– Что я могу сказать? – его голос прозвучал уныло и безжизненно.
      – У меня не было выбора, – ответила она.
      – Ты могла избавиться от ребенка, – сказал он без всяких эмоций.
      – Нет, я не могла, – голос Лили дрожал. – Я не могла этого сделать. Ты знаешь, я все для тебя сделаю, кроме этого. Я просто не могу. Пожалуйста, пойми. Это важно, чтобы ты понял…
      – Я понял, что ты выходишь замуж…
      – Это ничего не меняет, Люк, – прервала она его. Она опустилась перед ним на колени и положила голову на его руки. – Я все равно буду приходить. Я все равно буду с…
      Люк смотрел поверх ее головы на мольберт. Ему была ближе Лили, разделенная на фрагменты, распустившаяся, как цветок, на этом полотне, быстрая, трепетная, она была для него живее той, что стояла сейчас перед ним на коленях.
      – Мне нужно лекарство, – сказал он, обращаясь к картине.
      Лили подняла голову и посмотрела на часы.
      – Хорошо. Я пойду и достану его. – Она встала и посмотрела на него сверху вниз. Он все еще смотрел на картину.
      – Люк, ну взгляни на меня, – взмолилась она.
      – Я смотрю, – ответил он. – Это, – он презрительно показал на нее, – ничего для меня не значит. Оболочка. Это, – он показал на картину, – это моя жизнь, моя любовь, моя душа.
      – Ох, Люк, – она покачала головой. – Я скоро вернусь. Я сразу же вернусь.
      Лили достала конверт из большой сумки, висевшей у нее на плече, открыла его и отодвинула на другой конец столика.
      – Здесь все, – устало сказала она.
      – Я в этом уверен, дорогая. У нас всегда были прекрасные деловые отношения. – Генри протянул Лили маленький пакет, завернутый в коричневую бумагу. Лили быстро спрятала его на дно сумки. – Новая партия. Отличное качество. Вы будете довольны. Не хотите попробовать?
      – Нет, у меня нет времени. Спасибо, Генри. Мне надо идти.
      – Вы взяли больше, чем обычно. Вас долго не будет?
      – Еще не знаю, Генри. Послушай, мне надо идти.
      – Очень хорошо. Очень хорошо. До следующего раза, – приторный голос Генри всегда раздражал Лили. Она повесила сумку на плечо, улыбнулась, вышла из комнаты и быстро пробежала два пролета старых деревянных ступеней. Остановилась в дверях покосившегося дома и, оглянувшись по сторонам, прежде чем выйти из тени на солнечный свет, поспешила на угол улицы, где наверняка можно было поймать такси.
      Когда Лили открыла тяжелую дверь в галерею, молодой человек, склонившийся над конторкой, поднял на нее глаза и встал ей навстречу.
      – Чем могу служить, мадам? – он поправил пальцем очки, сползшие на переносицу.
      – Я бы хотела поговорить с месье Сен-Аби, если можно.
      Молодой человек взглянул через плечо на закрытую дверь. – Месье Сен-Аби сейчас занят. Может быть, я могу чем-нибудь помочь?
      – Спасибо, месье, но это личное дело. Если бы вы смогли ему передать, что его ждет Лили Паскаль, то я уверена, что он найдет время поговорить со мной.
      – Я передам ему, мадам. Не хотите бокал вина? – Он услужливо указал на графин и бокалы на маленьком столике.
      – Спасибо. Спасибо. Если можно, скажите пожалуйста, сейчас месье Сен-Аби, что я его жду. Я очень спешу.
      – Да, конечно, – молодой человек поправил очки и направился к закрытой двери. – Сейчас, мадам.
      Через несколько секунд в дверях показался Жан-Клод. Лили поразилась силе и притягательности его лица – изможденного заботами, некрасивого, но живого, воодушевленного и привлекательного.
      – Лили! Как я рад тебя видеть! Ты говорила с Николь? Проходи, проходи, дорогая. Заходи в мой кабинет.
      Лили поцеловала его в обе щеки и вошла вслед за ним в маленький тесный кабинет.
      – Ты звонила Николь? – спросил он снова.
      Лили села в бархатное кресло около его стола.
