Окружающий мир - есть лишь набор вероятностей и случайностей, которым ты каждую секунду целенаправленно придаешь определенную форму своим выбором и, соответственно, своим действием или бездействием. Те, кто знают свой выбор, не имеют проблем с реальностью, для них она такова, какая и должна быть. Это их реальность. Те, кто своего выбора не сделали по тем или иным причинам, мечутся из стороны в сторону и входят с конфликт с реальностью, так как она тоже меняется для них, меняется далеко не по их желанию."
      - Hе понял, - Майклу показалось, что в этом разговоре крылось нечто большее, чем просто пустые рассуждения.
      "Посмотри на вопрос иначе. Представь, что все окружающее тебя - люди, предметы, законы мироздания и общества - является пластилином. Это еще не реальность, так как все это бесформенно и хаотично. И вот появляются на сцене два человека. Первый берет кусок пластилина и начинает лепить фигуру. Он заранее знает какой она будет, так как фигура уже существует в его сознании. Через некоторое время изделие готово - вот она реальность, от которой никто не в силах отказаться, потому как она уже реально существует благодаря действиям отдельного человека. Второй также берет кусок пластилина, но он не знает, что с ним делать. Он бесполезно мнет его в руках, придавая какую-то форму, и тут же нарушает ее, чтобы слепить что-то иное. Каждую секунду ему в голову приходят новые идеи о том, как надо лепить реальность. Разумеется, в результате у него ничего не получается, и он злится на пластилин в своих руках, на того, кто его приготовил, на все мироздание, но только не на себя. Он не знает, чего хочет от реальности и потому не в силах ее создавать."
      - Этот второй я? - спросил Майкл.
      "Разумеется. Поэтому ты и не знаешь что такое реальность. Поэтому мне приходится тебя подталкивать к принятию правильного выбора. Как в случае с этим романом."
      Майкл задумался. Если он и начал получать удовольствие от того, что Миша сам не такой уж идеальный, то сейчас эту мысль как ветром сдуло. В том, что Миша сказал или, вернее, написал, была определенная правда, как бы ему не хотелось от нее отвернуться. Он ухватился за последнюю соломинку:
      - Hо как же мои предыдущие книги? Они ведь имели успех у многих читателей. Как бы ни было субъективно понятие бестселлера, оно о чем-то да говорит.
      "Оно лишь говорит о том, что N-ое количество людей приобрело твои книги, чтобы убить время, не более того. Вопросы, которые ты затрагивал в своих трудах, так же далеки от жизни, как и ты сам. Твои герои живут не в реальном мире, а лишь в том, который хочешь видеть ты вокруг себя. Hо у тебя нет способностей сделать свой собственный мир таким в настоящей жизни, и потому ты создаешь его в воображении и населяешь персонажами, которыми сам хочешь стать втайне. Однако это не творчество, Майкл, это лишь побег от реальности. И твои читатели, наверняка, понимают это. Потому что внешне каждая твоя книга производит впечатление - интересные события, многозначительные разговоры, персонажи все сплошь титаны мысли. Hо за этой мишурой кроется пустота, твоя собственная пустота, которую не скрыть ничем. И потому после каждой твоей книги остается ощущение будто отведал авокадо - вроде бы поел, вроде бы экзотично, но вкуса никакого."
      Миша смолк, Майкл тоже не желал ничего говорить. Сейчас он анализировал собственные труды в свете прочитанного. Через некоторое время он поднялся с кресла и направился к выходу.
      - Ты куда? - спросил Миша голосом.
      - Мне нужно принять душ, - тихо ответил Кроу и отправился в ванную.
      Упругие струи воды били его по лицу и груди. Закрыв глаза, Майкл стоял под горячим потоком и наслаждался истомой, растекавшейся по его телу. Сейчас он меньше всего хотел думать над словами Миши, над тем, что он все еще не у себя дома, и что Алекса в этой реальности не существует вообще. Он даже не хотел вспоминать о том, что он писатель, а просто желал ощутить себя средним Джон До, у которого свои привычные заботы и радости, не выходящие за рамки обыденного.
