многом он заботился, но к этому, чтобы усовершенствовать дело жизни, был не способен, к тому не расположен и для того слаб. Как Марфе, хлопотавшей о многом, в услугах рассеивавшейся и путавшейся, а сестру за то винившей, что, оставив услужение, эта при ногах Его сидела и на досуге Его учению внимала, как, обращаясь к Марфе, Господь сказал: Ты заботишься о многом и суетишься; Мария же избрала благую часть, которая не отнимется у нее (Лк. 10:41), подобно этому и юношу Он отклонил от сложных хлопот, ему на единое указал и при благодати Того, Кто Вечную жизнь предлагает, ему оставаться посоветовал.

11. Что же такое было теперь этим, что юношу к бегству устремило и без причин заставило бежать от Учителя, отступиться от своей просьбы, надежды, от жизни, от трудов, какие уже совершены были?[9] Продай имение твое. Но что значит это? Не это повелевает Господь, о чем некоторые слишком поспешно думают, что наличное свое имущество он должен был разбросать и со своими богатствами расстаться, нет; он должен был только [ложные] мнения относительно богатства из своей души выкинуть, алчность и жажду их, беспокоиться о них перестать, устранить со своего пути эти терны жизни, заглушающие собой семена Слова. Потому что вовсе не представляет собою чего-либо великого и достойного подражания в чем-нибудь недостаток иметь без отношения к [Вечной] жизни. Если бы это было так, то вовсе ничего не имеющие, но ходящие обнаженными и выпрашивающие что необходимо на день, по дорогам располагающиеся нищие, Бога же и праведности Божией не знающие, единственно из-за этой крайней нищеты своей, из-за этой беспомощности жизни, из-за этого неимения вещей ничтожнейших должны были бы считаемы быть за людей счастливейших и богоугоднейших и за наследников жизни вечной. И это не новое что-либо – от богатства отрекаться и его нищим или бедным раздавать; многие это делали и до пришествия Спасителя, одни из-за того, чтобы досужнее было заниматься науками и мертвой мудростью, другие из-за хвастовства и тщеславия, как, например, Анаксагор, Демокрит, Кратес.[10] 12. Итак, что же это за новое повеление дает Спаситель? Что заповедует Он как Бог собственно, в качестве Бога, Коему единственно свойственно животворить? Что заповедует Он такого, что древних (так как они такой заповеди не имели) не спасало? В какой мере новое творение (2 Кор. 5:17) есть нечто исключительное? Сын Божий поясняет это и сему учит. Не чувственное что-либо заповедует Он, что и другими было делаемо, а нечто другое. Он заповедует то, что чувственным лишь означается. Он заповедует большее, Божественнейшее и совершеннейшее, а именно – самую душу и ее образ мыслей и расположений обнажать от того, что страстьми порождается, и с корнем инородное из сердца вырывать и выбрасывать. Вот послушание пристойное верующему и учение, достойное Спасителя. Те из древних, которые пренебрегали внешними вещами, хотя и отказывались от своих имений и даже уничтожали оные (Кратес и Анаксагор), но душевные страсти, полагаю я, при этом они расширяли, потому что они впадали в гордость, в тщеславие и суетность, начинали презирать прочих людей, о себе самих думая, что они сделали нечто сверхъестественное. Мог ли же теперь Спаситель добивающимся Вечной жизни советовать нечто вредное и гибельное для жизни, которую Он обещает? Потому что если бы Он и дал такой совет, отрекшийся от своего богатства, тем не менее, мог бы твердо удерживать в себе жажду и стремление к нему и жить с этими [жаждой и стремлением к богатству]. Он расстался бы со своим имением; но, терпя недостатки и желая розданное возвратить, он мог бы вдвойне опечаленным оставаться, с одной стороны, не имея вещей полезных [для жизни], с другой – поддерживая в своей душе раскаяние. Недостижимо и неосуществимо, чтобы лишающийся необходимого для жизни не был в духе разбит и, с лучшим расставшись, не был бы обеспокоен постоянными попытками и усилиями откуда бы то ни было раздобыть необходимые для жизни средства. 13. И наоборот, не гораздо ли выгоднее, владея достатком, из-за бедности не бедствовать, а нуждающимся помогать? Потому что чем же может наделять другого тот, кто сам ничего не имеет? Да и не противоречило ли бы явно это учение (если продажу и раздачу имущества понимать в буквальном смысле) многим другим и прекрасным учениям Господа? Приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы, когда обнищаете, они приняли вас в вечные обители (Лк. 16:9). Собирайте себе сокровища на небе, где ни моль ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают (Мф. 6:20). Возможно ли было бы голодных питать и жаждущих поить и нагих одевать и бескровным приют давать (Мф. 25:35) – не делающим этого грозит огонь и внешняя тьма, – если бы каждый первее всех сам терпел недостаток во всех этих вещах? Не повелевает ли Господь Сам Закхею и Матфею, которые богаты были и мытарями состояли (Лк. 5:29), оказать Ему гостеприимство? Он не говорит, чтобы они отказались от своих богатств, а только иметь из них им не принадлежащее запрещает; и после того как богатства, неправедным образом захваченные, Закхеем были розданы, Господь говорит: Ныне пришло спасение дому сему, потому что и он сын Авраама (Лк. 19:9). Господь употребление богатств на пользу даже настолько хвалит, что вместе с этим сообщением заповедь дает жаждущих поить, голодных кормить, бескровным приют давать, нагих одевать. Но если этим потребностям невозможно удовлетворять без средств и если Господь повелевает со средствами к этому расставаться, то что иное Он повелевал бы, как не это, давать и не давать, питать и не питать, в дом принимать и из него выталкивать, оказывать участие и не оказывать, причем одно другим исключалось бы?

14. Итак, не следует разбрасывать богатства, которые и для ближних могут быть полезными. Потому что собственность есть то, что приобретается, а имуществом называется то, что полезно и создано Богом для пользы людей. Поистине богатства и собственность существуют и подчинены нам некоторым образом, так же, как материал и орудия знающему доброе употребление их. Если ты искусно пользуешься ими, из-под руки твоей выходят художественные вещи; если же умелости ими пользоваться тебе недостает, то и вещи принимают неприглядный вид, хотя сами в себе они и невинны. Точно таким же образом и богатство есть орудие. Ты можешь правым образом им пользоваться: тогда оно служит к твоему оправданию; если же кто не умеет пользоваться им так, как следует, тогда оно становится орудием неправедности. Назначение его – служить, а не господствовать. Нельзя, следовательно, винить то, что само в себе ни добро ни зло, потому что оно невинно, а того нужно винить, кто как во благо, так и во зло эти вещи может употреблять, после того как выбирает то или другое. Полномочно же человек распоряжается ему доверенным вследствие разума и рассудка, обусловливающих собой свободу и самоопределение. Оттого отрешаться должно не столько от богатства, сколько душу от страстей освобождать; эти затрудняют собой правильное пользование богатством. Кто добр и праведен, тот и богатство будет употреблять во благо. Следовательно, отречение от всего, чем кто владеет, и продажу всего своего имущества нужно так понимать, что сказано это в отношении к душевным страстям. 15. Мог бы я со своей стороны еще и это прибавить. Одно внутри души, а другое вне ее. Если душа из внешнего доброе употребление делает, то и это внешнее принимает вид добра; если же злое, то и внешнее становится злом. Повелевающий отказываться от имения вряд ли повелевает от того отказываться, по отречении от чего страсти еще остаются. Не лучше ли сказать, что Он повелевает от того отказываться, по отречении от чего и богатство становится полезным? Следовательно, если отвергающий мирское изобилие может еще питать в себе довольно страстей, хотя материалов для этих [страстей] и нет уже – потому что склонность заявляет свою особенность и суживает, стесняет и возбуждает разум взрощенными ею пожеланиями, – то не принесет ему совершенно никакой пользы и бедность, ему, в котором осталось множество страстей.