      – Нет, не звонила, – сказала она тихо.
      – Ах, Лили, ей было так больно, когда она узнала, что ты бывала в Париже и не звонила нам.
      – Значит, теперь она знает, что я чувствовала, когда училась в школе в Экс-ле-Байнсе и читала в газетах, как она проводит Рождество в Биаррице, – голос Лили был ровным и спокойным.
      – Мы совершили много ошибок, – печально сказал Жан-Клод.
      – Я не хочу с тобой спорить, Жан-Клод. Понимаю, что у вас свои проблемы. Совсем недавно я вспоминала, как ты приезжал ко мне в школу. Ты всегда говорил, что в командировке. Привозил замечательные подарки. Конечно, я тогда не знала, что ты мой отец…
      – Мы думали, что так лучше для тебя, Лили. Были другие времена. Возможно, мы были неправы…
      – Бессмысленно возвращаться к этому, Жан-Клод. Все позади. Мне надо поговорить с тобой о Люке. Он очень болен. Ему нужна помощь.
      – Ты встречалась с ним, – кивнул он.
      – Да. Я встречалась с ним, Жан-Клод. Продолжала с ним встречаться все эти годы. Он принимает очень много наркотиков, и я боюсь за него. Сказала ему, что собираюсь выйти замуж, и он очень плохо это воспринял. Был очень расстроен. Он давно стал, ну, – Лили подыскивала слова, – неустойчивым, но я всегда раньше могла его успокоить, утешить. Я боюсь за него. Я должна вернуться в Штаты, но мне надо, знать, что ты поможешь ему.
      – Если ты все это время с ним встречалась, то должна знать, что он отказывается меня видеть.
      – Знаю, – сказала Лили. Она открыла сумку и достала ключ. – Я сделала второй ключ от студии. Через несколько часов я уезжаю, – она протянула ключ Жан-Клоду. Я должна знать, что ты встретишься с ним. Я боюсь за него.
      – Я встречусь с ним, – тихо сказал Жан-Клод. Он потер рукой лицо и вдруг стал очень усталым. – Ты знаешь, что его мать была больна, душевно больна. Ей было примерно столько же лет, сколько сейчас Люку, когда она заболела. Как раз тогда я встретил Николь, – он положил руки на стол и наклонился к Лили. – Я говорю это тебе, потому что очень важно, чтобы ты поняла, чтобы приняла одну вещь. Врачи сказали мне, что заболевание его матери, вероятно, наследственное и оно могло передаться Люку. Если он страдает той же самой болезнью, что и его мать, то никакая твоя любовь не спасет его. Это прогрессирующая и неизлечимая болезнь. Ты должна это понять.
      – Раньше я всегда могла его успокоить. Он рисовал, когда я была с ним. Я думаю, что все дело в наркотиках. Он пристрастился к героину.
      – Если проблема только в этом, то возможно, ему можно помочь. Видит Бог, я сделаю все, что только возможно. Но послушай меня, Лили. Если у него та же самая болезнь, что у его матери, то его не спасти.
      Он поднялся из-за стола и налил два бокала хереса. Один он протянул ей.
      – Ты сказала, что выходишь замуж? За хорошего человека? Ты его любишь?
      – Он меня любит, – сказала Лили.
      – А ты?
      – А я, – она улыбнулась, – я жду ребенка. Скажи Николь, что вы скоро станете бабушкой и дедушкой, – Лили встала и поставила бокал на стол. Она положила руки на плечи Жан-Клоду и поцелована его в обе щеки. – Мне надо идти, – она повернулась, быстро прошла мимо молодого человека в галерее и вышла в послеполуденную тень, накрывшую Рю де Кастильон.
