Michael Moritz

RETURN TO THE LITTLE KINGDOM:

STEVE JOBS, THE CREATION OF APPLE, AND HOW IT CHANGED THE WORLD

© 1984, 2009 by Michael Moritz

© Ю. Гольдберг, перевод на русский язык, 2013

© ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2013 Азбука Бизнес®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Пролог

Когда журнал Time приступает к ежегодному ритуалу выбора Человека года, я всегда вспоминаю, как почти тридцать лет назад у меня были неприятности по этому поводу. В начале 1982 года я, будучи корреспондентом в бюро Time в Сан-Франциско, уехал в отпуск, и тут редакторы журнала решили выдвинуть на звание Человека года компьютер. Непосредственное отношение к этой номинации имел биографический очерк, в работе над которым я принимал участие, – рассказ об одном из основателей компании Apple Стиве Джобсе. Тогда-то и начались мои проблемы.

Трудно сказать, кого больше разозлила статья в Time – Джобса или меня. Стив совершенно справедливо обиделся на мою статью, увидев в ней вопиющее злоупотребление конфиденциальной информацией, а меня возмутил тот факт, что материал, который я усердно собирал для книги об Apple, исказил, переделал и пропитал ядом сплетен нью-йоркский редактор, известный своими заметками о безумном мире рок-музыки. Стив не стал сдерживать ярость и отправил шквал гневных сообщений на автоответчик, установленный в моем домике у подножия Потреро-Хилл в Сан-Франциско. Естественно, Джобс отлучил меня от Apple и запретил говорить со мной всем своим знакомым.

Наученный горьким опытом, я решил, что больше никогда не буду работать там, где не могу толком контролировать свою судьбу, или там, где платят построчно. Я догулял отпуск и опубликовал книгу «Яблочное королевство: частная история Apple Computer» (The Little Kingdom: The Private Story of Apple Computer), которая, как мне казалось, в отличие от неудачной статьи в журнале, представляла собой вполне гармоничный портрет молодого Стива Джобса. Потом выполнил свои обязательства перед Time и при первой же возможности уволился, чтобы взять на себя (по крайней мере, вначале) половину рабочих обязанностей в фирме, специализирующейся на информационных технологиях, которая много лет спустя – к тому времени я уже давно занимался венчурным финансированием – была приобретена компанией Dow Jones.

В последующие три десятка лет я иногда размышлял о причудливых поворотах судьбы, связавшей меня со Стивом. Лишь благодаря моему возрасту – мне было чуть за двадцать – журнал Time отправил меня в Сан-Франциско, где я оказался среди людей своего поколения, основателей компаний, которые занимались компьютерами, программным обеспечением и биотехнологиями. Без знакомства со Стивом я бы не встретил Дона Валентайна, основателя компании Sequoia Capital, первого инвестора Apple. Если бы я не встретил Дона, то не оказался бы на собеседовании в качестве претендента на низшую ступеньку короткой иерархической лестницы в Sequoia Capital. Если бы я не написал об Apple, увлекшись историей ее становления, в ту пору еще неизвестной широкой публике, то не задумался бы о тех особых моментах и случайностях, которые повлияли на формирование компании. Если бы в середине восьмидесятых я не занялся венчурным бизнесом, то не имел бы того успеха, который сопровождал меня все эти годы. И если бы я не встретил Стива и Дона, то никогда не понял бы, почему успех приходит к тем, кто мыслит иначе, чем все остальные.

Я уверен, что много лет назад Стив, подросток из Лос-Альтоса в штате Калифорния, даже не представлял себе, что когда-нибудь станет главой компании, штаб-квартира которой занимает – если верить картам Google – целых три квартала, располагаясь всего в 1,6 мили от школы, где он учился в старших классах; компании, которая продала более 200 миллионов iPod, миллиард песен через магазин iTunes и 26 миллионов iPhone. Вряд ли он предполагал, что его лицо будет двенадцать раз украшать обложку журнала Fortune, что, не акцентируя на этом внимания, он единолично будет финансировать и поможет становлению студии компьютерной анимации Pixar, которая заработала более 5 миллиардов долларов на прокате десяти чрезвычайно популярных мультфильмов. Возможно, он размышлял над стечением обстоятельств, благодаря которым он стал тем, кем стал: его детские годы прошли в местах, которые впоследствии станут называть Кремниевой долиной, соучредитель Apple Стивен Возняк был его близким другом детства, одно лето он проработал техником в лаборатории компании Atari, создавшей первую игровую приставку Pong. Основатель Atari Нолан Бушнелл занял деньги у Дона Валентайна, а Нолан был одним из тех, кто направил Стива к Дону. Такова цепь случайностей, ведущая его по жизненному пути.

Сегодня, благодаря двадцатипятилетнему опыту работы в жестком венчурном бизнесе, у меня сформировался, как мне кажется, более объективный взгляд на достижения Стива, которого с полным основанием можно поставить в один ряд с самыми выдающимися американцами из числа ныне живущих и уже ушедших. Джобс заслужил, чтобы его имя упоминалось в одном ряду с именами Франклина, Карнеги, Эдисона, Рокфеллера, Форда и Диснея. Его влияние на общество было не менее значительным. Вне всякого сомнения, он – лучший американский бизнесмен из всех, родившихся после Второй мировой войны.

Стив руководит Apple[1], однако гораздо важнее тот факт (кстати, не указанный в его визитной карточке), что он является основателем компании. Как показывает история Apple, расстояние от руководителя до основателя – огромное… Руководители, как правило, являются продуктом образовательной и институциональной среды. Основатели, по крайней мере лучшие из них, представляют собой воплощение необузданных и неукротимых сил природы. Стив – самый обаятельный из всех основателей компаний, с которыми мне приходилось встречаться. Именно его усилиями современная электроника превратилась в объект вожделения.

В Стиве всегда жила душа любознательного поэта – человека, который немного отличается от остальных и который с раннего возраста идет своей дорогой. Родись он в другие времена, легко было бы представить, как он голосует на дороге, останавливая грузовики, чтобы следовать за своей звездой. (И далеко не случаен тот факт, что он лично и компания Apple помогали финансировать фильм Мартина Скорсезе «Нет пути назад» (No Direction Home: Bob Dylan), увлекательную биографию Боба Дилана[2]. Стива усыновили и воспитали люди, ставшие ему заботливыми родителями, но денег у них всегда было в обрез. Его привлекал Рид-колледж, учебное заведение, которое неудержимо притягивало независимых и умных подростков и которое в 1970-х годах как нельзя лучше подходило тем, кто сокрушался, что в силу возраста не попал на рок-фестиваль в Вудстоке. Именно там занятия каллиграфией отточили его эстетический вкус – это влияние до сих пор чувствуется во всех продуктах и в рекламе Apple.

Критики Джобса скажут, что он бывает грубым, черствым, раздражительным, несдержанным и упрямым, – но покажите мне человека, достигшего выдающихся успехов, у которого отсутствуют эти качества и который не является перфекционистом. В Стиве есть озорство, расчет и подозрительность, свойственные торговцам с восточного базара. Он настойчивый продавец, умеющий убеждать и очаровывать, – насколько я знаю, единственный, у кого хватило смелости украсить автобусные остановки по всей стране рекламой такого прозаического товара, как беспроводная мышь. Этот же человек несколько десятилетий назад навещал в больнице коллегу, перенесшего инсульт, а недавно, уподобившись доброму дядюшке, давал ценные советы молодым руководителям компаний из Кремниевой долины. Именно подобная смена настроений во многом определяет прогрессивность его деятельности.

К тому времени как я занялся венчурным бизнесом, совет директоров Apple уволил Стива, заменив его человеком с Восточного побережья, приверженцем традиционного подхода к ведению дел в сфере высоких технологий. Примечательно, что Стив продал все принадлежавшие ему акции Apple, кроме одной, и мы в Sequoia Capital с удивлением качали головой, наблюдая, как он создает новую компанию, которая получила название NeXT. Он привлекал деньги инвесторов (в том числе Росса Перо[3]) под честное слово. Я прекрасно помню, как приходил в его штаб-квартиру и замечал все признаки неминуемого краха. Помещение украшала эмблема, разработанная Полом Рэндом, и подвесная лестница в фойе – похожая на те, что сегодня можно увидеть во многих магазинах Apple.

Компания NeXT вырвала Стива из естественной для него среды. Он пытался продавать компьютеры крупным корпорациям – тем, кого не соблазнишь товаром с внутренней привлекательностью. Это также означало, что он не участвовал в схватке за потребителя как раз в то время, когда компьютерные фирмы, благодаря своему преимуществу в области программного обеспечения и микроэлектроники, стали теснить производителей потребительских товаров, стремившихся переориентироваться в компьютерные компании. Стив упорно держался за NeXT в ситуации, когда более слабые давно бы уже сдались, и в конечном итоге, когда компания уже издавала предсмертный хрип, всем стало казаться, что и этой фигуре суждено отодвинуться на задворки истории.

Теперь, двенадцать лет спустя, трудно даже представить, в каком тяжелом положении находилась компания Apple, когда приобрела NeXT в отчаянной попытке вновь возродиться к жизни. Циники из Кремниевой долины посмеивались, что Стиву удалось выручить за NeXT сумму, превышавшую 400 миллионов долларов, несмотря на то что компания продала лишь около 50 000 компьютеров. Джобс вернулся в Apple, закаленный годами коммерческих неудач.

История возрождения Apple известна многим. Но лишь единицы знают, что у нее практически или вообще нет аналогов. Вы можете припомнить случай, когда грубо изгнанный из компании основатель возвращается, чтобы осуществить изменение, столь кардинальное и впечатляющее, как у Apple? Смена курса трудна в любых обстоятельствах, но в технологической компании сложна вдвойне. Не будет преувеличением сказать, что Стив основал Apple не один, а два раза – и во второй раз он сделал это в одиночку.

Всем, кто хочет лучше понять Стива, я предлагаю зайти на сайт YouTube и посмотреть ролик с речью, которую он произнес в 2005 году на церемонии вручения дипломов в Стэнфорде. Это одна из наиболее искренних и значимых речей, когда-либо произнесенных перед собранием молодежи. Среди прочих мыслей, которые стремился донести до аудитории Стив, была следующая: у всех нас есть возможность оставить свой след, сделать что-то особенное, идти своим путем. Выступление он закончил призывом, позаимствованным из последнего номера «Каталога всей Земли» (The Whole Earth Catalog): «Оставайтесь голодными. Оставайтесь безрассудными». Как я убедился, это превосходный совет и для тех, кто хочет посвятить жизнь инвестициям в новые компании.

Введение

Писать о компаниях – довольно рискованное занятие. Подобно людям, компании всегда оказываются совсем не такими, какими кажутся. И те и другие отличает естественное желание произвести хорошее впечатление, но компании, и особенно крупные, тратят на внешний вид гораздо больше времени и денег, чем большинство людей. Они заказывают рекламу, предназначенную для того, чтобы представить корпорацию и ее продукт в самом выгодном свете. Они нанимают агентства по связям с общественностью, которые выпускают пресс-релизы, общаются с репортерами и улаживают разнообразные конфликты. Они обхаживают финансовых аналитиков, банкиров и брокеров, чтобы биржи обратили должное внимание на акции компании.

Однако в бизнесе, который еще не вышел в публичное пространство, есть особенное, присущее только ему очарование. Таким компаниям не нужно опасаться пристального внимания федеральных агентств или думать об акционерах, которые ценят мнение только признанных авторитетов. Их основатели и руководители обычно сталкиваются с меньшим количеством ограничений, чем крупные организации, и не так рьяно охраняют свои секреты. В первые несколько лет большинство компаний рады любой рекламе. Однако статьи о них в крупных газетах и журналах обычно – в силу самого предмета – отличаются краткостью и склонны преувеличивать прогрессивность молодых компаний, а очарование новизны смягчает критику. Но когда приходит пора писать историю корпорации, подробности первых этапов ее развития часто бывают уже утеряны или забыты. Появляются мифы о жизни в «старые добрые времена», и даже самые благие намерения завершаются малозаметным переходом от фактов к вымыслу. Ностальгия, как сказал один мудрец, уже не та, что раньше. Таким образом, историю компании лучше писать до того, как ее основатели и первые работники покинут наш бренный мир, а подробности растворятся в пропитанном джином тумане.

Пока компания небольшая, рассказать о ней довольно легко, но, как только она перешагивает за рамки гаража или офиса, очертания ее становятся все более расплывчатыми. Работники разбросаны по многочисленным заводам и складам по всей стране и за рубежом, и приходится довольствоваться скудной информацией и отдельными впечатлениями, которые напоминают фрагменты картин, написанных в технике пуантилизма. Кроме такого явного препятствия, как размер компании, есть трудности и технического порядка. Дело в том, что стремление выяснить, чем живет и дышит крупная американская корпорация, в чем-то сродни попытке описать, что происходит в Горьком[4]. Кое-что можно узнать от ожесточившихся беглецов, но более близкое знакомство может быть опасным. Получить «туристическую визу» трудно, но выяснить официальную точку зрения по какому-либо вопросу или же просто свободно передвигаться без сопровождающих в этом городе невозможно, и вас очень легко могут выставить вон.

Как это ни прискорбно, маленькие компании, открывшиеся в одном из уголков Калифорнии, имеют неприятную привычку превращаться в крупные корпорации. За прошедшие тридцать лет фруктовые сады между Сан-Хосе и Сан-Франциско были вырублены, уступив место десяткам компаний, образовавших Кремниевую долину. Большинство зарабатывали деньги в областях, связанных с электроникой, и росли так стремительно, что невольно возникала мысль о плодородной почве, которая осталась после вырубки слив и абрикосов. В последнее десятилетие, когда микроэлектроника переместилась с ракетных боеголовок на письменные столы, эти компании привлекли толпу политиков, консультантов по менеджменту и журналистов, – все они жаждали найти лекарство от болезней, терзавших другие отрасли.

В определенной степени восприятие обществом этих компаний было сознательной иллюзией. Они якобы вели свой бизнес по-новому. Считалось, что это место, где себе могут найти применение нестандартно мыслящие люди, где не нужно «отсиживать» рабочие часы, где можно работать неформально и по свободному графику. Их основатели якобы делятся с сотрудниками своим богатством, и им каким-то образом удалось избавиться от иерархической структуры и бюрократии, этого проклятия обычных компаний. Главы корпораций, как нам говорили, позволяют работникам свободно входить к ним в кабинет, а увольняют только воров и расистов. Если послушать рекламщиков, то эти компании основывали люди с дерзким воображением и склонностью к риску. Они, дескать, представляли новые продукты с той непоколебимой уверенностью, с которой когда-то Генри Кайзер спускал на воду корабли серии Liberty, а разработка новой микросхемы или более быстрого компьютера всегда предподносилась как перст судьбы. Об этих людях редко говорили без упоминаний о Боге, стране или духе первооткрывателя.

Яркий пример такого восприятия – это Apple Computer, Inc., самое первое порождение Кремниевой долины. За восемь лет компания прошла путь от аренды гостиной в жилом доме до ежегодных продаж, превышающих 1 миллиард долларов, а стоимость ее акций на рынке ценных бумаг перевалила за 2,5 миллиарда. Для того чтобы войти в список крупнейших компаний, по версии журнала Fortune, ей потребовалось меньше времени, чем любому другому стартапу за всю историю существования списка, и накануне десятого дня рождения у Apple есть все шансы оказаться в сотне крупнейших корпораций США. Считается, что двое ее владельцев входят в число четырехсот самых богатых американцев, а больше ста ее работников стали миллионерами. Apple по всем показателям превзошла достижения любой компании из Кремниевой долины. Она крупнее фирм, основанных несколько десятилетий назад, она разработала и представила новые продукты, и она не обращалась за финансовой помощью к доброму дядюшке в лице одной из гигантских корпораций.

Когда я задумывал эту книгу, Apple уже была крупной компанией. В тот период она столкнулась с двумя противоположными тенденциями. С одной стороны, это громадный успех персональных компьютеров Apple II, а с другой – два вызова: необходимость разрабатывать и продвигать новое поколение машин и конкуренция со стороны гиганта из Армонка – IBM. Юность компании быстро перемещалась в область легенд и преданий, а индустрия персональных компьютеров стремительно взрослела. Маленькие фирмы, сумевшие выжить на первом этапе, начинали сходить с дистанции. Появились несколько лидеров, и среди них Apple.

Я рассчитывал, что смогу больше узнать о Кремниевой долине, о зарождении новой отрасли и о жизни маленькой компании, если сосредоточусь только на одной фирме. Мне было интересно узнать, соответствует ли сложившееся представление действительности и в какой степени публичные заявления отражают реальное положение дел. Я хотел уделить главное внимание тому периоду, когда Apple еще не вышла на биржу, изучить атмосферу, в которой выросли ее основатели, и выяснить, как их личности повлияли на саму компанию. В меньшей степени меня интересовали обычные вопросы: почему, когда и как? Фраза «В нужное время в нужном месте» лишь отчасти объясняет успех Apple, поскольку начинания десятков, если не сотен людей, основавших компании по выпуску микроЭВМ, потерпели неудачу.

Несколько месяцев я наслаждался тщательно контролируемой свободой внутри Apple. Мне позволили присутствовать на совещаниях и наблюдать за процессом создания нового компьютера. Однако компания, которую я увидел в 1982 году, была совсем не похожа на маленький бизнес, приютившийся в 1977 году в гараже. Поэтому я разбросал сделанные в корпорации зарисовки по всей книге. Это не авторизованный портрет Apple Computer и ни в коем случае не законченная история. Я не имел доступа к корпоративным документам, за исключением тех, что стали достоянием гласности. Изменилось имя одного персонажа, который кратко упоминается в моем рассказе (Нэнси Роджерс), а некоторые люди, фамилии которых фигурируют в тексте, либо покинули компанию, либо заняли другие должности. Довольно быстро я обнаружил, что сочинение книги о растущей компании из отрасли, которая развивается с головокружительной быстротой, похоже на разработку компьютера – по меньшей мере, в одном аспекте. И то и другое даст гораздо лучший результат, если включить в процесс их создания все самые последние достижения. Но, подобно инженеру, я когда-нибудь все-таки должен закрыть крышку и отправить товар потребителю. Итак, перед вами путь компании Apple к своему первому миллиарду.

«А поставлять потребителю мы будем твою вечеринку?» – спросил Джобс.

Калифорнийское солнце проникало в помещение сквозь большие стеклянные двери. Луч неяркого света, в котором уже чувствовалось дыхание осени, падал на беспорядочную груду чемоданов, дорожных сумок, рюкзаков и чехлов с гитарами. Владельцы багажа сидели вокруг каменного очага на стульях с прямыми спинками, расставленными в форме амфитеатра. Их было человек шестьдесят, почти все – в том неопределенном возрасте между двадцатью и тридцатью, когда точное число прожитых лет определить невозможно. Примерно треть собравшихся составляли женщины. Большинство в одежде унисекс: джинсы, футболки, вязаные жилеты, кроссовки. Почти ни одного объемистого живота, ни одной седой шевелюры, зато очкариков – сколько угодно. Попадались небритые щеки и припухшие от недосыпа глаза. На нескольких бейсболках с синими пластиковыми козырьками изображена эмблема в виде яблока с надкушенным боком и черные буквы: «MACINTOSH DIVISION».

Впереди, у края стального стола, сидит высокий худощавый человек лет тридцати. Он одет в клетчатую рубашку, потертые джинсы и видавшие виды кроссовки. На левом запястье – тонкие электронные часы. Ногти на длинных, изящных пальцах обкусаны до крови, блестящие черные волосы тщательно причесаны, бачки аккуратно подстрижены. Глубоко посаженные карие глаза часто моргают, словно им мешают контактные линзы. Бледное лицо разделено надвое тонким, костистым носом. Левая половина ласковая и озорная, правая – серьезная и мрачноватая. Это Стивен Джобс, председатель совета директоров и один из основателей Apple Computer, руководитель проекта Macintosh[5].

Все ждали, когда Джобс обратится к самому молодому подразделению Apple. Их привезли на автобусах из штаб-квартиры компании, расположенной в калифорнийском Купертино среди поросших соснами холмов, для двухдневного отдыха на курорте. Он был построен на берегу Тихого океана для туристов, приезжающих сюда на выходные. Номера располагались в деревянных домиках с высокими дымоходами. Дерево стало серым от ветра и соленых брызг океана, а сами домики были разбросаны среди дюн и колючей травы. Разношерстную группу, собравшуюся этим ясным осенним утром, можно назвать типичной для молодой компьютерной компании. Тут были секретари и лаборанты, инженеры и программисты. Кто-то занимался маркетингом, производством, финансовыми и кадровыми вопросами. Два человека разрабатывали руководства по эксплуатации. Некоторые пришли в Apple недавно и видели коллег впервые. Другие перешли из подразделения под названием «Персональные компьютерные системы», которое разработало компьютеры Apple II и Apple III. Несколько человек прежде трудились в подразделении персональных офисных систем, работавшем над созданием компьютера Lisa, который компания Apple собиралась поставлять корпоративным клиентам. Подразделение Macintosh иногда называли просто Mac, и такое пренебрежение официальным названием указывало на неопределенный статус проекта. Дело в том, что компьютер под кодовым названием Mac был в каком-то смысле пасынком корпорации.

Джобс начал говорить медленно и тихо.

– Это, – сказал он, – сливки Apple. Здесь собрались лучшие, и мы должны сделать то, что большинство из нас еще не делали: не отгрузить продукт потребителю. – Пружинистой походкой он подошел к стенду и указал на несколько кратких девизов, написанных детским почерком на больших кремовых листах бумаги. Эти слова зазвучали как проповедь. – «Пока продукт не попал на полки магазинов, он не готов», – прочел он. – У нас огромное количество мелких вопросов, которые нужно решить. Полгода назад никто не верил, что нам это по плечу. И теперь не верит. Мы знаем, что они собираются продать партию Lisa, но будущее Apple – это Mac. – Джобс снял один из листов бумаги, перешел к следующему девизу: – «Никаких компромиссов». – Потом указал на предполагаемую дату официального представления компьютера. – Лучше сорвать срок сдачи, чем выпустить плохой продукт. – Он немного помолчал и добавил: – Но мы успеем. – Потом перешел к следующему листку. – «Путешествие – это награда». Через пять лет вы оглянетесь на эти дни и скажете: «Доброе старое время» – предсказал он. Знаете, – его голос стал выше на целую октаву, – это лучший участок работы в Apple. Именно такой была компания три года назад. Если мы сохраним эту чистоту и пригласим тех, кто нам нужен, наша группа станет потрясающим местом работы.

