4 ноября 1922 года[247] владыка прибыл в Уфу, и в течение месяца под его руководством был поставлен целый ряд викарных архиереев для основных районов Уфимской епархии.

17 ноября настоятель уфимского Успенского монастыря архим. Трофим (Якобчук) был хиротонисан владыкой Андреем и еп. Николаем (Ипатовым) во епископа Бирского, викария Уфимской епархии. На следующий день во епископа Стерлитамакского ими же был поставлен служивший в Никольской церкви (позднее соборе[248]) архимандрит Марк (Боголюбов), а во епископа Старо-Уфимского – незадолго до этого постриженный в монахи с именем Аввакум местный учитель физики Григорий Антонович Боровков; некоторое время он продолжал преподавать в 1-й уфимской трудовой школе, приходя на уроки в иноческом облачении. 29 ноября (по старому стилю)[249] епископы Андрей и Николай совместно с новопоставленными уфимскими викариями совершили хиротонию давнишнего сотрудника еп. Андрея – настоятеля Никольской церкви о. Виктора Алексеевича Пояркова. О. Виктор долгое время был активным помощником владыки, работал в епархиальных ведомостях, писал статьи для «Заволжского летописца»; теперь с именем Иоанн он стал епископом Давлекановским – еще одним викарием Уфимской епархии.

В ноябре 1922 года прошел епархиальный съезд, избравший епархиальное управление, в которое вошли новопоставленные викарии и еп. Златоустовский Николай (Ипатов). Новая епархиальная власть немедленно принялась проводить в жизнь идеи Уфимского братства, одновременно борясь с «живцами».

Уфимские сторонники обновленчества всполошились и решили начать ответные действия. Их орган «Церковный рассвет» кратко описал события тех дней: 14 ноября 1922 года в присутствии тогдашнего уполномоченного Высшего церковного управления (узурпированного группой «Живая церковь» во главе с В.Д. Красницким) протоиерея В. Лобанова «состоялось экстренное вследствие приезда и деятельности в Уфе бывшего Уфимского еп. Андрея собрание градо-уфимского духовенства. На этом собрании, по всестороннем обсуждении вопроса об отношении к ВЦУ, духовенство г. Уфы постановило: … признать ВЦУ»[250]. Затем было созвано экстренное епархиальное собрание (14–18 декабря), на котором условно признал ВЦУ 31 делегат, не признали – 29 делегатов, и это при целенаправленном отборе в качестве делегатов на съезд сторонников «Живой церкви»[251].

Обновленцы в Уфе действовали теми же методами, что и их единомышленники в столицах. Первым делом они обратили внимание властей Башкирской АССР на «контрреволюционную» деятельность еп. Андрея и его сотрудников, инспирировав в местной газете «Власть труда» статью «Церковные дела-делишки». Осведомители от обновленчества сообщали:

«Высшее церковное управление предписало Уфимскому епархиальному управлению командировать от Уфимского епархиального управления на съезд в Москву, имеющий открыться 25 декабря нов. ст. 1922 г. Таковым был избран и послан член Уф. Епарх. упр. о. Михаил Севастьянов. На днях епархиальное управление получило от него телеграмму следующего содержания: “Положение В.Ц.У. прочно. В состав его входят представители всех трех групп на равных правах. В.Ц.У. признается всеми епархиями. Всероссийский церковный собор будет в мае 1923 года. Число представителей на него от каждой епархии еще выясняется. Все хиротонисанные еп. Андреем и его ставленниками так называемые «Уфимские епископы» вместе с еп. Андреем будут судимы вышеуказанным собором. В связи с этим автономная церковь в Уфимской епархии недопустима”»[252].

Обновленческий журнал «Церковный рассвет» заявил, что «статья по существу правильная», и перепечатал фальшивку священника Севастьянова

Таким образом, предпринимались попытки ошельмовать еп. Андрея в глазах властей и указать клиру и мирянам на «антигосударственную» сущность деятельности владыки. Когда же клевета и травля не достигали ожидавшегося результата, уфимские обновленцы шли обычным для «церковных реформаторов» путем – прямыми доносами.

Когда был неожиданно арестован уфимский благочинный протоиерей Виктор Нарциссов, лидеры обновленцев незамедлительно уволили его «за агитацию против ВЦУ и в связи с его арестом»[253], грубо поправ церковные каноны и постановление Собора 1917–1918 годов, запрещавшее обращаться к гражданским властям при решении внутрицерковных споров.

В противовес еп. Андрею обновленческое ВЦУ утвердило епископом Уфимским вдового протоиерея Скорбященской Новокладбищенской церкви[254] Николая Федоровича Орлова, продолжив многолетнюю чехарду перестановок обновленческих «архиереев» в Уфимской епархии.

Обстановка в Уфе была напряженная: экономические трудности сплетались с остро стоящим национальным вопросом, ибо мусульманские националисты боролись за выселение из Башкирии всех «инородцев»[255]. Одновременно власть вела широкое наступление на духовенство, развернув антирелигиозную пропаганду. Местный журнал, методично печатавший противоцерковные статьи, встретил владыку публикацией поэмы Сергея Городецкого «Исповедь», где в числе прочего священник поучал старуху:

И именно в такой момент в Башкирскую республику возвращается прежний правящий архиерей, пользующийся всеобщим почитанием, и выступает с программой организации церковной жизни. Это та же разработанная «Уфимским братством» программа «Как должны жить наши православные христиане», которую рассматривал Московский революционный трибунал. Вторая ее часть касается принципов сосуществования Церкви и атеистического государства, первая же носит более «прикладной» характер:

В эпоху массовых социальных сдвигов, когда изменялся даже язык и трансформировались многие ранее привычные понятия, в обращении как к верующим, так и в особенности к власти приходилось искать новые формулировки, чтобы высказать старые истины. Однако в то время подобные попытки часто приводили к утере главного, того, что не должно видоизменяться в пространстве и во времени.

Именно последнее произошло, например, с созданной в 1922 году в Москве «Свободной трудовой Церковью». По словам современников, ее руководители А.Ф. Святогор-Агиенко, Ф.И. Жилкин[258], иеромонах Иоанникий (Смирнов), стремясь к живому делу, к активному участию в изменении мира, «совершенно вычеркивают из христианства благодатно-мистическую стихию, отчего оно становится беспредметным и превращается в простой придаток к коммунизму», забывая, что «нет и не может быть «бездельной веры» – она деятельна, если она истинна»[259].

«Уфимское братство», действуя в лоне русской Церкви и оставаясь верным канонам православия, провозглашает принципы церковно-общественной жизни прихода, какими они виделись в условиях Советской России 1920-х, и цель этой жизни, состоящую «в правде (совести) и красоте (образ Божий)», в том, чтобы «через церковное единение славянства идти к единению вселенской Церкви на будущем VIII Вселенском Соборе». Программа «Уфимского братства» строго указывала на недопустимость вмешательства в политическую деятельность.

Однако еп. Андрею не выпало возможности развернуть работу в своей епархии: 9 декабря 1922 года[260] в Уфе он был вновь арестован. Таким образом, власть расценила идеи «Уфимского братства» как программу антисоветской борьбы.

Авторы небольшой брошюры, изданной спустя четыре десятилетия, донесли до нас рассказ очевидца об аресте владыки:

Так владыка Андрей вновь оказался «в узах», арестованный при явном содействии обновленцев; 24 февраля 1923 года его приговорят к трехлетней ссылке[262].

Сторонники обновленцев вели непрерывную борьбу со ставленниками владыки. Так, газета «Власть труда» в ноябре 1923 года поместит статью некоего «случайно второй год проживающего в г. Уфе Алексея П. Правдина, который охарактеризовал себя «знатоком Св. Писания и вообще церковных законов». Этот борец за чистоту православия, опираясь исключительно на сплетни и клевету, перемежавшиеся со ссылками на каноны, обвинил уфимских епископов в самочинии и расколе, отказав им в праве руководить паствой. Правдин прямо указывает, что епископы Иоанн, Марк, Трофим и Аввакум «действуют под флагом патриарха Тихона»[263]. Это был явный донос властям: во время пребывания патриарха Тихона под домашним арестом (май 1922 года – июнь 1923 года) был издан (18 августа 1922 года) декрет ВЦИК, грозивший активным «тихоновцам» передачей их дел в «Особую комиссию Н.К.В.Д. для высылки их в административном порядке на 3 года в лагерь принудительных работ»[264].

Подобные цели преследовал и безыменный автор той же газеты, который 24 ноября 1923 года посетовал на существование трудовых коммун в бывших уфимском Благовещенском и в бирском в «Кустиках»»[265] (близ села Уса-Степановка Бирского уезда) монастырях, где принимают «попов и архиереев Тихоновского согласия, т.е. контрреволюционного направления»; доброжелатель, вполне сознавая единство взглядов обновленцев и государственных органов в этой сфере, советует: поскольку обновленческий Собор 1923 года «признал недопустимым пребывания монастырей в городах, то давно пора обратить на это внимание и Соввласти»[266].

Игнорируя распоряжения законного священноначалия русской Церкви, обновленцы обвиняли уфимских епископов в самочинной автокефалии и сильно раздражались, когда те, опять же с благословения патриарха, апеллировали в разрешении церковно-общественных проблем к народной массе. Обновленцы писали: «Не увлекайтесь тем, что за Вами идет народ; это темная масса, хотя и верующая, но не могущая разобраться в переживаемых Русскою Церковью событиях, способная идти за всяким оригиналом, лишь бы он только удовлетворял волнующуюся ее совесть!»[267] Но уфимские епископы действовали в русле распоряжений законного и авторитетного руководства Церкви и опирались на активность своей паствы, высокомерно относимой обновленцами к «темной массе», без которой невозможно устроить правильно функционирующую церковно-общественную жизнь, тем более в то время.

В Златоустовском викариатстве развил бурную деятельность еп. Николай (Ипатов) – давний (хиротонисан в мае 1917 года[268]) ставленник владыки Андрея и деятельный его помощник в предшествующие годы. В самом начале обновленческого движения еп. Николай признал было обновленческое ВЦУ «как административный орган, в надежде на его непоколебимое православие», и даже числился первым (формально по ноябрь 1922 года) архиереем обновленческой Уфимской епархии[269]. Однако уже осенью 1922 года еп. Николай рассылал письма, «много повредившие обновленческому делу в Уфимской епархии», – жаловался «Церковный рассвет»[270]. В своих посланиях златоустовский викарий указывал, что уфимские приходы всей своей работой с 1914 года подготовлены к самостоятельной деятельности и ныне готовы встать на защиту православия от напора обновленчества и иных враждебных сил. Излагая свои взгляды на строительство церковной жизни в новых условиях, владыка Николай фактически резюмирует идеи еп. Андрея и делает из них практические выводы в свете провозглашения епархиальной автокефалии: