Часть 2

Предком королей Анвардена был Ормин, прозванный Небожителем. По преданию, уже в преклонные года великий король передал венец старшему сыну, а сам с горсткой верных вассалов отправился на север и в бескрайней Волчьей степи, где обитают дикие народы, отыскал вход в Подземье. Король прошел сквозь преисподнюю и поднялся к Небесному Престолу.

У Ормина была цель: донести до самого Вседержителя мольбу людей о прощении. В те времена еще все поколения сходили во мрак Подземья и попадали во власть Князя Тьмы. Ормин взмолился, чтобы Вседержитель умерил свой гнев и избавил от подземной тюрьмы хотя бы самых достойных.

«Поход Ормина» был священным преданием запада. Все спутники великого короля погибли. Сам Ормин претерпел множество трудов и лишений, но донес до подножия Престола свою мольбу Творцу.

В предании говорилось, как потерявший товарищей, израненный король в помятых доспехах подошел к подножию Престола… Там его уже ждали погибшие спутники, получившие исцеление и покой.

Вседержитель внял просьбе земного короля и разделил судьбы людей после смерти. С тех пор в Обитаемом мире возникло учение о том, как заслужить в глазах Творца возвращение к Небесному Престолу: что угодно, а что неугодно Создателю.

У подножия Престола за грядой холмов Вседержитель сотворил город, в котором должны были обитать спасенные люди. Им не вернулось сияние, и не было разрешено покидать пределы своего города за холмами и приходить в земли небожителей. Окончательное прощение ожидало людей лишь после Конца света, когда во всем мире не останется ничего, что неугодно сердцу Творца. Но королю Ормину Вседержитель позволил присоединиться к числу небожителей.

А в Анвардене явился сияющий вестник и вручил старшему сыну Ормина свиток с повествованием о Походе, а младшему – отцовский меч, видевший тьму Подземья и свет Престола. С тех пор младшие Орминги преданно служили правящей старшей ветви как телохранители и полководцы.

Короли Анвардена назывались также повелителями Годеринга, Вельдерна, Мирлента и Орис-Дорма. Под их властью объединились все западные земли, все племена вардов. Нынешний государь Неэр пришел на смену своему дяде Олверону, который добровольно отрекся от престола в пользу более молодого и решительного родича.

Неэр продолжил дело предшественника, укрепляя союзы с северными князьями и вводя в их земли войска. Крепость Витрица целиком была в руках вардов.

Неэр любил простор. В анварденском замке он жил в таком огромным покое, что зимой в нем никогда не было достаточно натоплено. Для освещения вдоль стен выстраивались целые ряды треножников со свечами. Старинные ковры и мозаика повсюду изображали величественные картины, люди и животные на которых были больше своих обычных размеров.

Взволнованный голос лорда Эймера Орис-Дорма, который только что прискакал с северной границы, отдавался здесь гулким эхом.

– Богоборец захватил Даргород, государь. В Звониграде смута: хотят идти к нему на подмогу. Богоборец рассылает везде подметные письма с бунтовскими призывами. Они подняли «тура», даргородское знамя, как знамя мятежа.

– Что это за человек, Эймер?

– Он называет себя Яромиром, князем Даргородским. Говорят, большого роста, силач, волосы и борода темно-русые; в прошлом был сослан на каторгу, после победы на игрищах помилован и изгнан из Даргорода, – без запинки отвечал лорд Эймер, показывая свою осведомленность.

– И что, Эймер? Он что, этот Яромир, имеет все приметы, предсказанные пророками?

– Все, государь, – подтвердил Эймер. – И клеймо подземной тюрьмы против сердца – тоже. Началась смута. Чернь взялась за колья и топоры. Отребье захватило весь город. Князь Войтверд с дружиной пробился к городским воротам и вырвался в поле. Знаешь сам, государь, северяне испокон веков воюют ополчением. Княжеские дружины у них малы, а простонародье приучено хранить дома оружие, поэтому князья ничего не могут сделать с народным бунтом. Наши воины подошли на помощь старому князю. Мы окружили город и предложили подонкам выдать зачинщиков… И тогда этот человек… он был просто одним из них, но тогда он показал свои приметы. Он сказал горожанам, что разобьет нас, если они не сложат оружия.