Джобс надорвал белый полиэтиленовый пакет, подвинул его к себе коленом и спросил тоном человека, уже знающего ответ:

– Хотите увидеть классную штуку? – Извлеченный из пакета предмет напоминал настольный календарь. Обтянутый коричневым фетром футляр раскрылся, и все увидели макет компьютера. Одну половину занимал экран, другую клавиатура, как у пишущей машинки. – Это моя мечта, – сказал Джобс. – То, что мы будем производить в середине или в конце восьмидесятых. – Мы не добьемся такого в Mac One или в Mac Two, но это будет Mac Three. Кульминация всей линейки Mac.

Деби Коулман, финансового директора подразделения, больше интересовало прошлое, а не будущее, и она, подобно ребенку, желающему услышать перед сном знакомую сказку, спросила Джобса, как ему удалось заткнуть рот основателю Osborne Computers, чьи портативные компьютеры продавались гораздо лучше, чем продукция Apple.

– Расскажи, как ты срезал Адама Осборна, – попросила она.

Вздохнув и пожав плечами, Джобс сделал паузу, подогревая любопытство слушателей.

– Адам Осборн всегда критиковал Apple. Он все время высмеивал проект Lisa, спрашивал, когда мы начнем отгружать компьютеры, потом переключился на Mac. Я пытался оставаться спокойным и вежливым. Но он продолжал донимать меня вопросами: «Что это за Mac, о котором ходит столько слухов? Он реален?» Он так меня достал, что мне пришлось сказать ему: «Mac настолько хорош, что после того, как он разорит твою компанию, ты все равно пойдешь и купишь его для своих детей».

Группа работала то в помещении, то на свежем воздухе, расположившись среди зеленой травы. Некоторые брали с собой картонные коробки с едой и надевали футболки, на груди которых неровными буквами было выведено название компьютера. Эта поездка напоминала нечто среднее между религиозным собранием и семинаром. В шутках чувствовалась некоторая нервозность и напряжение, но старожилы, уже участвовавшие в подобных мероприятиях, признавали атмосферу спокойной и сдержанной. Два программиста сначала ворчали, что лучше бы остались работать в Купертино, но в конце концов улеглись на траве и терпеливо и внимательно слушали сообщения других членов группы.

Кое-кто взял с собой корзинки с фруктами, очищенные грецкие орехи и мятые банки с прохладительными напитками. Майкл Мюррей, темноволосый сотрудник отдела маркетинга, с ямочками на щеках и в зеркальных солнцезащитных очках, рассказывал о планах производства, предполагаемых объемах продаж и доле рынка. Он говорил, что Mac займет нишу между более дорогими офисными компьютерами, которые производят такие конкуренты, как IBM, Xerox и Hewlett Packard, и дешевыми домашними компьютерами компаний Atari, Texas Instruments и Commodore.

– Наш продукт будет продаваться и за пять тысяч долларов, но мы хотим – и сделаем для этого все возможное – продавать их меньше чем за две тысячи. Мы намерены значительно расширить нашу целевую аудиторию.

Его спросили, как продажи Mac повлияют на Lisa, офисный компьютер компании Apple, более сложный, но разработанный с использованием тех же принципов.

– Да, возможен и катастрофический сценарий, – признал Мюррей. – Следует признать, что Lisa стала серьезным испытанием для Apple.

– Lisa будет невероятно успешной, – решительно перебил его Джобс. – Мы продадим двенадцать тысяч штук за первые полгода и пятьдесят тысяч за год.

Сотрудники отдела маркетинга стали строить планы повышения продаж. Они указывали, как важно продать или подарить несколько сотен компьютеров Mac самым лучшим университетам.

– Почему бы не позиционировать Mac в качестве компьютера для секретарей? – спросила Джоанна Хоффман, бойкая женщина, в речи которой проскальзывал легкий иностранный акцент.

– Мы не хотим, чтобы в деловых сферах машину воспринимали только как текстовый процессор, – возразил Мюррей.

– Эта проблема имеет и другое решение, – не согласилась с ним Хоффман. – Мы можем сказать секретарям: «Это ваш шанс для профессионального роста».

Затем развернулась дискуссия о том, как повысить продажи за рубежом.

– Наша продукция обладает неким очарованием хай-тек, которая может привлечь японцев, – заметила Хоффман. – Но им не добиться успеха здесь, потому что здесь есть мы, а у них в Японии нам все равно нет равных.

– До сих пор дела в Японии шли отлично, – высоким, прерывающимся голосом заметил Билл Фернандес, худой как щепка лаборант.

Затем слово взял Крис Эспиноза, руководитель группы, готовившей руководства по эксплуатации. Ему было всего двадцать один. Он вытащил несколько листков из красного рюкзака и объявил:

– Вы все пропустили грандиозную вечеринку.

– Я слышал, там бесплатно раздавали ЛСД, – вставил кто-то.

– Его продавали на улице, – фыркнул Эспиноза.

– А поставлять потребителю мы будем твою вечеринку? – резко спросил Джобс.

Эспиноза побледнел и сразу перешел к делу. Он сообщил коллегам, что ему с трудом удалось нанять квалифицированных специалистов, что им для работы нужно больше прототипов Mac и что отдел графики Apple не склонен выполнять некоторые его требования.

– Мы хотим сделать потрясающие книги, – заявил он, – которые вы прочтете, а потом поставите на полку, потому что они классно выглядят.

Рабочие совещания перемежались перерывами на кофе и прогулками по пляжу, играми во фрисби и любованием лиловыми закатами. Ужин подавали на длинных походных столах, но на военный лагерь это вовсе не было похоже. На каждом столе красовались бутылки с зинфандель, каберне и шардонне, однако хлебные палочки заканчивались гораздо быстрее вина. После ужина мужчина с внешностью скромного ортодонта – седые волосы, очки в круглой оправе – исполнил то, что в компьютерных кругах получило название кабаре-шоу. Мужчину звали Бен Розен. Поверх футболки с надписью «Mac» на нем была белая рубашка с длинными рукавами, какую обычно надевают к вечернему костюму. Заработав себе репутацию на Уолл-стрит в качестве аналитика, специализирующегося в сфере электроники, издателя информативного и живого бюллетеня, устроителя ежегодных конференций по персональным компьютерам, он занялся венчурным бизнесом. До того как Розен начал вкладывать средства в компьютерные компании, его комментариев ждали не меньше, чем его благосклонности.

Розен приготовил для группы Mac непринужденную речь, полную наблюдений, едких замечаний, советов и циркулировавших в отрасли слухов. Он кратко описал некоторых конкурентов Apple, исключив из них Texas Instruments, которую назвал «компанией для учебного разбора в бизнес-школах», хотя после паузы добавил: «Через три недели они должны представить свой новый компьютер, почти полностью совместимый с IBM».

– По какой цене? – поинтересовался Джобс.

– На двадцать процентов ниже аналогичных машин, – ответил Розен.

Коснувшись дешевых домашних компьютеров, он упомянул о компании Commodore:

– У меня есть несколько наблюдений по поводу Commodore, которые я не могу произнести в приличном обществе. Чем больше знаешь об этой компании, тем сложнее сохранять оптимизм.

Но когда речь зашла об IBM, чей персональный компьютер составил серьезную конкуренцию продукции Apple, тон Розена стал куда серьезнее.

– Одна из опасностей для Apple, – сказал он, – это намерения IBM. – Розен признался, что был впечатлен недавним посещением подразделения персональных компьютеров компании IBM в Бока-Ратон и рассказал, что думает об их планах выпуска трех новых персональных компьютеров. Затем обвел взглядом комнату и произнес: – Здесь собралась основная часть Apple Computer. Mac – это и оборонительное, и наступательное оружие. Я не видел ничего, что могло бы с ним сравниться. – Потом насмешливым тоном сообщил очередной слух: – А на Уолл-стрит поговаривают о слиянии IBM и Apple.

– IBM уже заявила, что не продается, – парировал Рэнди, молодой белокурый программист.

Члены группы Mac засыпали Розена вопросами. Один хотел знать мнение Розена о продукции Apple. Другой интересовался, когда компания, разрабатывающая программы для персональных компьютеров, выйдет на сумму продаж 100 миллионов долларов, а третий, проявив склонность к стратегическому мышлению, спрашивал, как Apple добиться того, чтобы розничные продавцы компьютеров освободили место на своих тесных полках для модели Mac.

– Надвигается кризис, – послышался голос Джобса из дальнего конца комнаты. – Нужно решить, как нам назвать компьютер. Можно Mac, Apple IV или Rosen I. Как тебе Mac?

– Выбрось тридцать миллионов долларов на рекламу, – ответил Розен, – и будет звучать потрясающе.

Выступление Розена было всего лишь прелюдией к череде презентаций руководителей отделов из подразделения Mac. Они кратко рассказали о структуре и деятельности компьютерной компании, обрушив на присутствующих лавину фактов. Лаконичные презентации то и дело прерывались аплодисментами, сопровождавшими хорошие или неожиданные новости. Старший инженер Боб Бельвиль, спокойный мужчина, недавно перешедший в Apple из Xerox, сказал:

– В Xerox мы говорили, что каждый день нужно делать маленький шажок вперед, но здесь, в Mac, нам нужен большой шаг.

Главный инженер Баррел Смит, густо покраснев, сказал, что у него не хватит материала на десять минут, и сыграл на гитаре. Разработчик корпуса компьютера зажег свечи, сел спиной к остальным и включил кассетный магнитофон, на котором было записано его выступление. Другие говорили о проблемах соблюдения стандартов для электронных приборов, установленных Федеральной комиссией по связи.

Программисты докладывали о прогрессе в разработке программного обеспечения. Мэтт Картер, грузный мужчина с виноватым выражением лица, отвечавший за производство, кратко рассказал о заводе и показал фильм о том, как будет выглядеть новая производственная линия для компьютера Mac. Он говорил о карусельных станках и бункерах, автоматической сборке и транспортерах, прототипах и согласовании цен. Еще один производственник рассказал о проценте брака, о повышении дневной производительности каждого работника и о поставках комплектующих. На последнюю тему Джобс отреагировал репликой:

– Мы прижмем наших поставщиков. Прижмем, как никогда раньше.

Финансовый директор Деби Коулман прочла краткий курс бухгалтерского дела, объяснив разницу между прямыми и непрямыми затратами на рабочую силу, рассказав о системах управления запасами и основными средствами, о методах анализа, об оценке товарно-материальных ценностей, о колебании покупных цен и уровнях безубыточности.

В конце семинара встал Джей Эллиот, высокий мужчина из отдела кадров.

– Я менеджер отдела кадров, – представился он. – И мне очень приятно, что меня пригласили сюда. Спасибо вам всем. В отделе кадров мы пытаемся левериджировать лучших работников…

– А попроще нельзя? – перебил его Джобс.

– Отдел кадров, – пробормотал Эллиот, – обычно воспринимают как бюрократическую, никому не нужную структуру…

Потом, взяв себя в руки, Эллиот предложил пути решения проблемы найма рабочей силы. Предполагаемая структура подразделения Mac была заполнена прямоугольниками с надписью «Требуется». Элиот сказал, что его отдел завален резюме, их приходит по пятнадцать тысяч в месяц, и предложил отбирать кандидатов из владельцев гарантийных талонов Apple.

– Ни один человек в здравом уме не отсылает компании гарантийный талон. – Джобс откинулся на спинку стула и обратился к Энди Херцфельду, одному из программистов: – Энди, ты отсылаешь свой гарантийный талон?

– Его заполняет дилер, – ответил Херцфельд.

– Видите? – сказал Джобс, поворачиваясь вместе со стулом.

– Мы можем дать объявления в ARPANET, – предложил Эллиот, имея в виду финансируемую государством сеть, объединявшую университеты, исследовательские организации и военные базы. – Тут могут возникнуть юридические проблемы, но мы сумеем их обойти.

– Можно дать объявления в газетах, но в этом случае КПД очень низок, – вмешалась Вики Милледж, тоже работник отдела кадров.

– Мы сделаем вот что, – предложил Джобс. – Отправим Энди в университеты. Пусть поболтается в лабораториях и поищет способных студентов.

Когда Эллиот закончил, слово взял Джобс. Теребя серую блестящую папку, он предупредил всех, чтобы они тщательно следили за сохранностью документов компании.

– Одному из наших продавцов в Чикаго, – сказал он, – кто-то из IBM предложил подробный план продаж Lisa. Конкуренты повсюду. – Он вернулся к стенду с последним плакатом, на котором была изображена перевернутая пирамида. Обращенная вниз вершина была обозначена как MAC, а к основанию шли слова «производство», «дилеры», «поставщики», «программное обеспечение», «торговый персонал» и «покупатели». Джобс объяснил смысл этой конструкции и указал на последовательность:

– У нас есть серьезная возможность повлиять на развитие Apple. С каждым прошедшим днем работа, которую делают здесь пятьдесят человек, приближает момент, когда от нас пойдет гигантская волна, которая встряхнет весь мир. И меня впечатляет качество нашей работы. – Он немного помолчал. – Я знаю, что со мной бывает трудно, но ничего интереснее я в своей жизни не делал. Мне это доставляет огромное удовольствие. – На его лице появилось подобие улыбки.

Быстро растущий город на берегу залива

Бульдозеры и паровые экскаваторы, переваливаясь с боку на бок, ползали по карьеру, оставляя желто-коричневые шрамы на щеке холма. В небо над южной оконечностью залива Сан-Франциско поднимались столбы пыли. Большие деревянные таблички указывали, что машины и карьер принадлежат компании Kaiser Cement Corporation. Земля в контейнерах станет основой для городов, строящихся на равнине, которая простиралась за карьером. Тяжелые грузовики проезжали вдоль рядов колючей проволоки, мимо знаков, предупреждавших о крутом уклоне, проверяли тормоза и выруливали на проселочную дорогу с плавными поворотами и выбоинами, которая вела в Купертино, деревню, изо всех сил сопротивляющуюся тому, чтобы превратиться в город. По утрам в те рабочие дни середины пятидесятых от ворот карьера можно было разглядеть перекресток дорог в центре Купертино, на котором высились цилиндры цвета глины – элеватор и силосная башня.

В пятидесятых годах долина Санта-Клара была по большей части сельскохозяйственной. Кое-где среди зеленой растительности попадались группы домов. Издалека казалось, будто кто-то рассыпал мусор, который через некоторое время сконцентрировался в определенных местах, образовав цепочку маленьких городков между Маунтин-Вью, Лос-Альтос, Пало-Альто, Менло-Парк, Редвуд-Сити, Сан-Карлос, Хиллсборо, Бурлингейм и Южный Сан-Франциско.

Большинство городов сохранили атмосферу и внешность тридцатых годов. Здания по большей части были двухэтажными. Автомобили могли беспорядочно парковаться на главной улице. На окраинах обычно располагались контора State Farm Insurance[6], автозаправочная станция, отделение Bank of America и представитель International Harvester, а такие города, как Купертино, развешивали объявления о должности стоматолога и врача. Центр вселенной находился тут же: городская ратуша с терракотовой черепицей в стиле испанских миссий, а по обе стороны от нее – библиотека, полицейский участок, пожарная станция, суд и приземистые пальмы.

Тем не менее городки все-таки отличались друг от друга. В каждом был свой, особенный климат, причем чем дальше от туманов Сан-Франциско, тем было теплее. На южной оконечности полуострова летом климат был очень похож на средиземноморский, а маленькая семинария, возвышавшаяся над Купертино, словно сошла с безмятежных холмов Тосканы. В городах были свои муниципалитеты и налоговые службы, они соблюдали свои законы и обычаи, читали свои газеты, имели свои привычки. Выборы мэра всегда сопровождались многочисленными слухами и намеками – в маленькой общине люди либо сами знакомы с мэром, либо знают тех, кто с ним знаком. И разумеется, в отношениях между городами присутствовали ревность и снобизм.

Адвокаты и врачи, строившие дома среди холмов Лос-Гатоса, говорили – не без юмора, – что мозги Сан-Хосе спят в Лос-Гатосе. Жители Лос-Альтос-Хиллс свысока смотрели на обитателей расположенного на равнине Лос-Альтоса. Пало-Альто с его многочисленными деревьями и Стэнфордским университетом отличал налет легкомысленности; здесь же располагались несколько компаний, основанных бывшими студентами, которые занимались электроникой. В таких городках, как Вудсайд и Бурлингейм, атмосфера слыла утонченной – лошади, поло и закрытые гольф-клубы. В Бурлингейме был открыт первый на Западном побережье загородный клуб. Жители соседнего Хиллсборо часто называли в качестве своего адреса Бурлингейм, не желая, чтобы их принимали за парвеню. За Сан-Карлосом, Сан-Бруно и Редвуд-Сити, ниже взлетно-посадочных полос аэропорта Сан-Франциско, находился Южный Сан-Франциско, промышленное предместье большого города. Здесь располагались сталелитейные предприятия с литейными цехами и плавильными печами, нефтеперегонные заводы, механические мастерские и лесные склады. Отцы города рекламировали свою деятельную натуру, распорядившись вырезать бульдозерами гигантские буквы на холме, возвышавшемся над городом: ЮЖНЫЙ САН-ФРАНЦИСКО, ПРОМЫШЛЕННЫЙ ГОРОД.

Но теперь по всей долине, и особенно вокруг Саннивейла, плотно укутанного покрывалом фруктовых садов, появлялись бреши – признаки наступления нового мира. Большая часть самосвалов из карьера Kaiser Cement направлялась в Саннивейл. Экскаваторы, краны и скреперы ждали цемент и сталь, необходимые для строительства штаб-квартиры нового подразделения Lockheed Corporation, которое занималось ракетными системами. В 1957 году Саннивейл увеличился в шесть раз по сравнению с тем, каким он был после окончания Второй мировой войны, и стал претендовать на включение в национальные альманахи. В городе все рассуждали о налоговой базе, оценочной стоимости, разрешениях на строительство, правилах районирования, канализационных трубах и гидроэнергетике. Ходили слухи о новых предприятиях, в частности, о том, что одна из крупнейших автомобильных компаний собирается строить завод в Саннивейле. К концу пятидесятых торговая палата Саннивейла с радостью объявила, что городская статистика устаревает уже через час и что в будние дни каждые шестнадцать минут в город прибывает новый работник. Рекламные статьи называли это место «городом с будущим» и «быстро растущим городом на берегу залива».

Новые жители города, который «стремительно рос» и «шагал в будущее», отражали тягу американцев к сельской жизни. Дома были удалены от городской суеты, а до ближайшего магазина приходилось ехать на машине. Архитектурный стиль самих домов сомнений не вызывал – такие строили в районе залива. Это были низкие одноэтажные строения с плоскими или слегка покатыми, как у садового сарая, крышами. (Торговцы недвижимостью говорили, что с таких крыш мальчишкам удобно запускать модели самолетов.) Но если присмотреться повнимательнее, то казалось, будто бы самую большую площадь в жилых постройках занимали гаражи, так что создавалось впечатление, что жилые комнаты к ним пристроили позже. Большие металлические ворота гаражей выглядели парадным входом.

Рекламные проспекты рассказывали о лучистом тепле, «современном и безопасном способе обогрева дома», об обшитых деревом стенах, о пробковой и асфальтовой плитке, кухонной мебели из дерева твердых пород и больших шкафах с дверями-купе, которые «раздвигаются с необыкновенной легкостью». Но кое о чем в проспектах умалчивалось – например, о шутке местных пожарных, что такая конструкция из столбов и балок сгорает дотла за семь минут, а также о том, что черная община оказалась в изоляции, отрезанная рельсами Южно-Тихоокеанской железной дороги и автострадой.

Большинство семей, переселявшихся в Саннивейл, привлекала перспектива работы в компании Lockheed. Многие проявляли осторожность и усердие. Они расспрашивали агентов по торговле недвижимостью, где может пройти шоссе – федеральная автострада 280, – и прокладывали предполагаемый маршрут по карте города, вывешенной в муниципалитете. Они узнавали у друзей и знакомых о репутации ближайших школ и в ответ слышали, что школы в Пало-Альто и Купертино считаются лучшими на полуострове. Им рассказывали о творческом подходе учителей, о федеральных грантах, об экспериментах с новым курсом математики и индивидуальном подходе к ученикам.

Родители приходили в администрацию школьного округа и внимательно изучали карту, на которую были нанесены все уже существующие школы и те, что только должны быть построены. Границы школьного округа Купертино оказались довольно странными: для того чтобы дети учились в городских школах, их родителям не обязательно было жить в самом городе. В школьный округ входили некоторые районы Сан-Хосе, Лос-Альтоса и Саннивейла, а также отдельные дома, пользовавшиеся повышенным спросом. В некоторых местах граница округа проходила прямо через дома.

Тридцатипятилетний инженер Джерри Возняк входил в число нескольких тысяч человек, нанятых компанией Lockheed в конце пятидесятых. Вместе с женой Маргарет и тремя маленькими детьми, Стивеном, Лесли и Марком, он поселился в доме в тихом районе Саннивейла, относившемся к популярному школьному округу Купертино.

На другом конце полуострова, в Сан-Франциско, в районе Сансет, Пол и Клара Джобс усыновили своего первого ребенка, Стивена. В первые пять месяцев жизни малыш из своей коляски видел имитацию уличных фонарей девятнадцатого века, трамвайные пути, пляж в тени мокрого волнолома, туман, свинцовое небо и серых чаек.

Сверхсекретные космические шпионы

Синонимом Саннивейла стали тайны и секреты, тщательно охраняемые компанией Lockheed. В конце пятидесятых ракетное подразделение компании постепенно расширялось, изменив масштаб бизнеса в долине Санта-Клара и превратив Саннивейл в некое подобие моногорода, тем самым приподняв для его жителей завесу тайны. О Lockheed говорили как о месте, где научная фантастика становится обыденностью. Компания участвовала в Национальной космической программе, и городским жителям названия космических аппаратов – Discoverer, Explorer, Mercury и Gemini – были известны не меньше, чем имена астронавтов. Кто-то даже пошутил, что в отделе по связям с общественностью Lockheed работал Герберт Уэллс, выпуская бюллетени о неисчерпаемом источнике чудес.

Ходили слухи о лаборатории, в которой моделируются условия открытого космоса, о крошечном магнитофоне, умещавшемся на ладони, а также о самой мощной частной аэродинамической трубе Hotshot. Команды инженеров Lockheed якобы изобретали специальные топливные элементы для громадных космических кораблей и разрабатывали планы постройки сборной обитаемой космической станции весом в четыреста тонн и по форме напоминающей колесо фортуны. Циркулировали и более мрачные слухи. Было известно, что часть инженеров Lockheed работают над баллистической ракетой средней дальности, известной как «сверхсекретный Polaris», и «космическим шпионом», суперсуперсекретным спутником Земли, вооруженным телевизионной камерой и способным следить за русскими. Компания с гордостью признала, что ее лаборатория космической связи отслеживала семь минут первого полета спутника Explorer, а также хвасталась, что ее «тарелка» радиотелескопа способна видеть двадцать спутников одновременно. Сообщалось также о каком-то необыкновенном компьютере, установленном в Lockheed, который якобы обладал разумом человека и мог играть в хитрые крестики-нолики.

Таким образом, в 1958 году, когда Джерри Возняк поступил на работу в Lockheed, у компании – по крайней мере, так казалось со стороны – были вполне серьезные задачи. Возняк, плотный мужчина с толстой шеей и сильными руками, был достаточно крепок физически, чтобы играть нападающим в футбольной команде Калифорнийского технологического института, где он изучал электротехнику. Проработав год на должности младшего инженера в маленькой фирме в Сан-Франциско, он вместе с товарищем двенадцать месяцев разрабатывал автомат для складирования, упаковки и подсчета листовых материалов, например асбеста. Но у партнеров кончились деньги еще до того, как проект был готов. Возняк сделал следующий вывод: «Вероятно, это была хорошая техническая идея, но мы не понимали, что такое совместный бизнес».

После окончания Калифорнийского технологического института Возняк женился. Его жена Маргарет выросла на маленькой ферме в штате Вашингтон, а летние каникулы во время Второй мировой войны провела, работая помощником электрика на верфях Kaiser в Ванкувере, штат Вашингтон, и монтируя проводку на строящихся авианосцах. В конце концов ее родители продали свой участок земли и переехали в теплый Лос-Анджелес. «Калифорния, – считала Маргарет Возняк, – лучшее место в мире». Но неудача Джерри в бизнесе и рождение первенца Стивена в августе 1950 года заставили семью Возняк вернуться в железные объятия корпораций. Несколько лет они работали на предприятиях аэрокосмической отрасли, которая возникла в Южной Калифорнии как следствие акробатических трюков первых авиаторов. Подобно тысячам других семей, Возняки вскоре стали ассоциировать города Бурбанк, Калвер-Сити и Сан-Диего с такими компаниями, как Lockheed, Hughes Aircraft, Northrop и McDonnell Douglas. Какое-то время Джерри Возняк разрабатывал оружие в Сан-Диего, затем помогал создавать лаборатории для компании Lear в Санта-Монике и купил свой первый дом в долине Сан-Фернандо, прежде чем обратить внимание на Lockheed, решившую основать подразделение в Саннивейле.

Пока дети без устали играли в домиках, сооруженных из картонных коробок, Джерри Возняк привыкал к ритму коротких поездок на работу в компанию Lockheed. «Я никогда не собирался долго задерживаться в Lockheed, – признавался он. – Сначала хотел просто переехать в этот район, а потом уже обустраиваться». Компания старалась оградить себя от семейных проблем сотрудников. Lockheed пряталась за барьерами из системы допусков, специальных пропусков, охранников в униформе и заборов из колючей проволоки. Дети смогли пройти через ворота компании один-единственный раз – в День независимости, когда публику пустили на территорию компании, чтобы люди смогли посмотреть на воздушные трюки «Голубых ангелов», авиационной группы высшего пилотажа ВМФ. Если в воскресенье утром Джерри Возняку нужно было забрать рабочие материалы из своего кабинета, то дети ждали его в машине на большой автостоянке с разметкой в «елочку». Компания Lockheed напоминала престарелую тетушку, которая пускает к себе детей только на праздничный ужин.

Нередко Джерри Возняк по вечерам или в выходные дни брал работу домой, раскладывая в гостиной листы голубой миллиметровки и чертежные карандаши. В его проектах, как правило, использовались преимущества миниатюризации электронных компонентов. Возняк, работавший в подразделении ракетных систем, трудился над прибором контроля высоты для ракеты Polaris, а затем над проектом использования компьютеров для разработки интегральных схем. Позже он перешел к работе над так называемыми «специальными проектами» – детям отец рассказывал, что это связано со спутниками. Таким образом, работа требовала от Джерри Возняка, чтобы он читал профессиональные журналы, знакомился с докладами на конференциях, просматривал монографии – то есть был в курсе самых последних достижений электроники.

Проектируемые в Lockheed спутники должны были преодолевать миллионы миль, но орбиты семей сотрудников, работавших на компанию, были более ограниченными. Возняк никогда не брал длинных отпусков. Обычно семья уезжала из города на Рождество или на Пасху, навещая дедушек и бабушек в Южной Калифорнии. Иногда они ужинали в ресторане или в выходные устраивали поздний завтрак в Саусалито, ездили в Сан-Франциско на бейсбольные матчи местной команды, но по большей части их мир ограничивался Саннивейлом.

Джерри Возняк увлекался не только электроникой, но и военными играми, а также спортом. Он много времени проводил на заднем дворе, перебрасываясь бейсбольным мячом с сыновьями, и тренировал детскую бейсбольную команду Саннивейла – The Braves. Но больше всего он ждал субботнего утра, чтобы в компании трех соседей сыграть в гольф на поле расположенного неподалеку Cherry Chase Country Club – пышное название для скромного клуба, в котором для игры на восемнадцать лунок требовалось дважды пройти одно и то же поле. Здесь Возняк-старший и Возняк-младший выиграли соревнование среди семейных команд. Вечер воскресенья посвящался футболу – правда, дело ограничивалось его просмотром по телевизору.

Возняки, как и тысячи других калифорнийских семей, растивших детей в шестидесятых годах, главным видом спорта считали плавание. Команда пловцов из соседнего городка Санта-Клара прославилась на всю страну, и плавание очень быстро стало чем-то большим, чем просто приятным и полезным времяпрепровождением. По мнению старшего Возняка, этот спорт можно было использовать для воспитания командного духа, конкурентоспособности, стремления к личным достижениям. Поэтому супруги записали своих детей в клуб Mountain View Dolphins.

Маргарет Возняк была женщиной со строгими принципами и без колебаний говорила детям все, что думает. Слушая лекции матери о необходимости экономии, они вспоминали ее работу во время войны и называли ее Клепальщицей Рози[7]. Маргарет Возняк во многом разделяла взгляды феминисток еще до того, как это слово вошло в моду. («Когда я поняла, что деградирую как личность, то решила чем-то заняться».) Она стала президентом ассоциации женщин-республиканцев в Саннивейле – «Мне нравилось иметь друзей в муниципалитете» – и время от времени привлекала детей к рутинной работе на избирательном участке.

В доме Возняков постоянно звучала классическая музыка – супруги надеялись, что она благотворно влияет на детей на подсознательном уровне. Но Лесли предпочитала журналы о поп-музыке для подростков и радиопостановки из Сан-Франциско, которые слушала по транзистору, а братьев привлекали телевизионные программы с элементом интриги, такие как «Человек от Д.Я.Д.И.» (The Man from U.N.C.L.E.) и «Я шпион» (I Spy), и фильмы ужасов, например «Ужасы» (Creature Features), «Сумеречная зона» (The Twilight Zone) и «За гранью возможного» (The Outer Limits). Вероятно, на их вкусы повлияла научная фантастика, секретность компании Lockheed, а также публичные выступления местных знаменитостей, пугающих население коммунистической угрозой. В средней школе Стивен Возняк хотел даже организовать собственное сверхсекретное шпионское агентство. «Мы будем действовать так скрытно, что все остальные даже не почувствуют нашего присутствия», – говорил он. Дети семьи Возняк с подозрением относились к соседу, который, по их мнению, работал на русских.

В Саннивейле середины шестидесятых электроника была чем-то вроде сенной лихорадки: раздражитель витал в воздухе, и аллергики то и дело подхватывали его. В семье Возняк «слабым иммунитетом» отличался старший сын. Когда Стивен учился в пятом классе, ему подарили набор для сборки вольтметра. Он взял паяльник и, следуя инструкции, успешно собрал прибор. Стивен больше интересовался электроникой, чем сестра или младший брат Марк, который вспоминал: «Отец увлек его очень рано. Мне такого внимания не уделялось».

Большинство соседей в квартале, где жили Возняки, были инженерами. Один из них, купивший дом в том же году, что и Джерри Возняк, не любил ухаживать за своим двором, но местные мальчишки обнаружили, что он заведовал магазином, в котором продавались излишки радиодеталей. Ленивый торговец был готов оплачивать услуги по уходу за двором своим товаром. Мальчики пололи сорняки, соскребали старую краску и выполняли другие работы по хозяйству, обменивая свой труд на радиодетали. По другую сторону улицы, через два дома, жил другой торговец, специализировавшийся на приемниках, передатчиках и радиопеленгаторах, оставшихся после Второй мировой и корейской войн. Билл Фернандес, в детстве друживший со Стивом Возняком, вспоминал: «Рядом всегда находился человек, который мог ответить на вопросы по электронике». Дети научились различать профессии взрослых.

Кто-то хорошо знал теорию и мог объяснить все при помощи формул, а кто-то обладал практическими навыками и предпочитал эмпирический метод.

Один из соседей вел занятия с теми детьми, которые хотели получить лицензию радиолюбителя. В шестом классе Стив Возняк сдал экзамен на радиста, собрал 100-ваттный передатчик и принялся рассылать кодированные сообщения. В какой-то момент электроника переплелась с политикой. В 1962 году Ричард Никсон вступил в предвыборную гонку за пост губернатора Калифорнии, и Маргарет Возняк устроила так, что ее сын предложил Никсону поддержку всех радиолюбителей из школы в Купертино. Несмотря на то что Стивен был единственным настоящим радиолюбителем в школе, эта уловка сработала. Фотография Никсона вместе с коренастым, коротко стриженным Возняком появилась на первой обложке журнала San Jose Mercury.

Возняк обнаружил, что любительская радиосвязь становится еще увлекательнее, если ее модифицировать и провести в дома друзей. Он подключил динамики, чтобы передавать сигналы азбуки Морзе из дома в дом, и оказалось, что они с друзьями могут слышать друг друга, когда говорят в динамики: «Мы не понимали, как это получилось, но с того дня у нас появилась громкоговорящая связь».

Примерно в это же время Стивен представил на выставке научных достижений средней школы Купертино свою игру в крестики-нолики. Вместе с отцом он придумал электронный вариант игры, определив возможные варианты состязания человека с машиной. Стивен разработал электрическую схему, дублировавшую ходы игрока, а отец достал у своего приятеля необходимые резисторы, конденсаторы, транзисторы и диоды. К неудовольствию матери, сборка устройства происходила на кухонном столе. Стивен вбил в лист фанеры гвозди, которые стали электрическими контактами, а потом прикрепил мелкие детали. На обратной стороне фанеры он разместил красные и белые электрические лампочки, а внизу – ряд переключателей, позволявших игроку делать ход.

Через пару лет Стивен наткнулся на любопытную схему в книге о компьютерах. Это устройство называлось «однобитным сумматором-вычитателем», и его назначение в точности соответствовало названию: складывать и вычитать числа. В кое-каких технических подробностях Возняк уже разбирался, имея опыт сборки приборов и разработки игры в крестики-нолики. Однако другие аспекты были для него абсолютно неизвестными. Он понятия не имел, что электронные калькуляторы способны решать логические задачи. Стив начал изучать алгебру логики и понял, что переключатели, которые находятся в одном из двух положений, «включено» или «выключено», можно использовать для представления истинных либо ложных утверждений. Он познакомился с двоичной системой счисления – последовательностью единиц и нулей, – которая в электронных схемах реализовывалась при помощи двух уровней электрического напряжения.

Схема «однобитного сумматора-вычитателя» была очень примитивной. Она позволяла одномоментно обрабатывать только один бит, одну бинарную цифру. Возняк захотел получить более мощное устройство, способное складывать и вычитать многоразрядные числа, и значительно усложнил схему, назвав ее «десятибитным параллельным сумматором-вычитателем». Его устройство было способно одновременно обрабатывать десять бит. Стив сам разработал электрическую схему и смонтировал десятки транзисторов, диодов и конденсаторов на макетной плате – листе фольгированного текстолита с рядами отверстий. Размер монтажной платы был с детскую книжку с картинками и прикреплялся к деревянной раме. Внизу располагались два ряда переключателей: один для ввода чисел в сумматор, другой – в вычитатель; результат – опять-таки в двоичной форме – отображался с помощью ряда маленьких лампочек. В сущности, Возняк собрал схему, которую инженеры называют «арифметико-логическим устройством» и которая способна решать арифметические задачи. Устройство работало согласно инструкциям, или программе, вводимой вручную посредством переключателей. Оно могло складывать и вычитать числа – и больше ничего.

Закончив сборку, Стив отнес свое творение на школьную выставку научных достижений, где занял первое место. Впоследствии его разработка получила третий приз на районной выставке – несмотря на то, что Возняку пришлось соревноваться с теми, кто был старше его по возрасту. Компенсацией за разочарование от третьего места могло послужить первое в жизни воздушное путешествие – он поднялся в воздух на самолете и пролетел над авиабазой ВМФ в Аламеде.

«Это будет лучший в мире авиасимулятор», – сказал Швеер.

Несколько менеджеров Crocker Bank сидели за столом в форме буквы L, пили кофе из тонких фарфоровых чашек и наблюдали, как разворачивается подвешенный к потолку белый экран. Интерьер помещения, по всей видимости, соответствовал представлениям дизайнера о гримерной голливудской звезды, только звезда эта была не человеком, а компьютером. Стол покоился на алюминиевых цилиндрах, а на пурпурном ковре с узором в виде треугольников были расставлены цветочные горшки с папоротниками. На стенах – рисунки в рамках, а под самым потолком ряд зеркал как современная замена парчи. Экраном управлял Данл Левин, менеджер по маркетингу компании Apple, мужчина с чисто выбритым квадратным подбородком, в отглаженном синем костюме с аккуратно повязанным галстуком. Он нажал потайную кнопку, и пара красно-коричневых реек, тянувшихся вдоль двух стен шестиугольной комнаты, раздвинулась. Прожектора, включившиеся за спинками кресел, осветили два длинных стола с шестью компьютерами Lisa.

Левин, уже несколько месяцев исполнявший в корпорации обязанности гида, успел привести в эту комнату несколько десятков групп из крупных компаний, все время произнося один и тот же текст. Apple брала пример с киноиндустрии и называла эти экскурсии длительностью в целый рабочий день «закрытыми показами», но спланированы они были тщательно, как раскадровка перед съемкой фильма. Их цель – убедить гостей из компаний, входящих в список 500 самых крупных фирм по версии журнала Fortune, заказать большое количество компьютеров Lisa, а также развеять опасения, что Apple – ненадежная компания, не способная обслуживать ту технику, которую намерена продать. Как правило, группа представляла собой смесь из опытных администраторов вычислительных центров, испытывавших профессиональное недоверие к настольным компьютерам, и новичков, которых больше привлекали компактные машины. Все посетители «просмотра» подписывали обязательство не разглашать тайну, однако Левин с готовностью признавал: «К моменту объявления о выпуске компьютера все, кто был для нас важен, его уже видели».

Левин скороговоркой произнес цифры, звучавшие как вводная часть официального годового отчета. Он поведал, что с конвейеров компании каждые тридцать секунд сходит компьютер Apple II, а каждые восемнадцать секунд – дисковый накопитель. Потом продемонстрировал схему управления Apple и сказал:

– Мы растем и становимся более традиционной компанией.

Левин признал, что некоторые подробности о модели Lisa уже просочились в прессу, но утверждал, что это часть корпоративной стратегии.

– Apple, – отметил он, – очень хорошо контролирует СМИ. Но я сомневаюсь, что вы поймете, чего мы достигли, пока не увидите все собственными глазами. Другие компании не готовы к подобному риску. Большинство из них заинтересованы в производстве крупных компьютеров.

Затем он сообщил, что основой концепции для Lisa стали разработки не Apple, а Xerox Corporation, осуществленные в середине и в конце семидесятых годов.

– Мы воспользовались этими идеями, – в его словах звучала гордость, – и приспособили их для Apple.

Закончив вводную часть, Левин представил гостям Берта Каммингса, круглолицего кудрявого инженера. Каммингс сел за один из компьютеров Lisa, изображение с экрана которого проецировалось на два больших телевизора, вмонтированные в стену, и без промедления перешел к техническим подробностям.

– Почему вы назвали его Lisa? – неожиданно перебил Берта один из представителей Crocker Bank.

– Понятия не имею, – пожал плечами Каммингс. – Думаю, никакого особого смысла тут нет. – Он продолжил демонстрацию, и на экране вдруг появилась беспорядочная мешанина из букв. Каммингс нервно дернулся, посмотрел на экран и поспешно прибавил: – Вечно сбоит. Старое программное обеспечение, шестимесячной давности.

Он ввел в компьютер команды, исправившие ошибку, и вывел на экран несколько картинок.

– Это вы специально сделали? – спросил Курт Швеер, еще один гость из Crocker Bank.

– Вы видели Xerox Star, – ответил Левин. – И поэтому думаете, что все подстроено. Компьютер невероятно быстр. Ваши инженеры будут им гордиться.

Через каждые пятнадцать или тридцать минут Левин представлял очередного менеджера из группы проекта Lisa. Джон Коуч, глава подразделения, выглядевший потрепанным и усталым, рассказал скучную историю развития компьютеров и подчеркнул, какое внимание уделяет Apple контролю над программным обеспечением. Lisa, объяснил он, – это результат сознательных усилий, направленных на то, чтобы при помощи «подушки безопасности» программного обеспечения защитить пользователя от жесткого столкновения с машиной. С моделью Apple III поставлялось в десять раз больше программ, чем с моделью Apple II, а с Lisa – в десять раз больше, чем с Apple III. Коуч обратил внимание слушателей на тот факт, что в комплекте с Apple III компания теперь предлагает не языки программирования, такие как BASIC, а готовые программы, необходимые, например, для финансового анализа, а на модели Lisa пользователь сможет с минимальными усилиями решать разнообразные задачи.

– Lisa, – подчеркнул он, – изначально расшифровывалась как «глобальная интегрированная структура систем». Теперь под этой аббревиатурой мы подразумеваем «локальная интегрированная структура систем». – Коуч не удержался, чтобы не поддеть конкурентов: – Кстати, одна из проблем Xerox заключалась в том, что они не собирали персональный компьютер. Не предлагали его одному-единственному человеку.

Банкиров провели – с соблюдением строгих мер секретности – в примыкающее здание, которое служило центром сборки компьютеров Lisa. Васу Чаудхари, гениальный технолог, познакомил их с испытательными стендами, на которых проходили проверку десятки компьютеров. Он продемонстрировал, насколько легко разбирается Lisa. Снял заднюю крышку и извлек несколько блоков.

– Один человек собирает одно изделие. – Чаудхари улыбнулся. – Модифицированная концепция Volvo.

– «Роллс-ройс» лучше. А еще лучше «астон-мартин», – возразил Тор Фолькедаль, грузный менеджер Crocker.

После ланча в захламленном конференц-зале, наскоро превращенном в столовую, банкиров вновь повели к компьютерам. Им позволили посидеть за клавиатурой – с подсказками Lisaguide, появлявшимися на экране компьютерного гида. Потратив несколько минут на картинки и пояснения, Тор Фолькедаль воскликнул:

– Менеджеры банка будут развлекаться с этой штукой целыми днями. Это же видеоигра!

– Вы должны поставить на компьютер несколько игр, – согласился Швеер. – Черт возьми! Это будет лучший в мире авиасимулятор.

Эллен Нолд, худенькая женщина из отдела подготовки кадров, попыталась развеять возможные опасения, что Apple не способна позаботиться о клиентах.

– Мы полагаем, что при покупке сотни компьютеров Lisa персоналу Crocker понадобится программа обучения.

Она рассказала, что курсы подготовки будут специально предназначены для банковских служащих, а упражнения должны точно имитировать повседневные задачи, с которыми сталкиваются банкиры. Затем Уэйн Розинг, главный инженер проекта Lisa, предложил задавать вопросы. Банкиры хотели знать, когда Apple сможет соединить несколько компьютеров и организовать обмен информацией между ними. Их беспокоила плохая совместимость Lisa с компьютерами IBM, с терминалами, с продукцией компаний Bell и DEC. Один из технических специалистов спросил, с какой скоростью будут передаваться данные между компьютерами и будут ли выполняться на Lisa программы, написанные для других машин. Розинг, откинувшись на спинку стула, лениво отвечал на вопросы. Он объяснил, почему у проекта Lisa нет графика дальнейшего развития:

– Мы зашли уже так далеко, что я вынужден сказать: к черту! Нам нужно остановиться, даже если только одна эта проблема займет неделю, – в противном случае мы никогда не закончим.

Ближе к вечеру банкиров попросили поделиться впечатлениями.

– Похоже, вы так толком и не сказали, кто будет пользоваться этой штукой, – заметила Бетти Риск, темноволосая женщина, весь день внимательно слушавшая докладчиков. – Руководители, специалисты или менеджеры?

