Глава 8

Белл улеглась в постель, листая сборник стихов Вордсворта, которые так и не удосужилась почитать сегодня днем. Строчки расплывались. Белл придвинулась к ночному столику и зажгла вторую свечу. Едва она вновь устроилась поудобнее, подложив под спину подушку, раздался стук в дверь. — Войдите.

Эмма ворвалась в комнату. Ее фиалковые глаза пылали от возбуждения.

— Софи родила! — выпалила она. — На три недели раньше срока! Посыльный только что привез письмо от ее мужа.

— Замечательно, — отозвалась Белл. — Правда?

— Конечно! Вообще-то жаль, что ребенок появился так рано, но три недели — небольшой срок, к тому же Оливер пишет, что Софи могла ошибиться в подсчетах.

— Значит, завтра утром вы с Алексом уезжаете?

— Разумеется, как только встанем. Я хотела выехать немедленно, но Алекс отказался наотрез.

— Ты же понимаешь, он прав. Ночью дороги слишком опасны.

— Знаю, — с разочарованным видом отозвалась Эмма. — Но я хотела предупредить тебя сегодня — на случай, если ты пожелаешь сопровождать нас. А если нет, ты должна знать наши планы, чтобы не пришлось будить тебя утром.

— Пожалуй, я не поеду с вами, — неторопливо начала Белл, тщательно обдумывая каждое слово. Она предвкушала поездку на ярмарку весь вечер, и ей не хотелось отменять встречу с Джоном. Особенно теперь, когда они останутся одни. — По-моему, Софи будет совсем не рада полному дому гостей. Я навещу ее и ребенка, когда тот немного подрастет.

— Хорошо, тогда я передам ей твои поздравления. — Эмма нахмурилась. — Хотя не знаю, стоит ли оставлять тебя здесь в одиночестве. Пожалуй, это неприлично.

— В одиночестве? — недоверчиво переспросила Белл. — Да ведь со мной сотня слуг!

— Ну, не совсем сотня, — поправила Эмма. — И потом, я обещала твоей матери быть хорошей компаньонкой.

— Не могу понять, что за безумие поразило маму, когда она сочла тебя подходящей компаньонкой.

— Ты же знаешь, каков свет, — вздохнула Эмма. — Но если ты считаешь, что скандал не разразится…

— Я уверена в этом. В конце концов, здесь не Лондон. Сомневаюсь, что кто-нибудь вообще узнает о моем одиночестве.

— Ну, хорошо, — согласилась Эмма. — Только не приглашай сюда Джона Блэквуда. Я не хочу, чтобы поползли слухи о том, что вы проводите время вдвоем.

Белл фыркнула.

— Какой крутой поворот — и это после всех твоих сегодняшних ухищрений!

— Это совсем другое дело, — попробовала оправдаться Эмма, тем не менее краснея. — Только не говори мне, что мои так называемые ухищрения пришлись тебе не по душе. Я же видела, как ты смотришь на него.

Белл вздохнула и заворочалась под одеялами.

— Я и не собираюсь отрицать.

Чрезвычайно заинтересованная, Эмма склонилась к ней.

— Так ты влюблена в него?

— Не знаю. Как об этом можно судить?

Эмма на минуту задумалась, прежде чем ответить.

— Это просто чувствуешь. Все зависит от самого человека. Поэты пишут о любви с первого взгляда, но вряд ли это правда.

Белл задумчиво улыбнулась.

— Полагаю, такое случается лишь в сентиментальных романах.

— Да. — Эмма выпрямилась. — Ладно, мне пора спать. Завтра мы хотим выехать пораньше.

— Удачной поездки, — пожелала Белл.

— Спасибо. Да, и извинись, пожалуйста, перед лордом Блэквудом за то, что мы не сможем побывать на ярмарке вместе с вами. Хотя, полагаю, без нас вам будет лучше.

— Несомненно.

Эмма сделала гримаску.

— Только потом не приглашай его заехать сюда. И в любом случае тебе нельзя бывать в Беллами-Парке одной.

— По-моему, это поместье называется иначе.

— Как?

Белл вздохнула.

— Не могу припомнить. Как-то на букву "Б".

— Ладно, как бы оно ни называлось, тебе там лучше не бывать. Твоя мать снимет с меня голову, если узнает об этом.

Белл кивнула и, когда Эмма вышла из комнаты, задула обе свечи.

На следующий день, вскоре после полудня, Джон направился к Уэстонберту, в сотый раз напоминая себе, что пора положить конец влюбленности в Белл. Отталкивать ее становилось все труднее. Казалось, она безгранично доверяет ему, и Джон почти уверовал, что он заслуживает такого счастья. Но сны обладали поразительной способностью запоминаться, и Джон не мог отогнать от себя видения ночного кошмара.

Он не мог быть с ней — сейчас он понимал это лучше, чем когда-либо прежде. Сегодня же он объяснится. Джон поклялся самому себе, что выполнит эту задачу, какой бы мучительной она ни была. Он сделает это… после ярмарки. Еще один день блаженства никому не повредит.

Ему потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы верхом добраться до Уэстонберта. Джон оставил своего могучего жеребца в конюшне, поднялся на крыльцо и поднял руку, чтобы постучать в дверь.

Норвуд открыл дверь прежде, чем Джон коснулся молотка.

— Добрый день, милорд, — приветствовал он гостя. — Леди Арабелла ждет вас в желтой гостиной.

— Нет, уже не жду, — вмешалась Белл, выходя в холл. — Здравствуйте, Джон. Знаю, мне полагалось дождаться вас в гостиной, но я потеряла терпение. Вы представить себе не можете, что произошло.

— Боюсь даже гадать.

— Алекс и Эмма спешно уехали из дома, еще на рассвете. У сестры Алекса родился ребенок.

— Примите мои поздравления, — машинально произнес Джон. — Значит, поездка отменяется?

— Разумеется, нет! — Неужели он не заметил, что она успела переодеться в лучшую из своих амазонок? — Не вижу причин, почему бы нам не поехать на ярмарку вдвоем.

Джон улыбнулся ее бесхитростным словам, но втайне подумал, что вступает на зыбкую почву.

— Как вам угодно, миледи.

Пара отправилась в путь в дружеском молчании, наслаждаясь теплым осенним ветром. До ярмарки было ближе от дома Джона, чем от Уэстонберта, и потому они пересекли границу двух поместий. Когда они проезжали мимо Блетчфорд-Мэнора, Джон, глядя на свой величественный старинный дом, по привычке заметил:

— Проклятие, когда же я соберусь переименовать поместье!

— Совершенно согласна с вами, — подхватила Белл. — При слове «Бримстоун-парк», на ум почему-то приходит адское пламя и тому подобное.

Джон бросил в ее сторону странный взгляд.

— Поместье называется иначе.

— В самом деле? Да, конечно, знаю. — Белл слабо улыбнулась. — Но не припомню, что это за название?

— Блетчфорд-Мэнор, — поморщившись, сказал Джон.

— Боже милостивый, это еще хуже. По крайней мере мне представлялось нечто более приличное. А это «блетч» созвучно слову «клещ» и вызывает еще более неприятные видения, чем адское пламя.

— Поверьте, мне хорошо известны все неприятные оттенки нынешнего названия.

— Не беспокойтесь, мы что-нибудь придумаем, — Белл утешающе похлопала Джона по руке. — Дайте только время. У меня неплохо получается выбирать названия.

Наконец они достигли ярмарки, и внимание Белл мгновенно отвлек акробат на ходулях, выступающий всего в нескольких ярдах от них. Вскоре их закружило бесшабашное ярмарочное веселье.

— Меня всегда изумляет их ловкость, — заметила Белл, останавливаясь перед пестро одетым жонглером.

— Полагаю, в их деле главное — вовремя подбрасывать шарики в воздух.

Белл ткнула его локтем в бок.

— Не будьте таким занудой! Вы способны лишить волшебства любое зрелище… О, взгляните на эти ленты! — Выпустив руку Джона, она поспешила к продавцу лент и оглядела его товар. К тому времени, как Джон догнал ее, Белл уже держала в руке две ленты, сравнивая их. — Которую из них вы предпочли бы, Джон? Эту? — она приложила к волосам розовую ленту. — Или вот эту? — Белл заменила розовую ленту красной.

Скрестив руки, Джон сделал вид, что всерьез обдумывает вопрос, потом потянулся и взял с прилавка ярко-синюю ленту.

— Я предпочитаю вот эту — под цвет ваших глаз.

Белл взглянула на него, уловила теплую ласку его глаз и буквально растаяла.

— Тогда я беру ее, — произнесла она.

Они стояли, словно прикованные к месту взглядами друг друга, пока торговец не нарушил очарования момента громким покашливанием. Белл отвела взгляд от Джона и потянулась к ридикюлю, но, прежде чем она вытащила монету, Джон уже заплатил за ленту и вложил ее в руки Белл.

— Это подарок, миледи, — склонившись, он поцеловал ей руку.

Белл ощутила, как тепло этого поцелуя проникает ей душу.

— Я буду хранить его вечно…

Момент был захватывающим.

— Вы проголодались? — вдруг спросил Джон, отчаянно стремясь вернуть разговор к более приземленным материям.

— Я умираю с голоду.

Джон повел ее к прилавкам с едой, где они купили пирожков со шпинатом и тартинок с малиновым вареньем. С тарелками в руках они выбрались из шумной толпы на край ярмарочной площади. Джон расстелил свой сюртук на земле, они уселись и набросились на еду.

— Вы обещали мне стихи, — напомнила Белл, надкусывая пирожок.

Джон вздохнул.

— Да, обещал.

— Значит, вы даже не пытались их написать? — упрекнула Белл.

— Конечно, пытался, но так и не сумел довести дело до конца.

— Тогда прочитайте хотя бы начало.

— Не знаю, стоит ли, — замялся Джон. — Настоящий поэт не должен выносить незавершенное творение на суд читателей…

— Ну пожалуйста! — умоляюще протянула Белл голоском пятилетней девчушки.

Джон не смог устоять против такой мольбы.

— Ну, хорошо. Как вам понравится вот это?

Она ступает, красотой подобна ночи Безоблачных высот и звезд на небесах, И все, что свято в мире и порочно, Сольется в ее стати и глазах.

— О Джон! — с чувством выдохнула Белл. — Это прелестно! Какая красота!

— Настоящая красота — это вы.

— Благодарю, — машинально отозвалась Белл. — Но быть красивой не так важно, как чувствовать красоту — вот почему ваши стихи так глубоко тронули меня. Они такие… романтичные! Это было… постойте-ка, — она села и свела брови в раздумье.

Джон сосредоточил внимание на пирожке со шпинатом.

— Я где-то уже слышала эти стихи, — продолжала Белл. — Да, да — даже читала. Совсем недавно.

— Не знаю, как такое могло быть, — пробормотал Джон, прекрасно понимая, что пропал.

— Это же лорд Байрон! Неужели вы и впрямь решились выдать стихи лорда Байрона за свои собственные?

— Вы загнали меня в угол.

— Понимаю, но это не оправдание для плагиата. А я-то думала, что вы сочинили эти чудесные строки для меня! Как вы меня разочаровали!

— Да я и сам разочарован, — пробормотал Джон. — Мне и в голову не приходило, что вы это читали. Поэма была опубликована всего год назад.

— Я попросила брата купить эту книгу. В дамских книжных лавках лорда Байрона не продают, считая его стихи слишком пикантными.

— А вы слишком начитаны, — проворчал Джон, ложась и опираясь на локти. — Если бы вы покупали то, что продают в дамских книжных лавках, я не оказался бы в дурацком положении.

— А я об этом ни капельки не жалею, — запальчиво возразила Белл. — И мне непонятно, почему я не могу читать книги, о которых перешептывается весь свет, только потому, что я еще не замужем.

— Так выходите замуж, — шутливо предложил он, — и тогда сможете поступать, как пожелаете.

Белл подалась вперед, лукаво блеснув глазами.

— Лорд Блэквуд, надеюсь, это не предложение?

Джон побледнел.

— Вот теперь вы окончательно загнали меня в угол.

Белл выпрямилась, стараясь скрыть разочарование. Она не понимала, что заставило ее пойти на такую дерзость, и, разумеется, не представляла, что ответит на это Джон. Но его полушутливое обвинение оказалось совсем не тем, чего ожидала Белл.

— И все-таки вам следует написать стихи, — наконец заявила она, надеясь, что притворно веселый тон скроет ее огорчение.

Джон сделал вид, что серьезно обдумывает эту мысль.

— Как насчет вот таких? — озорно улыбнулся он.

Ничто не вызовет во мне такого утоленья, Как леди, что измазана малиновым вареньем.

Белл сделала гримаску.

— Отвратительно!

— Вот как? А я считал свое произведение таким романтичным — тем более что вы действительно перепачкались малиновым вареньем.

— Неправда!

— Нет, правда. Вот здесь, — Джон протянул руку и легко коснулся ее губ, но вдруг отдернул руку так поспешно, словно обжегся. Он подступил слишком близко к искушению, а ведь Белл всего-навсего сидела рядом с ним на импровизированном пикнике.

Белл поднесла руку к губам, которых только что коснулся Джон, и по всему ее телу прокатилась горячая волна. Белл растерянно посмотрела на Джона, мысли ее путались под его жгучим, завораживающим взглядом.

— Понимаете… вокруг слишком много народу, милорд, — с запинкой произнесла она.

Джон понял, что она волнуется — иначе она обратилась бы к нему по имени, и что причина этого волнения — его слишком откровенный взгляд. Он отодвинулся и отвел глаза. Сделав несколько глубоких вздохов, Джон пожалел, что не может прогнать это горячечное наваждение. Со страшной силой его тянуло к этой соблазнительно-прекрасной женщине.

Джон еле слышно выругался. Это и впрямь было настоящее безумие. Он влюбился в женщину, На будущее с которой не мог надеяться.

— Джон, что случилось? — тихо спросила Белл. — Вы так долго молчите…

Он вскинул голову и заметил беспокойство в ее глазах.

— Задумался, только и всего.

— О чем?

— О вас, — решительно заявил он.

— Надеюсь, ваши мысли не были дурными, — заметила Белл, обеспокоившись еще сильнее от такого тона.

Джон встал и предложил ей руку.

— Пойдемте прогуляемся по лесу, пока солнце еще не зашло. Лошадей мы поведем за собой.

Белл безмолвно поднялась и последовала — за Джоном туда, где они оставили лошадей. Медленно они двинулись пешком через лес, к Уэстонберту и Блетчфорд-Мэнору. Лошади послушно брели следом. Изредка они останавливались, напуганные лесными шорохами.

Довольно долго они шли молча, наконец Джон остановился.

— Белл, нам надо поговорить.

— В самом деле?

— Да. То, что… — Джон с трудом подыскивал нужные слова, но в конце концов решил высказаться напрямик: — Тому, что происходит между нами, надо положить конец.

Сердце Белл горестно заныло в предощущении потери.

— Но почему? — тихо спросила она.

Он отвернулся, не в силах взглянуть ей в глаза.

— Так больше не может продолжаться. Вы сами должны понять.

— Нет! — резко возразила она, чувствуя, что рушатся все ее надежды. Нет, я ничего не понимаю.

— Белл, у меня нет состояния, я жалкий калека, едва добившийся титула.

— Но зачем вы говорите об этом? Все это для меня ничего не значит.

— Белл, вам может принадлежать любой мужчина в мире.

— Но мне нужны вы.

Ее страстные слова потрясли Джона, и лишь через несколько минут он нашелся с ответом.

— Я поступаю так для вашего же блага.

Белл отшатнулась, как от удара, охваченная болью и яростью.

— Как вы смеете решать за меня… — едва сдерживаясь, выговорила она.

— Белл, ваши родители никогда не позволят вам выйти замуж за такого человека, как я.

— В" не знакомы с моими родителями. Откуда вам знать, как они поступят?

— Белл, вы же дочь графа.

— Вы тоже сын графа, так что я не понимаю, в чем дело.

— В мире существует разница положений, и вам это известно. — Джон знал, что хватается за соломинку и говорит глупости, лишь бы не сказать правду.

— Чего же вы хотите, Джон? — в отчаянии спросила она. — Хотите, чтобы я умоляла вас? Вы этого добиваетесь? А может, вы хотите, чтобы я открыто заявила, почему вы понравились мне? Я не скрываю, что считала вас добрым, благородным и славным.

Намеренное употребление прошедшего времени резануло слух Джона.

— Как раз сейчас я и пытаюсь совершить благородный поступок, — сдержанно отозвался он.

— Вовсе нет. Вы разыгрываете мученика, и вам, наверное, нравится эта роль, но мне происходящее не доставляет никакого удовольствия.

— Белл, выслушайте меня, — взмолился он. — Я… я совсем не тот человек, каким вы меня считаете.

Его хриплый голос, проникнутый болью, ошеломил девушку. Она застыла не в силах вымолвить слова.

— На моей совести… есть грехи, — с трудом произнес он, отворачиваясь так, чтобы не смотреть ей в глаза. — Я причинял людям боль. Я оскорбил… оскорблял женщин.

— Я вам не, верю, — негромко, но быстро возразила она.

— Проклятие, Белл! — развернувшись, он хватил кулаком по стволу дерева. — Ну как вас убедить? Что вы хотите узнать? Самые страшные тайны моего сердца? Поступки, которыми я запятнал свою душу?

Она попятилась.

— Не понимаю… не понимаю, о чем вы говорите. Вряд ли и вы сами понимаете собственные слова.

— Я-то понимаю, Белл. Если я все расскажу, вам будет слишком тяжело и больно.

— Я верю, что этого не будет, — мягко ответила она, потянувшись, чтобы коснуться его рукава.

— Не обманывайтесь, считая меня героем, Белл. Я вовсе не…

— Я и не считала вас героем, — прервала она. — Мне вовсе не хотелось видеть вас таким.

— О Господи! — простонал он с мрачной усмешкой. — Вот ваши первые правдивые слова за целый день.

Белл оцепенела.

— Не будьте таким жестоким, Джон.

— Белл, — резким тоном прервал он, — у моего терпения есть пределы.

Не испытывайте его.

— Что вы хотели этим сказать? — спросила она.

Джон в раздражении схватил ее за плечи и слегка встряхнул. Боже милостивый, она была так близко, он ощущал ее запах, тонкие пряди волос касались его лица!

— Я хотел сказать, — приглушенно произнес он, — что я удерживаюсь из последних сил, чтобы не поцеловать вас немедленно.

— Так почему бы вам не сделать этого? — спросила она прерывистым шепотом. — Я не стала бы вас останавливать.

— Потому, что на этом я бы не остановился. Я скользил бы губами по вашему нежному горлу, пока не добрался бы до этих отвратительных мелких пуговиц на вашей амазонке. А потом я расстегнул бы их одну за другой и распахнул бы ваш жакет. — Господи, зачем он мучает самого себя? — На вас ведь шелковое белье?

К собственному ужасу, Белл кивнула.

Джон содрогнулся, когда волна желания охватила его тело.

— Мне нравится прикосновение шелка, — пробормотал он, — и вам тоже.

— Откуда вы знаете?

— Я видел, как вы снимали чулок, когда натерли мозоль.

Белл задохнулась, потрясенная тем, что он подглядывал за ней, и в то же время его признание странным образом взволновало ее.

— Знаете, что я сделал бы потом? — хрипло продолжал Джон, глядя ей в глаза.

Она молча покачала головой.

— Наклонился бы и поцеловал вас сквозь шелковую ткань. Я вобрал бы в рот ваш смуглый сосок и целовал бы его до тех пор, пока он не превратился бы в твердый бутон. А потом, когда этого стало бы слишком мало, я спустил бы с плеч вашу тонкую шелковую рубашку, обнажив груди, и принялся бы целовать их вновь.

Белл не шевельнулась, буквально прикованная к месту чувственным воздействием его слов. — И что же было бы дальше? — прошептала она, остро ощущая жар его ладоней на плечах.

— Вы хотите помучить меня, не правда ли? — хрипло спросил Джон, сжимая пальцы. — Ну, раз уж вы спросили… Я бы медленно снял один за другим все предметы вашего туалета, пока вы не оказались бы нагой в моих руках. А потом я начал бы целовать вас — каждый дюйм вашего тела, пока бы вы не задрожали от желания.

Краем сознания Белл отметила, что она уже вся дрожит.

— Потом я положил бы вас и накрыл свои телом, вдавливая вас в землю. А затем… я вошел бы в вас медленно-медленно, наслаждаясь каждой секундой обладания вами, — голос Джона прервался, его дыхание стало сбивчивым, когда перед его мысленным взором появилась Белл, обвивающая его длинными ногами. — Ну, что вы на это скажете?

Белл пренебрегла его грубым вопросом: ее затопили чувственные образы, вызванные словами Джона. Она сгорала без огня, она желала его так, как только можно желать. Сейчас или никогда, поняла Белл, и ужаснулась тому, что сдалась без малейшего сопротивления.

— И все-таки я не остановила бы вас, — прошептала она.

Терзаемый недоверием и желанием, Джон грубо оттолкнул ее, прекрасно понимая, что не одолеет искушения, стоит этому прикосновению продлиться еще хотя бы секунду.

— Господи, Белл, вы понимаете, что говорите? Или нет? — Он провел ладонью по волосам, часто и глубоко дыша и стараясь не обращать внимания на болезненную твердость плоти.

— Да, я понимаю, что говорю, — выкрикнула Белл. — Вы просто не хотите слушать!

— Вы не знаете, кто я такой. Вы создали себе романтический образ несчастного, раненого героя-солдата. Разве не забавно — выйти замуж за настоящего, живого средневекового героя? Ну так знайте же, миледи: этот герой — не я. Через несколько месяцев вы бы поняли, что в замужестве с хромым бедняком нет ничего забавного.

Белл охватила ярость, она бросилась на Джона, заколотив кулаками по его груди.

— Да кто вы такой! — вскричала она. — Вы продолжаете намекать, что совершили что-то постыдное, но, по — моему, вы сочинили всю эту историю, лишь бы оттолкнуть меня.

— Боже мой, Белл, — хрипло воскликнут Джон, — вы ошибаетесь! Я…

— Думаете, для меня имеет какое-нибудь значение, ранены вы или нет? Считаете, меня волнует то, что вашему титулу нет и десятка лет? Да мне наплевать, даже если бы у вас вовсе не было титула!

— Белл! — попытался успокоить ее Джон.

— Нет, хватит! Молчите! Меня тошнит от ваших слов! Вы обвинили меня в избалованности, но настоящий сноб из нас двоих — это вы. Вы настолько одержимы титулами, состояниями и общественным положением, что не позволяете себе достичь единственной цели, которая для вас и вправду важна!

— Белл, мы знакомы от силы неделю. Не понимаю, как вы могли счесть меня подходящей партией, — но, произнося эти слова, Джон почувствовал, — что окончательно запутался.

— Я сама начинаю этому удивляться, — парировала Белл, желая посильнее уязвить его.

— Знаю, я заслужил эти слова, но вскоре вам станет ясно, что я поступил правильно. Возможно, это произойдет не завтра, но, когда ваш гнев утихнет, вы все поймете.

Белл отвернулась, не желая, чтобы Джон видел, как она смахивает слезу. Ее дыхание стало коротким и частым, и прошло несколько минут, прежде чем она сумела успокоить вздрагивающие плечи.