Если бы Ахагаден не столь усердно стерег свои фрегаты, он мог бы серьезно осложнить ей жизнь. И так уже до штаба в Дране доходили разные слухи. А правда была такова, что частично она заплатила за службу своим солдатам, позволив им разграбить город. Конечно, она поживилась кое-чем, и сама. Она хорошо знала, что настоящие расходы еще впереди!
      Что ж, два десятка вояк столь увлеклись грабежом, что больше она их не видела. Но и так дезертиров в синих отрядах было меньше, чем в каких-либо других. Большинство ее солдат прекрасно понимали, что под предводительством "ее прекрасного благородия" добычи и женщин им хватит с избытком и что легче их добыть всем вместе, чем в одиночку. И легче потом защитить от завистников.
      Алида была первым человеком из штаба, увидевшим собственными глазами, что осталось от Дороны после "победы над имперцами".
      "Ах ты... сука! - в ужасе сказала она тогда. - Во имя Шерни, я совершила ошибку, поручив тебе командование... Если _ты_ выиграешь эту войну, _мне_ придется править пустыней!"
      Семена в ответ лишь рассмеялась.
      "А чего ты хочешь? - насмешливо ответила она. - Что, в Дране грабежей не было? А впрочем, ведь здесь побеждал Ахагаден, не так ли?"
      На улицах валялись какие-то обломки, тряпки, всяческий мусор... Часть убрали уже несколько дней назад, но еще не все. Один лишь вывоз и погребение трупов занял почти неделю.
      Семена остановила коня перед своим домом.
      - Ждать здесь, - сказала она солдатам и спрыгнула с седла.
      Здание было покинуто, по крайней мере такое оно производило впечатление. Может быть, слуги где-то и сидели, но у Семены не было никакого желания проверять. Она лишь нашла канделябр, зажгла свечу, а от нее остальные.
      Семена спустилась в подвал.
      Большие бочки стояли нетронутыми. Но ящиков стало меньше, а те, что остались, зияли пустотой. Семена прошла в самый конец подземелья. Подняв крышку люка, она спустилась ниже и отодвинула засовы. Она давно здесь не была...
      Изнутри ударила жуткая вонь. Семена подождала, боясь, что, если она войдет слишком быстро, может не хватить воздуха для свечей. Потом, перешагнув через разложившийся труп у самого порога и задержав дыхание (так было легче, чем дышать), посмотрела на висящее тело.
      - С сегодняшнего дня, - сказала она, - я - больше не ты. С сегодняшнего дня меня снова зовут Лерена. Ты же можешь быть Семеной, Риолатой или кем захочешь.
      Она подошла ближе и осторожно отодвинула остатки волос с опущенного лба сестры.
      - Риолата, - тихо сказала она. - Риолата... Тебе нравилось, когда я произносила твое имя. Рио-ла-та...
      Она достала меч и, не обращая внимания на звериный вой и корчи сестры, несколькими ударами перерубила опутанные цепями руки. Кисти и предплечья остались под потолком, остальное рухнуло на каменный пол; из омертвевших коротких культей слабо сочилась кровь.
      - Иди в Дран, - сказала Лерена, убирая меч. - Там много высокорожденных гаррийцев... Может быть, выйдешь замуж?
      От смрада ей в конце концов стало дурно, и ее стошнило на стену; пошатываясь, она поднялась по лестнице и вышла, оставив подземелье открытым.
      56
      Восстание не могло не закончиться неудачей - по той же самой причине, что и все предыдущие... Оно должно было потерпеть поражение рано или поздно, ибо висело в пустоте.
      Нет, оно и в самом деле было подготовлено намного лучше, чем какое-либо из ему предшествовавших. Оно опиралось не только на добровольцев, желавших отдать жизнь за Гарру, но и на отряды наемников, готовых драться с кем угодно, лишь бы за это платили. В свою очередь, подготовка и использование наемных отрядов были возможны лишь потому, что организаторы восстания сумели проникнуть в ряды тех, чьей целью являлось как раз предотвращение мятежей, а именно в ряды имперских войск и урядников Имперского Трибунала.
