— Что ж, сознаюсь, это моя прихоть. Я давний поклонник гладиатора Керла Вельхоума. Я видел почти все его поединки, которые транслировались по сферовидению, не исключая и сегодняшний.
      Подобное признание озадачило Керла еще более.
      — Но, если мне не изменяет память, Совет Пацифиса запрещает пацифистам принимать передачи, транслируемые станциями Свободных Планет, в особенности гладиаторские бои.
      Улыбка вновь посетила лицо генерала.
      — На Древней Земле была хорошая поговорка — что положено Юпитеру, не положено быку. Поясняю: Юпитер — это бог…
      — Я знаю. — Керл знал это благодаря знакомству с Квинтом Курцием.
      — Похвально. Приятно иметь дело не только с сильным, но и умным человеком.
      — Взаимно, генерал.
      — Так вот, на Посьерре военные являются Юпитером. Нам дозволено многое, что запрещено прочим. Совет вынужден мириться с этим, так как мы нужны ему. Поэтому я имел возможность видеть поединки Керла Вельхоума и признаюсь, что считаю его самым опасным человеком в Содружестве.
      — Я польщен.
      Керл ощущал себя полным идиотом. Он готовился к жестокому допросу, возможно, к смерти, а вместо этого стал участником нелепого фарса, цель которого, казалось, состояла лишь в том, чтобы наговорить друг другу как можно больше приятного. Генерал Сатг словно прочел мысли гладиатора:
      — Я говорю это не затем, чтобы сделать Керлу Вельхоуму приятное. Просто так и есть на самом деле. Среди наших привилегий — говорить то, что думаешь. Используя подвернувшуюся возможность, я решил лично познакомиться с гладиатором Керлом Вельхоумом. Потому-то он и оказался в этом кабинете.
      — Мне очень приятно, генерал. — Гладиатор посмотрел в глаза Сатга, для чего ему пришлось чуть поднять голову. — Но я хотел бы высказать маленькое пожелание.
      — Я слушаю.
      — Не говорите обо мне в третьем, лице. Когда я слышу о себе «он», мне кажется, что меня уже пристрелили и вмуровали в бетонопласт на площади Мира в Соммете.
      Генерал засмеялся, офицеры, словно по команде, вежливо растянули губы.
      — Договоримся так: генерал Сатг симпатичен гладиатору Вельхоуму, и тот позволяет генералу обращаться к нему на ты.
      Едва закончив говорить, Керл сообразил, что сказанное им было по крайней мере нелепо — захваченный в плен иррационалист позволяет генералу-паци обращаться к себе… Но Сатг не обратил внимания на этот нечаянный казус.
      — Хорошо. Генерал Сатг также разрешает гладиатору Вельхоуму обращаться к нему на ты и объявляет последнего своим гостем. Полагаю, господа офицеры последуют моему примеру.
      Господа офицеры дружно кивнули.
      Обмен любезностями был завершен. Керл решил, что пришло время поинтересоваться:
      — Статус гостя означает, что я могу быть свободен, когда захочу?
      — Не совсем. Не торопись, Керл Вельхоум. Всему свое время. Я и мои офицеры должны обсудить текущие вопросы. Ты можешь занять место рядом с космомайором Таромом.
      Керл не помнил, кто из офицеров представлялся этим именем, но так как свободное кресло было одно, космомайором Таромом следовало считать моложавого симпатичного блондина, чрезвычайно схожего с популярным ламетянским актером Дуком Горльтоном, специализировавшимся на амплуа благородного героя.
      Итак, вначале Керл из пленника превратился в гостя, а теперь ему предстояло стать участником военного совета. Изумляясь подобному повороту судьбы, Керл сел на указанное ему место. Посьерране говорили, совершенно не смущаясь его присутствием. Из их разговоров стала ясна приблизительная картина событий.
      Не было секретом, что на Новой России проживало немало сторонников Пацифиса. Вели они себя вполне прилично, и Дума не обращала на них особого внимания. Тем временем сами новоросские паци не сидели сложа руки. Связавшись с Советом Пацифиса, они предложили совершить государственный переворот, результатом которого стало бы вхождение Новой России в Пацифистскую Лигу. План был гениально прост и апробирован историей уже не единожды. Местные пацифисты должны были захватить один из населенных пунктов, объявить его независимым государством и запросить помощи у Пацифиса. Все остальное брала на себя посьерранская армия. Совет Пацифиса дал согласие, и вскоре консулат Посьерры известил жителей Содружества, что намерен провести военные маневры неподалеку от сдвоенного солнца системы Гаграу. Это было обычным делом, и новоросские иррационалисты ничего не заподозрили. Как только второй космофлот занял исходную позицию, мятежники приступили к осуществлению плана. Вооруженный отряд захватил крохотный городишко Д'Агуцио и объявил о создании пацифистской республики. Новоявленное государство обратилось за помощью к Пацифису, и второй космофлот немедленно блокировал Новую Россию. Три военные базы новороссов подверглись бомбардировке и были уничтожены. Отряды рейнджеров захватили Торемму, свергли Думу и арестовали правительство. Сейчас как раз решался вопрос об образовании нового кабинета, подконтрольного Совету Пацифиса. Посьерранские вояки не особенно церемонились с побежденными, тасуя состав марионеточного правительства по своему усмотрению.
      Первая фаза операции, как резюмировал Сатг, была завершена успешно. Но далее все пошло не столь гладко. Новороссы опомнились и начали оказывать сопротивление. Они славились отчаянным иррационализмом и не собирались сдаваться без боя. Почти каждый житель Новой России имел личное оружие, на законсервированных военных складах, оставшихся от прошлых войн, было в избытке вполне пригодной техники, многие новороссы были прежде наемными солдатами и диверсантами, а кое-кому довелось даже попиратствовать в Сиреневой туманности. Поэтому недостатка в опытных командирах не было. На дисплеях, которые стояли перед каждым участником военного совета, ежесекундно появлялись скупые строки донесений, сообщавших о том, что отряды новороссов движутся к опорным пунктам захватчиков. По данным косморазведки, повстанцы имели на вооружении гравитолеты, боевых роботов и даже давным-давно не применявшиеся бробили допотопные прообразы тритберов, вооруженные не излучателями, а орудиями, посылавшими снаряды. Судя по слегка озадаченным лицам посьерран, со снарядами им приходилось сталкиваться лишь на занятиях по военной истории.
      — Не хватало еще, чтобы они обстреляли наш штаб какими-то снарядами! возмущенно заметил генерал Сатг, ознакомившись с этим донесением.
      Он отдал ряд четких указаний, и трое офицеров, козырнув, отбыли организовывать заслоны на наиболее опасных направлениях. Еще один был назначен военным министром Новой России, а симпатичный майор Таром, видимо, по созвучию имени — комендантом Тореммы.
      — Если иррационалисты вздумают сопротивляться, не миндальничайте! — велел ему Сатг.
      Двух оставшихся офицеров генерал отослал под надуманными предлогами. Было очевидно, что генерал хочет остаться наедине со своим необычным гостем.
      Как и все посьерране, Сатг предпочитал напиток солдат — ром.
      — Старая Гавана, — заметил он, наполняя вместительные бокалы желтоватой пахучей жидкостью. — Был такой городишко на Древней Земле. Его уничтожили мономолекулярной бомбой во второй день Религиозной войны.
      Ром приятно обжег небо. Керл погонял его во рту и проглотил. Затем он взглянул на Сатга, который выглядел весьма озабоченным.
      — Насколько я понимаю, генерал, события развиваются не совсем так, как вам хотелось бы!
      Генерал суетливым движением потряс свой бокал.
      — Нет, все идет, как я и предполагал. Я был уверен, что новороссы не сдадутся без боя. Но мы намного сильнее. Мы — армия, а они — вооруженный сброд. Кроме того, если события примут неблагоприятный для нас оборот, я уполномочен применить книлтическое оружие. Неподалеку отсюда уже возведен купол, под которым монтируется излучатель.
      — Вот даже как! — Керл удивленно вскинул брови. — Но ведь книлтическое оружие запрещено!
      — В общем-то да. Однако Особый корпус располагает одной установкой. По личному распоряжению Президента Содружества.
      Гладиатор поставил свой бокал на стол. Его лицо выражало негодование.
      — Я знал, что паци не слишком искренни, уверяя, что они против убийства вообще, но считал, что, по крайней мере, они отрицают массовое убийство!
      — Великий древнеземной ученый Роб Оппенгеймер был пацифистом, но это не помешало ему принять активное участие в разработке мономолекулярного оружия, в котором он видел прежде всего средство для поддержания мира. Он говорил, что ради достижения мира стоит заплатить любую цену. Мы придерживаемся того же принципа. Эта планета заражена духом насилия. Пацифистские идеи оправдывают все средства, если они способствуют искоренению насилия.