После дальней дороги лорд Эймер выглядел осунувшимся, сапоги заляпаны грязью. Только лицо, как всегда, было чисто выбрито. О том, что богоборец наконец восстал, рыцарь должен был сообщить государю сам.

– Говорят, рядом с богоборцем явилась вестница в сиянии. Она подтвердила, что он и вправду тог, за кого себя выдает, и сказала, что он – защитник мира. Это трудно понять, государь. Если Вседержитель послал вестницу, чтобы объявить о начале последней войны, почему она не прокляла и не изобличила врага? Зачем она назвала его защитником и озарила сиянием? Может быть, это нечисть, земнородная тварь? Какая-нибудь самозваная богиня лесов и озер? – предположил лорд.

Неэр предостерегающе поднял руку:

– Это какое-то коварное чудо. Нельзя, чтобы распространялась клевета на светлых небожителей. Ты должен поговорить с епископом Эвондом: он позаботится, чтобы слух не распространялся и получил подобающее объяснение в народе.

– Да, государь.

– Что еще, Эймер, мой друг? – спросил король. – Закончи свой рассказ и иди отдохни с дороги.

– Что-то странное творится в лесах, государь. Когда я узнал, что против нас стоит сам Враг Престола, я послал гонцов за помощью в Витрицу. Я был уверен, что бунтовщики не посмеют нападать в открытую, а запрутся за даргородскими стенами. Мы бы дождались подкрепления. Но богоборец открыл городские ворота и вышел в поле. Со своим проклятым вожаком эта чернь не боялась нас. Их было больше, наша доблесть нам не помогла. А подкрепление не подошло. Я приказал воинам отступать. Мы сняли осаду и двинулись на Витрицу. По дороге мы рассчитывали встретить войско из Витрицы, если оно вышло к нам на подмогу. Но мы заблудились в лесу. Не помню, как мы сбились с пути. Молитвы не помогали. Воины пали духом. Прошло больше двух недель, когда мы выбрались на открытое место. Но мы оказались под стенами Гронска, в самом приграничье. Это было наваждение… Зачем Творец отдал нас в руки лесным тварям? – вдруг с горечью спросил лорд Орис-Дорм.

До того как Неэр принял престол, они с Эймером были друзьями и вместе мечтали о подвигах. Они были даже похожи внешне, как бывают похожими юноши из благородных семей. Но в сложении, выражении лица и непослушных рыжеватых волосах орис-дормца и спустя десяток лет упрямо держались признаки юности. А король с тех пор совсем возмужал, и они с Эймером перестали с виду быть ровней.

– Мой друг, Вседержитель не отдал вас никому, – остановил орис-дормца Неэр. – Какая разница, погибли бы вы все до единого в северных лесах или погибнете в другом месте немного позже? Конец света уже на пороге. Вы сражаетесь за Небесный Престол против орды Богоборца, значит, вас ждет вечная жизнь, и Вседержителю незачем вмешиваться в ход сражений.

Отпустив Эймера, Неэр встал у витражного окна. В большом зале из-за движения воздуха племя свечей на треножниках всегда колебалось, и витраж бликовал. Разноцветные стекла бросали на Неэра отблески странных оттенков, и сам король казался одним из рыцарей, сошедшим с композиции витража.

Он был последним в роду Ормингов – потомком младшей, военной ветви. Старшую ветвь завершал король Олверон. Олверон был книжником, человеком исключительного образования, писавшим огромный труд по истории искусства Древнего Соверна. Он не закончил труд, осознав, что в преддверии Конца его исследования никому не нужны. Политикой король-книжник никогда не занимался. Младший брат Торвар, его телохранитель, был истинным правителем державы вардов. Это по его настоянию Анварден начал заключать военные союзы с северными князьями – и с Звониградским, и с Даргородским, и с Гронским, и многими другими, владевшими городами по рекам Мутная, Залуга и Грона.

