Т о р с к а я : Что вас беспокоит?
      В а л ь ч е н к о : Мне хочется... драться.
      Т о р с к а я (берет его под руку, направляются вверх): Морды бить? Правда?
      В а л ь ч е н к о : В этом роде.
      Т о р с к а я : Это прекрасное, захватывающее желание. Я вас понимаю.
      Сверху идут Наташа и Ночевная.
      Н а т а ш а (бросается к Торской): Надежда Николаевна, я вас все ищу...
      Т о р с к а я : Наконец-то... Как тебе не стыдно! Два месяца не показывалась...
      Н а т а ш а : Зырянского боюсь...
      Т о р с к а я : Это верно, его многие побаиваются. Как же ты живешь?
      Н а т а ш а : Хорошо, Надежда Николаевна! Хорошо! Петя, вы знаете, такой хороший...
      Т о р с к а я : У вас большая любовь?
      Н а т а ш а : Такая любовь... Ой! (Смущается присутствием Вальченко.) Я вам потом расскажу...
      В а л ь ч е н к о : Вы меня не бойтесь. Я...
      Т о р с к а я : Верно. Вы не бойтесь его, Наташа. Он тоже влюблен...
      В а л ь ч е н к о : Откуда вы знаете?
      Т о р с к а я : "Живешь на свете - все видишь"...
      Н а т а ш а : Это правда?
      В а л ь ч е н к о : Я бы вам сказал, но я тоже... Зырянского боюсь...
      Направляются наверх, оттуда сбегает Деминская к Клюкину.
      Д е м и н с к а я : Ну, сдавай. (На Лаптенко.) Этот чего здесь сидит?
      К л ю к и н : Ждет совета командиров... (Сдал винтовку, побежал наверх.)
      Д е м и н с к а я : Ты где живешь?
      Л а п т е н к о : Я нигде не живу.
      Д е м и н с к а я : Как это нигде не живешь? Вообще ты живешь или умер?
      Л а п т е н к о : Вообще? Вообще я живу, а так - нет.
      Д е м и н с к а я : А ночуешь где?
      Л а п т е н к о : Вообще? Да?
      Д е м и н с к а я : Что у тебя за глупый разговор? Где ты сегодня спал?
      Л а п т е н к о : Ах, сегодня? Там - в одном доме. В парадном. А когда меня примут?
      Д е м и н с к а я : После ужина будет совет командиров. Только ты на совете ничего не ври.
      Л а п т е н к о : Я уже знаю. Мне уже говорит этот - Алеша, чтобы не врал. Воргунов проходит сверху, курит. Внизу размахнулся окурком, бросил его с
      гневом в угол.
      В о р г у н о в : Черт...
      Д е м и н с к а я : Товарищ Воргунов!
      В о р г у н о в : Что такое?
      Д е м и н с к а я : Поднимите окурок.
      В о р г у н о в : Как это поднять?
      Д е м и н с к а я : Здесь нельзя курить и бросать окурки. Поднимите.
      В о р г у н о в : Да... черт... где я его буду искать? Завтра уборщица уберет...
      Д е м и н с к а я : У нас нет уборщиц. Поднимите.
      В о р г у н о в : Да что вы на меня с ружьем?
      В дверях столовой Зырянский и Синенький.
      З ы р я н с к и й : Что, опять скандал?
      Д е м и н с к а я : Товарищ (улыбается) бросил окурок, а поднять не хочет.
      В о р г у н о в (явно опасаясь Зырянского): Да я его пойду не найду.
      З ы р я н с к и й : Бросать нельзя!
      Л а п т е н к о : Вот. (Подает окурок Воргунову.)
      В о р г у н о в (машинально берет окурок и выходит): Вот глупая история!
      З ы р я н с к и й : А ты чего стараешься? Сам поднял бы. Ты беспризорный?
      Л а п т е н к о : Беспризорный.
      З ы р я н с к и й : А не лакей, нет?
      Л а п т е н к о : Так жалко... этого... его зовут Вием? Да?
      З ы р я н с к и й : Что ты там?..
      Л а п т е н к о : Говорю, жалко... Вия.
      З ы р я н с к и й : Смотри ты: "Вия". Молодец, Роза, наша берет. Будет знать старый, что такое энтузиазм.
      С и н е н ь к и й : Он говорит: уборщица, а Роза - ввик. (Показывает, как стреляют.) Битва котят и медведей.
      Д е м и н с к а я : Сам ты котенок.
      Р о м а н ч е н к о (влетает со двора): Хлопцы, столярная... столярная горит... пожар...
      З ы р я н с к и й : Брешешь!
      Р о м а н ч е н к о : Да, пожар!.. Горит крыша!..
      З ы р я н с к и й : Новый скандал! Вот дежурство! Синенький, давай тревогу.
      С и н е н ь к и й : А как она?.. Смотри ты: забыл... Ага!
      Играет тревогу в дверях, потом наверху и где-то далеко в спальнях. Немедленно с верхнего этажа врываются коммунары, некоторые из них с огнетушителями. Внизу появляется Воргунов и не понимает, в чем дело.
      З ы р я н с к и й (оглушительно кричит): Спецовки, спецовки надевай, куда вас черт несет?
      Часть возвращается. Большинство уже в спецовках вылетает лавиной в
      распахнутые двери.
      З ы р я н с к и й (Шведову): Я туда, вызывай пожарную. Товарищ Воргунов, тушить... Шведов, пошлешь ко мне сигналиста.
      Ш в е д о в : Есть...
      В о р г у н о в : Тушить так тушить...
      Зырянский и Воргунов выбегают. С верхнего этажа пробегают Вальченко и
      Троян. Не спеша спускаются Дмитриевский и Григорьев.
      Ш в е д о в (у телефона): 5-50. Пожарная? Говорят из коммуны Фрунзе. У нас пожар. Столярная мастерская. Дерева много и сама деревянная. Есть обозначить гидранты.
      Синенький спокойно спускается сверху.
      С и н е н ь к и й (к дежурному): С сигналкой?
      Ш в е д о в : Вот глупый вопрос. Куда ты годишься без сигналки?
      Синенький вылетел.
      Ш в е д о в (у телефона): 4-17-11. Товарища Крейцера. Александр Осипович? У нас пожар. Столярная мастерская. Только что... Вызвал только что... Еще не знаю. Коммунары уже все там... Да. Вы будете у телефона? Есть. Роза, Крейцер будет у телефона. Я побегу...
      Д е м и н с к а я : Есть.
      В окна пробивается отблеск пожара. Слышен неясный шум толпы.
      З ы р я н с к и й (вбегает): Вот везет... Воды нет в водопроводе. Где Шведов?
      Д е м и н с к а я : Крейцер у телефона.
      З ы р я н с к и й (у телефона): Александр Осипович? Зырянский, да, дежурный командир... Воды нет в водопроводе, поганое дело. Хорошо, нажмите. Тушим, как же. Да как? Огнетушители, а то больше руками... Горит крыша и угол. Там, где сложены стулья... Знаете? Хорошо.
      Сверху Блюм, поддерживаемый Торской.
      Б л ю м : У меня сердце... Я не перенесу этого. Ох, боже мой! Мальчики только сегодня говорили... Как они все хорошо знают... Как там дела? Если я сегодня не умру, так занчит, я еще здоровый человек.
      Зырянский помог свести Блюма, направляется к выходу.
      Т о р с к а я : Не волнуйтесь так. Алеша, пришли ко мне девочку.
      З ы р я н с к и й : Есть.
      Захаров и Шведов входят.
      Ш в е д о в : Кто говорил с Крейцером?
      Д е ми н с к а я : Дежурный.
      З а х а р о в : Звони в совхоз. Пускай срочно дают воду, а то совсем сгорим... (Вышел.)
      Ш в е д о в (у телефона): 30-39. У нас пожар, знаете? Так почему воды нет? Коров поили... Давайте немедленно. Вот черти: через десять минут. (Выбежал.)
      П л а т о в а (коммунарка лет тринадцати: Что такое, Надежда Николаевна?
      Т о р с к а я : Зина, в моей комнате есть нашатырный спирт. Тебе мама даст. Принеси сюда.
      П л а т о в а : Есть. (Побежала наверх.)
      З ы р я н с к и й (вбрасывает в вестибюль Болотова, у него в руках радиоприемник): Роза, он арестован. У кого пожар, а у него радио... (Скрылся.)
      Д е м и н с к а я : Вот еще... людишки... Как же ты?
      Б о л о т о в : Честное слово, не слышал сигнала. Я там в инструментальной работал, а там... примус... шумит...
      Д е м и н с к а я : Ну, чего ты врешь: как это можно не слышать тревоги? Вот выгонят тебя - и правильно.
      Собченко и Романченко вводят под руки Вальченко.
      Т о р с к а я : Что случилось?
      В а л ь ч е н к о : Как замечательно удачно.
      С о б ч е н к о : Ушибли здорово.
      Р о м а н ч е н к о : балку вытаскивали, а эта штука... раскоряка такая, как треснет его по кумполу. Он только брык.
      В а л ь ч е н к о : И не раскоряка, а стропильная нога.
      Р о м а н ч е н к о : Нога... Хорошая нога.
      Собченко и Романченко убегают.
      Т о р с к а я : Вы уже в сознании?
      В а л ь ч е н к о : Да ничего... сначала оглушило.
      Т о р с к а я : Но у вас кровь?
      В а л ь ч е н к о : Это ничего... ударило сильно. А как хорошо кончилось.
      Погас свет.
      Т о р с к а я : Вот еще беда... Болотов, беги ко мне, там возле зеркала свеча и спички. Принеси.
      Д е м и н с к а я : Он под арестом.
      Т о р с к а я : Ничего не убежит, я отвечаю...
      Б о л о т о в : Есть. (Умчался наверх.)
      П л а т о в а (сверху): Ой, и темно ж. Вот спирт.
      Т о р с к а я : Ну, как вы себя чувствуете, Соломон Маркович?
      Б л ю м : Я себя никак не чувствую... Как там с пожаром этим? Для моего сердца нельзя такие пожары. Мне и доктор сказал: в случае чего у вас будут чреватые последствия...
      Ш в е д о в (входит): Провода порвали.
      Т о р с к а я : Света не будет?
      Ш в е д о в : Одарюк уже на столбе. Будет. (У телефона.) 4-17-11. Товарищ Крейцер? Горим. Ого, тушим. Руками растаскиваем. Сейчас весь двор завален огнем: балки, стулья, доски... По всему двору разбросали... Да так благополучно: по башкам кой-кому досталось... Средне. Плохо с костюмами, испортили многие... Да, думаю, что потушим... Хорошо, ждем.
      Б о л о т о в (осторожно несет зажженную свечу): Насилу нашел.
      Ш в е д о в : Смотри, тут целый лазарет. А я видел, как вас стукнуло, товарищ Вальченко. Аж зазвенело.
      В а л ь ч е н к о : У меня тоже впечатление было довольно сильное...
      Б л ю м : Сильное впечатление хорошо, если у тебя здоровое сердце.
      Т о р с к а я : Зина, принеси бинт из больнички.
      П л а т о в а : Есть. (Убежала наверх.)
      Ш в е д о в : А знаете, кто хорошо работает? Воргунов. Он и Забегай, как черти. Мы их два раза из огнетушителя тушили. Старый, а с энтузиазмом...
      Б л ю м : Голубчик, Шведов... потушим?
      Ш в е д о в : Потушим, а как же...
      По окнам вестибюля пробегает свет прибывших машин, шум моторов.
      Ш в е д о в : О, пожарные приехали. (Выбежал.)
      П л а т о в а (сверху): Вот бинты...
      Т о р с к а я : Дайте, я вам перевяжу...
      В а л ь ч е н к о : Это прямо замечательно. Я желал бы, чтобы меня каждый день... по кумполу.
      Т о р с к а я : Через три дня от таких наслаждений никакого кумпола не останется.
      З ы р я н с к и й (входит): Ф-фу... насилу одолели.
      Б л ю м : Потушили?
      З ы р я н с к и й : Не потушили, а растащили по бревнышку. двор, как огненное озеро. Пожарные приехали. С бочками.
      В а л ь ч е н к о : Это самый счастливый день...
      Б л ю м : Ну, зачем вы так говорите... Вы знаете, чем это может кончиться?
      В а л ь ч е н к о : А что?
      Б л ю м : Я же знаю, чем это кончается. Пока у тебя голова разбита, так все хорошо. А когда голова целая и все на месте, так тебе говорят: я уезжаю...
      В а л ь ч е н к о : Кто?
      Б л ю м : Откуда я знаю кто? Каждая может уехать. Говорит, характерами не сошлись... Жены эти самые...
      В а л ь ч е н к о : Нет... не может быть...
      Т о р с к а я : Мне этот лазарет придется разогнать за то, что он занимается пустяковыми разговорами...
      П о ж а р н ы й (входит): Где телефон? 5-50. Говорит связист. Коммуна Фрунзе. Пожар номер шесть. Воды не было. Да, ребята сами растащили. Во дворе много огня. Поливаем. Пришлите несколько бочек... (Вышел.)
      Воргунов и Забегай входят обнявшись.
      З а б е г а й : Пропустите старых партизан. Ой-ой-ой, что же они с нами сделали? Товарищ Воргунов?
      В о р г у н о в : Да, здорово нас того. Стервецы, из огнетушителя поливали.
      З ы р я н с к и й : Вы еще спасибо скажите, а то из вас окорочка были бы.
      В а л ь ч е н к о : Жму вашу руку, Петр Петрович.
      В о р г у н о в : А вы как?
      В а л ь ч е н к о : О, я наверху блаженства.
      В о р г у н о в : Кому что, а курице просо...
      Т о р с к а я : Да вы весь мокрывй, надо сейчас же переодеться.
      З а б е г а й : Идем, сейчас идем. Я вам предлагаю, как старому партизану, мое галифе.
      Смех. Зырянский и Синенький входят.
      З ы р я н с к и й : Хорошо, товарищ Воргунов?
      В о р г у н о в : Да, это по-нашему: все горит, никаких инструментов, шипит, гремит, валится, а они руками, голыми руками. Это все-таки картина...
      Т о р с к а я : Да ведь и вы с ними.
      В о р г у н о в : Да ведь и я такой же...
      З ы р я н с к и й : Синенький, давай отбой.
      Сигнал во дворе. Толпой вваливаются коммунары. Большинство мокрые, черные, измазанные, обгоревшие, все бурно веселые. На секунду задерживаютсявозле Вальченко, Блюма, Воргунова и убегают наверх. Приходит на свое место и мокрый Лаптенко и, улыбаясь, заглядывает всем в лицо. Деминская спешит убрать в сторону бархатный коврик на лестнице. Ей кто-нибудь помогает.
      О б р ы в к и ф р а з :
      - Товарищ Вальченко, как ваше здоровье?
      - Что же теперь?
      - Там стульев штук триста.
      - Это я вас из огнетушителя тушил, товарищ Воргунов.
      - Значит, и костюм за ваш счет.
      - А может, он был старый.
      - Вот кто хорошо действовал. Как тебя зовут?
      - Лаптенко, Гриша?
      - Он молодец.
      - Ему хорошо, у него спецовка подходящая.
      - Как раз для пожаров.
      - Его надо сейчас принять.
      - Идем купаться, корешок...
      - Соломон Маркович, а я говорил вам.
      - Это горел старый мир.
      - Ишь ты какие: старый мир...
      - Выходит так, что и тушить не надо было.
      - А за что я вам пошью новые костюмы?
      - Заработаем.
      Т р о я н (входит): Чему я больше всего поражаюсь, это что мои очки уцелели.
      Т о р с к а я : На кого вы похожи, Николай Павлович!
      Т р о я н : Горел.
      Общий смех. Троян не столько обгорел, сколько изодрался.
      В о р г у н о в : Где это вас так?
      Т р о я н : Это мы разбирали маленькую кладовочку.
      Ж у ч е н к о (вводит толпу с огнетушителями. Уже и раньше многие приносили их): Что же вы побросали? Ставьте здесь.
      З а х а р о в : Ну, Соломон Борисович, ожили?
      Б л ю м : Потушили. Ах, как я люблю этих коммунаров! Это же замечательно!.. Вы знаете? Постойте, сколько же огнетушителей истратили? (Поднялся с дивана. Начинает считать.) Один, два, три...
      Ж у ч е н к о : Да зачем считать, сколько их было?
      Б л ю м : Сорок штук.
      Ж у ч е н к о : Все истратили, сорок, значит...
      Б л ю м (в ужасе): Сорок штук?! Не может быть... Алексей Степанович, как же так?
      З а х а р о в : Что, много?
      Б л ю м : Алексей Степанович, разве же так можно? Где же набрать столько денег? Сорок огнетушителей на такой маленький пожар... Это же безобразие.
      Общий хохот. По окнам пробежали огни авто.
      С и н е н ь к и й (встает): Крейцер приехал.
      Все подятгиваются, как могут, поправляют одежду. Встает и перевязанный Вальченко. Зырянский вытягивается на верхней ступеньке, за ним Синенький с
      сигналкой. Зажегся свет.
      К р е й ц е р (входит): Ну, как? (Принимая рапорт, прикладывает руку к козырьку фуражки.)
      З ы р я н с к и й : Председателю Правления трудовой коммуны имени Фрунзе дежурный по коммуне командир второго отряда Зырянский отдает рапорт: в коммуне имени Фрунзе все благополучно. Коммунаров двести один, раненых (посмотрел на Вальченко) один.
      К р е й ц е р : Вот, дьяволы...
      Смех, приветствия, рукопожатия.
      З а н а в е с
      АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ
      Большая комната совета командиров. В левой стене два окна. В правой стене, ближе к заднему плану - двери. Под стеной бесконечный диван, обитый зеленым бархатом с низенькой простой спинкой. Этот диван проходит даже сзади двух письменных небольших столов: один у задней стены - Жученко, второй у левой стены - Захарова. Перед столами по два кресла, а перед столом Захарова небольшой столик. У правой стены на авансцене широкий турецкий диван, тоже обитый зеленым бархатом. На полу большой ковер.
      На стенах портреты, диаграммы соцсоревнования, портреты ударников. Комната совета командиров уютна, и нигде дешевых украшений, накленных
      кое-как бумажек. Все сделано солидно#8. Вечер. Горят электрические настольные лампы и потолочный свет. Жученко
      сидит за своим столом.
      Ш в е д о в (входит): Мы сейчас кончаем, Жучок.
      Ж у ч е н к о : Совет после ужина сделаем.
      Ш в е д о в : Добре.
      С о б ч е н к о (в повязке дежурного): Как с ужином? После комсомольского или после совета?
      Ж у ч е н к о : Как только комсомольское кончится, давай ужин.
      С о б ч е н к о : Только вот беда: инженеры и конструкторы будут ожидать, пока мы поужинаем?
      Ж у ч е н к о : Да чудак какой! Пригласи их поужинать...
      С о б ч е н к о : Правильно... А здорово сегодня!
      Ж у ч е н к о : Ты, Шведов, молодец. Сегодня комсомол взял завод в руки...
      Ш в е д о в : Да... Сколько сегодня машинок?
      Ж у ч е н к о : Тридцать шесть.
      Ш в е д о в : Хорошо. До пятидесяти близко. Вот тебе и ласточкин хвост.
      Ж у ч е н к о : С воровством плохо. Ничего в руках нет.
      С о б ч е н к о : Забегай подозревает в краже масла Федьку и Ваньку Синенького.
      Ж у ч е н к о : Не может быть...
      С о б ч е н к о : А вот я уверен, что на совете и вороство откроется. У пацанов есть какие-то намеки.
      Ш в е д о в : Ну, идем на собрание, а то там Клюкин уже парится.
      Шведов вышел. В дверях Воробьев и Наташа.
      В о р о б ь е в : Жучок, задержись на минуту.
      Ж у ч е н к о : Ну добре.
      С о б ч е н к о : А эти влюбленные все ходят.
      В о р о б ь е в : Вот подожди, Санька, и ты влюбишься когда-нибудь.
      С о б ч е н к о : Чтобы я такую глупость мог на своем лице размазать? Да никогда в жизни. На тебя вот смотреть жалко. Что твоя физиономия показывает, так и хочется плюнуть.
      В о р о б ь е в : А что?
      Н а т а ш а : Смотри ты какой! А что она показывает?
      С о б ч е н к о : Да ты посмотри на него. Разве можно при всех такое показывать? Написано прямо: Наташа лучше всех, лучше солнца и месяца. Я на месте Алексея Степановича не поехал бы. Стоит, ты понимаешь, какой-нибудь телеграфный столб, а ему померещится, что это "ах, Наташа". Он и влепится всем радиатором.
      В о р о б ь е в (хватает Собченнко в обьятия и валит его на диван): Будешь вякать?
      С о б ч е н к о : Да брось, ну тебя, зайдут сюда. (В дверях.) Все-таки, Жучок, ты с ним осторожнее. С ним только по телефону можно разговаривать. (Ушел.)
      Ж у ч е н к о : А вид у вас в самом деле... на шесть диезов.
      В о р о б ь е в : Подумай, Жучок, кончаются наши страдания. Ты только помоги.
      Ж у ч е н к о : Да чем тебе помогать?
      В о р о б ь е в : Самое главное, чтобы Наташу не мучили. Она этих ваших командиров боится, как шофер пьяного...
      Ж у ч е н к о : А ты сам приходи в совет, я дам тебе слово. Да ничего такого страшного и не будет. Против вас только Зырянский. Это уже известно.
      В о р о б ь е в : Самое главное, Наташа, ты не бойся. Мы такого ничего плохого не сделали.
      Уходят все. Пауза.
      Входят Крейцер, Захаров, Дмитриевский и Троян. Крейцер и Троян усаживаются на широком диване. Захаров разбирается в бумагах на столе. Дмитриевский ходит по комнате. Закуривают.
      К р е й ц е р : Здесь можно и покурить... Ну, я доволен. Молодцы комсомольцы. Замечательно правильная у них постановка. Хорошая молодежь...
      З а х а р о в : Да, горизонты проясняются...
      К р е й ц е р : Проясняются горизонты, Николай Павлович? А?
      Т р о я н : Наши горизонты всегда были ясными, Александр Осипович. Это, знаете (улыбается), на дороге пыль. Бывает, подымаются вихри такие...
      К р е й ц е р : Вы прелесть, Николай Павлович, честное слово. Ну а все-таки еще и сейчас у вас есть темные тучки, места разные.
      Т р о я н : Да нет. Ничего особенного нет, темного такого. А если и есть, так и причины более или менее известны. (Улыбается.) Надо немножко ножиком... ланцетом. Потом перевязочку - и все.
      К р е й ц е р (смеется): Это хорошо. А разве раньше нельзя было... ланцетиком?
      Т р о я н (улыбается): Видите ли, всякая причина... она должна, так сказать, назреть...
      К р е й ц е р : Это не революционная теория.
      Т р о я н : Нет, почему, революционная. Накопление изменений, количество и качество и так далее... Диалектика.
      К р е й ц е р : А я вот не могу ждать. Всегда это хочется раньше ампутацию проделать... И, сколько я знаю, помогает...
      Т р о я н : Возможно. Это уже дело практики. Вы, так сказать, опытный хирург, а я только философ, да и то беспартийный. Практика, она немножко дальше видит в отдельных случаях.
      Д м и т р и е в с к и й : Я, пожалуй, согласен с Николаем Павловичем. Необходимо ланцетиком действовать. И сегодня же произвести повальный обыск.
      К р е й ц е р : Повальный обыск? Что вы!
      Д м и т р и е в с к и й : Да, повальный, в спальнях у коммунаров. Я уверен, что найдете много интересного. Вы посудите: каждый день кражи. Разве это завод?
      З а х а р о в : Вы считаете возможным оскорбить двести коммунаров. Из-за чего?
      К р е й ц е р : А вот мы спросим Николая Павловича. Вы тоже имели в виду повальный обыск, когда говорили о ланцете?
      Т р о я н : Повальный обыск это не ланцетом, а столовым ножом и притом по здоровому месту.
      Д м и т р и е в с к и й : Вы меня чрезвычайно поражаете, Николай Павлович, чрезвычайно поражаете. Я не могу допустить, чтобы вы не пониали, что кражи у нас - бытовое явление. Все случаи известны. Крадут все. Несколько дней назад украли флакон дорого масла прямо из станкового шкафчика у Забегая. Наконец, сегодня у Белоконя украли часы прямо из кармана, как в трамвае. Надо все же решить, будем мы бороться с воровтсвом или примиримся с тем, что наш завод строится на воровской рабочей силе...
      К р е й ц е р :Эх, зачем вы так: "На воровской рабочей силе"? Значит, вы очень далеки от коммунаров, какие же они воры?
      Д м и т р и е в с к и й : Я привожу факты, а вы хотите их не видеть. Рекомендуете мне стать ближе к коммунарам. Если это поможет искоренению воровства, дело, конечно, хорошее. Но ведь согласитесь, это не моя задача, я не воспитатель, а главный инженер завода, а не воспитатель.
      К р е й ц е р : Хорошо. Допустим, крадут. Произведем повальный обыск, все сделаем. Давайте все-таки о другом. Пятидесяти машинок нет? С выключателем засыпались, вывозит Одарюк, автомат прикончили, да и, кроме того, много разных анекдотов: штативы, пружины, бокелит и прочее. Вы это как будто смазываете, Георгий Васильевич.
      Вошел Блюм.
      Д м и т р и е в с к и й : Новое производство без таких случаев не может быть. Везде так бывает.
      К р е й ц е р : Как это везде бывает? У моего соседа горб, почему у меня должен быть горб?
      Д м и т р и е в с к и й : У одного горб, у другого нога короче.
      К р е й ц е р : С какой стати! А у меня вот все правильно, и у Трояна, и у Захарова, и у вас. Зачем так много калек? Ничего подобного. Правда же, Соломон Маркович?
      Б л ю м : Я не слышал вашего разговора. Но я понимаю, что георгию Васильевичу нужны калеки. Я как заведующий снабжением могу достать, но я думаю, что у нас и так довольно. Вот вам Григорьев. Это же калека...
      К р е й ц е р : У него нога короче?
      Б л ю м : Если бы нога... У него и совесть короткая и голова тоже недомерок. А скоро ему коммунары печенки поотбивают - к вашему сведению...
      Д м и т р и е в с к и й : При вашем участии, вероятно.
      Б л ю м : Я, что вы думаете? Я его два раза тоже ударю. И буду очень рад. Вы его лучше уберите, а то его побьют, и будет скандал. Это же не человек, а наследие прошлого.
      Т р о я н : Думаю, что при известном напряжении можно найти много людей, так сказать, с правильными ногами.
      К р е й ц е р : И без горба?
      Т р о я н : Да... горб тоже... не обязателен.
      Б л ю м : А как же с Григорьевым? Я уже не могу на него смотреть. Разве можно в серьезном производстве иметь такой агрегат? Какой это эпохи, скажите мне, пожайлуста?
      Д м и т р и е в с к и й : С каких пор вы стали интересоваться эпохами? Вы сами - какой эпохи?
      Б л ю м : Ну, скажем, и я тоже - эпохи... эпохи Александра второго, это тоже неплохо... так у меня уже все части новые, только сердце у меня старое, так теперь же сердце уже не имеет значения...
      С о б ч е н к о (входит): Товарищи, прошу в столовую... Чай и все такое.
      К р е й ц е р : Санчо, отчего у нас в коммуне так много воров развелось?
      С о б ч е н к о : А сколько у нас воров?
      К р е й ц е р : Говорят, много.
      С о б ч е н к о : Если и есть у нас вор, то, может быть, один, ну, пускай - два. А больше нет. Скоро он все равно засыпется. Скоро ему совет командиров (показывает, как откручивают голову)... и кончено. Пойдем чай пить.
      К р е й ц е р : Что это такое? (Повторяет жест.)
      С о б ч е н к о : Это?.. Ну, так... поговорить по-товарищески.
      К р е й ц е р (направляясь к выходу, обнимает Собченко за плечи): Ох, знаю, как вы нежно умеете разговаривать...
      З а х а р о в : Что же, товарищи, приглашают, пожайлуста.
      Б л ю м : Они-таки умеют разговаривать...
      Все вышли. Вошла Ночевная и устало опустилась на диван. Входит Григорьев, закуривает.
      Молчание.
      Г р и г о р ь е в : Ваша фамилия - Ночевная?
      Н о ч е в н а я : Да.
      Г р и г о р ь е в : Настя?
      Н о ч е в н а я : Настя. Почему вы знаете мое имя?
      Г р и г о р ь е в : Я давно обратил на вас внимание, Настя.
      Н о ч е в н а я : Для чего это?
      Г р и г о р ь е в : Не для чего, а почему?
      Н о ч е в н а я : Ну хорошо, почему?
      Г р и г о р ь е в : У вас очень интересное лицо, вы красивая девушка, Настя.
      Н о ч е в н а я : Ох ты, лышенько!..
      Г р и г о р ь е в : И я очень удивляюсь, товарищ Ночевная. Вам уже, наверное, семнадцать лет, у вас есть потребность и запросы, правда же? Будем говорить прямо: вас уже занимают вопросы любви?
      Н о ч е в н а я : Вопросы?
      Г р и г о р ь е в : Подумайте: самая лучшая пора жизни. Неужели вам никто не нравится? Вы вот так и живете в этой коммуне? Вам не скучно?
      Н о ч е в н а я : Нам некогда, а вас разве занимают эти вопросы?
      Г р и г о р ь е в : Ну, как вам сказать... все люди... Нет, в самом деле: вы убиваете лучшие годы...
      Н о ч е в н а я : Убиваю? Ну что ты скажешь!..
      Г р и г о р ь е в : Убиваете. Надо оживлять свою жизнь. Надо искать людей, интересных людей. Почему вы никогда не зайдете ко мне?
      Н о ч е в н а я : К вам? Интересно. Дальше что?
      Г р и г о р ь е в : Заходите вот вечером - сегодня-завтра. Я получил хорошую комнату в инженерном доме, знаете?
      Н о ч е в н а я : Так... дальше...
      Г р и г о р ь е в : Попьем чайку, поговорим, у меня есть хорошие московские конфеты, журналы...
      Н о ч е в н а я : Вечерком?
      Г р и г о р ь е в : Вот именно... Когда дела у вас кончены, коммунары отдыхают, заходите...
      Н о ч е в н а я : А дальше что?
      Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, дальше там уже будет видно, познакомимся.
      Входит Клюкин.
      К л ю к и н : Где Жучок? Комсомольское кончилось.
      Н о ч е в н а я : Вася, ты знаешь, что предлагает товарищ Григорьев?
      К л ю к и н : А что?
      Г р и г о р ь е в : Товарищ Ночевная...
      Н о ч е в н а я : Ах, нельяз говорить? Нельзя говорить, Вася, секрет.
      К л ю к и н : Интересно. (Вышел.)
      Г р и г о р ь е в : Вы меня испугали, Настя.
      Н о ч е в н а я : Вы еще не так испугаетесь... Вот сегодня на совете командиров...
      Г р и г о р ь е в : Спасите мою душу, товарищ Ночевная! Что же я такого сделал, пригласил... Чай...
      Н о ч е в н а я : Скажу все равно...
      Г р и г о р ь е в : Товарищ...
      Н о ч е в н а я (в дверях): Вот и хорошо. Ничего плохого? Чего же вы испугались? Совет командиров разрешит мне пить у вас чай... с московскими конфетами... (Выбежала.)
      Г р и г о р ь е в : Товарищ ночевная... (спешит за ней, но наталкивается на Белоконя.) Черт... Ну, чего нужно... Чего лезешь?
      Б е л о к о н ь : Игорь Александрович...
      Г р и г о р ь е в : Ну, что такое?
      Б е л о к о н ь : Вы говорили Георгию Александровичу... насчет этого... вот, что гвоздей накидали...
      Г р и г о р ь е в : А пошел ты к черту, какое мое дело! Набросал, набросал...
      Б е л о к о н ь : Извините, Игорь Александрович, а только нехорошо это с вашей стороны... вызвали вы меня.
      Г р и г о р ь е в : Тебе уезжать отсюда надо.
      Б е л о к о н ь : Это вы истинную правду сказали, что уезжать, потому я совсем не механик, одни неприятности. А только куда я поеду?
      Г р и г о р ь е в : Куда хочешь.
      Б е л о к о н ь : Так не годится, Игорь Александрович. Как ваш папаша, так и вы сами много от меня имели помощи в делах ваших, а теперь на произвол течения жизни... так не годится...
      Г р и г о р ь е в : Об этом приходи вечером поговорить.
      Б е л о к о н ь : Да вас вечером дома даже никогда и не пахнет.
      Г р и г о р ь е в : Как у тебя часы пропали?
      Б е л о к о н ь : Да как пропали? Вытащили... Гедзь, наверное, вытащил.
      Г р и г о р ь е в : Почему Гедзь?
      Б е л о к о н ь : Да он возле меня вертелся все время. Он и вытащил...
      Г р и г о р ь е в : Когда?
      Б е л о к о н ь : Да утречком, наверное.
      Г р и г о р ь е в : Ну, иди...
      Б е л о к о н ь : В совет меня ихний вызывали... с автоматом этим...
      Г р и г о р ь е в : А ты не ходи...
      Б е л о к о н ь : Да от них не скроешься, следят проклятые!
      Г р и г о р ь е в : Впрочем, все равно...
      Б е л о к о н ь : А как мне за часы, стоимость, значит. Триста рублей...
      Г р и г о р ь е в : Заявление подал?
      Б е л о к о н ь : А как же, самому главному инженеру. Он сказал, что полагается будто.
      Г р и г о р ь е в : Ну, убирайся.
      Д м и т р и е в с к и й (входит): Ты чего здесь?
      Б е л о к о н ь : Вызывали.
      Г р и г о р ь е в : Интересно, Георгий Александрович, как в таких случаях полагается платить: вот часы пропали у Белоконя.