Глава 12

На следующее утро Джон прибыл к дому Белл, нагруженный шоколадом и цветами. Он до сих пор не мог поверить, что так легко и просто она завладела его сердцем. Все утро он улыбался.

Белл не смогла сдержать радость, вспыхнувшую в ее глазах, едва она спустилась вниз, к Джону.

— Чему я обязана удовольствием побыть в вашем обществе? — с ослепительной улыбкой спросила она.

— Разве я не заявил, что собираюсь ухаживать за вами? — ответил Джон, вручая ей цветы. — Считайте, что за вами ухаживают.

— Как романтично! — заметила Белл не без сарказма.

— Надеюсь, вы любите шоколад?

Белл подавила усмешку: Джон действительно очень старался.

— Обожаю!

— Замечательно, — с беспечной улыбкой отозвался он. — Не возражаете, если я возьму одну конфету?

— Ни в коей мере.

Персефона выбрала именно этот момент, чтобы спуститься с лестницы.

— Доброе утро, Белл, — поздоровалась она. — Ты не познакомишь меня со своим гостем?

Белл исполнила ритуал знакомства, и, пока Джон решал, какую из конфет предпочесть, Персефона склонилась к Белл и прошептала:

— Он очень красив. Белл кивнула.

— И выглядит таким мужественным!

У Белл расширились глаза.

— Персефона! — ошеломление прошептала она. — Должна предупредить тебя, что обычно компаньонки не ведут подобных разговоров с подопечными.

— В самом деле? А зря. Боюсь, мне никогда не усвоить как следует обязанности компаньонки. Умоляю, не рассказывай Алексу о моих промахах.

— Ты нравишься мне такой, какая есть, — откровенно призналась Белл.

— Как мило с твоей стороны, дорогая! Ну ладно, я удаляюсь. Кучер пообещал покатать меня по Лондону, и надо позаботиться о том, чтобы до темноты объехать стороной все опасные кварталы.

Вспомнив, что часы едва пробили полдень, Белл могла лишь гадать, какой по продолжительности будет поездка Персефоны, но не успела она сказать и слова, как пожилая дама выпорхнула за дверь.

— Похоже, вам досталась не самая суровая из компаньонок, — заметил Джон.

— Угадали.

— Может, перейдем в гостиную? Мне не терпится поцеловать вас, а в холле я на это не решаюсь.

Белл вспыхнула, указывая ему дорогу к ближайшей гостиной.

Прикрыв дверь, Джон сжал Белл в объятиях.

— Целый день без присмотра компаньонки! — пробормотал он между поцелуями. — Возможно ли большее блаженство для мужчины?

— А для женщины? — напомнила Белл.

— Пожалуй, нет. Идите же сюда, на диван, чтобы я мог осыпать вас шоколадом и цветами. — Взяв Белл за руку, Джон повел ее за собой через комнату.

Белл позволила ему усадить себя на диван, она никогда еще не видела Джона таким дружелюбным и беспечным. В его глазах осталась лишь дымка печали и смущения, но это было ничто по сравнению с мрачной отчужденностью, которую Белл чувствовала в нем в Оксфордшире.

— Пока что все обилие шоколада достается только вам. Вы уже съели три конфеты.

Джон сел и притянул ее поближе.

— Что толку приносить леди съедобные подарки, если они не нравятся тебе самому? Вот, попробуйте. Шоколад весьма недурен, — он поднес конфету к губам Белл.

Улыбнувшись, Белл откусила половину.

— Какое наслаждение! — пробормотала она.

— Вот именно. — Джон имел в виду вовсе не шоколад.

Белл потянулась за остатком конфеты и взяла ее в рот, смело коснувшись губами пальцев Джона.

— Шоколад растаял, и вы испачкались, — с невинным видом объяснила она.

— И вы тоже. — Он придвинулся ближе и лизнул уголок ее губ, отчего острая дрожь желания прошла по всему телу Белл. Склонившись, он провел языком по нежному краю ее верхней губы. — Здесь осталось еще немного, — бормотал он, — и вот здесь, — перейдя к нижней губе, Джон слегка прикусил ее зубами.

— Оказывается, так приятно, когда за тобой ухаживают! — призналась она шепотом.

— Разве прежде с вами такого не случалось? — Джон коснулся языком мочки ее уха.

— За мной ухаживали, но совсем иначе.

— Отлично. — Он по-хозяйски улыбнулся.

Белл откинула голову, когда он провел губами по атласной коже ее шеи. — Надеюсь, и вам не случалось прежде ухаживать за дамами, пользуясь такими… экстравагантными средствами убеждения.

— Никогда, — заверил ее Джон.

— Отлично, — улыбнулась Белл в ответ. — Но видите ли, — произнесла она, задохнувшись, когда он подхватил ладонью ее грудь, — ритуал ухаживания включает не только цветы и шоколад.

— И еще поцелуи, — Джон сжал ее грудь через Платье, заставив Белл вскрикнуть от удивления.

— Разумеется, — вздохнула она, — об этом я не забыла.

— Я постараюсь сделать все возможное, чтобы вы ни на секунду не забывали об этом. — Джон был поглощен размышлениями, каким образом высвободить одну из идеальных грудок Белл из выреза платья.

— Замечательно. Но имейте в виду, я не позволю вам забыть, что вы обещали мне стихи.

— Вот упрямица! — Джон наконец решил, что наилучшим выходом будет просто спустить платье с плеч Белл и благодарить Бога за то, что нынешняя мода не требует возни с бесконечными рядами пуговиц.

— Вы совершенно правы, — негромко рассмеялась Белл. — Но я хочу получить эти стихи.

Джон моментально отвлек ее внимание, осуществив свой смелый план. Он простонал от невыразимого мужского наслаждения, увидев ее смуглый сосок, затвердевший от желания, и облизнул губы.

— Джон… неужели вы хотите?..

Он кивнул и выполнил задуманное.

Белл ощутила слабость во всем теле и откинулась на диване, увлекая с собой Джона. Он благоговейно вкушал нежность одной ее груди — целую минуту, прежде чем отдать должное второй. Белл оказалась беспомощной под его чувственным натиском и не могла сдержать приглушенные вскрики желания, срывающиеся с губ.

— Скажите же что-нибудь! — наконец простонала она.

— Сравню ли с летним днем тебя? Ты словно… — начал цитировать он.

— Перестаньте, Джон! — воскликнула Белл, отрывая его голову от собственной груди, чтобы заглянуть в смеющиеся карие глаза. — Если уж вы решили прибегнуть к плагиату, выберите какие-нибудь менее известные стихи.

— Если вы немедленно не замолчите, Белл, я буду вынужден перейти к решительным действиям.

— К решительным действиям? Звучит заманчиво. — Она прильнула к его губам и страстно поцеловала их.

Лишь в последнюю секунду они услышали до боли знакомый голос, доносящийся из коридора.

— Какая досада, я забыла теплые перчатки! — сокрушалась Персефона. На улице так морозно.

Белл и Джон отпрянули друг от друга в мгновение ока. Увидев, что Белл действует недостаточно поспешно, поправляя одежду, Джон перехватил инициативу и лично подтянул вырез ее платья почти до подбородка. Лихорадочно приводя себя в порядок, они услышали второй негромкий голос — вероятно, слуги, с которым беседовала Персефона.

— Как любезно с вашей стороны! — заметила Персефона. — Я подожду в гостиной с Белл и ее гостем, пока вы не принесете их мне.

Белл едва успела броситься в кресло, стоящее напротив дивана, когда ее компаньонка вошла в гостиную.

— Персефона, какой сюрприз!

Персефона окинула ее проницательным взглядом. При всей своей беспечности она была отнюдь не глупа.

— Не сомневаюсь в этом.

При виде Персефоны Джон вежливо встал.

— Не хотите ли шоколаду? — спросил он, протягивая ей коробку.

— Я бы не отказалась.

Белл слегка покраснела, вспомнив, что случилось, когда Джон предложил шоколад ей самой. К счастью, Персефона была слишком занята выбором сладостей, чтобы заметить румянец подопечной.

— Я бы попробовала вот эту, с орехами, — наконец произнесла она, доставая из коробки конфету.

— Неужели на улице так прохладно? — спросила Белл. — Я слышала, что тебе понадобились теплые перчатки.

— Да, со вчерашнего дня весьма похолодало. Хотя должна признаться, в доме, даже душно.

Белл слабо улыбнулась, но, переведя взгляд на Джона, заметила, что тот сдерживает покашливание.

— Ваши перчатки, мадам.

— Великолепно. — Персефона встала и направилась вслед за лакеем, только что вошедшим в комнату. — Тогда я удаляюсь.

— Желаю приятно провести время, — сказала ей вслед Белл.

— Разумеется, дорогая, так я и сделаю. — Персефона начала прикрывать за собой дверь, но остановилась и слегка покраснела. — Если вы не возражаете, я оставлю дверь слегка приоткрытой — так комната будет лучше проветриваться…

— Ну конечно, — подхватил Джон, и, когда Персефона вышла, склонился к Белл и прошептал: — Я закрою ее сразу же, как только она покинет дом.

— Тише! — предостерегла его Белл.

Едва они услышали стук парадной двери, Джон вскочил и закрыл дверь в гостиную.

— Это просто смешно! — недовольно пробормотал он. — Мне почти тридцать лет. Меня вовсе не прельщает необходимость прятаться от какой-то компаньонки.

— В самом деле?

— Должен вам сказать, это чертовски неприлично. — Джон вернулся к дивану и сел.

— Вас не беспокоит нога? — спросила Белл с искренней тревогой в глазах. — Похоже, вы стали хромать сильнее обычного.

Джон скептически осмотрел собственную конечность.

— Кажется, да. Я и не заметил. Видите ли, я уже привык к боли.

Белл пересела на диван, поближе к нему.

— Может быть, вам будет легче, если я разотру ее? — она коснулась ладонями ноги Джона и начала растирать мышцы повыше колена.

Джон закрыл глаза, в блаженстве откинувшись на спинку дивана.

— Неописуемо! — воскликнул он. Позволив Белл продолжить свое занятие еще несколько минут, он произнес: — Белл… мне хотелось поговорить о вчерашнем вечере.

— Да? — подняла она голову, не переставая массировать ногу.

Джон открыл глаза и остановил ее руки. Белл замерла, удивленная его внезапно посерьезневшим лицом.

— Еще никто… — помолчал он, подыскивая слова. — Еще никто не защищал меня так, как вчера это сделали вы.

— А ваши родственники?

— В детстве я редко общался с ними. Они были слишком заняты.

— Вот как? — переспросила Белл, не скрывая неодобрения.

— Мне то и дело давали понять, что я должен самостоятельно искать свое место в жизни.

Встав, Белл отошла к вазе и стала беспокойно перебирать в ней цветы. — Своему ребенку я никогда не скажу ничего подобного, — серьезно заявила она. — Никогда! По-моему, детей надо любить, опекать и… — она круто повернулась. — Разве нет?

Он торжественно кивнул, плененный огнем страсти в ее глазах. Она была такой… славной. Но подобрать лучшее определение ему не удалось.

Он никогда не будет достоин ее — Джон твердо знал это. Но он может любить ее, защищать, пытаться сделать ее жизнь такой, какой она заслуживает. Он прокашлялся.

— Когда возвращаются ваши родители?

Белл вскинула голову при столь неожиданной смене темы.

— Они должны были вернуться со дня на день, но недавно я получила письмо от Эммы — она сообщает, что они так хорошо проводят время, что решили продлить удовольствие еще ненадолго. А почему вы спрашиваете? Джон улыбнулся.

— Не могли бы вы еще немного помассировать мне ногу? Так хорошо мне не было уже много лет.

— Разумеется. — Белл вернулась на диван и, не дожидаясь, пока Джон возобновит разговор, напомнила: — Итак, вы спросили про моих родителей…

— Ах да. Я только хотел узнать, когда я смогу попросить вашей руки у вашего отца и покончить с этим. — Он дерзко усмехнулся. — Соблазнять вас в темных углах — особое удовольствие, но я бы предпочел получить законное право на вас и поступать с вами так, как мне будет угодно в уединении собственного дома.

— Поступать со мной так, как вам будет угодно? — недоверчиво переспросила Белл.

Джон открыл глаза и беспечно улыбнулся ей.

— Вы же понимаете, что я имею в виду, дорогая. — Притянув к себе, он поцеловал ее в шею. — Мне бы хотелось остаться наедине с вами, не опасаясь, что в комнату в любую секунду могут войти. — Он вновь начал покрывать поцелуями ее лицо. — Я хочу довершить начатое.

Но на этот раз Белл решительно отстранилась.

— Джон Блэквуд, неужели это было предложение руки и сердца?

Не поднимаясь, он взглянул на нее из-под опущенных ресниц и улыбнулся.

— По-моему, да. А вы как думаете?

— "По-моему, да. А вы как думаете? — передразнила его Белл. — А по-моему, это самое неромантичное предложение, какое мне доводилось слышать.

— Значит, вам часто предлагали руку и сердце?

— Довольно часто.

Этого Джон совсем не ожидал услышать.

— Мне казалось, что в семье вас считают весьма практичной девицей и что вам не нужны слезливые заверения в любви и все такое прочее.

Белл шлепнула его по плечу.

— Как бы не так! Эти слова нужны каждой женщине — особенно от мужчины, предложение которого она готова принять. Так что скорее подбирайте слезливые заверения, и тогда я…

— Ага, значит, вы согласны! — Джон победно улыбнулся и придвинулся к Белл поближе.

— Я сказала только, что готова принять предложение. Это не значит, что я его уже приняла.

— Ну, разница невелика. — Он вновь начал целовать ее, едва веря, что вскоре Белл будет всецело принадлежать ему, и только ему.

— Нет, весьма велика, — раздраженно возразила Белл. — Не могу поверить вашим словам: вы сказали, что хотите попросить моей руки и покончить с этим? Господи, что за мерзость!

— Пусть моему предложению недостает изящества, но зато оно было искренним.

— И на том спасибо. — Белл метнула в его сторону рассерженный взгляд.

— Как только вы хорошенько попросите меня, я отвечу вам согласием.

Джон пожал плечами, упрямо привлекая ее к себе.

— Я хочу поцеловать вас.

— И вы прежде не сделаете предложения?

— Нет.

— Вот как? Нет?

— Нет.

— Что вы задумали? — Белл попыталась высвободиться, но Джон держал ее крепко.

— Я задумал поцеловать вас.

— Знаю, глупый! Я только хотела узнать, почему вы не желаете сделать мне предложение немедленно?

— О женщины! — с театральным вздохом провозгласил Джон. — У них не одно, так другое. И если…

Белл ущипнула его за руку.

— Белл, — терпеливо продолжал он, — вы бросили перчатку и не собираетесь сказать «да», пока я не подниму ее, верно?

Белл кивнула.

— Тогда будьте благосклонны, дайте мне хоть краткую отсрочку. Такие вещи при творческом подходе требуют времени.

— Понятно, — кивнула Белл, приподнимая в улыбке уголки губ.

— И если вам нужен роман — неподдельный роман, — то вам придется подождать несколько дней.

— Пожалуй, я сумею подождать.

— Вот и хорошо. А теперь не будете ли вы так любезны сесть поближе и еще раз поцеловать меня?

Белл согласилась.

В следующий раз Джон навестил ее через неделю. Едва оставшись наедине с Белл, он заключил ее в объятия и продекламировал:

Я вас люблю давным-давно, Хотя и вижу вас впервые, Так ангелы пленяют нас святые…

— Но видеть их нам не дано, — закончила Белл. — Боюсь, вам крупно не повезло: моя гувернантка была помешана на поэзии Джона Донна. Я помню наизусть множество его стихов, — и, заметив разочарованный взгляд Джона, она добавила: — Но страстная декламация делает вам честь. Это было так трогательно!

— Очевидно, недостаточно трогательно. Будьте любезны посторониться, меня ждут дела. — Склонив голову, он понуро вышел из комнаты.

— И не повторяйте одну ошибку дважды — держитесь подальше от Донна! сказала вслед ему Белл. — Так вам ни за что не обвести меня вокруг пальца.

Белл не знала наверняка, но ей показалось, что Джон бормочет под нос нечто неизящное, закрывая за собой дверь.

Всю последующую неделю Джон ни словом не обмолвился о своем предстоящем предложении, хотя сопровождал Белл во время выездов и навещал ее почти каждое утро. Белл тоже избегала этой темы. Она знала, что, как бы Джон ни отрицал этого, он наслаждается игрой, и ей не хотелось портить ему удовольствие. Слишком уж часто Джон бросал на нее искоса оценивающий взгляд, и Белл понимала: он что-то задумал.

Однажды утром ее подозрения подтвердились: он прибыл в особняк Блайдонов с тремя дюжинами ярко-алых роз и положил их к ногам Белл посреди холла. Опустившись на одно колено, он произнес:

За взгляд один удивительный твой Своим расплачусь я сполна, А коль поцелуем одаришь — отныне Забуду про вкус я вина.

Ту жажду, что душу измучить готова, Я лишь божеством утолю, Но даже чашу с нектаром Иова Не стану менять на твою.

На этот раз он почти достиг цели. Глаза Белл затуманились, а услышав слова о поцелуе и чаше, она невольным жестом прижала руку к сердцу.

— О Джон! — вздохнула она.

Но тут разразилось бедствие.

По лестнице спускалась Персефона.

— Джон! — с восторгом воскликнула она. — Это же мое самое любимое!

Как вы узнали?

Опустив голову, Джон стиснул кулаки. Белл поспешно переместила ладонь с сердца на бедро.

— Мой отец часто читал эти стихи моей матери, — продолжала Персефона, зарумянившись от удовольствия. — Эти строки каждый раз переполняли ее счастьем.

— Могу себе представить… — пробормотала Белл.

Джон робко взглянул на нее.

— И видите ли, эти стихи особенно подходили моей матушке, — добавила Персефона. — Ее звали Селия, упокой, Господи, ее душу.

— Очень интересно, — сказала Белл, не сводя глаз с Джона. Тот мудро держал язык за зубами.

— Они называются «Песнь. К Селии» Бена Джонсона, — с улыбкой пояснила Персефона.

— Вот как? — сухо заметила Белл. — Джон, кто такая Селия?

— Мать Персефоны, разумеется.

Белл в душе восхитилась его невозмутимостью.

— Что ж, я рада, что эти строки принадлежат перу Джонсона. Мне было бы ненавистно думать, что вы посвящали стихи какой-то Селии, Джон.