Я ждала, но Роман почему-то так и не перезвонил. А я до того ждала, что боялась отключать мобильник даже там, где это полагалось делать. И вообще, каждые пять минут, как последняя идиотка, извлекала телефон из сумки, чтобы убедиться, не пропустила ли звонок. Иногда ведь и не услышишь, особенно на улице. Мне звонил кто угодно, даже одноклассница из Тулы, которую зачем-то принесло в Москву, а мама имела глупость дать ей номер моего сотового. Еле отделалась. Говорить с ней было совершенно не о чем. Мы и в школе-то не дружили. А теперь она явно рассчитывала найти у меня приют. И раз десять на протяжении короткого разговора словно бы невзначай намекала, что ее муж – большой человек в Туле. Видимо, ей это казалось решающим аргументом. Но мне-то какое дело? Где я, и где Тула? И вообще, я не гостиница. А она уж и так и эдак. Тоже мне, муж большой человек! Нашла чем хвастаться, если он даже родной жене денег на гостиницу пожалел! Одно из двух: либо он не такой большой, как она расписывала (чем он занимается мне, правда, так и осталось неясно, надо у мамы при случае выяснить), либо сволочь скопидомная. Не знаю уж, что хуже. Правда, про сволочь подозреваю. Он явно чем-то криминальным занимается. Кое-как отфутболила бывшую соученицу к другой нашей однокласснице и продолжала ждать звонка от Романа.
      Так прошло три дня. Он не звонил. Я даже начала беспокоится, не случилось ли с ним чего? Попробовала позвонить сама. Та же история, что в прошлый раз: Роман не отзывался ни по одному из известных мне номеров. А телефона родителей я не знала. До недавнего времени у них его вообще не было.
      Зато мне дозвонилась Ирка, с которой мы не общались с отъезда Романа. Мне казалось, они со Славиком вообще меня вычеркнули из списков своих знакомых, и вот нате вам! Услыхав ее голос, я мигом насторожилась. Наверняка ей от меня что-то нужно. Главное, тон такой ласково-вкрадчиво-соболезнующий. И одновременно чувствую: Ирка вся в возбуждении. Даже голос подрагивает. А разговор-то идет ни о чем, вполне банальный. На предмет, как живу, про погоду, куда в отпуск летом собираюсь. А про Романа, между прочим, ни слова. Будто его вообще никогда не существовало. И вот ходит Ирка вокруг да около, а я, вежливо ей отвечая, гадаю: «Что же тебе, дорогая, собственно, надо?»
      Долго она меня так манежила, а потом вдруг и спрашивает:
      – Ты про Романа-то ничего не слышала? Как он там, в своем Краснодаре?
      Вот оно! Началось! Иркин голос уже не дрожит, а звенит. Значит, жди, сейчас выдаст! Только вот что? Неужели Рома им уже успел объявить, что я к нему в Краснодар приезжаю? Ну, да. Тогда ясно. Эта стерва узнала, что я снова при нем, и решила восстановить отношения. Давай, давай, милая. И я так весело и спокойненько отвечаю:
      – Да разговаривали на днях. Вроде все в порядке.
      – В порядке? – переспросила она.
      Колокола в ее голосе смолкли. Похоже, своим ответом я ее сильно разочаровала.
      – Ну, да, – подтвердила я. – Обживается.
      – Ты что, ничего не знаешь или так спокойно относишься?
      – Ты о чем?
      – Естественно, о его пассии. Во скорость, а? Не успел с тобой разбежаться, а уже новую завел.
      Ой, Юленька, я тебе так сочувствую! Какие же они все козлы и сволочи! Я Славке прямо так и сказала. Но знаешь, сильно подозреваю, Роман не только что с ней познакомился, – продолжала взахлеб тараторить она, – а когда ездил в командировки. Славка, правда, отрицает, но, по-моему, врет. На всякий случай, из мужской солидарности. Чтобы я его не заподозрила, когда он в командировки ездит. Ох, Юлька, неужели ты знала?
      Мне стоило большого труда держать себя в руках. Я лихорадочно соображала, как этой стерве ответить, чтобы и ее не слишком обрадовать, и себя не уронить.
      – Знать, конечно, не знала, но догадывалась, – ох, каких титанических усилий мне стоила эта ровная, спокойная интонация! – А что Роману еще оставалось делать? Я ведь наотрез отказалась с ним поехать. Теперь ему жизнь заново надо устраивать. Ничего удивительного, если у него женщина появилась.
      – Ну, ты меня поражаешь, – Ирка поскучнела, видать, рассчитывала на мою истерику. Держи карман шире. Не добьешься! – Так спокойно восприняла, – продолжала она, – будто он тебе чужой. А ведь такая любовь была. Ой, поняла! – Я снова услышала в ее голосе злорадство. – Небось ты сама кого-то завела. Ну, ясно. Чего тебе тогда в Краснодар-то тащиться.
      Сказать «нет» в сложившейся ситуации мне представлялось равносильным самоубийству, поэтому я в ответ промычала нечто вроде бы согласительное, но нечленораздельное. Иркиному счастью не было предела. Как мало, однако, иным нужно для радости!
      – Ну, ты тихушница. Скажи хоть, кто он?
      Меня подмывало ответить: «Гони пятьсот баксов, узнаешь», – но я подчеркнуто скромно произнесла:
      – Ирка, пока не скажу, боюсь сглазить.
      – И это еще при Романе у вас началось?
      Я чувствовала: она уже тлеет от любопытства. Ставки мои стремительно росли.
      – Ну это сложный вопрос, – ответила я именно то, что требовалось.
      Ирка на своем конце провода просто зашлась:
      – Поняла. Это какой-то очень известный человек, и ты с ним познакомилась во время интервью, да?
      Я опять что-то невнятно промычала.
      – Ой, умоляю, скажи мне, кто? Клянусь, Славке ни слова.
      – Извини, сейчас не могу. А когда будет можно, обещаю, что ты узнаешь первая. – Тут мне пришла в голову еще одна мысль, и я добавила: – Только, умоляю, Роману ни слова. Не хочу его расстраивать.
      – Ну, естественно, – пообещала Ирка.
      Порядок. Теперь я не сомневалась: еще до исхода этого дня Роману доложат. И поделом! Пусть там сидит теперь с этой своей новой и ее расходы калькулирует. И я еще собиралась ради такого ничтожества все бросить и стать женой декабриста! Пусть со своей новой дурой во глубине своих южных руд сидит! И соки жмет! Нет, но представляю, какой это для него будет удар. Особенно после того, как я недавно хотела к нему приехать. Решит ведь, что я просто напоследок поиздеваться решила. И славненько. Может, еще и новая его бросит? Не выдержит калькуляций?
      А Ирка продолжала вздыхать в телефонную трубку:
      – Ой, какая у тебя жизнь интересная. Ой, как я тебе завидую!
      Вот что значит грамотный промоушн или правильное позиционирование! Ирка уже заходится от зависти. Знала бы, каково мне в действительности! Но именно она ничего не должна об этом знать.
      – А у меня такая скучная жизнь, – заныла она. А как бодро разговор-то начинался! – Каждый день одно и то же. То есть, я, конечно, Славу люблю, он хороший, но как подумаю, что больше никого в моей жизни не будет...
      – Развлекись. Заведи любовника, – перебила я.
      – Ой, я так не могу, – на полном серьезе откликнулась она. – Это ты богема, творческий человек. Вам все дозволено. А у меня Славка узнает, убьет. И выгонит. С чем я тогда останусь? С потрохами ведь от него завишу.
      – Иди работать, – менторским тоном изрекла я. – Не всю же жизнь сидеть на кухне и картошку для Славки чистить. На работе новые знакомства появятся, жизнь интереснее станет.
      – Мы картошку давно уже почти не едим, – обиженно отозвалась Ирка. – Ты же знаешь: Славка на диете, худеет.
      – Вот что худеет, это правильно, – я позволила себе выпад. – Но ты, Ирка, и о себе подумай. Он-то, в отличие от тебя, работает. Найдет себе другую, с чем тогда останешься?
      – Типун тебе на язык! Не все такие похотливые, как твой Роман.
      Все же она испугалась, и сильно! Я это мигом почувствовала. Вполне могла бы оторваться по полной программе, но решила, что лежачего не бьют. Ирка и без того уже валялась в нокдауне.
      – Во-первых, Роман уже не мой, а во-вторых, ты же сама пожаловалась, что тебе скучно, вот я тебе и посоветовала.
      – Да кто меня куда возьмет. И дом не бросишь.
      Мне стало ее почти жалко.
      – Другие как-то совмещают.
      – Мне уже поздно перестраиваться, – уныло откликнулась Ирка.
      «Лень напрягаться», – перевела я.
      Под конец эта стерва совсем скисла и жалобно проблеяла, что, мол, то, что мы с Романом расстались, еще не повод для прекращения нашей с ней и со Славкой дружбы, и что они по-прежнему всегда мне рады. Ясно! Надеется, что я ее с известным творческим человеком познакомлю.
      В общем, Ирку я «сделала», но самой мне от этого легче не стало. С Романом я пролетела. По остальным статьям – тоже полный провал. Меня уволили из семейной жизни, вот-вот назревало увольнение с работы. И лет мне, между прочим, уже не двадцать. И даже поплакаться на сегодняшний день некому. Милке после последнего разговора звонить не хочется. Она ведь так меня отговаривала от возвращения к Ромке. Черт! Ведь точно знала! Знала и скрыла! Тоже мне, близкая подруга.
      Мне захотелось плакать. Что-то последнее время глаза на мокром месте!.. Борясь с подступающими слезами, я направилась на кухню, где залпом хлопнула рюмку водки. Не помогло. На душе было пусто и противно. Жизнь казалась прожитой зря.
      Ну что же это такое? Ни дома, ни мужа, ни друзей. Работа того и гляди накроется. И как жить дальше? Возвращаться к маме в Тулу? Ах, дура я непрактичная: намекала ведь одноклассница, что ее муж – большой человек. Хоть этим могла бы воспользоваться, а я и здесь свой шанс профукала. Да что же мне так не везет, просто по всем статьям! Теперь даже в Туле мне никто не поможет. Убыло бы меня, если бы пустила одноклассницу пожить на пару дней! Подумаешь, противная. Мне сейчас даже с противной было бы легче, чем наедине с собой. Развлекла бы меня, узнала бы от нее последние новости из тульской жизни. Но поезд с одноклассницей уже вернулся в Тулу, и мне оставалось только общество бутылки.
      – Что ж, «выпьем няня, где же кружка?»
      Я вновь наполнила рюмку, выпила, и тут меня затошнило.
      Полная безнадега! Ничего мне в этой жизни уже не поможет! Даже водка! К счастью, тошнота вскоре отступила, уступив место спасительному сну.
      Пробудилась я утром с тяжелой головой. Таблетка сняла боль, однако тяжелые мысли остались. Больше всего меня почему-то мучил вопрос: Милка была в курсе или она просто так отговаривала меня ехать? Я, не выдержав, позвонила ей. Милка обрадовалась. Я, ничего не рассказывая, напросилась в гости. Хотелось видеть ее лицо, когда зайдет речь о Романе.
      – Приезжай, – тут же откликнулась она. – Я на свободе. Мама к подруге уехала, а у Кости родительский день. Он ребят сперва в зоопарк повел, а оттуда они пойдут на обед к его родителям. А я в тишине к передаче готовлюсь. У меня тут возникли кое-какие сомнения, может, подскажешь что-нибудь дельное.
      Я сильно сомневалась, что помогу. Кулинария определенно не мой конек. Да и вообще в таком состоянии... Самой неотложная помощь требуется. Но, боясь раньше времени насторожить Милку, я обещала. Чтобы она подготовиться не успела: мне надо было увидеть ее непосредственную реакцию.
      Милка явно ничего не знала. Зря я на нее напраслину возвела. Услыхав о Романе и его новой пассии, она впала в еще больший транс, чем я, и некоторое время лишь глазами хлопала, не в силах произнести ни слова. Мне немного полегчало. Хоть близкую подругу не потеряла. Одновременно мне стало смешно:
      у Милки был такой ошарашенный и несчастный вид, будто не мой Роман, а ее Костя другую себе нашел.
      – Каков подлец! – выпалила она.
      – Да ладно, Милка, перестань. Не стоит он твоих эмоций. Даже я меньше переживаю.
      – Нет, ну как же так, – будто не слыша меня, продолжала возмущаться она. – Что с людьми делается! Ни на кого положиться нельзя. Я-то, если честно, давно уже ждала, что ты его бросишь, а он еще долго будет страдать, обивая твои пороги.
      – И ошиблась, – перебила я. – Как видишь, он неплохо подготовил пути к отступлению. Одного только не понимаю: раз у него был запасной вариант, зачем он меня так настойчиво уговаривал ехать с ним?
      – Видно, на перепутье был, – предположила подруга. – И новая нравилась, и от тебя отказываться жалко. Пять лет-то вместе, не шутка. Сам выбрать не мог.
      – Ага, как Буриданов осел, – невесело усмехнулась я.
      – Именно, – кивнула Милка. – Вот он и решил плыть по течению. Что получится, то и получится. Ты согласишься, уедет с тобой, а не согласишься, начнет новую жизнь. С нуля. С новой женщиной.
      – То есть я сама толкнула его в объятия другой! Хотя, – вспомнилось мне, – он ведь, уезжая, утверждал, что готов меня подождать. Правда, предупредил: не тяни, мол, с решением. А я тогда внимания не обратила.
      – А если бы обратила, что бы изменилось? – спросила Мила. – Поехала бы?
      – Нет, – честно ответила я.
      – И правильно, – сказала она. – Могло запросто получиться и так: ты бы все бросила и поехала, а он свою новую не бросил бы и продолжал параллельно крутить с ней. Тогда ты оказалась бы в гораздо худшей ситуации, чем сейчас.
      Меня даже передернуло.
      – Куда уж хуже.
      – А если бы ты еще успела ребенка родить...
      – Н-да, – только и смогла протянуть я.
      – В общем, что ни случается, все к лучшему, – улыбнулась мне Милка. – Так, по крайней мере, у тебя тоже есть шанс начать новую жизнь.
      И, хотите верьте, хотите нет, мне сильно полегчало. Умеет Милка меня утешить! Правильно сделала, что к ней поехала.
      Потом мы немного повозились с ее кулинарией. Советовать мне оказалось нечего. Она и без меня сама сообразила. По-моему, я ей и нужна-то была в качестве стороннего слушателя: она просто на мне проверяла, все ли звучит и все ли получается. Затем разговор незаметно перешел на мою работу, и у Милки возникла очередная гениальная идея:
      – А почему бы тебе тоже на телевидение не перебраться?
      – Так меня там и ждали. Что я умею-то?
      – Интервью брать. Это у тебя классно получается. И связей подходящих много. То, что ты делаешь у себя в журнале, еще больше подходит для телевидения. Аудитория-то гораздо шире.
      – Да никто меня не возьмет. В жизни на телевидении не работала. Даже не представляю, как это организовать.
      – Не боги горшки обжигают, – сказала Милка. – Я тоже до недавнего времени не представляла. Главное у тебя есть. Умеешь разговаривать с людьми, выуживать из них то, что они никому другому не скажут. А техническая сторона вообще тебя не касается. Для этого есть операторы, режиссеры. Это их работа.
      – Но ведь подходы совершенно разные, – сомнения не оставляли меня. – Одно дело сидим мы, например, с Янковским за чашкой кофе в «Боско-кафе», долго беседуем, а после я уже дома выуживаю из этого длинного разговора самое интересное, компоную, и получается острое интервью. А на передачу он вообще может отказаться прийти. Лицо светить ему уже не требуется, и так всем известен, так зачем ему лишний раз терять время и в студии париться, отвечая перед камерой на каверзные вопросы?
      – Плевать, – отмахнулась Милка. – Он откажется, другой с удовольствием согласится. У одного новый фильм на носу, у другого книга выходит, у третьего серия концертов намечается. А без рекламы сейчас никуда. Сам не захочешь светиться, продюсер или менеджер заставят. Слушай, пиши заявку на передачу.
      Только название позвучнее придумай, а я сведу тебя с генеральным продюсером нашего канала.
      – Да там у него небось очередь из таких, как я.
      – Но из очереди-то обязательно кого-нибудь выберут, – продолжала убеждать меня Милка. – Канал у нас новый, сетка еще рыхлая. Четыре передачи из тех, с которыми мы начинали, уже закрыты, рейтинга не давали. А на их место что-нибудь ставить надо. И со свежими идеями всегда туго. Уверена, у тебя получится. И вообще я тебя не узнаю, Юлька. Где твоя смелость и решительность? Всегда ведь раньше за новое хваталась, готова была что угодно пробовать.
      – Роман увез мою решительность в Краснодар, – попыталась отшутиться я, однако Милкина придумка запала в голову.
      – Ну, что ты сомневаешься. Тебе ведь для этого даже заявление об уходе подавать не надо. Получится – совместишь. Даже удобно. Сделала интервью для телевидения, а потом, на этом же материале, для своего журнала.
      – Очень удобно, – согласилась я. – Может, правда попытаться?
      – А я о чем. Говорю же: момент очень подходящий. Пока канал еще строят, есть возможность внедриться. Понравишься, зацепишься. А после того, как помелькаешь на экране, и в прессе к тебе будет другое отношение. Глядишь, в другой какой-нибудь журнал пригласят.
      – И прощай сопливка! – все сильней вдохновлялась я. – Милка, какая ты, оказывается, практичная!
      – Соображаем... – ответила она мне со своей фирменной мягкой улыбкой.
      В общем, проговорили мы так, пока не вернулись Костя и дети, которые мигом переключили Милкино внимание на себя, а я отправилась домой, полная новых планов и надежд, о которых продолжала размышлять уже в своей пустой квартире. Что я, собственно, теряю? Не выйдет с телевидением, останусь при своих. А если с журналом настанет полный швах, начну новую жизнь, с нуля, как Роман. Ох, опять Роман! Выкинуть его надо из головы.
      Нет, конечно, жутко обидно. Одно дело, если бы сама его бросила. К счастью, многие так и думали. Но теперь-то не будут. Мол, раз он так быстро переметнулся, значит, у него со мной давно было нескладно. Главное, столько лет на него убила! Можно сказать, поставила на наш брак. А ведь были и другие претенденты. Может, конечно, на тот момент не такие активные, но вполне ничего. И, как показали последующие годы, вполне перспективные. Трое из них продвинулись куда дальше Романа, и отнюдь не в Краснодаре. Двое в Москве процветают, а третий – в Лондоне. Но поздно. Там, при них, «в шоколаде» уже другие. А я одна-одинешенька, и лет мне уже... И перспективы мои на сегодняшний день подернуты густым туманом. Ах черт, опять расквасилась. Пора завязывать. Отныне запрещаю себе думать об упущенных возможностях, а тем паче о краснодарском гении. Надо смотреть вперед.
      Я села за компьютер и по болванке, которую мне на прощание подсунула Мила, принялась сочинять заявку. Дело пошло. Часа через два заявка на проект новой передачи была готова. Я перечитала текст. Нет, то есть переворота на телевидении я этим, конечно, не совершу. Да там, по-моему, и Эйнштейн ничего бы не перевернул. Но мне собственная заявка даже понравилась. Вроде бы вполне интересно и привлекательно. И про «вклад в культурное воспитание массового зрителя» я, конечно, добавила. Мол, развлекая – просвещаем.
      Очень гордая собой, я позвонила Милке:
      – Готово. Могу прочитать.
      – Как? Уже? – изумилась она.
      – А чего тянуть-то?
      – Ну, ты так сомневалась. Я полагала, тебе еще подумать надо.
      – Насчет подумать, это мы с тобой вместе сделали. Я от тебя возвратилась вполне убежденная. Сама же говоришь, надо ловить момент.
      – Такая ты мне больше нравишься, – засмеялась она. – Узнаю прежнюю Юльку. Явно выздоравливаешь.
      Внимательно меня выслушав (читая, я волновалась, как школьница, и что же это со мной делается, если я перед Милкой дрожу!), она начала давать ценные указания. В результате пришлось заявку переписывать. Новый вариант подруга приняла:
      – Сойдет. Завтра передашь мне. Запущу по начальству.
      Так она и сделала, а я стала ждать ответа. Дело затягивалось. Начальство куда-то отъехало. Я запретила себе думать, понравится мой проект или нет, но волнение все же бродило во мне. Удалось Роману подорвать мою уверенность в себе! Прежде я вообще никогда не волновалась: одно не выйдет, другое получится.
      Стремясь отвлечься, я переключилась на основную работу. Очень быстро нашла и первого кандидата на роль молодого гения. Проблема на самом деле не стоила выеденного яйца. Трезвая голова и холодный расчет, вот и вся фишка. Пораскинув мозгами, пришла к выводу, что классическая музыка именно та область, в которой мало кто смыслит, сопливка – в первую очередь, а уж большинство читательниц нашего журнала и подавно. В то же время сия туманная для широкой общественности сфера относится к Культуре с большой буквы. Факт общепризнанный. Значит, с музыки начинать проще всего. К тому же в наследство от вдовы писателя у меня осталось одно очень полезное знакомство. Известный скрипач, профессор консерватории Владимир Иванов. Вдова ходила на все его концерты и меня с собой брала. Не откладывая дела в долгий ящик, я позвонила ему. Он страшно обрадовался.
      – Юленька, куда вы пропали! Столько раз хотел вас позвать на концерт и не мог найти! И статей ваших в газете что-то не видно. Я уж думал, вы из Москвы уехали.
      Ясное дело, «Мисс Шик» Иванов не читает. Мы, так сказать, мимо его пола и возраста. Я кратенько рассказала о себе, затем мы помянули добрым словом покойную вдову.
      – Уходит лучшая часть моей публики, – вздохнул Иванов.
      – Но еще остаемся мы! – боевито воскликнула я.
      – В следующем месяце я играю, – немедленно сообщил он. – Концерт в честь закрытия сезона. Сонаты Бетховена. Вы придете?
      – С удовольствием, – откликнулась я, а про себя подумала: «Может, какие полезные знакомства возобновлю или новые заведутся».
      – Вам один билет оставить или... – он замялся.
      – Один, я сейчас одна.
      – Вот и славненько, – он откровенно обрадовался.
      – Но вообще, если можно два, – сходу перерешила я. Надо Милку в свет вывести. – Мы вместе с близкой подругой придем.
      – Замечательно. Я вам ближе к делу позвоню и напомню. А то крутитесь, наверное, как белка в колесе.
      – Да, ни минуты покоя.
      Замечательный предлог, чтобы перейти к делу, и я изложила ему суть проблемы. Профессор обрадовался:
      – У меня есть на втором курсе мальчик – именно то, что вам надо! Скрипач от Бога! Недавно первую премию на конкурсе в Барселоне получил! Устраивает?
      – Еще бы!
      Я уже мысленно набрасывала план раскрутки. Превосходных степеней, конечно, не пожалею, но одних восторгов мало. Требуется какую-то фишечку придумать. Завлекалочку так сказать.
      Впрочем, я напрасно мучилась. Ничего придумывать не пришлось. Мальчик оказался – просто сказка. Вся фишка была в его внешности. Огромные темно-синие глазасповолокой, романтическийпрофиль, скульптурно вылепленные губы, изящная фигура и черные кудри до плеч. И в довершение всего – скрипка в руках, на которой он, к тому же, умеет играть, хотя, конечно, для читательниц «Мисс Шик» последнее не имеет никакого значения. Они ведь будут только любоваться фотографией и читать мое интервью. Самое главное, снимок: красавец с одухотворенным лицом и тонкими пальцами рук. Что еще нужно для женского журнала!
      Как вскоре выяснилось, не только для женского. Во время фотосессии к нам забежал главный редактор параллельного журнала «Мистер Шик». Увидав Дениса, он ахнул.
      – Где нашли? Из какого агентства?
      – При чем тут агентство, – высокомерно откликнулась я. – Перед вами не модель, а будущее российской музыки. Вернее, уже настоящее. Могу познакомить.
      – Юленька, – прижал руки к груди параллельный главный. – Вы меня спасли. Как вы думаете, он согласиться моделью поработать? Наш следующий номер целиком и полностью посвящен дендизму. С ног сбились. Никак не можем найти подходящих лиц. Молодежь пошла, знаете. Пустота в глазах. Никакого выражения. А этот... Находка! И фигура, и глаза...
      Не знай я точно, что параллельный главный свято придерживается традиционной сексуальной ориентации, грудью встала бы на защиту молодого дарования. Но так как в данном случае моя душа была спокойна, да и ориентация Дениса мне была неизвестна, я никакого протеста не выразила. Мое молодое дарование становилось публичным лицом, а это и мне сулило только выгоду.
      Мое интервью в «Мисс Шик» и параллельный номер «Мистера Шика» про дендизм вышли одновременно. Оба имели большой успех. Не знаю уж, как сложится у Дениса в дальнейшем с музыкой, но карьера модели ему обеспечена. Ему уже предложили контракт на Западе. Вот только дрожу теперь: если Денис примет предложение, Иванов меня никогда не простит!

      На мою заявку ответа по-прежнему не было. Зато у Милки совершенно спонтанно возникла новая идея. Перед самой записью очередного выпуска «Поварешки» один из гостей неожиданно сломал ногу. Милка позвонила мне.
      – Юля, очень удачный момент. Никого не можем найти на замену. Все заняты. Хватайся обеими руками. Я тебя включаю в программу.
      Дело было ранним утром, но я мигом проснулась. Даже кофе не понадобилось.
      – С ума сошла? Зачем мне это надо?
      – А по-моему, совсем не помешает, – спокойно отреагировала Мила на мои истошные вопли. – Во-первых, покажешь своим читательницам лицо, для популярности – то, что доктор прописал. А во-вторых, потренируешься. Поглядишь изнутри на телевидение. Соглашайся, соглашайся! Когда еще такой шанс представится. У нас начальство любит гостей о звонкими именами. Но сейчас приперло, и я тебя протащу. Повод есть: известная журналистка. А мы тебя еще известнее сделаем.
      – Если бы ты меня пригласила в какую-нибудь другую передачу! – взмолилась я. – Но в кулинарную...
      – Извини. Чем богаты, тем и рады, – парировала она. – По-моему, надо пользоваться любым случаем, чтобы себя показать.
      – Но я не умею ничего эдакого... я вообще не умею готовить!
      – Да кто от тебя вообще что-нибудь требует? У меня гости бывают в передаче ровно пять минут, поэтому всегда демонстрируют какое-нибудь фирменное, но быстрое блюдо. Ты даже испугаться не успеешь.
      – Нету у меня фирменных блюд, – совсем растерялась я. – Хорошо одну только яичницу готовлю, да и ту не люблю, делала в основном для Романа.
      – Ее и сварганишь, – решительно заявила Милка. – Сейчас мы ей изюминку сочиним... С луком, чесноком, помидорами, картошкой, зеленью у меня уже делали. Какую бы хрень нам туда добавить? Нужно нечто гламурное, соответствующее твоему профилю.
      – Предлагаешь «Шанелью» полить?
      – Теоретически звучит эффектно, но практически... Жареная «Шанель» – как-то несъедобно. А может, твою яичницу тертым шоколадом посыпать?
      – Точно! Но только не обычным, а горьким! Тем, в котором девяносто девять процентов какао. Кстати, очень гламурная вещь. На мой вкус, жуткая гадость, есть невозможно. Но ведь модная. И для гламурной яичницы вполне подойдет. Может, еще и перчику добавим?
      – Тогда уж лучше имбиря, – внесла коррективу подруга. – Слушай, а интересное блюдо получается!
      – Концептуальное, – уточнила я. – И, можно сказать, из ничего сотворили.
      – Гениальные решения часто очень просты, – самодовольно изрекла Мила. – Видишь, а ты боялась.
      – И назовем ее «Восход солнца», – у меня продолжала работать фантазия.
      – Ты готова! – воскликнула Милка. – Заказываю пропуск!
      На телевидении меня первым делом отвели в гримерную, где надо мной немного поколдовали, после чего я обнаружила, что мое лицо превратилось в маску покойника. Во всяком случае, цвет получился какой-то желтенький, неживой. Я заволновалась: может, они специально? Милка-то вполне нормально на экране выглядит, да и гости ее смотрятся достаточно живенько. А из меня египетскую мумию сотворили. Тутанхамоном мне представать не хотелось, в душе начал зреть протест. Однако гримерша завериламеня, что для экрана иначе нельзя и, водя пальцем возле моего лица, принялась объяснять: тут у меня мешочки, там синячки под глазами... В общем, если ей верить, без грима я полнейшая уродина.
      К счастью, пробегавшая мимо Милка заверила, что со мной полный порядок. Я пригляделась. На ее лице оказался точно такой же грим. И мы пошли в студию.
      Когда я смотрела Милкину программу по телевизору, мне казалось, у них большая, светлая, нарядная студия. Помещение было достаточно просторным, однако ничего светлого и нарядного в нем на самом деле не было. Даже в той части, которая изображала кухню. Сверкало и сияло только на экране. В действительности – все довольно облезло, особенно не попадающая в кадр часть, где располагались камеры.
      Мы взобрались на помост с кухней, и меня охватил настоящий мандраж. Господи, как же я смогу одновременно говорить и готовить? Готовить-то, конечно, не шибко много придется. Разбить яйцо на сковородку, и все дела. Но ведь их надо не просто разбить, а красиво, гламурно! От одной мысли об этом у меня начали трястись руки.
      Долго мандражировать мне, правда, не дали. Меня тут же принялись инструктировать:
      – Стоять будете так. Ни в коем случае не поворачивайтесь туда, а главное, не вздумайте попятиться. Там дыра. Можно провалиться. Когда Мила задает вопросы, смотрите на нее. А когда будете отвечать, смотрите на камеру.
      Выслушав рекомендации режиссера, я впала в окончательный ступор. Получалось, что надо действовать всеми частями тела одновременно: говорить, крутить головой, руками разбивать яйца, а ноги должны застыть неподвижно, чтобы, не дай Бог, куда-нибудь не туда не шагнуть. И самое ужасное: я теперь совершенно не понимала, с чего начать.
      Милка посмотрела на меня и хихикнула. Все поняла!
      – Слушай, Юлька, только меня и делай, что я говорю. От остального отключись и забудь.
      – А камера? – жалобно пролепетала я. Мне хотелось удрать домой или хотя бы в «Мисс Шик».
      – Плюнь на камеру, – отмахнулась Мила.
      И запись началась. Что я там делала, не помню. Для меня это были пять минут полной амнезии. Смутно зафиксировалась в мозгу лишь попытка попасть яйцом на сковороду. Пришла я в себя, только когда все закончилось. Передо мной на тарелочке красовалась идеальная яичница. Чересчур идеальная, чтобы быть творением моих рук. Я недоверчиво потрогала ее пальцем. Холодная и твердая. Резиновая!