– Где ты взял меч?

– В оружейной… Хочешь – пойди, возьми и себе – я зашвырнул в него связкой ключей. Он поймал ее и с удивлением стал рассматривать. Я развернулся, подхватил с койки плащ, и вышел из комнаты. Коридор был пуст, я прошел его вслушиваясь в свои шаги – не слишком ли громкие, не тревожат ли они чей-то сон. Но пока на мое движение никто не обращал внимания. Школа будто вымерла и отчасти это было правдой. На площадке я остановился, огляделся и прислушался. Везде было тихо. Через сетку балкончика можно было видеть часть вестибюля – его заливало солнце, отражаясь от плит. Наконец, я повернулся к двери – больше всего я боялся, что она будет открыта. Но тяжелые замки были на месте. Стало быть мой путь был не напрасен – они запирали, то, что было моей целью. Я ждал этого почти два года и наконец был готов открыть эту дверь. Я закрыл глаза, положив руку на замки и прошептал заклинание. Мне понадобилось совсем немного времени чтобы понять их – замкам ничего не осталось, как открыться. За дверями была небольшая зала. Она была абсолютно пуста – деревянный пол, голые стены. Два окна выходили на парадный двор —они были забраны стальной паутиной. И четыре двери. Архитектор, что строил это здание, особым разнообразием не отличался – такое же расположение комнат было и этажом выше. Я осторожно прикрыл двери за собой. Мне казалось, что они будут нещадно скрипеть, но петли были хорошо смазаны. Я распахнул дверь, что была сразу слева. Она была там. Когда я вошел, она смотрела в окно. Я залюбовался ею. Остановился и, кажется, затаил дыхание – мне не хотелось разрушать это мгновение. Наконец, она обернулась ко мне.

– Я звала тебя… – сказала она.

– Я слышал.

– Я ждала тебя… – она не добавила «слишком долго», но я это знал и сам.

– Дорога оказалась длинной…

Это была первая резня, к которой я имел некоторое отношение, но в которой не участвовал. За стенами рекой лилась кровь – иногда до нас долетали крики. Краем сознания я их замечал, но сегодня это было неважно – я собирался обдумать их позже. Гораздо позже. Мы были вместе – мы разговаривали. То был странный разговор – окажись рядом кто-то еще, он бы решил, что слышит речи двух сумасшедших. Я ей о чем-то рассказывал – она мне тоже что-то говорила. Мы произносили слова разом, но слышали и понимали друг друга. Нам надо было сказать очень многое, поэтому мы забывали о молчании. Я рассказывал ей о дорогах, движении и перекрестках, она мне о времени, терпении и ожидании. Я знакомил ее с моими попутчиками, друзьями – они склоняли головы и растворялись в темноте ибо многие из них были мертвы. Она поведала, о чем шепчут камни этого здания, когда они думают, что их никто не слышит, о том как можно представить весь мир по одному солнечному лучу. Я заснул, положив голову ей на колени. Кажется, мне никогда не было так спокойно и уютно. Последние два года —точно не было…

А проснулся я уже утром. Она спала, и я не стал ее будить. У меня были еще дела – мужские дела Я вышел в коридор, осторожно закрыв за собою все двери. Школа уже была не та. Я видел то, что оставил по себе бунт – коридоры были пусты. Местами стекла в окнах были выбиты. Этого я не мог понять – бунт бунтом, но зачем стекла бить? Они-то совсем не причем. Я поднялся на этаж вверх – там тоже никого не было. Тогда я спустился на первый этаж. В учительскую я даже не стал заходить, осмотрев ее с порога – было очевидно, что никого живого в ней не могло быть. Кровь уже засохла и вытекла сквозь щели в полу, но бойня все равно осталась бойней. Это было не поле боя, это была даже не хладнокровная бойня – это была вакханалия убийц. Я нашел их в столовой – они сидели в уголке, освещенном еще слабым утренним солнцем. Они грелись на нем, пытаясь отогреться от ледяного дыхания смерти. Наверное, они так и провели ночь – вне своих комнат. Вчерашние убийцы жались в поисках тепла друг к другу, будто кутята. Они даже не сходили за одеялами – может испугались… Я представлял их положение – они мучались похмельем победы. Это был образец слепого бунта – без подготовки, а значит и без цели. Бунт обреченных – бунт обреченный. И те, кто вчера бросался в бой впереди всех, сейчас пытался понять, что они наделали. Их беда была в том, что у них отсутствовал план. К счастью, это было частью моего плана. Доски заскрипели под моими ногами, слабый шум всполошил их будто воробьев.

– Смотрите-ка, еще кто-то остался, – бросил кто-то. Двое шагнули на меня, на ходу обнажая клинки. Я приготовился к бою, но их остановили…

– Стойте, это тот, кто дал мне ключи… Я прошел мимо них и зашел на кухню. В посудомойке выдернул миску и ложку. В котлах я нашел немного похлебки и кусок хлеба. Хлеб был черствым, а похлебка холодной, и я разогрел ее, насыпав туда перца. Похоже, мятежники даже не стали готовить себе еду. Забыли поесть… Что ж: дети и есть дети… Я сел за стол напротив них и принялся за трапезу. Они смотрели на меня, но я молчал – я был занят завтраком. Вчера меня будто обещали накормить, но тюремщикам было не до того. И я их не винил. Оприходовав где-то с половину тарелки я поднял голову. Я спросил:

– Кого-то в плен взяли?..

– А зачем?

– Дурачье! Если бы у вас было ума чуть больше, чем у жабы шерсти, вы бы подумали, о том, что будет дальше. Как вы собираетесь выбираться из этой мясорубки? Они не ответили. Этого в их плане не было – так далеко их мысль не заходила.

– Все ясно… Кто у вас командир? Неуверенно поднялось две руки. Я кивнул:

– Вы низложены… До выхода из этих стен командование я беру на себя.

– Не слишком ли много ты берешь на себя?

– На себя я беру по себе… Если кто не согласен – может попробовать оспорить.

– А кто ты вообще такой?

– Оберлейтенант… – на звание я имел право, но насчет имени я был не уверен, – оберлейтенант Дже Кано. К тому времени тарелка была почти пуста. Я уже наелся и собирался оставить тарелку с недоеденным, но решил, что это может быть неправильно истолковано. Я отложил ложку и вылил остатки себе в рот. Потом поднялся и подошел к бочкам с водой. Когда я напился, я сказал:

– За дело, господа…

– За какое? – спросил кто-то.

– Для начала сварите себе что-то пожрать… Похлебка уже скисать стала…

Зачем мне все это было нужно? Я добился своего еще в первую ночь, и ничего мне не мешало уйти тем же путем, которым я бежал уже один раз. Она легко могла бы последовать за мной – в науке полета мало кто осведомлен лучше ведьмы. Пусть и молодой ведьмы. Но я остался. Мы остались. Превратив пленников в свое орудие, я стал им обязан. Он убивали вместо меня, убивали, чтобы у нас была та ночь. Они об этом не знали, но что это меняет… И еще – федераты растили чудовище. От него ожидалось многое… Я же хотел выпустить монстра, дабы он показал, чего он стоит, чтобы каждый пленник предъявил счет – за себя, за тех, кто не дошел. Особого плана у меня не было. Иначе быть и не могло. Я не ожидал, что кого-то возьмут в плен, еще меньше надеялся на то, что пленный будет с нами сотрудничать. Скорей пленник представлял бы для нас не помощь а помеху – скажем, в код передаваемых сообщений он легко мог ввернуть какую-то поганку, подать тайный сигнал тревоги. Я даже не пытался проломать их кода, хотя кой-какие бумаги в несгораемых я нашел. Обе шифромашины я просто расколошматил двумя ударами кочерги, дабы ни у кого не возникло желания ею баловаться. Таким образом, однажды школа не вышла на связь. Просто замолчала – где-то там кто-то нахмурил брови. Со школой произошло что-то не то, но что именно никто не мог предположить – как я узнал после, шифровальщик не успел отбить сигнал тревоги. Логичней предположить, что к нам отправят отряд, который вскроет стену и проверит, что произошло за Стеной школы. Это был наш единственный шанс. Если отряд не вернется, то второй отряд никто отправлять не станет – нас просто раздавят каким-нибудь изощренным заклинанием. Больше всего я боялся не отряда, а одного человека – Равиру Проду, но по неизвестным причинам она не появилась. Они могли бы выбросить десант через телепорты, тем самым сведя наши шансы на нет, но полевые командиры не очень верят в боевые телепорты, более полагаясь на старую надежную сталь. Никто не знал, каким будет этот отряд, сколько в нем будет бойцов, когда он подойдет. Нам оставалось только ждать.

И как бы кратко я не рассказал о дне нашего освобождения, все было еще быстрей. Рано утром, в умирающей темноте караул заметил что-то. Такое случалось и раньше – я спал урывками, потому что меня постоянно будили. Я подымал тревогу и подымался в небо. Каждый раз тревога оказывалась ложной – шалили дети, солнце отбрасывало блик или просто у дежурных сдавали нервы. Но не в то утро. Когда я вылетел за Стену, я увидел возле нее двух солдат – они тщетно пытались рассмотреть что-то через белесый магический туман. Глупая идея – они не увидели ничего, но зато обнаружили себя, потеряв время. Если бы они ударили сходу, у них бы появился шанс. Но они действовали по уставу. В лабиринте улиц стояли остальные – их было не больше десяти дюжин. Выходит, они не сильно высоко оценивали нас, коль решили, что обойдутся одной бандерой. Я не вернулся в положенное время – стало быть за Стеной напряглась живая пружина. Там, внизу, медленно уползала в подворотни ночь, но наверху уже вовсю светило солнце. Я сел на крышу одного из домов, что окружали школу и принял человеческий облик. А дальше был бой – они ринулись из переулков к школе. Их магики открыли проход, но колона не успела ворваться в двор. Почти у самого проема я зажег дерево – оно сгорело в одно мгновение, ослепив нападающих. А им навстречу уже двигался поток тех, кому надоело быть пленниками. Какой-то магик попытался закрыть проход, но раздавило только двоих последних. Это не имело уже никакого значения – зверь вырвался на свободу. Я услышал за своей спиной шум. Даже не оборачиваясь, я знал, что это она.

– Нужна помощь?

– Зачем? Им уже ничего не поможет… Она подошла и стала на самый край. На секунду мне стало страшно за нее – восходящее солнце нежно очерчивало ее силуэт и она казалась такой хрупкой.

– Не поможет кому?…

– И тем и тем…

Я дал им время до полудня на разграбление города. Иным может показаться, что этого мало, но они были талантливыми мародерами. Я знал, что они будут убивать, насиловать, грабить – что ж мне надо было, чтобы зверь оскалил пасть, чтобы федераты вдохнули вонь, того, что сами вырастили. Я тоже грабил – моей жертвой стала книжная лавчонка. Выбор там был невелик, книги дешевыми и откровенно неважными. Я нашел только неплохое издание «Книги дорог» – не самого дурного путеводителя по жизни. Может статься, я бы расплатился за товар, но денег у меня просто не было. Но только до полудня – в последнюю ночь я сказал им, что они могут делать что угодно, но когда тень будет самой короткой, мы должны покинуть город ибо где-то придет в движение машина, единственной целью которой будет их раздавить. И они успели. Вчерашние пленники не стали отягощать себя излишней поклажей, но я был уверен, что самое необходимое они взяли. Мы тронулись в путь – может быть, если бы я пересчитывал людей, я бы не досчитался нескольких. Вряд ли их убили, скорей они не захотели быть вместе с нами – что ж я верю в выбор и желаю им доброго пути. Она была рядом. В дорогу она одела мужской костюм, но волосы распустила. Прекрасные рыжие волосы, которые горели будто осенний лист. Где-то далеко, в холодных кабинетах их Генштаба наносили наш маршрут, определяя, где нам поставить заслон, вычисляя, какой город является моей целью. Но моей целью был не город – я вел их к перекрестку. К месту, где расходилось семь дорог. И когда мы подошли к развязке, я остановил колонну. Развернув коня, я бросил:

– Господа, всем спасибо, все свободны… Я складываю с себя командование. Они зашумели. Но я разучился ходить в ногу и хотел отучить их от этой дурной привычки.

– Поехали? – Спросил я у нее.

– Скажи им хоть пару слов…

– Я сегодня не в настроении для проповедей. Пусть идут и ищут свою дорогу. Умный найдет сам, дураков не жалко… Так оно и вышло. В тот день у меня была под командованием отряд чудовищ. Может, он был не столь многочисленным, зато являлся мобильным, отлично обученным и стоил бригады. Но я распустил их, заставил выбрать каждого свою дорогу. Некоторые объединились в маленькие группы, большинство стали одиночками. Кому как удобней. Были и такие, которые через некоторое время собрали свои личные армии – партизанские группы, команды диверсантов Я потушил факел, но разбросал искры. Такие искры, что позже озарили всю землю пожарищами. Как бы там ни было, к следующему перекрестку мы подъехали вдвоем. Три дороги было на моем пути – опять три дороги…

– Какая из них наша? – спросила она.

– Какую ты выберешь… Я дарю тебе любую.

– Новая дорога, новая война, – она была не только красива, но и умна. Очень умна…

– Везде война. – Ответил я.

– Тогда дорога не важна… Начиналась ночь. Последняя ночь весны. Когда она умрет, она оставит после себя ребенка – лето. Начиналась новая жизнь. Что-то умерло во мне, но это не имело никакого значения, ибо я слышал, что новое уже зреет. Нам было плевать на границы, государства, императоров – наше государство было с нами. Мне не хотелось верить, что это напрасно.