Панагия Софьи Палеолог. Расследование ведет Иван Путилин

Спал Климентьев последнюю ночь плохо. И снились ему, пока ехал от Пскова до Окуловки, тараканы. То есть самые что ни на есть настоящие прусские насекомые с усами. Он ещё подумал тогда:

– К чему бы это?

Оказалось, к полному фиаско.

– Ну-те-с, братец Вы мой, кого подсунули государственному чиновнику в качестве доверенного лица?

Пряча глаза, начальник станции робко возражал:

– Я ж предупреждал, Вас-ство, что – пьет – с, сукин сын, как сукин сын.

– Изящно выражаетесь, – невольно усмехнулся Климентьев. – Стишки писать не пробовали?… Оды, знаете ли, всякие там сонеты с сонатами?

– Нет, – с, виноват:. – с.

– Да нет, как раз хорошо, что стихов не пишете. Значит в состоянии простой прозой объяснить мне, что случилось? Где нам этого подлеца искать прикажете?

– Не могу знать, – совсем потупился застенчивый железнодорожник.

– Пристав!

– Я.

– Прикажите окружить дом, в котором живет Михайлов.

– Точно так-с. Но никак нет-с.

– То есть?

– То есть у меня столько понятых нет-с.

– А где жандарм?

– Пьет-с.

– И он пьет?

– Точно так-с. Но – на законном основании.

– То есть?

– То есть на собственной свадьбе.

– Где свадьба? – Да вон, рядышком с постоялым двором, в доме купца Коврихина.

– Позвать.

Позвали жандарма. Он, несмотря на штатский черный костюм, вытянулся «во фрунт».

– Хочешь, братец, послужить царю и Отечеству?

– Точно так-с.

– Стой у двери, как увидишь Михайловых, бери их за шиворот и зови меня. Понял?

– Как не понять. Самое простое дело. Аккурат, главное что, у меня свадьба только что наметилась. Невеста, холодец, рыбное заливное, икра паюсная…

– Это от нас не уйдет. Как поймаем Михайлова, так сразу и икорки паюсной попробуем, и невесту… В смысле – поздравим.

Только жандарм встал у ворот постоялого двора, как раз возле большой поленицы дров, заготовленных с прошлого лета, как стал делать всякие смешные знаки Климентьеву. Он подпрыгивал на одной ноге, косил голову то налево, то направо, махал несуразно руками и яростно подмигивал, стремясь скорее привлечь внимание питерского сыскаря.

Климентьев подошел к нему.

– Что у тебя? Как то ты, братец, выглядишь нескромно. Хрен к заливному был даже крепок, или что? Чего танцуешь?

– Так, вон там, за поленицей, есть кто-то.

Рванули всей дружиной за поленицу.

И точно – есть.

Жандарм радостно ухватил за шиворот какого-то человека.

– Попался, который кусался. А ещё туда же, прятаться. Не умеешь, не берись.

– Кто такой? – удивленно спросил жандарма Климентьев.

– Как кто? Так это ж есть Михайлов.

Удача, как и беда, одна не ходит.

Тут и пристав с начальником станции и одним из понятых с чердака по приставной лестнице спускаются, а между ними – мужик незнакомый.

– Так что, вашбродь, вот Вам и второй Михайлов. Тот, кого Вы взяли, – тот Иван, а которого мы спустили, – тот, наоборот, Федька.

– Ну-ка, покажь руки! – приказал Климентьев Ивану Михайлову.

Руки его были перевязаны белой в недавнем прошлом тряпицей.

– Развяжи.

Руки Ивана оказались сильно порезаны.

– Ну-с, и что тут скажешь? – развел руками Климентьев. – Кто супротив русского сыску выдержит? Что и требовалось доказать, он и есть кровавый убивец из псковского мужского монастыря.

Начали обыск.

Нашли: желтый бумажник, в нем 97 рублей денег кредитными бумажками, открытые, без крышки, золотые часы с золотой же цепочкой, складной медный образок, ещё часы – закрытые, с крышкой, на крышке миниатюра – бабочки и стрекозы над лужком низко летают.

Это у Ваньки Михайлова.

У Федьки нашли: кошелек с окровавленными трехрублевками, тринадцать золотых монет, из коих четыре русские, девять французские, серебро…

После повторного обыска на шее у Ивана нашли туесок на ремешке подвязанный, а в нем завернутая в мягкую тряпицу вещь красоты необыкновенной: панагия, вся в золоте и драгоценных камнях, с ликом дивно выписанным в миниатюре.

