Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Изумрудная паутина

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Муратова Ника / Изумрудная паутина - Чтение (стр. 7)
Автор: Муратова Ника
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Ужас от мысли, что ребенок не будет ее любить, что он почувствует, что не принадлежит ей, что подсознательно будет отгораживаться от Полины. Свои чувства у нее сомнений не вызывали — она уже сейчас обожала свою крошку (ей уже сказали, что это девочка). А вот что будет чувствовать ребенок и какую роль здесь могут сыграть чужие гены — она не могла предугадать. И еще — она знала, хотя и не хотела признаться себе в этом, что чувствует себя виноватой перед Зоей за то, что обманула ее. И ей казалось порой, что судьба непременно накажет ее за этот обман. И хотя это было совершенным безумием, но она ничего не могла поделать с этими наплывами страха. Иногда на нее накатывалась настоящая депрессия, с которой она не могла справиться неделями. Мысли о странном подарке и смерти Зои тоже тревожили ее, но, не найдя никакого объяснения, она гнала эти мысли прочь. Полина лежала целыми днями в кровати, читала книжку или просто смотрела те тупые фильмы, которые можно смотреть, не вникая в суть. Никита поначалу принимал это за временную блажь беременной женщины. Все знают, что они в этот период могут становиться просто невыносимыми в своих странностях и капризах. Погрустит и пройдет, думал он. Он даже предложил ей работу в офисе, но она отказалась, сославшись на хроническую усталость и бессилие.

— Из меня сейчас плохой работник получится, милый. Давай подождем, потом посмотрим, хорошо? Сейчас главное родить нормально.

Потом Никиту это хроническое уныние стало раздражать.

— Слушай, ты так хотела ребенка, все мозги мне просверлила этим, теперь ты беременна, все у тебя есть, ну, скажи мне на милость — чего ты еще хочешь? Сколько можно действовать на нервы себе и окружающим? Тебе радоваться надо, жизнью наслаждаться, а ты что творишь? Это ведь и на малой может сказаться, неужели ты не понимаешь? Неужели смерть прислуги может свести на нет всю твою жизнь? Это, знаешь ли, просто глупо. Идиотизм даже, ты уж не обижайся.

— Да причем тут… — Полина пожала плечами, словно ежась от холода. — Хотя, знаешь, есть в этом доля истины. Ведь мы виноваты перед ней, понимаешь? Я никогда не прощу себе того, что мы позволили похоронить ее в общей могиле. Это же чудовищно! И вообще — эта ее смерть и все вокруг этой истории чудовищно.

— Ой, слушай, брось эти святые страдания! — Никита откровенно злился. — Откуда я мог знать, что ее сбила машина? Я думал, девчонка сбежала с мужиком каким-нибудь и все дела. Не дави на меня этой фигней, хорошо? У меня своих проблем хватает. Только из-за тебя я выяснил о ее смерти, иначе ты, чего доброго, всю жизнь бы ее еще искала! Но теперь пора забыть об этом, слышишь? Хватит! Возьми себя в руки, в конце концов!

— Ты так говоришь, словно она не умерла, а уехала на курорт. За что? За что ты так ненавидишь ее? За что такое презрение к ней даже мертвой? — скривилась Поля, — она ведь ничего плохого тебе не сделала. Или я не все знаю? Все, что я знаю, так это что именно ты вел себя с ней так, словно она стенка, мебель, словно она из низшего мира, помнишь? Именно ты! И теперь продолжаешь! Даже после ее гибели!

— Да ты с ума сошла! Думай, что говоришь! — Никита задвигал желваками.

Но Полина не унималась. Ее словно прорвало. Она перешла на повышенный тон.

— А может, что-нибудь все-таки случилось в мое отсутствие, а? Может, она не случайно оказалась под колесами? Ты ничего не хочешь мне рассказать? Может, ты скрываешь что-то от меня? Почему ты не стал ее искать сразу после исчезновения? Почему не заподозрил ничего? Ты всегда недолюбливал ее, и вот теперь она мертва, мертва! — Полина кричала на Никиту, кричала сквозь истеричные рыдания, кричала так, словно вся горечь ее переживаний пробилась сквозь пелену долгого молчания. — А ведь она донор нашего ребенка!

— Что? — у Никиты от ярости перекосилось лицо. — Что ты сказала?

Полина в ужасе закрыла рот руками. Эти слова вырвались у нее против воли. Она, должно быть, совершенно потеряла над собой контроль. Боже, что она наделала! Зачем она сказала это?

— То, что ты слышал. — Полину била мелкая дрожь от ужаса перед тем, что теперь будет, но отступать было поздно.

— И ты посмела скрыть от меня это? Ты посмела так обмануть меня? Как ты могла? Зачем ты это сделала? — лицо его было настолько перекошено от ярости, что, казалось, он едва сдерживается, чтобы не ударить ее.

— Какая теперь разница? И какая разница, кто донор? Она мертва. И она даже не знала об этом, ей сказали, что ее эмбрионы не прижились и мне подсадили других, от другого донора.

— Значит, моя дочь будет рождена от этой… этой девки?

— Да какая тебе разница? Ты думаешь, другие доноры все имеют сплошь аристократическое происхождение? Я подумала, что лучше уж знать, чьи гены в ребенке, знать, что это за человек, чем полная неизвестность. И Зоя мне так нравилась…

— Полина, то, что ты сделала — это…это… — Никита был бледен, как полотно. — Я тебе этого никогда не прощу. И на твоем месте я бы прервал беременность, потому что на ребенка от этой придурошной у меня согласия не спрашивали. Я не хочу этого ребенка, слышишь? Я не хочу этого ребенка!!!!

— На таком сроке уже остается только рожать. Это во-первых. — Полина постепенно приходила в себя и уже ощущала почву под ногами. — Во-вторых, Зоя имеет к малышке лишь очень отдаленное отношение, я — ношу ее, я — мать. Понятно? И никто не посмеет это оспорить. А ты — отец, и уже ничего не поделаешь. И если ты будешь мыслить по-другому, то ты поймешь, что ребенок этот наш и только наш. И заслуживает нашей любви в полном объеме.


Никита ничего не ответил. Он просто повернулся спиной и ушел, хлопнув дверью.

Появился он на следующий день, небритый, с помятым лицом. Зашел, не сказав ни слова, налил себе коньяк, выпил залпом, потом уселся напротив прорыдавшей всю ночь Полины, которая без лишних вопросов наблюдала за ним сквозь опухшие веки, сидя на диване и поглаживая свой живот.

— Вот что. Поделать уже действительно ничего нельзя. Простить я тебя не простил, но ты меня заманила в ловушку и я ничего не могу изменить на данный момент.

— Что ты этим хочешь сказать? — прошептала Полина.

— То, что я ничего не буду предпринимать. Не стану же я бросать беременную жену. Поползут слухи, а мне они не нужны. Будем жить, как жили. А там посмотрим.

Ледяной тон, которым были произнесены эти слова, убил Полину. На глаза навернулись слезы. Счастье, которое должно было наполнить их дом с зарождением новой жизни, растаяло в одно мгновение. Рассеялось в воздухе и исчезло, как дым. Оставив лишь запах, напоминающий о том, что оно здесь когда-то было.

Глава 8

Склеенное стекло никогда по-прежнему звенеть не будет

Ангелина родилась на шесть недель раньше положенного срока. Ко всему прочему, у Полины так и не появилось молоко и пришлось сразу же приучать малышку к искусственному питанию. Но все это не помешало ей прекрасно окрепнуть в довольно быстрые сроки и вскоре Полина переступила порог своей квартиры с маленьким сверточком на руках, который она прижимала к себе, не доверяя никому даже подержать. Дома ее встречали родители и друзья с многочисленными подарками, всем хотелось посмотреть на Полино долгожданное счастье. Как всегда, все наперебой начинали искать сходство с родителями. То, что у девочки будут синие, как у Никиты глаза, не вызывало сомнений, а вот остальные черты… Никто не мог определенно сказать, чьи они и все дружно решили, что пока еще рано судить о внешности. Свекровь сказала, что девочка, похожая на отца, будет обязательно счастливой. Мама Полины заметила, что дети меняются и неизвестно еще, как будет выглядеть малышка через пару-тройку лет. Полина не принимала участия в обсуждении внешности крохи, она сидела на кровати, прижимая малышку к себе, словно боялась, что ее отнимут.

— Ты будешь сумасшедшей мамочкой — это я уже сейчас могу сказать. — заявила Инна. — Да положи ты ее в кроватку! Или так и будешь на руках держать все время?

— Зачем ей кроватка, если у нее есть мамочка? — Полина склонилась над спящим личиком, не в силах насытится своим счастьем. — Да, крошка?

— Ну, все, мне так кажется, что я тут уже лишний! — Никита вроде бы шутил, но глаза его оставались абсолютно серьезными.

— Ах, папаши, все одинаковые! Первые на земле ревнивцы, — засмеялась Инна. — Ничего, привыкнешь еще.

— Только учти, никто не обещает, что это будет легко! — предупредила Дороти, похлопывая его по плечу. По ее наблюдениям, Никита не относился к числу самозабвенных отцов, готовых ночами менять подгузники и собственноручно мыть бутылочки и соски. И вообще, было немного странно, что он даже не пытается изобразить бурную радость.

— А мне что? Я все равно на работе целыми днями, — отшутился он. — Вот кому придется тяжело — так это Поле.

— Ну, ну, — Дороти многозначительно покачала головой. Посмотрим, мол.

— Если что, няню возьмем.

— Няню? Ты уже о няне думаешь? — Полина отвлеклась, наконец, от ребенка, и включилась в общий разговор. — Лично мне пока няня не нужна, я и сама могу справиться со своей малышкой.

— Но помощница нам все равно понадобиться, Поля. Ты же будешь уставать.

— Да, по дому помощница нужна, но не няня.

— Это ты сейчас так рассуждаешь, — попыталась смягчить спор Инна. — А потом, когда начнутся недосып, усталость, еще как на няню согласишься. Сама попросишь.

— Ну, посмотрим, — не стала спорить дальше Полина. — Главное, что у нас теперь есть Ангелина, остальное не так важно. — Она вновь склонилась над малышкой, шепча ей что-то на ушко и гладя розовые щечки, наслаждаясь ощущением нежной детской кожи.

К обеду все разошлись, оставив счастливую семью наслаждаться своим маленьким чудом. И началась у Полины с Никитой новая глава их жизни. Теперь уже с Гелей.

Как и у любых родителей с новорожденным ребенком, у них начались бессонные ночи, беготня из-за детских колик, проблемы с питанием, диатезом, и все эти мелочи, которые хоть и не убавляют радости от общения с ребенком, но и не прибавляют сил хронически уставшим родителям. Вернее заботы все легли на плечи Полины. После того разговора, когда Полина призналась о донорстве Зои, они к этой теме никогда не возвращались. Словно и не было ничего. Но отчуждение Никиты было очевидным, и Полина все время ощущала этот холодок между ними, хоть он и поддерживал видимость нормальных отношений. После родов он исправно навещал их в больнице, накупил множество детских вещей, словом, как и положено нормальному отцу в такой ситуации. Дома же он сразу дал понять, что не собирается менять свою жизнь из-за появления Гели. Практически с самого начала было решено, что Полина с малышкой перейдут спать в другую спальню, чтобы не мешать Никите отсыпаться перед рабочим днем. Полина решила дать ему время, будучи уверенной, что он не сможет не полюбить ребенка и когда он это поймет, все проблемы исчезнут сами собой. И потом, она так была занята своим материнством, что не слишком-то и ощущала потребность в общении с ним. Няню они все-таки наняли, несмотря на сопротивление Полины. Никита сказал, что не имеет времени помогать жене во всем, как она того требует, и что няня еще не означает, что родители не любят своего ребенка. Няня, Ирина Поликарповна, женщина в возрасте, с опытом, в итоге в основном занималась хозяйством, так как ребенка Полина с рук не спускала. Освоившись немного, Полина решила позвонить Людмиле Алексеевне, чтобы поделиться новостью о рождении Гели, но, к ее удивлению, ей сказали, что Людмила Алексеевна давно уволилась и уехала заграницу. По все видимости, навсегда. Ну, и хорошо, подумала Полина. Теперь ей вообще не о чем беспокоиться — их тайне ничего не грозит. Никита ни за что никому не скажет, Полина тем более., а Зоя мертва…

Геля росла жизнерадостным, но довольно беспокойным ребенком. Видимо, полная переживаний беременность Полины сказалась на нервной системе малышки и иногда она могла просто кричать без причины часами и Полина не знала, чем ее успокоить. Подруги наперебой давали советы, но они мало помогали, Геля успокаивалась со временем, и могла по несколько дней быть улыбчивой и спокойной, а потом «концерты» повторялись. Педиатр сказал им, что надо переждать до года, а потом все успокоится само собой. Что, видимо, роды были непростые, девочка недоношенная, поэтому у малышки такие последствия. Но тяжелого ничего нет, так что беспокоится не о чем. Полина-то могла не беспокоиться, если бы Никита не становился все более нервным и раздражительным день ото дня, ссылаясь на хроническую усталость.

— Я совершенно не могу расслабиться в своем собственном доме! Сделай что-нибудь, дай ей успокоительное, как-то же ее можно успокоить!

— Милый, но это же ребенок, она не может молчать все время. Я и так хожу с ней беспрестанно по комнате, качаю на руках, но, видимо, ее что-то беспокоит. Врач же сказал, что после года все пройдет. Лучше возьми ее тоже, погладь ей спинку, животик, а то совсем мало внимания уделяешь.

Это было правдой. Никита, несмотря на то, что больше не вспоминал вслух про обман Полины, к Геле не испытывал никаких особых чувств. Даже ее очевидное сходство с ним не добавляло его привязанности к малышке. Перед его глазами все время вставало лицо Зои и все, что было с ней связано, и это неумолимо отстраняло его от Ангелины. И он ничего не мог с этим поделать, хоть и пытался принять все, как свершившийся факт. Видя, как Полина носится с Гелей, забывая обо всем на свете, в том числе и о нем, Никите, Геля больше казалась ему чем-то вроде игрушки для Полины, о которой она так мечтала, но которая у него лично не вызывало ничего, кроме раздражения. К тому же эта игрушка становилась все более и более шумной и расстраивала весь устоявшийся уклад их жизни. Он уже вообще не понимал, зачем в их семье нужен был ребенок. По его мнению, это портило их семейную жизнь, они отдалялись друг от друга, начиная постепенно жить в разных мирах — в одном жили Полина с Гелей, в другом он со своими проблемами и заботами. Полина пыталась привлечь его к купанию, к прогулкам, к кормлению, ко всем тем обыденным делам, в которых отцы, по ее мнению, должны принимать участие, но он ссылался на наличие няни и просил его не беспокоить.

— Он совершенно не общается с ребенком, это же несправедливо! — чуть не плача жаловалась Полина подругам.

— Но дорогая, ты должна понять его, — успокаивала ее Инна, — не все мужчины сразу становятся идеальными папашами, а твой Никита, извини меня, достаточно избалованный вниманием и гиперопекой мужик. И твоя вина тут тоже есть — вспомни, как ты бегала вокруг него до рождения Гели, а тут вдруг центр внимания в семье смещается. Ему дискомфортно, но он пройдет этот период, надо просто подождать. Думаешь, мой сразу стал таким послушным папочкой? Воспитывать их надо, воспитывать, и все придет со временем.

Джульет, однако, была возмущена не меньше Полины.

— Он не прав, ребенок общий и требует общих усилий. Тем более такой долгожданный ребенок. И занятость мужа тут не при чем. Просто Никита думает только о себе. Он не имеет права так поступать! — говорила она, и ее выразительный французский выговор английского делал ее слова еще более экспрессивными.

— Ну, может, потому что я несколько надавила на него, он уже не так хотел ребенка, не знаю… — мялась Полина, не в силах взглянуть правде в глаза. Страшно было подумать, что Никита так до сих пор и не простил ее и именно поэтому не принимает ребенка. Но, несмотря ни что, холодность Никиты была возмутительной. Сама Полина так любила свою Гелю, что просто растворялась в ней. Она не просто так мечтала о ребенке, это было тем самым недостающим звеном в ее жизни, не хватающего для полного счастья. Любая улыбка, движение руки, взгляд, все вызывало в ней новые и новые всплески любви и нежности, неведомые ее раньше. Бессонная ночь моментально забывалась, когда наивные синие глазенки радостно смотрели на нее поутру, а беззубый ротик расплывался в улыбке. Словом, Полина была счастлива. Если не считать нарастающее число и интенсивность размолвок с мужем. Однажды она застала его внимательно разглядывающим Гелю, которая в это время беззаботно играла с погремушками в своей кроватке. Он о чем-то напряженно думал, брови его были нахмурены, а выражение лица напоминало ищейку.

— О чем ты думаешь? — ее вопрос застал Никиту вздрогнуть, словно Полина застала его врасплох, и выражение лица его моментально сменилось на равнодушно-приветливое.

— Ни о чем, просто смотрю. Когда не подхожу, ты жалуешься, когда подхожу — тоже недовольна.

— Но тебя что-то тревожит. Не хочешь поговорить? Ты так и не изменил своего отношения к Геле. Я никак не пойму, в чем дело. Почему ты не хочешь принять ее в свою жизнь? Неужели в твоей жизни столько ценного и радостного, что для ребенка там нет места? В конце концов, ты ее отец, так почему же ты так упорно отвергаешь ее?

— Я никого не отвергаю. И моя жизнь меня устраивает. Это у тебя вечные проблемы с самореализацией. Все ищешь непонятно что. Это ты была так одержима идеей о ребенка, что согласилась даже на чужую кровь. Поэтому ты так и носишься с ней, что боишься проблем. Я отношусь к ребенку спокойно, потому знаю, что с моей стороны все в порядке и я не страдаю паранойей. Я обеспечиваю свою семью, даю тебе свободу делать, что ты хочешь, чего еще ты от меня хочешь? Чтобы я прыгал до потолка от любви к отпрыску домработницы?

— Не забывай, что это и твой отпрыск тоже, раз уж на то пошло. А вообще — это очень жестоко с твоей стороны говорить мне об этом. Знаешь, ты становишься просто невозможным. Я тебя не узнаю, и мне все труднее и труднее понимать тебя. — Полина взяла Гелю из кроватки и направилась с ней в другую комнату.

— А я и не требую от тебя понимания, — крикнул ей вслед Никита. — Я и без твоего понимания обойдусь как-нибудь. У меня и так уже ощущение, что у меня нет жены. Потому что ребенок заменил тебе все, включая мужа. И если уж говорить о жестокости — то это была ты, кто первая поступила жестоко по отношению ко мне. Так что тебе не на что теперь жаловаться. И у тебя не осталось никаких прав требовать от меня чего-либо.

—Что? — Полина остановилась, как ошпаренная. — Что ты говоришь? Что ты имеешь в виду?

— То, что ты слышала. Ты не глухая. Знаешь, после моего отношения к тебе, после всего, что я для тебя сделал, я не заслужил, чтобы моя жена так по свински предала меня. Я не заслужил, чтобы меня постоянно попрекали и требовали от меня невозможного. И я уже сыт по горло твоими нервными срывами, психопатическими криками Гели и вообще всей этой обстановкой. Ты хоть помнишь, когда у нас был в последний раз секс? Ты помнишь, когда ты в последний раз просто лежала со мной в кровати и разговаривала со мной не детских болячках, а о нас, наших с тобой проблемах? Когда ты в последний раз спросила меня, как прошел мой день? Когда ты вообще смотрела на меня не потому, что тебе что-то нужно, а просто так, как на любимого мужчину?

— Ты сам отбил у меня охоту обсуждать с тобой твои дела. Ты плевать хотел на мой интерес к твоей жизни еще до появления Гели, ты отгородился от меня с самого начала, запер свою жизнь на сто замков, так чего ты требуешь теперь? И ты всегда так же плевать хотел на мои проблемы и мою жизнь, прикрывая это подобием нежности и желанием видеть меня сидящей дома. Всегда только и мечтал превратить меня в безмолвную домохозяйку. И обманула я тебя только потому, что знала, как ты среагируешь, знала, что ты даже не попытаешься понять меня. А я хотела ребенка и не могла ждать, пока ты созреешь для разумных решений. Ты всегда был законченным эгоистом, просто я не хотела этого видеть. И сейчас ты совершенно не хочешь понять, что я устаю и что мне нужен отдых. Если бы ты хоть немного разделял со мной уход за Гелей, ты бы по-другому все это воспринимал. Но как же — от тебя же убудет, если ты дашь капельку тепла и любви маленькому человечку только потому, что его происхождение тебя не устраивает. Может, я не идеальная мать и жена, но я, по крайней мере, стараюсь. А ты — ты привык думать только о себе и не хочешь меняться! — Полина гневно сверкала глазами. Надоело! Недовольство Никиты и его снобизм переходил все границы. Она долго терпела его однобокое отношение к ней, Полине, его нежелание понять ее мир и чувства, но терпеть то же самое по отношение к ребенку она не хочет. Да и не может, подумалось ей. Ей почему то захотелось оказаться дома только с Гелей, наедине, чтобы не нервничать из-за каждого ее крика, боясь разбудить Никиту, чтобы не бояться каждый раз потревожить его, если надо ехать к врачу, чтобы не выпрашивать у него деньги, объясняя, что подгузники и детское питание невероятно дороги и что деньги на них уходят с быстротой молнии, чтобы… Чтобы просто начать жить спокойно и радоваться материнству. Потому что роль жены уже давно перестала приносить ей радость. Даже если она поняла это только сейчас.

— Что еще ты хочешь мне сказать? — Никита скрестил руки на груди и прислонился к стене. Лицо его было непроницаемо. — Может, ты и от меня устала? Ну, скажи это! Тебе никогда не хватало смелости сказать и сделать то, чего ты хочешь на самом деле, поэтому и сидишь серой мышью на своей кухне. Ну, так скажи — я тебе надоел? Произнеси это! Ты так поглощена сменой подгузников, что на что-то еще тебя уже не хватает?

— Чего ты хочешь, Никита? — Полина все еще держала на руках Гелю и подумала, что продолжать перебранку в ее присутствии не имело никакого смысла. Спорить о том, что ролью «серой мышки» она во многом обязана его желанию иметь неработающую жену, можно долго и безрезультатно. Он, похоже, все равно не поймет этого. — Если у тебя есть конкретное предложение, чтобы разрешить наши проблемы, так и скажи. Если нет, то подумай об этом на досуге, а я пойду и накормлю Гелю.

— Скажите, пожалуйста, как мы заговорили. Прямо большой начальник, раздающий указания! С каких пор ты у нас такая деловая?

— Никита, у тебя все?

— Во-первых, не смей разговаривать со мной в таком тоне, ясно? Я все еще твой муж. Во-вторых, действительно, надо что-нибудь решать, и так как у меня нет условий и времени поразмышлять над этим в этом сумасшедшем доме, то мне придется удалиться куда-нибудь, чтобы все обдумать. Ты тоже подумай. И, прежде всего о том, что ты готова сделать, чтобы сохранить нашу семью.


И Никита ушел. У его фирмы была так называемы гостевая квартира, где они размещали своих гостей из других городов и стран, туда он и переехал. Время от времени он посылал Полине деньги с шофером, иногда звонил, чтобы спросить, как дела и что им нужно, но дальше этого разговор не шел. Это было невероятно, но казалось, что им больше не о чем говорить.


— Ты ненормальная, подруга, — вздохнула Инна, не считая нужным поддерживать Полину в таком глупом, на ее взгляд, решении. — Ну, как ты могла его отпустить? Как? Что ты будешь делать без него? Одна, с маленьким ребенком? А если ему понравиться такая жизнь — без проблем, без забот, спокойная, как прежде? Что ты тогда будешь делать? Мужчину так долго надо приручать, а ты, наоборот, даешь ему вновь вкусить свободы. Я же говорю — ты ненормальная.