      — Выходит, насилие ради искоренения насилия?! Подняв вверх указательный палец, генерал подчеркнул:
      — Разовое насилие ради искоренения вечного. Словно удалить больной зуб. Мы отрицаем иррациональный принцип, признающий право человека на обоснованное убийство. Заповедь третья гласит — убийство противоречит человеческой натуре. Гладиаторские бои, вендетта, узаконенные разборки с оружием в руках… Насилие должно быть искоренено! Так завещал первый Секретарь Пацифиса Шер Стоурт.
      — Но в этом случае вы вступаете в противоречие сами с собой. Выходит, ради того, чтобы предотвратить вероятную — я подчеркиваю, вероятную! — гибель сотни новороссов, вы готовы уничтожить многие тысячи!
      — Да, но это случится лишь единожды. Мгновенно! Раз — и больше не будет никаких убийств. Никогда!
      — Это логика людоеда, генерал. Ведь для тысяч погибших этот раз будет последним!
      — Идея стоит жертв, дорогой мой Вельхоум! Мир нуждается в упорядочении. Все необходимо свести к определенным канонам. И мы сделаем это. Надеюсь, ты обратил внимание на солдат Особого корпуса?
      — Да, — Керл усмехнулся. — Сдается мне, вы выращиваете их в одном инкубаторе!
      Генерал растянул губы в вежливой улыбке, продемонстрировав ровные, без единого изъяна, зубы.
      — Хорошо сказано. Ты почти угадал. С помощью сомметанских геноинженеров мы работаем над созданием расы солдат. Пока идет первый этап программы, в ходе которого мы отбираем наиболее пригодных по своим психофизическим параметрам юношей и девушек и сводим их вместе, чтобы в будущем получить идеальных детей, из которых вырастут совершенные солдаты. Этой расе будет принадлежать будущее!
      — Напоминает селекцию скота, — заметил Керл. — Впрочем, идея не нова. Нечто подобное, кажется, пытались сделать тернеладцы во время второй Рифовой войны.
      — И не только они. Наместники Тернелада реанимировали генетические программы древнеземного государства, именовавшегося Третьим рейхом. А еще ранее подобные опыты проводил великий полководец Александр, цари Спарты и теночтитланские инки. Но все это было на примитивном уровне. Сейчас же над генетическими программами работают лучшие умы Пацифиса. Пока мы применяем естественно-биологические методы, но вскоре перейдем к искусственному вынашиванию перспективных зародышей в специальных инкубаторах.
      — Вы уже заключили в тесные оковы пацифистских догм сознание, теперь же вы хотите подогнать под одну мерку и человеческое тело!
      — А почему бы и нет? Что в этом плохого? Не думаю, что ты предпочтешь дурнушку красавице. Зачем же загрязнять мир уродливыми созданиями? Пусть его заселят люди, похожие на моих рейнджеров или на гладиатора Керла Вельхоума сильные и красивые. Или я не прав?
      Генерал был в чем-то прав, но Керл не думал сдаваться.
      — А что станет с теми, кто слаб и некрасив, кто страдает от телесных болезней? Вы уничтожите их?
      Сатг развел руками, словно желая сказать: неужели обо мне можно так думать?
      — Они вымрут сами. А если этот процесс затянется, мы лишь немного поможем им.
      — И воцарится искусственный человек?
      — Нет, мы против создания искусственного человека. Достаточно того, что существуют киборги Кромера. Наш человек будет вполне естествен, но с прекрасными данными и хорошей наследственностью. Он будет умен, могуч телом, у него будут хорошая память, сердце, легкие, зубы, ему будут неведомы неврастения, ипохондрия и слизняковые опухоли. Жизнь будет доставлять ему лишь удовольствие.
      — Умен, красив, весел, хорошие зубы, — задумчиво произнес Керл. — Так это же точный портрет генерала Сатга!
      Гладиатор искоса взглянул на хозяина кабинета. Тот добродушно усмехнулся:
      — Нет, я рожден обычной матерью от обычного отца. Хотя могу с гордостью отметить то обстоятельство, что мои данные также заложены в банк генетической программы, как, впрочем, и данные большинства моих рейнджеров. Кстати, я давно подметил, что у инопланетников сложился определенный стереотип в отношении военных, который можно охарактеризовать тремя словами — сила, исполнительность, тупость. Возможно, так оно и есть, но только не на Посьерре. Наши военные великолепно развиты не только физически, но и интеллектуально. Я, например, окончил университет и Космическую академию, изучал древнеземную историю, философию, психологию, космоискусство, неплохо разбираюсь в музыке, живописи. Мои любимые композиторы — Глюк и Родинович… Керл жестко усмехнулся:
      — Поклонники Глюка ни за что перерезали глотки пятерым тургерам и глашатаю на Площади игр.
      — Суровая необходимость. Это был мой приказ. Новороссы должны позабыть даже само слово «гладиатор». Как только беспорядкам будет положен конец, все сфероматериалы и иные документы, касающиеся гладиаторских поединков, будут изъяты, а Площадь игр уничтожена.
      — Жаль, — вздохнул Керл, — это лучшая зона в Содружестве.
      — Что поделать. Как говорили древние, искусство требует жертв. — Генерал заметил, что Керл не прикасается к бокалу. — Вижу, ром не по вкусу гладиаторам. Может быть, кофе? Мы пьем настоящий, а не из элтанированной губки.
      — Не откажусь.
      Сатг протянул руку к пульту управления и нажал на одну из кнопок.
      — Два кофе. — Генерал допил свой бокал и убрал бутылку в контейнер-морозильник. — Открою тебе один секрет, Керл. Хотя, скорей всего, это не является для тебя секретом. Мы, посьерране, подобно вам, гладиаторам, поклоняемся силе, а не какому-то там разуму, миру и тому подобной дребедени. Заповеди Пацифиса — не более чем побасенки для простаков, в которые не верят даже сами простаки. Древнеземной психоаналитик Фрейд, труды которого были изъяты из информационных хранилищ по распоряжению Совета Пацифиса, справедливо заметил, что человек по сути своей есть дикий зверь, им движет страсть к насилию, стремление подчинить своей воле других людей и распоряжаться их судьбами. Человек жаждет доказать свое превосходство над прочими, поэтому его тянет убивать и насиловать. Когда он убивает, его охватывает наслаждение более сильное, чем от любовного слияния. Это нормально, в этом суть человека. Подобное наслаждение он также испытывает, наблюдая за убийством. Унижая и убивая другого, человек расходует отрицательную разрушительную энергию. Это благо, даже мы признаем это. Но дело в том, что эта энергия расходуется бесцельно. А наша задача — собрать ее и направить в нужное русло, заставив служить нашим целям. Потому-то мы и требуем запретить гладиаторские бои как крайнее проявление иррационализма, как предел бессмысленности. Хотя невозможно отрицать, что это очень увлекательное зрелище, и лично мне жаль, что придется расстаться с ним. Но согласись, Керл, кому это нужно? Ведь даже смерть должна преследовать определенную цель. А те убийства, что совершают гладиаторы, лишены какого-либо смысла. За что один человек убивает другого? За деньги? Или чтобы утолить кровавую похоть испорченных нездоровых людей?
      — Слушаю я тебя, генерал, и мне кажется, что передо мной два человека. Один — облаченный в мрачные одежды, со здоровым румянцем. Он жесток и циничен, но он честен. Я могу не принимать того, о чем он говорит, но он мне понятен и по-своему близок. Но стоит этому человеку обрядиться в белый Комбинезон паци-проповедника, и передо мной — лжец и лицемер. Причем превращение это происходит в считанные мгновения. Еще недавно я слушал честного воина-посьерранина, и вот уже говорю с криводушным генералом-паци. И истина, которая уже почти нашла выход из сумрачного тоннеля, застревает в тенетах лживых слов. Почему вы, паци, пытаетесь найти во всем какой-либо смысл? Гладиаторские бои нравятся людям, и они готовы платить за это деньги. А я люблю драться и готов драться. И для меня не существует вопроса: зачем? А зачем в таком случае мы живем? Чтобы дышать, жрать и пить? Тогда я живу для того, чтобы сражаться на арене, а прочие иррационалисты живут ради того, чтобы смотреть, как я сражаюсь. Если это доставляет им наслаждение, то я не вижу здесь ничего дурного. Мы не нарушаем права других граждан. Каждый, кто пожелал стать гладиатором, сделал этот выбор добровольно. Так же добровольно люди сидят у своих сферовизоров и делают ставки. Почему вам, паци, необходим во всем смысл?
      Генерал Сатг поспешно накинул на плечи белую пелерину лицемерия.
      — Человек должен мыслить рационально. То, что противоречит здравому смыслу и не оправдывается практическими потребностями общества, — бессмысленно. А значит — вредно. Это иррационализм, который рано или поздно будет полностью искоренен. Причем вы сделаете это сами, без нашего вмешательства. Керл хмыкнул:
      — Как это произошло на Новой России!
      — Да, как это произошло на Новой России, — ничуть не смутившись, подтвердил генерал. — Благоразумные люди, составляющие большинство жителей этой планеты, наконец осознали, сколь пагубно для их общества увлечение иррационализмом, и подняли восстание против тех, кто оправдывает убийство. Мы по вполне объяснимым причинам пришли на помощь.
      — На языке военных это называется интервенцией.
      — На языке военных это называется братской помощью единомышленникам, поправил Сатг. — А вот и наш кофе!
      В кабинет вошла девушка-рейнджер с подносом в руках. Керл взглянул на нее и обомлел. Припухлые губки, чуть вздернутый носик, серые искрящиеся глаза. Вне всякого сомнения, это была таинственная незнакомка, с которой Керл танцевал на Соммете и которая назвалась несуществующим именем — Вельхаум Керл. Гладиатор открыл рот, желая обратиться к той, которую он так долго и безуспешно искал, но она даже не взглянула в его сторону. Поставив поднос на стол, она четко сдвинула каблуки мягких сапожек и вышла. Военная форма удивительно шла ей.
      — Так вот, — генерал пригубил кофе, и по лицу его пробежала гримаса удовольствия, — мы избавляем мир от иррационализма, сглаживаем все случайные шероховатости, создавая идеально правильный многогранник. Разве это не благо? Но находятся глупцы, которые отвергают добро, преподносимое им на блюдечке.
      — А вы не задавались вопросом, хотят ли эти глупцы жить по вашим правилам?
      — А кто спрашивает их желания? — прямо заявил генерал. — Отвергать рациональное — иррационально, а значит, признается аксиоматично вредным. И, соответственно, подлежит искоренению.
      После подобного объяснения Керлу расхотелось дискутировать, и он сказал:
      — Генерал, ты тратишь на меня слишком много времени.
      Но Сатг только вошел во вкус. В ответ на замечание Керла он махнул рукой и философски заметил:
      — А что значит это время? Впрочем, может быть, ты боишься снарядов? Генерал усмехнулся. Керл отрицательно покачал головой, и тогда Сатг продолжил: — Все эти жалкие потуги новороссов не более чем примитивная инсургентщина. Война против них подобна гладиаторскому бою, где сильному, опытному, прекрасно вооруженному бойцу противостоит зеленый, неумелый юнец, которого нужно отшлепать. Мы, собственно говоря, и существуем ради того, чтобы учить уму-разуму нахальных юнцов. Здесь проявляется еще одно различие между нами и вами, иррационалистами. Я слышал, ты немало учился, прежде чем вышел на арену?
      — Да, — ответил Керл, слегка изумленный внезапной переменой темы разговора. — Пять лет.
      — Зачем же так долго?
      — Чтобы прожить еще двадцать пять.
      — Отлично сказано! Хотя, подозреваю, ты произносишь эту фразу не в первый раз.
      Керл не мог отказать генералу Сатгу в проницательности.
      — Так вот, все эти пять лет тебя учили те, кому предстояло в будущем сразиться с тобой. Я не ошибаюсь?
      — Нет, все так и есть. — Керл все еще не понимал, куда клонит собеседник.
      — А так как все, кто сражались против тебя, умерли, выходит, они готовили своего будущего убийцу, или, говоря иначе, каждый из них научил тебя, как расправиться с собою.
      — Выходит, так.
      — Но ведь это парадокс. Лишенный всякого смысла парадокс! Разве придет нормальному человеку в голову мысль научить своего потенциального убийцу владеть оружием? Куда как предпочтительней иметь дело со слабым противником.
      — Но тогда поединок теряет всякую привлекательность.
      — Игра, за которую приходится расплачиваться собственной шкурой, задумчиво произнес Сатг. — Я тоже игрок, но предпочитаю делать ставки не на свою жизнь, а на чужую, и желательно без риска проиграть при этом. Вот мы незаметно и подошли к сути дела, ради которого я приказал доставить тебя в мой штаб…

ТРЕТИЙ СОН КЕРЛА ВЕЛЬХОУМА