      Пожар восстания охватил сразу весь остров, и мятежникам действительно удалось захватить немалую часть территории. Но теперь - многие добровольцы погибли, многие наемники бросили службу. И уже видно было, что - как всегда - все восстание, в сущности, оказалось не более чем гневной перебранкой нескольких древних родов, топаньем ногами, от которого может упасть кувшин со стола, наделав много шуму... но наверняка не обрушится дом.
      Ибо разве стоял кто-либо за этими магнатскими родами? Может быть, на борьбу подняли купцов? Нет. Купцы лишились из-за восстания своего имущества; их корабли и товары были реквизированы, и вести какие-либо дела стало, в сущности, невозможно. Что могла им дать победа восстания? Разве что конец всяческой торговли с империей, по крайней мере на долгие годы. Может быть, как-то выиграли или должны были выиграть горожане? Тоже нет. В столице они тихо сидели по своим норам, радуясь, если их не ограбили подчистую. В Дране быстро почувствовалось отсутствие на улицах имперских солдат: из дому попросту страшно было выйти. Да и вообще, изменилось ли бы что-нибудь к лучшему, если бы восстание победило раз и навсегда? В лучшем случае все осталось бы так же, как под правлением Кирлана... Рыбаки и селяне? Те, честно говоря, могли лишь возносить молитвы Шерни, чтобы та спалила огнем все эти повстанческие отряды. По очень простой причине: селянин или рыбак, приписанный к имперским владениям, был настоящим богачом по сравнению с крестьянином во владениях гаррийского магната. Имперские сборщики податей обычно требовали четверти урожая, и, кроме того, вольный крестьянин обладал определенными правами. Селянин или рыбак, живший в крепостной зависимости, никаких прав не имел; единственным, и к тому же навязанным его господину Кирланом, было право службы в имперских легионах - привилегия, отличавшая его от раба. Достаточно сказать, что после каждого восстания, когда империя конфисковала имущество замешанных в мятеже семейств, крестьяне в _освобожденных_ императором селениях плясали от радости!
      А ведь "святое дело освобождения Гарры" вовсе не было безразлично беднякам. Может быть, лишь в Армекте ощущение национальной принадлежности было более сильным. Гаррийский рыбак с гордостью называл себя гаррийцем и всегда помнил, что Армект, включив его край в состав Вечной Империи, страшно отомстил за десятки потопленных кораблей; взятых в плен солдат и моряков казнили. Однако интересы Гарры, понимавшиеся так, как хотели этого магнаты в коричневых дворцах, шли вразрез с интересами рыбака, в конце концов умевшего считать. Даже если бы он не приобрел ничего, кроме изменения названия с Морской Провинции на Королевство Гарры, - рыбак наверняка бы за это сражался... Во всяком случае, если бы он имел хотя бы тень надежды, что в этом Королевстве Гарры он потом не умрет с голоду. Что не станет хуже, чем под властью императора.
      Однако таких обещаний никто давать не собирался. Напротив, везде и всюду трубили, что после победы воцарится "старый порядок". Ах, старый порядок, в самом деле! Имперскому крестьянину, пожалуй, милее было бы зрелище пожара в усадьбе! Крепостной же крестьянин терял единственную свою привилегию, возможность стать профессиональным солдатом, который служит за деньги, по собственной воле и желанию. Мундир легионера или морского стражника, святой для армектанца, как и все военное ремесло вообще, ставил низкорожденного наравне с человеком Чистой Крови. Жалованье было невысоким, но постоянным. Легионер империи знал свои обязанности, но имел и права. За упущение по службе он мог даже закончить свои дни на виселице, но, если нес службу исправно, мог хотя бы жениться, не спрашивая ничьего согласия. Мало того, перед ним открывалась дорога к военной карьере. В имперских легионах происхождение, по крайней мере формально, не имело никакого значения. Каждый удовлетворявший определенным требованиям - то есть имевший достаточно долгий стаж службы, умевший читать и писать и отвечавший некоторым другим условиям - мог, сдав соответствующие экзамены, стать офицером и продвигаться дальше... Легко понять, почему солдаты столь неохотно переходили на сторону восстания; это означало не что иное, как возврат под "опеку", которой многие из них стремились избежать... А также конец всяческим амбициям и мечтам.
      В таких обстоятельствах следовало скорее удивляться нейтралитету гаррийских рыбаков; личный интерес велел им сражаться рядом с имперскими солдатами, и сражаться насмерть. Если так не происходило, то на самом деле лишь потому, что рыбак этот ощущал себя гаррийцем.
      Лерена, наблюдая, с каким энтузиазмом идут в бой крестьяне, силой включенные в состав ее войска, обо всем этом, конечно, даже не думала. Однако она явно видела, что требуется чудо, чтобы эти люди вообще дошли до неприятельских позиций. Она не слишком удивилась, когда чуда не произошло: едва в сторону наступавших полетели первые стрелы, огромная толпа тут же развернулась и бросилась назад к ее собственному расположению.
      В соответствии с приказом беглецов встретили выстрелами из арбалетов. Однако тяжелые стрелы, убивая и раня, не привели ни к чему, кроме того, что толпа разбежалась во все стороны, бросая вилы, цепы и колья.
      Половина войска Лерены в одно мгновение перестала существовать.
      Честно говоря, она почти обрадовалась. Вся эта голытьба лишь обременяла ее, словно ядро на ноге. Теперь она по крайней мере знала, какими силами в действительности располагает.
      К несчастью, она уже успела совершить ошибку. Видя скудость сил неприятеля, она приказала атаковать с ходу. В бой пошли лучшие ее отряды огнестрельная пехота и арбалетчики, при поддержке лучников. Однако атака захлебнулась под настоящим ливнем стрел, посылаемых противником. Лук не обладал такой убойной силой, как арбалет, не говоря уже о пищали, но он был скорострельным оружием. Град стрел привел в замешательство солдат и ее саму; она остановила атаку на полпути, хотя потери были невелики, и послала крестьян, чтобы те прикрыли отход. Сейчас все ее войско уже стояло готовое к бою. Она подозвала одного из офицеров.
      - Поведешь щитоносцев, - приказала она. - Усиль их четырьмя сотнями этих. - Она показала на добровольцев, которые не так давно едва не вызывали у нее приступов смеха.
      - Так точно, госпожа.
      Она снова обратила взор в сторону противника. Да, крестьяне разбежались, но сражение только начиналось. У неприятеля было всего несколько сотен человек! Что с того, что приходилось наступать в гору? У нее был такой перевес, что результат боя можно было считать предрешенным. Она намеревалась подавить имперских одной лишь численностью.
      Щитоносцы двинулись вперед вместе с несколькими сотнями всяческого сброда.
      Она подозвала еще одного из своих офицеров.
      - Двигайся следом, - сказала она. - Поддержи их. Возьми всех, кто остался. Кроме моих людей и конницы. Они остаются в резерве.
      - Так точно, госпожа!
      Офицер ушел.
      Щитоносцы, под дождем стрел, с трудом, но неумолимо взбирались в гору. Наблюдая за их кровавым маршем, она ощутила легкое беспокойство. Что-то было не так...
      Позади послышался стук копыт. Она обернулась и удивленно уставилась на одетую в серую рубашку и такую же юбку девушку, спрыгивающую с седла. Лишь мгновение спустя она узнала... Алиду! Растрепанные золотистые волосы, связанные на затылке в обычный "конский хвост", и порозовевшие щеки делали ее моложе на десять лет.
      Впрочем, сколько ей, собственно, было?
      - Что ты тут делаешь, госпожа? - спросила Лерена. - Кажется...
      - Кажется, вождь, мы угодили на море в большую задницу, - почти весело сказала та, но так, чтобы не слышали офицеры Лерены. - Только что до лагерей добрался гонец.
      - Почему не до меня? - гневно бросила Лерена.
      - Потому что под ним пала лошадь. В трех с лишним милях отсюда. Он прибежал пешком, едва живой. Я послала к тебе другого гонца. Это я.
      Главнокомандующая оглянулась на своих офицеров. Те пристально наблюдали за сражением.
      - Полный провал?
      - Разве я командую флотом, госпожа? - язвительно спросила Алида. - Не знаю, как это называется, когда два флота топят и захватывают друг друга.
      - Так сказал гонец?
      - Так из этого следовало.
      - Издеваешься? - со злостью рявкнула Лерена. Потом, вспомнив об офицерах, добавила: - Госпожа?!
      Со стороны имперских позиций донесся жуткий вопль. Лерена тут же забыла об Алиде. Щитоносцы дошли! Но путь, который они преодолели, был отмечен десятками серебристых кирас...
      Вторая волна наступления достигла середины поля битвы. Лерена заметила, что отряды передвигаются медленно, слишком медленно. Уклон, внешне незначительный, сильно затруднял марш. Солдаты тащили доспехи и оружие, а стрелы все еще свистели в воздухе, хотя и значительно реже; щитоносцы достаточно успешно подавляли лучников. Однако линия имперских войск, выстроившихся на вершине возвышенности, стояла непоколебимо. Лерена не могла понять, как могут легковооруженные лучники успешно оказывать сопротивление тяжелой пехоте? Так или иначе, ждать оставалось недолго... Сейчас подойдет подкрепление.
      Она должна была выиграть это сражение. И она была уверена, что выиграет. Тем более что флот был разбит. Независимо от того, много ли кораблей потопили или только несколько, путь для подкрепления с континента был открыт. Гарра стала ловушкой. Следовало захватить Багбу и все то, что стояло в порту, пусть даже весельную лодку. И сматываться.
      Но что же, отказываться от всех своих планов?
      - Никогда! - громко сказала она.
      Алида вопросительно посмотрела на нее.
      - "Никогда" что, госпожа?
      Она вовсе не выглядела столь беззаботной, какой хотела казаться...
      "Я никогда не откажусь от Агар, - мысленно ответила Лерена. - Но и никогда не сумею их удержать, если восстание потерпит поражение еще в этом году", - тут же добавила она.
      - Гавар, - сказала она через плечо, - возьми стрельцов и отправляйся на помощь этим недотепам. Мне нужна победа. Немедленно.
      - Козлы, госпожа...
      - Козлы оставь. Оставь пищали. Прикрытие с копьями, а стрельцы с мечами. Ясно?
      - Госпожа... - неуверенно сказал офицер.
      Шум сражения внезапно усилился. С неподдельным ужасом Лерена увидела, как из-за возвышенности, на которой расположились имперцы, выдвигаются два сомкнутых отряда, по дуге обходящие с тыла ее войска, сражающиеся с лучниками. Клещи быстро сжимались. Отряды были невелики, но она отчетливо видела сердцевидные щиты с желтым полем посредине, на фоне которого виднелись серебряные четырехконечные звезды Вечной Империи.
      Топорники Гаррийского Легиона!
      Предводительница мятежных войск внезапно осознала, что проигрывает.
      Собственно, сражение было проиграно уже давно... Оно было проиграно еще до того, как Лерена вообще его начала.
      Роковую роль сыграли отсутствие опыта и излишняя самоуверенность. Уличные бои в Дороне или Дране, хотя и часто ожесточенные, были, однако, скорее стычками или даже драками небольших групп, без какого-либо тактического замысла, а отсутствие выучки и командования во многих случаях уравновешивалось фактором неожиданности. Тем временем командование войском в полевых условиях (даже не слишком многочисленным) требовало много такого, о чем Лерена даже не слышала. Первым, чему не было уделено должного внимания, была разведка. Повстанцы понятия не имели, какими силами располагает противник - как вообще, так и на самом поле битвы. Те двести пятьдесят топорников, выросших словно из-под земли, могли переломить ход сражения лишь потому, что никто о них не знал. Командир имперских войск не был особо опытным солдатом, однако, как и каждый офицер империи от сотника и выше, обязан был отслужить свое на северном пограничье Армекта, где продолжалась нескончаемая жестокая война с алерскими полузверями. Благодаря этому он прекрасно знал, что резервы не только нужно иметь, но стоит их еще и укрыть от глаз противника... Лерена даже не подозревала, что то, что она видит перед собой, лишь часть вражеской армии. Прислушиваться же к чьим-либо советам она не умела и не желала.
      Отсутствие разведки не было, конечно, единственным грехом чересчур уверенной в своих силах предводительницы мятежников. Каждый армектанский командир хорошо знал, что численное превосходство противника может быть сведено на нет удачным выбором позиции. Элимер действовал вовсе не блестяще - напротив! Каждый знающий командир тут же упрекнул бы его в отсутствии гибкости, если вообще не в схематизме. Тактика, которую он применял, была стара, как армектанский лук... Когда-то о ее достоинствах и недостатках рассуждала Риолата; однако у Риолаты были на этот счет свои собственные мысли, которых недоставало Лерене. Прежде всего, огнестрельную пехоту ни в коем случае нельзя было использовать для наступательных операций! Оборонительной тактике Армекта Риолата хотела противопоставить своеобразную наступательно-оборонительную тактику. По ее мысли, стрельцы с пищалями, синие козлы которых образовывали нечто вроде переносного частокола, должны были сыграть роль шарнира, на котором вращалось бы правое или левое крыло, обходящее вражеские позиции с фланга; пищали, оружие достаточно громкое, должны были обеспечить поддержку наступлению, стрельцы же, прикрываемые солдатами с копьями, представляли бы собой резерв и опору для подвижных войск - резерв, способный в решающий момент поддержать атаку (задача солдат прикрытия) или являющийся оплотом для отступающих, в случае неудачи, войск; тогда забор из козел стал бы просто укреплением, хорошо защищенным огнем пищалей.
      Принятие боя на навязанной противником территории было ошибкой. Еще большей ошибкой была попытка нанести бессмысленный, по сути, удар, выводивший атакующих прямо под армектанские луки. Лекарство против подобных атак изобрели в Армекте несколько столетий назад!
      Случилось то, что должно было случиться: тяжеловооруженная пехота, упорно наступающая в гору, понесла значительные потери от стрел, прежде всего же - запыхавшиеся солдаты, лишенные поддержки собственных лучников, а также арбалетчиков и стрельцов (слишком большое расстояние между войсками), добравшись до вражеских позиций, оказались лицом к лицу с легковооруженными, но отдохнувшими лучниками, у которых, самое большее, могли болеть руки от поспешного натягивания тетив... Тяжелый топор или копье, кираса, шлем и щит, вместо того чтобы обеспечить надлежащую силу удара, стали балластом, обременяющим уставших солдат. Когда котел захлопнулся, внутри него не было ни одного отряда, который мог бы предпринять успешную попытку вырваться из окружения.