Спустя шесть часов братья Михайловы стояли перед Иваном Дмитриевичем Путилиным.

– Вы убили иеромонаха?

– Не мы.

– А как же так?

– А вот так, один я, не мы, а один я – Иван Михайлов, брат не при чем.

– Так чего ждешь? Рассказывай.

Рассказ Ивана Михайлова был короток.

«В восьмом часу вечера десятого января я пошел в монастырь, и сразу направился в келью иеромонаха Иллариона.

– С целью убить и ограбить?

– Никак нет, Вашбродь. У меня в тот момент и мысли такой не было. Хотел повидать отца Иллариона, я ведь и ему служил, когда в монастыре был. Дверь кельи заперта не была. Отворил я дверь, вошел в прихожую и громко сказал:

– Боже нас помилуй.

– Аминь, – ответил Илларион.

Я вошел в комнату.

Из другой комнаты вышел ко мне отче, неся в руке сахар. Самовар стоял в первой комнате, за перегородкой, на столе… На столике я заметил нож перочинный, посуду какую – никакую. Там ещё два ножа лежали, – один большой, чижолый, для колки сахара, другой – подлинней и потоньше – для резки хлеба. Я подошел под благословение. И получил его. Мы стали разговаривать. Иеромонах спросил меня, что я делаю, где служу. Я ему рассказал, что приехал в Псков приискать себе место на железной дороге. Я ведь ранее по этой части, стрелочником, у нас в Окуловке служил.

– Дело, чадо, дело, работать надо, – кивал мне отец Илларион. – Жизнь в лености Богу не угодна.

Он наколол короткий толстым ножом сахару, пригласил:

– А теперь, сын мой, давай со мной чай пить.

Я и раньше знал иеромонаха за состоятельного человека. А в ту минуту, как он позвал чай пить да встал с ложа, под подушкой то и блеснуло что-то. Золото, никак, – понял я. И вот в ту минуту, грешен, решил ограбить иеромонаха.

– Как ты убил, покажи.

– Я схватил его за подрясник, вот так, у горла, и он ударил меня наотмашь. Я пошатнулся, он схватил меня в охапку, но я успел схватить со столика перочинный нож и два раза ударил иеромонаха, вот так…

– Отец Илларион сопротивлялся?

Да…, он схватил меня за волосы, кусал мои руки. Хватал за ножи. Как-то вышло, что уж у него в руке был нож, и я пытался ухватить его, чтоб он меня не поранил. Нож в борьбе погнулся. Улучив момент, я схватил отца Иллариона за горло и большим ножом сильно пырнул его в горло. Он захрипел и вскорости испустил дух.

Убедившись, что он точно помер, я пошел обратно к койке, достал из под подушки вещицу, что заприметил. И точно – была она из золота, с драгоценными каменьями, дивной работы, аж дух захватывало. А еще, уж потом, я нашел деньги, спрятанные в конверт, процентные билеты, часы, монеты золотые. Надел на себя пальто монаха, которое нынче вон, на брате. Брюки также взял и ситцевую рубаху. А свое белье-рубаху и штаны, – сжег в печи, топившейся в келье. Я когда-то её, когда в монастыре работал, и растапливал. Знакомое дело. А как все завершил, так прямиком на станцию и поездом в одиннадцать уехал в Окуловку. Пальто дома отдал брату. Когда он нашел в карманах золото, кредитные билеты, вещи монаха, забоялся. Я ему все и рассказал. Он ещё пуще забоялся. А тут уж и вы приехали, начали нас искать, так он и ещё больше забоялся. Да только не виноватый он. Я один и убил. И сообщников никаких не имел.

– А что, правда хороша панагия, что ты у иеромонаха взял? Где она?

Панагии среди изъятых у задержанных вещиц не было.

Стали искать Климентьева. Вроде, только что здесь был.

Однако ж ни Климентьева, ни панагии так и не нашли.

Как ни искали.

На всю Россию розыск был учинен. А – не нашли. Сгинули обое – и панагия и сыскной агент Климентьев. Как будто их и не было…

«Максимовское дело». Следствие ведет прокуратура

Воровать на максимовском обогатительном комбинате начали с первого дня его работы.

Воровали все, или почти все. Ворованное мелкими и крупными частями, правдами и неправдами выносили за территорию комбината. А те, кто был готов перекупить максимовское золото, уже ждал их снаружи.

«Стрелки» проводились в городском кафе «Аэлита». Там на фоне огромной во всю стену фотографии березовой рощи и заключались договора о купле-продаже к обоюдному интересу.

Нельзя сказать, что райпрокуратура не реагировала на сигналы.

Но завод-предприятие режимное. Пока следователь райпрокуратуры закажет пропуск, пока пройдет на территорию, – глядь, а все возможные концы спрятаны глубоко и надежно.

Райпрокурор запросил облпрокуратуру, попросил помощи. А облпрокуратуре была придана в их бригаду следователь – криминалист межрапрокуратуры из Москвы знакомая читателю Верочка Пелевина.

Любили Верочку в прокуратуре прежде всего, конечно же, за хватку, криминалистический талант, юридические познания, но не в последнюю очередь и за красоту, так сказать, физическую: была она хороша собой, глазаста, розовощека, стройна, с косой толстой, и вообще являла собой облик типичной русской красавицы. Вот читатель уж и готов предложить свое «клише» – «кустодиевский тип», по имени выдающегося мастера нашего искусства Бориса Кустодиева, прославившегося среди других достоинств и умением писать красивых, типично русских женщин. Ан нет. У Кустодиева девушки и женщины покрупнее будут, или скажем прямо – потолще. Может в неулавливаемо далеком будущем и предстояло Верочке стать дебелой матроной. Но к осени 1998 г. была она чудо как хорошо, не только лицом, но и фигуркой – с округлыми коленями, длинными стройными ногами, крутыми бедрами, высокой грудью. Все как у Кустодиева, а все ж потоньше…

Опросила Верочка разных людей, как работавших на заводе, так и их родственников. Но не напрягала их допросами, все как бы шутя, в русле доброй беседы.

Вышла у неё такая картина.

Воровать – воровали. Весь вопрос, – как выносили. Каждый рабочий по цехам передвигался беспрепятственно. Доступ к золоту ничем и никем не ограничивался. Откусывай, отколупывай, ешь его, хоть на хлеб намазывай. А вот, дескать, вынести с территории – ни-ни. Контроль был строгим по всему периметру завода. Только вышел из производственного сектора – готовься к досмотру. Вплоть до полного раздевания.

– Золото есть? – спрашивают, например, для порядка на вахте.

– Как нет? Есть конечно.

– Раздевайся.

А золота-то и нет. Пошутил рабочий. А уж смеху вокруг этого раздевания!

Но так шутили редко. Чего вахту озлоблять? Чаще так:

– Есть что недозволенное?

– Никак нет.

– Проходи.

А то и так:

– Золотишка случаем не прихватил?

– Больно надо.

– А ну, покажь?

Первый, поверхностный обыск ничего не давал.

Тогда – с полным раздеванием. И обратно – ничего! Тупик!

А как же золотишко уходило с завода? А так вот и уходило.

Если, скажем, вахту в долю взять, то как? То – то и оно.

А если милицию? А и они что, не люди? Кому личный автомобиль помешал жить и трудиться. Милиционеры в городке все ездили на работу на своих машинах. А на вопросы Верочки отвечали:

– Машину тесть купил. Он в деревне на всем готовом, денег куры уж и не клюют даже. А что золото? Воруют? Ну, воруют. Кто? А кто его знает. Как? А это вам, следователям прокуратуры, должно быть известно.

Поговорили, называется.

Ну теперь вопрос, какое золото крали? На этот вопрос Верочка, опросив человек пятьдесят, ответ нашла. Песок, привозимый с приисков, даже не пытались; рудное золото, то, что в породе, ещё обогащать надо вручную. Хлопот. А наш человек любит, что была халява, но чтоб ещё и без особого труда. Так что брали исключительно уже готовые бруски переплавленного и очищенного золота. Спрятать такой брусочек в цехе – пара пустяков. Хоть в штанах, если штаны специально к этому приготовить, хоть бы и в рукавицу брезентовую.

Когда Верочка настояла, чтобы был проведен совместный рейд прокуратуры и ГУВД, то задержали даже мужика с бруском в 5 кг. Это какие же штаны надо иметь… И вообще. Ну, того, которого задержали, того и посадили. А других – нет. Он один так и пошел по делу. Потому что потом таких удачных рейдов уж не было. Как говорили древние, «Кто владеет информацией, владеет всем».

Умаялась Верочка. На вахте более ни одного недоумка, который знал, что сегодня рейд, и пошел через вахту с золотом, – не задерживали.

Пробовала Верочка шмон делать на заводской территории. Тоже все по закону, с санкцией, вместе с милицией. Нашла в один проход 12 схронов – это без разведки, на вскидку, по наивняку, – в кирпичной кладке, – там кирпичик вынут, золотой брусочек вставлен, и снова кирпичиком закрыт схорон.

Да и в других местах. Просто «Эльдорадо» какое-то, а не завод. Где ни копнешь, куда прутик ни сунешь – везде золотишко припрятано.

Нашла она и множество отверстий в заводской стене. Ясно, что через них золотишко уплывало. Ставили милицейские засады у таких выходов. Пользы – чуть: даже если пару раз и застукали в «дуплах» «заначки», то с противоположной стороны – тишина. Никто за золотишком не приходит и день, и два, и неделю. То есть такое впечатление было у Верочки, что разведка тут работает, что твой Канарис.

Ну, а как пропал эталонный слиток золота, – то есть напрочь, без следа, тут уж местное начальство на дыбы, – всех пересажаем! А как пересажаешь, если даже подозреваемых нет? Или скажем, если все работники завода – в подозреваемых ходят?

Единственно, что сделали, это заменили хилых коррумпированных вохровцев на бравых прапорщиков неизвестной ведомственной принадлежности. Вели они себя строго, с достоинством. И брали с золотом всех, кто его пытался внагрудь пронести через проходную, или, скажем, перебросить через заводскую стену. Верочке даже далось возбудить 6 дел по хищениям и даже довести их до суда. Никакой банды, естественно, – никакой организованной преступной группы, сговора, коррупции и т. д. Просто – 6 «несунов». Как на птицефабрике, где с десятком яиц птичниц задержали. Так и тут. Прапоры стоят на смерть. И находят золото даже там, где его обычно не носят, даже в годы реформ и кризисов. У тех, – кто с ними не делится. Тогда делится с прапорами стали все «несуны». И с тех пор, как народ поумнел, новых дел у Верочки не прибавилось.

Дело до того дошло, что прапоры стали сами искать золотоношь, что – бы расширить круг своих подельников. И то их понять можно, они ж не весь ворованный груз изымают, а только часть. Простая такая арифметика, тут и Юрием Горным не надо быть, чтоб подсчитать куб, корень, и что на ум пошло. Чем больше «агентов-сотрудников», тем большее мелких частей от разных больших целых.

А у Верочки Пелевиной и других дел навалом. Ей ещё расследовать, убийство коллекционера Валдиса Кирша, тоже, между прочим, из корыстных побуждений, – ценнейшую коллекцию взяли. У неё ещё дело о похищении реликвария святого апостола Андрея из квартиры видного в прошлом деятеля международного коммунистического и рабочего движения.

А тут ещё эти, как она была убеждена, массовые хищения золота с завода в городе Максимове.

Так что когда за дело в Максимове взялся один из лучших «важняков» генеральной прокуратуры Т. А. Маев, ей стало веселей жить. Тимур Маев занимался крупными хищениями золота в связи с расследованием дела «Голден Роза». Если в двух словах, то жила себе в США некая дама, выехавшая из России ещё в 60-е гг. в поисках исторической родины и осевшая вначале в Канаде, а уж с канадским паспортом – в США. Она закупила, якобы, необогащенное рудное золото в России с тем, чтобы обогатить его уже в США а деньги – пополам. Но что-то там такое случилось, может, «Золотая Роза» передумала делиться, а только пустила она все полученные от проданного рудного золота и золотого песка доллары на свои нужды. Тимур дело это раскрыл, почти все деньги, которые дамочка украла, вернул на родину, саму дамочку выманил в Грецию, с которой у генпрокуратуры договор об экстрадиции, и благополучно вывез «Золотую Розу» на родину ближайших предков, то есть в Россию. Розе было уже хорошо за 60. Рисковать ей не было никакого резона. И она стала сдавать своих. Одной из первых она сдала Чармен Шогряну.

Вот тогда то Тимур Маев и появился в Максимове, где принял у Верочки её наработки по золотому комбинату и, засучив рукава, взялся за разматывание связей Чармен.

Чармен появилась в Максимове в 1996 году. Вышла замуж удачно. Ну, это ей в Кишиневе казалось, что удачно: жених из Подмосковья, деньгами сорит, как Ротшильд, машины – не ниже шестисотого «мерседеса», костюмы от Версаче и Кардена, на худой конец – от Зайцева и Юдашкина.

И не бандит какой-нибудь, хотя по разговору и можно подумать, что бандит. Да и друзья, что с ним приехали обговаривать торговлю германскими автомобилями через Кишинев на Москва были, с виду не очень чтобы так. Нет, одеты хорошо, и даже без татуировок. Но держались очень гордо. И деньгами сорили. Но никто из местных, из шпаны кишиневской, на них не наезжал. То есть, конечно, может и наезжали кто. Даже говорили, кто наезжал. Но тех, кто наезжал, нигде потом не видели. Они пропали, вместе с машинами, в которых поехали «на стрелку». Так что – нет человека, нет, проблемы. А москвичи остались, тем более, что у жениха удостоверение помощника депутата Госдумы от какой-то партии, удостоверение академика Академии мелкого, среднего и крупного бизнеса, большой золотой орден Святого Коловрата с мечами и кинжалами.

А Чармен была в Кишиневе первая красавица. Ну, и приданое за ней было хорошее. Но главное, охота было ей мир поглядеть.

Поглядела. Но недолго. В Максимове молодого мужа убили. То ли не те машины привез для максимовских золотодобытчиков, то ли, что скорее, столкнулся в деле торговли машинами с другой подмосковной группировкой «помощников депутатов».

Но грустный факт налицо: осталась Чармен в незнакомом городе одна. Одна. Хорошо еще, осталась она в коттедже, который был год назад куплен покойником, в том смысле, что купил то, когда ещё жив был, конечно, – для остановок, когда по делам приезжал. По его словам, у него коттеджи такие куплены были в шести городах России, концы остальных она не нашла, но один был к её услугам. Плюс была бригада мужа, которая без босса растерялась и её можно было брать голыми руками.

Юная молдаванка оказалась девчушкой с хваткой.

Она выяснила, кто убил мужа, к которому она за неделю семейной жизни успела привязаться, и казнила этих троих отморозков лютой смертью.

Их нашли в соседнем березнике, в километре от Максимова, подвешенными к березам за мошонки: судя по гримасам, которые запечатлелись на окостеневших лицах, страдали они перед смертью сильно.

А потом Чармен огляделась, и, поскольку в автомобилях ничего не понимала, а в Кишиневе работала оценщицей в комиссионно-антикварном магазине, и имела страсть и влечение ко всему блестящему и незабываемо красивому, то и подалась она в столь популярный в Максимове золотой бизнес.

Уже через месяц городок замер от ужаса и почувствовал железную хватку нежных пальчиков Чармен на своем горле.

Разрозненные цепочки самостийников-несунов и воров-индивидуалов Чармен стала объединять в группы, в звенья, в цепочки.

Городок просто таки завонял от десятков трупов конкурентов, которые не соглашались работать на Чармен «из процента».

И то сказать, у неё почти не оказалось исходного капитала даже для мелкого бизнеса, но зато была в распоряжении осиротевшая бригада отморозков, готовые за неё в огонь и в воду.

Господи, как только ни убивали несунов, отказавшихся от сотрудничества, в первое лето правления Чармен в Максимове.

Их закалывали ножами по дороге с работы в плотной толпе, их подстреливали из снайперской винтовки во время домашнего чаепития, их сжигали вместе с семьями в подсобках и дачных домиках, кого-то перед смертью пытали, кого-то запугивали, насилуя жен и дочек, избивая сыновей и матерей.

Самых крутых Чармен приловчилась сдавать милиции. То есть такие доказательства представляла, что милиции – одно удовольствие брать, а прокуратуре – расследовать.

Вот это Тимура Маева и насторожило спервоначалу. Уж больно легко до суда доходили дела последних месяцев по «золотому заводу». А копнул, чуть почистил – и вот оно, прелестное личико Чармен за всем этим светится.