      Лили спокойно сидела на краю кровати, Джерри снимал с ее плеча бретельку кружевного черного бюстгальтера. Поцеловав ее грудь, он потянулся и расстегнул крючок, потом обнял ее и положил на подушки. Правой рукой он держал ее голову, прижимая к себе, а левой уверенными движениями обследовал изгибы ее нежного атласного тела. Лили улыбалась про себя. Она знала, что никто не понимал этого замужества, но ее альянс с Джерри имел совершенно определенный смысл. Каждый из них получал то, что хотел. Фортуна повернулась к Джерри так, что он мог позволить себе жить в дорогих, хорошо обставленных квартирах, заказывать столики в самых престижных ресторанах, покупать украшения и одежду в роскошных магазинах. Быстрый, проворный утл сделал его способным учеником, с готовностью воспринимающим все осторожно продаваемые советы самых знаменитых портных, продавцов из «Картье», лучших архитекторов. Его познания в бизнесе ограничивались низкопробным мошенничеством, основывающимся на рэкете, работой «не бей лежачего», профсоюзными билетами для воров и контрактами с поставщиками этих воров. Это длилось не так долго, до тех пор, пока он не узнал все нюансы бизнеса и не обнаружил, к своему удивлению, что бизнес сам по себе нравится ему. Игра переговоров, быстрота ума, которая для этого требуется, ловкость маневрирования бросали ему вызов, который он принимал. Вызов, становящийся еще более дерзким от давления первых скрипок и свирепости профсоюза. Гарантии успеха, даваемые грубой воровской тактикой, не выдерживали конкуренции с радостью, получаемой от невероятно прибыльных сделок, заключенных с помощью сообразительности и ловкого использования обстоятельств. Высокое положение отца в преступной иерархии давало ему возможность отойти от этой организации и заняться легальным предпринимательством. Никто не собирался связываться с сыном Пэтси Монтини.
      С того момента, когда он встретил Лили, его задачей стало получить доступ в респектабельные круги, занять место, которое позволит предложить ей такую жизнь, какую могла ожидать от него эта богиня. Когда она сказала, что ждет ребенка, он еще более утвердился в этом намерении. У их ребенка будет отец, которым он сможет гордиться. Он предложит им самую лучшую жизнь, которую только можно предложить.
      Лили знала, что ее имя откроет Джерри такие возможности, которые он не сможет купить ни за какие деньги. По справедливости она признавала, что должна благодарить за это Николь. Хотя обман по поводу законнорожденности Лили лишил ее отца и вызвал трагическую ситуацию с Люком, ей приходилось признать, что фактически этому она обязана своим положением в обществе.
      Что касается Джерри, то его удача была ей необходима в качестве финансовой базы для поездок и дорогой привычки к наркотикам. И был еще ребенок. Она знала наверняка, что ее ребенок не будет расти без отца. Это замужество было невысокой платой за то, что она получала взамен, не было оно и неприятным. Ей нравились примитивные манеры Джерри в постели, его явное обожание.
      – Я не хочу, чтобы ты уходила, – сказал он, лежа рядом с ней.
      – Это общее награждение, – сказала она терпеливо. – Я вернусь быстро, насколько возможно. В последний раз я иду на эти скучные мероприятия. Скоро единственной моей работой будет быть тебе женой и матерью нашему малышу. – Она посмотрела на него и улыбнулась своей пламенной улыбкой, которая, как она знала, разрушает любые препятствия.
      Отблески светильников наполняли зал, декорированный в цвета золота, коралла и слоновой кости, мягким мерцающим светом. Кэлли стояла на ковре у входа в зал, напряженно держась за перила, которые окаймляли весь этаж, как золотая лента. Она смотрела на освещенные столики, на мужчин в смокингах и прекрасно одетых женщин, пытаясь найти столик Мастерса и Веллера, за которым должны были собраться ее коллеги, чтобы провести вместе этот вечер. Она глубоко вздохнула, ощущая одновременно, что колени у нее дрожат и что в этом шелковом платье цвета бутылочного стекла она неотразима.
      – О, мисс Мартин, как приятно вас видеть! Кэлли повернулась на голос.
      – Ох, Пол! Вы меня напугали. Он улыбнулся.
      – Я же вам говорил, что скоро мы будем обедать вместе.
      – Я чувствую себя очень глупо, – сказала Кэлли. – Я не могла себе представить… Я никогда не связывала вас с LCI… Я думала о вас только в связи с Дрю. Конечно, на его похоронах я поняла, что Дрю был одним из Лэттиморов, но даже тогда мне не пришло в голову все связать. Я действительно чувствую себя очень глупо.
