Быстро растущий город на берегу залива

Бульдозеры и паровые экскаваторы, переваливаясь с боку на бок, ползали по карьеру, оставляя желто-коричневые шрамы на щеке холма. В небо над южной оконечностью залива Сан-Франциско поднимались столбы пыли. Большие деревянные таблички указывали, что машины и карьер принадлежат компании Kaiser Cement Corporation. Земля в контейнерах станет основой для городов, строящихся на равнине, которая простиралась за карьером. Тяжелые грузовики проезжали вдоль рядов колючей проволоки, мимо знаков, предупреждавших о крутом уклоне, проверяли тормоза и выруливали на проселочную дорогу с плавными поворотами и выбоинами, которая вела в Купертино, деревню, изо всех сил сопротивляющуюся тому, чтобы превратиться в город. По утрам в те рабочие дни середины пятидесятых от ворот карьера можно было разглядеть перекресток дорог в центре Купертино, на котором высились цилиндры цвета глины – элеватор и силосная башня.

В пятидесятых годах долина Санта-Клара была по большей части сельскохозяйственной. Кое-где среди зеленой растительности попадались группы домов. Издалека казалось, будто кто-то рассыпал мусор, который через некоторое время сконцентрировался в определенных местах, образовав цепочку маленьких городков между Маунтин-Вью, Лос-Альтос, Пало-Альто, Менло-Парк, Редвуд-Сити, Сан-Карлос, Хиллсборо, Бурлингейм и Южный Сан-Франциско.

Большинство городов сохранили атмосферу и внешность тридцатых годов. Здания по большей части были двухэтажными. Автомобили могли беспорядочно парковаться на главной улице. На окраинах обычно располагались контора State Farm Insurance[6], автозаправочная станция, отделение Bank of America и представитель International Harvester, а такие города, как Купертино, развешивали объявления о должности стоматолога и врача. Центр вселенной находился тут же: городская ратуша с терракотовой черепицей в стиле испанских миссий, а по обе стороны от нее – библиотека, полицейский участок, пожарная станция, суд и приземистые пальмы.

Тем не менее городки все-таки отличались друг от друга. В каждом был свой, особенный климат, причем чем дальше от туманов Сан-Франциско, тем было теплее. На южной оконечности полуострова летом климат был очень похож на средиземноморский, а маленькая семинария, возвышавшаяся над Купертино, словно сошла с безмятежных холмов Тосканы. В городах были свои муниципалитеты и налоговые службы, они соблюдали свои законы и обычаи, читали свои газеты, имели свои привычки. Выборы мэра всегда сопровождались многочисленными слухами и намеками – в маленькой общине люди либо сами знакомы с мэром, либо знают тех, кто с ним знаком. И разумеется, в отношениях между городами присутствовали ревность и снобизм.

Адвокаты и врачи, строившие дома среди холмов Лос-Гатоса, говорили – не без юмора, – что мозги Сан-Хосе спят в Лос-Гатосе. Жители Лос-Альтос-Хиллс свысока смотрели на обитателей расположенного на равнине Лос-Альтоса. Пало-Альто с его многочисленными деревьями и Стэнфордским университетом отличал налет легкомысленности; здесь же располагались несколько компаний, основанных бывшими студентами, которые занимались электроникой. В таких городках, как Вудсайд и Бурлингейм, атмосфера слыла утонченной – лошади, поло и закрытые гольф-клубы. В Бурлингейме был открыт первый на Западном побережье загородный клуб. Жители соседнего Хиллсборо часто называли в качестве своего адреса Бурлингейм, не желая, чтобы их принимали за парвеню. За Сан-Карлосом, Сан-Бруно и Редвуд-Сити, ниже взлетно-посадочных полос аэропорта Сан-Франциско, находился Южный Сан-Франциско, промышленное предместье большого города. Здесь располагались сталелитейные предприятия с литейными цехами и плавильными печами, нефтеперегонные заводы, механические мастерские и лесные склады. Отцы города рекламировали свою деятельную натуру, распорядившись вырезать бульдозерами гигантские буквы на холме, возвышавшемся над городом: ЮЖНЫЙ САН-ФРАНЦИСКО, ПРОМЫШЛЕННЫЙ ГОРОД.