      В схватку двинулись резервы мятежников. И тогда выяснилось, что крестьяне, с которыми не в силах была управиться Лерена, все же могут действовать вполне успешно... Прежде всего Элимер, конечно, сжег несколько деревень, в которых прорастали зерна бунта, но другие пощадил. Ни одного крестьянина он не принуждал силой идти воевать (для армектанца нечто подобное было попросту невообразимо; Непостижимая Арилора - Военная Судьба, - покровительница каждого солдата и каждого умирающего, была благосклонна лишь к тем, кто служил ей добровольно; армектанская традиция как всегда и везде, так и здесь соблюдалась нерушимо). Однако - от имени императора - Элимер обещал крепостным крестьянам и рыбакам освобождение их деревень из-под магнатской опеки... И несколько сот человек пошли за ним по собственной воле, безо всякого принуждения. Имея их в своем распоряжении, армектанский командир показал себя с наилучшей стороны; когда синие отряды Лерены двинулись на помощь окруженным, то тут, то там начали появляться многочисленные, хотя и небольшие группы вооруженных кое-как крестьян... Отряды эти даже не вступили в бой, но самим своим присутствием связали руки повстанческим резервам достаточно надолго, чтобы разбить силы мятежников на холме.
      Элимер, впрочем, развлекался недолго. Силы были действительно не равны; он прекрасно понимал, что, когда перестанет действовать фактор неожиданности, окруженные отряды могут начать оказывать отчаянное сопротивление, возможно даже достаточно сильное, для того чтобы отразить натиск его людей. Кроме того, демонстративные атаки слабых крестьянских групп не могли продолжаться до бесконечности... Так что армектанский командир разбил наголову пойманных в ловушку щитоносцев и добровольцев, после чего открыл им путь для бегства и отбросил вниз по склону.
      Стала очевидной очередная правда войны: настоящего солдата можно узнать не по тому, как он наступает (чтобы добиться желаемого энтузиазма, достаточно напоить людей водкой), но по тому, как он отступает. Любое отступление плохо влияет на солдата, в особенности же отход в огне сражения. Дисциплинированный солдат может отступать в строю, шаг за шагом, увеличивая потери наступающих отрядов. Плохо обученный - в состоянии лишь убегать.
      Беспомощная, перепуганная и деморализованная банда, преследуемая меткими дождем стрел, неслась к позициям Лерены.
      Главнокомандующая полностью потеряла голову. Она носилась верхом от одного отряда к другому. Посреди поля сотня ее всадников резала отряд имперской конницы в сорок человек. Но и что с того! Беспомощные группы беглецов огибали островок сражающихся, мчась сломя голову. Ей бросилась в глаза большая группа серебристых щитоносцев Ахагадена, каким-то чудом собранная вместе в нескольких десятках шагов от нее... Где там! Уже не владея собой, она взвыла от ярости, увидев дикую толпу разбегающихся во все стороны добровольцев. На левом фланге арбалетчики разогнали стрелами последнюю кучку крестьян, но это уже не могло ничего изменить. Вся армия бежала прочь!
      Она направила коня к группе беглецов, вытащила меч, но ее опрокинули вместе с лошадью! Едва не раздавленная, она вскочила снова, призывая всю мощь своих зрачков. Капризная сила, приходившая к ней лишь иногда, на этот раз оказалась послушной: двое чудно одетых повстанцев упали, словно на всем бегу налетели на невидимую стену. Еще двоих отшвырнуло назад. Впервые она подумала о том, что красное мерцание ее глаз не более чем ярмарочные фокусы. Что, собственно, она благодаря этому приобретала? Могла выигрывать сражения? Одно издевательство! Внезапно она почувствовала себя смешной со своими огоньками в зрачках, бессильной, беспомощной. Ясно было, что вся та мощь, которую можно черпать из Полос Шерни, имеет такое же отношение к правящим миром законам, как кулак к носу! Здесь не было места глупой показухе, здесь правил разум, сила воли, меч!
      Остальные промчались мимо.
      Невдалеке она увидела нескольких своих топорников; они бежали вместе с другими... Она уже знала, к чему идет дело; она останется на этом проклятом поле битвы _одна_! В то же мгновение сбоку подскочил какой-то всадник:
      - Госпожа!
      - Гавар! - крикнула она, узнав командира своих стрельцов. - Голи к нашим! Забор! Залп!
      Офицер понял ее с полуслова.