Отморозки свои пальчики везде оставляли. Так что их то он взять тоже мог быстро и без напряга. А вот к самой Чармен – ничего. Только подозрения. А их, как известно, к делу не подошьешь. Так что окружил Тимур Маев молодую предводительницу банды со всех сторон, а, – как у лисы в известной притче с зеленным виноградом – не дотянуться. Ждать надо, когда она сама ошибется. А тем временем и город Максимов Тимур Маев «окружил». Наладил контакт с милицией, ФСБ, налоговой полицией, соседними воинскими частями. Стали рейды устраивать на дорогах. Ну, что сказать? Пару раз хорошие «эшелоны» взяли с золотишком. Большой урон понесла группировка Чармен. Но очень быстро оправилась, Тимур Маев подсчитал, как быстро она оправилась и снова снарядила «караван» на Клайпеду, и ужаснулся. При таком размахе хищений скоро золота в России не останется. Тем более – кризиз колебания зеленого коридора, на русское золото вся надежда. А тут-такое.

И вдруг – тишина.

По данным прокурорской разведки, столкнулась Чармен с какой – то московской бандой. И что интересно – во главе этой банды тоже, по слухам, женщина, по кличке Игуана.

Это ещё хорошо, что полковник Патрикеев и генерал Маев (госсоветник юстиции III класса, – фактически, генерал-майор, старший следовательно по особо важным делам при генпрокуроре России) случайно как-то в Доме писателей на вечере современного русского триллера встретились, обменялись заботами, и вышло интересно и перспективно. Группировки Игуаны, оказалось, им обоим кровь портили.

Игуана была в силе. Не какой-то заезжей молдаванке ей поперед дороги вставать. Трупы опять стали появляться вокруг города Максимова в большом количестве.

Половина группировки Чармен полегла в боях. И человек 25 из тех, кто на неё в Максимове работал «по золоту».

И что интересно: на всех «новых» трупах милиция и прокуратура находила следы жесточайших пыток. Словно тут орда фашистская прошла. Как после уборки в застенках Мюллера на Принцальбрехштрассе в Берлине. А это русские своих же русских так жестоко.

– Значит, надо им что-то узнать? – без большой головной боли догадался Тимур Маев.

Когда в машине были взорваны последние пятеро из «братков» мужа Чармен и она осталась одна, Чармен пропала.

Вот только что была под колпаком милиции, ФСБ, прокуратуры. И вот уже нет её.

Маев всю округу на уши поставил. Привлек соседнюю в/ч, провели обыски по всему городу. И нашли в одном из гаражей сгоревшую «ауди». Труп явно женский. Опознать невозможно. Но вот вещи – обгорелое золотое ожерелье с брильянтами, кольца, серьги тоже с брильянтами – опознали.

Выходило, что убили Чармен.

И опять – нет человека, нет проблемы.

Все надо прокуратуре заново начинать. Кто на новенького? Милиция выдвинула свою версию-это расправа Игуаны с провинциальной принцессой, умевшей быть неучтивой и неуступчивой.

Но Тимур Маев потому и был генералом, а не прапорщиком, что в отличие от последних, но пользуясь их лексиконом, «думал головой».

– А что, если… – подумал Тимур. И… запросил коллег в Респубике Молдова, те в обмен на интересующую их информацию о воре в законе Чупеле, убившем цыганского барона Жажу вместе с его многочисленной семьей, прислали медицинскую карту со снимками от дантиста из Кишинева из среднего медицинского училища по подготовке акушерок, которое чуть было не закончила, если бы не скоропалительное замужество, Чармен.

Сравнили челюсти. Дело это малоэстетичное. Но очень полезное.

Потому что только так наверняка и узнали, что сгорела другая женщина.

Скорее всего, какая-то бомжиха – пьянчужка, которую сама Чармен или по её приказу подпоили, убили, сунули в машину, одели – приукрасили «под Чармен» и сожгли в частном гараже.

Тем временем координации деятельности правоохранительных органов в городке Максимове стала получше, двоих милицейских арестовали и посадили, сержанта и старлея, остальных пугнули, дав понять, что про многих, если не про всех, кто «доит» несунов, известно в прокуратуре. И нести.., ну не то чтобы совсем перестали. Этого не добиться в России ничем и никогда, тем более в одной отдельно взятой административной единице. Но гораздо меньше, ну, то есть несравнимо!

А мелкие несуны – это уже прерогатива районной прокуратуры. То, что ему было надо, Тимур Маев в Максимове сделал, и, расследуя далее дело «Голден Роза», выехал в Клайпеду, туда, куда, по имевшейся у него эксклюзивной информации от агентов из криминальной среды Чармен вывезла собранные ею в Максимове за год работы и ещё не вывезенные ранее 654 кг. золота в слитках.