– Вы слишком скрытничаете, – заявил Швеер. – Может, там внутри простые счеты. – Но спустя минуту сарказм, проступавший во всех его замечаниях, исчез. – Вы, парни, проделали большой путь. Я впервые слышу, что компания правильно расставляет акценты. Большинство говорят: «Мы все для вас сделаем, если вы будете стоять на голове и стучать по клавишам пальцами ног».

Несмотря на комплименты, гости из Crocker воздержались от обещаний заказать крупную партию компьютеров Lisa. Apple была лишь одной из нескольких компьютерных компаний, которые они посетили перед тем, как сделать заказ. Никто не говорил о цифрах или о деньгах.

– Трудно говорить за такой крупный банк, как Crocker, – вздохнул Швеер. – Предлагая стандартное решение, рискуешь лишиться работы. Легче выбрать несколько разных производителей. – Он помолчал. – Конечно, можно просто закрыть глаза и ткнуть пальцем наугад или купить разные и распределить ответственность.

– И быть наполовину уволенным, – усмехнулся Левин.

Карбюраторы и микрофоны

Когда Стивену Джобсу было пять месяцев, его родители переехали с сырой окраины Сан-Франциско в железные объятия Южного Сан-Франциско. Здесь Пол Джобс тоже работал в финансовой компании – мастером на все руки. Он выбивал долги, проверял условия кредитов автодилерам и использовал свое умение открывать замки для изъятия автомобилей, разбросанных по всей Северной Калифорнии.

Пол Джобс чем-то напоминал Джеймса Дина[8]. Такой же сухощавый, с коротко стриженными каштановыми волосами и упругой кожей. Он был практичным, разумным человеком с кальвинистской жилкой, который стеснялся отсутствия формального образования и прятал застенчивость за тихим смехом и чувством юмора. Джобс вырос на маленькой ферме в Джермантауне, штат Висконсин, но, когда доходов с фермы стало не хватать, он вместе с родителями переехал в Индиану, в городок Вест-Бенд. В подростковом возрасте Пол бросил школу и скитался по Мэриленду в поисках работы, а в конце тридцатых записался в морские стражи порядка, береговую охрану США.

В конце Второй мировой войны, когда его судно находилось в резерве в Сан-Франциско, Джобс поспорил с товарищем, что найдет себе невесту под сенью Золотых Ворот»[9]. Сходя на берег, когда наступал его черед (половина экипажа несла вахту, половина была свободна), Пол Джобс выиграл пари. С Кларой, которая стала его женой, он познакомился на «свидании вслепую». Детство и юность ее прошли в Сан-Франциско, в округе Мишин.

Прожив несколько лет на Среднем Западе, где Пол работал механиком в International Harvester и продавцом подержанных автомобилей, Джобс в 1952 году вместе с женой вернулся в Сан-Франциско. Именно здесь они усыновили детей, и супруги познали все радости и тревоги, которые выпадают на долю родителей. А в тревогах недостатка не было. Им пришлось срочно везти маленького Стива в больницу, когда тот сунул заколку для волос в электрическую розетку и обжег руку. Несколько месяцев спустя юный исследователь соорудил миниатюрную химическую лабораторию из бутылочек из-под муравьиной отравы, и дело закончилось промыванием желудка. В доме Джобсов в Южном Сан-Франциско было достаточно места для второго ребенка, и вскоре у Стива появилась сестра Патти. Чувствуя ответственность за семью из четырех человек, Пол Джобс – что вполне типично для него – приобрел два страховых полиса по две тысячи долларов каждый, которые должны были обеспечить жену и детей в случае его смерти.

Пол очень не любил дорогу на работу и обратно, и поэтому, когда финансовая компания перевела его в Пало-Альто, вся семья переселилась в глубь полуострова. Джобс купил дом в Маунтин-Вью, рядом с первым в районе торговым центром; соседями его были «синие воротнички» и представители низших слоев среднего класса.

Стивен просыпался очень рано, и родителям пришлось купить ему коня-качалку, проигрыватель и пластинки Литл Ричарда[10], чтобы мальчик мог чем-то занять себя и не будить по утрам весь дом. Соседские дети снимали фильмы на восьмимиллиметровую камеру, и Джобс-младший, облачившись в отцовский плащ и шляпу, играл в этих киносюжетах детектива. Телевизор в семье Джобсов обычно был настроен на сериалы «Доби Гиллис» (Dobie Gillis), «Я люблю Люси» (I Love Lucy), «Граучо Маркс» (Groucho Marx). Дети любили смотреть мультфильмы о Джонни Квесте.

В Маунтин-Вью – как в Саннивейле и Пало-Альто – тоже жили инженеры-электронщики. Они брали работу домой, возились со схемами в гараже, а когда им удавалось соорудить что-то интересное, выставляли свое произведение на подъездной дорожке к дому. Однажды один инженер, работавший в компании Hewlett-Packard и живший через несколько домов от Джобсов, принес домой из лаборатории угольный микрофон и подключил к аккумулятору и динамикам, мгновенно превратившись в электронного Гамельнского крысолова[11]. Стива Джобса, которого отец познакомил с азами электроники, озадачило явное нарушение научных законов, которые он хорошо усвоил: у микрофона не было усилителя, но из динамиков слышался звук. Мальчик рассказал о непонятном устройстве отцу, но тот не смог ничего толком объяснить своему сыну, поэтому ребенку пришлось обращаться к инженеру из Hewlett-Packard. Вскоре Стив получил заинтересовавшее его устройство в подарок, и мальчика стали часто приглашать на ужин в дом инженера, где он значительно расширил свои познания в электронике.

Джобс-старший больше интересовался автомобилями, чем электронными приборами. Еще подростком он сумел накопить денег на машину и с тех пор все время подрабатывал в автомобильном бизнесе – покупал, продавал и обменивал машины. Он гордился тем, что последний раз приобрел новый автомобиль в 1957 году, с тех пор с помощью смекалки и своих умелых рук он спасал и возрождал старые модели. Джобс увлекался восстановлением экземпляров какой-то одной модели до тех пор, пока его внимание не привлекала другая. Фотографии любимых машин он размещал в альбомах или развешивал на стенах в рамках; он знал наизусть все мелкие детали, оценить которые был способен только коллекционер: например, редкая отделка сиденья или необычно расположенные воздухозаборники.

После работы Джобс облачался в комбинезон, хватал сверкающий больничной чистотой ящик с инструментами и исчезал под машиной, которой были заняты его мысли всю неделю. Он познакомился со всеми чиновниками местного отдела транспортных средств, а в субботу утром обычно объезжал свалки в Пало-Альто вдоль дороги, идущей параллельно автостраде, а затем сортировал свои находки. Пол Джобс часто брал с собой сына и позволял ему наблюдать за переговорами и торговлей: «Я надеялся привить ему хоть какие-то навыки механика, но Стиву не очень-то хотелось пачкать руки. Механические устройства его никогда не увлекали». Стивен вспоминал, что ему было гораздо интереснее представлять, какими были прежние владельцы машин.

В один прекрасный день один из соседей по Маунтин-Вью уговорил Пола Джобса попробовать свои силы в торговле недвижимостью. Пол купил лицензию риелтора, и примерно год дела у него шли неплохо, однако ему не нравились суета, заискивание перед клиентом и неуверенность, неизбежные в новой профессии. За второй год он заработал совсем немного. Дела шли настолько плохо, что ему пришлось перезаложить свой дом, чтобы содержать семью. Чтобы помочь семье свести концы с концами, Клара Джобс устроилась на неполный рабочий день в бухгалтерию компании Varian Associates, которая занималась производством радаров. В конце концов Пол Джобс разочаровался в непредсказуемом рынке недвижимости и решил вернуться к профессии механика. Он поступил на работу в автомастерскую в Сан-Карлосе, но карьеру ему пришлось начинать с самой низшей ступени.

Трудности семьи не могли не сказаться и на Стивене Джобсе. Ни поездок всей семьей в отпуск, ни новой мебели, ни цветного телевизора. Почти все в доме Пол Джобс сделал своими руками. Когда в четвертом классе учительница спросила школьников, чего они не понимают в окружающем мире, Стив Джобс ответил: «Я не понимаю, почему мы вдруг стали такими бедными». Та же учительница, Имоджин Хилл, спасла своего девятилетнего подопечного и не дала сбиться с пути, когда его выгнали из другого класса за плохое поведение. Стив вспоминал: «Она быстро оценила ситуацию. И подкупом заставила меня учиться. Говорила: «Я очень хочу, чтобы ты сделал все упражнения из этого учебника. Когда закончишь, я дам тебе пять баксов». В результате Джобс перескочил через пятый класс, и, хотя учителя советовали ему поступать в неполную среднюю школу и изучать иностранный язык, он отказался и пошел в шестой класс. Вот что написано в его характеристике: «Стивен превосходный читатель. Тем не менее на занятиях по литературе он много времени тратит впустую… Ему очень трудно мотивировать себя или увидеть цель в изучении предмета… И с дисциплиной бывают проблемы».

В семье Джобс, как и в семье Возняк, очень любили плавание. Первые уроки Стивен получил в пятилетнем возрасте, а позже его записали в плавательный клуб Mountain View Dolphins. Чтобы оплатить занятия, Клара Джобс по вечерам присматривала за детьми своих друзей. Несколько лет спустя, когда Джобс вырос и был уже членом команды клуба, он познакомился с Марком Возняком. По воспоминаниям Марка, некоторые пловцы смеялись над Стивом и обижали его, шлепая мокрыми полотенцами. «Наверное, его можно было назвать плаксой. Проиграв заплыв, он очень расстраивался и плакал. Плохо ладил с остальными. Он стоял особняком».

Как бы то ни было, Стивен Джобс перешел в начальную школу Криттенден в Маунтин-Вью. Сюда принимались дети из самых бедных, восточных окраин города, и школа считалась рассадником хулиганства. Местной полиции часто приходилось разнимать драки и призывать к порядку детей, которые выпрыгивали из окон или угрожали учителям. Через год Стивен Джобс предъявил родителям ультиматум: он вообще не вернется в школу, если ему придется еще год учиться в Криттендене. Пол Джобс понял, что сын не отступит: «Он сказал, что просто не пойдет в школу. И мы переехали». Привлеченная репутацией школ Пало-Альто и Купертино, семья сделала еще один шаг в глубь полуострова. В Лос-Альтосе они купили дом с покатой крышей, большим гаражом и тремя спальнями – в пределах причудливых границ школьного округа Купертино.

«Крем-содовый» компьютер

Когда Джон Макколлум приехал в Купертино в день открытия средней школы Хоумстед, чтобы преподавать там электронику, классная комната F-3 была почти пустой. Холодный цементный пол, стены из шлакобетонных блоков, несколько серых металлических стульев и шарнирная подставка с телевизором, транслировавшим объявления по школьной кабельной сети. Классная комната да и остальные помещения средней школы Хоумстед выглядели как тюрьма с минимальной изоляцией заключенных. Ее границы были обозначены не менее четко. Дома, которые Макколлум видел из окна, находились в Саннивейле, но классная доска висела в Купертино. При открытии школы Хоумстед классная комната F-3 выглядела такой унылой и пустынной, что даже самому любознательному ученику было бы трудно получить удар электрическим током, если бы ему приспичило залезть пальцем в розетку.

Макколлум немедленно принялся за дело.

Над доской он повесил длинную желтую логарифмическую линейку, прикрепил к стене звездно-полосатый американский флаг, прилепил наклейку на бампер с призывом «Летайте морской авиацией», а также развернул яркий плакат, гласящий «Безопасность не случайна». К полу были прикручены два длинных деревянных лабораторных стола, постепенно заполнявшиеся оборудованием. Вместо того чтобы экономить и копить деньги на покупку новых приборов, Макколлум решил схитрить. Полки над лабораторными столами стали заполняться разнообразными приборами за счет того, что классная комната F-3 постепенно превращалась в плотно набитую мусорную корзину для расположенных неподалеку компаний, таких как Fairchild, Raytheon и Hewlett-Packard. Макколлум напоминал степенного уличного кота, прогуливающегося по долине Санта-Клара в поисках запчастей. Он обнаружил, что ученики рано или поздно умудряются испортить примерно треть того, что он приносил в класс. «Мелочовка», как продавцы электроники презрительно называли заказы менее пятидесяти штук, тут не помогала. Макколлуму – а скорее его ученикам – требовались крупные партии товара.

К счастью, клиенты производителей электронных компонентов были очень привередливыми и зачастую отбраковывали больше деталей, чем покупали. Они отказывались приобретать транзистор с нечетким номером партии, резистор со слегка погнутыми ножками или конденсатор с пузырьком краски. Самой большой удачей Макколлума можно считать девять тысяч транзисторов (тогда они стоили по шестьдесят долларов за штуку), полученных от компании Raytheon, – инженер входного контроля NASA посчитал их слишком хлипкими, чтобы отправлять на Луну. Были и другие крупные трофеи, в том числе со склада Hewlett-Packard в Пало-Альто. Магазин компании, напоминавший благотворительные склады Армии спасения, был забит старым или ненужным измерительным оборудованием, и учителя могли брать приборы бесплатно. Макколлум регулярно наведывался туда и несколько раз возвращался с дорогостоящими частотомерами и двухлучевыми осциллографами. Через несколько лет, когда Стивен Возняк – а чуть позже и Стивен Джобс – записались на начальный курс электроники, классная комната F-3 превратилась в настоящий склад. У Макколлума было не меньше измерительных приборов, чем в расположенном по соседству местном колледже Де-Анза, а по сравнению с Хоумстедом лаборатории электроники соседних школ выглядели так, словно находились в Верхней Вольте.

Для самых способных учеников и тех, кто мастерил электронные устройства дома, предлагаемые Макколлумом проекты казались устаревшими. Чего нельзя было сказать о теории. Для Стивена Возняка три курса электроники – каждый день по пятьдесят минут – стали самыми главными уроками в школе. Занятия у Макколлума также обозначили четкую границу между электротехникой и электроникой. Для учеников разница была не только семантической – водораздел проходил между мужчинами и мальчиками. Электротехника ассоциировалась с игрушечными наборами из батареек, выключателей и лампочек. Электроника стояла гораздо выше – профессия, уводившая в мир технологии и абстрактные области физики, описывающие поведение могущественного и невидимого электрона.

Стоя перед классом в своем шерстяном кардигане, Макколлум вдалбливал ученикам теорию электроники. Всевозможные истории и отрепетированные рассказы о двадцати годах службы в военно-морском флоте – он уволился в знак протеста против правила, которое предписывало редко поднимающимся в воздух пилотам летать с дублером, – повторялись так часто, что некоторые ученики присвоили им кодовые номера. Макколлум вертел в руках очки, водружал на нос, снимал, совал в карман рубашки рядом с ручками в полосатом пластмассовом футляре. Начинал он с теории, а заканчивал практикой. Ученики знакомились с законом Ома, основами схемотехники, магнетизмом, индукцией. Оказалось, если внимательно слушать учителя, то информация неплохо запоминается. И семена, которые заронил Макколлум, со временем дали ростки. Мальчики решали простейшие уравнения, соединяли резисторы последовательно и параллельно, наблюдали, как заряжаются конденсаторы. Они конструировали источники питания и усилители, учились управлять переменным и постоянным током.

Макколлум также представлял собой своеобразный центр контроля качества. Когда ученики заканчивали сборку радиоприемника, он исчезал вместе с устройством в кладовке, заменял некоторые детали дефектными и заставлял найти неисправность – не глазами, а с помощью логических рассуждений. «Вы должны уметь добраться до сути», – повторял он. Сообразительные ученики приносили Макколлуму на экспертизу приборы, собранные дома, в спальнях и гаражах. Он тыкал в плохо прикрученные детали отверткой и дергал паяные соединения, словно строгий стоматолог. Однажды он раскритиковал рукоятку на блоке питания, собранном Биллом Фернандесом, потому что она вращалась в противоположную сторону. «Тогда я впервые задумался, – рассказывал впоследствии Фернандес, – о стандартах и эргономике».

Стремясь максимально раскрыть потенциал электричества, Макколлум превратился в настоящего шоумена. Он пугал учеников рассказами о кислоте, сжигавшей лица тех, кто неосторожно запускал двигатель от аккумулятора другого автомобиля. Он эффектно демонстрировал хорошо известные трюки, доставая принадлежности из запертого ящика письменного стола. Тер воздушный шарик о свой шерстяной свитер, а затем подвешивал его к телевизору. Или гасил в классе свет и щелкал выключателем трансформатора Тесла, вырабатывавшего ток высокой частоты. Ученики наблюдали за дугой напряжением сто тысяч вольт, от которой загоралась помещенная рядом люминесцентная лампа. В другие дни присутствовавшие в классной комнате F-3 наблюдали за пламенем, взбирающимся по ступенькам лестницы Иакова. Макколлум так формулировал свою цель: «Я пытаюсь рассеять тайну, окружающую электроны. Их нельзя увидеть, но можно наблюдать за их действием».

Как уже было сказано, занятия по электронике не ограничивались лишь теорией. Наибольшей популярностью у учеников пользовались практические занятия, которые часто вызывали удивление, раздражение, испуг и другие эмоции, сопровождавшиеся ахами, криками или визгом. Детали, из которых собирались примитивные вольтметры и омметры, можно было использовать и в других целях, более увлекательных. Стивен Возняк с раннего возраста любил розыгрыши и обычно умудрялся придумать собственную шутку. Например, кидать яйца в проезжавшие мимо машины в темное время суток он считал занятием скучным и неоригинальным, предпочитая покрасить яйца в черный цвет и подвесить их на привязанном к фонарным столбам шнурке на такой высоте, чтобы они разбивались о решетку радиатора проезжавшего мимо автомобиля. Электроника же открыла ему новые возможности для проказ.

Так, например, в последний год учебы в средней школе Хоумстед Возняк извлек из старого аккумулятора несколько цилиндров, по внешнему виду похожих на динамитные шашки. Потом он присоединил к ним осциллограф и поместил эту конструкцию в шкафчик приятеля. А от шкафчика он протянул к двери подозрительного вида провода. Вскоре тиканье осциллографа привлекло всеобщее внимание, и директор школы Уоррен Брилд, рискуя жизнью, схватил неизвестное устройство и бросился на пустое футбольное поле. «Я выдернул провода и позвонил в полицию. Меня назвали ослом – вполне заслуженно». Виновника вычислили довольно быстро, но по дороге в директорский кабинет Возняк думал, что его хотят поздравить с победой на олимпиаде. Вместо этого его передали местной полиции, и следующую ночь он провел в Сан-Хосе, в центре для несовершеннолетних правонарушителей. Следующим утром при виде сына Маргарет Возняк возмущенно воскликнула: «Вы бы еще вытатуировали у него на груди номер!» Сестра Стива Лесли, редактировавшая школьную газету, сообщила ему, что оставила место в газете для его рассказа об условиях содержания в центре. Когда Возняк вернулся в Хоумстед – притихший, растерянный, но избежавший обвинительного приговора, – одноклассники встретили его стоя, с овацией.

Время от времени ученики обращались за помощью к Джону Макколлуму, чтобы сладить с непослушным передатчиком, и он давал им практические советы. Но Макколлум преподавал курс электроники, а не информатики. В конце шестидесятых ученики школы Хоумстед, интересовавшиеся компьютерами, составляли абсолютное меньшинство, – их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Электроника и компьютеры считались мужским занятием, хотя большинство мальчишек находили подобные увлечения странными. Необычные интересы помогали преодолеть различия – возраст, разные классы – и толкали одиночек друг к другу. Своими увлечениями – которые порой доходили до навязчивых состояний – они занимались и дома, и в школе.

На внеклассных мероприятиях в Хоумстеде Возняк обычно сидел с рассеянным видом, глядя в пространство через толстые стекла очков, или рисовал электрические схемы на желтых планшетах. Его сестра вспоминала: «В старших классах мне его было жалко. Стив был одинок. Он страдал из-за своего характера и из-за того, что не вписывался в коллектив. Над ним всегда смеялись. Мне все время хотелось его защитить». Но Стив, в отличие от сестры, не чувствовал себя в ловушке провинциальных нравов Саннивейла и не переживал из-за строгого дресс-кода школы Хоумстед. Он с большим подозрением относился к марихуане и другим наркотикам, охотно воспринимал предупреждения об их опасности и, случайно обнаружив в комнате сестры подозрительные семена, рассказал об этом родителям. Мать видела наклонности сына: «В старших классах он отличался консервативностью… И с девочками у него не особенно ладилось». Возняк был чересчур правильным.

Уединившись со своими приборами, он в последние два года школы собрал все призы в области электроники и был президентом двух клубов: электроники и математики. Возняк придумал схему устройства, которое реализует арифметические действия сложения и вычитания, а затем начал усложнять ее. Ему удалось справиться с более трудными задачами, такими как умножение, деление и даже извлечение квадратного корня. Аллен Баум, который был на два года младше Возняка, удивился непонятным значкам: «Я спросил, что он делает, и Стив ответил, что разрабатывает компьютер. Я был глубоко потрясен».

Баум, худощавый мальчик с темными волосами и ласковыми карими глазами, до тринадцати лет жил в Нью-Джерси. Затем семья переехала в Калифорнию, и его отец устроился на работу в Стэнфордский исследовательский институт. Впоследствии Аллен осознал: «В Нью-Джерси я бы совсем зачах. Я всегда мечтал стать инженером и знал, что наступит время, когда я буду разбираться в электронике». Он бродил по прохладному машинному залу института, скептически разглядывая компьютеры, пока отец не показал ему, как работать за терминалом. «Через час Аллен уже умел больше меня», – рассказывал отец.

В отличие от Возняка Баум не участвовал в выставках электронных поделок, но разделял его интерес к теории и проектированию компьютеров. Когда Возняк убедил Макколлума найти место, где можно углубленно изучать компьютеры, Баум составил ему компанию. Через знакомого Макколлум договорился, чтобы каждую среду во второй половине дня двух его учеников пускали в машинный зал компании GTE Sylvania, производителя электронных приборов для нужд армии. Весь учебный год два подростка еженедельно приезжали на проходную Sylvania в Маунтин-Вью.

Они записывались в книге посетителей, цепляли к рубашкам пластиковые бейджи, ждали сопровождающих, а затем шли по коридору и через толстую металлическую дверь попадали в компьютерный зал, где гул IBM 1130 превращал любой разговор в обмен громкими репликами. Белый кафельный пол вибрировал под весом компьютера размером с французский гардероб XVIII века. Команды вводились с помощью клавиатуры. Например, программы для расчета заработной платы в корпорации набивались на стопках тонких перфокарт цвета хаки, которые вставлялись в устройство считывания данных. Необходимая компьютеру информация хранилась в накопителях на магнитных лентах, выстроившихся вдоль стен и напоминавших большие магнитофоны; результат распечатывался на грохочущем принтере, похожем на те, что использовались телеграфными компаниями.

Так Возняк впервые увидел большой компьютер – мейнфрейм. За год Стив и Аллен освоили азы компьютерной грамотности. Сотрудники Sylvania познакомили Возняка с компилятором – программой, которая преобразует команды, введенные на языке программирования, состоящем из обычных букв и цифр, в двоичный машинный код, понятный компьютеру. Возняк был удивлен: «Я не знал, что компилятор – программа. Думал, это отдельное устройство, и тыкал пальцем в разные модули, спрашивая: «Это компилятор?» Программисты Sylvania также помогли мальчику преодолеть трудности, с которыми он столкнулся, разрабатывая калькулятор, умножающий большие числа. Но двум подросткам больше нравилось не слушать пояснения, а самим программировать компьютер.

Стив и Аллен писали программы на языке фортран, набивали их на тонкие перфокарты и вставляли в считывающее устройство. Они заставляли компьютер возводить числа в большие степени и наблюдали, как принтер усердно распечатывает результат. Они искали простые числа и вычисляли квадратные корни. Вместе они составили программу передвижения коня по шахматной доске, чтобы он обошел всю доску, при этом не попадая дважды на одну клетку. Однако первый запуск программы оказался неудачным. Компьютер не реагировал – слышалось только гудение лопастей вентилятора. Тогда друзья изменили программу, заставив машину сообщать о каждом ходе. Первые несколько десятков ходов были сделаны довольно быстро, но потом компьютер начал зависать и в конечном итоге встал.

Один из программистов Sylvania показал подросткам формулу для оценки времени выполнения программы, прежде чем она даст ответ о маршруте коня. Возняк попробовал, и результат его ошеломил: «Я подсчитал, что на поиск единственного решения потребуется от десяти до двадцати пяти лет. Ждать мне не хотелось». После нескольких месяцев занятий в компании Sylvania Макколлум поручил Возняку прочесть доклад о компьютерах на одном из занятий по электронике: «Лекция была великолепной. Ошибся Стив только в одном. Ему следовало читать ее студентам второго курса колледжа».

Визиты в Sylvania, привилегия пользоваться компьютером и крупицы знаний, переданные программистами мальчишкам, – все это не только становилось для Возняка главными событиями недели, но и влияло на другие занятия. Вместе с Баумом он стал все больше интересоваться Стэнфордским линейным ускорителем, назначение которого было гораздо серьезнее, чем предполагала неудачная аббревиатура, SLACK[12].

Но мальчиков интересовали не электроны, проносящиеся по двухмильному бетонному туннелю, который проходил под федеральной автострадой 280 и заканчивался в поле в окрестностях Вудсайда. Они направлялись к административным зданиям SLACK на склоне холма, возвышавшегося над Пало-Альто и башней Гувера в Стэнфордском университете. Там они бродили по машинному залу и изучали установленный в SLACK компьютер IBM 360, универсальную вычислительную машину, составлявшую основу линейки компьютеров IBM в шестидесятых годах. Друзьям разрешили пользоваться перфораторами для подготовки программ, которые они затем запускали на менее мощном компьютере IBM в Sylvania.

Но главной приманкой была для них библиотека. В субботу и воскресенье вторую половину дня двое подростков проводили среди стеллажей с книгами, читая журналы и изучая руководства к компьютерам. Это было одно из богатейших хранилищ технической информации на всем полуострове. Библиотекари SLACK выписывали журналы, предназначенные для программистов и инженеров: Datamation, Computerworld, EDM и Computer Design. К большинству журналов были приложены карточки обратной связи, в которых читателю предлагалось отметить компании, от которых он хотел бы получить информацию. Скоро почтовый ящик Возняка распух от тяжелых конвертов с брошюрами, описаниями и руководствами по эксплуатации новейших компьютеров. На конвертах были указаны адреса Digital Equipment Corporation, Data General, Scientific Data Systems, Data Mate, Honeywell и Varian. Почти все эти компании выпускали мини-компьютеры, уменьшенные версии универсальной вычислительной машины, занимавшей целую комнату.

Мини-ЭВМ, названные так по аналогии с короткими и узкими юбками, которые сделала популярными лондонская Карнаби-стрит, размерами обычно не превышали холодильник, рассчитанный на семью из шести человек. Производители мини-ЭВМ, как и фирмы, разрабатывающие спутники и ракеты, воспользовались стремительной миниатюризацией электроники. По мере совершенствования технологии на одном кристалле кремния удавалось разместить все большее число транзисторов. Это позволяло таким компаниям, как Digital Equipment, выпускать мини-ЭВМ, которые хоть и не могли соперничать с большими машинами, но превосходили по мощности универсальные ЭВМ пятилетней давности. Графики, регулярно публиковавшиеся в профессиональных журналах, свидетельствовали о том, что компьютеры становятся все дешевле и мощнее.

Однако, несмотря на то, что мини-ЭВМ были гораздо меньше больших машин, они все-таки оставались достаточно громоздкими. Программы вводились с бумажной ленты, память состояла из десятков маленьких железных сердечников в форме бублика, соединенных проводами и размещенных в блоках размером с коробку из-под сигар. Результаты выполнения программ распечатывались на принтере, похожем на телетайп. Учебники и руководства по эксплуатации рассказывали о том, как сложно управлять потоками в миллионы бит, текущими в разных направлениях. «Краткий справочник по компьютерам» (Small Computer Handbook) компании Digital Electronics Corporation, который специалисты из Sylvania дали Возняку, стал чем-то вроде классики, поскольку очень подробно рассказывал о компьютерах. В нем содержалось детальное описание особенностей центрального процессора, рекомендации по управлению памятью, описывались способы подключения к телетайпу, приводились блоксхемы, которые помогали в написании и тестировании программ.

Компьютерные журналы дополнялись специальной литературой – журналами, посвященными электронным компонентам. В конце шестидесятых главной темой стали интегральные схемы, или чипы, выпускаемые такими компаниями, как Fairchild, Signetics, Synertek, Intel и Motorola. Для Возняка и Баума эти журналы были почти такими же ценными источниками информации, как компьютерные журналы и руководства по эксплуатации вычислительных машин. Ни одна из компаний не выпускала микросхему, которая одна была способна работать как вычислительная машина, но некоторые производители разработали чипы, из которых при должном умении можно было собрать компьютер. Сами компании публиковали описание и характеристики новых микросхем в так называемых справочных листках, до отказа напичканных технической информацией. За ними тоже нужно было охотиться. Разработка компьютера – такого, который приближался к далекому миру современной техники, – требовала детального знакомства с диаграммами и прочими подробностями справочных листков.

Возняк проштудировал «Краткий справочник по компьютерам» компании DEC, но первой мини-ЭВМ, которую он внимательно изучил, стала Varian 620i. Компьютер представлял собой коричневый шкаф с черными и белыми переключателями на передней панели. Возняк впервые попытался сконструировать собственный вариант мини-ЭВМ, используя отобранные микросхемы: «Я не знал, как сделать полноценный компьютер, но понимал, что он собой представляет». Он начал разбираться, что находится между программой, которую пользователь вводит в компьютер, и центральным ядром устройства. Сосредоточив усилия на этом ядре, Стив понял смысл набора точных инструкций, который формирует код для управления машиной.

Конечно, Возняк не смог овладеть всеми тонкостями разработки компьютера, но его привлекла идея использовать как можно меньшее число компонентов. Ему доставляло удовольствие находить способы объединения или сокращения числа вентилей – схем, которые образуют основу цифровой логики. Когда микросхемы содержали цепи, заменяющие несколько вентилей, это становилось поводом для радости. Возняк задался целью сделать так, чтобы каждый отдельный компонент выполнял как можно больше функций: «Я начал двигаться к более высоким уровням интеграции». Родители и Возняка, и Баума были поражены успехами своих сыновей. Подобно большинству подростков, мальчики не отвлекались на скучные мелочи жизни и могли позволить себе роскошь полностью отдаваться своим увлечениям.

Вскоре Возняк и Баум разобрались в своих любимых мини-ЭВМ, и книжные полки в их спальнях начали распухать от литературы о компьютерах. Друзья научились различать удачные и неудачные конструкции. Они уже могли оценить оригинальные решения, например методы обработки чисел с плавающей запятой. Иногда их внимание привлекал внешний вид или название, такое как Skinny Mini, намекавшее на тонкую стойку компьютера. Элмер Баум вспоминал: «Примерно через три месяца я сдался. Они разрабатывали компьютеры, а я не мог понять, о чем они говорят».

Когда Возняк окончил среднюю школу и поступил в колледж, он и там продолжил увлекаться компьютерами. Из альма-матер отца, Калифорнийского технологического института, пришел отказ, и после одного тоскливого дня, проведенного в местном колледже Де-Анза в Купертино, Стив поступил в Колорадский университет в Боулдере. Джерри Возняк с сомнением относился к попыткам сына уехать из Калифорнии и присоединиться к школьным друзьям. «Стивен не был готов покинуть дом и учиться в колледже». В его чемодане среди прочих вещей был передатчик, специально настроенный для создания телевизионных помех. Возняк начал включать помехи во время транслировавшихся по университетскому кабельному телевидению лекций, вынуждая профессоров настраивать приемники. Он продолжал забавляться со своим передатчиком, пока преподаватели не приходили в смятение, уверенные в том, что, если они поднимут руку или ногу, помехи исчезнут. Стив также умудрился привести в ярость своих однокурсников, прервав трансляцию Кентуккийских скачек как раз в тот момент, когда лошади пересекали финишную линию.

Жизнь Возняка в Колорадо вращалась вокруг университетского компьютера компании Control Data, CDC 6400. Он изучал инструкции к компьютеру, освоил новые приемы программирования на языке фортран, а также познакомился с другим языком программирования, алголом.

Руководство колледжа Возняк раздражал – слишком много времени болтался в компьютерном зале и слишком часто пользовался компьютером. Он написал несколько программ, которые выплевывали рулоны бумаги с надписями «К ЧЕРТУ НИКСОНА» и «ХОРОШАЯ МАКУЛАТУРА». «На один час в аудитории приходилось десять часов за компьютером», – признавал он. Ночи, проведенные за игрой в бридж, и стомильные поездки за гамбургерами тоже не способствовали хорошей успеваемости. Один из деканов невзлюбил его и угрожал исключением. Возняк ответил тем, что нанял адвоката, чтобы тот составил письменное предупреждение, но это не помогло. В конце первого года обучения он покинул Колорадо с чемоданом, набитым усовершенствованными схемами компьютеров, и с кучей неудовлетворительных оценок. Ему пришлось вернуться в родительский дом в Саннивейле, где он снова поступил в местный колледж Де-Анза.

Оказавшись дома, Возняк вернулся в тот же узкий круг, в атмосферу отбракованных по внешним признакам компонентов, справочных листков и научных выставок. Он посещал те же курсы лекций в колледже Де-Анза, что и Аллен Баум. Элмер Баум также записался на курс программирования на языке фортран, но через несколько недель бросил занятия, а его восхищение знаниями и навыками молодых лишь усилилось. Возняк конфликтовал с преподавателями – на занятиях по линейной алгебре он занимался проектированием компьютеров.

В конце года они вместе с Баумом случайно нашли работу на лето. Друзья искали местное отделение компании, выпускающей мини-ЭВМ, и наткнулись на штаб-квартиру Tenet, маленькой фирмы, пытающейся наладить производство компьютеров по индивидуальному заказу, например для отдела транспортных средств штата Калифорния. Юноши уговорили принять их на работу в качестве программистов, и, хотя вскоре Баум уехал учиться в Массачусетский технологический институт, Возняк остался и научился программировать компьютер так, чтобы он мог одновременно обслуживать нескольких пользователей. Время от времени он наведывался в Лос-Анджелес: «Я хотел жениться на своей юной кузине, но я ей никогда не нравился». Он работал в Tenet вплоть до экономического кризиса 1972 года, после чего зарегистрировался на бирже труда, чтобы получать пособие по безработице.

Знания его были бессистемными, и учился он в основном проектированию компьютеров. Возняк читал ксерокопии учебников, которые Баум присылал ему из МТИ, и продолжал посещать школьные научные выставки. Во время одного из таких визитов его внимание привлекло механическое устройство, последовательно выполнявшее несколько операций. На каждом этапе механизм выдавал определенный сигнал. Возняк скопировал описание механизма и взял домой для изучения. Он применил используемый принцип к электронике и пришел к мысли о схеме, которая для реализации команды выполняет последовательность из множества мелких операций: «Внезапно я понял идею последовательности операций. И сразу же догадался, как проектировать компьютеры. А ведь еще вчера это было для меня загадкой. Как только к тебе приходит удачная идея, ты просто чувствуешь – это то, что надо».

Этот самостоятельно усвоенный урок очень помог Возняку, когда он погрузился в описание мини-ЭВМ Nova компании Data General. Разработанный выходцами из Digital Equipment Corporation компьютер Nova приобрел популярность благодаря интеллектуальному и агрессивному дизайну. В узком мире его поклонников большим спросом пользовался рекламный плакат, который компания высылала по почте. И Возняк, и Баум повесили плакаты в своих спальнях, вместе с фотографиями кумиров. Баум так объяснял свой поступок: «Это был единственный компьютер, выглядевший так, словно он мог поместиться на столе».

Следующая модель Data General под названием Supernova представляла собой 16-разрядный компьютер – шестнадцать двоичных битов обрабатывались одновременно, – все элементы которого, за исключением памяти, были смонтированы на одной печатной плате. Более сотни полупроводниковых микросхем были установлены в отверстия зеленой платы и соединялись между собой извилистыми лужеными дорожками. Покрытые оловом дорожки вытравливались на так называемой печатной плате, которая стала одним из основных конструктивных блоков компьютера. Смонтированные на материнской плате микросхемы управляли основными функциями устройства. Почти каждая деталь компьютера компании Data General отражала прогресс электроники. Несмотря на гораздо более сложное арифметико-логическое устройство компьютера, принципы его работы не отличались от тех, что были заложены в сумматоре-вычитателе, сконструированном Возняком в возрасте тринадцати лет. Однако то, для чего в 1963 году требовалась большая плата и сотни деталей, в 1970 году умещалось на кремниевой пластинке.

Вместе с Баумом, проводившим летние каникулы в Калифорнии, Возняк стал разрабатывать собственную версию Nova. Он обратился в Data General за более подробной информацией и получил несколько сотен страниц служебной документации компании. Друзья собирали информационные листки о новых микросхемах, выпускаемых Fairchild Semiconductor и Signetics, изучали технические характеристики, отбирая подходящие микросхемы. Они разработали схемы – рисунки, на которых было показано, как соединяются между собой микрочипы, – для двух разных вариантов компьютера. В одном использовались микросхемы Fairchild, в другом Signetics.

Движущей силой проекта был Возняк, однако и Баума нельзя было назвать стоящим на обочине. Он знал все тонкости разработки компьютера и мог предложить, как максимально эффективно использовать возможности микросхем. Друзья сосредоточились на цифровой электронике, не обращая внимания на все остальное. «Нас не беспокоили такие вещи, как блок питания», – вспоминал Баум. На каком-то этапе друзья даже решили собрать свою версию компьютера, сложили все схемы в папку и направили письма различным компаниям с просьбой прислать комплектующие. Возняк вспоминал: «Я хотел собрать каждый компьютер, который проектировал. Проблемой было достать необходимые детали».

Решая непростую задачу разработки нескольких разных версий Nova, Возняк многому научился. Желая помочь сыну понять кое-какие тонкости, Джерри Возняк познакомил его с разработчиком полупроводниковых микросхем из Fairchild. Инженер объяснил, что количество используемых микросхем – это лишь один аспект конечной цели. Он рассказал Стиву, что не менее важным является место, которое занимают элементы на печатной плате. Поэтому Возняк сосредоточил усилия на решении двойной задачи: минимизировать и количество микросхем, и место, занимаемое ими на плате.

Опыт, полученный с компьютером Nova компании Data General, вдохновил Возняка на еще более дерзкое предприятие. Он решил, что попробует сконструировать собственный компьютер. Ему удалось заинтересовать одного из живших по соседству приятелей, Билла Фернандеса, и заручиться его помощью. Они были знакомы уже не один год, а их отцы вместе играли в гольф. Фернандес – худощавый, с резким, смуглым лицом – был на несколько лет младше Возняка, но имел более широкий круг интересов. Он был приверженцем учения бахаи[13], изучал айкидо и производил впечатление человека, который был бы на своем месте в Японии XVI века, в роли ученика самурая. Его тоже привлекали ярмарки научных проектов учащихся, и однажды он выставил в качестве экспоната электрический замок с переключателями, прибитыми к листу фанеры. Фернандес конструировал сирены из передатчиков и был, как он сам признавался, основательным и серьезным, но его нельзя было назвать увлекающейся или импульсивной натурой. Он был дотошным парнем с золотыми руками, и у него ловко получалось монтировать разнообразные приборы вроде автомобильного радиоприемника.

В последний год курса электроники, который преподавал Макколлум, Фернандес работал техником в лаборатории космических систем NASA. Там он собирал, тестировал и модифицировал схемы, обучался особой методике пайки; ему показывали, как правильно зачищать провода, и объясняли опасность повреждения изоляции. Фернандес отвоевал себе место в родительском гараже для занятий любимым делом. Он втиснул верстак и полки между нагревателем и сушкой для белья. «Место в гараже было постоянным источником споров. Родители говорили, что я захватил четверть гаража, а на самом деле мне принадлежала только шестнадцатая часть». Тем не менее гараж Фернандесов стал надежным местом для сборки компьютера Возняка.

Стив знал, что ему нужно от компьютера. «Я хотел создать машину, которая что-то делает. Вы поворачиваете переключатель телевизора и получаете результат. На компьютере вы нажимаете клавишу, и загораются лампочки». Чтобы собрать машину, которая всех удивит, Возняк и Фернандес начали выпрашивать комплектующие у различных компаний. От Intel они получили восемь микросхем памяти, каждая из которых могла хранить 256 бит информации. Intersil подарила пару дорогих микросхем арифметико-логического устройства. Несколько переключателей они нашли среди образцов товара у торгового представителя компании, выпускающей переключатели, светодиодами их снабдил инженер Monsanto, а металлическая рама была подобрана на одной из свалок металлолома Hewlett-Packard. Самый большой вклад в элементную базу внесли два инженера-наладчика из Signetics. Возняк и Фернандес разложили свои трофеи на полу в гостиной Фернандеса и принялись за сортировку, отделяя сумматоры, мультиплексоры и регистры. Они проверяли обозначения микросхем по справочным листкам и раскладывали по маленьким, аккуратно подписанным конвертам из коричневой бумаги.

Приступив к работе, они распределили обязанности. Возняк рисовал схему компьютера на листах блокнотной бумаги, сосредоточившись на логических микросхемах. Фернандес разрабатывал тактовый генератор и схему индикации. Стив смотрел, как его младший товарищ, еще не закончивший среднюю школу, выполняет работу техника, собирая компьютер. «Инженерной подготовки у него не было, но он умел обращаться с проводами и паяльником. Работал он медленно, но очень тщательно и аккуратно». Несколько недель друзья по вечерам и в выходные дни собирали компьютер, выпив в процессе работы огромное количество бутылок крем-соды марки Cragmont. Фернандес сдавал пустые бутылки в местный универсам, а на вырученные деньги покупал необходимые детали.

«Крем-содовый» компьютер был упрощенной версией мини-ЭВМ, которые поразили воображение Возняка, – «абсолютный минимум аппаратных средств», – а конструкция определялась имеющимися в наличии комплектующими, рассортированными по коричневым бумажным конвертам. Ядро компьютера формировали два четырехбитных арифметико-логических устройства (АЛУ), которые Возняк соединил последовательно, чтобы получить восьмиразрядную машину. Сам компьютер был смонтирован на металлической раме. На большой плате располагались микросхемы, а на маленькой тактовый генератор – кварцевый резонатор и делитель частоты, схема которого была разработана на основе той, что приводилась в инструкции компании Signetics. Восемь переключателей Фернандес вставил в отверстия, просверленные в листе бакелита.

Когда «крем-содовый» компьютер был готов, Возняк начал его тестировать, написав несколько программ. Основой для них послужили справочные листки микросхем, в которых указывалось, какие команды необходимы, чтобы микросхемы выполняли такие операции, как сложение или вычитание. Возняк выписывал последовательность битов и вычислял код команды. Все команды выполнялись за пять тактов, формировавших внутреннюю последовательность, которую бормотал себе под нос Стив: «Загрузить, загрузить следующий байт команды в адресный регистр памяти, выполнить операцию в АЛУ и вывести результат в выходной регистр АЛУ, переслать содержимое выходного регистра АЛУ в следующую ячейку памяти».

Тактовый генератор, спроектированный Фернандесом, обеспечивал выработку пяти сигналов определенной последовательности для каждой команды. Программы выполняли действия с числами, например, умножали число, введенное при помощи четырех переключателей, на число, введенное при помощи второй четверки; результат выводился на светодиоды. Возняк вспоминал, какое впечатление произвел на него результат: «Я не мог объяснить, почему это так важно для меня. Перемножение двух четырехбитных чисел не такое уж достижение. Ценность в том, что ты делаешь нечто такое, что невозможно без компьютера».

Когда компьютер был почти готов, Фернандес пригласил в гараж своего приятеля Стива Джобса – посмотреть на компьютер и познакомиться с его создателем. На Джобса и машина, и Возняк произвели должное впечатление: «Он был первым из моих знакомых, кто разбирался в электронике лучше меня».

Возняк решил рассказать о своем компьютере миру и позвонил знакомому матери, репортеру журнала San Jose Mercury. Репортер в сопровождении фотографа явился в спальню Стива для демонстрации. Пока Возняк объяснял тонкости работы лежащей на полу уродливой конструкции, из источника питания, собранного Фернандесом, пошел дым. Компьютер испустил дух – высоковольтная искра сожгла все интегральные микросхемы на плате. Фернандес проверил источник питания и обнаружил, что виновата во всем микросхема без маркировки, которую он получил от одного из соседей в обмен на уход за его садом. Он был разочарован: «Наших фотографий не будет в газетах, и нас не назовут юными героями».

«Он продает золотых рыбок», – сказал Голдман.

В здании XIX века среди антикварных лавок, ресторанов и адвокатских контор Пиратского Берега Сан-Франциско встретились четверо мужчин, чтобы обсудить план рекламной кампании Apple на следующий год. Комната принадлежала компании Chiat/Day, среднему по размерам рекламному агентству, о котором постоянно ходили слухи, что оно вот-вот потеряет своего главного клиента, Apple Computer. Пара горшков с многолетними растениями, продолговатые листья которых увяли от жары, кинопроектор за листом матового стекла, влажная барная стойка и холодильник, время от времени со скрежетанием вздыхающий, словно железное легкое. Четверо мужчин сидели в плюшевых креслах вокруг полированного стола для переговоров.

Генри Уитфилд, заведующий отделом рекламы компании Apple, был очень недоволен. Ему еще не исполнилось и сорока, но выглядел он усталым, гораздо старше своих лет. Трое остальных работали в Chiat/Day: Фред Голдберг, недавно приехавший с Восточного побережья и всего пятнадцать дней назад принявший руководство портфелем Apple, Морис Голдман, тридцатилетний лысеющий ответственный сотрудник агентства, и Клайд Фолли, еще один ответственный сотрудник, чрезвычайно элегантный – от аккуратно подстриженной бороды до пары мягких туфель. Они встретились для того, чтобы обсудить общий имидж компании и приступить к разработке плана, который поможет покупателям понять разницу между Apple II, Apple III, Lisa и Mac.

Уитфилд глубоко затянулся сигаретой и решительно высказал свои сомнения; голос его звучал взволнованно. Маркетинговая кампания для Apple II снизила цену компьютера до 1995 долларов и оказалась настолько успешной, что выпуск усовершенствованной модели был отложен на несколько месяцев. Но Уитфилд беспокоился, что Apple уделяет слишком большое внимание цене своего самого популярного компьютера.

– В Apple есть парни, которые предлагают: «Давайте выжмем из цены все, что можно». Левая рука говорит: «Не рекламируйте цену». А правая отвечает: «Раскручивайте цену по максимуму». Если правая рука не знает, что делает левая, то мы выглядим идиотами. Не думаю, что цена – это наше преимущество. Apple II стоит не так уж дешево, если сравнивать с другими компьютерами. Люди не понимают, из чего складывается его цена.

– Это на грани недобросовестной рекламы, – согласился Голдман, вытягивая ноги. – Всем без исключения придется еще купить стойку, дисководы, монитор и принтер. Это явно вводит в заблуждение. Люди думают, что получат Apple за тринадцать сотен. Потом они приходят к дилеру, выясняют, что придется выложить три тысячи долларов, и уходят без компьютера. – Он помолчал. – Недовольные и злые.

– Но дилерская сеть облегчает людям покупку, – испуганно тряхнул головой Уитфилд.

– Рекомендуемая розничная цена в тысячу девятьсот девяносто пять долларов, – пояснил Фолли, – означает для дилеров потерю восьми процентов. Они всполошились.

– У нас пятнадцать судебных исков от торгово-посылочных компаний за фиксацию цены. – Уитфилд стукнул кулаком по столу. – Теперь они пытаются разжалобить судью причитаниями о бедном маленьком розничном торговце и большой компании. Скорее всего, судья скажет, что есть прецеденты фиксации цены. Нам нужно создать имидж, как у Sony или IBM.

Эти парни не рекламируют цену.

– Наша стратегия, – сказал Голдман, – заключается в том, чтобы укрепить позиции Apple. Нужно формировать преимущества бренда. Многие люди не знают о компьютерах. Они даже не представляют, что им нужна эта штуковина, а мы пытаемся продать им нечто, в чем они не испытывают потребности, рекламируя преимущество в цене.

Уитфилд принялся жаловаться на Пола Дали, директора по маркетингу проекта Apple II, который ратовал за рекламу цены.

– Как его переубедить? Проклятье! В июле он продал тридцать три тысячи компьютеров или около того. У меня уже мозги набекрень. У нас нет достаточно данных, чтобы убедить его, что дело не в цене.

– Рентабельность, – произнес Голдман.

– Он должен немного отстраниться и взглянуть на себя как на часть организации, – предложил Голдберг.

Его ноги лежали на краю стола.

– И как сказать это подипломатичнее? – поинтересовался Уитфилд.

– Проснись, тупица! – ответил Голдберг, разглаживая желтовато-коричневый галстук. Потом перефразировал предложение: – Взгляни на мир глобально.

Когда смех смолк, Голдберг перешел к более важному вопросу:

– Apple нужно соблюдать осторожность и не пускаться во все тяжкие. Apple – не просто компьютер.

Эта машина подключает тебя к источнику энергии.

– Мы не можем воевать с широкими массами, – согласился Голдман. – Мы должны продемонстрировать, что Apple – лучший бренд. Стоит лишь зациклиться на цене, и превратишься в дешевку.

– Если начнете снижать цену, – предупредил Голдберг, – ваши позиции ослабнут. И в какой-то момент вас выкинут на обочину. Если в игру вступит IBM, вас просто вышвырнут.

– И откуда, черт возьми, широкие массы узнают, что им делать? – спросил Голдман. – Все пытаются прыгнуть выше головы в борьбе за рынок, который теперь составляет лишь три процента от потенциального.

– Это имидж всей корпорации, – сказал Уитфилд. – Crocker Bank не хочет покупать компьютер у компании за тысячу девятьсот девяносто пять долларов.

Уитфилд, у которого был такой вид, словно все заботы о будущем компании лежат на его плечах, заметил:

– Apple – это не General Foods. В General Foods парень из Sanka не должен беспокоиться об ущербе парню из Jell-O[14]. В Apple деятельность каждого бренд-менеджера влияет на других бренд-менеджеров.

– Каждый бренд-менеджер хочет продать свой продукт, – заметил Голдберг.

– Да, – согласился Уитфилд, заменил сигарету на пластинку жвачки и продолжил просвещать Голдберга относительно методов Apple: – В компании существуют серьезные разногласия. Работа Дали заключается в том, чтобы продавать продукт, но другие хотят продавать образ, а также идею, состоящую в том, что компьютер – это нечто большее, чем просто компьютер. Тысяча девятьсот девяносто пять долларов – неоправданно высокая цена. Мы по-прежнему продаем слишком дорогую машину. Но тут вдруг появилась IBM и Осборн, заявивший: «Мы предложим вам нечто лучшее, чем Apple, за тысячу семьсот девяносто пять долларов». После этого мы пересматриваем цену и говорим: «Привет, мистер дилер! Мы так сильно вас любим, что отбираем восемь процентов от вашей доли».

– Каковы цели корпорации? – резко спросил Голдберг.

– Восстановить репутацию Apple как технологически передовой компании, – ответил Уитфилд. – Мы запутались в собственном нижнем белье. Создается впечатление, что мы торгуем устаревшей техникой. Нужно показать, что Apple снова на коне. Люди не знают, куда мы движемся, но у нас нет столько денег на рекламу, чтобы вложить им это в головы и уши. До них дошли слухи: «Черт, они же устарели. Они опаздывают с новыми продуктами». Мы должны укрепить ощущение, что Apple по-прежнему в строю и предлагает полную линейку продуктов.

– Поднимая шум насчет интерфейса, вы сильно рискуете нанести ущерб второй и третьей моделям, – произнес Голдберг.

– Мы должны показать, что Apple – компьютерная компания. Широкие массы не понимают разницы между восемью и шестнадцатью битами, не говоря уже о разнице между мышью и зеленым экраном.

– Цена – это не новость, – повторил Уитфилд. – Потребитель не знает, выгодная ли это цена.

– Новостью может стать технология, – осторожно предположил Фолли.

Уитфилд внезапно сменил тему.

– Я посмотрел на цифры дилеров, – сказал он. – IBM просто наглеет, черт возьми. У них уже четыреста девяносто пять магазинов. Они увеличивают их количество с сумасшедшей скоростью. У нас только четыреста девяносто надежных дилеров. Сеть Computerland не собирается продавать Apple. Остается сделать вот что: купить дилера, купить пятьдесят фур IBM, отгрузить их и продать за пятьсот долларов, обрушив цены. Нам нужны два юриста, которые будут рыть носом землю, чтобы поймать их на фиксации цен. – Он перевел дух. – На этом рынке IBM не слишком рискует.

Голдберг упрямо возвращался к вопросу о цене:

– Вы вложили сотни миллионов в создание образа. Если продаем на основе цены, значит, мы продаем равенство. Продаем лицензию.

– Apple зарабатывает на стойках, – подчеркнул Уитфилд. – Наша стратегия – это небольшая наценка на аксессуары, периферию и программное обеспечение.

– Некоторые дилеры дают скидку на стойку.

– Как Билли Лейдин, – вставил Голдман.

– Кто? – переспросил Голдберг.

– Билли Лейдин – наш дилер в Техасе, – объяснил Голдман. – У него, кажется, четыре магазина, и он продает золотых рыбок.

– Золотых рыбок? – Голдберг был озадачен.

– Да. Золотых рыбок. Он говорит: «Я отдаю золотую рыбку даром. Маленький мальчик бежит домой, а через час возвращается с пятью долларами, которые дала ему мать, и покупает аквариум, гальку и корм».

Возвращаясь к проблемам, связанным с объявлением о выпуске новых компьютеров, Уитфилд заметил: – У нас имидж компании одного продукта. Мы хотим стать для потребителя компанией персональных компьютеров. Мы не просто продаем Lisa. Будь это моя компания, я бы сказал, что этот интерфейс – лучшее, что было придумано после банановых долек, а все остальное устарело. Я бы организовал семинары во всех городах страны. Мы собирались объявить о выпуске Lisa и начать поставки. Но теперь мы этого сделать не можем. Мы в Apple уже столько раз попадались, что я знаю, как все произойдет. Будет утечка. Потом пойдут слухи, что Mac – это дешевая версия Lisa, и люди станут говорить: «Зачем покупать Apple II и Apple III, когда можно подождать несколько месяцев и получить Mac».

– Мы хотим стать для вас компанией персональных компьютеров, – повторил Фолли. – Мы не продаем Lisa.

– Это ты сказал, – заметил Голдберг.

– То есть вопрос стоит так: не Apple, а с Apple, – подчеркнул Голдман.

– В этом случае, – сказал Голдберг, – риска практически никакого. Вообще.

– У нас есть слоган. – Уитфилд указал на Голдмана: – Его идея. Такая запоминающаяся, что я уже почти забыл.

– Эволюция. Революция, – сказал Голдман.

Он объяснил, что Реджис Маккена, глава нанятого Apple агентства по связям с общественностью, пытался организовать мероприятия, которые совпадали бы с собранием акционеров компании или с объявлением о выпуске Lisa.

Маккена говорил о первой странице The Wall Street Journal, а также об обложке Business Week. Это ускорит появление материалов в прессе.

– Собрание акционеров должно восстановить имидж компании персональных компьютеров. Компьютеров для всех.

– Они должны сказать: «Покупайте акции, покупайте компьютеры, покупайте все», – согласился Голдберг.

Всем четверым пришлось примириться с фактом, что между объявлением о выпуске Lisa и появлением компьютера у дилеров пройдет четыре или пять месяцев.

– Когда Lisa окажется в магазинах, мы запустим пробный шар, – сказал Уитфилд. – Там будет сказано: «Посмотрите на этот замечательный компьютер с мышью». Затем, когда появится Mac, мы начнем рекламу с заявления, что компьютеры с мышью завоевывают мир.

– А вы не боитесь, – спросил Голдберг, – что кто-то из конкурентов вас опередит?

Голдман попытался скрыть свои опасения.

– У нас самые строгие в мире меры безопасности.

– На собрании акционеров кто-то должен подняться на трибуну и объявить об этом, – сказал Уитфилд.

– А что произойдет, если пресса вытянет из Маккены сведения о дешевом варианте Lisa? – спросил Голдман.

– Если им это удастся, нам конец, – ответил Уитфилд. – Тогда начнутся настоящие неприятности. Это убьет продажи. Люди могут спрашивать компьютер, и нам придется выработать какую-то линию поведения, например, говорить, что дешевый компьютер появится через пару лет.

Взросление

Стивен Возняк, Билл Фернандес и Стивен Джобс со временем стали терпимо относиться к странностям друг друга. Каждый был сам по себе, погружен в свой собственный мир. Со стороны они выглядели робкими и замкнутыми. Они были одиночками. Фернандес познакомился с Джобсом после того, как перешел в среднюю школу Купертино. «По какой-то причине восьмиклассники его не любили, считали странным, – вспоминал Фернандес. – Я стал одним из немногих его друзей». Ни Джобс, ни Фернандес не были так помешаны на электронике, как Возняк. Они не корпели над инструкциями к компьютерам, не торчали в машинных залах, не проводили долгие часы с листами бумаги, исписанными набором команд, но все же считали электронику интересным и увлекательным времяпрепровождением.

Фернандес и Джобс подолгу просиживали в тишине своих гаражей. Сражаясь с собственным невежеством, они пытались создать устройство на основе фотоэлемента, чтобы вспышкой света можно было включать или выключать другую лампу. Им не хватало математических знаний, чтобы сделать расчеты, но они рисовали схемы и пытались собрать прибор из реле, транзисторов и диодов. Когда Пол Джобс устроился механиком в компанию Spectra Physics, специализировавшуюся на производстве лазеров, Фернандес и Джобс стали экспериментировать с деталями лазеров, которые со временем перекочевали в Лос-Альтос. Они включали рок-музыку, ставили зеркала на стереосистему, направляли на зеркала лучи лазеров и любовались причудливыми световыми узорами на стене.

Джобса, подобно Возняку и Фернандесу, неудержимо притягивала атмосфера ярмарок научных проектов. Еще учась в неполной средней школе Купертино, он участвовал в одной из таких ярмарок, для которой собрал тиристорный выпрямитель, устройство для управления переменным током. Поэтому когда он поступил в среднюю школу Хоумстед, то естественным образом записался на курс электроники, который вел Джон Макколлум. В отличие от Возняка он не стал любимцем преподавателя и не получил доступ в тщательно охраняемую кладовую; через год Джобс перестал посещать занятия. Макколлум отзывался о нем так: «У него был свой взгляд на вещи. Он всегда держался в стороне и вечно о чем-то думал». Однажды ему понадобилась деталь, которой у Макколлума не было, и Джобс позвонил поставщику в Детройт, в отдел связей с общественностью компании Burroughs. Макколлум возражал: «Я сказал ему, что он не должен был звонить за их счет. Стив ответил, что не может заплатить за телефонный звонок, а у них денег куры не клюют».

Тем не менее электроника уже затянула Джобса и больше не отпускала. Он несколько раз посещал имитатор полета NASA, построенный на аэродроме Моффет-Филд в Саннивейле. Ходил на собрания школьного клуба электроники. Вместе с другими слушал лекции, которые читали ученые из исследовательского отдела компании Hewlett-Packard. На них рассказывалось о характеристиках новейших калькуляторов, достижениях в производстве светодиодов, о лазерной технике. После одной из лекций Джобс подошел к ученому, напросился на экскурсию по голографической лаборатории Hewlett Packard и получил в подарок старую голограмму. В другой раз он позвонил домой Биллу Хьюлетту, одному из соучредителей компании, и попросил прислать кое-какие детали. Хьюлетт выполнил просьбу юноши, а также сказал, к кому обращаться, если он хочет найти работу на лето. Таким образом, после одного года обучения в средней школе Джобс все лето проработал на сборочном конвейере Hewlett-Packard, помогая собирать частотомеры. Вдохновленный приборами, которые проходили у него перед глазами на фабрике, Джобс решил сконструировать собственный частотомер, но проект так и остался незаконченным.

Резисторы, конденсаторы и транзисторы, которые использовали Джобс и Возняк, покупались в местных магазинах электроники или заказывались по почте. Джобс не хуже Возняка знал репутацию этих магазинов и качество предлагаемых деталей. Когда они оба стали старше и сменили велосипеды на автомобили, выбор значительно расширился. Одним из самых удобных был магазин Sunnyvale Electronics, расположенный рядом с Королевской дорогой. В отличие от фасада, имитировавшего скалу, внутри все было настоящим. Там продавали новые детали, десятки журналов и руководств, а также восемнадцатидолларовые переносные рации. Когда Возняк учился еще в неполной средней школе, то экономил по тридцать пять центов на обедах, чтобы купить себе такую. Опыт научил приятелей избегать магазинов Radio Shack – продающиеся там детали считались некачественными. Яркая неоновая вывеска Radio Shack служила для них приютом последней надежды; сюда они приходили поздно вечером, когда все остальные магазины были уже закрыты.

Но Sunnyvale Electronics, Radio Shack и другие торговые сети, вроде Solid State Music, меркли по сравнению с Haltek. Здание магазина цвета молочного шоколада занимало целый квартал в Маунтин-Вью, через дорогу от трех гигантских ангаров, построенных в тридцатых годах для самолетов морской авиации. Снаружи здание напоминало армейскую столовую. Внутри располагалась свалка электроники, которая, как и все подобные свалки, представляла собой нечто среднее между кладбищем и родильной палатой. Товар на прилавке и толстый каталог запчастей в папках со стальными корешками давали некоторое представление о спросе и предложении в мире электроники. Некоторые товары, как правило небольшие и недорогие, были самыми новыми, но обычно современные элементы попадали в Haltek лишь через несколько месяцев. Как бы то ни было, магазин предлагал и электронный эквивалент зубов динозавра – вакуумные лампы. Покупатель должен был точно знать, что ему нужно, хотя даже самые опытные не всегда могли определить, где сделана та или иная деталь, в Соединенных Штатах или на Дальнем Востоке. Здесь можно было встретить и инженеров, заскакивавших в магазин по дороге с работы, и подростков, взбиравшихся на металлические лестницы и пытавшихся найти самый лучший среди всевозможных выключателей – нажимных, вытяжных, двухпозиционных, ползунковых, с подсветкой и без.

Над узкими проходами нависали деревянные полки на металлических рамах, поднимавшихся от цементного пола до самого потолка с закопченными трубами и покрытыми пылью неоновыми лампами. Сотни тысяч радиодеталей заполняли контейнеры, сооруженные из старых картонных коробок. Из некоторых контейнеров торчали пучки проводов. Резисторы продавались рулонами, а целые полки были отданы только конденсаторам. Более дорогие товары выставлялись в стеклянных витринах или на прилавках вдоль проходов той части, которая считалась святая святых магазина. Даже генераторов было великое множество: генераторы сигналов, развертки, качающейся частоты, одноканальные и многоканальные. По словам одного из постоянных клиентов Haltek, посещение таких магазинов, где продавались товарные излишки, «похоже на прогулку среди громадного комплекта инструментов; получаешь представление о возможностях». Кроме того, в таких местах инженеры обменивались информацией о новых компьютерах – для каких моделей нужны грузчики, а какие легче пушинки.

Несколько уик-эндов Джобс работал за прилавком магазина электроники Halted Specialties, расположенного в Саннивейле. Здесь он познакомился со спросом и рыночными ценами на самые разные товары, от новейших полупроводниковых микросхем до измерительных приборов. Однажды он удивил Возняка, когда приятели бродили по огромному блошиному рынку Сан-Хосе, представлявшему собой нечто среднее между гаражной распродажей и сельской ярмаркой и привлекавшему всех охотников за подержанными вещами к югу от Сан-Франциско. Джобс купил несколько транзисторов, которые затем перепродал – с прибылью – своему хозяину в Halted. Возняк вспоминал: «Мне эта идея показалась странной, но Стив знал, что делает».

Как бы то ни было, жизнь Джобса не ограничивалась электроникой. Он был любопытен, предприимчив и открыт для радостей жизни. Литературе и искусству он уделял не меньше времени, чем частотомерам и лазерным лучам. Его привлекала литература и классика кинематографии, он изучал Шекспира, боготворил преподавателя английского языка и был очарован такими фильмами, как «Красный шар» (Le Ballon Rouge). Когда плавание стало отнимать у него слишком много времени, он переключился на водное поло, но бросил это занятие после того, как тренер посоветовал бить соперника коленом в пах. «Во мне напрочь отсутствовал спортивный дух. Я все-таки был одиночкой», – вспоминал он. Товарищи по средней школе, в том числе младший брат Стивена Возняка Марк, считали Джобса «очень странным». Какое-то время он играл на трубе в школьном духовом оркестре.

Вместе с несколькими друзьями Джобс организовал неформальную группу с двусмысленным названием Buck Fry Club. Они приклеили к цветочному горшку стульчак, выкрашенный золотой краской, и затащили автомобиль «фольксваген-жук» на крышу школьной столовой.

В конце первого года в средней школе Джобс вместе с Возняком и Баумом устроили розыгрыш для выпускников: на огромной простыне, выкрашенной в бело-зеленые цвета школы, была изображена огромная рука с поднятым средним пальцем. Руку помогала рисовать мать Баума, которой сказали, что это бразильский жест пожелания удачи. Внизу простыни друзья оставили авторскую подпись, состоявшую из их инициалов: SWABJOB PRODUCTIONS. Прошло совсем немного времени, и Джобса вызвали в кабинет директора для объяснений; роль адвоката защиты пришлось играть Полу Джобсу.