      Она потеряла шлем и меч, перепуганная лошадь бегала туда и обратно. Спотыкаясь, - она основательно ушиблась! - Лерена поспешила назад, поскольку уже было ясно, что ситуация вышла из-под контроля. Во имя Шерни! Нужно было вывести отсюда своих!
      Рядом воткнулась в землю стрела. Лерена обернулась. Имперские лучники не торопясь спускались по склону, то и дело останавливаясь, поднимая луки и выпуская стрелы. Выше ровной линией стояли топорники - как на параде, опираясь на щиты. В нескольких десятках шагов перед ними, на правом фланге Элимера, выстраивались в две короткие шеренги арбалетчики. Те, что были впереди, присели. Им не нужно было подходить так близко, как лучникам: их оружие стреляло значительно дальше.
      Лерена завыла, словно волчица. Всего лишь горстка! Все это войско могло уместиться у нее под шлемом! Во имя Шерни, она уже знала, почему топорники не гонят недобитых... Их было двести с небольшим! Кто их должен был гнать? Да и зачем?! Они удержали порт, и достаточно! Флот Армекта скоро будет здесь, новые отряды солдат сойдут на берег и наведут порядок! Кто остановит имперские корабли? Ведь флот мятежников потерпел поражение!
      Внезапно желтые щиты тяжелой пехоты поднялись, и тройная шеренга быстрым шагом двинулась вниз по склону, словно таран! Значит, Элимер решил, что ничем не рискует, продолжая бой; он считал, что разбитое войско уже ничем не может ему угрожать! Ей захотелось заплакать - от унижения. Противник не испытывал к ней ни малейшего почтения!
      - Ради всех сил... - проговорила она с яростью, но вместе с тем с неподдельным страхом и стыдом... Она повернулась, чтобы бежать к своим, и в то же мгновение застыла как вкопанная.
      Послышался могучий, протяжный гул. Сначала она увидела облако дыма. Тут же раздалось еще несколько отдельных, запоздалых выстрелов, в дымовом облаке что-то блеснуло...
      Она стояла, с трудом понимая, что произошло.
      Ветер развеял дым, и она увидела своих стрельцов, прикрытых наклонным, ровным забором... Разряженные пищали висели на козлах, вставленные в специальные зажимы; стрельцы устанавливали на опоры запасные. Перед сплошной синей преградой она увидела некое подобие братской могилы. Какие-то люди корчились в крови, крича; множество тел лежало неподвижно. Солдаты, носившие козлы, а теперь игравшие роль прикрытия, стояли по флангам стрельцов с выставленными вперед копьями... Они были потрясены. Так же как и сами стрельцы, творцы этой бойни.
      Она поспешно оглянулась. На склоне неподвижно застыли шеренги имперских лучников, так же как и колонна серебристо-желтых топорников. Потом вражеские отряды начали отступать в гору, назад...
      - О, ради всех сил... - снова повторила она.
      Акция огнестрельной пехоты завершила сражение. Эффект был поразительный: последние убегающие группки стояли на месте, глядя туда, где все еще стоял неподвижный строй синих солдат. Подсотники и сотники, придя в себя, начали собирать эти группки в отряды. Похоже, впервые в истории убийство собственных солдат удержало противника!
      С паникой удалось справиться. Однако, сражение было, так или иначе, проиграно. Кто не сбежал - лежал убитый или раненый или попал в плен. Кроме стрельцов и арбалетчиков у нее осталось человек триста, может быть четыреста. И она прекрасно понимала, что толку от них теперь ровно столько же, сколько от тех крестьян, что незадолго до этого бросились в бой. Победить восемьсот имперцев было уже невозможно.
      Она проиграла.
      Но у нее все еще были ее люди... Не все; после первой атаки и всеобщего бегства осталось, может быть, две с половиной сотни. Но она внезапно поняла, что - ввиду поражения флота - это единственные серьезные силы, которыми теперь располагает восстание. Так что она лишилась еще не всех козырей.
      К ней начала возвращаться прежняя уверенность в себе.
      57
      Поля боя она, однако, не сдала. По многим причинам. Прежде всего, после всего, что она увидела, она начала догадываться, что отступление станет одним большим дезертирством. Не только повстанцев, но также и ее наемников. Она приказала распространить слухи об очень высоких потерях врага и запретила говорить иначе как о "первом дне сражения". Она прекрасно сознавала, что "второго дня сражения" не будет и быть не может, поскольку ее войско неспособно наступать. Но столь же хорошо она знала, что и имперцы атаковать не станут.
      Вечером пришли первые подробные известия о поражении на море. Все было так, как сказала Алида: ко дну пошли несколько кораблей с каждой стороны, кроме того, имперцы захватили два барка (реквизированных у купцов), в том числе один очень старый, и два фрегата, повстанцы же - фрегат и какие-то мелкие корабли. Однако отсутствие развязки означало победу имперских сил; все отчетливо понимали, что можно даже не мечтать о том, чтобы остановить армектанские эскадры, учитывая присутствие ослабленного, но все еще существующего Главного Флота Гарры и Островов.
      Восстание агонизировало. Все эти безрезультатные сражения были лишь отсрочкой окончательного приговора.
      Лерену не особо интересовал исход восстания. Тем не менее столь быстрое его поражение почти полностью перечеркивало ее планы и надежды.
      Вот именно: _почти_...
      Ибо шанс все же был. Несмотря на провал восстания, имелся шанс, что удастся захватить и удержать Агары. Способом, который можно было назвать не столько рискованным, сколько попросту смертельно опасным. Она подумала о нем, когда оказалось, что одна из доронских эскадр - три фрегата Ахагадена - опоздала на морское поле боя. Алида и Ахагаден попали в немилость.
      Алида... Лерена все еще находилась под впечатлением победы над ней в борьбе за высшее руководство. Победа пришла легко. Может быть, даже слишком легко... Но она явно видела, что блондинка с момента начала восстания выглядит парализованной. Свою силу она черпала от армии шпионов и доносчиков, могущество ее, словно по иронии судьбы, соответствовало могуществу Трибунала. Теперь же, когда эта организация рассыпалась под ударами мятежников, Алида оказалась почти беззащитной. Ее талант перестал быть нужным, она осталась с пустыми руками, не в силах оказать сколько-нибудь существенного влияния на ход событий. Она перехитрила саму себя!
      Лерена была убеждена, что справится с надменной блондинкой без особого труда. Проблема была в другом. План был попросту рискованным. Всеобщее замешательство на Гарре благоприятствовало безумным предприятиям, были у нее и свои люди, для которых в рядах повстанцев, похоже, не было противовеса. Однако расчеты ее могли с легкостью не оправдаться. Любая деталь могла разрушить все планы.
      Она нашла Алиду в лагере. Наблюдатели из штаба уехали (или, скорее, сбежали) сразу же после того, как выяснилось, что войско потерпело поражение. Алида осталась. Лерена хорошо ее понимала: в Дране на нее всегда смотрели косо, и тем более после того, как она отдала командование женщине и к тому же - полукровке-армектанке. Теперь же еще оказалось, что эта наполовину армектанка со своей задачей не справилась. И наконец, чашу переполнило опоздание Ахагадена.
      Лагерь разместился вокруг небольшого селения, названия которого Лерена не помнила. Алида не заняла ни одной из хижин, донельзя грязных и убогих, предпочтя палатку. У входа горел костер, рассеивая ночной мрак. Две женщины смотрели друг другу в глаза над пляшущими языками пламени.
      - Если кто-то на самом деле проиграл, так это мы, - в конце концов прямо заявила Лерена. - А ты, похоже, даже больше, чем я.
      Алида не ответила.
      - Поговорим. Но не здесь, - предложила Лерена.