      – Ну, не стоит. Я тоже не видел связи до тех пор, пока Жене Варио не прокрутил для меня ролики. Между прочим, я думаю, что они великолепны. Компания сделала невозможное. Жене Варио рассказал мне, какие трудности были со съемками, когда смерть Элизы Мадиган все перевернула. Но продюсер был настоящим профессионалом и проделал потрясающую работу в ужасно трудной ситуации. Когда он упомянул ваше имя, я вспомнил, что вы говорили мне на похоронах Дрю об отъезде в Париж. Так что, как видите, вы не были единственной, кто не мог связать все воедино, – он улыбнулся по-дружески тепло, его темные глаза сверкали ярко и живо. – Надеюсь, что вы не сердитесь на меня за мою проделку. Совсем не хотел причинять вам неудобства. Просто очень хотелось снова вас увидеть.
      – Совсем нет, – она улыбнулась, – Я очень польщена. Известно, что обеды в таких заведениях откровенно плохи, и приходится еще терпеть награждение по меньшей мере пятидесяти человек.
      – Ну, тогда в следующий раз нам придется подыскать место, где готовят лучше. Пойдемте, наш столик там.
      Ансамбль из трех музыкантов играл в конце зала. В другом конце на сцене перед большим белым экраном, занимавшим всю стену, было сделано небольшое возвышение. Пол провел Кэлли через толпу, аккуратно придерживая под локоть. Дик Мастерс, Джим Лиджетт и Жене Варио встали, когда они подошли к столику. Кэлли села рядом с Марей, и Дик представил Пола Марси и Лили.
      Марси потягивала скотч.
      – Ты выглядишь потрясающе! – шепнула она. Потом добавила. – И он не такой уж обшарпанный.
      Кэлли усмехнулась.
      – Пол, Марси писала сценарии для «Л'Авентур», – сказала Кэлли.
      Официант принес напитки.
      – Это великолепная работа, Марси. Эти ролики сослужили нам хорошую службу. Я очень благодарен.
      – Спасибо, – улыбнулась Марси, – я рада, что они вам пригодились.
      – Как Джерри, Лили? – спросила Кэлли. – Он доволен своим новым статусом?
      – Он не был особенно рад, когда я собралась уходить одна, – она рассмеялась. – Я объяснила, что это деловая встреча, что никто не приходит с супругами и подругами. Но я не уверена, что он поверил.
      – Я могу его понять, – улыбнулся Джим. Моей жене тоже не нравится, когда я наряжаюсь в смокинг и направляюсь к двери один. Если бы она знала, с кем рядом я сижу, – он кивнул на Лили, – ей бы это еще меньше понравилось.
      – Хорошо еще, что Хло не пришла, – усмехнулась Марси. – Ты был бы под двойным прицелом.
      Лили ослепительно улыбнулась.
      – Сюда идет Брэди, – сказала она. – Господи, он совсем иначе выглядит в смокинге! Я никогда не видела его в чем-либо другом, кроме джинсов.
      Кэлли поставила свой бокал.
      – Пол, мы будем танцевать?
      – С удовольствием! – он улыбнулся и искусно провел ее к танцевальной площадке. Она старалась держаться спиной к Брэди, проходя мимо него, но даже просто сознание его близкого присутствия вызвало у нее боль незаживающей раны. Она говорила себе, что это со временем пройдет, но, тем не менее, знала наверняка, как заученный старый урок, что даже когда рана не будет уже такой свежей, останется тупая боль, которая будет с ней всегда, как постоянное напоминание о неудачной попытке завоевать его любовь и преданность.
      Пол уверенно вел ее в танце.
      – Кажется, в воздухе ощущается некоторое напряжение?
      – Да, верно, – сказала Кэлли. – Надеюсь, вы не будете возражать, если я приглашу вас на «белый» танец?
      – Рад служить, – улыбнулся он. – Это директор съемок «Л'Авентур»?
      – Да.
      – Могу спросить, проблема личная или профессиональная?
      Кэлли кивнула.
      – Мы встречались некоторое время, – сказала она. – Это плохо кончилось.
      – Извините, – просто сказал Пол. Они танцевали молча, пока не кончилась музыка.
      Ведущий вышел на сцену.
      – Прошу садиться. Обед уже разносят. Благодарю вас.
      Брэди вернулся к своему столику, Пол и Кэлли тоже заняли свои места. Беседа за их столиком была оживленной, все добродушно подшучивали друг над другом – это так отличалось от обычных деловых разговоров! Вместе с вечерними туалетами, свечами и вином пришли легкость и простота в общении. Присутствие Пола придавало Кэлли чувство защищенности, безопасности. Она чувствовала, что напряжение, не покидавшее ее вначале, сменилось игривым настроением, желанием показать себя очаровательной, ослепительной в кругу этих людей, где все привыкли видеть ее практичной, ответственной, неизменно благоразумной. Она знала наверняка, что отблеск свечей соблазнительно освещает ее светлую кожу, что изумрудный цвет шелкового платья удачно гармонирует с зелеными глазами; что кольца ее медных волос очень привлекательно спадают на лицо; что Пол Лэттимор почти не сводит с нее глаз с тех пор, как начался вечер.
      – Мистер Лэттимор, вы не могли бы попросить официанта принести нам еще бутылку вина? – улыбнулась Марси. – Эту мы уже прикончили.
      – Конечно, – он кивнул официанту.
      – Отлично, – улыбнулась Марси. Пол попросил официанта наполнить ее бокал. – По-моему, нам пора пристегнуть привязные ремни. Кажется, праздник начинается. Кто-нибудь хочет еще? – она предложила вина остальным. Ее голос был слегка громче, чем нужно, и приобрел некоторую жесткость, в чем Кэлли увидела признак того, что Марси слишком много выпила. – Нет? Точно? Это может помочь превратить приближающуюся церемонию из убийственно скучной в просто скучную.
      Дик Мастерс бросил Марси многозначительный взгляд. Она подняла ему навстречу своей бокал и широко улыбнулась, после чего повернулась к Кэлли.
      – Я что, устраиваю сцены? Как думаешь? О, что за черт, – сказала она и поставила бокал. Огни погасли, ослабив возникшую на мгновение натянутость за столом, и луч света сфокусировался на распорядителе церемонии. Марси наполнила свой бокал.
      В приглушенном свете Кэлли оглянулась на сидящих за столом Дика Мастерса, Лили, Жене Варио, Джима Лиджетта и Марси. Игривое настроение, которое было у нее минутами раньше, сменилось внезапной печалью оттого, что нет Элизы Мадиган, которая в первую очередь должна была сидеть за этим столом и получать награды.
      Теперь все будет иначе, без Элизы, без Лили и Марси, придется работать с новой группой в новом качестве. Они с Лили и Марси вместе выросли в агентстве, начинали молодыми обещающими членами творческой группы и под руководством Элизы стали настоящими профессионалами. Во многом были ее семьей, и от того, что она может их потерять, паническая дрожь пробежала по ее телу.
      Кэлли мрачно смотрела, как улыбается Брэди Пэрриш, скромно кланяясь аплодирующей толпе и принимая третью за вечер золотую статуэтку. Он был признан «режиссером года». Их категория была следующей.
      Брэди едва успел сесть за свой столик, как объявили, что «Л'Авентур» победила в категории косметики.
      – Рекламное агентство компании «Мастере, Веллер», – зачитал распорядитель. – Продюсер: Кэлли Мартин, сценарист: Марселла Ди Стефано; дизайнер: Лили Паскаль; продукция компании «Пэрриш филмз» и режиссер… ну, кто же еще? – он засмеялся, – Брэди Пэрриш!
      Брэди вскочил и радостно поспешил к сцене, подняв над головой сложенные руки, как победитель. За столиком Мастерса и Веллера все заметно повеселели. Взгляды были прикованы к Кэлли, все ожидали, что она встанет и пройдет на возвышение, чтобы принять приз.
      – Иди, Кэл, – прошептала Марси. – Все нормально. Тебе надо его взять.
      Пол встал и придержал ей стул, она медленно пошла к сцене мимо тесно стоящих столиков. Кэлли надеялась, что к тому моменту, когда она подойдет, Брэди уже уйдет со сцены, но, поднимаясь по ступенькам, она увидела, что он все еще там и аплодирует ей. Он отступил назад, освободив место для Кэлли, она дрожащими руками взяла статуэтку и поблагодарила распорядителя. Она подняла ее над головой и улыбнулась в зал. Брэди подошел, взял Кэлли за талию и наклонился к микрофону.