Стивен Джобс продолжал пробовать разнообразные удовольствия, как для тела, так и для души. С появлением первой машины, «фиата»-купе – по мнению Пола Джобса, тесного и ненадежного, – стало проще уезжать из Лос-Альтоса. Стив сообразил, что на автомобиле он может без проблем навещать друзей. В отличие от многих школьников, – в таком возрасте разница в год кажется десятилетием, – Джобс поддерживал приятельские отношения с парнями, которые были на насколько лет старше. Двое учились в Беркли, и один или два человека – в Стэнфорде. Джобс ездил на своей резвой машине в Беркли, на другой конец залива Сан-Франциско; его любимым местом был университетский кафетерий. Путешествия в большой мир расширили его кругозор. Он начал экспериментировать, лишая себя сна, и несколько раз не спал по две ночи подряд. Он попробовал марихуану и гашиш, дымил трубкой, а однажды оставил наркотики в машине, где их обнаружил отец.

– Что это у тебя такое? – спросил Пол Джобс сына.

– Марихуана, папа.

В последнем классе средней школы Стивен впервые стал серьезно встречаться с девушкой. Объектом его внимания была Нэнси Роджерс, отстававшая от него в учебе, поскольку провела два года во втором классе. Длинные светло-каштановые волосы, зеленые глаза, высокие скулы, хрупкая фигурка – в ней было что-то от богемы. Нэнси жила в двух кварталах от Хоумстеда с матерью и отцом, инженером подразделения электронных систем компании GTE Sylvania; жизнь в семье Нэнси сопровождалась постоянными скандалами. «Я не знала, на каком я свете, потому что моя семья распадалась. Стив был немного чокнутым. Вот почему меня влекло к нему», – вспоминала она. Отец девушки считал, что Нэнси нужно на кого-то опереться, а Стив был очень добр к ней. Парочка встречалась на съемках любительского фильма, не одобренного школьным руководством. Чтобы избавиться от опеки взрослых, молодые люди работали после полуночи в здании школы с закрытыми ставнями. Возняк, наблюдавший за всем этим со стороны, высказывал нелепые (и необоснованные) предположения, что его младший приятель участвует в съемках порнофильма.

Джобс и Роджерс стали встречаться регулярно. В последний год учебы Стива они прогуливали занятия, вечерами пили вино, вели бесконечные разговоры. Это была сельская идиллия, возможная лишь в таком тихом пригороде, как Санта-Клара. Первый раз Джобс попробовал ЛСД на пшеничном поле, вместе с Нэнси. «Это было что-то невероятное. В то время я много слушал Баха. И вдруг поле, расстилавшееся передо мной, тоже заиграло Баха. На тот момент это было самое яркое переживание в моей жизни. Я словно дирижировал симфонией Баха, исполняемой полем пшеницы».

В выпускном классе средней школы Стивен выглядел не слишком привлекательно: он был тощим и жилистым. Длинные черные волосы, редкая бородка – его невзрачный внешний вид повлиял на решение матери купить только одну выпускную фотографию. Покинув Хоумстед, он решил провести лето с Нэнси. Влюбленная парочка сняла комнату в домике на холме, возвышавшемся над Купертино и Лос-Альтосом. «Это не было демонстрацией, – вспоминала Нэнси. – Мы просто стали жить вместе. Стив был достаточно упрям, чтобы настоять на своем, а мои родители разводились, и им было не до меня. Мы любили друг друга». Джобс объявил родителям о переезде. Вот как он вспоминал разговор с отцом:

– Я буду жить с Нэнси.

– Что?

– Мы сняли домик. Мы будем жить вместе.

– Нет. – Да.

– Нет.

– Ладно, пока!

Джобс и Роджерс провели романтическое лето, какое бывает лишь у юных. Они ходили к воротам семинарии религиозного братства «Мэрикнолл», подолгу гуляли на Балди-Хилл, где Роджерс нарисовала на деревянном столбе чернокожую женщину. Джобс пробовал свои силы в поэзии, играл на гитаре. Они с Возняком увлекались музыкой Боба Дилана. В Санта-Крус друзья нашли магазин, специализировавшийся на творчестве Дилана; там продавались тексты его песен, журналы с фотографиями и подпольные записи европейских концертов музыканта. Некоторые сборники песен Джобс и Возняк принесли в SLAC и скопировали на ксероксе. Однажды у Джобса на шоссе Скайнлайн загорелась машина, и на помощь пришел отец – отбуксировал домой неисправный автомобиль. Чтобы оплатить ремонт и свести концы с концами, Джобс, Возняк и Роджерс устроились на работу аниматорами в торговый центр Westgate в Сан-Хосе; за три доллара в час они надевали тяжелые костюмы и развлекали малышей на детской площадке, изображая персонажей из «Алисы в Стране чудес». Возняк наслаждался этим занятием, но Джобс был настроен скептически: «Костюмы весили тонну. Через четыре часа некоторых детей хотелось придушить». Нэнси играла Алису. Возняк и Джобс по очереди надевали костюмы Белого Кролика и Безумного Шляпника.

Маленькая синяя коробка

Правила Американской телефонно-телеграфной компании, изложенные казенным языком викторианской Англии, ясно и однозначно гласили: «Запрещается подсоединять или подключать оборудование, аппараты, сети, приборы, не поставляемые телефонной компанией, к оборудованию, поставляемому ею». Однако у Доктора Но, Чеширского Кота, Снарка, Капитана Кранча, Алефнуля, Красного Короля и Питера Перпендикулярный Прыщ на этот счет было другое мнение. Они занимались телефонным фрикингом[15], посвятив жизнь совершенствованию «синих коробок» – электронных приборов размером с пачку сигарет, – при помощи которых можно было бесплатно звонить в другие города, дразня и обманывая крупнейшую в мире компанию.

В то время предлоги для использования синих коробок и обмана могущественной телефонной компании были не менее разнообразны и оригинальны, чем псевдонимы фрикеров. Синяя коробка давала возможность использовать самую обширную сеть компьютеров из всех, созданных человеком. Она открывала широкий доступ к соединению аппаратуры и программного обеспечения. Она была упражнением для ума. Вызовом. Она доставляла удовольствие. Она привлекала внимание людей. Она удовлетворяла жажду власти. Она была пропуском к знакомству с легендарными телефонными фрикерами. Кое-кто с невинным выражением лица даже рассуждал о практическом применении этих чудных штучек. Синяя коробка, говорили эти люди, обеспечивает более быструю и прямую связь, чем телефонные компании. Это было незаконно, но лишь немногие признавали, что крадут деньги у AT&T, GTE или одной из сотен мелких независимых телефонных компаний. «Нам это казалось просто невероятным, – объяснял Джобс. – Собираешь маленькую коробочку и звонишь бесплатно по всему миру».

Джобс и Возняк попали в число конструкторов синих коробок случайно – Маргарет Возняк попался на глаза номер журнала Esquire, который, как она подумала, мог бы заинтересовать ее сына. И оказалась права. Статья, опубликованная в октябре 1971 года, не могла не привлечь внимания любителей всего необычного, и особенно подростков, которые сооружали муляжи бомб из осциллографов и направляли лазерные лучи в окна спален.

В статье рассказывалось о тайном обществе, состоявшем из разбросанных по всей Америке фрикеров, одиноких и нелюдимых, чьими лучшими друзьями были голоса на другом конце телефонной линии. Среди самых известных были Джо Энгрессия, слепой двадцатилетний парень, который мог обмануть телефонный коммутатор при помощи свистка, и Капитан Кранч, взявший себе этот псевдоним после того, как он обнаружил, что звук игрушечного пластмассового свистка, прилагавшегося к коробкам одноименных хлопьев для завтрака, можно использовать для бесплатных звонков по телефону. Выяснилось, что сигнал свистка частотой 2600 Гц совпадает с несущей частотой сигнала, который телефонная компания применяет для адресации междугородных звонков.

Возняк проглотил статью, заинтересовавшись правдоподобием технических деталей и приведенными цифрами частот. Даже не дочитав до конца, он позвонил Джобсу, который тогда учился на втором курсе средней школы Хоумстед, и стал зачитывать тому отрывки. Телефоны и телефонные системы не особенно интересовали друзей, но синие коробки явно относились к миру электроники и могли оказаться чрезвычайно полезными. История, рассказанная Esquire, стала началом четырехмесячных поисков информации и попыток сконструировать надежную синюю коробку. Они ездили в Пало-Альто и рылись на полках библиотеки Стэнфордского центра линейного ускорителя в поисках книг, которые могли дать подсказку для решения задачи. Телефонная компания, встревоженная раскрытыми в статье подробностями, попросила библиотеки убрать с полок технические руководства по телефонии. Исчезли многие журналы, например The Bell System Telephone Journal и The Bell Laboratories Record, где гордые ученые делились мельчайшими деталями своей работы. Большая часть полок SLAC были освобождены от подобной литературы, но библиотекари, изымавшие книги, пропустили несколько важных работ, и Возняк с Джобсом нашли-таки сборник нормативно-справочной информации Международного консультативного комитета по телеграфии и телефонии. Они тщательно изучили содержание, ища ссылки на многочастотные тональные сигналы, а также описание схем, позволяющих вырабатывать их, пронализировали детали и обнаружили, что они соответствуют информации, приведенной в статье журнала Esquire.

Гораздо сложнее было сконструировать синюю коробку. Для начала друзья решили собрать тональный генератор, а потом записать звуки на магнитофон. За основу была выбрана схема из журнала Popular Electronics, но вскоре обнаружилось, что получить стабильные тональные сигналы с ее помощью невероятно сложно. Генератор был капризен и реагировал на изменения температуры, а аппаратура телефонных компаний не терпела нестабильной работы. Джобс и Возняк потратили не один час, настраивая генератор вручную и пытаясь получить нужные сигналы; Джобс измерял частоту при помощи своего частотомера. Наконец они записали на пленку тональные сигналы, необходимые для телефонной связи, но кассетный магнитофон не смог обмануть телефонную компанию.

Не справившись с капризами аналоговой схемы генератора и с формой сигналов, Возняк обратился к цифровым схемам. Несмотря на то что цифровую синюю коробку собрать было гораздо сложнее, чем аналоговый генератор, она вырабатывала гораздо более точные тональные сигналы. Возняка подстегивала неформальная конкуренция среди телефонных фрикеров, конструировавших компактные синие коробки. Ему предстояло разработать схемы, превращавшие нажатие кнопок в чистые и стабильные тональные сигналы. Для помощи в расчетах он написал программу и запустил ее на одном из компьютеров Беркли.

Через несколько недель Возняк собрал первую цифровую синюю коробку. Благодаря хитрому трюку у прибора с динамиком, который питался от 9-вольтовой батарейки, не было выключателя. А любое нажатие кнопок включало питание. Первый звонок друзья решили сделать в Лос-Анджелес, бабушке Возняка, но перепутали номер. Вероятно, озадаченный абонент на другом конце провода не мог понять радостные крики в трубке: «Работает! Работает! Мы звоним вам бесплатно».

Возняк и Джобс решили разыскать Капитана Кранча, и это желание превратилось в такую же навязчивую идею, как конструирование синей коробки. Они позвонили автору статьи в Esquire, но тот вежливо отказался назвать настоящее имя Кранча. Затем Джобс услышал, что Кранч давал интервью FM-радиостанции из Лос-Гатоса. Друзья навестили редакцию радиостанции, но там им тоже ответили, что не могут раскрыть настоящее имя своего гостя. Однако круг телефонных фрикеров был так узок и тесен, что еще один фрикер из Беркли сказал Возняку, что работал с Капитаном Кранчем на KKUP, радиостанции в Купертино, и что того зовут Джон Дрейпер. Джобс позвонил в KKUP и попросил к телефону Дрейпера; секретарь предложил оставить сообщение. Через несколько минут раздался звонок – это был Капитан Кранч. Они договорились встретиться в комнате Возняка в Беркли, где он поселился в 1971 году всего за несколько дней до этого.

Встреча была похожа на визит папы римского – по крайней мере, так воспринимали происходящее студенты. Когда Джобс приехал из Лос-Альтоса, Возняк сидел на краешке кровати, с трудом сдерживая волнение; вместе с ним стука в дверь ждали еще несколько человек. Когда Возняк наконец открыл дверь, то увидел в коридоре какого-то оборванца. Джинсы, кроссовки, спутанные волосы, небритые щеки, прищуренные глаза, отсутствие нескольких зубов. Возняк вспоминал: «Выглядел он ужасно, и я спросил: «Вы Капитан Кранч?» – «Да, это я», – ответил он. Несмотря на странные манеры и неприглядный вид, Дрейпер прочел интересную лекцию, растянувшуюся на весь вечер. Начал он с описания трюков с телефоном общежития, потом сделал несколько международных звонков, связался со службой «набери анекдот» и записал прогнозы погоды в зарубежных городах.

Он также продемонстрировал слушателям, как «захватывать тандемы», переключая звонок с одного тандема на другой в разных городах Америки. Его манипуляции завершились тем, что зазвонил телефон в противоположном конце коридора. Спровоцировав реакцию телефонной сети, Дрейпер повесил трубку, а Возняк снял телефонную трубку в коридоре. Все слушали серию щелчков и тональных сигналов – это цепочка тандемов завершала вызов.

Уроки продолжились в пиццерии Университета Беркли. На Дрейпера произвела впечатление синяя коробка Возняка: «У нее не плавает частота, и она не нуждается в настройке, но звук немного дребезжащий». Дрейпер сообщил Джобсу и Возняку телефоны других фрикеров, служебные телефонные номера, а также коды стран, подводных кабелей, спутников и коды доступа. Он засыпал друзей многочисленными сведениями о каналах переключения междугородных линий, о коммутаторах телеконференций, буквенных кодах, управляющих сигналах и станциях пропуска трафика. Дрейпер предупредил Возняка и Джобса, чтобы они не носили синюю коробку с собой и звонили с ее помощью только из таксофонов. «Это была самая удивительная встреча в моей жизни», – вспоминал Возняк.

В тот же вечер по пути в Лос-Альтос (там Возняк оставил свою машину) сломался красный «фиат» Джобса. Тогда они впервые воспользовались синей коробкой, позвонив из телефонной будки у съезда с автострады и пытаясь связаться с Дрейпером, жившим неподалеку. Они позвонили оператору, чтобы узнать бесплатный номер аварийной службы, и очень испугались, когда телефонистка перезвонила, желая убедиться, что они еще на линии. Джобс убрал синюю коробку и принялся набирать номер обычным образом, когда рядом с ними остановилась машина полиции. Полицейские приказали им выйти из будки и принялись осматривать придорожные кусты и траву. Перед тем как им приказали встать к стене и обыскали, Джобс передал Возняку синюю коробку, которую сразу же заметили блюстители порядка.

– Что это? – спросил один из полицейских.

– Музыкальный синтезатор, – ответил Возняк.

– А для чего оранжевая кнопка?

– Это для калибровки, – вмешался Джобс.

– Синтезатор управляется компьютером, – пояснил Возняк.

– А где же компьютер?

– Подключается, – ответил Джобс.

Наконец, удовлетворенные тем, что у пары длинноволосых юнцов не обнаружилось наркотиков, стражи порядка подвезли друзей до города. Один из полицейских повернулся к ним, протянул синюю коробку и сказал:

– Очень жаль. Парень по имени Муг[16] вас опередил.

– Да, – кивнул Джобс. – Он-то и прислал нам схему.

На этом приключения не закончились. Возняк сел в свой «форд-пинтос», стоявший у дома Джобса, и отправился назад в Беркли по автостраде Нимиц. Заснув за рулем, он врезался в ограждение и разбил машину.

Для своего нового увлечения друзьям пришлось придумать себе псевдонимы. Возняк стал Беркли Блу, а Джобс – Оуфом Тобарком. К концу первой четверти в Университете Беркли Возняк серьезно занялся синими коробками. Он начал собирать статьи в газетах и журналах, прикрепляя вырезки к стене, и обнаружил в них массу полезной информации. Он подписался на информационный бюллетень технологического общества TAP, узнал о других подпольных журналах, подобных TEL (Telephone Electronics Line), и сообществах – например, Phone Phreaks International и Phone Phreaks of America. Но по большей части они с Джобсом общались с теми, кто изучал компьютеры в MIT, интересовался деятельностью лаборатории искусственного интеллекта в Стэнфорде и кое-что знал о компьютерных файлах, содержавших самые последние достижения фрикеров.

Возняк и Джобс не просто болтались в университете, посещая разнообразные лекции, – гораздо больше их интересовали практические вещи и расширение коллекции необычных устройств. Следуя советам книги Эбби Хоффмана «Сопри эту книгу» (Steal This Book) и левацкого журнала Ramparts, Возняк обзавелся черной коробкой, с помощью которой входящие звонки становились бесплатными, и красной коробкой, имитировавшей звук монет, падающих в приемное устройство таксофона.

Но самым прибыльным и интересным экспонатом из коллекции устройств стала синяя коробка. Возняк продемонстрировал ее достоинства своим друзьям. Возможности были также продемонстрированы Аллену Бауму при помощи двух телефонных будок, расположенных рядом со школой Хоумстед. Возняк звонил из одной будки в другую, Баум отвечал на звонок, перебегал в другую будку и там снова слышал свой голос. Возняк несколько раз звонил сестре, работавшей в израильском кибуце. По настоянию Джобса друзья превратили развлечение в маленький бизнес и начали продавать коробки. «Ему нужны были деньги», – вспоминал Возняк.

Возняк и Джобс придумали собственный метод маркетинга, поиска клиентов и увеличения продаж. Они ходили по коридорам мужского общежития в Беркли (убежденные, что женщины не заинтересуются их маленьким приборчиком), стучали в двери и оценивали реакцию на заранее отрепетированную сценку. «Джордж дома?» – с опаской спрашивал кто-нибудь из них. «Джордж?» – удивлялся хозяин комнаты. «Да, Джордж. Понимаешь, парень с синей коробкой. Парень, который проделывает всякие штуки с телефоном. У него есть синяя коробка, чтобы бесплатно звонить в другие города». Джобс и Возняк следили за выражением лица потенциального клиента. В ответ на удивление или смущение они извинялись, говорили, что ошиблись дверью, и шли дальше. Если же их уловка пробуждала любопытство, потенциальному клиенту предлагали продемонстрировать возможности синей коробки.

Через несколько недель схема продаж в общежитии уже была отработана до мелочей. Возняк с помощью зажимов «крокодил» подключал магнитофон к телефонному аппарату, и они с Джобсом объясняли принцип работы коробки. Затем следовала демонстрация ее возможностей. Возняку доставляло удовольствие находиться в центре внимания. «Это было грандиозное шоу», – вспоминал он. Приятели звонили домой друзьям и родственникам присутствующих. Затем от Соединенных Штатов переходили к другим странам и, наконец, создавали глобальное соединение, начав с номера в Беркли, затем подключив операторов в нескольких странах и закончив еще одним номером здесь же, в Беркли. Однажды Джобс при помощи своего прибора заказал номера для большой компании в лондонском отеле Ritz и, не в силах сдержать смех, передал трубку Возняку. В другой раз Возняк позвонил в Ватикан, представился Государственным секретарем США Генри Киссинджером и попросил соединить его с папой. Ему ответили, что папа еще спит и будить его запрещено. Затем к разговору подключили другое должностное лицо, и обман был раскрыт.

Демонстрация синей коробки вызвала любопытство окружающих, и Джобс с Возняком записали на магнитофон тональные сигналы, необходимые для того, чтобы звонить по любимым номерам в другие города и страны. В результате после вечерних демонстраций друзья стали получать заказы. Они заключили неформальное соглашение о производстве синих коробок: Джобс организовал поставку деталей стоимостью около 40 долларов, а Возняк за четыре часа собирал прибор, который затем продавался за 150 баксов. Чтобы сократить время работы, они решили не соединять детали проводами, а использовать печатную плату. Теперь Возняк мог собрать коробку не за четыре часа, а за час. Он также усовершенствовал устройство, превратив одну кнопку в автоматический номеронабиратель. К печатной плате подключались динамик и батарейка, к крышке приклеивалась клавиатура, а последней деталью была табличка на дне коробочки с надписью фиолетовым фломастером: «Он держит в руке весь мир», – и неформальной гарантией. Возняк обещал, что неисправный прибор с табличкой подлежит бесплатному ремонту.

Приблизительно через год Джобс вышел из бизнеса – причиной тому была скука и страх перед возможными последствиями. В конце концов, с помощью синей коробки они могли лишь общаться с многочисленными родственниками, друзьями, узнавать прогнозы погоды, слушать автоматические часы и пользоваться услугами службы «Набери анекдот». А тревога была вполне обоснованной: телефонные компании всерьез занялись борьбой с фрикерами. Они нанимали сыщиков, чтобы получить фотографии с тайных собраний, устанавливали наблюдение за домами, монтировали следящее оборудование на коммутаторах, награждали информаторов, платили двойным агентам и время от времени устраивали рейды. Удовольствие портили незаконность развлечения и тревожные слухи. Некоторые фрикеры даже сажали тарантулов в почтовые ящики агентов безопасности; поговаривали также о том, что прибыльным бизнесом заинтересовалась организованная преступность.

Джобс с подозрением относился к Капитану Кранчу. Его безумные интонации, привычка прерывать телефонные разговоры срочными звонками, истеричная реакция на зажженные сигареты и навязчивые приглашения на спортивные тренировки – все это вызывало у Джобса опасения. «Он был рассеянным и странным». Джобс считал, что легенда, рассказанная в журнале Esquire, приукрашивала факты. Даже нелегальный 65-ваттный FM-передатчик «Свободного радио Сан-Хосе», при помощи которого Дрейпер выходил в эфир по выходным из своего микроавтобуса, припаркованного рядом с обсерваторией Лика, не компенсировал его странности. Подозрения Джобса оправдались. Стив об этом не знал, но в то время компания General Telephone уже вычислила телефон Дрейпера и записывала исходящие звонки. Среди имен и телефонных номеров, переданных компанией в ФБР, был и домашний телефон Джобса. В 1972 году Дрейперу было предъявлено обвинение в мошенничестве с использованием электронных средств коммуникации, однако он отделался штрафом в 1000 долларов и пятью годами условно. Хобби друзей стало опасным не только из-за проблем с законом. Однажды вечером Джобс, собиравшийся продать коробку на автостоянке рядом с пиццерией в Саннивейле, вдруг увидел, что клиент достал пистолет. «У меня была тысяча вариантов действий, но в каждом существовала вероятность получить пулю в живот», – рассказывал он.

Джобс протянул синюю коробку.

Какое-то время Возняк вел бизнес один. Он научился новым трюкам, например, звонить по телефонам, которые в аэропортах устанавливали гостиницы и фирмы проката автомобилей. Один раз он подключился к телефону заведующей женским общежитием в Беркли и подслушал разговоры с отделением ФБР в Сан-Франциско. Приблизительно за год до того, как друзья утратили интерес к своему занятию, а телефонные компании начали совершенствовать коммутационное оборудование, Джобс и Возняк поменялись ролями. Джобс устранился, а Возняк принимал заказы в доме своих родителей и собирал коробки. Тем не менее он поделил с Джобсом около 6000 долларов, заработанных продажей двухсот синих коробок. «Это был мой бизнес, но половина принадлежала Стиву», – объяснял он.

Двое друзей Возняка распространяли устройства в Беркли, а один старшеклассник, скрывавшийся под именем Джонни Багель, помогал организовывать продажи в Беверли-Хиллз. Несколько синих коробок Возняка попали к международному мошеннику Берни Корнфилду и рок-певцу Айку Тернеру. Иногда распространители раздражали Возняка, которому надоела монотонная работа по сборке. Он заказывал детали у дистрибьюторов электроники под вымышленным именем и иногда сам доставлял синие коробки в Лос-Анджелес самолетом, сдавая свой маленький чемодан в багаж, чтобы избежать установленных в аэропорту рентгеновских сканеров. Однажды его уловки привели к неприятной ситуации. Он заказал билет на самолет до Лос-Анджелеса на имя Пита Роуза, не зная, что так звали известного игрока бейсбольной команды высшей лиги. Возняк приехал в аэропорт, сказал в кассе, что берет билет для Пита Роуза, а потом обнаружил, что у него не хватает денег; платить карточкой, на которой было указано его настоящее имя, он тоже не хотел.

Возняк показал себя талантливым инженером, разработчиком синей коробки. Конструкция ее была оригинальной, и она могла соперничать с самыми лучшими устройствами. Он доказал свои способности, спрятав синюю коробку внутри корпуса калькулятора Hewlett-Packard. Но в программировании его успехи были скромнее. Он не стал тратить время на углубленное изучение телефонной системы, как другие фрикеры, и, хотя ему удалось избежать задержания, многим из его клиентов повезло куда меньше. В международной иерархии фрикеров Возняк принадлежал скорее к хакерам.

Он даже не экспериментировал со звонками на AUTOVON, телефонную систему, которую использовала армия и с которой забавлялись самые отчаянные фрикеры. Один из завсегдатаев сети AUTOVON, Баррел Смит, полагал, что Возняк «не понимает, как работать с сетью, требующей преданности и полной самоотдачи». Существовала еще одна помеха: учеба в колледже. Несмотря на то что Возняк организовал себе идеальный график занятий, записавшись на два курса, которые читали в одной аудитории один за другим четыре дня в неделю во второй половине дня, телефоны занимали его гораздо больше. К лету 1972 года он снова поссорился с деканом колледжа и стал получать письма с напоминанием о плохой успеваемости.

«Ни черта у них не выйдет», – сказал Картер.

Бутылки с яблочным соком, картофельные чипсы, тарелки с сандвичами с индейкой, курицей и салями были собраны на одном конце длинного стола для переговоров. У другого конца сидел Джобс в рубашке с галстуком и вельветовых брюках; он притопывал ногой и барабанил пальцами по крышке стола. Скоро должен был начаться еженедельный рабочий ланч с руководителями отделов подразделения Mac. В комнату вошли главный инженер Боб Бельвиль, директор по производству Мэтт Картер, сотрудник отдела маркетинга Майкл Мюррей, финансовый директор Деби Коулман, личный помощник Джобса Пэт Шарп и Вики Милледж из отдела кадров.

– Приступаем. Нам сегодня предстоит разгрести кучу дерьма, – произнес Джобс, когда шесть руководителей расселись за столом. Он начал расспрашивать Боба Бельвиля о конфликте между двумя сотрудниками его отдела.

– Что в конечном итоге ты собираешься делать с Джорджем? – спросил Джобс.

– В конечном итоге, – мягко ответил Бельвиль, – я умру.

– Единственный способ сохранить Джорджа, – Джобс не обратил внимания на остроту, – это отдать ему всю аналоговую электронику. Если он не будет отвечать за всю аналоговую электронику, то уйдет куда-нибудь еще. Получит заманчивое предложение возглавить инженерную службу какого-нибудь стартапа.

Бельвиль предположил, что такое повышение по службе не обрадует Хэпа Хорна, другого инженера, работавшего над капризным дисковым накопителем.

– Если Хэп тебя шантажирует, пугая увольнением, – сказал Джобс, – не обращай внимания. Как только Хэп перейдет черту, тебе придется это сделать.

– Давай поговорим об этом позже, – сдержанно ответил Бельвиль.

Вернувшись к повестке дня, Джобс заговорил о выпуске руководств и инструкций. Деятельность отдела разработки документации служила своего рода барометром прогресса, отражая противодействие двух фронтов. Первый формировался за лабораторными столами инженеров, а другой нависал в виде неумолимой даты выхода на рынок.

– Я все время наблюдаю, как твои парни наведываются в отдел документации. – Джобс повернулся к Майклу Мюррею, представлявшему отдел маркетинга. – Они делают большое дело, но результатов пока нет. Займись этим.

Мюррей кивнул.

Джобс прошел дальше вдоль стола и обратился к Мэтту Картеру, который отвечал за производство компьютера и следил за состоянием дел на фабрике Apple в окрестностях Далласа.

– Могу я кое-что предложить? – спросил Джобс и, не дожидаясь ответа, продолжил уже без вопросительных интонаций: – Твоя группа не взаимодействует с отделом маркетинга и с инженерами. Они не бывают в лаборатории. Им нужно проникнуться духом Mac.

Познакомь их со всеми. Заставь их работать вместе.

– Я везу делегацию в Даллас. – Картер ухмыльнулся. – Так что они могут взаимодействовать до одурения.

Внезапно Джобс сменил тему и заговорил о развитии подразделения. Набор персонала в Mac был постоянным и отнимал много времени у руководства. Взглянув на лист бумаги, Джобс сказал:

– В прошлом месяце мы приняли сорок шесть человек.

– На сегодняшний день уже шестьдесят, – поправила Вики Милледж, сотрудница отдела кадров.

– Черт. Вот это да! Мы прямо трещим по швам, – сказал Джобс.

– Целая очередь выстроилась, – заметил Майкл Мюррей и рассказал об одном кандидате из компании Xerox. – Она увольняется из Xerox, что занимает гораздо больше времени, чем интервью в Apple.

– Когда тебе даст ответ Риццо? – спросил Джобс о другом кандидате на ту же должность.

– Он тянет время, – ответил Мюррей.

– Я бы выбрал Риццо, – посоветовал Джобс. – Он быстрее войдет в курс дела. Определись, кто тебе нужен.

Мюррей назвал имя женщины, работавшей в фирме, которая занимается венчурным финансированием, но отметил, что зарплата в Apple на 40 000 долларов меньше.

– Красивая и одинокая? – поинтересовался Джобс.

– Замужем, – усмехнулся Мюррей.

– Мы отбираем кандидатов в школу моделей Barbizon? – спросила Деби Коулман.

Джобс назвал следующее имя.

– Он занимается планированием, – отреагировал Мюррей.

– Он венчурный капиталист, – возразил Джобс. – Дурацкая работа. А как насчет Стива Кэппса?

– Он же работает в группе Lisa. – Бельвиль явно не хотел совершать набег на другое подразделение компании.

– До меня дошли слухи, что он хочет работать у нас, – ответил Джобс.

Мэтт Картер поинтересовался мнением коллег по поводу кандидата на должность в производственный отдел.

– Он говорил вполне разумно. Задавал правильные вопросы, – подала голос Деби Коулмен.

– В нем не чувствуется энтузиазма. Я не верю этому парню, – возразил Джобс и тут же предложил альтернативу: – Они должны быть похожи на Дюка. Он более консервативен, ездит на «датсун-280z» и носит очки.

Вики Милледж пожаловалась, что ей не разрешают иметь секретаря, или помощника, как их называли в Apple.

– Почему? – спросил Джобс.

– Бюджет, – пояснила Милледж.

– Да пошли они, – вспылил Джобс.

Пэт Шарп, кудрявая женщина в очках, подняла вопрос о переезде всего подразделения в другое, большее по размерам помещение. Проект Mac был втиснут в половину одноэтажного здания с красной черепичной крышей, а некоторые из сотрудников работали в пристройке. Группа должна была перебраться в другое здание, на противоположной стороне Бендли-драйв, превращенной компанией Apple в корпоративную улицу. Присутствие Apple на этой улице было настолько заметным, что здания различали не по номерам домов, а по той последовательности, в какой их занимала компания.

– Хотелось бы знать схему размещения, – сказала Шарп.

– Я собираюсь потратить три миллиона баксов на ремонт третьего номера, – объявил Джобс. – Будет отлично. Это наше последнее убежище. Вы все должны постараться. В помещении должны разместиться сто человек. У меня нет желания управлять подразделением численностью больше сотни. И вам тоже нет смысла. Никаких офисов на колесах, пристроек – ничего. Если Бобу нужен новый программист, кому-то придется уйти.

– Там будет тренажерный зал или что-то в этом роде?

– Нет, – ответил Джобс. – Только душевые кабины. – Определите, что вам требуется, – предложил он. – Если программистам или отделу документации нужны отдельные помещения, самое время об этом подумать.

Затем он перешел к более срочному вопросу, выпуску пилотной партии из двухсот печатных плат для компьютера Mac, которые предполагалось использовать для испытаний. Мэтт Картер доложил, как идут дела.

– Комплекты уже получили. На следующей неделе начнем сборку.

– Почему бы нам не заказать еще двадцать пять плат? – предложил Джобс.

– Почему именно двести? – поддержала его Деби Коулман. – В прошлый раз мы собрали пятьдесят, а потом понадобилось еще семьдесят пять.

Джобса беспокоило, что уже изготовленные печатные платы могут попасть к конкурентам или к одной из зарубежных фирм, специализирующихся на выпуске дешевых копий компьютеров.

– Я хочу, чтобы первые пятьдесят штук собрали, разбили и выкинули в огромный уплотнитель отходов. Когда начинаем сборку?

Услышав дату начала сборки пилотной партии, он вдруг задумался.

– А как вам пивная вечеринка? – спросил он, имея в виду недавнее мероприятие. – Может, хотите еще что-то подобное? – Он немного помолчал. – Когда следующая?

– На Рождество, – ответил Мюррей.

– То есть в январе – на Рождество все слишком заняты. А как насчет начала ноября? Может, рок-н-ролл? Кадриль у нас уже была. Кадриль. Рок-н-ролл. Для всех подходит. На Хэллоуин будем танцевать рок-н-ролл.

Картер сообщил коллегам, что собирается на Дальний Восток проинспектировать потенциальных поставщиков комплектующих и что он уже начал размещать заказы. Джобс тяжело вздохнул.

– Поезд уже отправился, тормозной путь у него четверть мили, а у нас еще не уложены рельсы. – Он помолчал, потом повернулся к Картеру и Бельвилю: – Нужно тщательно протестировать главную плату логики. Погонять ее как следует. – Джобс хлопнул ладонью по столу. – Комплектующие. Комплектующие. Комплектующие. Цифровая плата гораздо дороже аналоговой. Если мы где-то и облажаемся, это будет цифровая плата.

– У нас серьезные неприятности с аналоговой платой, – возразил Картер. – Только что мне сообщили, что она будет готова через сорок пять дней, только ни черта у них не выйдет. Они требовали девяносто дней, но мы на них надавили. Им придется вкалывать больше, чем они думали. – Затем Картер вернулся к необходимости размещать заказы на комплектующие.

– Samsung мне нравится больше, чем Aztec, – сказал Джобс. – Мы можем начать с ними переговоры?

– Нам нельзя рисковать, – ответил Картер. – Мы должны серьезно стимулировать обоих.

Затем все принялись обсуждать возможную цену компьютера. Вот уже несколько месяцев ставилась цель продавать компьютер за 1995 долларов. Джобс спросил финансового директора, не пострадает ли прибыль Apple, если цена будет на 500 баксов меньше. Коулман, размышлявшая, как повлияет изменение цены на объем продаж, начала рисовать на доске диаграммы и графики. Джобс некоторое время смотрел, слушал объяснения Коулман, а потом произнес:

– Мы можем брать цифры с потолка и как угодно жонглировать ими. Любой график – полная чушь. Если веришь ему, то позволяешь себя обманывать.

– Можно нарисовать его в цвете на промокашке, но толку все равно не будет, – поддержал его Мюррей.

У Джобса появилась необычная идея, как проверить влияние на прибыль компании 500-долларовой разницы в цене:

– Нужно провести маркетинговый эксперимент. Мы снизим цену в Лос-Анджелесе и повысим в Сиэтле, и будем надеяться, что дилеры не станут общаться друг с другом. – Он начал объяснять выводы рабочей группы, которую создали в Apple для определения цен на основе плановой нормы прибыли. – Восемнадцать миллионов человек из мира маркетинга и финансов ни черта не понимают в том, что делают. Решения приходится принимать наобум. Поэтому дело всегда заканчивается эмпирическим правилом, исходя из отдачи, которую мы хотим получить. – Он повернулся к Коулман, и его голос повысился на пол-октавы. – Не морочь нам голову своими графиками. Меньше всего нам нужно, чтобы спор разрешался при помощи электронных таблиц.

Мюррей начал жаловаться, что независимо от цены Apple не выделяет достаточно денег на запуск Mac.

– Будь мы Kodak или Polaroid, у нас была бы куча денег на запуск новых продуктов. – Джобс решил сыграть роль «адвоката дьявола» и сделал вид, что руководит подразделением, которое продает Apple II и Apple III. – Представим, что я менеджер по продажам компьютеров. Единственный способ продать больше Apple II – это изо всех сил продвигать товар. У меня нет популярного продукта. У меня нет бесплатной рекламы в прессе. У меня нет обложки журнала Byte.

– Я продаю будущее, – сказал Мюррей.

– А я оплачиваю счета за свет, – ответил Джобс.

Потом немного поговорили о конференции дилеров Apple в Акапулько и ежеквартальном совещании четырехсот менеджеров компании, где Джобс должен был докладывать о прогрессе проекта Mac. Обсудили, кто из сотрудников подразделения Mac будет присутствовать на двухдневной встрече. Потом Вики Милледж вдруг нервно рассмеялась. Пристально посмотрев на начальника, она сказала, что все руководители, кроме Джобса, представили характеристики на своих подчиненных.

– Ненавижу писать характеристики. Предпочитаю повышение зарплаты, – объяснил Джобс.

– Даже в самой счастливой жизни бывают черные полосы, – утешил его Мэтт Картер.

Орехи с медом

Когда Стивен Джобс начал штудировать университетские учебники, то проявил такое же упрямство, с каким раньше убеждал родителей переехать в Лос-Альтос. Джобс довольно много времени провел в колледжах, где учились его друзья, и пришел к выводу, что эти учебные заведения ему не подходят. Огромные аудитории Беркли казались ему похожими на фабрику, а Стэнфорд он считал слишком скучным. В конце концов, после поездки к другу, который учился в колледже Рид – маленьком, известном своей либеральностью и дороговизной университете в Портленде, штат Орегон, – Джобс решил узнать, что такое Тихоокеанский Северо-Запад.

Вернувшись из ознакомительной поездки, он сообщил своим родителям новость о том, что собирается учиться именно там. Пол Джобс, вспоминая, что его испугали огромные счета за обучение, ограничился одной фразой: «Мы пытались отговорить его». Клара Джобс приводила подробности: «Стив сказал, что это единственный колледж, в котором он хочет учиться, и если он не поедет туда, то вообще никуда не поедет». Старшие Джобсы, не выдержав такой психологической атаки, за несколько дней до начала учебного года усадили сына на заднее сиденье машины, привезли в Рид и распрощались с ним в пустынном студенческом городке. Расставание с родителями врезалось в память Стивена Джобса: «Оно не было особенно сердечным. Я сказал нечто вроде: «Ну, спасибо. Пока». Я не хотел, чтобы кто-то видел моих родителей. В то время мне вообще не были нужны родители. Мне хотелось быть таким, как сирота из Кентукки, который годами путешествует по стране на грузовых поездах. Я хотел узнать, что такое жизнь».

Благодаря своему географическому положению Портленд предлагал самые разнообразные развлечения, позволяющие почувствовать вкус жизни. Более холодный, чем на южной оконечности полуострова Сан-Франциско, климат компенсировали многочисленные природные красоты. Это и сверкающее великолепие горы Маунт-Худ, к вершине которой вели альпинистские маршруты, и гром порогов в ущелье реки Колумбия, куда можно было добраться на попутных машинах, и пустынные пляжи вдоль береговой линии Орегона с секвойями на вершинах утесов. На студентов, задумывавшихся о новом окружении, Рид-колледж производил обманчивое впечатление. Здания в стиле викторианской готики с шиферной кровлей, плющом, медными водостоками и наружными ящиками для растений были украшены эркерами, выходящими в обширный парк. Это место напоминало временное пристанище завсегдатаев кафе Портленда, передвижную сцену для поэтов, режиссеров, художников и всех приверженцев свободного духа.

Несколько бывших студентов Рида основали ферму Rainbow, которая стала одним из центров движения хиппи в регионе, и волны психоделического духа конца шестидесятых время от времени прокатывались по студенческому городку. Рид был обязательной остановкой на пути бесконечной череды лекторов, таких как писатель Кен Кизи, поэт Аллен Гинзберг и Тимоти Лири, гуру психоделики и автор знаменитой формулы: «Включись, настройся, улетай». Однако за богемной атмосферой, напоминавшей парижскую жизнь двадцатых годов, скрывался жесткий учебный план с длинным списком обязательной литературы. Приблизительно три сотни студентов, учившихся на каждом курсе, обнаруживали, что многочисленные профессора внимательно следят за их успехами в учебе и колледж терпит их причуды только при соблюдении строгих требований успеваемости. В начале семидесятых примерно треть студентов каждого курса не смогли продолжить обучение после того, как обнаруживали, что слово «свобода» пишется в колледже с прописной буквы.

Джобс оказался в разношерстном студенческом обществе и впервые в жизни столкнулся с людьми из других регионов страны. В Риде получали образование представители многочисленных национальных меньшинств, и Джобс погрузился в атмосферу космополитизма. Элизабет Холмс, одна из его сокурсниц, вспоминает: «В начале семидесятых студенческий городок Рида был сборищем одиночек и чудаков». Но Джобс выделялся даже на этом колоритном фоне, и его фотография отсутствовала в проспекте с портретами первокурсников, который вручали новичкам. Среди студентов младшего курса был Дэниел Коттке. Этот худощавый юноша с бородкой, мягкими манерами и волнистыми каштановыми волосами вырос в богатом пригороде Нью-Йорка, получил национальную стипендию за успехи в учебе и выбрал Рид после того, как был отвергнут Гарвардом. Тихий и как будто немного сонный, он презирал материальные блага и любил играть на пианино. Через несколько месяцев он стал считать Джобса своим лучшим другом. «Похоже, друзей у него было не так много», – вспоминал Дэниел.

1

Оба варианта книги об Apple создавались при жизни Стива Джобса. (Здесь и далее примеч. ред.)

2

Фильм о культовой фигуре в мире рок-музыки, авторе и исполнителе песен, поэте, художнике, киноактере Бобе Дилане был снят в 2005 году.

3

Перо, Росс (р. 1930) – американский бизнесмен, филантроп, консервативный политик и независимый кандидат на пост президента США в 1992 и 1996 годах.

4

Прежнее название Нижнего Новгорода (с 1932 по 1990 г.). Первая книга Майкла Морица «Яблочное королевство: частная история Apple Computer» вышла в 1984 году, во времена Советского Союза.

5

Компьютеры линейки Macintosh получили свое название от одноименного сорта яблок (англ. McIntosh).

6

State Farm Insurance – американская группа компаний, занимающихся предоставлением финансовых и страховых услуг. Крупнейший страховщик автотранспортных средств в Соединенных Штатах Америки с 1942 года.

7

Клепальщица Рози – персонаж одного из самых популярных американских плакатов Второй мировой войны, призывавшего женщин заняться трудом, который раньше выполняли только мужчины.

8

Дин, Джеймс (1931–1955) – американский киноактер.

9

Золотые Ворота – мост через пролив в Сан-Франциско.

10

Литл Ричард (р. 1932) – американский певец, пианист и композитор, стоявший у истоков рок-н-ролла.

11

Гамельнский крысолов – персонаж немецкой легенды. Увел из города всех детей, заворожив их звуками флейты.

12

Слабина, бездействие (англ.).

13

Бахаи (бахаизм, бехаизм) – одна из молодых религий откровения (то есть религий, у которых есть собственные Священные Писания). Ее основатель – Бахаулла (1817–1892). Вера бахаи зародилась в середине XIX века и в настоящее время объединяет свыше 5 миллионов последователей.

14

GeneralFoods – корпорация, выпускавшая широкий перечень продуктов питания; Sanka – товарный знак кофе без кофеина; Jell-O – товарный знак полуфабрикатов желе и муссов.

15

Фрикинг (англ. freaking) – сленговое выражение, обозначающее взлом телефонных автоматов, телефонных сетей и сетей мобильной связи с использованием скрытых от пользователя или недокументированных функций.

16

Муг, Роберт Артур (1934–2005) – американский предприниматель, пионер электронной музыки, изобретатель синтезатора.