Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Игуана

ModernLib.Net / Триллеры / Миронов Георгий / Игуана - Чтение (стр. 1)
Автор: Миронов Георгий
Жанр: Триллеры

 

 


Георгий Миронов


Игуана

Международная наркомафия проводит хитроумную операцию по захвату «каравана» с героином, принадлежащего «русской мафии». Крупная оргпреступная группировка в России поставлена «на счетчик». Им предложено: в покрытие «процентов» выполнить срочное задание главаря наркомафии Джона Локка, техасского мультимиллионера, наркодельца и страстного коллекционера. Задание – выкрасть из европейских музеев (том числе и прежде всего речь идет о коллекции картин Веласкеса и Эль Греко в музее «Прадо» в Мадриде и музее изобразительных искусств им А. С. Пушкина на этот раз речь идет о временно экспонирующейся здесь выставке японских художников Утамаро, Хокусая, Хиросиге, Харунобу и др. из японских музеев) картины, представляющие особый интерес для Локка как коллекционера. Он намерен тайно любоваться полотнами в своем закрытом от мира дворце «Эскориал» в Техасе, а чтобы подозрение не пало на него, как заказчика, чтобы следы не привели к нему, он и поручает это «русской мафии», причем участников ограблений предполагается уничтожить после совершения краж. Однако, проведя ряд ограблений музеев и заполучив для реставрации редкой картины одного из лучших российских реставраторов Нину Иванову, Локк узнает, что все это время он находился в разработке Отдела специальных (или особых) операций генпрокуратуры РФ, действовавшей совместно с Интерполом и ФБР.

Это основная сюжетная линия, с которой перекликаются ещё несколько: линия самого Локка, в молодости работавшего в России, женившегося там, вынужденного оставить молодую жену, и выехать на родину, прихватив («воспоминание» об А. Хаммере) ряд редких произведений изобразительного искусства; это история измены ему молодой жены и страшной мести ей и любовнику, иезуитски организованной Локком; и история сына Локка – влюбленного в живопись карлика, для которого и выкрадываются редкие картины, ибо сын-карлик – горе и счастье Локка, безвыездно живет в «Эскориале» в Техасе. Это и история первой жены Локка» Марфы, ставшей со временем из прелестной юной девушки чудовищно толстой страшно алчной старухой, возглавившей одно из направлений российской оргпреступности (именно её будет подозревать читатель в том, что она и есть «Игуана»). Это и история брошенной (сознательно отцом, вынужденно посаженной в лагерь матерью) их дочери Манефы, ко времени действия романа сошедшей с ума и ведущей причудливый образ жизни современного Плюшкина – причем её судьба окажется странно переплетенной с судьбой уникального древнего украшения – панагии Софьи Палеолог, что даст возможность читателю оказаться свидетелем расследований кражи панагии и убийства монаха в дореволюционной России. И, наконец, сюжетная линия связанная с искусствоведом и реставратором Ниной Ивановой, которая неожиданно для себя оказывается в центре операции, проводимой Генеральной прокуратурой. Напряжение читательского интереса поддерживается не поиском убийцы или грабителя с последовательным раскручиванием эпизодов. Здесь события происходят события происходят параллельно во времени и пространстве уводя читателя то в прошлое (линия панагии Софьи Палеолог, то в настоящее, перебрасывая читателя из Мадрида в Самарканд, из Москвы в Техас).

С одной стороны в романе – традиционная для русской и европейской прозы «история семьи» Членов её судьба причудливо разбросала, так и не дав им соединиться даже в конце книги. История драматическая, даже трагическая.

С другой стороны – это динамичный традиционный триллер с ограблениями, уничтожением «шестерок», убийством коллекционеров, жесткими нравами в криминальных структурах, как в России, так и в США.

И в то же время в романе есть определенный объем полезной информации, которую ищут в триллерах (даже в триллерах) интеллектуалы. Это и история России, и история живописи, и древние драгоценности.

А для любителей «загадок» – главная – в конце. Кто же был «Игуаной», руководившей криминальными операциями? Для жаждущих справедливости – ощущение, что Локк наказан, картины возвращены, а «Игуана» – под колпаком правоохранительных органов.


Ханна: Я все смотрела на эту игуану…

Шеннон: Да? Ну и как? Мила? Привлекательна?

Ханна: Нет» в этом создании нет ничего привлекательного. И тем не менее её надо отпустить,

Шеннон: Знаете, если игуану привязать за хвост, она его откусывает, чтобы вырваться?

Ханна: Эту привязали за горло. Она не может откусить себе голову, чтобы убежать мистер Шеннон. Можете вы посмотреть мне прямо в глаза и честно сказать, что вы не уверены в том, что она тоже способна испытывать страх и боль?

Шеннон: Вы хотите сказать, что и игуана – создание Божье?

Теннеси Уильямс «Ночь игуаны»

Совпадение имен, фамилий, названий фирм, банков и организаций, а также описанных в романе событий с имевшими место в реальности могут носить лишь случайный характер. Основной сюжет романа «Игуана», построенного на реальных исторических фактах и конкретных уголовных делах, придуман автором.

Георгий Миронов

Пролог

Катер шел вдоль берега, от густого подлеска его отделяли считанные метры. Предупрежденный проводником, он внимательно, всматривался в густые переплетения деревьев и кустарников.

Наконец он увидел ее…

В ярком солнечном свете в гуще листвы сидело сказочное существо.

Это была огромная толстая ящерица с чешуйчатым телом, окрашенным в самые различные оттенки зеленого – яшмовый, изумрудный и травянистый.

Ящерица была с большой бугристой головой, уложенной крупными чешуями, и с большим волнистым подвесом под подбородком.

Она небрежно лежала на ветке, впившись в дерево большими изогнутыми когтями и свесив к воде длинный, как плеть, хвост.

На его глазах она повернула свою украшенную брыжами и наростами голову и спокойно начала поедать молодые листочки и побеги вокруг.

– Боже мой, – мысленно воскликнул он. – Какая мощь, какое презрение к окружающему её миру.

Ему хотелось воскликнуть:

– Какая красота!

Но он понимал, что это чудовищное создание природы может казаться красивым только натуралисту, занимающемуся отловов этих наглых хищниц.

Он её ненавидел и обожал. Ненавидел за крадущуюся опасность, которую она таила в своем покрытом шероховатыми бородавками теле. Обожал за силу и то коварство, за которое ненавидел. Совершенное творение.

На его глазах игуана, вяло, казалось бы, только что поедавшая чисто вегетарианскую пищу, даже ещё не заглотнув последний листочек сочной зелени, вдруг сделала неуловимо быстрое движение низко посаженной бородавчатой головой и буквально схватив налету проносившуюся мимо стрекозу, словно сделала во рту своего рода бутерброд, положив «постненький» листок на «скоромное» мясное блюдо.

Какое то время изо рта, окруженного мощными бородавками, ещё торчали беспомощные и беззащитно-нагие задние ножки стрекозы и краешек темно-зеленого листка. Но вот игуана сделала мощный глоток, и все.

Пасть её снова была захлопнута, а чуть навыкате, как у больной базедовой болезнью старой хипесницы, глаза с удивлением оглядели пространство вокруг:

– Что, собственно, случилось? О чем разговор? О стрекозе? Какая мелочь! Это так – закуска. Пора и об обеде подумать…

Произнеся мысленно эту фразу, игуана вяло и с явным отвращением ко всему прикрыла тяжелые веки.

– Вот это настоящая игуана, ничуть не похожая на те вялые и анемичные существа, что демонстрируются в городских зоопарках.

Когда лодка проплывала мимо дерева, на ветви которого дремала (или скорее – делала вид, что дремлет) огромная игуана, ящерица повернула голову и окинула людей надменным взглядом маленьких, в золотистых крапинках глаз. И тут нет никакого противоречия. По желанию она словно бы могла надуться, выкатить глаза, и тогда они казались огромными даже на большой бугристой голове, а то вот, как сейчас, демонстрируя свое равнодушие и презрение к слишком большим, чтоб их проглотить существам, а возможно, – нарочито демонстрируя свое нежелание сразиться с ними, – она сощуривала желтые глаза, и они казались совсем маленькими.

– Удивительно – как эта большая ящерица похожа на сказочного дракона. Того самого, которого на многочисленных русских иконах поражает Святой Георгий. И сейчас, здесь, слегка перекусив легкомысленной стрекозой, она словно ждала своего Святого Георгия. Не для того, чтобы бежать от его карающего копья, а для того, чтобы сразиться с ним. И, кто знает, может, иконы не правы, и в том бою победила игуана?

В мангровых зарослях Егор вначале ощутил, а затем и увидел какое-то шевеление, неуловимое движение.

– Можно так сказать: «Увидел шелест»? – задался он академическим вопросом. Наверное, можно: шелест – слово, передающее звук. Но ведь шелест это и движение. А движение можно увидеть.

Он вначале увидел движение тонких ветвей мангров, затем поймал глазом и цветовое несовпадение. Сквозь заросли буквально просачивалась крупная змея с небольшой тупоносой головкой, украшенной черно-зелеными разводами. Такие же полосы, насколько это можно было различить на расстоянии, украшали и её мускулистую, упругую спину.

Егор проследил глазами движение змеиного тела и в русле этого движения, проведя мысленно прямую линию, метра на два выше сидевшей на дереве игуаны увидел едва заметное в ветвях гнездо тапиолы – довольно крупной птицы, обитавшей в мангровых зарослях.

– Боюсь, подруга, тебе уже там ничего не светит, – мысленно ухмыльнулся Егор.

Еще в первое мгновение, увидев большую игуану на ветви дерева, он заметил прилипшую к её пятнистой толстой груди скорлупу, и сделал простой вывод о том, что, вероятно, до того, как закусить «салатом», игуана перекусила яйцами из расположенного неподалеку гнезда. Так оно и вышло. Вот и гнездо. Змея, поедая яйца, не оставляет следов: она заглатывает яйцо, даже большое, словно одевая себя на него. Потом сдавливает мышцами скорлупу, содержимое яйца усваивается, а скорлупа выбрасывается спустя некоторое время через анальное отверстие. Игуана же, поглощая яйца, может и «наследить».

– А если есть следы, преступление будет раскрыто, – усмехнулся Егор, осторожно шевеля веслом так, чтобы лодка застыла на месте, не продвигаясь против слабого течения вперед, но и не позволяя этому слабому течению снести легкое судно назад.

Ему хотелось досмотреть до конца представление, словно специально для него устроенное всегда неожиданной и непредсказуемой Природой в джунглях Британской Гвианы.

Однако то, что случилось, и представлением назвать нельзя было. Все произошло так быстро, что если бы Господь-сценарист решил предложить некоей фестивальной публике снятый по этому сюжету фильм, его бы освистали.

Где медленный, захватывающий пролог, где динамичная кульминация, где берущий за душу эпилог? Где раскрытие характеров героев, наконец?

Герои этого предложенного гвианской мангровой зарослью «кина» действовали столь стремительно, что если бы Егор не начал следить за развитием событий заранее, он мог бы ничего не заметить и проплыть мимо этой кровавой драмы.

Угольно черная, с зеленовато-желтой головкой и ярко-желтым хвостом (ее так и зовут – желтохвосткой) змея бесшумно скользнула с верхней ветви мангра на ствол дерева и стремительно направилась к кроне, сосредоточенно глядя вперед, на чарующе аппетитно темнеющее на верху гнездо, где, как она полагала, её ждали четыре крупных, покрытых мелкими рябинками яйца.

Казалось, огромная бородавчатая игуана, перекусив листьями и стрекозой, мирно спит, и желтохвостой змейке удастся прошмыгнуть мимо неё незаметно.

Не тут то было.

Вместо того, чтобы приоткрыть почти закрытое бородавками тяжелое веко и шепнуть товарищу по классу земноводных:

– Не ходи туда, подруга, там нечем поживиться. Я все забрала…

Вместо того, чтобы остановить змейку или, на худой конец, продолжать дремать, предоставляя подельнице самой убедиться в том, что гнездо пусто, гигантская игуана бесшумно раскрыла узкие губы, вытянула крупный, липкий язык и, выстрелив им в голову змейки, притянув извивающееся тело к своей бугорчатой туше, заглотнула голову желтохвостки.

Тело змеи повисло в воздухе. Она предпринимала неимоверные усилия, размахивая ярко-желтым хвостом, пытаясь вырваться из пасти игуаны.

С таким же успехом можно было попытаться вырваться из-под парового катка.

Челюсти игуаны были сжаты, но она время от времени чуть приоткрывала рот, снова захлопывала его как компостер, и с каждым таким укусом-глотком тело змеи продвигалось все дальше в пищевод чудовища.

Описание этого события занимает несколько строк в книге, на самом же деле все заняло доли секунды. Ярко-желтый хвост в последний раз мелькнул на фоне зеленой листвы дерева, и наконец скрылся в пасти игуаны.

Все было кончено.

– Хорошо пообедала, – услышал Егор голос проводника Байвенга, – теперь долго может не кушать.

– Как долго? – переспросил Егор.

– До вечера, – подумав, заметил проводник. И тут же добавил неуверенно, – если не проголодается. Очень большая. Я таких больших в лесу и не видел. В зарослях игуан много. Эта – самая большая.

…Течение реки и мощные гребки Егора и Байвенга сделали свое дело.

Через полчаса они были в деревне.

Спал Егор крепко, но время от времени посыпался в холодном поту. Ему снилась гигантская игуана с торчащей из плотно сжатого рта лапкой стрекозы, извивающимся змеиным телом с желтым хвостом и куском яичной скорлупы, приставшим к бугорчатой коже груди. Он засыпал, словно проваливался в бездну, и, вскоре, снова просыпался – перед ним была широко открытая пасть игуаны, ярко-розовая, с черными разводами неба, и ему казалось, что липкий язык гигантской ящерицы суетливо ерзает по лицу, как бы пытаясь втянуть его голову в широко раскрытую розовую пасть.

Наконец он очередной раз нырнул в черную бездну сна и до утра больше не просыпался.

Проснулся весь мокрый от сладкого липкого пота. Безумно чесалась правая нога – во время сна она, пробив марлевый полог, свесилась с постели и была, должно быть, нещадно искусана какой-то летающей мерзостью типа москитов или комаров.

Одно время у них в Строгино жителей микрорайона донимали подвальные комары. Как уж они там плодились-размножались, ему было неизвестно. Он по другой части, как говорится, работал. Но просачивались, проникали эти подвальные комары в жилые помещения и жалили безжалостно спящих граждан. Не помогали ни химические, ни механические средства борьбы с ними. Каждый вечер Егор, не переносивший комариных укусов и страшась бессонной ночи, обходил квартиру с табуреткой и свернутой газетой «Частная жизнь». Газета для экзекуции была выбрана, исходя из толщины (ассоциация первого ряда) и кровавости описываемых в ней событий в криминальных очерках работников прокуратуры (ассоциация четвертого ряда). Причем Егор выбирал такой номер, в котором был напечатан очерк его друга полковника Бобренева, и старался попасть по комару аккурат мордой героя очерка «Упырь» преступного авторитета Сени Хмыря. Егор не любил в равной степени подвальных комаров и преступных авторитетов. Получалось. Он ставил табурет, вставал на него, прицеливался и…

Жена была сильно недовольна, поскольку на белом потолке оставались черные следы размазанных по штукатурке комаров.

Но ремонт сделали, комары куда-то пропали, и осталось в душе неприятное воспоминание о своей жестокости, неопрятном потолке и зудящих комариных укусах.

Москиты Британской Гвианы оказались не слабее московских подвальных комаров.

Нога зудела, пока он не опустил её, пройдя несколько метров до реки, в теплую воду.

После завтрака вместе с проводником Егор направился к устью речки, несшей свои желто-мутные воды в Атлантический океан.

Вода и в океане оказалась на удивление пресной и желтоватой, загрязненной листьями и всяким лесным сором, вынесенным течением Эссенкибо в Атлантику.

На песчаных дюнах у берега росли довольно густой и высокий кустарник и группы корявых деревьев.

Сев на раскладной стул, Егор долго наблюдал за играми некрупных грациозных ящериц с большими глазами и тонкими пальцами, – анолисов. В сыпучем песке побережья Атлантики они чувствовали себя довольно беспомощно и он, пройдя вдоль зарослей кустарника, легко поймал пару.

Он уже протянул руку, чтобы поймать третью маленькую ящерицу, но был вынужден тут же отдернуть ладонь.

Его опередили.

Из кустов, мелькнув между орхидеями, густо разросшимися на коре кустарника, в крохотную ящерицу стрельнул раздвоенный язык крупной игуаны, залепил глазенки крошки липким двузубцем, и, притянув тельце к себе, смачно втянул в раскрытую пасть.

Егор присмотрелся.

Ящерица была с большой бугристой головой, окрашенной крупными чешуями, и с большим волнистым подвесом под подбородком.

На подвесе легко было различимо ссохшееся желтое пятно. Кусок скорлупы от птичьего яйца с желтым потеком.

Конечно, это могла быть и другая гигантская игуана. Но что-то не верилось в такие совпадения.

С другой стороны, от того дерева, где Егор наблюдал вчера вечером эту лесную красотку, до берега Атлантики было довольно далеко. А гигантские игуаны, как известно, существа ленивые, склонные к сибаритскому образу жизни.

– Простите, мы с Вами раньше не встречались? – спросил Егор, насмешливо глядя, как игуана втягивает в глотку своего собрата по классу.

Рот ящерицы был занят более важным делом, чем ответы на дурацкие вопросы. Кто знает, может, была бы свободна, ответила бы.

А так… Игуана сделала ещё пару судорожных движений бородавчатой, покрытой крупными чешуями глоткой, подвес под подбородком импульсивно дернулся и хвост неосторожной ящерицы – анолиса исчез в глотке большой игуаны. Навсегда.

– Проголодалась, однако, – удивился проводник.

На самом деле он, конечно же, использовал слово из местного индейского наречия, но перевести его можно было и так: «однако». Получалось похоже на российских чукчи и эвенков. Он и внешне был похож на них, – такой же чуть приплюснутый нос, раскосые припухшие глаза и невозмутимо-философский взгляд на и жизнь.

– Вчера съела змею, сегодня анолиса. Аппетит хороший, – с уважением закончил он волновавшую его мысль. – Значит, сильно здоровая.

И, опережая мысль и движение Егора, посоветовал:

– Ловить не надо. Она юркий, быстро двигается. Не поймать. И сильный. Не удержать, если поймаешь. А если удержишь – палец откусит. Больно, однако.

У Егора было ещё немало творческих планов, связанных с наукой и писательской профессией, так что терять палец в пасти игуаны не входило в его ближайшие программы.

– Теперь спать будет. Долго есть не будет, – пояснил проводник, кивнув в сторону игуаны.

И, словно опровергая это непродуманное заявление, игуана сделала неуловимо-резкое движение в сторону и, ухватив за заднюю ножку древесную лягушку, изящно расписанную пепельно-серой филигранью по темно-зеленому фону, практически, неотличимую на таком же изумрудно-сером мху под листьями орхидей, сделала быстрое движение шеей, горлом, бугристым подвесом; она чуть дернула головой снизу вверх, произвела сипло хлюпающий звук, и втянула трепыхающуюся жертву в узкую щель рта.

Хорошенькая лягушка присоединилась к компании полупереваренной вчерашней змеи и ящерицы – анолиса, только что отправившейся в желудок гигантской игуаны.

– Не насытилась, однако, – удивился проводник. – Сильно голодный была.

– А может – про запас? – спросил Егор.

– Зачем игуане запас? – удивился проводник. – Пищи везде многое, захотел есть – нагнулся, руку протянул, поел. Игуана как индеец – хочет есть, ест, зачем запас делать? Это в стране белого человека пищи мало, все запас делают. Несвежий пища едят. Индеец и ящерица только свежий пища кушают.

– И куда в неё влезает? – удивился Егор.

– Очень большой игуана, – сокрушенно покачал проводник курчавой головой. – Наверное, вождь. Она и кушать не хочет, а ест.

– Зачем? – удивленно спросил Егор.

– Для важности. Толстого и сытого всегда уважают.

– Ну, ты меня успокоил и обнадежил, – усмехнулся Егор, похлопав себя по начавшему возникать к пятидесяти небольшому, плотному, ещё спортивному, но все же излишнему брюшку.

Он сел на раскладной стульчик и уставился на игуану.

Она сидела в тени нескольких крупных орхидей и выглядела мирной старушкой на пенсии, нежащейся в прохладе на своем приусадебном участке среди цветов и кустарников.

– Хорошо покушал, – удовлетворенно заметил проводник, – теперь спать будет.

Но он снова ошибся.

Еще одно резкое, быстрое движение покрытой крупными чешуинами головы, бросок липкого языка, мощная хватка челюсти, и изо рта гигантской игуаны уже торчал хвостик зеленой амейвы – маленькой юркой ящерицы длиной около двенадцати дюймов.

– Подавится, – предположил проводник.

Егор от пари отказался. И оказался прав. Потому что игуана, хотя и с трудом, с видимым отвращением, но заглотнула и эту товарку.

– Ну, все, – расхохотался проводник, – теперь её голыми руками бери. Она сонный, никуда не годится.

И он протянул в сторону игуаны руку, норовя ухватить её толстое чешуйчатое горло ладонью.

Однако его пальцы не успели сплестись на шероховатой глотке. Последовало невыразимо быстрое для такого явно перекормленного пресмыкающегося движение, раздался дикий крик проводника, и вот уже одним пальцем у неосторожно индейца племени кирикири стало меньше.

– Как же, сонный, – ворчливо заметил Егор. – Это рука твоя теперь «никуда не годится».

Пока он перетягивал импровизированным жгутом палец, перевязывал руку, используя всегда прикрепленный во время таких походов к ремню набор дорогой аптечки, игуана, как ни в чем не бывало, не демонстрируя ни страха, ни вины за только что произведенное разбойничье нападение на соотечественника, снова закрыла тяжелыми веками желто-крапчатые глаза и сделала вид, что дремлет.

Егор и раньше-то ей не особо доверял, теперь же доверие было потеряно окончательно.

Проводник, получив дозу обезболивающего в сочетании с антистолбнячной сывороткой, оклемался, сел на горячий песок, бережно баюкая перевязанную руку, и с неуменьшающимся интересом рассматривал игуану-обжору.

– Точно, вождь. Гордая очень, – наконец решился он произнести свой вердикт, – даже потрогать себя не дает.

Вдруг он упал на четвереньки и застыл в этой неудобной позе, являя собой достаточно привлекательную мишень для нападения, если бы кто-то из представителей животного мира захотел отомстить индейцу за попытку унизить его королеву (вождицу, паханку, принцессу?) игуану.

– Что случилось? – недоуменно спросил Егор.

– Тихо. Погляди под куст рядом с игуаной.

Егор всмотрелся в густые заросли.

– Видишь, какой огромный тейю?

Егор лег на песок и посмотрел под куст.

Между корневищами притаилась огромная толстая ящерица. Разумеется, размерами она была меньше гигантской игуаны. Но если бы её удалось удержать на месте и измерить, фута три в длину набралось бы наверняка.

Массивное бугорчатое тело тейю было сплошь украшено орнаментом из черных и ярко-красных чешуй с золотистыми пятнами на черном хвосте. Пасть у неё была широкая и мощная. Казалось, ухватит – не отпустит.

Ящерица глядела на Егора блестящими золотистыми глазами, которые казалось, не выражали ничего кроме презрения к этому не весть как оказавшемуся в мангровых зарослях Британской Гвианы русскому. Толстый черный язык ходуном ходил в слегка распахнутом рте.

– Она нужна нам, хозяин? – спросил проводник.

– Отличный экземпляр! Чем она питается?

– Всем, что попадет и до чего, как говорится, дотянется её язычок.

– Представляю, сколько разной живой твари на её совести.

– Совесть тут не причем, хозяин. Просто она жрет все, что двигается в пределах её досягаемости.

– Надеюсь, дело обходится без излишней жестокости? 0на ест, только когда голодна?

– Если бы! Она жрет постоянно, как анаконда и игуана.

– А если бы встретились тейю, анаконда и игуана, кто бы победил?

– Схватки анаконды с игуаной никогда не видел. А вот если бы бог свел тейю и игуану, не знаю. Думаю, победила бы игуана, особенно та, что мы видели недавно. Точно победила бы. Правда, «наша» игуана сейчас сыта.

– У нас есть возможность убедиться, прав ли ты. Вот и она, легка на помине. Удивительно, как, сожрав столько тварей, она столь быстро преодолела расстояние от лесных зарослей в устье реки до этих мангровых чащоб на берегу моря. Может, это другая?

– Нет, хозяин это та же.

– Она спряталась в тень, чтобы переварить откушенный палец моего проводника и снова с нами, – хмыкнул Егор. – Ну и как ты считаешь? Будет битва?

– Нет. Игуана сыт. А тейю меньше – он побоится на неё напасть.

Действительность тут же опровергла предположение проводника.

Огромная игуана медленно вытянула свое мощное тело из зарослей на морской песок, выкатила глаза и злобно уставилась на замершего у корней мангров тейю.

Так прошла минута-другая.

Егор и проводник лежали на песке, боясь пошевелиться.

Вероятно, ещё больше боялся шевельнуться крупный тейю. Возможно, ярко-красный с золотом красавец надеялся, что, если будет вести себя «паинькой», все обойдется.

О чем думала – игуана, можно было предположить с большой долей вероятности.

Скорее всего, она вовсе не разделяла робкие надежды тейю.

– Он не голодный. Он не будет есть тейю.

– В прошлый раз тоже была «не голодный», – а сожрала твой палец на десерт, и не поперхнулась.

– Ничего не будет, – упрямо гнул своё проводник. – Так вот постоят друг перед другом, надуваясь, попугают друг друга, и разойдутся, стараясь не подставлять под оскаленную пасть соперницы уязвимый хвост.

– Поглядим, поглядим, – сказал волк Красной шапочке.

То, что произошло далее, иначе как наваждением назвать трудно.

На долю секунды Егор повернул голову в сторону проводника, чтобы непритязательно пошутить и выплюнуть попавшие в рот песчинки.

Проводник вежливо повернул свое черное морщинистое лицо в сторону русского натуралиста. Приезжий академик платил исправно настоящими долларами и оспаривать его просвещенное мнение у проводника не было никакого желания.

Когда они снова, подчёркиваю, – через мгновение, – перевели глаза на застывших друг против друга у корней мангров тейю и игуану, перед ними на песке сидела лишь игуана.

Тейю пропал.

Как вскоре выяснилось безвозвратно.

И не надо было быть опытным криминалистом, чтобы найти следы этой ящерицы.

Или то, что от неё осталось.

Вся божественная красота черно-красных с золотистыми пятнами боков и спинки уже была невидна.

Из узкой пасти игуаны торчал лишь черный хвост, по которому только и можно было узнать направление ухода из этого мира тейю.

Волнистый подвес игуаны, напоминающий одновременно гофрированный воротник гранда с портрета кисти Эль Греко и тройной подбородок разжиревшего на свинине вождя местного племени, дернулся, завибрировал на глазах людей. Потом ящерица сделала ещё одно конвульсивное движение, и черный хвост пропал. Пасть захлопнулась.

– Столько сожрал… Наверное, очень голодный был, теперь спать будет.

– Что-то не похоже, чтобы это чудовище хоть на минуту потеряло бдительность, даже после сверхсытного обеда.

– Сейчас самое время его ловить, – убежденно заметил проводник.

Путаница родов, которой отличался проводник, давно не смущала Егора. В конце концов, ему было не важно, самец перед ним, или самка. Главное что это был необычайно редко встречающийся в Гвиане сверхкрупный экземпляр. И его друг, директор московского зоопарка, будет счастлив получить в подарок столь ценную ящерицу.

– Сомневаюсь, что операция пройдет легко. – задумался Егор. – Знаешь, как вспомню твой откушенный палец, так мне все меньше хочется навязывать свое общество этой прелестной красотке. С другой стороны, – ты прав, и прокурорская санкция на арест, точнее пока – задержание этого чудовища у меня есть.

– Не понял, хозяин…

– Не напрягайся. Это в отпуске – для отдыха и развлечения – ловлю всяких гадов. А в остальное время мирно работаю в генеральной прокуратуре России. Там у меня публика все больше приличная, интеллигентная, – коллекционеры, антиквары, художники, ювелиры. Не то, что эти пресмыкающиеся.

– Не скажи, хозяин, – у них тоже все как у людей. Вот сыт, не хотел кушать, а скушал столько, что не верится, как в него влезло.

– В нее.

– Не понял?

– Игуана – это ж самка. Значит – в нее.

– Так я и говорю…

– А, ладно, хватит трепаться, зайди сбоку, отползи к тому большому корню, и страхуй меня здоровой рукой, я попробую её ухватить. А ты как бы отвлекай её внимание от меня. Понял?

Индеец пополз в сторону, Егор же поцокал языком, отвлекая внимание игуаны от бороздящего, как бульдозер, пляжный песок проводника.

– Вот, сука старая, – в сердцах выругался он.

Игуана и не думала попадаться на такой дешевый прием.

Не обращая никакого внимания на жалкое цоканье Егора, она тяжело повернула толстую, покрытую крупными чешуями шею в сторону ползущего к ней проводника, бросила презрительный взгляд на жалко трепыхающегося в мелком песке Егора, и, уже не заботясь о нападении с фронта сосредоточилась на более близкой опасности – приближающемся к ней с тыла проводнике…

Выждав, когда толстый и неповоротливый индеец почти достиг куста, под кроной которого она только что сожрала крупного тейю, игуана с восхитительной для столь крупной дамы, стремительностью шмыгнула по песку как по маслу в сторону, взметнув за собой облачко песочной пыли.

Попытка проводника вскочить с вязкого песка, преодолевая инерцию своего объемистого черного брюха, и настичь игуану до того, как её чешуйчатое массивное тело укроют мангровые заросли, окончилась, как и следовало ожидать, полной неудачей.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29