Старшая и младшая ветвь Ормингов никогда не соперничали из-за власти. Лорд Торвар по-прежнему оставался вассалом и телохранителем брата, считая, что просто разделяет с ним бремя последних дней. Сын Торвара Неэр должен был продолжать службу своему дяде-королю.

Олверон был бездетен. Он радовался этому. Вдруг ребенок успеет вырасти, выбрать неверный путь и попадет в тюрьму Подземья? Легко ли осмелиться зачать нового человека накануне всеобщего Конца? Олверон был еще холост, когда почти сорок лет назад небесные вестники явились сразу во многих храмах и миру было дано знамение о рождении на свет богоборца. И король не женился.

Лорд Торвар не одобрял решения брата. «Я рад, что у меня есть сын, – повторял он. – Престолу нужны будут молодые воины».

Олверон не раз говорил Торвару, что намерен со временем передать корону Анвардена Неэру. Лорд Торвар несогласно хмурился:

– Неэр – простой солдат, его долг – служить своему королю. Если бы он должен был стать государем, Вседержитель сделал бы его твоим сыном.

– Я думал об этом, – возразил Олверон. – По духу он мне сын. И, кроме того, Неэр – последний в роду Ормина, и потому он должен завершить династию. Да, ты растил его воином, брат. Но в дни гибели мира нам и понадобится король-воин. Старшая и младшая ветвь Ормина, которые столетиями разделялась на владык и бойцов, должны слиться в одном человеке.

– Быть может, – обронил лорд Торвар; в споре с братом он всегда в конце концов сдавался из уважения к его учености. – Что требуется от меня?

– Позволь мне поговорить с твоим сыном. Осмелится ли он возложить на себя вместе с короной тяжесть Последних дней?

– Хочешь, я сам скажу? – спросил Торвар.

– Нет, брат, – мягко возразил Олверон. – Неэр – еще дитя, а ты… не говоришь с людьми, а только отдаешь приказы. Ты велишь Неэру: «Стань королем» – и он станет. Я хочу оставить ему выбор.

В юности Неэр отказался от престола. Последнему Ормингу казалось, что его ждет особая судьба, такая же великая, как у основателя рода.

Король Олверон читал в библиотеке за конторкой. Он облокотился на мраморную доску, склонив голову себе на ладонь. Тени от свесившихся прядей чуть подрагивали на странице.

Он не сразу услышал быстрые шаги племянника и поднял голову только тогда, когда вошедший юноша уже успел поздороваться. Олверон тихо ответил. Из-за гулкого эха говорить в полный голос в библиотеке было неприятно.

– Я принял решение, государь. Оно твердо. Я хочу ехать на север. Только запрет остановит меня. Но если мне разрешат поступить по-своему, я уеду… Ты говорил, государь, – произнес Неэр, – что передашь мне корону, как только у меня начнет расти борода. Но, если судить по знамению, богоборец старше меня всего на два года. Значит, он уже способен держать в руках оружие, как и я. Что если он восстанет сейчас? Король Ормин когда-то покинул Анварден и отправился в свой поход: он стремился к тому, что выше земной власти.

Король Олверон помолчал, задумчиво касаясь мраморной столешницы пальцами, такими же безупречно белыми, как мрамор.

– Ты ищешь способа совершить что-то такое, чего не мог бы никто другой? – спросил Олверон с участием.

– Если бы ты знал, государь, каково это – принадлежать последнему поколению! – вырвалось у Неэра. – Быть последним – и не быть избранником… Вот мука, которой невозможно вынести! Завершать собой род Ормина – и не быть ведомым рукой провидения? Не ощущать на себе взгляда Вседержителя? Богоборец счастливее меня! Зачем я рожден в Последние времена и в величайшем в мире роду, если мне не дано особого предназначения?

– Да… Быть орудием воли Вседержителя дано немногим… – проговорил Олверон и осторожно спросил. – Не искушаешь ли ты Создателя, дитя мое?

– Мне простится эта вина, если так, – твердо произнес Неэр.

– Откуда ты знаешь? – тревожно спросил король.

– В Писании сказано, – с прежней решимостью продолжал Неэр, – кто в час последнего испытания примет сторону Вседержителя, то, пусть это и сам Тюремщик, будет прощен. А я в дни восстания хочу оказаться на севере и одним из первых поднять меч в защиту Небесного Престола.

Король Олверон вышел из-за конторки. При своих он бывал одет очень просто: белая рубашка с широкими рукавами, перехваченная старым поясом со стершейся позолотой. Олверон с трудом привыкал к новым вещам. Этот пояс Неэр помнил еще ребенком.

«Что это, дерзость или в самом деле избранность?» – спрашивал себя король.

Неэр был высок для своих лет, и в нем чувствовалась стать старинного военного рода. В библиотеку он пришел в искусно расшитой серебром замшевой куртке, но держался так, как будто на нем были доспехи. Король Олверон привык видеть ту же осанку у младшего брата. Но, глядя в лицо юноши, король-книжник с радостью забывал, что перед ним воин. Тонкие и правильные черты Неэра, которые веками вытачивала в предыдущих поколениях порода, трогали короля. Он повторил себе: «Это мой сын по духу».

– Значит, ты хочешь ехать на север и хочешь, чтобы я уговорил твоего отца?

– Да, государь, – склонил голову Неэр. – Он тебя слушает.

– Лорд Торвар не любит, когда случается что-то непредвиденное, а твой отъезд – точно гром среди ясного неба, – король Олверон задумался, опустив голову. – Вот что… – произнес он наконец. – С отцом, милый мой мальчик, ты должен говорить сам. Но я скажу ему, что мне известны твои намерения и я не считаю нужным им препятствовать.

Вскоре после этого разговора Неэр покинул земли вардов. Бросая последний взгляд на крепостные ворота Анвардена, он вспомнил прощание с родными и то, что впервые надолго покидает дом, может быть, навсегда. В его простых ножнах лежал походный меч короля Ормина. Эту реликвию едва ли не в последнюю минуту перед отъездом вручил ему отец.

– Меч короля-небожителя долго хранился в нашей сокровищнице. Кажется, его больше не для кого хранить, – произнес лорд Торвар.

Неэр не раз до этой поры видел меч Ормина. Клинок был украшен только изречениями из Писания. Скромный с виду, он привлек бы внимание лишь знатока оружейной стали. Но с ним король Ормин прошел через Подземье. Теперь с мечом небожителя Неэр ехал на север, в то лоно Обитаемого мира, из которого родился богоборец.

Юноша был один, он принял чужое имя: лорд Трейвен. Этот род в самом деле существовал когда-то в Анвардене, но обнищал и сошел на нет еще два века назад. Неэр хорошо знал геральдику, он мог без труда выдать себя за последнего потомка угасшего рода.

Ему казалось, что, приняв имя безвестного человека, он тем полнее принимает на себя тяготы и безвестность судьбы странника. Это была жертва, которую он добровольно приносил к подножию Небесного Престола.

Неэр приехал в Даргород в конце зимы. Он остановился в большом городском трактире, отдал слуге коня и пешком отправился на ярмарку смотреть праздник. Юноша любил военные забавы. Он был не прочь даже поучаствовать в каком-нибудь местном турнире, если у северян такие бывают и если в них допускается участие чужеземцев.

Ехать на север и оказаться лицом к лицу с богоборцем – эта мечта не давала Неэру покоя еще подростком. Он выучил язык и кое-что знал об обычаях северян. Даже не прислушиваясь нарочно, Неэр разбирал, о чем гудит ярмарочная толпа. Шел редкий снег, посреди площади цепями был отгорожен круг. С одной стороны круга дружинники обступили высокое дубовое кресло князя Войтверда. В распахнутой меховой шубе и длинном кафтане, бородатый князь, матерый, как зубр, говорил громким голосом:

– …Бейтесь же для потехи и ради удали, без злого умысла друг против друга. А кто возьмет над другими верх – одарю из казны, награжу дорогими мехами и конем из моих конюшен.