Но теперь по всей долине, и особенно вокруг Саннивейла, плотно укутанного покрывалом фруктовых садов, появлялись бреши – признаки наступления нового мира. Большая часть самосвалов из карьера Kaiser Cement направлялась в Саннивейл. Экскаваторы, краны и скреперы ждали цемент и сталь, необходимые для строительства штаб-квартиры нового подразделения Lockheed Corporation, которое занималось ракетными системами. В 1957 году Саннивейл увеличился в шесть раз по сравнению с тем, каким он был после окончания Второй мировой войны, и стал претендовать на включение в национальные альманахи. В городе все рассуждали о налоговой базе, оценочной стоимости, разрешениях на строительство, правилах районирования, канализационных трубах и гидроэнергетике. Ходили слухи о новых предприятиях, в частности, о том, что одна из крупнейших автомобильных компаний собирается строить завод в Саннивейле. К концу пятидесятых торговая палата Саннивейла с радостью объявила, что городская статистика устаревает уже через час и что в будние дни каждые шестнадцать минут в город прибывает новый работник. Рекламные статьи называли это место «городом с будущим» и «быстро растущим городом на берегу залива».

Новые жители города, который «стремительно рос» и «шагал в будущее», отражали тягу американцев к сельской жизни. Дома были удалены от городской суеты, а до ближайшего магазина приходилось ехать на машине. Архитектурный стиль самих домов сомнений не вызывал – такие строили в районе залива. Это были низкие одноэтажные строения с плоскими или слегка покатыми, как у садового сарая, крышами. (Торговцы недвижимостью говорили, что с таких крыш мальчишкам удобно запускать модели самолетов.) Но если присмотреться повнимательнее, то казалось, будто бы самую большую площадь в жилых постройках занимали гаражи, так что создавалось впечатление, что жилые комнаты к ним пристроили позже. Большие металлические ворота гаражей выглядели парадным входом.

Рекламные проспекты рассказывали о лучистом тепле, «современном и безопасном способе обогрева дома», об обшитых деревом стенах, о пробковой и асфальтовой плитке, кухонной мебели из дерева твердых пород и больших шкафах с дверями-купе, которые «раздвигаются с необыкновенной легкостью». Но кое о чем в проспектах умалчивалось – например, о шутке местных пожарных, что такая конструкция из столбов и балок сгорает дотла за семь минут, а также о том, что черная община оказалась в изоляции, отрезанная рельсами Южно-Тихоокеанской железной дороги и автострадой.

Большинство семей, переселявшихся в Саннивейл, привлекала перспектива работы в компании Lockheed. Многие проявляли осторожность и усердие. Они расспрашивали агентов по торговле недвижимостью, где может пройти шоссе – федеральная автострада 280, – и прокладывали предполагаемый маршрут по карте города, вывешенной в муниципалитете. Они узнавали у друзей и знакомых о репутации ближайших школ и в ответ слышали, что школы в Пало-Альто и Купертино считаются лучшими на полуострове. Им рассказывали о творческом подходе учителей, о федеральных грантах, об экспериментах с новым курсом математики и индивидуальном подходе к ученикам.

Родители приходили в администрацию школьного округа и внимательно изучали карту, на которую были нанесены все уже существующие школы и те, что только должны быть построены. Границы школьного округа Купертино оказались довольно странными: для того чтобы дети учились в городских школах, их родителям не обязательно было жить в самом городе. В школьный округ входили некоторые районы Сан-Хосе, Лос-Альтоса и Саннивейла, а также отдельные дома, пользовавшиеся повышенным спросом. В некоторых местах граница округа проходила прямо через дома.

Тридцатипятилетний инженер Джерри Возняк входил в число нескольких тысяч человек, нанятых компанией Lockheed в конце пятидесятых. Вместе с женой Маргарет и тремя маленькими детьми, Стивеном, Лесли и Марком, он поселился в доме в тихом районе Саннивейла, относившемся к популярному школьному округу Купертино.

На другом конце полуострова, в Сан-Франциско, в районе Сансет, Пол и Клара Джобс усыновили своего первого ребенка, Стивена. В первые пять месяцев жизни малыш из своей коляски видел имитацию уличных фонарей девятнадцатого века, трамвайные пути, пляж в тени мокрого волнолома, туман, свинцовое небо и серых чаек.

Сверхсекретные космические шпионы

Синонимом Саннивейла стали тайны и секреты, тщательно охраняемые компанией Lockheed. В конце пятидесятых ракетное подразделение компании постепенно расширялось, изменив масштаб бизнеса в долине Санта-Клара и превратив Саннивейл в некое подобие моногорода, тем самым приподняв для его жителей завесу тайны. О Lockheed говорили как о месте, где научная фантастика становится обыденностью. Компания участвовала в Национальной космической программе, и городским жителям названия космических аппаратов – Discoverer, Explorer, Mercury и Gemini – были известны не меньше, чем имена астронавтов. Кто-то даже пошутил, что в отделе по связям с общественностью Lockheed работал Герберт Уэллс, выпуская бюллетени о неисчерпаемом источнике чудес.

Ходили слухи о лаборатории, в которой моделируются условия открытого космоса, о крошечном магнитофоне, умещавшемся на ладони, а также о самой мощной частной аэродинамической трубе Hotshot. Команды инженеров Lockheed якобы изобретали специальные топливные элементы для громадных космических кораблей и разрабатывали планы постройки сборной обитаемой космической станции весом в четыреста тонн и по форме напоминающей колесо фортуны. Циркулировали и более мрачные слухи. Было известно, что часть инженеров Lockheed работают над баллистической ракетой средней дальности, известной как «сверхсекретный Polaris», и «космическим шпионом», суперсуперсекретным спутником Земли, вооруженным телевизионной камерой и способным следить за русскими. Компания с гордостью признала, что ее лаборатория космической связи отслеживала семь минут первого полета спутника Explorer, а также хвасталась, что ее «тарелка» радиотелескопа способна видеть двадцать спутников одновременно. Сообщалось также о каком-то необыкновенном компьютере, установленном в Lockheed, который якобы обладал разумом человека и мог играть в хитрые крестики-нолики.

Таким образом, в 1958 году, когда Джерри Возняк поступил на работу в Lockheed, у компании – по крайней мере, так казалось со стороны – были вполне серьезные задачи. Возняк, плотный мужчина с толстой шеей и сильными руками, был достаточно крепок физически, чтобы играть нападающим в футбольной команде Калифорнийского технологического института, где он изучал электротехнику. Проработав год на должности младшего инженера в маленькой фирме в Сан-Франциско, он вместе с товарищем двенадцать месяцев разрабатывал автомат для складирования, упаковки и подсчета листовых материалов, например асбеста. Но у партнеров кончились деньги еще до того, как проект был готов. Возняк сделал следующий вывод: «Вероятно, это была хорошая техническая идея, но мы не понимали, что такое совместный бизнес».

После окончания Калифорнийского технологического института Возняк женился. Его жена Маргарет выросла на маленькой ферме в штате Вашингтон, а летние каникулы во время Второй мировой войны провела, работая помощником электрика на верфях Kaiser в Ванкувере, штат Вашингтон, и монтируя проводку на строящихся авианосцах. В конце концов ее родители продали свой участок земли и переехали в теплый Лос-Анджелес. «Калифорния, – считала Маргарет Возняк, – лучшее место в мире». Но неудача Джерри в бизнесе и рождение первенца Стивена в августе 1950 года заставили семью Возняк вернуться в железные объятия корпораций. Несколько лет они работали на предприятиях аэрокосмической отрасли, которая возникла в Южной Калифорнии как следствие акробатических трюков первых авиаторов. Подобно тысячам других семей, Возняки вскоре стали ассоциировать города Бурбанк, Калвер-Сити и Сан-Диего с такими компаниями, как Lockheed, Hughes Aircraft, Northrop и McDonnell Douglas. Какое-то время Джерри Возняк разрабатывал оружие в Сан-Диего, затем помогал создавать лаборатории для компании Lear в Санта-Монике и купил свой первый дом в долине Сан-Фернандо, прежде чем обратить внимание на Lockheed, решившую основать подразделение в Саннивейле.

Пока дети без устали играли в домиках, сооруженных из картонных коробок, Джерри Возняк привыкал к ритму коротких поездок на работу в компанию Lockheed. «Я никогда не собирался долго задерживаться в Lockheed, – признавался он. – Сначала хотел просто переехать в этот район, а потом уже обустраиваться». Компания старалась оградить себя от семейных проблем сотрудников. Lockheed пряталась за барьерами из системы допусков, специальных пропусков, охранников в униформе и заборов из колючей проволоки. Дети смогли пройти через ворота компании один-единственный раз – в День независимости, когда публику пустили на территорию компании, чтобы люди смогли посмотреть на воздушные трюки «Голубых ангелов», авиационной группы высшего пилотажа ВМФ. Если в воскресенье утром Джерри Возняку нужно было забрать рабочие материалы из своего кабинета, то дети ждали его в машине на большой автостоянке с разметкой в «елочку». Компания Lockheed напоминала престарелую тетушку, которая пускает к себе детей только на праздничный ужин.

Нередко Джерри Возняк по вечерам или в выходные дни брал работу домой, раскладывая в гостиной листы голубой миллиметровки и чертежные карандаши. В его проектах, как правило, использовались преимущества миниатюризации электронных компонентов. Возняк, работавший в подразделении ракетных систем, трудился над прибором контроля высоты для ракеты Polaris, а затем над проектом использования компьютеров для разработки интегральных схем. Позже он перешел к работе над так называемыми «специальными проектами» – детям отец рассказывал, что это связано со спутниками. Таким образом, работа требовала от Джерри Возняка, чтобы он читал профессиональные журналы, знакомился с докладами на конференциях, просматривал монографии – то есть был в курсе самых последних достижений электроники.

Проектируемые в Lockheed спутники должны были преодолевать миллионы миль, но орбиты семей сотрудников, работавших на компанию, были более ограниченными. Возняк никогда не брал длинных отпусков. Обычно семья уезжала из города на Рождество или на Пасху, навещая дедушек и бабушек в Южной Калифорнии. Иногда они ужинали в ресторане или в выходные устраивали поздний завтрак в Саусалито, ездили в Сан-Франциско на бейсбольные матчи местной команды, но по большей части их мир ограничивался Саннивейлом.

Джерри Возняк увлекался не только электроникой, но и военными играми, а также спортом. Он много времени проводил на заднем дворе, перебрасываясь бейсбольным мячом с сыновьями, и тренировал детскую бейсбольную команду Саннивейла – The Braves. Но больше всего он ждал субботнего утра, чтобы в компании трех соседей сыграть в гольф на поле расположенного неподалеку Cherry Chase Country Club – пышное название для скромного клуба, в котором для игры на восемнадцать лунок требовалось дважды пройти одно и то же поле. Здесь Возняк-старший и Возняк-младший выиграли соревнование среди семейных команд. Вечер воскресенья посвящался футболу – правда, дело ограничивалось его просмотром по телевизору.

Возняки, как и тысячи других калифорнийских семей, растивших детей в шестидесятых годах, главным видом спорта считали плавание. Команда пловцов из соседнего городка Санта-Клара прославилась на всю страну, и плавание очень быстро стало чем-то большим, чем просто приятным и полезным времяпрепровождением. По мнению старшего Возняка, этот спорт можно было использовать для воспитания командного духа, конкурентоспособности, стремления к личным достижениям. Поэтому супруги записали своих детей в клуб Mountain View Dolphins.

Маргарет Возняк была женщиной со строгими принципами и без колебаний говорила детям все, что думает. Слушая лекции матери о необходимости экономии, они вспоминали ее работу во время войны и называли ее Клепальщицей Рози[7]. Маргарет Возняк во многом разделяла взгляды феминисток еще до того, как это слово вошло в моду. («Когда я поняла, что деградирую как личность, то решила чем-то заняться».) Она стала президентом ассоциации женщин-республиканцев в Саннивейле – «Мне нравилось иметь друзей в муниципалитете» – и время от времени привлекала детей к рутинной работе на избирательном участке.

В доме Возняков постоянно звучала классическая музыка – супруги надеялись, что она благотворно влияет на детей на подсознательном уровне. Но Лесли предпочитала журналы о поп-музыке для подростков и радиопостановки из Сан-Франциско, которые слушала по транзистору, а братьев привлекали телевизионные программы с элементом интриги, такие как «Человек от Д.Я.Д.И.» (The Man from U.N.C.L.E.) и «Я шпион» (I Spy), и фильмы ужасов, например «Ужасы» (Creature Features), «Сумеречная зона» (The Twilight Zone) и «За гранью возможного» (The Outer Limits). Вероятно, на их вкусы повлияла научная фантастика, секретность компании Lockheed, а также публичные выступления местных знаменитостей, пугающих население коммунистической угрозой. В средней школе Стивен Возняк хотел даже организовать собственное сверхсекретное шпионское агентство. «Мы будем действовать так скрытно, что все остальные даже не почувствуют нашего присутствия», – говорил он. Дети семьи Возняк с подозрением относились к соседу, который, по их мнению, работал на русских.

В Саннивейле середины шестидесятых электроника была чем-то вроде сенной лихорадки: раздражитель витал в воздухе, и аллергики то и дело подхватывали его. В семье Возняк «слабым иммунитетом» отличался старший сын. Когда Стивен учился в пятом классе, ему подарили набор для сборки вольтметра. Он взял паяльник и, следуя инструкции, успешно собрал прибор. Стивен больше интересовался электроникой, чем сестра или младший брат Марк, который вспоминал: «Отец увлек его очень рано. Мне такого внимания не уделялось».

Большинство соседей в квартале, где жили Возняки, были инженерами. Один из них, купивший дом в том же году, что и Джерри Возняк, не любил ухаживать за своим двором, но местные мальчишки обнаружили, что он заведовал магазином, в котором продавались излишки радиодеталей. Ленивый торговец был готов оплачивать услуги по уходу за двором своим товаром. Мальчики пололи сорняки, соскребали старую краску и выполняли другие работы по хозяйству, обменивая свой труд на радиодетали. По другую сторону улицы, через два дома, жил другой торговец, специализировавшийся на приемниках, передатчиках и радиопеленгаторах, оставшихся после Второй мировой и корейской войн. Билл Фернандес, в детстве друживший со Стивом Возняком, вспоминал: «Рядом всегда находился человек, который мог ответить на вопросы по электронике». Дети научились различать профессии взрослых.

Кто-то хорошо знал теорию и мог объяснить все при помощи формул, а кто-то обладал практическими навыками и предпочитал эмпирический метод.

Один из соседей вел занятия с теми детьми, которые хотели получить лицензию радиолюбителя. В шестом классе Стив Возняк сдал экзамен на радиста, собрал 100-ваттный передатчик и принялся рассылать кодированные сообщения. В какой-то момент электроника переплелась с политикой. В 1962 году Ричард Никсон вступил в предвыборную гонку за пост губернатора Калифорнии, и Маргарет Возняк устроила так, что ее сын предложил Никсону поддержку всех радиолюбителей из школы в Купертино. Несмотря на то что Стивен был единственным настоящим радиолюбителем в школе, эта уловка сработала. Фотография Никсона вместе с коренастым, коротко стриженным Возняком появилась на первой обложке журнала San Jose Mercury.

Возняк обнаружил, что любительская радиосвязь становится еще увлекательнее, если ее модифицировать и провести в дома друзей. Он подключил динамики, чтобы передавать сигналы азбуки Морзе из дома в дом, и оказалось, что они с друзьями могут слышать друг друга, когда говорят в динамики: «Мы не понимали, как это получилось, но с того дня у нас появилась громкоговорящая связь».

Примерно в это же время Стивен представил на выставке научных достижений средней школы Купертино свою игру в крестики-нолики. Вместе с отцом он придумал электронный вариант игры, определив возможные варианты состязания человека с машиной. Стивен разработал электрическую схему, дублировавшую ходы игрока, а отец достал у своего приятеля необходимые резисторы, конденсаторы, транзисторы и диоды. К неудовольствию матери, сборка устройства происходила на кухонном столе. Стивен вбил в лист фанеры гвозди, которые стали электрическими контактами, а потом прикрепил мелкие детали. На обратной стороне фанеры он разместил красные и белые электрические лампочки, а внизу – ряд переключателей, позволявших игроку делать ход.

Через пару лет Стивен наткнулся на любопытную схему в книге о компьютерах. Это устройство называлось «однобитным сумматором-вычитателем», и его назначение в точности соответствовало названию: складывать и вычитать числа. В кое-каких технических подробностях Возняк уже разбирался, имея опыт сборки приборов и разработки игры в крестики-нолики. Однако другие аспекты были для него абсолютно неизвестными. Он понятия не имел, что электронные калькуляторы способны решать логические задачи. Стив начал изучать алгебру логики и понял, что переключатели, которые находятся в одном из двух положений, «включено» или «выключено», можно использовать для представления истинных либо ложных утверждений. Он познакомился с двоичной системой счисления – последовательностью единиц и нулей, – которая в электронных схемах реализовывалась при помощи двух уровней электрического напряжения.

Схема «однобитного сумматора-вычитателя» была очень примитивной. Она позволяла одномоментно обрабатывать только один бит, одну бинарную цифру. Возняк захотел получить более мощное устройство, способное складывать и вычитать многоразрядные числа, и значительно усложнил схему, назвав ее «десятибитным параллельным сумматором-вычитателем». Его устройство было способно одновременно обрабатывать десять бит. Стив сам разработал электрическую схему и смонтировал десятки транзисторов, диодов и конденсаторов на макетной плате – листе фольгированного текстолита с рядами отверстий. Размер монтажной платы был с детскую книжку с картинками и прикреплялся к деревянной раме. Внизу располагались два ряда переключателей: один для ввода чисел в сумматор, другой – в вычитатель; результат – опять-таки в двоичной форме – отображался с помощью ряда маленьких лампочек. В сущности, Возняк собрал схему, которую инженеры называют «арифметико-логическим устройством» и которая способна решать арифметические задачи. Устройство работало согласно инструкциям, или программе, вводимой вручную посредством переключателей. Оно могло складывать и вычитать числа – и больше ничего.

Закончив сборку, Стив отнес свое творение на школьную выставку научных достижений, где занял первое место. Впоследствии его разработка получила третий приз на районной выставке – несмотря на то, что Возняку пришлось соревноваться с теми, кто был старше его по возрасту. Компенсацией за разочарование от третьего места могло послужить первое в жизни воздушное путешествие – он поднялся в воздух на самолете и пролетел над авиабазой ВМФ в Аламеде.

«Это будет лучший в мире авиасимулятор», – сказал Швеер.