– У меня свидание.

– Так поздно?

– Самое время. Жара спала, коты запели ночные серенады, – и он выскочил за дверь.

Их дом находился всего в двух кварталах от дома Андрея, так что через пять минут Георгий очутился у знакомого забора, тихо открыл калитку, проник во двор и бесшумно приблизился к старому саду. Глаза его стали шарить между темными стволами.

Ночь выдалась звездная, к тому же свет, отбрасываемый уличными фонарями, позволял различать предметы внутри двора, так что вскоре под одним из деревьев он заметил нечто светлое и осторожно подкрался к нему.

Нона спала, натянув одеяло до самого подбородка. Черты её лица едва угадывались в густой тени деревьев, но и в кромешной тьме он видел бы ее с такой ясностью, какую дает яркое солнце. То, что скрывала темнота, с поразительной отчетливостью хранила его память.

Неизвестно, долго бы он любовался ее туманными чертами, но вверху, в кроне дерева что-то вдруг зашуршало, и на одеяло мягко шлепнулось яблоко.

В тот же миг он тёмной стрелой метнулся к забору, не подозревая, что в нем дремлют такие колоссальные спортивные задатки. Двадцать метров он пролетел на одном дыхании. Ему даже удалось занести одну ногу на забор, но кто-то с еще большими спортивными задатками настиг его в этой нелепой позе и схватил рубашку. Кому доводилось так воровски бежать от любимой вместо того, чтобы радоваться, что она проснулась!

Но, видимо, кто-то из его предков был большой жизнелюб, иначе бы у него не сработал так молниеносно, чисто механически, инстинкт самосохранения. Он ясно ощущал в себе желание бежать, спрятать лицо, голову, быть неузнаваемым. Но сильные женские руки стащили его с покоренных высот на землю.

– Так. Это вы! – презрительно воскликнула Нона. – Никого другого я и не ожидала.

Он опустил голову. Нона сердито приподняла ее за подбородок и язвительно произнесла:

– Вы хоть не показывайте даме на свидании свою лысину. Пойдемте, выясним некоторые детали.

Она потащила его снова под яблоню. Георгий покорно следовал за ее сильными руками. Сердце его замирало от чего-то нового, неизведанного. Он одновременно чувствовал что-то неприличное в своём поведении, и в то же время во всем происходящем было нечто романтичное, необыкновенное. Страх и романтика перемешались, смесь пьянила его, как вино.

Нона дотащила нарушителя до раскладушки и только тут отпустила.

– Можете сесть, – предложила она, указывая на край раскладушки, и сама уселась в изголовье.

Как и многие деятели науки, полностью посвятившие себя постижению неизвестного, она мало верила в чувства, была решительна и деловита. Поэтому схватить мужчину за рубашку, проволочь его за собой двадцать метров и сидеть с ним на одной раскладушке для нее ничего не стоило и не вызывало ни малейшего трепета или волнения. Он же, наоборот, как малообразованная часть населения, весь был соткан из ощущений, инстинктов и последнего достижения природы – чувств. Георгий отстал от нее в своём развитии на одну кандидатскую и готовившуюся докторскую диссертацию и поэтому трепетал, как осиновый лист – мысли самые разнообразные, начиная от таких низких, как «убежать», до таких высоких как «на коленях умолять ее стать его женой», проносились в его лысеющей голове. Рука, за которую держала его Нона, нервно подрагивала, продолжая ощущать жжение. А сознание того, что он сейчас находятся всего в полутора метрах от предмета своего обожания, заставляло его сердце биться подобно набату. Жаль, что кроме него самого этот набат не слышал никто.

– Наконец, вы соизволили явиться, – металлическим голосом начала Нона своё нравоучение. – Я целую неделю торчу здесь, жду, а он дома отсиживается. А если бы дождь, гроза? Что мне здесь, душ принимать? Что-то вы нарушаете расписание посещений нашего дома.

– Я не знал, что вы хотите со мной встретиться, – робко промолвил Георгий.

– Я давно хочу знать, кто таскает чуть ли ни каждый день мне овощи?

Георгий сразу понял, что ему хотят сделать выговор, и попытался увильнуть.

– Про овощи я ничего не знаю. Я к другу хожу.

– Не отпирайтесь, – настаивала Иона тоном судьи.

– Кроме вас… – с ее губ чуть не сорвалось «некому». Но зачем унижать свое женское достоинство и признаваться, что кроме него, за ней никто не ухаживает; и она несколько изменили ход своих мыслей, подчеркнув, примитивность его мышления и не уронив своего достоинства: – … никто не мог додуматься дарить девушке овощи. Ваша фантазия очень приземлена.