Тут толпа раздалась, и в круг вышел зачинщик. Он поклонился князю, который теперь с высоким жезлом в руках сидел неподвижно в кресле. Потом зачинщик поклонился толпе. Он держал шлем в руке. Это был Данеш из Гронска, статный, в длинной кольчуге, со светлыми, почти белыми волосами, которые падали ему на плечи, как бармица. Гронский боец не носил ни бороды, ни усов: его княжество на самой границе с западом давно переняло многие обычаи вардов.

Гронец спросил:

– Так кто будет драться со мной для потехи и ради удали, без злого умысла?

И как это ему удавалось? Не дрогнула и бровь, голос звучал спокойно, а насмешка и вызов так и сквозили в глазах. Зачинщик неторопливо прошелся по кругу. «Третий год никто его побить не может», – охнул мужик справа от Неэра. А другой приосанился: «Яромира вернули с каторги, он покажет гронцу!» Неэр думал, что ослышался. Что за дикий народ, неужели у них против честного воина разрешается биться каторжнику? Юный вард смотрел во все глаза. Толпа снова расступилась. В круг вышел даргородский боец. Он тоже держал шлем в руках и стал кланяться по сторонам.

Данеш прохаживался в кругу, ожидая, кто еще примет его вызов. Охотников подраться на игрищах всегда набиралось много, они выходили на оклик зачинщика и метали жребий. Сперва добровольцы мерялись силами между собой, а потом лучший сходился в поединке с зачинщиком.

Даргородский боец тоже прохаживался по кругу. Толпа больше не шелохнулась. Неэр там и тут видел людей, одетых в доспехи, но и они стояли смирно. Лицо гронца на этот раз и впрямь приняло насмешливое выражение. Он нетерпеливо сказал:

– Неужто я в прошлые игрища совсем отвадил даргородских воинов?

Но толпа и тут не шелохнулась и даже не зароптала. Неэру чудилось: здесь какой-то сговор – витязя из Гронска нарочно оставляют один на один с парнем из Даргорода по имени Яромир.

Яромир вдруг поклонился толпе еще раз:

– Спасибо, даргородцы! Постою теперь за нашу славу.

Князь поднялся со своего кресла, стукнул о камень площади длинным жезлом:

– Данеш из Гронска, против тебя вызвался Яромир из Даргорода, бейтесь храбро.

Оба воина в кругу разошлись по разные стороны. Гронец смотрел на неприятеля, чуть наклонив голову, и ждал нападения. Яромир не стал отсиживаться. Он понял, что Данеш нарочно его ждет с какой-то уловкой, но пошел вперед. Неэр с волнением наблюдал за боем: ему нравился гронец. Второй воин, молодой бородатый даргородец, был каторжник, значит, неверный слуга. Он ринулся вперед и затеял с красавцем-гронцем шальную рубку. Неэр надеялся, что вот-вот гронский витязь с помощью ловкого изворота обернет силу нападавшего против него же самого и насмешливо покачает головой над распростертым у ног телом поединщика. Но Яромир не давал Данешу ни лишнего мгновения, ни свободного пространства для изворота. Мечи неприятелей столкнулись, и Яромир, не поднимая меча, чтобы не дать гронцу убрать свой, сделал рывок и рукой, и торсом, и шагом вперед – каждая часть тела участвовала в броске. Гронский витязь оступился и рухнул, сбитый с ног и раненный под ключицу.

Яромир остановился, тяжело дыша. Он молча смотрел на своего противника, пока того не подняли на руки и не унесли в разбитый неподалеку шатер. Яромир оглянулся на князя.

Неэр, пока ехал из Анвардена в Даргород, не раз видел, как где-нибудь на постоялом дворе закончивший работу поденщик устало и хмуро ожидает от хозяина жалования. Яромир так и смотрел: тоскливым и усталым взглядом.

– Есть кто-нибудь из вас, – спросил князь толпу, – . кто хочет выйти против Яромира и биться с ним ради награды и славы?

Теперь наступила очередь Яромира быть зачинщиком.

– Ну, кто со мной хочет биться? – окликнул он толпу.

Но никто не выходил в круг. Повисла тишина. Яромир с надеждой замер. Но тут Неэр, отстранив стоящих впереди присыпанных снегом горожан, перелез через низкую цепь, ограждавшую ристалище, и поклонился в сторону княжеского кресла.

– Позволяется ли мне вызвать на бой зачинщика? Я посвящен в рыцари, и мое имя – лорд Трейвен из Анвардена.

Недовольный ропот пронесся в толпе. Это только подстрекнуло Неэра. Он уже понял суть заговора, понял, что город нарочно отдает победу Яромиру. Но Неэра задел этот ставленник толпы. И потом, почему бы не показать северянам, что такое оружие вардов? Среди них восстанет богоборец – пускай увидят силу верного Престолу воина. Последний из рода Ормина, с мечом короля-небожителя в руке, Неэр хотел сразиться с местным бойцом, как герои песен выходят на бой с великанами или предателями своих господ. Не отдавать же славу каторжнику!

Взгляд Яромира опять стал тоскливым и усталым, когда он понял, что для него еще ничто не закончилось. Князь Войтверд, сердито хмурился и стучал высоким жезлом:

– Завтра в полдень ждите боя лорда Трейвена с зачинщиком Яромиром из Даргорода. Не ради злого умысла, а ради удали и для потехи…

В трактире было тесно: в Даргород из окрестных сел съехался народ – торговать и смотреть игрища. Неэр велел трактирщику принести обед в каморку, которую успел занять еще по приезде. Худощавый длиннорукий трактирщик с работником, похожим на него лицом, ловко управлялись с забившим трактир людом: всех слышали, всем подносили. Работник – должно быть, сын хозяина – на ходу крикнул Неэру:

– Сейчас подам, господин.

Неэр поднялся по лестнице в свое временное жилье, которое ему предстояло разделить с тараканами и клопами. Но он рад был хотя бы уйти из переполненной трактирной горницы. Юноша разделся, оставшись в рубашке. Топил трактирщик на совесть, и трактир вообще был из лучших. За долгие недели пути из Анвардена Неэр успел поночевать в таких норах, что здесь ему даже нравилось. Он стал думать о завтрашнем поединке. Искусству боя различным оружием, с разного вида щитами, в доспехах и без, Неэра учили лучшие мастера, приглашенные к анварденскому двору. На родине юноше не приходилось драться на смерть, зато в дороге он дважды выдержал стычку с разбойниками, когда ехал с купеческим обозом. Турниры тоже были для Неэра не новостью. Но героем Анвардена был знатный рыцарь, у которого есть оруженосцы, сменные лошади и дорогие доспехи. Героем Даргорода – дружинник, что кормится на службе у князя и получает от него снаряжение и кров. Эту разницу показывали сами даргородские игрища, где, Неэр слыхал, самым славным считался пеший поединок мечников, потом – кулачные бои простого народа, и только потом – потехи, которые требовали дорогого снаряжения.

Неэр вспоминал, как движется Яромир в бою. Он и сильный, и быстрый, но в схватке с гронцем слишком рано стал тяжело дышать. Должно быть, давно не дрался. Видно, на каторге отвык… А кидается вперед, давит силой и весом, любит рубиться вплотную и не давать неприятелю ни роздыху, ни времени на раздумье…

«За что его забили в колодки? – задавался вопросом Неэр. – Ведь видно по всему, что он воин. Чем он не угодил своему князю?»

Неэр услышал, как скрипнула дверь, и обернулся: думал, слуга принес обед. В следующий миг юноша был уже на ногах, встав так, чтобы рукой легко дотянуться до меча, лежащего на кровати. На постоялых дворах Неэр привык спать, сунув меч под подушку: дороги были опасны.

В каморку, согнувшись в дверях, вошел Яромир. Доброжелательно скаля зубы, он с порога сказал:

– Здравствуй, вард. Вот имени твоего не запомнил…

– Зачем ты пришел? – оборвал его Неэр.

Яромир был старше его лишь на пару-тройку лет. Это было заметно, несмотря на то, что даргородец раньше срока заматерел и смотрел хмуро. Вместе с улыбкой у него на лице появлялось мальчишеское простодушное выражение.

– Я пришел для разговора, – стоя в дверях, сказал Яромир.

Неэр повел плечом:

– О чем нам говорить?

– Стало быть, драться есть за что, а говорить – так не о чем? – в свою очередь удивился Яромир.

Неэру стало любопытно.

– Ну, садись, – сказал он и сел сам.

Яромир бросил свой плащ на лавку и уселся напротив варда. Но тут дверь отворилась снова. На сей раз это и вправду был работник с похлебкой и жарким. Неэр сдвинул брови. Выходило, что ему предстоит беседовать с Яромиром по-приятельски, за обедом. Тем более что Яромир сказал работнику:

– Ну и мне подай того же.

Неэр молча взялся за еду. Яромир вздохнул и положил на стол тяжелый кулак.

– Тут вот что… – начал он неловко, не решив, похоже, как продолжать. – Вот что… Чего ты меня вызвал? Ради славы? Слава – дело хорошее. Только перед кем тебе тут славиться? Меня за победы любили, потому что я здешний. А тебя не будут любить.

– Мне не нужна ничья любовь, – ответил Неэр, у которого даже ложка замерла в руке из-за такого начала.

Яромир хмыкнул:

– Тогда тебе вообще ничего не нужно. Или княжеская награда очень по душе?

Неэр чуть усмехнулся. Его отец был богаче даргородского князя.

– Я вызывался не ради награды.

Яромир пожал плечами, задумался.

– Зачем тогда? – повторил он. – Ты видел: Даргород отдает победу мне. Я три года был на каторге, строил Витрицу, – понизив голос, добавил он. – Думал, меня все забыли. Я вызвался против зачинщика и ждал, что сейчас, как водится, вызовутся и другие. Ты видел, вард, как они стояли? Никто не вышел в круг. Среди наших мало трусов. Они не вышли ради меня, чтобы мне не пришлось сперва биться с ними. Меня не было три года, а они не забыли, что я сам любил Даргород и в дни смуты выбрал себе ту же судьбу, что у последнего бедняка…

– Какую же? Предать своего князя? – спросил Неэр. – Ты бунтовал?

Но Яромир продолжал, не отвечая:

– Есть правило: если ты одолел зачинщика – сам становишься зачинщиком и бросаешь вызов. Победу сперва надо отстоять. Но Даргород избавил меня от этого. На мой вызов никто не ответил. Люди хотели, чтобы я получил свободу, вард.

– Тебе за победу князь обещал помилование?

Яромир кивнул.

– Люди про это слыхали. Да об этом и объявлено было! У нас есть обычай: если князь дает слово, то дает его на людях.

– За что тебе такая милость?

Яромир помолчал и ухмыльнулся:

– А вот… Когда меня сослали на каторгу, слава от Дар-города отошла. Первый год взял верх один хельд, а затем два года держался этот, гронец. Восстановлю славу наших мечеборцев – пойду на свободу.

– Ты хочешь, чтобы я уехал до боя и ради Даргорода подарил тебе победу? – Неэр поднял брови.

Юноша даже не знал, как объяснить себе внезапный приход Яромира и его просьбу: отсутствием у даргородца гордости и чести или, может быть, только простодушием, с которым он ухмыляется и берет доброжелательный тон? Неэру вдруг представился уличный пес, который точно так же скалит зубы и машет хвостом, глядя на прохожих.