И когда Тимур Маев и Егор Патрикеев пили под стеклянной крышей, под кронами каких-то даже не сильно пыльных пальм кофе по 80 р. за чашку в кафе «Националь», то поговорить им было о чем. Тем более, что за кофе они не платили. Кофе их угощал элегантный мужчина лет сорока, в сером костюме с искоркой и бордовом со звездочками галстуке, их старый приятель, в далеком прошлом – генерал генпрокуратуры, потом… Ну, словом, человек непростой судьбы, и, по данным Егора и Тимура достаточно богатый, чтобы угостить старых друзей кофе по 80 р. за чашку.

Говорили они обо всем. Но все больше про молодую женщину по имени Чармен и некую женщину без возраста (потому что её никто не видел и никто о ней ничего не знал) по кликухе Игуана.

В результате этого разговора Т. А. Маев и Егор Патрикеев на следующею утро выехали в Клайпеду.

Дело об убийстве коллекционера Валдиса Кирша

Ни один нормальный следователь не любит «висяков». Можно как угодно называть «дела», у которых нет судебной перспективы. «Гиблые», «дохлые», «мертвые»…

Когда же речь идет о «деле», по которому проходит один, а то и больше трупов, то термин «мертвое» дело становится совсем уж каким-то зловещим.

В «деле, об убийстве г-на В. М. Кирша» три трупа как минимум были. Следовательно, – кроме ограбления квартиры, похищения уникальной коллекции, были убиты люди. Кроме того, можно было предположить и ещё один труп: семья коллекционера давно вернулась с Кипра, а сам Валдис, уехавший на пару дней на – рыбалку, так и не приехал домой.

Мобилизовали воинскую часть, расположенную – недалеко от озера, где обычно рыбачил Кирш. На озеро прибыла спасательная часть подводников. Воины прочесали все ближайшие леса, а спасатели с аквалангами обшарили все дно озера. Было известно, что Валдис сочетал даже в холодное время года обычную рыбалку с подводной охотой. У него был замечательный импортный костюм для подводного плавания. Выйти из строя костюм не мог, – качество не позволяло. Кончиться кислород тоже не мог – Валдис был человек рассудительный и расчетливый. Если бы напали грабители, остались бы хоть какие-то следы. А так – ни машины, ни тела. Ничего. Заодно спасатели достали со дня озера три в разное время опушенные в воду трупа с разной датой предполагаемой смерти. Верочка решила, что возле озера промышляет банда, убивающая владельцев транспортных средств, трупы спускающая в воду, а машины вывозящая за пределы Московской области.

За пределами области машину, пока не искали. Пришлось объявить Всероссийский розыск машины.

Но тут идентифицировали трупы. Оказалось, что это останки трех пехотинцев солнечногорской и ростокинской преступных группировок. Верочка связалась с УБОПом города и области. Оказалось, что за последние два месяца было несколько разборок, после которых рубэповцы не досчитались нескольких трупов бойцов из числа встречавшихся на «стрелке» бандитов. Так все встало на свои места. Бандитам – и живым, и мертвым – каждому подобрали свое место, кому в камере, кому на кладбище. Только вот тела Валдиса Кирша так и не могли найти. Нет трупа, нет проблемы? Если бы так. Нет трупа, – две проблемы. Это как минимум. Потому что как минимум надо искать двоих, – убийцу и убитого.

В том, что Валдис Кирш убит, у Верочки сомнений не было. Весь вопрос в том, было ли как-то связано ограбление его квартиры и его исчезновение.

Скорее всего, было. Хотя бы потому, что стоимость похищенных коллекций, по самым приблизительных подсчетам приближалась к шести миллионам долларов США. Конечно, бывают совпадения. Но в истории криминалистики можно по пальцам пересчитать случаи, когда похищалась бы столь дорогая коллекция, пропадал её владелец, и оба события не были бы никак связаны между собой. Верочка, при всем её романтизме, была особа трезвая и рациональная. В чудеса она не верила. С детства. Конечно, случай с наследством, квартирой, картинами, панагией Софьи Палеолог более впечатлительная дамочка легко сочла бы за чудо, за знак небес, Божье провидение. Верочка же говорила: