Дверь загудела, разблокируясь.
      Перед нами открылось небольшое светлое помещение, куда я вступил сразу вслед за министром, обхватив его при этом за шею. Здесь находился контрольный пункт, и нам навстречу из-за пульта поднялись два охранника. Ладони их уже непроизвольно легли на рукояти лучевиков, но парни все-таки не решались их выхватить. Дежурные здесь и впрямь сидели преданные, они действительно ценили жизнь начальства, что им, будем надеяться, в дальнейшем зачтется.
      – Руки! – рявкнул я. Они вздрогнули, отдернув руки от оружия. Тогда я добавил для ясности: – Вверх! – Они медленно подняли руки, словно пребывали в ватном кошмаре, заставляющем их вопиюще нарушать все мыслимые правила сторожевого устава. Проще всего было бы просто их убить, но я все-таки по возможности предпочитал держать свое слово. – Разоружи их и обезвредь, – велел я Ежу, разглядывая тем временем очередное (надеюсь, последнее) препятствие на нашем пути – еще одну бронированную дверь со всеми контрольными прибамбасами. Между тем старый пират, даже у меня не спрашивая, реквизировал у одного из халдеев парализатор и тут же, опередив Ежа, злорадно парализовал обоих охранников. Старик явно не был парией – старых парий мне вообще доводилось видеть очень редко: такие уж нам достаются профессии, что трудно дожить до старости, даже если тебя минует лазерный разряд, то доконает стресс, нервное перенапряжение, сжигание жизненной энергии в «бросках»… Какие-то боевые навыки старый пират, наверное, в свое время имел, но старость все съела. Вообще-то и я до обретения бессмертия надеялся, как любой человек, дожить до преклонных лет, однако все это было как-то абстрактно. В эту минуту я почему-то с особенной остротой ощутил, что старость мне уже не грозит в любом случае, и очень в связи с этим за себя порадовался.
      Итак, я отпустил Наплекова и занялся пультом: закрыл командой внешнюю дверь и запечатал ее кодовым паролем. Затем совершил небольшой промах – переключился на систему второй – той самой заветной двери в изолятор.
      И вот здесь уже завыла вовсю тревога и замигал свет. Очевидно, так среагировала на мое вмешательство специальная программка этой эксклюзивной двери; Наплеков, гадина такая, умышленно не предупредил меня о ее наличии.
      Под эту какофонию я сгреб Наплекова за то, что попалось под руки, и с размаху впаял его в анализатор отпечатков, а по совместительству генокода – сначала мордой, потом больной рукой. Его злобные бульканья, вперемешку с болезненными охами, полностью перекрыла сирена. Затем я провел опознание его карты, но дверь не открывалась – она, конечно, уже аварийно заблокировалась.
      – Разблокируй, – приказал я Наплекову, направляя ему в лоб дуло лучевика. Министр и без того уже был ядовито-бледный, как поганка, да еще и с наливающимся фонарем под глазом, но тут побледнел еще больше, вообще как смерть – с прозеленью. И все-таки развел руками:
      – Не могу. Клянусь! Я не знаю аварийного кода.
      Я мгновение колебался: как-то гипнотизирующе действует это слово «клянусь!» даже на убежденного во лжи оппонента – словно психологическая подножка, заставляющая сомневаться в том, в чем ты на самом деле уверен на все сто. А они здесь поднаторели в технике запудривания мозгов. Один Токарев чего стоил, что уж говорить о Наплекове. Чтобы министр не знал пароля в свой заветный подвал, где у него содержится мировая сенсация, новое, редчайшее пока во Вселенной чудо света – бессмертный?.. Да при здешней шпионской паранойе он самолично должен был менять время от времени этот код!
      – Вспоминай. Иначе ты мне больше не нужен. Считаю до двух – раз…
      Наплеков аннигилировал меня взглядом, после чего, не без оснований опасаясь того, что не дождется счета «два», торопливо отвернулся и четко, ни разу не сбившись, набрал на клавиатуре левой рукой пароль – правую со сломанным пальцем он бережно, как раненый мадрилл, прижимал к животу.
      – И сверни, кстати, эту светомузыку, – сказал я, подразумевая разрывающую перепонки тревогу. Для ясности добавил: – На нервы действует. – Наплеков стрельнул в меня ненавидящими щелками и ткнул несколько кнопок. Сирена оборвалась, свет перестал раздражающе мигать. Так-то лучше.
      И тогда со стороны заветной двери стало слышно гудение сервопривода. Последняя преграда открывалась перед нами!
      Сорвав Наплекова за шкирку со стула, я подволок его к двери: хотя в секретную лабораторию вряд ли допускали охрану, но кто его знает, чем нас встретят сидящие там заплечных дел мастера – то есть я хотел сказать научные сотрудники – после тревоги?.. Допустим, там, на случай вторжения, предусмотрено что-то вроде локальной газовой атаки. Однако подобного рода меры Наплеков должен был заранее отменить приказом с пульта, памятуя о своей в высшей степени смертной персоне. Я бы, например, на его месте отменил.
      Через пару секунд перед нами открылся длинный белый коридор. Пустой. И безо всяческих сюрпризов. Только шеренга дверей по правую сторону и еще парочка – напротив. Сердце дрогнуло от мысли, что за одной из этих дверей держат Жен и мне осталось пройти всего несколько шагов, чтобы вытащить ее оттуда. Но прежде чем идти к ней, следовало еще кое-что сделать.
      Ступив в коридор, я первым делом разнес из лучевика расположенные в нем две камеры. Затем прошел налево, к стенному пульту. Все уже вошли, я закрыл за нами дверь и вновь закодировал ее, уже своим паролем.
      Тревога наверняка подняла на ноги все Управление, и мои последние действия имели целью максимально усложнить им задачу отследить нас и проникнуть за нами в лабораторию. По крайней мере теперь им для этого требовалось преодолеть двойную преграду: пару дверей, бронированных, как я успел оценить, спецтитанитом-8; с такой дверцей справился бы только деструктор, но деструктору требуется оперативный простор, а в этом тесном пространстве он попросту снесет сразу к чертовой матери половину Управления. Нет, ну каков молодец министр, не пожалел средств на защиту своего подвала! Итак, я обернулся к Наплекову:
      – Веди!
      – Хочу вас предупредить… – злобно начал он, но я его перебил:
      – Давайте не будем терять время, господин министр. Я, конечно, могу взламывать здесь подряд все двери, но зачем, раз у меня есть вы, а у вас имеется десяток пальцев и еще много чего другого. Так что забудьте о ваших интригах, они вам и так уже дорого обошлись. Умейте проигрывать, Аркадий Степанович.
      Он сощурился на меня, массируя кончиками пальцев скулу, где багровел поставленный мною штамп. Молчание наэлектризовывалось, и никто из спутников, даже бойкий ветеран, мнущийся позади моих бойцов, не решался его нарушить. Министр не желал считать себя проигравшим. Он просто не умел красиво проигрывать, да, никак не умел, жизнь его этому не научила. А жаль: насколько все тогда было бы проще.
      Я хотел уже дать знак Ежу подержать его для экзекуции, но тут министр наконец созрел: понял, должно быть, по моим глазам, что я не блефую и сейчас он действительно может лишиться какой-нибудь драгоценной части тела.
      – Хорошо. Идемте, – буркнул Наплеков, резко отворачиваясь и направляясь вперед по коридору.
      Нужная дверь оказалась второй из двух слева. Наплеков, подойдя, машинально набрал код, но замок был блокирован, что и неудивительно: ясно, что после тревоги все здешние вивисекторы попрятались по норам и замуровались в них изнутри.
      Наплеков с кривой усмешкой пожал плечами – дескать, ничего не поделаешь, тут я бессилен. Однако замок был снабжен системой магнитного допуска, поэтому, прежде чем начать кромсать его лазером, я решил испробовать метод попроще – провел по нему наплековской картой. Ответом был металлический щелчок – дверь разблокировалась, как, очевидно, и полагалось в этом Управлении любой преграде, вставшей на пути вездесущего начальства.
      Оттуда сразу донеслись дикие вопли – к моему облегчению, не женские. Я впихнул Наплекова в помещение первым – кто бы там ни обретался, вряд ли он сразу начнет стрелять: по своему мелкому начальнику еще может быть, но по руководителю конторы…
      В небольшом зальчике, уставленном аппаратурой, находились только два человека: один из них был распят обнаженным на наклонной металлической плоскости. Второй – в белом халате и в шапочке – сидел рядом за большой приборной панелью.
      Я не задумываясь прикончил бы этого второго, если бы распятой оказалась Жен. Но это был Грабер. И он орал как резаный. То есть не как – тонкий луч из зависшего над ним манипулятора аккуратненько вспарывал ему брюшину. Причем даже наше появление не заставило пытливого лаборанта (или профессора?..) остановить опыт – увлекся, сердешный, да так, что даже не обернулся на звук распахнувшейся двери.
      Остальные исследователи феномена не прятались по углам, как можно было ожидать; скорее всего они заперлись в других помещениях, узнав по сообщению охраны, кто на них надвигается, и догадавшись зачем. А этот остался здесь. Маньяк-первоиспытатель, скальпель ему через всю морду.
      Грабер на короткое время умолк, набирая распахнутой пастью воздух. Тут его вытаращенные глазенки остановились на мне. Тело рванулось, задергалось в попытках освободиться, лазерный скальпель прописал в животе кровавое факсимиле.
      – Бес-с-со-о-о-о-а-ан!!! – заорал Грабер уже на пределе истошности.
      В этот момент я приставил ствол к затылку лаборанта. Сказал:
      – Выключи. – Он замер на мгновение, видимо осмысливая происходящее за спиной и свое незавидное при этом положение. Осмыслив, выключил лазер.
      Грабер обмяк в стальных зажимах, часто дыша, с закрытыми глазами. Я подошел и встал напротив него.
      Вот, оказывается, ради кого я внедрялся, как клин под ноготь, в эту чертову контору.
      Грабер, словно почувствовав мой взгляд, открыл глаза. После короткого молчания заговорил отрывисто, голосом, севшим после ора:
      – Пришел… Пробился все-таки. Я знал… Спасибо… Костя…
      Словно отточенным клинком по сердцу. Костей меня одно время называла Жен – и только Жен. Граберу лучше бы не произносить этого моего имени – я мог и не сдержаться, особенно имея в руках лучевик. Но он, видимо, просто ничего не сечет, иначе бы так меня не звал. В его голове, должно быть, месиво: до мозгов тут наверняка тоже докапывались всяко – и током и скальпелем.
      Но на мой вопрос он, надеюсь, ответит.
      – Что ты с ней сделал? – А душа уже смерзается в черную глыбу. – Убил?
      Он покосился на свои оковы:
      – Отпусти… Тогда расскажу.
      – Расскажи. А там увидим.
      Грабер протяжно, со стоном вздохнул: кровавая каша на его толстом брюхе быстро розовела, восстанавливаясь и затягиваясь новой тканью.
      – Они ее продали. Я не знаю кому. Только догадываюсь. Палютин… Это все он. Он заманил нас обманом в Купол – меня и ее. А когда мы хотели вернуться, он ее продал. Кому – не знаю, – повторил Грабер, и я начал подозревать, что все он прекрасно знает. – Кинул через частный портал – здесь же, в Управлении. А меня… Бросил сюда… Гнида!..
      Я обернулся к Наплекову:
      – Что еще за Палютин? Тоже из вашего Управления? Он сейчас здесь?
      Наплеков ответил резко:
      – Капитан Палютин связывался с вами под видом майора Токарева. Он же провел вас в Купол. Мой лучший опер. А твой мясник сегодня его убил.
      – Что вам известно об этом деле? – Я кивнул на Грабера.
      – Очень немногое. Палютин отвечал за наш портал и имел через него какие-то свои связи с внешним миром. Он пообещал доставить мне двоих бессмертных, но при условии, что один из них будет отправлен через портал по анонимному адресу. Я пошел с ним на это соглашение, но адресат так и остался мне неизвестен.
      Значит, Токарев говорил мне правду – на самом деле он был вовсе не Токарев. А Палютин. И этот Палютин прекрасно знал, кто заперт у них в изоляторе. И он единственный знал, где теперь находится Жен, мало того – сам ее туда переправил, как выражается Грабер – «продал». Но Палютина больше нет. А сам министр не продал бы ее ни за какие коврижки – учитывая, что с ее помощью можно было бы давить на меня, заполучить на халяву бессмертие и установить фактический контроль над инфинитайзером. Выходит, он и вправду был не в курсе всей интриги, заваренной под его крылышком хитроумным Палютиным. Стало быть, нам опять остается только Грабер с его «догадками» (темнит ведь, падаль, и наверняка врет. Ну, это уж как водится).
      Что ж, Грабер так Грабер. Только придется его во что-то одеть. Я прошел к панели и приказал лаборанту:
      – Раздевайся. – Он повиновался, то поглядывая изредка с надеждой на закаменевшего рядом Наплекова, то осторожно косясь на меня и остальную компанию: мои парии ничем не выдавали своих эмоций, лишь явно были настороже – обычное их состояние в деле. А вот дед в дверях, кажется, слегка раскис.
      К тому времени, когда лаборант остался в одних трусах, Грабер уже выглядел лучше, живот почти зарос – восстановился вместе со всем дерьмом.
      – Освободи его, – велел я голому маньяку-лаборанту.
      Держатели, мелодично звякнув, отпустили граберовские конечности и ушли в стол. Грабер соскользнул к его подножию бледной безвольной тушкой.
      – А теперь ты давай ложись туда, – приказал я, подтолкнув лаборанта к пыточному столу. Он умоляюще обернулся на Наплекова, но тот оставался холоден и индифферентен, как водопроводный кран, и так же равнодушен к участи подчиненного.
      Лаборант, покрывшись мурашками, лег на стол, и я его защелкнул. Резать его, марать руки я не собирался, да и не до него мне сейчас было – пускай так полежит, мысленно примерит на себя научное оборудование. Будем надеяться, что это отобьет у него охоту к лазеропластике. На всю оставшуюся жизнь.

* * *

      Когда Грабер соскальзывал со стола на пол вроде бы без чувств, мозг его напряженно работал, мысли выравнивались. Он думал, как сохранить свою бессмертную жизнь и вырваться для начала отсюда, чтобы в перспективе завладеть аппаратом и поиметь их всех, начиная с Бессона и кончая наследничком.
      Поначалу Грабер хотел свалить всю вину за исчезновение Жен на Палютина. Но тогда Бессон начнет его искать, найдет (ох и найдет, дьявол всепролазный!), и Палютин, конечно, наболтает ему лишнего. И как же удачно вышло, что Бессон пришил этого Палютина! Тот слишком много знал. И хотел, кстати, тоже слишком многого.
      Капитан СБ Андрей Палютин вышел на Грабера через день после смерти Рунге (за три дня до того, как он явился к Краю под видом майора Токарева). Интересовали Палютина, по его словам, любые способы давления на Края, с тем чтобы установить над ним хоть какой-то контроль со стороны СБ. В идеале желательно было бы полное подчинение Края распоряжениям МВД, а в перспективе, само собой, – ликвидация Края и овладение аппаратом.
      Палютин не ошибся с выбором человека, что говорило о его уме и недюжинных способностях в оперативном анализе: Грабер давно уже мечтал переметнуться – с тем, чтобы взять Края (которого он привык называть Бессоном) за жабры. Но Грабер предпочел бы взять Бессона отнюдь не руками местной олигархии. И, уж конечно, не руками Гарри Левински: он достаточно хорошо знал своего бывшего упыря-босса и его повадку – присваивать себе все результаты, избавляясь от былых партнеров, помощников и исполнителей – то есть попросту отправляя их на тот свет сразу по исчезновении в них надобности. И сестричку собственную Гарри прикончил не зря – решил, видно, что настала пора прибрать к рукам президентский титул и, соответственно, весь Евросоюз. Можно было поручиться, что и папаше теперь недолго осталось царствовать – сыночек наверняка об этом позаботится.
      Учитывая все это, Грабер, еще находясь на службе у Левински, подобрал кое-какой материальчик на случай, если и над ним когда-нибудь повиснет карающая рука босса либо, чем черт не шутит, представится случай обеспечить себе за его счет нехилый взлет карьеры. Не последнее место в этом материале занимал список недругов и конкурентов Левински, к числу которых Грабер, не без оснований, причислил остальную мафиозную верхушку – всю камарилью «крестных отцов». Теперь, когда Грязный Гарри стал Наследником и вырвался наверх, оставив других «темных боссов» далеко внизу с перспективой быть вскоре свергнутыми, а скорее даже убитыми по старой памяти, они наверняка не прочь были бы заиметь против него такой мощный козырь, как контроль над бессмертием.
      Вот с ними Грабер хотел бы наладить контакт, еще как хотел бы! Просто руки чесались – подмять под себя Бессона и вставить такой гвоздь под задницу этому выблядку Левински, чтобы тот до конца дней садился только на краешек стула! Хе-хе!!! Единственное, что до сих пор препятствовало его грандиозным замыслам, – это полная невозможность связаться с внешним миром.
      А когда умер Рунге и все идиотские планы Бессона по поводу создания из этой помойки Ч33 Мекки бессмертия пошли, по мнению Грабера, прахом, ему стало окончательно ясно, что другого пути, кроме как связь с мафией, попросту нет. Поэтому появление на следующий день Палютина он воспринял как сигнал, поступивший ему непосредственно от всевышнего: действуй, мол, Отто, я на твоей стороне!
      Общий язык с Палютиным Грабер нашел очень быстро – тот оказался парень не промах и мигом просек всю выгоду для себя от участия в деле «Система против Левински», пускай для начала и просто в роли передаточного звена. А там – кто знает, с его-то способностями!.. Это тебе не мелкие подкупольные интрижки – услуги местным олигархам в урывании большего куска от пирога «Бессмертие». Когда за твоей спиной такой аппарат, то начинаешь постепенно всем существом ощущать, что вся галактика готова лечь не к чьим-нибудь, а именно к твоим ногам!
      Словом, Палютин с потрохами купился на предложение Грабера, пообещал даже обеспечить портал для связи и передачи заложницы в нужные руки. Дело оставалось за малым – умыкнуть эту самую заложницу из-под самого носа у Бессона. И здесь уже Граберу предстояло действовать самому, подвергая риску – и немалому! – собственную шкуру.
      Задача оказалась весьма нелегкой: целых двое суток он исподтишка подкарауливал Жен, прикидывая, где и каким образом ее лучше будет прищучить, чтобы при этом не поднялось шума. И наконец пришел к выводу, что наилучшим способом будет ее убить. Причем сделать это надо ночью – около полуночи, когда она обычно принимает душ в их старом внепогоднике: народ здесь мылся нечасто – дай бог если раз в полгода, и Жен поражала местных парий фантастической чистоплотностью, ополаскиваясь по три раза на дню.
      Грабер не любил убивать. Вернее, убирать людей он любил, и даже очень, но обычно предпочитал делать это чужими руками. Однако, раз уж обстоятельства так приперли…
      Он убивал ее ровно три раза: первый – в машине при похищении, когда она, выйдя из душа, не успела еще ничего понять, второй – когда она, очнувшись по пути в Купол, позвала Бессона, и, наконец, третий раз – специально для Палютина, в порядке, так сказать, демонстрации. При этом он все-таки избегал стрелять ей в голову, предпочитая грудь – тогда еще никем не проводилось конкретных экспериментов, насколько успешно способен восстановиться мозг бессмертного после поражения.
      И мог ли Грабер даже предположить, что такие – и разные прочие эксперименты будут вскоре проведены не на бессоновской шлюхе, а непосредственно на нем, Грабере! Палютин и впрямь оказался парень не промах: предоставив Граберу возможность связаться через компорт с мафиозной верхушкой и обговорить с ними все условия, он уже сам переправил им женщину Бессона, замкнув тем самым договор на себя, а самого Грабера – коварная, подлая дрянь! – скрутил и бросил в подземелье, на разделочный стол! Находясь на этом столе, Грабер не раз и не два пожалел о своем бессмертии.
      Ну теперь-то этот проныра, этот жадный хорек с имперскими замашками поплатился за все! Спасибо Бессону (инфинитайзером его по башке)! И сейчас было бы очень неплохо, если бы этот дурак Бессон его, бесценного, великого, единственного в своем роде Отто Грабера (будущего хозяина бессмертия, кстати сказать), отсюда вытащил.
      А он вытащит. Уж постарается. Не в первый раз.

* * *

      Хлестнув бесчувственного Грабера по бледной морде – пустячок, а приятно, – я швырнул на его толстое новенькое брюхо одежду лаборанта:
      – Одевайся, быстро! Поведешь нас к порталу. – В принципе у нас уже имелся один проводник, знающий, где что находится в этих катакомбах, – Наплеков, разумеется. Но ему, насколько я понял, упорно не давали покоя лавры национального героя Ивана Сусанина.
      Грабер после пощечин как-то очень шустренько воспрял, быстро оделся – одежда оказалась ему здорово тесна, штаны и рубашка просто не застегивались, так что он надел сверху белый халат и застегнул его на все пуговицы. И ботинки напялил. Потом сделал несколько первых неуверенных шагов, споткнулся и как бы невзначай оперся рукой на приборную панель. Лежавшего на столе лаборанта спасло лишь то, что он был раза в два уже Грабера в поперечнике – луч лазера уперся в стол впритык к его пояснице. Пытливый муж завизжал так, что у меня заложило уши. Отпихнув Грабера, я выключил лазер, а заодно и лаборанта – он сразу умолк, с невыразимым ужасом глядя на манипулятор и явно готовясь заорать снова. Повезло крысе – хотя ожог второй степени ему был обеспечен, зато кишки, к великой досаде Грабера, остались в целости.
      Я не стал заострять внимания на этом мелком инциденте, и зря Грабер так поспешно рванул к выходу, опасаясь репрессий с моей стороны: гнида укусила гниду, только и всего. Это их, гнидовские счеты, а нормальным людям пора уже подумать о том, как бы унести ноги из этой богадельни.
      Тайный министерский портал, как я и предполагал, находился здесь же, в подземелье, и даже оказался не слишком мощно защищен – одной только железной дверью, открывшейся при помощи все той же хозяйской карты. Думаю, Наплеков скорее удавился бы, чем разорился еще на парочку титановых дверей, когда все яйца можно было положить в одну корзинку. Традиция, мать ее, сгубила жмота!
      Даже не берусь описать, насколько велик был для меня соблазн уйти отсюда именно через портал: я соскучился, сидя на одной планете, стосковался без регулярного акта насилования матушки-Вселенной посредством телепортации, сиречь – мгновенного пронзания всей своей физиологией ее умопомрачительных глубин. Не говоря уже о том, что это был бы самый простой и естественный в нашем положении способ бегства.
      К сожалению, это было невозможно по двум причинам: я не имел права обмануть ждущих меня в городе людей, и я попросту не мог бежать с планеты, оставив здесь инфинитайзер. А уже через минуту после подключения к системе стало ясно, что даже если бы я все это и мог, то воспользоваться порталом нам все равно бы на этот раз не пришлось. Даже Грабер – весь в нетерпении, открывший было рот, чтобы по старому обыкновению давать мне указания, клацнул зубами возле моего уха, захлопывая пасть.
      Сетевой мониторинг показывал следующую картину: все точки прибытия, связанные с Ч33, горели красным – то есть были заблокированы извне, зеленела лишь одна – на С19. Призывно так зеленела, затягивающе. Только профан не понял бы ее немого плотоядного призыва: «Летите, голуби, летите в лапочки к доброму папочке!» Почему-то я подозревал, что хорошо знаком с этим «папочкой», знаю, отчего у него такие длинные ручки и отчего так поредели его острые зубки, – а именно оттого, что мне, выражаясь метафорически, уже приходилось по ним вламывать.
      Стало окончательно ясно, что про портал нам следует как бы забыть, а сразу переходить к преступному плану категории "А" (смертная казнь); «Шантаж и взятие в заложники высокопоставленного лица с покушением на его имущество, достоинство и жизнь». Именно в таком порядке.
      Итак, приступим.
      Я связался через макси-коминс с операторской и для начала, не успев еще и рта раскрыть, выслушал требование «выходить из погребов с поднятыми руками» – от кого бы вы думали? От майора безопасности Пал Палыча Токарева, безжалостно нами замоченного в преддверии лифта пятнадцать… нет, семнадцать минут назад. Интересно, ему-то об этом уже успели сообщить?.. Впрочем, Вася подпортил его двойнику физиономию. Но Токарева в связи с этим делом еще припрут, дай только срок. Наблюдая на мониторе его до слез, до боли во лбу знакомый образ, я подумал, что Палютин очень, очень неплохо справился с этой последней в своей жизни ролью. М-мда. Так вот: а если мы не выйдем, то нас все равно отсюда выковыряет лично майор Токарев со своей бригадой, но тогда мы можем не рассчитывать ни на какое снисхождение!
      Впечатление складывалось такое, что майор проснулся только по тревоге, поднятой уже после открытия нами заветной двери, а из его решительной речи стало ясно, что они там наверху понятия не имеют о том, где именно находится сейчас их министр внутренних дел. Хорошо была поставлена конспирация у Аркадия Степановича Наплекова!
      Терпеливо дождавшись конца ультиматума, я просветил майора по поводу точного местонахождения его министра, попросту показав его в камеру – наверняка ведь уже обыскались начальства, сердешные. Затем я выдвинул им ответный ультиматум: выпустить нас беспрепятственно из Управления, а затем и за территорию Купола, иначе мы, во-первых, выпотрошим министра, а во-вторых, будем сидеть здесь ровно до того времени, пока нас не освободит отсюда армия бессмертных, стоящая уже на позициях, в полной готовности к нападению на Купол.
      Пока они там переваривали мой ультиматум, я размышлял вот о чем: мне необходимо было найти Жен, а еще – срочно отыскать замену профессору Рунге, и для этого надо было отправляться в большой мир, захватив, разумеется, с собой инфинитайзер. Но как теперь туда отправишься, когда все пути перекрыты, а единственный доступный порт на С19 – наверняка ловушка?..
      Сосредоточиться мешало монотонное, как жужжание мухи, старческое бормотание, начавшееся за спиной сразу после моей наглой отповеди властям. Я прислушался:
      – …И что же мне теперь делать, ведь домой-то уже не вернешься, а внучка-то моя как же, она ж у меня одна, затаскают ведь, а то и вовсе упекут невинное дите, не уберег я ее, порежут-испластают за дурака-деда, куда ж деваться-то нам от этих живодеров, хоть в космос улетай… И что же мне делать-то теперь…
      В космос?..
      Я отключил ретрансляцию, резко обернулся и отодвинул рукой Грабера, загородившего мне источник жужжания: старик сидел на полу в уголочке, закрыв руками седую голову и не переставая тихонько бормотать. Я обратился к нему:
      – Эй, отец! Сколько тебе лет-то? Ты, говоришь, ветеран космоплавания?
      – Потомственный ветеран. Вторая Экспансия, Русско-Германский конфликт… – продолжал он тем же горестным тоном, даже не изменив позы.
      – Что значит «потомственный»? Сам-то ты когда-нибудь в космос летал?
      – А как же, регулярно совершаю учебные полеты…
      – Стой, дед, брось причитать! Какие еще «учебные полеты»? На флаере, что ли, летаешь?
      Старик поднял голову, в единственном глазу загорелся фанатичный огонек.
      – Обижаешь. Не на флаере. А на космическом корабле.
      Так, все ясно. Дед не выдержал нервного перенапряжения и спятил. Обычное дело, такое и с молодым может произойти на акции, если, конечно, он не пария, а «люкс».
      А идея интересная. Надо покопать здешнюю базу данных – по поводу старых космических баз, ангаров, портов и прочего такого. Не может быть, чтобы совсем ничего не сохранилось от тысяч кораблей, списанных в отставку и заброшенных, а может, и законсервированных где-то здесь со времен космоплавания – на всякий случай, но кому с тех пор пришло бы в голову ими пользоваться? С таким же успехом жителю мегаполиса могло прийти в голову купить себе лошадь, чтобы ездить на ней на работу: мало того, что перед тобой сразу встают проблемы корма, стойла и ухода, но ты и на работу будешь добираться только к вечеру, тратя при этом на одно содержание несчастного животного вдвое – да нет, вдесятеро больше средств, чем если бы просто каждый день заказывал себе тачку к подъезду.
      Итак, я полез в базу за информацией по старым космическим «стойлам». Сразу она, естественно, мне не далась – пошел запрос пароля, которого я не знал, но решил эту проблему с помощью наплековской магнитной ксивы – настоящего золотого ключика, для которого здесь не существовало вообще никаких преград – ни железных, ни информационных.
      В результате нескольких манипуляций на экране возникла старая карта Москвы-Ч33; к моему удивлению, город оказался буквально усеян объектами, так или иначе связанными когда-то с космосом. Вопрос: «На каких из них могли сохраниться корабли, пригодные к эксплуатации?» – радикально изменил картину: на карте осталось гореть лишь несколько точек. Я собирался скачать информацию по этим объектам, чтобы изучить ее конкретнее, когда появится время, как вдруг из-за моего плеча протянулась морщинистая рука, и корявый палец с обрезанным до мяса ногтем уперся в экран:
      – Вот! Вот! Здесь! Здесь у меня стоит корабль!
      Ветерана я уже не воспринимал всерьез, однако кинул беглый взгляд на вспыхнувшую возле его пальца справку.
      Бывший частный ангар, где имеются в наличии четыре малых катера «Оборотень» и яхта класса «Кинг Джамп». Все запечатано. Двести восемьдесят семь лет на консервации. Так… Я обернулся к сумасшедшему пирату, окончательно оттеревшему от моего плеча раздраженную морду Грабера.
      – Послушайте… м-м-м… Уважаемый. Давайте на минутку отвлечемся от ваших личных проблем и сосредоточимся на реальных задачах. – Старик глянул на меня вполне осмысленным внимательным глазом, и я спросил с нарочитой расстановкой: – Вы действительно в состоянии пилотировать космолет?
      – Я в своем уме, молодой человек, – ответил он с оттенком гордой обиды. – Можете не сомневаться, я могу пилотировать корабль: эти знания передаются в моей семье по наследству от прапрадеда, ветерана Второй Экспансии… – О прочих заслугах прапрадеда я уже был наслышан, поэтому перебил:
      – Только знания?.. А как насчет практического опыта?
      Пират высокомерно вздернул подбородок, единственный глаз блеснул скупой влагой:
      – Не только знания, юноша. А еще и вот эта самая яхта «Кинг Джамп». Аппарат, к вашему сведению, благодаря стараниям нашей семьи вот уже двести восемьдесят семь лет поддерживается в полном порядке: прямоточный плазменный двигатель ЦПКДсОЛ-2600, пять килотонн плазменного топлива, девяносто семь квадратов жилой площади… – Старик продолжал выдавать доскональную информацию – о литраже кислорода и исправности всех систем жизнеобеспечения – герметизационной, гравитационной, кондиционерной и так далее, в то время как я думал о том, что летать старый черт, конечно, никуда не летает, но в нужном направлении кое-что, похоже, еще соображает, а значит, может нам в скором времени пригодиться.