      – Не желая обидеть остальных моих клиентов, я должен сказать, что это, вероятно, самый лучший продюсер в мире!
      Он великодушно улыбнулся, глядя на Кэлли, притянул ее к себе и поцеловал в щеку. От близости его тела, которое вызывало когда-то такую волну желания, теперь по ней побежала дрожь. Она с трудом улыбнулась и прошептала сквозь стиснутые зубы ровным холодным тоном, – убери руки, ты, грязный и вонючий сукин сын, не то я расскажу всем твоим фанатам, какая ты на самом деле мазь.
      Мгновение длилось целую вечность. Она услышала, как он угрожающе прошептал:
      – Не достаточно холодно, Кэл, – он убрал руки с ее талии и отступил. Над его отработанной улыбкой она увидела тяжелый взгляд и поняла, что превратила своего бывшего любовника в первого врага.
      Кэлли вернулась за стол, колени ее все еще дрожали. Пол взял ее руки в свои в знак поддержки.
      – Все нормально? – прошептала Марси.
      – Да, все нормально, – она налила кофе в чашку и подвинула ее Марси.
      – А ты?
      – Что-то вроде…
      – Ладно, выпей и соберись, – твердо сказала Кэлли. – Следующий приз придется получать тебе. Я не собираюсь опять туда идти.
      – Я не уверена, что смогу это сделать, – рассмеялась Марси.
      – Ты бы лучше побыстрее протрезвела, – прошептала Кэлли. – Ты – сценарист. Это твоя обязанность, и я не могу этого сделать.
      Марси подула на кофе и хихикнула:
      – Ты говоришь, как моя мать. Где вино?
      – Кончай, Марси, – сказала Кэлли, сдерживая дыхание. – Я серьезно. Кончай и входи в форму. Сделай это для Элизы.
      Марси кинула на Кэлли взгляд, полный недоверия, внезапно поняв, что Кэлли говорит ужасно серьезно.
      – Ладно, – сказала она тихо – Я в порядке. Я смогу его взять.
      Она продолжала смотреть на Кэлли, удивленная такой жесткостью в голосе своей подруги, и сделала большой глоток кофе.
      Когда «Л'Авентур» была объявлена победителем, Брэди, под одобрительные возгласы присутствующих поднялся на сцену, чтобы принять свой пятый приз за этот вечер. Долгие овации позволили Марси идти к сцене медленно и осторожно. Брэди, не желая больше выслушивать признания вполголоса, избегал всяческих контактов с ней и быстро вернулся на место. Марси взяла статуэтку и подошла к микрофону.
      – Я принимаю… – она откашлялась от внезапно наступившей хрипоты. – Я принимаю этот приз в память Элизы Мадиган. Без ее таланта и огромной поддержки эта компания никогда не стала бы тем, что она есть, и без ее дружеской руки я бы не стояла сегодня здесь.
      Она подняла свои темные глаза и посмотрела на лица, освещенные свечами. Волна аплодисментов прошелестела по залу. Марси подняла маленькую золотую статуэтку над головой и ослепительно улыбнулась. За столом «Мастерс и Веллер» Кэлли улыбалась и хлопала. «Добрая старушка Марси, – подумала она. – Она заставила всех снять шляпы».
      Не желая дожидаться конца вечера, который наверняка должен был стать триумфом Брэди, она сказала, обращаясь ко всем за столом:
      – Что ж, это был хороший вечер, но я очень устала. И собираюсь уйти… Встретимся в понедельник.
      – Мне тоже уже пора, – сказал Пол, вставая, чтобы придержать Кэлли стул. – До Бредфорда долгая дорога.
      Они быстро попрощались, чтобы не мешать вручению следующего приза.
      Пол взял ее за талию и повел к выходу из зала.
      – Пойдемте, Кэлли. Я подброшу вас, – тихо сказал он.
      – Спокойной ночи, Роберт.
      – Спокойной ночи, мистер Лэттимор. Да, мистер Лэттимор, я собирался завтра отвезти «мерседес» в техсервис. Вы не возражаете?
      – Конечно, нет, Роберт. Я воспользуюсь другой машиной. Нет проблем.
      Пол быстро прошел под холодным дождем мимо кустов рододендронов к большому белому дому. Он запер за собой дверь, бросил плащ на плетеный стул в фойе и, ослабив галстук и воротник, вошел в просторную уютную комнату. Посреди нее стоял круглый обеденный стол, на нем – фарфоровая ваза с живыми лилиями. Рядом с вазой на серебряном подносе лежала дневная почта. В дальнем конце комнаты стоял большой диван, обитый ситцем в цветочек. Напротив него, в глубокой нише в стене, располагался камин, в котором догорал огонь.
      Пол снял фрак, взял почту и подошел к креслу возле камина.
      – Привет, папа.
      Пол удивленно повернулся к дивану.
      – Крисси! Что ты делаешь здесь так поздно? – он знал ответ заранее. Она ждала его.
      – Завтра суббота и не надо в школу, ты же знаешь, – она говорила излишне драматическим тоном, свойственным четырнадцатилетним девочкам.
      – Вот – улыбнулся он, подойдя к дочери, вытянувшейся на диване. Он аккуратно подвинул ее ноги и присел рядом. Пол с любовью смотрел на свою тоненькую девочку, которая уже не была ребенком, но не была еще и женщиной, которая так старалась ухаживать за ним с тех пор, как умерла ее мать. Он почувствовал, как его охватывает волна любви и беспомощности. Как бы он хотел хоть немного уменьшить ее боль!
      – Ты хорошо провел время? – спросила она, откладывая журнал, который читала, на кофейный столик рядом с диваном.
      – Да. Вполне хорошо, – сказал он, улыбаясь.
      – Ты был с Пилар? – от него не ускользнула тонко завуалированная ревность, прозвучавшая в этом вопросе, но Крисси чувствовала, что Пилар, старая подруга ее матери, была всего лишь другом и не представляла угрозы. Пола позабавило, что ее женское чутье так развито всего в четырнадцать лет.
      – Нет, это была деловая встреча. У меня не было там свиданий. «Л'Авентур» награждали сегодня призами. Двумя. Еда была отвратительной, но компания приятной.
      – Это хорошо, – сказала она.
      Он посмотрел в ее лицо, преждевременно посерьезневшее.
      – А как ты? У тебя был удачный день?
      – Скучный, – сказала она.
      – Как Чарли?
      – Он такой ребенок! – проворчала она.
      – Ну, ему всего лишь десять лет, – Пол улыбнулся. – Что случилось?
      – Он просто рева. Не хотел идти спать, когда я велела. Я сказала, чтобы он шел спать, потому что уже почти десять часов, а он ревел, пока Нана не дала ему мороженое. Что за ребенок!
      – Ах, дорогая, постарайся не быть к нему такой строгой.
      Голос Кристины стал пронзительным.
      – Мама всегда говорила ему, что надо ложиться спать в девять тридцать. А было уже позже.
      – Крисси, ты так помогаешь мне с тех пор, как мама умерла. Я знаю, как ты стараешься, чтобы все было в таком же порядке, как при маме, но Чарли всего лишь ребенок и он тоже потерял маму. Вот почему он плачет так часто. Он не знает, что делать, когда так грустно. Постарайся быть терпеливой с ним.
      – Ладно, – сказала она. – Я постараюсь.
      – Вот и умница, – он улыбнулся. – Как теперь насчет того, чтобы пойти немного поспать?
      – Ладно, – она поцеловала его в щеку. – Я рада, что у тебя все хорошо, – сказала она из фойе, поднимаясь по широкой лестнице. Даже мешковатый белый халат не мог скрыть хрупкости ее фигуры.
      Пол сел в кресло, сбросил тапочки и вытянул ноги. Вскоре он почувствовал, как приятное тепло наполняет его. Покрытые лаком деревянные стенные панели отражали свет огня в камине…
      Это была любимая комната Пола в доме. Здесь он почти физически ощущал присутствие Карен.
      Как много было в Кристине от Карен! Светлые шелковистые волосы, хрупкое телосложение, тонкие черты лица, глаза василькового цвета…
      Разрывающие сердце напоминания о жене, которую он потерял… Кристина также унаследовала от нее и безошибочное чувство такта. Но трехлетняя тяжелая болезнь матери лишила ее самой ценной, доставшейся ей в наследство черты – радостного смеха. Когда-нибудь к Кристине придет нежная красота ее матери, но Пол молил Бога, чтобы одновременно к ней пришла от Карен любовь к жизни, непосредственность, веселость. Воспоминания о голосе Карен вызвали у него слезы. Он молча сидел, глядя на огонь в камине, как вдруг, внезапно и непроизвольно, перед его глазами возникла женщина, которую он отвозил домой, улыбающееся лицо, окруженное кольцами рыжих волос. Он почувствовал одновременно охватившее его глубокое волнение и чувство вины.
      Марси вышла из сабвея на Берген-стрит и, быстро миновав магазин автомобильных принадлежностей и фабрику по производству сыра, пересекла Корт-стрит и, обойдя увитые плющом дома Коббл-хилл, подошла к университетской больнице Лонг-Айленда. Она нашла в списке номер комнаты своей матери, потом оглядела холл в поисках питьевой воды. Надеясь унять боль в висках, вследствие вчерашнего скотча и вина, она, перед тем, как войти в лифт, проглотила последние две таблетки аспирина. Она могла бы проспать звонок будильника, если бы телефонный звонок Джо не разбудил ее в девять тридцать. Звук его голоса, сообщение о том, что мать серьезно больна пневмонией, и головная боль слились в один кошмарный сон. Когда она шла по коридору третьего этажа, выискивая комнату, специфические больничные запахи лекарств и антисептиков вызвали у нее приступ тошноты. Войдя в комнату, она увидела Джо, стоящего рядом с кроватью у окна. Он поманил ее рукой.
      – Привет, мам, – сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать. Глаза матери широко раскрылись, а потом, ничего не выражая, закрылись снова. Марси взглянула на трубки, тянущиеся от специальных сосудов к хрупкой руке, посмотрела на Джо.
      – Антибиотики, – сказал он. – Они вводят ей большие дозы антибиотиков. Очень сильный жар.
      Молодой доктор-индеец вошел в комнату и кивнул им.
      – Доктор, я дочь миссис Ди Стефано. Как она?
      – Сейчас я должен ее осмотреть. Пожалуйста, выйдите. Я поговорю с вами потом. – Он резко задернул белую занавеску над кроватью.
      Джо пожал плечами.
      – Пойдем, – сказал он.
      – Подожди, – сказала Марси. – Я хочу поговорить с ним…
      – Пожалуйста, подождите за дверью, – повторил врач из-за занавески. Джо взял Марси под руку. Она вырвалась и прошла в маленькую пустую комнату для посетителей в конце коридора. Джо вошел вслед за ней и закурил.
      – Хочешь? – спросил он, вдруг осознав, что не знает, курит она или нет.
      – У меня есть, – ответила она, доставая из сумки смятую пачку. Джо поднес ей зажигалку обезображенной рукой. Она вздрогнула, увидев так близко его руку и быстро вспомнив все, что было с ней связано.
      – Спасибо, – сказала она автоматически, сидя на одном из пластмассовых стульев с прямой спинкой, которые стояли вдоль однообразных светлых стен этой скучной комнаты. – Ей плохо?
      – Очень плохо, я полагаю. Мне сказали, что следующие сутки будут критическими, – он сел на стул у соседней стены, и, уставившись на носки своих вытянутых ног, сделал глубокую затяжку. – Как поживаешь, Марси? – спросил он, не глядя на нее.
      – Джо, я здесь, потому что больна мама. И мне совершенно не хочется с тобой разговаривать. Кроме того, моя голова раскалывается, так что, пожалуйста…
      – Линда Монтини сказала, что ты была на свадьбе Джерри. Это меня удивило, – сказал он.
      – Моя подруга оказалась достаточно глупа, чтобы выйти замуж за это пресмыкающееся, – Марси отодвинула цветочный горшок и стряхнула пепел в стеклянную пепельницу. – Мама говорила, что ты возил ее на этой неделе во Флориду, так что об этом я знаю.