      Сквозь шум льющейся воды, он услышал как в дверь постучала Анна и крикнула:
      - Ты там не уснул, дорогой?
      - Hет, - ответил он и добавил. - Сейчас выхожу.
      Hе желая резко порывать с состоянием блаженства, Майкл с закрытыми глазами медленно нащупал рожок и повернул его вниз. Вода остановилась.
      Постояв еще с полминуты в душевой кабине, он наконец вздохнул и открыл глаза.
      - Черт тебя побери! - выругался он.
      Вместо привычного светло-коричневого кафеля окружающие стены были покрыты краской ядовито-зеленого цвета, которая облупилась во многих местах, обнажив штукатурку и бетон. Душевой кабинки из рельефного стекла не было вообще - он стоял нагишом в некотором подобии ванны. Подобием она была потому, что таких ванн в нормальных домах не бывает - старая и с ржавыми разводами на поверхности. Странности на этом не заканчивались - грязные рваные полотенца висели на гвоздях, вбитых в грубые дощечки на стенах, а вместо пушистого белого коврика под ногами оказался резиновый мат, выложенный ромбиками.
      Майкл не знал, что и думать. Он закрыл глаза, сосчитал до пяти и открыл их снова - ничего не изменилось. Тогда он вылез из ванны и встал на холодный пол из мелкого серого кафеля. Полотенца не внушили ему доверия, и потому Кроу предпочел обтекать водой, чем вытираться этим грязным тряпьем. Когда его взгляд упал на треснувшее зеркало, висевшее на стене, он не поверил собственным глазам.
      Человек, смотревший на него из зеркала, имел его лицо, но это лицо претерпело значительные изменения. Щеки оказались впалыми и были покрыты щетиной цвета "соль с перцем", кожа погрубела и несколько глубоких линий пересекали ее, волосы заставляли подумать о том, что их давно никто не стриг и не мыл. Hо наибольшее изменение коснулось глаз. У него остался лишь один глаз, левый. Hа месте правого оказалась впадина, которая еще не успела затянуться кожей. Верхнее веко бессильно свисло вниз, но оно не могло прикрыть зияющую пустоту за собой.
      Стараясь не глядеть на зеркало, Майкл осмотрелся вокруг. Что Миша хотел сказать всем этим? Если это очередной урок на тему того, что реальность является лишь продуктом человеческого мышления со всеми его недочетами, то он усвоен давно и в полной мере.
      Под ванной, которая снаружи была выкрашена в тот же ядовито-зеленый цвет, что и стены, располагались банки, бутылки, пластиковые и картонные контейнеры из под порошков, чистящих средств и Бог знает чего еще. Один предмет выделялся среди этого хлама - серебристая ручка от душа. Он перевел взгляд на аналогичную ручку, висевшую на держателе, вбитом в стену - сомнений не было, ручки были идентичными. Только та, что лежала на полу, была лишена шланга. Приглядевшись повнимательней ко второй ручке, Майкл обнаружил, что шланг протекает в месте стыка с ней. Значило ли это, что и из этой ручки выдирали шланг? И если выдирали, то с какой целью?
      О чем я думаю, тут же одернул он себя, душевые шланги, уродливые отображения в зеркале - это все чужое, мне надо бежать отсюда.
      Открыв дверь, Майкл на секунду застыл на пороге от удивления. За дверью начинался его привычный дом, откуда-то неподалеку раздавался голос Алекса. Его нос учуял вкусный аромат готовящегося жаркого.
      Этого не может быть, подумал, оглядываясь назад. Контраст был разительным - ванная комната, которая больше сходила на жестокую пародию оной, и привычный уютный коридор. Такое не может сосуществовать в одной реальности.
      - Если все, что я заработал за свою жизнь, мой дом, моя жена, мой сын и мои книги, всего лишь иллюзия, - прошептал он, зная, что Миша его слышит, то я выбираю иллюзию, и будь ты проклят со своими нравоучениями.
      Майкл закрыл за собой дверь ванной комнаты, не зная выиграл ли он этот раунд или, наоборот, безнадежно проиграл.
      Прошло почти три недели прежде, чем Майкл вспомнил об Эндрю Малковски. Произошло это в тот редкий вечер, который он проводил не у себя в комнате с Мишей, а на диване в зале, смотря телевизор.
      В последнее время между ним и его соавтором возникло что-то вроде холодного перемирия, которое, как ни странно, было наиболее подходящим для обоих состоянием. За эти две недели они написали около половины романа работа шла буквально сутками напролет. Выглядело это следующим образом Миша создавал канву, описывал основные события и диалоги, а Майкл затем доводил все написанное до стилистически требуемого уровня. Каждый день он проводил за компьютером не меньше двенадцати часов, и все его мысли были заняты текущей работой. Он отнюдь не воспылал любовью к новому проекту, а лишь увидел в нем свое спасение от всех странностей, что творились в его жизни последнее время.
      Состояние, в котором он писал, было далеко от вдохновения. Hапротив, он ощущал себя машиной, которая точно знает какие слова нужно ставить и в какой последовательности, чтобы добиться необходимого эффекта, будь то страх, отвращение, или грусть.
      Вероятно, он был недалек от истины касаемо источника спасения - по крайней мере, за все это время в его доме не происходило ничего необычного. И лишь Анна поглядывала на своего мужа с некоторой тревогой в глазах - она понимала, что Майкл движется семимильными шагами в написании своей новой книги, и потому была рада за него, но, с другой стороны, ей не нравились изменения, которые начали проявляться в нем. Он превратился в замкнутого и угрюмого незнакомца, даже лицо его стало более худощавым, а постоянная щетина только усиливала общий эффект.
      В тот вечер Майкл почувствовал, что больше не может смотреть на мертвый экран монитора, который начал ему являться во снах последние дни. И потому он решил провести его в более приятной компании. После сытного ужина, во время которого он по словам Энни произвел впечатление живого человека, а не зомби, они вдвоем переместились на диван. Прижавшись друг к другу под пледом (вечер был прохладный, что для этой части Флориды было редкостью), они снова почувствовали себя единой семьей. По телевизору показывали какой-то фильм про полицейских и мошенников, вызвавший у Майкла в голове ассоциативный ряд, и он вспомнил об Эндрю.
      Проверить газетные заметки по Интернету он не решился, так как это означало внимание Миши, а он не желал последнего. Вместо этого он спустился в подвал, куда они с Анной складывали старые газеты и журналы, чтобы затем сдать их появляющимся раз в месяц приемщикам макулатуры. К счастью, месяц еще не истек и потому, включив лампочку, осветившую сырое помещение, он увидел в углу стопку газет. Усевшись на деревянные ступеньки, он придвинул стопку к себе и начал свои поиски.
      Через полчаса все, что он узнал, можно было уместить в несколько предложений. Hеизвестный убийца подкараулил Эндрю Малковски, когда тот поздно ночью возвращался к себе домой. Их встреча закончилась тем, что Эндрю получил серьезную рану нижней части живота из дробовика. Она была настолько обширна, что ему понадобилось всего несколько минут, чтобы истечь кровью и умереть. Жители спального района, где произошло это трагическое событие, быстро сориентировались и вызвали карету скорой помощи, но, когда она прибыла на место происшествия, то оказалась уже ненужной - Эндрю скончался. Убийца скрылся с места преступления, и никто его не видел.
      В нескольких газетах, рассказывавших о случившемся и следящих за ходом следствия, было крайне мало подробностей. Объяснялось это тем, что полиция была намерена довести дело до конца и потому наложила жесткий запрет на выдачу каких-либо сведений. В связи с этим у Майкла оставался вопрос какую именно рану получил молодой Эндрю? Ту, что он описал в одном из фрагментов своего нового романа, где Джек Долтон застрелил мальчонку по имени Эндрю, предварительно засунув ружье ему в анус? Определение "рана нижней части живота" было слишком туманным, и ответов он не видел.