— Но существуют же еще понятия любви и ответственности, — возразила Полина. — Если он меня любит, если он хоть что-то испытывает к Геле, то он должен вернуться. Это же предательство, если он вот так вот бросит нас.

— Может, и предательство, но он, наверняка, смотрит на это по-другому. И ты сейчас должна попытаться его вернуть.

Полина покачала головой.

— Не буду. Не буду пытаться. Я не считаю себя виноватой. И я вполне обойдусь без него, если ни я, ни Геля ему не нужны.

— Ну и глупо! От твоей гордости пользы никому не будет.

— Ну и пусть глупо. Зато от всего сердца! Посмотри, Геля пытается сесть! Эй, красавица, не рановато ли? — Полина бросилась к Геле, поддерживая ей спинку, а та, заливаясь смехом, быстрехонько перевернулась на животик.

Через несколько месяцев после своего ухода Никита заехал домой сам. Даже привез Геле игрушку и цветы для Полины.

— Есть что поужинать? — он улыбался и попытался обнять Полину, словно шел обычный вечер, словно ничего и не было, никаких размолвок.

Она мягко убрала его руки.

— Есть отбивные. Будешь? —

— Будешь. Если позволишь.

— Это твой дом. Надеюсь, ты тоже так думаешь.

Полина накрыла стол и они поужинали, обсуждая разные мелочи жизни и новости о знакомых, но не касались темы их отношений. Геля вела себя на редкость тихо и гулила в своем креслице, улыбаясь новой игрушке. Никита дождался того, пока Полина уложила Гелю, и уселся рядом с ней на ковре перед телевизором. Полина была напряжена, она не знала, зачем Никита пришел, не знала, что у него в голове и это не давало ей расслабиться. Внезапная нежность настораживала ее.

Они сидели молча, в темной комнате, освещенной лишь мерцанием голубого экрана, думая каждый о своем. Потом Никита осторожно коснулся ее щеки, поцеловал ее шею, губы, волосы, коснулся нежной кожи на спине, округлого живота…

— Что ты делаешь? — прошептала она, — остановись, нам надо сначала поговорить.

— Угу, — руки его продолжали путь по ее телу, обнажая ее колени, бедра, осыпая ее поцелуями, играя на ее обострившихся от одиночества чувствах, словно касаясь обнаженных струн истомившейся в одиночестве скрипки.

— Никита, я так не могу. Мы же…

Он закрыл ей рот поцелуем и перевернул на спину. Она еще попыталась отворачиваться, но потом сдалась. Она соскучилась по нему и больше сил сопротивляться у нее не было.


— Ты меня любишь? — Полина лежала на диване, все еще раздетая, утомленная ласками, улыбаясь одними глазами. Она так давно не видела его таким, прежним, каким он был в этот вечер, словно вернувшись из прошлого. И она скучала по такому Никите!

Никита поцеловал ее и, не ответив, направился в душ. Когда он вернулся, она уже тоже успела искупаться и накинуть шелковый халатик.

— Ты не ответил на мой вопрос — ты все еще меня любишь? Это важно, скажи мне.

— Послушай, — он взял ее руки в свои. — Я не знаю, что тебе ответить. Я люблю тебя, но я запутался. Я не знаю, чего я хочу. Но я точно знаю, что такой жизни, какая была у нас в последние месяцы, я не хочу, но как это можно изменить — я не знаю. Мне нужна моя прежняя Полина, моя прежняя жена, моя прежняя жизнь.

Полина отпрянула.

— Это невозможно! Потому что изменить нашу жизнь можно, только избавившись от Гели. А этого я, как ты понимаешь, сделать не могу. Есть только один выход — и он в тебе самом. Если ты до сих пор не готов измениться и попытаться понять меня, то я не могу тебе помочь.

— А ты не хочешь, наконец, перестать играть в одни ворота и взглянуть на свое отношение ко мне?

