Глава 4

Злоключения в бальном зале

Бальный зал Хэмилтон-Хауса

Стоявший на балконе Дерек облокотился о балюстраду, лениво разглядывая веселившихся в зале. Утро он провел на складе, где таскал и швырял рулоны бумаги, на которой будет напечатан следующий выпуск. Руки были в грязи и чернилах, костюм – в пыли, мышцы болели от напряжения, а кожа повлажнела от пота. Черт побери, до чего же хорошо!

Зато вечером на нем был идеально сшитый и крайне дорогой фрак от «Дживса и Хокса», портных с Сэвил-роу. Он пригубил изысканное французское бренди – единственное, в чем хороши французы, – и отметил, что бренди прекрасно выдержано и достаточно редкое.

Газетная империя принесла ему состояние, что привило вкус к роскоши и пробудило потребности в более высоких связях. Сегодня он был гостем своих друзей. Герцога и герцогини Брэндон.

Неплохо для побочного сына графа, который к тому же запачкал руки ремеслом.

И все же проклятые слова до сих пор преследовали его:

«Выкиньте ублюдка! Ему здесь не место!»

Чертовски гордый собой Найтли вскинул голову. Его Пишущие Девицы стояли около стеклянных дверей, ведущих на балкон, и о чем-то оживленно болтали.

Аннабел глянула в его сторону. Дерек поймал ее взгляд, но она тут же отвернулась. До чего же стеснительна! Он позволил взгляду задержаться. Что-то изменилось. В ней появилось что-то… большее. Возможно, потому что они встретились не днем, в издательстве, как обычно, а на балу, и полночь уже близится. Да и бренди возымело действие.

Он снова уставился на Аннабел. Большее? Да, определенно.

Найтли сделал очередной глоток бренди и продолжал в одиночестве наблюдать за разгоравшимся весельем. Гость… но все равно чужак.

Сегодня приглашенные вели себя хуже обычного. Найтли часто терпели лишь из опасения оскорбить пригласившего его хозяина. Однако он видел страх в их взглядах, когда проходил через бальный зал. Гадали, что именно ему известно, что он вытянет из них за сокрытие информации, а что выставит на обозрение родственников, друзей и бизнесменов.

Посредством всего нескольких строк в газете он управлял судьбами и рушил репутации. Да, именно этим объяснялись настороженные взгляды и отведенные глаза.

Сегодня здесь был и Новый Граф. Даже спустя столько лет, Найтли мысленно обращался к нему, как к Новому Графу. Харроуби был его отцом. Но этот напыщенный олух, все еще отказывавшийся признать единокровного брата, не смел даже встретиться с ним глазами. Трус! В тех случаях, когда они оба оказывались в одном зале, Найтли откровенно забавлялся, пытаясь поймать его взгляд или даже кивал. И наблюдал, как краснеет Новый Граф.

Но даже состояние Найтли не помогло снискать признание брата. Как и растущее влияние в лондонском свете, благодаря его невероятно популярной газете. Новый Граф даже не замечал, что Найтли никогда не печатал в своей газете ничего, могущего повредить репутации семейства Харроуби. И не имело значения, что он дружит с герцогами.

Все это заставило Найтли приступить к выполнению последнего пункта своего плана.

Жена-аристократка. Только тогда Новый Граф не сможет игнорировать Найтли. Просто не позволит себе нарушения этикета.

Найтли сам не понимал, почему ему так важно публичное признание графа. Большинство светских людей не желало общаться с ним, но в отличие от брата они просто не могли себе позволить оттолкнуть его. Это тоже являлось частью плана.

Вот и доказательство: лорд Марсден, с сигарой и бокалом бренди, направлялся к тому месту, где стоял Найтли. Они были почти ровесниками, однако Марсдена, несмотря на относительно молодой возраст, бесконечно уважали в парламенте, отчасти из-за наследства покойного отца, отчасти благодаря его собственным талантам. Этот человек был просто рожден для роли политика.

Марсден был человеком обаятельным, старавшимся при любой возможности заводить новые знакомства и связи. Он флиртовал с женщинами: пожилыми, молодыми, дебютантками, старыми девами, замужними и вдовами.

Его часто можно было увидеть в игорной комнате, где он курил, смеялся и заключал пари с приятелями. Пересыпал разговор намеками, шутками, невинными сплетнями, комплиментами и внимательно выслушивал жалобы. Слишком внимательно. Найтли был готов это признать.

Маркиз всегда искал поддержки «Лондон уикли» для своих многочисленных замыслов и политических проектов, особенно еще и потому, что газета предоставляла ему большую аудиторию. И все же Найтли знал: читателей становится все больше, поскольку он никому ничем не был обязан, чем обрекал маркиза на вечное разочарование.

Тем не менее мужчины были в хороших отношениях, поскольку это соответствовало их лучшим интересам.

– Уверен, вы слышали новость, – заметил Марсден и, когда Дерек намеренно промолчал, добавил: – Насчет репортера «Лондон таймс». Его бросили в Ньюгейт за то, что разыгрывал роль врача.

– Я слышал что-то в этом роде, – выдавил Найтли.

– Омерзительно, не так ли? Высший свет в ужасе. Или придет в ужас, – бросил Марсден со злорадной улыбкой. Найтли уже представлял, как все будет: в каждом разговоре маркиз станет подливать масла в огонь, сея интриги, тщательно отбирая обрывки информации, предназначенной обозлять и возмущать, пока высший свет не превратится в обезумевшую толпу, жаждущую крови подобных ему газетных магнатов.

– Я собираюсь опубликовать эту историю в «Лондон уикли», – кивнул Найтли.

У Марсдена имелся широкий круг друзей и связей. Однако Найтли тоже обладал немалым влиянием: каждую неделю тысячи лондонцев читали газету, содержавшую отлично отредактированную и умело представленную им информацию. А потом обсуждали содержание с семьей, друзьями, хозяевами газетных киосков, мясником, горничными…

Марсден мог сколько угодно раскачивать лодку, но Найтли знал, что одним махом может разрушить его планы.

– Вполне возможно, назначат расследование, – небрежно добавил Марсден, стряхивая пепел с сигары. Небрежность была напускной. На самом деле Марсден тщательно выбирал слова. Сейчас эти слова прозвучали предупреждением.

Перевод: «Головы вот-вот покатятся».

– Я нахожу это весьма интересным, – парировал Найтли.

Истинное значение: «Расскажите все».

– Я обязательно стану держать вас в курсе дела, – пообещал Марсден и тут же сменил тему.

– Я приехал с сестрой. Эта волокита с брачным рынком…

Марсден тяжело вздохнул, словно леди Лидия была последней в длинной очереди досаждавших ему сестер, которых необходимо со всей поспешностью спровадить к алтарю. На самом деле Лидия приходилась ему единственной сестрой, таинственно исчезнувшей во время своего второго сезона. Найтли не упомянул об этом на страницах «Лондон уикли». Пока.

– Вам, должно быть, не терпится выдать ее замуж, – заметил он, проверяя правильность своего предположения. Среди холостяков не было принято упоминать о женитьбе… если только не имелось определенных скрытых мотивов.

– Да, при условии, что я одобрю жениха. Ему придется содержать ее в той роскоши, к которой она привыкла.

Последняя фраза была подчеркнута тяжелым взглядом: богатство Найтли ни для кого не было тайной. Отчеты о пустеющих сундуках Марсдена очень часто попадали на письменный стол Найтли.

– Может, подойдет поклонник, чьи деловые качества позволяют приумножить состояние? – предположил Найтли с таким же прямым взглядом.

Марсден прищурился, сунул в рот сигару, но тут же постучал ей о перила, так что пепел порхнул на землю. Найтли не отвел глаз.

– Я рад, что мы друг друга поняли, – заявил Марсден, выпуская в ночной воздух колечко серо-голубого дымка.

Вот это предложение!

«Ты защитишь «Лондон уикли», а за это я женюсь на твоей сестре».

Аннабел всегда остро сознавала присутствие Найтли. И сейчас точно знала: он здесь, на балконе. Это все ее бесполезное шестое чувство. Но как она могла не бросать на него взгляды украдкой, когда он стоял там, облокотившись о перила? В сотый раз она недоумевала: каким образом эта поза может быть такой… захватывающей? Притягивающей взоры?

У него был самый непринужденный вид. И все же она понимала, как он напряжен. Как подмечает все и готов ко всему. Сама она никогда не чувствовала себя удобно в собственном обличье и сейчас завидовала ему.

Беседуя с коллегами, Аннабел все время становилась так, чтобы как можно выгоднее показать свое платье. Особенно спереди. Очень низкий вырез, отчего она сама себе казалась голой… Возможно, даже немного безнравственной. Как бы там ни было, она с трудом узнавала себя в розовом шелковом платье, так чувственно льнувшем к коже.

– Это всего лишь платье, – укоризненно напомнила она себе. Только на самом деле это вовсе не так. Платье придавало ей уверенности, которой она обычно не обладала. Аннабел поймала себя на том, что старается выпрямиться и больше не стыдится своего роста, а стремится показать себя в самом выгодном свете. И даже улыбалась чаще, почувствовав себя хорошенькой.

Это не просто платье. Это храбрость в шелковом обличье.

Аннабел снова бросила на него взгляд. Он разговаривал с незнакомым красивым джентльменом.

Она лихорадочно пыталась найти причину выйти на балкон. Одной.

«Старая дева из Мейфэра» написала:

«Романтические встречи всегда происходят на террасах во время балов. Все это знают».

Ей всего лишь нужен предлог.

– А вот и Найтли, – прошептала Элайза. Аннабел еще больше выпрямилась. Бабочки в животе затрепетали. Сердце забилось сильнее.

Найтли смотрел на нее в упор. Она тоже смотрела на него в упор. Его темно-голубые глаза резко контрастировали с темными волосами! Сегодня на нем были черный фрак и темно-синий шелковый жилет.

«Не красней. Не красней. Улыбайся, Аннабел. Стой прямо».

Однако все команды затерялись где-то между головой и сердцем… Найтли приветственно кивнул. Аннабел ответила взглядом испуганной лани. И смотрела ему вслед, пока он не затерялся в толпе.

– О, смотрите, да это лорд Марсден! – кокетливо воскликнула Софи, улыбаясь красавцу, проходившему мимо. Тому самому, с которым Найтли разговаривал на балконе.

Мужчина остановился и ответил восторженной улыбкой. Аннабел вспомнила, как Гренвилл упоминал его в отчетах о заседаниях парламента – Марсден был прирожденным лидером и, судя по колонке сплетен Джулианы, весьма завидным женихом. Аннабел знала, что в парламенте он тесно сотрудничает с мужем Софи, герцогом Брэндоном.

– Да это прелестная герцогиня! – поклонился Марсден, целуя протянутую ручку.

– Не флиртуйте со мной, Марсден, – упрекнула Софи. – Пожалуйста, познакомьтесь с моей подругой мисс Свифт. Вы, наверное, знаете ее, как Дорогую Аннабел.

– Со страниц «Уикли»? – осведомился Марсден, вскинув брови. Вопрос был вполне ожидаемым, учитывая, что работа Софи в газете была широко известна, и к тому же она писала о великосветских свадьбах и последних модах.

– Та самая, – ответила она.

Аннабел отметила, что лорд Марсден был классически красив, и поймала себя на том, что невольно выискивает недостатки. Светлые волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб и прекрасно вылепленные скулы. К сожалению, волосы были слишком сильно напомажены. Зато карие глаза, устремленные на нее, светились теплом. И главное – он знал о ее работе!

Она немедленно прониклась к нему симпатией.

– У вас настоящий дар, мисс Свифт, – похвалил он, и она застенчиво улыбнулась. – Я часто замечал, как мягко вы упрекаете или советуете, хотя меня бы так и подмывало написать что-то вроде: «Вы болван, сэр. Немедленно замолчите»! Признайтесь, вам тоже этого хотелось?

– Всякий заслуживает сострадания и искреннего…

Аннабел осеклась, когда его лицо приняло скептическое выражение.

– Ну, ладно, вы правы, – рассмеялась она.

– Если вы в своей колонке назовете кого-нибудь болваном, я буду на седьмом небе от счастья, – ухмыльнулся лорд Марсден.

Аннабел снова рассмеялась, но тут же увидела Найтли, беседовавшего с увешанной бриллиантами красавицей.

– Я предвижу тот момент, когда осмелюсь на это, – кокетливо заметила Аннабел. Когда это ей приходило в голову кокетничать? Господи! Должно быть, всему виной шелковые панталоны, которые она осмелилась надеть сегодня вечером! Это они придали ей смелости! Или причиной послужили тепло и ободрение в глазах Марсдена?

– Не окажете ли честь потанцевать со мной вальс? – спросил лорд Марсден, предлагая ей руку. Аннабел позволила ему увести ее на середину зала. Только после первых па она поняла, что Софи потихоньку ускользнула. И что она потеряла Найтли, поскольку перестала следить за каждым его движением. И что она не умеет вальсировать. Однако вполне готова поучиться у лорда Марсдена.

Она подумала также, что ничего лучшего сегодня не случится, однако…

Глава 5

Опасности, подстерегающие в тускло освещенных коридорах

Тускло освещенный коридор

Голова кружилась, дыхание перехватывало. Аннабел слегка покачивалась.

Час был поздний, и чувства несколько притупились из-за приятной усталости после вальса и двух бокалов пенившегося шампанского. Она весело напевала себе под нос, представляя, как Найтли приглашает ее на вальс. И совсем не обращала внимания на то, что возвращается в бальный зал по тускло освещенному коридору.

И тут она столкнулась с джентльменом. Или он столкнулся с ней. Правильнее было сказать, что они столкнулись друг с другом.

Аннабел едва удержалась на ногах и едва слышно выдохнула:

– Уф-ф…

Но тут, наконец, пришла в себя и заметила, что уткнулась во фрак очень тонкого сукна, белую крахмальную мужскую рубашку и темный шелковый жилет. И все это облегало твердую и широкую мужскую грудь.

Знай она, что это Найтли, могла бы помедлить, чтобы поглубже вдохнуть его запах – сочетание шерсти, дыма сигары, бренди и его самого, – или насладиться ощущением его мышц под ладонями, и уж конечно, она не стала бы вздыхать, как корова в стойле!

Теплые руки удержали ее на месте.

– Прошу меня простить, – выдавила она, отступая и поднимая голову, чтобы увидеть владельца этой твердой груди, положительно излучавшей жар и манившей Аннабел положить на нее голову. Ее глаза привыкли к освещению, но тут же широко раскрылись при виде мистера Найтли, мужчины ее мечты, короля сердца, предмета привязанности…

– Мисс Свифт! – воскликнул Найтли, кивнув в знак приветствия. – Мои извинения. Я не видел вас.

Ну, разумеется, не видел. Никогда не видел. Но таков уж порядок вещей. Как и ее несчастная манера либо неметь, либо нести чушь в его присутствии. Ей еще предстояло научиться нормально разговаривать с мистером Найтли.

– Мистер Найтли, добрый вечер, мне очень жаль, я не смотрела, куда иду… – бормотала Аннабел. К ее полному ужасу, слова продолжали слетать с языка, вопреки истовому желанию остановиться: – Очевидно, я не видела вас. Потому что если бы увидела, ни за что бы с вами не столкнулась.

Наверняка какой-нибудь читатель предложит именно эту тактику…

– Я так и понял. С вами все в порядке? – вежливо осведомился он.

– Да, абсолютно. Хотя у вас довольно твердая грудь, – выпалила Аннабел, но тут же закрыла глаза и мысленно застонала. Неужели она действительно сказала такое? Неужели она так уж много просит у Господа? Всего-навсего не выглядеть полной идиоткой, когда беседует с ним…

– Спасибо, – кивнул он учтиво, как истинный джентльмен, но в коридоре было достаточно света, чтобы видеть, как он улыбается.

– Еще раз простите. Леди не должна замечать подобные вещи или упоминать о них вслух. Поверьте, я никогда не посоветую…

Аннабел продолжала нести вздор и не могла остановиться.

И все же, несмотря на унижение, ее осенило. Она наедине с Найтли. И одета как раз для такого случая. И что еще лучше, она ощутила мощь его груди, пусть на одну счастливейшую секунду, которую хотела повторить, хоть и в более непринужденной манере.

– Уверен, что если бы вы посоветовали читателю наградить мужчину подобным комплиментом, получился бы скандал. Однако не могу представить мужчину, которого бы это задело, – усмехнулся Найтли, очевидно, желая сказать, что не обиделся. Аннабел облегченно вздохнула.

– Но я все равно прошу прощения за то, что не видела куда иду. Мысли были заняты другим.

– Чем, интересно знать? – спросил Найтли и, сложив руки на груди, прислонился к стенке и посмотрел на Аннабел сверху вниз.

И этого оказалось достаточно, чтобы мир покачнулся на своей оси. Прямо под ее ногами.

Потому что Найтли задал ей вопрос. О ней самой. О том, что у нее на уме.

И как она должна ответить?

– Да просто наслаждаюсь вечером. А вы? – спросила она, пытаясь сделать вид, будто постоянно разговаривает с неотразимыми джентльменами и при этом ничуть не нервничает. Хотя каждый нерв в ее теле приятно подрагивал. Подумать только, она, в темноте и уединении, беседует с самим Найтли! И к тому же вовсе не о газете!

– Вечер был… интересным, – заметил он.

– Чем именно? – осведомилась Аннабел. Она все еще задыхалась, хотя по другим причинам.

– Иногда жизнь делает странные повороты, не находите? – заметил Найтли. Она не совсем поняла, что он имеет в виду. Но фраза идеально подходила к моменту.

– О да, – ответила она.

Аннабел не знала, какие боги соизволили устроить это удивительное стечение обстоятельств. Но она была счастлива. И полна надежд. И горда тем, что попыталась. Это ее награда!

Ах, если бы только она могла продлить момент…

– Сегодня герцогиня превзошла себя, – продолжал Найтли. – Но нам лучше вернуться, прежде чем…

– Кто-то заметит наше отсутствие, – докончила Аннабел, возможно, слишком горячо. Впрочем, она не возражала против того, чтобы ее застали в компрометирующей ситуации. Вовсе не возражала.

– Или прежде чем кто-то, имеющий менее благородные намерения, нападет на вас в темном коридоре. Не желаю, чтобы какая-то опасность грозила моим Пишущим Девицам, – объявил он, осторожно сжав ее локоть и направляясь к бальному залу.

Аннабел только слабо улыбнулась, гадая, так ли уж грешно желать, чтобы намерения джентльмена были не такими уж благородными.

Глава 6

Лондонская кофейня

Место встреч «джентльменов»

Кофейня «Галлоуэй» была полна мужчин всех сословий. Посетители пили кофе и просматривали разложенные на столиках газеты и журналы, посвященные спорту. Здесь велись беседы, серьезные и непристойные. В воздухе висел табачный дым, сильно пахло кофе и слышался шелест страниц.

У Найтли вошло в привычку каждую субботу посещать кофейню в компании Питера Драммонда, драматурга и владельца театра, бывшего его товарищем по несчастью еще в Кембридже, и их общего негодника-друга Джулиана Гейджа, актера, больше известного своими романтическими похождениями, чем драматическими талантами.

В конце концов, клуб «Уайтс» вовсе не спешил принимать друзей в свои ряды. Для того чтобы стать его членами, у них не было ни благородного происхождения, ни положения, ни богатства, ни связей, необходимых для доступа в подобный круг избранных. Вместо этого их клубом стал «Галлоуэй».

– Женщины, черт побери, никогда меня не слушают, – пожаловался Драммонд, не поднимая глаз от газеты, и в полном отчаянии схватился за седеющие волосы. – Клянусь, если я попрошу девушку выбираться из тонущей лодки, она скорее всего запротестует.

– Это относится к чему-то определенному, или остается давно известными сетованиями на то, что женщины не слушают советов человека, который зарабатывает на хлеб насущный сочинительством историй? – небрежно поинтересовался Найтли, перед которым лежал экземпляр «Кобботс политикал реджистер».

– Я пишу пьесы. И твоя матушка оторвала бы тебе голову, узнай она, как пренебрежительно ты отзываешься о театре! Если хочешь знать, я недоволен твоей Дорогой Аннабел! – ответил Драммонд, рассерженно потрясая газетой.

Найтли спокойно поднял бровь. Разговор принимал неожиданный и, возможно, непредсказуемый оборот.

– Она последовала моему совету! – торжествующе ухмыльнулся Джулиан, не обращая внимания на злобный взгляд Драммонда.

Найтли нахмурился. Обычно друзья читали театральные рецензии, колонку сплетен и почти ничего другого. Джулиан вообще читал только посвященные ему статьи.

И уж конечно, оба в жизни не читали колонку советов в самом конце рядом с рекламой шляпок, корсетов и чудесно исцеляющих снадобий всех видов и от всех болезней. Это чтиво предназначалось для женщин. А главным развлечением была колонка Дорогой Аннабел, в которой мисс Свифт, воплощение доброты и невинности, раздавала советы страдающим от несчастной любви, неуверенным в собственных силах и так далее, и тому подобное.

Найтли попытался припомнить тему ее последней колонки. Почему она нуждается в советах, да еще таких идиотов?!

– Ой! – вскрикнул Драммонд, когда Найтли вырвал у него газету. Нашел колонку на странице семнадцатой и стал читать с раздражением, поскольку что-то в газете ускользнуло от его внимания, и заинтригованно, ибо это была Аннабел. О чем она могла писать?

«Дорогая Аннабел.

Мое сердце согрето потоком советов от моих верных читателей, ответивших на просьбу дать столь необходимый совет, как мне привлечь внимание некоего джентльмена.

Поверьте, никогда я не получала столько писем. Один читатель пишет, что мне нужно прокрасться в постель джентльмена в полуночный час и устроить последнему весьма непристойный сюрприз! Боюсь, это слишком дерзко, но мы посмотрим, на какие отчаянные поступки я окажусь способна. Нэнси предложила «слегка надушить декольте», а джентльмен по имени Перегрин пообещал сочинить любовные сонеты. Их я должна буду декламировать в присутствии возлюбленного. Перегрин уверяет, что последний будет, несомненно, захвачен столь высокой поэзией.

В десятках писем мне советуют увеличить вырезы платьев. Мои друзья горячо рекомендовали мне так и сделать, и не успела я оглянуться, как оказалась у модистки.

Дорогие читатели! Не знаю, в чем причина: в самом ли платье, в том ли, что я выставила себя напоказ, или в уверенности, которую придало мне обладание столь изящным и модным платьем, однако осмелюсь сказать, что у меня получилось! И хотя мне не удалось заинтересовать объект моей страсти – что за болван! – все же я наслаждалась вниманием других достойных джентльменов! На этой неделе я обязательно переменю весь свой гардероб! Но не удовлетворюсь меньшим, чем истинная любовь! Подозреваю, что для этого понадобится воплотить в жизнь новые планы! Принимаю любые предложения и обещаю проверить каждое!»

Мисс Свифт требует от всех лондонцев совета, как завоевать любовь мужчины?!

Такой Аннабел Найтли совсем не знал. Это не та застенчивая тихая девушка, которая никогда не повышала голоса! Девушка, которая обычно укладывала волосы в узел и одевалась в стиле Незамужней тетушки. Девушка, которая несла очаровательную чепуху, когда они столкнулись в коридоре, и во время всей сцены в полутьме ни разу не заставила его вспомнить о Незамужней тетушке. Совсем напротив. Аннабел, как оказалось, обладала самой соблазнительной фигурой, более подходящей женщине греховной. Открытие отнюдь не было неприятным, хотя ничего особенного не сулило.

Тогда он еще подумал, что в ней произошли некие странные перемены. И теперь его подозрения подтвердились. Немало перемен, причем внезапных, произошло с Аннабел.

Обычно она давала советы относительно приличных манер, способов ведения хозяйства или с присущей ей деликатностью рассуждала о проблемах любовной жизни читателей.

Та Аннабел не употребляла таких слов, как «болван».

Чертовски странно читать колонку милой, красивой невинной девушки и узнавать, что она публично признается в любви к мужчине и просит помощи незнакомых людей, которых совершенно не знает!

Например, таких, как Драммонд и Гейдж. Драммонд, за плечами которого три разорванных помолвки, и Гейдж, который завел бурный роман со знаменитой актрисой Джоселин Кембл, но никогда не отказывался от женской компании, особенно когда женщины так и вешались ему на шею. Причем часто.

Небо, помоги им всем. Особенно Аннабел.

– Думаю, ей стоит послать ему анонимное письмо. Надушенное. В романтическом стиле, – пояснил Драммонд. – Нет ничего лучше силы написанного слова, чтобы обольстить его ум, а за умом последует сердце.

Найтли фыркнул:

– Что за романтический вздор!

– Жалкий вздор! Мой совет был лучше. И именно поэтому она ему последовала, – ответил Гейдж с самодовольной улыбкой.

– Сделать вырез пониже? – презрительно хмыкнул Драммонд. – Очень оригинально!

– Аннабел не нужна оригинальность. Ей нужно то, что сработает, – возразил Гейдж, и Найтли нахмурился. Этот грубиян смеет так фамильярно говорить об одной из его Пишущих Девиц!

Но Гейдж, ничего не замечая, продолжал рассуждать:

– С незапамятных времен женщины выставляли напоказ достоинства своей фигуры, а мужчины являлись рабами низших инстинктов.

Ну, вот, уже и до этого дошло. Идиоты…

– И все же…

Что же иное появилось в Аннабел на балу? Он видел, как она болтала с Пишущими Девицами, а потом вальсировала с каким-то молодым джентльменом. Он и сам столкнулся с ней, всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы определить достоинства ее фигуры. Правда, он не слишком приглядывался к ее глубокому вырезу. Почему? Может, он болен? Нет, с ним все в порядке. Просто у него правило: не заглядываться на женщин-служащих. С самого начала он обращался с ними так же, как с мужчинами. Так гораздо легче.