8

По возвращении в Нью-Йорк Лаки решила, что выполнит просьбу старика. Черт бы все побрал, если нет другого способа завладеть студией «Пантер», она сделает это. Возьмет другое имя и выяснит для старика Эйба все, что он хочет знать. Честно говоря, хоть Лаки и не собиралась признаваться в этом Эйбу, его затея стала казаться ей потрясающей. Ведь когда она получит студию, она уже будет знать все, и это даст ей огромное преимущество.

Сразу после встречи с Эйбом Лаки улетела в Нью-Йорк. Мортон Шарки провожал ее в аэропорт и всю дорогу твердил, насколько вздорна идея Эйба, что ничего путного из этого не выйдет и что вполне очевидно, что Эйб Пантер выживает из ума.

Она молчала, и Мортон не мог этого не заметить.

– Вы же не собираетесь пойти у него на поводу? – спросил он недоверчиво.

Лаки лениво улыбнулась.

– Я дам тебе знать, Мортон.

Теперь она могла ответить утвердительно. Да, она согласна.

Разумеется, Мортон Шарки впадет в истерику. У юристов вечные проблемы: то это юридически не так, то на другом можно погореть.

Ну и что? Лани Сантанджело всегда делает то, что хочет. И авантюра как раз ей по душе. Она уже начала придумывать, как бы изменить внешность, чтобы никто ее не узнал. Поскольку она дочь Джино, вдова Димитрия Станислопулоса и жена Ленни Голдена, ее фотографии нет-нет да и появлялись в газетах, хотя и не слишком часто. Она никогда не шла навстречу прессе, не позировала для фотографий, так что были только случайные снимки.

Волосы она спрячет под париком. А глаза – за очками. Бесформенная одежда и унылое выражение лица. Это будет ужасно интересно. Шесть недель игры – и студия ее!

Оставалась, однако, одна трудность. Как вырвать шесть недель из своей нормальной жизни? И что сказать Ленни?

Сначала Лаки решила все рассказать Джино.

Сантанджело: черноглазый Джино и его дочь, на которую нет удержу. Они через многое прошли вместе, другим семьям хватило бы на десяток жизней. Лани любила его горячо и беззаветно.

Позвонив, она сказала, что срочно должна с ним встретиться. К сожалению, им пришлось отменить последнюю встречу, поскольку она улетала в Лос-Анджелес.

– Пейж в городе, – объяснил ей Джино. – Подождать нельзя?

Лаки настаивала.

– Срочно – значит срочно.

– Раз Пейж в городе, значит, старику чертовски хорошо.

– Будет хорошо попозже. Можно потерпеть.

– Лаки, Лаки, как же с тобой трудно.

– Можно подумать, ты этого раньше не знал.

– Слушай, может, я возьму Пейж с собой? – предложил он.

Но Лани была тверда.

– Ни в коем случае.

Она не ревновала отца, но ей совсем не нужно, чтобы Пейж была в курсе ее планов. Как знать, может, она не умеет держать язык за зубами? В конце концов, ее муж – голливудский продюсер. Одно слово не тому человеку, и все полетит к чертям.

Лаки твердо решила, что все пройдет как надо. Слишком важна для нее эта сделка. Нельзя допустить, чтобы что-нибудь помешало.

Они встретились в небольшом итальянском ресторанчике. Только отец и дочь. Темноволосая и темноглазая Лаки, отличающаяся особой, экзотической красотой, и Джино, сохранивший бодрость и упругую походку, с которой ничего не смогли поделать годы.

«Все еще при нем, – с одобрением подумала Лаки, наблюдая, как он подходит к столику. – В молодости ему, наверно, удержу не было».

Она понаслушалась всяких историй об отце от дяди Косты, самого близкого и старого друга Джино. Коста Дзеннокотти, старый, почтенный джентльмен на пенсии, живущий в Майами, был когда-то адвокатом Джино.

Ах… можно было заслушаться, когда Коста начинал рассказывать о старых временах. Если верить Косте, никто не мог сравниться с Жеребцом Джино. Ну и прозвище! Лаки невольно улыбнулась.

– Чему ты улыбаешься? – спросил Джино, усаживаясь за стол и подмигивая знакомой официантке, крупной угрюмой женщине, жаловавшей только его.

– Да вспоминаю о твоем увлекательном прошлом.

– Радость моя, ты же ничего не знаешь.

– Хренушки.

– И это моя дочь, еще леди называется.

– Так ты того и хотел, так ведь?

Они обменялись теплым взглядом, Джино подозвал официантку и заказал свое любимое красное вино и белый хрустящий хлеб, попросив принести немедленно.

– Уже несу, – радостно объявила официантка.

Он ущипнул ее за широкий зад, обеспечив ей хорошее настроение на целый день.

– Ну и баба! – восхитился Джино, поворачиваясь к Лаки. – Как Бобби? И самое главное – когда я его увижу?

Джино обожал своего внука и постоянно ворчал по поводу того, что тот учится в Англии.

– С Бобби все нормально, – ответила Лаки. – Я звоню ему каждый день. Передает тебе привет. Как ты знаешь, он тебя больше всех любит.

– Мальчишке было бы лучше в Нью-Йорке, – проворчал Джино. – Он американец, значит, должен быть здесь. Все эти английские школы с выкрутасами, чему они его там научат?

Ей показалось не к месту напоминать Джино, что Роберто наполовину грек.

– Хорошим манерам, – сказала она.

– Ха! – пришел в восторг Джино. – Я тебя в Швейцарию посылал учиться манерам, а глянь, что вышло.

– Ага, глянь, что вышло. Ничего путного, ты это хочешь сказать?

Официантка налила немного вина в бокал Джино на пробу. Он сделал глоток и утвердительно кивнул.

– Ты настоящая Сантанджело, черт побери. – Он глядел Лаки в лицо. – У тебя мои мозги, шик твоей матери, да к тому же ты у нас красотка что надо. Мы над тобой неплохо потрудились, детка, а?

– Премного благодарна. А моей заслуги тут нет? – спросила Лаки, улыбаясь.

– Это все гены, детка.

– Ну, разумеется.

Оторвав кусок свежевыпеченного хлеба и запивая его вином, Джино оглядел ресторан.

– Итак, – сказал он медленно, – что же такое важное случилось, что мне пришлось бросить Пейж? Она думает, у меня еще где-то бабенка припрятана.

– В твоем-то возрасте? – Лаки скептически приподняла бровь.

– Слушай, детка. Возраст тут ни при чем. Запомни это. В душе тебе столько, сколько хочется. Так что я остановился на сорока пяти. Capisce?

«Необыкновенный мужик мой отец, – подумала Лани. – Он, возможно, на этом деле и помрет. Протрахает себе дорогу на небеса!»

– Опять ты ухмыляешься, – заметил Джино. – Ну, в чем дело? Ты что, беременна? Наконец-то вы с Ленни запустили точно в мишень? Ты это мне хочешь сказать?

– Ни за что в жизни!

– Ладно, ладно, не разоряйся. Пора бы Бобби получить сестренку или братишку. Я ж только спросил.

– Нет, но ты скажи мне, почему, если у женщины появляется тайна, все моментально решают, что она беременна?

– Ладно, зарежь меня, если хочешь, просто попал пальцем в небо.

Глубоко вздохнув, она возвестила:

– Я собираюсь купить студию.

– Ты собираешься купить чего?

– Я покупаю студию «Пантер», – возбужденно продолжила Лаки. – Ту студию, где Ленни завяз на три года по контракту. – Глаза у нее сверкали. – Понимаешь, он там все ненавидит, и эту картину, в которой снимается. Он хочет все бросить. Я ему устрою – не бросить, а все взять в свои руки. Все, что пожелает. Разве не здорово я придумала? У меня будет студия, а у него – свобода.

– Погоди, притормози, детка. И поправь меня, если я чего не так понял. Значит, ты тут говоришь, что собираешься купить студию, потому что твой муженек там от чего-то нос воротит? Я правильно усек?

– Абсолютно! – Лаки не могла остановиться. Воодушевлялась все больше и больше. Такой кайф рассказывать обо всем Джино. Когда она на свои деньги построила гостиницу «Маджириано» в Лас-Вегасе, это был настоящий триумф. Но покупка студии еще увлекательней!

Джино насмешливо рассмеялся.

– Да ты ж ни черта не знаешь о том, как делать фильмы, – заметил он.

– А ты знал, как управлять гостиницами, когда открыл «Мираж» в тысяча девятьсот втором году? – возразила она.

– Во-первых, то было в пятьдесят первом, так что не умничай, и я знал порядочно.

– Например? – спросила она.

– Например, куда больше, чем ты знаешь о треклятом кинобизнесе.

– Чего не знаю, узнаю. Окружу себя профессионалами. Только посмотри, какие кретины возглавляют студии, так что не такое уж это трудное дело. «Пантер» сейчас держится наплаву за счет дешевеньких порнофильмов и громких имен звезд. Я хочу все вывернуть наизнанку и вернуть студии доброе имя.

Джино пожал плечами, отпил вина и покачал головой.

– Да уж, ты моя дочь, тут никуда не денешься. Сантанджело.

Она обезоружила его улыбкой.

– У тебя что, были сомнения?

Тремя часами позже они выпили две бутылки вина, расправились с горой макарон с креветочным соусом, уговорили большое блюдо печенья и приступили к кофе по-ирландски, сдобренному виски.

– Раздолье для холестерина! – с восторгом пробормотала Лаки. – Ты уверен, что в твоем возрасте тебе все это можно?

Он подмигнул ей.

– Мне сорок пять, забыла?

Она наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Я ужасно тебя люблю, Джино… гм… папа. – Папой она его называла в исключительных случаях.

Растроганный ее словами, Джино сказал:

– Взаимно, детка. Ты в этом не сомневалась, а?

«Сомневалась, и часто, – хотелось ей сказать. – Когда убили маму и ты отошел от нас, своих детей. Или когда ты заплатил, чтобы этот придурочный сын сенатора Ричмонда на мне женился, а мне и было-то всего шестнадцать. Или когда пытался не пустить меня в семейное дело. И относился ко мне так, как будто женщины – люди низшего сорта. И когда женился на этой сучке Сьюзан из Беверли-Хиллз и почти усыновил ее поганых взрослых детей…»

Да, плохих воспоминаний хватало. Но сейчас все складывалось великолепно. Они составляли одну команду. И она нутром чувствовала, что так теперь будет всегда.

9

– Ты что-то дергаешься последние три дня, – заметила Мэри Лу, массируя левую ступню Стивена. – В чем дело, милый? Ты расскажешь, или мне так и придется ходить на цыпочках вокруг твоего плохого настроения, подобно призраку?

Стивен оторвался от монолога Джонни Карсона.

– О каком это плохом настроении ты говоришь?

Мэри Лу отпустила ногу и обреченно вздохнула.

– Или ты расскажешь, или нет. Похоже, что нет, так что кончай с короткими ответами и длинными паузами, иначе я уйду. – Она повысила голос. – Ты меня слышишь, Стивен? УЙДУ!

Это его несколько позабавило.

– И куда ты пойдешь?

– Куда? Я? Я – звезда, милый мой, куда хочу, туда и пойду. Понял?

Он лениво потянулся к ней.

– С этим большим брюшком?

Она отодвинулась.

– И не пытайся меня задобрить. Слишком поздно.

Его руки добрались до ее налившихся грудей и там задержались.

Она не шевелилась. Хороший признак. Может, удастся избежать перепалки и погреться около нее. Черт возьми, ему сейчас нужно, чтобы его кормили и утешали, а не спорили с ним.

– Стивен, – пробормотала она тихо, не отказываясь, но и не соглашаясь.

С натренированной легкостью он продолжал ласкать ее грудь, освободил одну из плена ночной рубашки и, наклонившись, принялся целовать.

– Стивен Беркли, – вздохнула она, задыхаясь, – я тебя просто ненавижу.

Больше они не разговаривали. Два года женаты, а все так же способны завести друг друга с пол-оборота.

Джонни Карсон продолжал развлекать зрителей с телевизионного экрана.

В доме Беркли телевизор никто не смотрел.

На следующее утро Мэри Лу встала первой. Она приняла душ, оделась в удобный дорожный костюм и села на край кровати, дожидаясь, когда Стивен проснется.

Он начал потихоньку просыпаться, с трудом соображая, что сегодня суббота, его любимый день недели.

Не успел он открыть глаза, как Мэри Лу нанесла первый удар.

– Давай-ка продолжим тот разговор, что мы вчера так и не кончили. Самое время, любовь моя, – заметила она небрежно.

И она понемногу вытащила из него всю историю. А что он мог поделать? По умению вытягивать информацию ей равных не было.

Он рассказал ей о Дине Свенсон и об их странной встрече. И о Джерри тоже, дурачке, превратившем все в шутку, и уверял, что они имеют дело с сумасшедшей и что он ни за что не вернет аванс в миллион долларов, пусть его застрелят.

– Может, и правда, она с приветом, – задумчиво сказала Мэри Лу. – Иначе зачем ей вам рассказывать, что она собирается кого-то убить. Уверена, она вас разыграла.

– Прекрасно. Просто великолепно. Значит, по-твоему, она нас разыграла, – с сарказмом произнес Стивен, вылезая из кровати. – Вот все и решили. Теперь я со спокойной совестью могу заняться текущими делами. – Он направился в ванную комнату. – А о возможной жертведавай и думать забудем, верно? – бросил он через плечо.

– Так нет никакой жертвы, – рассудительно сказала Мэри Лу.

– Пока, – зловеще заметил Стивен.

– И не будет.

Стивен рассердился.

– Черт побери, Мэри Лу. Не выступай с таким видом, будто знаешь, о чем говоришь.

Захлопнув дверь ванной, он уставился на себя в зеркало. «Доволен? – спросил его внутренний голос. – Нарушил тайну, обязательную в отношениях между клиентом и адвокатом и к тому же обидел свою беременную жену. Ивсе в одно утро. Умно, ничего не скажешь!»

К тому времени как он вышел из ванной, Мэри Лу уже исчезла, оставив суровую записку, что вернется поздно.

Это было последней каплей. Они всегда проводили субботние дни вместе, ходили за продуктами, заглядывали в кино, сидели в кафе, а когда возвращались домой, и она начинала возиться на кухне, он мог себе позволить завалиться на диван и посмотреть по телевизору спортивную передачу.

Теперь благодаря миссис Дине Свенсон день полностью испорчен.

Он прикинул: может, стоит позвонить Джерри и сказать ему, куда он может засунуть миллион Дины. Но, с другой стороны, может, Джерри и прав: оставить деньги и ждать – авось ничего не случится. Дина Свенсон мало напоминала опасную убийцу. Просто очень богатая женщина, имеющая на кого-то зуб, и, разумеется, ни о каком идеальном убийстве не может идти и речи.

Да и вообще, они-то с Джерри что могут сделать? Все только одни разговоры, которые они обязаны хранить в тайне.

Так почему тогда он все выложил Мэри Лу и испоганил такой хороший день?

Потому что его грызло беспокойство. Не нравилась ему эта история. Стивену казалось, что его поймали в ловушку.

Но, с другой стороны, он абсолютно ничего не мог сделать.

Внезапно Стивен взял телефон и набрал номер Лаки. Он не видел ее уже несколько недель, так что неплохо бы с ней поболтать. Она близкий человек, сводная сестра. Потрясающая женщина, много привнесшая в его жизнь, особенно после смерти Кэрри, его матери, тихо умершей во сне от сердечного приступа.

Ему здорово не хватало Кэрри. Она вырастила его одна и, несмотря на все трудности вначале, сумела привить ему чувство собственного достоинства, дать хорошее образование и шанс преуспеть в жизни.

В течение многих лет она обманывала его, утверждая, что его отец умер, когда Стивен был маленьким. Но однажды он узнал правду. Его родной отец – Джино Сантанджело, с которым Кэрри лишь однажды переспала и которому никогда не говорила о последствиях.

Им обоим трудно было воспринять правду, и ему, и Джино, но за последние полтора года у них постепенно сложились определенные отношения. Не то чтобы такие, как между отцом и сыном, но вполне уважительные и прочные.

С Лаки все по-другому. Она сразу приняла Стивена как сводного брата, да и к Кэрри относилась тепло, пока та была жива. Он всегда будет ей признателен за это. Такая женщина – одна на миллион.

Отозвался автоответчик. Стивен оставил сообщение и попытался дозвониться до Джино.

– Как насчет пообедать вместе? – предложил он.

– Что это с моими ребятишками на этой неделе? – проворчал Джино. – Пейж в городе. Это вам ни о чем не говорит?

Стивену было ужасно приятно считаться одним из ребятишек Джино. Медленно, но верно он завоевывал свое место.

– Тогда я приглашаю обоих, – сказал он.

– Когда Пейж в городе, еда меня не интересует, – ответил Джино. – Сам понимаешь.

– Ну тогда извини.

– Не извиняйся, позвони в понедельник.

На Пейж Вилер были черный кружевной пояс с резинками, шелковые чулки, бюстгальтер и больше ничего. Несмотря на свои уже почти пятьдесят лет, она все еще оставалась очень привлекательной – фигурка карманной Венеры, масса рыжих вьющихся волос, хрипловатый голос и чувственная улыбка.

Хотя у Джино за его жизнь баб перебывало больше, чем у любой кинозвезды, он никак не мог насытиться Пейж – идеальной, с его точки зрения, партнершей, с которой не страшно стариться, – умной и веселой бабой, по достоинству ценившей Фрэнка Синатру, получающей удовольствие от секса и умеющей поддерживать разговор на приличном уровне.

– Кто это был? – спросила Пейж, когда он положил трубку.

– Стивен. Приглашал нас обедать. Я отказался.

– Почему? – Она продефилировала мимо Джино, выделывая танцевальные па.

– А ты как думаешь? – спросил он, хватая ее. – Тебе кто-нибудь говорил, что ты бабец что надо?

Она улыбнулась.

– Да, Джино, ты. И много раз. Мне это нравится.

Он положил руку ей на ногу.

– Тогда на колени и повтори это еще раз.

– Если ты настаиваешь. Однако разреши мне тебе напомнить – леди никогда не разговаривает с полным ртом!

Потом Джино в изнеможении упал на кровать. Сердце бешено билось.

«Надо бы полегче, старичок, – подумал он. – Ты уже не так молод, как когда-то».

«Неужто и в самом деле?»

Когда сердце утихомирилось, он вспомнил про Стивена и пожалел, что так резко отказался. Потянувшись к телефону, он набрал его номер. Никто не ответил.

Пейж спала, лежа лицом вниз на смятых простынях. В этой женщине было что-то особенное. Рядом с ней он начисто забывал о своем прошлом.

Джино встал, подошел к комоду и достал из ящика ювелирную коробочку от Гарри Уинстона. Открыв ее, он любовался бриллиантовым кольцом. Величина камня была во вкусе Элизабет Тейлор.

Он и раньше покупал Пейж подарки, обычно на Сорок седьмой улице, где у него были знакомства, позволявшие рассчитывать на скидку. Но с этим кольцом все обстояло иначе. Он купил его за полную цену.

Если Пейж захочет, она получит кольцо. Беда вся в этом «если». Если она захочет развестись с Вилером – хватит уж всяких отговорок – и выйдет за него замуж.

Бриджит считала недели, оставшиеся до каникул. Скорее бы наступило пятнадцатое июня – и она свободна до конца лета. Как хочется поскорее избавиться от этой душной, тоскливой школы. Она уже поговорила со своей бабушкой насчет того, чтобы провести большую часть каникул с Ленни и Лаки.

Шарлотта не возражала.

– Как хочешь, дорогая, – сказала она безразлично, хотя, наверное, была до смерти рада от нее избавиться.

Сидя на уроке английского, Бриджит мечтала, как здорово будет летом. Не надо вставать по утрам, общаться с глупыми, недружелюбными девицами и бесконечно слушать скучные лекции о том, что ее совершенно не интересовало. В Малибу-Бич вместе с Ленни и Лаки будет просто замечательно.

– Станислопулос! – прервал ее размышления учитель английского мистер Лоут, седой, с мелкими зубами хорька и обвисшими усами. – Что я сейчас сказал?

Бриджит непонимающе посмотрела на него.

– А?

Две ученицы передразнили ее:

– «А?» – и захихикали.

– Тихо! – прикрикнул мистер Лоут. – Останься после урока, Станислопулос.

Она внутренне застонала. Теперь опоздает на тренировку по теннису, единственное ее удовольствие. А мистер Лоут славился своими занудливыми назиданиями.

После урока она подошла к его столу. Учитель просматривал письменные работы и заставил ее прождать минут пятнадцать. Наконец он поднял голову.

– Станислопулос, – начал он, – я буду краток.

«Слава Богу» – подумала она.

– Ты умная девушка, красивая…

Господи, только не это! Он что, хочет за ней приударить? После Сантино Боннатти она никому не позволит до себя дотронуться, если сама этого не захочет.

– Но ты также крайне обособленна и антиобщественна.

«Премного благодарна», – подумала она с горечью.

– Жизнь так устроена, – продолжил мистер Лоут гнусавым голосом, – что за все нужно платить. И я имею в виду не деньги. Ты должна понять, что, несмотря на твои деньги и связи, ты не будешь счастлива, если на целые дни, недели и месяцы будешь замыкаться в своем маленькоммирке, как в коконе. Учиться у других, делиться, читать, общаться с другими, отдавать часть себя – все это приходит с возрастом. Нужно учиться расти, мисс Станислопулос, и тогда в твоей жизни появится смысл. Спасибо. Можешь идти. – Он снова принялся за работу.

Бриджит была в шоке. Да как он смеет с ней так разговаривать? Она умеет учиться, ей просто не хочется. И она умеет делиться – только зачем ей это делать? А насчет общения, так это они не хотят с ней общаться, разве не так?

Вернувшись в спальню, она продолжала возмущаться. И вообще, что он о ней знает? И какое ему дело?

Тупой кретин.

Тупой старый кретин.

Тупой старый кретин с идиотскими усами!

Неожиданно Бриджит заплакала. Казалось, с потоком слез уходили вся боль, недоумение и страдания последних лет.

Вдруг она осознала, что плачет впервые после смерти Тима Вэлза и тех ужасных событий.

Проплакавшись, она почувствовала себя лучше, но неожиданно заметила стоявшую в дверях Нонну, недавно переселившуюся в ее комнату. Господи! Теперь она, плюс ко всему, приобретет еще и репутацию плаксы.

– Ты в порядке? – вполне сочувственно спросила Нонна.

Она потерла глаза.

– Просто поперхнулась – ничего смертельного.

– Понятно, – заметила Нонна спокойно. – Со мной тоже постоянно такое случается. Особенно когда приходится выслушивать лекции Лоута.

– Да ничего особенного не было.

Неожиданно у них завязался разговор, чего Бриджит до этого всячески старалась избегать.

– Ладно, – сказала Нонна. – Я смываюсь. У меня пропуск в город. – Она взяла сумочку и, немного поколебавшись, спросила: – А ты не хочешь составить мне компанию?

В другое время Бриджит обязательно отказалась бы и на этом все кончилось. Сегодня, однако, было по-другому. С сегодняшнего дня она начнет заводить друзей.

– Я бы с удовольствием, – сказала она робко.

Нонна удивилась. Другие девчонки прибьют ее за то, что она притащила эту несчастную богачку, но она не могла иначе – Бриджит казалась такой потерянной и одинокой.

– Пошли, – сказала Нонна приветливо, хватая ее за руку. – Не знаю, как тебе, а мне хочется поскорее выбраться из этой тюрьмы.

10

Сделка была на мази, и Лаки чувствовала необыкновенное возбуждение. Сначала она быстренько слетала в Лондон повидать Роберто. Он находился в прекрасной форме – маленький, красивый и говорил с таким забавным английским акцентом. Джино лопнет от негодования.

После визита к сыну она полетела на пару дней в Лос-Анджелес, к Ленни. Прежде чем пуститься на эту авантюру и удачно исчезнуть на полтора месяца, следовало все хорошенько подготовить.

В снятом ими доме в Малибу-Бич Лаки встретил Мико, их маленький слуга-японец. Мико доложил ей, что мистер Голден должен прибыть к семи.

Лани была довольна. Она сказала Ленни, что до воскресенья не сможет прилететь, и надеялась, что сюрприз поможет еще больше поднять настроение. Теперь у нее были несколько часов, чтобы отдохнуть.

– Ладно, Мико, – сказала она, протягивая ему пачку банкнот. – Тут пять сотен, чтобы ты испарился. Хватит заплатить за гостиницу и прочее. Чтоб я тебя двое суток не видела. Мы друг друга поняли?

Мико взял деньги и вежливо поклонился.

– Меня уже нет, мадам, – сказал он на чистейшем английском.

Разделавшись с Мико, она распахнула двери, ведущие на пляж, взбила подушки на большой тахте, поставила пластинку Лютера Вандросса, позвонила в ресторан, чтобы к девяти вечера принесли любимые телячьи отбивные Ленни, и смешала крепкий коктейль «Маргарита».

Когда все было сделано, она не торопясь приняла душ и надела белые шорты и майку на голое тело. Лани редко носила белье: не видела смысла. Заколов длинные темные волосы на затылке, она слегка подкрасила губы и провела румянами по щекам, чтобы подчеркнуть скулы.

После тридцати Лаки стала еще красивее. Она относилась к своей внешности спокойно, так как не была тщеславна.

Пляж выглядел соблазнительно. Уже почти стемнело, несколько человек бродили вдоль линии прибоя с собаками, да одинокий отважный пловец рассекал прохладные воды Тихого океана.

Хоть она провела в этом доме всего несколько выходных, было в нем что-то, к чему она начинала привязываться. Так тихо и мирно. Не слышно шума машин, спешащих по близлежащему шоссе, только успокаивающие ритмичные удары волн о берег.

«Может, купить его», – подумала она. Не то чтобы она восторгалась Калифорнией, но, завладев студией «Пантер», ей придется проводить здесь больше времени.

«Запомни, – сказала она себе, – надо позвонить агенту по торговле недвижимостью и выяснить, продается ли этот дом».

Время приближалось к семи. Она разлила коктейль в высокие матовые бокалы и уселась на террасе, выходящей на океан.

Лютер пел ей серенаду «Суперстар».

Откинувшись назад, Лаки закрыла глаза и задремала, не успев еще привыкнуть к разнице во времени.

Кристи явно пыталась его соблазнить своими калифорнийскими прелестями. Без устали старалась весь день. Ничего такого из ряда вон выходящего, просто давала понять Ленни, что заинтересована.

– Я тут одну телку пригласил в «Спаго», не хочешь к нам присоединиться? – предложил Джой, не упускавший ни одной возможности. Он всех женщин называл либо телками, либо хрюшками. Телки были предпочтительнее, более годными к употреблению, и Кристи, безусловно, входила в их число.

Ленни отказался.

– Значит, ты предпочитаешь ехать в пустой дом, чем есть пиццу вместе с двумя близкими друзьями? – попытался обидеться Джой. Однако это у него плохо получалось.

Джой Фирелло – жилистый, губастый коротышка с лицом типичного итальянца и массой нервной энергии. Он не отличался привлекательностью в обычном понимании этого слова, но от женщин у него отбою не было.

– Они все хотят меня усыновить, – говорил он с серьезным лицом. – Знаешь, парень, если я вдруг откажусь от бабы, значит, я уже умер.

Джой очень помог Ленни, когда того выгнали из программы в Вегасе, и он появился в Лос-Анджелесе без гроша в кармане. Джой, который в то время только-только начал сам выкарабкиваться, нашел ему работу в знаменитом клубе Фокси на бульваре Голливуд и с тех пор всегда при необходимости приходил на помощь.

Ленни добра не забывал, так что, когда его собственная карьера стала складываться куда лучше, чем у Джоя, у которого в то время что-то не клеилось из-за неумеренного пристрастия к кокаину, он постарался, чтобы Джой получал роль в каждой его картине. На данный момент дела у Джоя шли превосходно.

– Так пойдешь ужинать или как? – потребовал ответа Джой.

– Может, я и соглашусь на пиццу, – сказал Ленни. В конце концов, в доме в Малибу-Бич ужасно тоскливо, никого, кроме него и Мико. И ему уже надоело пытаться исправить сценарий, который исправить было невозможно.