— А дело не в моем отношении к тебе, дело в том, что я разрываюсь между ребенком, которому я очень нужна, и мужем, который не хочет ничем облегчить ситуацию и лишь требует к себе стопроцентного внимания. Ты без моего внимания на данный момент смог бы обойтись, ты взрослый самостоятельный мужик, а ребенок — не может. Ты же не хочешь этого понять и потерпеть немного.

— А ты не боишься меня потерять?

— Эта угроза?

— Нет, всего лишь вопрос.

— Не боюсь. — В голосе Полины звучал вызов. — Сегодня я, было, подумала, что вижу прежнего Никиту, но, видимо, ошиблась.

— Уверена?

— Я уверена в своих чувствах. И я уверена в своих идеалах относительно того, какими должны быть любящие родители.

— Ну…

— Что?

— Тогда мне здесь нечего делать. Глухой телефон. Ты не слышишь меня. Сделала ли ты сама хоть малейшую попытку понять кого-нибудь, кроме себя? Ведь ты стала абсолютно непробиваемой, замкнулась в своем мире и никого не хочешь туда впускать. Ты первая оттолкнула меня и продолжаешь отталкивать, так что не надо сваливать все проблемы на мое эгоизм.

— Ответь мне на один вопрос — к чему был весь этот секс? — Полина инстинктивно запахнула поплотнее полы халатика, словно вдруг ощутив себя под взглядом чужого мужчины. Ей стало холодно и неуютно рядом с ним. — Хотел доставить мне приятное? Спасибо, но больше не надо. Мне больше вообще ничего от тебя не надо.


Услышав звук хлопнувшей двери, Полина разрыдалась. Это уж было похоже на конец. Хрупкий мостик рухнул, не успев даже построиться. Похоже, она осталась одна со своей жизнью и своими проблемами. Это не было неожиданно, но было все же жутко неприятно. Особенно то, что он мог позволить себе вот так заняться с ней любовью и через минуту после этого уйти, хлопнув дверью. Словно от строптивой проститутки. Это было унизительно. Больше она не позволит этому повториться. Ни за что.

Она не стала рассказывать подругам о деталях его визита, но по ее пунцовому лицу они и так все поняли.

— Не одобряю, но, похоже, сделать уже и впрямь ничего нельзя, — мрачно заключила Инна.

Дороти закурила сигарету и усиленно мяла ее в своих пухлых руках.

— Знаешь, дорогая, не хотела тебе этого раньше говорить, но….

— Что? Колись, раз уж начала. — Полина знала, когда Дороти курит, она сильно нервничает.

— Просто, муж сказал, что у Никиты вроде как кто-то есть. Он его уж не раз видел с какой-то особой, она с ним на ужины ходит, часто в офисе бывает, похоже — они живут вместе.

Полину бросило в жар. Любовница! И при этом он посмел прийти к ней и заниматься с ней сексом! Свинья. Настоящая свинья, вот он кто. Да о каком сближении могла идти речь? Все его разговоры и обвинения — всего лишь предлог, чтобы порвать с ней. О чем он думал, когда пришел к ней? Ведь не сегодня, так завтра она все равно узнала бы об этом. Боже мой! Какой стыд. Так опозорить ее перед всеми знакомыми. Ведь они же не в разводе, чтобы он так себя мог вести! Может, она просто слишком консервативна? Она никогда не задумывалась о его возможных изменах, она просто никогда не допускала такой мысли. А кто знает? Может, у него это уже давно?

— Ты сильно не расстраивайся, ладно? Ну, не может же мужик долго один жить, — ласково сказала Дороти. — И потом, вы же, как это по-русски, сепарэйтед, ну, раздельно живете, значит и жизнь у него своя теперь.

— Но зачем тогда весь этот цирк насчет попытки все вернуть? — на глазах у Полина были слезы. — Ведь это подло. Мог бы и сказать обо всем раньше и не выставлять меня полной дурой. Сволочь!

— Что будешь делать? — спросила Инна, с трудом удержавшись от «я же говорила тебе».

— Что и давно надо было сделать. Разведусь. Не сепарэйтед, а нормальный развод, и пусть живет, с кем захочет и как захочет.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19