Георгий тоже решил не сдаваться. Такая формулировка его немного обидела.

– Сейчас, между прочим, в век техники и прогресса каждый сознательней человек должен помнить, что букеты – это вредительство, это гибель для цветов, – делая ударение на слове «сознательность», заявил он. – На клумбе они дольше будут нас радовать. А овощи сам Бог велел рвать.

– Да? – озадаченно переспросила Нона, не зная, что ответить, и дальше заговорила не очень уверенно: – Признайтесь, те овощи, что мы находили у себя во дворе, принесли вы?

– Нет, – твердо заявил Георгий, – и не думал.

– А почему вы тогда защищаете овощевода?

– Должен же у человека быть адвокат.

Наступила пауза: Нона не знала, какими доводами оперировать далее, чтобы уличить его в содеянном.

– Но почему тогда вы оказались сегодня у нас в саду и убегали от меня, как трусливый заяц? – Наконец, нашла она подходящий вопрос для продолжения допроса. – Вы, наверно, принесли свёклу или морковь.

– Нет, как раз наоборот – я собирался нарвать ваших яблок, но вы мне помешали, – постепенно смелея, отпарировал он. – Моя мама их обожает.

– Как? У своих знакомых? – удивилась Иона. – Андрей же ваш лучший друг!

– У друзей как раз лучше всего воровать, – уже уверенно врал Георгий. – Всё известно, где что растет, и никто на тебя не подумает. А ориентируешься в чужом саду, как у себя дома!

Нона встала.

– Раз такое дело – прошу вас закрыть калитку с обратной стороны. С завтрашнего дня мой брат будет приносить вам свежие яблоки.

– Спасибо за заботу, – Георгий с иронией раскланялся и гордо удалился.

На следующий день он появился во дворе снова и уже воткрытую.

– Здравствуйте, – поздоровался Георгий.

Нона, не отвечая, прищурилась, всем своим видом говоря: «И ты еще смеешь являться!»

– Пришёл пригласить вас прогуляться со мной, – неожиданно предложил он. – Сегодня на стадионе межгородские соревнования, можно посмотреть.

– Во-первых, – поучительным тоном начала Нона, – я предпочитаю участвовать в спортивных играх, а не любоваться ими. И, во-вторых, я люблю ходить с огненными мужчинами.

– Это вы насчет цвета моих волос? – поинтересовался Георгий.

– Да, относительно того, что от них осталось, – произнесла она и со вздохом добавила: – Лысина, к сожалению, у всех одного цвета. Слава богу, по вашим остаткам можно еще понять, что вы брюнет.

Георгий повернулся и молча удалился.

– Что ты порядочного человека обижаешь? – возмутился Андрей и пригрозил: – Останешься старой девой – это точно, если не извинишься перед ним.

Но на следующий день в то же самое время Георгий вновь появился у них во дворе. Первой встретила его мать и удивленно остановилась.

– Что это с тобой, не желтуха ли? Ты весь жёлтый.

– Я, Алла Алексеевна, покрасился. Ноночка сказала, что обожает рыжих. А чего не сделаешь ради каприза девушки?

Мать покачала головой.

– Не цветом надо девушку брать, а настойчивостью. Будь поэнергичней. И потом, ты мало у нас бываешь. Надо, чтобы она привыкла к тебе, как к мебели. Вот стоит шкаф в комнате, не замечаешь его, а вынесешь и чувствуешь – пусто стало, чего-то не хватает.

– Ясно, Алла Алексеевна. Благодарю за совет. Нона у себя?

– Да, проходи в комнату.

Нона как обычно сидела за письменным столом, заваленным книгами, и делала какие-то выписки.

– Добрый вечер, – Георгий остановился у порога.

Девушка оторвалась от конспекта и несколько секунд пристально созерцала своего поклонника, стоявшего с невозмутимым видом у порога, пока его изучали.

– Знаете ли, проанализировав вашу внешность, прихожу к выводу, что синие волосы подошли бы больше к вашим синим глазам.

Георгий круто, по-солдатски развернулся, намереваясь уйти, но Нона окликнула его.

– Минуточку! Подождите.

Она сходили на кухню и вернулась с корзиной яблок.

– Захватите для вашей мамы.

– Благодарю. Но чем носить яблоки, лучше я буду присылать сюда маму. Пусть ест прямо с дерева свеженькие, а то пока до дома донесешь, витамины выветрятся.