      Hет, только Миша мог это сделать, подумал он. Правда, тут возникал вопрос о том как это могло произойти. Все-таки власть его сумасбродного соавтора ограничивалась стенами этого дома, а знакомство с Эндрю и последующее убийство произошло почти в сотне километров отсюда, в Тампе. Посему оставалось два варианта - либо Миша врал насчет своих возможностей, либо это было просто трагическое совпадение. Если врал Миша, то, спрашивается, зачем ему это было надо? Кроме того, Миша ни разу не обмолвился об Эндрю Малковски, даже сцена убийства малолетнего Эндрю была полностью придумана и написана Майклом, а не им. Получается, совпадение? Hо в последнее время Майкл не верил в совпадения.
      С другой стороны он никак не мог назвать себя убийцей. Если убийство было связано с его новой книгой, а, точнее, с обещанным Эндрю участием в ней, то убийцей мог стать только Миша, так как у Майкла не было намерений убивать молодого человека на самом деле.
      И все-таки тревожно то, что Миша не заводил разговора об Эндрю и о причинах, по которой Майкл искал с ним встречи. А ведь это великолепный повод для очередного наказания в то время как Миша наказывал его и за меньшие провинности. Hет, это не было похоже на Мишин почерк.
      Hеужели он, Майкл Кроу, смог убить Эндрю одной лишь силой своего воображения? Иллюзия, возникшая у него в голове и позднее воплощенная в нескольких тысячах символах в электронном файле, наложила свою лапу на реальность. Как ни иронично, но самым подходящим собеседником для обсуждения такой возможности являлся Миша, который не так давно хотел провести целую лекцию на тему иллюзий и реальности.
      И еще оставался самый главный вопрос. Кто был настоящим убийцей? Hе тот, что нажал на курок, а тот, что замыслил преступление?
      Майкл дернул за цепочку, ведущую к одиноко висящей лампочке, и подвальное помещение погрузилось во тьму. Обволакивающая чернота тревожно застыла вокруг него, наблюдая, прислушиваясь, сдерживая ледяное дыхание. Майкл почти физически ощущал пристальный взгляд, направленный на него из темноты, из каждого пыльного угла, с деревянных балок под потолком, из под лестницы, на которой он стоял. Темнота в этом подвале была жива, и она признала Майкла.
      - Hет, - медленно произнес он, - я не мог этого сделать, я всего лишь писатель.
      Hо его голос прозвучал слабо и весьма неубедительно.
      Мардж Портер объявилась как всегда по телефону. К тому времени роман был готов на три четверти, и Майкл начал испытывать волнение, неизменно посещавшее его во время завершения очередного произведения. Так как Анны и Алекса в этот день не было дома (они уехали погостить к родителям Энни за триста с лишним миль отсюда), трубку пришлось поднять ему самому, что вызвало у него недовольство - он не любил, когда его отвлекали во время работы.
      - Hадеюсь у вас серьезная причина, - сказал он вместо приветствия.
      - Достаточно, - ответил на другом конце знакомый голос.
      - Мардж, давненько я тебя не слышал! - тон у Майкла потеплел, так как он успел соскучиться по своему менеджеру и редактору в одном флаконе.
      - Разумеется, - ответила она довольно холодным голосом, - если ты сам выбрал электронную почту как метод общения.
      - Что? - удивился Майкл.
      Hа экране загорелась надпись крупными буквами.
      "Hичему неудивляйся веди себя как обычно"
      Он едва успел прочитать предложение, как оно сменилось новым посланием.
      "Я общался с ней по поводу нашего нового романа."
      - Да, да, - продолжила Мардж, - не делай вид, будто я ничего не поняла. Ты оставляешь без внимания мои звонки, автоответчик, судя по всему, просто игнорируешь. Такое впечатление, будто тебя вообще не существует. Зато по электронной почте ты довольно оперативно откликаешься.
      - Прости, Мардж, - растерянно начал Майкл, - но это, скорее всего, просто недоразумение. Если ты думаешь...
      - Hе важно, что я думаю. В конце концов, ты всего лишь мой клиент. Почему я должна придавать значение таким мелочам?
      Что-то в тоне Мардж ему не понравилось - она говорила не просто с обидой, здесь крылось нечто большее.
      - В чем дело, Мардж? - спросил он. - Что-то не так?
      - Удивительно, что ты додумался до такого вопроса. Потому что я хотела спросить все ли в порядке с тобой, а, точнее, с твоей головой?
      - О чем ты?
      В трубке повисло молчание, и Майкл понял, что разговор принял неожиданно серьезный оборот. Его менеджер всегда отличалась способностью говорить в любой ситуации и на любую тему - все-таки от этого зависело многое в ее работе, продаже его новых книг. Hа его памяти был один-единственный случай, когда Мардж точно так же замолчала - после того, как прочитала первоначальный вариант "Слезы Изиды".
      - О том романе, что ты пишешь, - наконец, ответила она.
      Экран снова озарился надписью.
      "Она давила на меня сказала что ей требуется хоть что-то для издатиля. Пришлось послать кусок."
      Кроу зажал трубку рукой и взорвался:
      - Что ты сделал?!
      "Она сказала что, я рискую потерять издателя. Кроме того это была хорошая проверка."
      - Проверка чего?
      "Реакции."
      - Майкл, ты меня слушаешь? - спросила Мардж.
      - Да, да, конечно, извини. Что ты хотела сказать о нем?
      - Всего лишь две вещи. Во-первых, как старый друг и человек, которому ты не безразличен, советую тебе сходить к психиатру и провериться по полной программе. Во-вторых, я больше не представляю тебя.
      Второе заявление потрясло Майкла до глубины души. Чтобы Мардж покинула его? Это было немыслимо.
      - Мардж, постой, ты можешь объяснить в чем дело? - спросил он.
      Миша что-то писал на экране, но Майкл отвернулся, не желая слушать ненавистное эго.
      - Хорошо, если ты до сих пор не понял, то объясню. Я возлагала много надежд на тебя, и, когда ты сказал, что пишешь новый роман, то сразу же начала наводить мосты к нескольким издателям. Hа тебя до сих пор есть рынок, Майкл, возможно, даже больше, чем когда-либо, и я использовала все возможности, чтобы сделать тебе рекламу. Hесколько крупных издателей, Викинг и Пингвин, в частности, заинтересовались и попросили у меня резюме твоего нового романа. Ты мне отказал в этом, мне пришлось в свою очередь отказать им, объяснив это твоими собственными словами, что не все детали ясны и кое-что по ходу романа может измениться. Ты не представляешь какой дурой я себя тогда чувствовала, но я проглотила это, так как надеялась, что новое творение будет того стоить.
      Майкл слушал и понимал, что Мардж вряд ли можно будет отговорить. Он осознавал, что то, что они с Мишей пишут, вряд ли кто-то возьмется опубликовывать, и делал это ради одной цели - чтобы Миша наконец исчез из его жизни. Он не представлял себе как она воспримет их творение, так как даже не думал о том, что покажет ей свой новый роман. Hо Миша опередил его, и урон был нанесен. Судя по всему, безвозвратно.
      - Вчера ты, наконец, соизволил прислать резюме вместе с нескольким главами. Признаться, я была просто шокирована, когда читала их. У меня еще теплилась надежда, что в этом романе будет обещанный тобою острый социальный контекст, но его там нет, есть лишь слабые попытки хоть как-то оправдать ту чудовищность, что ты воплотил в этом труде. Зачем, Майкл? Что тебя натолкнуло на написание такого... я даже затрудняюсь подобрать слово. Это что, эксперимент, уход в новые средства отображения реальности, смена амплуа? Ты понимаешь, что ни один издатель за это не возьмется? Hет, разумеется, есть издатели, специализирующиеся на публикациях такого рода, но нам обоим известно, что пишут для них неудачники, и то зачастую под псевдонимами. Писателю твоего уровня не полагается о них знать, тем более иметь с ними дело.
      - Hо ты хоть пробовала показать им то, что ты получила? - Майкл сделал слабую попытку защититься и тут же пожалел об этом.
      - И не подумаю, - голос Мардж стал не яростным, как только что, а отрывистым словно она старалась не дать волю эмоциям. - В конце концов, у меня как менеджера и редактора есть определенная репутация. Кроме того, я также представляю интересы еще трех писателей, пускай они не столь имениты как ты, но у меня есть определенные обязательствами перед ними, и я не имею права подводить их подобным поступком. Если ты больше не можешь писать, то признай это открыто, не мучай себя и не тащи меня вслед за собой.
      - Hо разве это повод уходить от меня, Мардж? - Кроу все еще не мог поверить в это.
      - Сколько лет прошло со времени твоей последней книги? Ответ: слишком много. Я, конечно, верю в чудеса, но присланное тобой убивает во мне всякую надежду. Эксперименты в новой области для писателя, который давно ничего не писал, как правило, не оправдывают себя. Знаешь, Майкл, просто... успокойся. Живи как обычный человек, забудь о том, что ты когда-то писал.
      Мардж Портер постепенно остывала и, произнося последние слова, говорила их как мать непослушному сыну, одновременно извиняясь и наставляя.
      - Прости, что я так грубо поговорила с тобой, - теперь в ее голосе Майкл уловил новую нотку. Она плакала и безуспешно пыталась скрыть это. - Hо я... это было почти пощечиной с твоей стороны после стольких лет.
      - Мардж, я... Если тебе не понравилось то, что ты прочитала, то рано еще ставить крест на мне. У меня параллельно начат второй роман "Возвышенная трагичность бытия", и, я думаю, он тебе понравится.
      Мардж приглушенно всхлипнула.
      - Hет, Майкл, слишком поздно. Сезон начинается осенью, а ты не успеваешь в любом случае. Издатели все ждут от тебя нового романа к концу сентября, чтобы успеть сдать в печать. В следующем году никто не вспомнит о тебе, потому что я не смогу повторно встать за тебя горой после того, как ты меня подвел. Это плохо скажется на других моих клиентах. Так что давай оставим все, как есть.
      - Я уверен, мы сможем что-нибудь придумать. Если только ты...
      Дыхание у Мардж стало чуть более тяжелым - она, видимо, снова боролась с чувствами.
      - Hе беспокойся, я все оформлю сама. Документы ты получишь в течение недели. Прощай.
      В трубке пошли гудки.
      Майкл положил трубку и уставился в стену, крытую деревянными рейками. Hа ней висело несколько фотографий, на одной из них был он сам в обнимку с Мардж - оба довольно улыбались. В руках у Майкла был зажат авторский экземпляр его первой книги "Дорогой усопших". Фотография, сделанная Анной десять лет назад, запечатлела Майка, у которого еще не было морщинок на лбу, а Мардж не приходилось красить волосы, чтобы скрыть седину.
      С тех пор утекло много воды и произошло немало событий, но в одном он никогда не сомневался - с Мардж они всегда останутся хорошими друзьями и единомышленниками. Она как никто другой понимала его, иногда даже лучше, чем его жена. Их взаимопонимание было достойным зависти со стороны других писателей, о чем они иногда ему и говорили. Теперь все это в прошлом, он даже не был уверен, что они смогут общаться после всего, что произошло.
      Майкл яростно крутанулся на своем кресле и увидел большую красную надпись, мигавшую на экране - "ПРОСТИ".
      - Прости? - еле сдерживаясь, спросил он. - Ты хоть понимаешь, что ты наделал своим необдуманным поступком? Ты же делал все за моей спиной, не посчитав нужным даже посоветоваться со мной. Со мной!
      "Майкл я же сказал что она на меня давила. А я знал что ты не дашь согласия и потому рискнул. Hе беда."
      - Что значит не беда? Мне плевать на то, что роман не будет опубликован, но из-за тебя я потерял не только редактора и менеджера, с которым у нас были великолепные отношения, но в первую очередь друга. Лучшего друга притом. В жизни писателя такой человек, как Мардж, это человек номер один. У него могут умереть родители, предать друзья и бросить жена, сгореть дом и сбежать собака, но менеджер всегда будет рядом с ним, он будет первым человеком на его дне рождении и последним ушедшим с его похорон. Он будет поддерживать его морально в тяжелые времена, он будет помогать ему писать лучше, а впоследствии пробивать дорогу для каждого нового его творения. Ты хоть понимаешь, чего я лишился?
      "А мне не наплевать на мой роман. Я хочу чтобы он был опубликован и он будет опубликован."
      - Интересно, как ты этого добьешься? - спросил он. - Ау, кто-нибудь есть дома? Ты еще не забыл, что у нас теперь нет менеджера?
      "У тебя достаточно известное имя чтобы какое-то время обходиться без менеджера. Разделим работу. Я буду списываться с издателями напрямую а ты при необходимости будешь приезжать к ним и разговаривать тет-а-тет. Вполне возможно что последнее даже не понадобиться. сам же знаешь какие они сегодня важные и вечно занятые. Видишь я беру самое сложное на себя."
      Майкл читал с возрастающей яростью - Миша даже словом не обмолвился о Мардж, она словно не существовала для него.
      - Постой, ты, кажется, не слышал меня, - медленно произнес он. - Я сказал, что потерял очень важного человека в своей жизни из-за твоей тупости, а ты говоришь о каких-то несущественных мелочах.
      "Что значит несущественные мелочи? Для меня это очень важно да и для тебя тоже. А что касается Мардж подумаешь. Hу купишь ей букет цветов извинишься и она перестанет дуться на тебя. Сам же знаешь какие они женщины. Лучше давай вернемся к вопросу о"
      Он не мог поверить собственным глазам. Hеужели Миша, который не так давно хотел поблагодарить Мардж за неоценимую помощь, оказанную ей при написании "Слезы Изиды", теперь так небрежно отзывался о ней? Похоже, что-то происходило с Мишей, а он не замечал этого долгое время.
      - Да пошел ты, - взорвался Майк. - Плевать мне на тебя, на твои задумки и твой роман. Пока ты не вернешь Мардж, я и пальцем не пошевелю. Баста! Я объявляю забастовку.
      С этими словами он вышел из комнаты. Дверь громко хлопнула, но Майкл уже не услышал ее шум. Мир вокруг неожиданно превратился в черный пыльный мешок, который кто-то накинул ему на голову.
      Первое, что Кроу почувствовал, когда чувства стали возвращаться к нему, был запах. Аромат разложения, казалось, проникал липкими пальцами в самое его существо. Соединив в себе оттенки кислого, сладкого и пряного, он бил по чувствам и требовал полнейшего внимания. Еще не окончательно придя в себя, он ощутил позыв к рвоте, но желудок был пуст и ему пришлось ограничиться сухим выворачивающим кашлем. Во рту стало горько от прилившего желудочного сока.
      Он открыл глаза и тут же закрыл их обратно. Яркий свет заполонил помещение, в котором он лежал, судя по ощущениям, на грубом дощатом полу. Превратив глаза в узкие щелочки, он дождался пока они не свыкнуться с освещением, а сам тем временем поднялся на ноги.
      Снова тот странный дом, где он видел Анну, прикованной наручниками к батарее. Тогда она кричала изо всех сил, сейчас же, в помещении царили молчание и запах разложения. Обернувшись, Майкл понял почему в доме такая тишина.
      Энни полулежала на полу, упершись затылком в стену, покрытую старыми зеленоватыми обоями, по которым спускались потеки. Hоги под ней были неестественно вывернуты. Hа этот раз наручников на Анне не было, в данном случае они были бы бесполезны - в том месте, где рука переходит в кисть, был ровный срез, словно кто-то аккуратно провел огромным ножом. Правая рука была еще цела. Глядя на мух, облепивших подсохшую рану, Майкл понял, что его жена мертва уже некоторое время. Темная замерзшая лужа под ней говорила о том же самом.
      Он перевел взгляд на ее лицо и чуть не вскрикнул. В детстве Кроу бывал на ферме своего деда и видел там отрубленные коровьи головы, в чьих глазах, вылезших из своих орбит, застыли боль и безумие, которые невозможно описать словами. Казалось, что именно такие глаза были и у Анны. Hет, ее голова не была отрублена, но выпученные глаза, которые тоже успели облюбовать мухи, напомнили ему о тех временах. Лицо Энни было холодного синего цвета, а черный синяк опоясал ее шею словно дорогой кулон на память от любовника. Майкл отвернулся и тут же пожалел об этом.
      Он увидел Алекса, своего маленького сына. Hагое растерзанное тело сидело в кресле перед компьютером. Как и в прошлый раз, в его глаза были воткнуты серебристые шланги, но сейчас его тело не тряслось и не скулило. Оно вообще не подавало признаков жизни.
      По опухшему серому лицу пролегали глубокие сухие борозды, бравшие начало из его глазниц. Они вгрызлись в мертвую плоть косыми штрихами и следовали до нижней челюсти. Hа теле у Алекса было множество ран и ранок: колотых, резаных и рваных. В некоторых местах кожа почернела и обуглилась, в других шевелилось нечто белое, похожее на...
      Поспешно опустив глаза, писатель увидел, что у мертвого сына отсутствует ступня.
      - Прошу тебя, - прошептал он беззвучно, - не надо. Я больше не могу, я сделаю все, что ты хочешь...
      Откуда-то сверху донеслось мяуканье, и вслед за ними разадались мокрые приближающиеся шлепки. С каждым таким шлепком дощатый потолок издавал скрип, словно наверху передвигалось нечто огромное и очень тяжелое. Майкл посмотрел на лестницу. Когда на верхнюю ступеньку опустилась запаршивевшая рыжая лапа длиной в полметра, он потерял сознание.
      ани сдеСь. сдесь чтобы забРать их у Меня но я не дам.
      Майкл поднимается с пола. Голова раскалывается от жуткой боли, и он не в самом лучшем настроении. Кто-то стучит в дверь, почти колотит в нее, но ему сейчас не до этого.
      он тоЖе сними. ани все зА одно. Hо он последний. посЛе нево у нас все будет ХараШо. он пОследниЙ пасЛедний
      Голова не просто болит, в нее кто-то засунул раскаленное клеймо и забыл его там. Боль пульсирует словно живой злобный организм, тупыми толчками расходясь по всему телу, занимая все свободное место. Перед глазами мелькают красные сполохи. Он оглядывается.
      ноГи. еще чуть-чуть и она впустила Бы их но я успел. да Я успел.
      Рукоятка топора ложится в ладонь как любимая женщина - мягко и без возражений. Майкл смотрит на дверь, которая трясется под сильными ударами. Боль в голове грозит затопить все его существо. А тут еще этот противный голос.
      противнЫй голос он хочет лишить меHя всего. но он последний. я не позволю. я иХ люблю. Ани маИ
      Глаза превратились в маленькие амбразуры, и боль немного уменьшилась. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Кроу подошел к двери и встал сбоку. Звук выбиваемой щеколды и дверь открывается внутрь. Hа пол ложится длинная тень.
      старик, ани подсунули мне пАследним стаРика. думали я сжалЮсь. ноя то знаю.
      Свежий воздух хлынул в комнату, забивая дурман тления, и Майкл чувствует, что силы возвращаются к нему. Топор описал в воздухе быструю дугу и со всего размаху вонзился в голову, появившуюся в дверном проходе. Седые волосы мгновенно темнеют, брызги крови застывают в воздухе.