– Не стоит тебе уезжать, – сказал Яромир. – Наоборот, приходи на ристалище, а на бой со мной не выходи. Пусть князь отдаст мне победу, а тогда я сам к тебе подойду. Пойдем в кабак, угощу тебя тогда по-дружески, чем захочешь!

Неэр засмеялся. Никто еще не покупал его за обед и кувшин вина! Юноша оценил справедливость Яромира: если бы вард вдруг уехал до начала поединка, люди решили бы, что он струсил. Но когда победитель игрищ Яромир тут же подойдет к стоящему в толпе неприятелю, подаст ему руку и отправится выпивать с ним в кабаке, каждому в Даргороде станет ясно: вард просто уступил.

Яромир тоже начал посмеиваться. Он думал, дело улажено.

– Все, что ты говоришь, нелепо, – вдруг спокойно произнес Неэр. – Твоя речь полна заблуждений.

Лицо Яромира приняло растерянное выражение. Он держал в руках ложку и кусок хлеба, но так до сих пор и не принялся за свою похлебку. Неэр, впрочем, тоже не ел, слушая его. Обед простыл, но оба этого не заметили.

– Первое твое заблуждение – это «любовь Даргорода», – сказал Неэр, в раздумье опустив взгляд. – Долг подданных – любовь к господину за его заботу о них и за тяжкое бремя власти, которое возложено на него свыше. Давай рассудим, что такое любовь Даргорода к Яромиру? К княжескому дружиннику, опоре власти? Да. Но ты не был таким, – Неэр слегка пожал плечами. – Тогда что означает любовь Даргорода, о которой ты говоришь? Что без всякого права на то безвестный человек Яромир соперничает в сердцах даргородцев с богоизбранным князем? Я назвал бы это безумием, но на пороге Конца, видно, все возможно. – Неэр поднял глаза на своего будущего противника.

В душе Неэр был согласен с отцом, лордом Торваром: разъяснения и проповеди мало действуют на людей. «Люди редко бывают добры и справедливы добровольно, – сказал однажды отец. – Принуждение людей к добру – неизбежный долг государя».

Но Неэра волновало желание считать своих врагов окончательно неправыми. Что-то подсказывало ему сперва испытать все средства, даже убеждение, прежде чем схватиться за меч.

Яромир понравился Неэру находчивостью и своеобразной честностью: тем, что этот парень заранее подумал, как в глазах всего Даргорода оправдать поединщика-варда, если он не выйдет на бой.

Ошеломленный Яромир слушал. Юноша продолжал:

– Второе твое заблуждение – что ты неправильно понимаешь искупление вины. Ты провинился. По решению своего господина, ты должен расплатиться за вину каторжными работами и поединком. Предположим, ты был бы на каторге – и получил возможность уклониться от работ. Ты мог бы обмануть надсмотрщиков, но в глазах Вседержителя твое искупление не имело бы веса. Даргородцы, сговорившись между собой, могут спасти тебя от возвращения на каторгу. Но только ты сам и только в честном бою можешь искупить вину перед богоизбранным князем и перед самим богом.

Яромир подался вперед.

– Послушай, вард! Мне же с тобой завтра драться, а не с самим собой. Почему тебе лучше отведать моего клинка, чем моего угощения?

– Для тебя это искупление, а для меня, может быть, испытание, – помолчав, сказал Неэр. – Я думаю, ни тебе, ни мне не стоит от этого уклоняться.

Яромир подпер голову рукой. Он был раздосадован.

– Ну, вард… Дело такое. Даргород отдал мне победу заранее. Так что ты ее от меня не получишь.

– Посмотрим, – сказал Неэр.

– Увидишь… – буркнул Яромир, вставая из-за стола.

Его обед остался нетронутым, но, выходя, он прихватил кусок хлеба. Неэр проводил даргородского бойца взглядом. «От меня зависело принудить его к исполнению долга, и я сделал это, – подумал юноша. – Из Писания понятно, что избранными всегда были те немногие, кто обуздывал в людях желание делать зло, уклоняться от обязанностей и не подчиняться стоящим выше… Завтра и вправду меня ждет испытание».