Два дня Георгий не показывался, на третий появился в довольно странном виде: волосы, обрамляющие лицо, отливали чернильной синевой, сочетаясь с синими глазами, синей рубашкой и синими брюками. Гармония была полная.

Мать при виде его только всплеснула руками, Нона удивленно приподняла брови, не ожидая подобной самоотверженности.

Довольный произведенным эффектом, Георгий как ни в чём ни бывало прошел к письменному столу и сел рядом, поинтересовавшись:

– Над чем работаем?

– Вам будет непонятно.

– Почему же? Это у меня с виду только внешность неинтеллектуальная, а внутренне вы меня еще не знаете. Человек только в конце жизни может определить, на что он был способен. Так что у меня все впереди.

Девушка смерила его оценивающим взглядом и монотонно, на одной интонации, то ли для того, чтобы он лучше понял, то ли для того, чтобы больше не приставал, сообщила:

– Ваши внутренности в учебнике анатомии давно описаны. А меня в данный момент интересует долголетие человека. Пытаюсь понять – что такое жизнь.

– Ну надо же! – воскликнул Георгий с деланным восхищением, и, подперев подбородок обеими ладонями, оперся локтями о стол, приготовившись слушать дальше.

Нона недовольно посмотрела на локти и, откинувшись на спинку стула, как бы отдаляясь от него, продолжила уже более естественным тоном.

– Сейчас перед наукой стоит ряд вопросов, на которые требуется найти ответ. Почему, например, собака не может прожить больше двадцати лет, в то время как другой живой организм, вроде человека, живёт до ста? Почему человек не может в среднем прожить больше ста пятидесяти лет, если слон живёт до трехсот лет? Почему каждому виду – определенный возрастной барьер, в то время как максимально живой организм способен прожить пятьсот лет? Животные имеют подобные органы; сердце, печень, почки и прочее. Редко когда какой-нибудь орган, например жабры, присущ только конкретному виду. Что же влияет на длительность жизни: пища, размеры органов, длительность выращивания потомства, или мы просто – биологические роботы, и всё в нас запрограммировано?

– Как интересно! И по тематике очень близко к моей селекции, – обрадовался Георгий. – У растения наблюдается то же самое: секвойя живёт тысячу лет, а редис – один год.

– Тысячу? – задумчиво повторила Нона. – Другая структура строения – и такая длительность? Любопытно. Над этим стоит подумать.

– Жора, ты мне нужен, – из своей комнаты выглянул Андрей. Волосы его были взъерошены, тёмные глаза горели озабоченно и одновременно вдохновенно. Он настолько был поглощён чем-то своим, что совершенно не обратил внимания на экстравагантный вид своего друга.

– Извините, – Георгий поспешал в соседнюю комнату.

И тут же для Ноны он перестал существовать: осенённая новой идеей, она погрузилась в глубокие размышления, забыв обо всём прочем.

В комнате изобретателя царил полумрак. Сбоку на стене горело бра. На столе стоял небольшой металлический ящик с крошечными кнопками, как потом выяснилось – кнопками управления. В верхней части, кроме кнопок, располагалась ручка, по бокам со всех четырех сторон – объективы с линзами; два были побольше, два поменьше.

– Считывающий аппарат Журавлева, сокращенно «САЖ», – с гордостью представил свое изобретение Андрей. – Сегодня закончил. Не терпится показать. Сейчас ты увидишь, что я делал в этой комнате месяц назад.

– Свет выключать? – спросил Георгий, предполагая, что аппарат будет работать, как кинопроектор, в темноте.

– Нет, свет тушить не будем. Чем больше света, тем даже лучше.

Андрей нажал в аппарате кнопку. Тёмные линзы засветились голубоватым сиянием. Что-то щёлкнуло – и вдруг посредине комнаты возникло что-то туманное, неясное. Словно лёгкая дымка заволокла пространство, комната раздвоилась, и за одними стенами, параллельно им, прорисовались вторые, более прозрачные и тонкие. В центре полупрозрачной комнаты стала медленно оживать материя.

В темной туманообразной массе странным образом выросли руки, ноги, голова. С каждым мгновением формы становились отчетливей. Какое-то жуткое состояние овладело Георгием: в центре комнаты он увидел своего друга, но не такого, какого привык видеть обычно, а несколько странного – бледного, полупрозрачного, сквозь его лицо, тело просвечивали стоящие за ним предметы.

Георгий повернулся к Андрею, остановив на изобретателе, стоящем чуть сзади, вопрошающий взгляд. Тот ответил загадочной улыбкой. А между тем полупрозрачный двойник изобретателя начал перемещаться по комнате: подошел к книжному шкафу, достал с полки какую-то книгу, такую же полупрозрачную, как и он сам, и стал листать. Нашёл нужное место, открыл, придавил страницу отвёрткой, чтобы та не закрылась, и полез в стол, извлекая оттуда какие-то металлические предметы. На полупрозрачном столе возник аппарат, но в разобранном виде. Двойник достал тонкие листы металла и беззвучно бросил на стол.

Тут только Георгий обратил внимание, что действия происходят беззвучно. Двойник поискал еще что-то в столе и, не найдя, направился в их сторону. В этот момент с непривычки Георгий испытал жуткое чувство; он увидел лицо Андрея, живое, естественное и в то же время такое странное в своей полупрозрачности и приглушенности тонов, такое неестественно бледное, расплывчатое, как дым, что захотелось броситься от него подальше, спрятаться в какой-нибудь тёмный угол и сидеть там, пока призрак не исчезнет.

Двойник друга шёл прямо на него, не касаясь пола, сантиметров на десять над ним, шёл с задумчивой сосредоточенностью в полупрозрачных глазах, не видящих того, на кого шёл. Лицо его хранило в себе какую-то нематериальную невесомость, несмотря на то, что сохраняло постоянно цельную форму. Задумчивые глаза, сквозь которые виднелся книжный шкаф, плыли с такой самоотрешённостью, что привели бы в ужас любого ограниченного человека, совершенно не способного ни на какое парение мысли.

Но Георгий тоже относился к людям творческим и умел парить мыслью в облаках. Недаром же он пытался вывести на своих грядках овощи, которые давали бы урожаи круглый год, не взирая ни на какую погоду. Поэтому в данный момент, собрав всю свою волю и вытаращив глаза, он замер в ожидании – что же будет дальше.

Призрак надвинулся на него, и, немея от непонятного чувства, селекционер увидел, как входит в друга, в его грудь, живот. Лицо призрака оказалось несколько выше его собственной головы, и на какое-то мгновенье он увидел Андреевы внутренности: шейные позвонки, вены, артерии, легкие, бьющееся сердце. Он чуть не задохнулся от необычного зрелища, но виденье длилось мгновенье, призрак прошёл сквозь него, и Георгий невольно обернулся. Двойник был рядом с настоящим улыбающимся Андреем. Аппарат щёлкнул, виденье пропало.

– Ну, как? – торжествующе спросил изобретатель.

Лицо Георгия по-прежнему невольно выражало растерянность и смятение, на лбу поблескивали капельки холодного пота.

Изобретатель расхохотался.

– Ты, я вижу, натерпелся страху.

Георгий вытер пот и, переведя дух, виновато проговорил:

– Конечно, натерпишься, если изнутри человека увидишь. Предупредил бы заранее.

– Чепуха, – отмахнулся Андрей. – Главное – каков аппарат? Ты понял, что это за машина?

Георгий бросил на него подозрительный взгляд.

– Послушай, а может, ты меня разыгрываешь? Купил себе проектор с объёмным изображением и обманываешь своих лучших друзей.

Андрей обиделся.

– Сейчас мне не до розыгрышей. И об этом аппарате, кроме тебя, пока никто не знает. А если не веришь, пойдём к тебе, проверим, и ты убедишься, что я заранее на пленку ничего не снимал.

Георгий почесал затылок.

– Я вообще-то верю, но проверить надо. Чтоб не сомневаться, пойдём, посмотрим, чем я – занимался месяц назад.

– Не обязательно месяц, можно узнать, что ты делал и год, и десять лет назад.

Придя к Георгию домой, они заперлись в комнате, попросив домашних не беспокоить их под предлогом, что займутся серьёзной работой. Друзья уселись на диван.

– Сейчас мы увидим, что происходило в твоей комнате пятнадцать лет назад, – сообщил Андрей. Рука его уверенно легла на аппарат. Посреди комнаты начали формироваться образы. На этот раз из туманной массы стали возникать предметы хорошо знакомые Георгию. Они проявлялись, как па фотоплёнке, постепенно и все сразу. В одной комнате появилась другая, параллельная. Предмета в ней были расставлены несколько иначе, чем теперь.

– Мебель в то время у нас была точно такая, – подтвердил Георгий. – Новую мы купили позднее.

Комната, как и предметы в ней, словно наслоилась на настоящие стены и мебель, создавая впечатление хаоса и громоздкости.

– Что-то никого нет. Это и всё, что ли?

– Подожди. Неизвестно, где ты в это время пропадал. Сейчас ускорим движение прошлого времени.

Андрей нажал другую кнопку. Тотчас же дверь призрачной комнаты распахнулась, и в неё с веселым смехом, что было видно по лицам, вбежали два мальчика с портфелями в руках. Они закружились вокруг стола, догоняя друг друга, и одному удалось трахнуть портфелем другого по плечу. Оба корчили страшные рожицы и вели себя довольно вольготно.

– Один – это я! – узнал себя с радостью Георгий. – А второй – это Сергей, мы из школы вернулись.

Андрей торжествовал.

– Видал, как здорово показывает. А ты не верил.

– Да, здорово, – согласился Георгий. – Но есть ряд недостатков. Пока вижу – скажу. Во-первых, образы неясные, нереальные. А ведь как здорово было бы, если бы их нельзя было отличить от настоящих людей. Уж если делать, то качественно. – Андрей недовольно повёл бровями. – Нет, ты слушай критику, – настаивал друг. – Каждое изобретение необходимо доводить до совершенства. Сразу и у меня никакой овощ не выводится. Значит, слушай дальше. Зачем в изображении повторение замкнутого объёма стен? Лишнее. И хорошо, если бы аппарат обладал избирательностью: показывал только те предметы или людей, которые тебя интересуют. – Лицо изобретателя потускнело. Георгий положил ему руку на плечо и ободрил: – Но это пустяки, с которыми ты в два счёта справишься. А в общем – здорово! Давай еще вспомним детство.

Они долго сидели на диване, забыв о недостатках изобретения и наслаждаясь воспоминаниями далеких лет, комментируя события и хохоча над проделками мальчишек. Призраки больше не пугали Георгия. После того, как в одном из них он узнал себя, он породнился с ними и стал воспринимать их с такой же симпатией, как и любимых актёров на киноэкранах. Наконец, голубоватые глазки объективов погасли.

– Да, хороша машина, – одобрил Георгий. Настроение у него после просмотра «фильма» о себе резко улучшилось. – Теперь мы с тобой такие тайны откроем! Станем лучшими сыщиками мира. Не оставим ни одного тёмного дела ни в прошлом, ни в настоящем. Грабители, провокаторы, политические фальсификаторы будут трястись от одного нашего имени. Представляю, насколько сразу сократятся в мире преступления, если преступники будут знать, что любое их дело будет раскрыто за пять минут. Только безнаказанность ведет к росту преступности. Да, маленький аппарат, но с его помощью можно было бы очистить воздух всего земного шара от всякой нечисти. До меня только сейчас доходит, что это такое! Потрясающе! Грандиозно! – повторял он в каком-то диком восторге от счастья соприкосновения с чудом и открывающимися перед ними возможностями.

Андрей сдержанно улыбался: он давно пережил радость открытия, испытав первые восторги в одиночку.

– Послушай, а на каком же принципе он работает? – наконец успокоившись, спросил Георгий, только сейчас сообразив, что в основе любого открытия лежит какая-то идея. – Как удаётся аппарату воспроизводить прошлое, да еще по твоему желанию, через десять лет или двадцать?

– Ничего сложного. То, что сделал я, мог бы сделать и ты, если бы тебе неожиданно пришла в голову такая же идея. Видишь ли, мир наш пронизывают постоянно всевозможные частицы и поля. Они проходят через нас и сквозь предметы, окружающие нас. Если мы оставляем тень от солнечных лучей, то почему же мы не оставляем подобного и от других лучей на окружающих предметах. Каждому моменту времени в данной точке пространства соответствует своя картина мира со всеми своими деталями. И требуется только научиться считывать её с окружающей материи. Когда мы исчезаем из этой среды, оставшиеся предметы продолжают сохранять информацию о нас. Поэтому нам остается только научиться её считывать. Вот я и создал такой аппарат, собирающий информацию заданного объёма пространства воедино. А насчет времени получается так: я задаю аппарату нужный мне год, и он мгновенно считывает скрытые изображения, запечатлённые в энергетическом состоянии вещества на молекулярном и атомном уровне, считывает и трансформирует его в объемное, голографическое изображение. Считывая, аппарат останавливается на том энергетическом состоянии материи, который соответствовал данному году, месяцу, дню, часу. А если требуется, то и микросекундам. Начало времени отсчета – настоящий день.