Глава 5

«А мы просо сеяли…»

В огород зашел Митя Епифанцев, староста кружка юных мичуринцев. Митю сопровождал Алеша Прахов с сестрой Катей – белолицей, пухлой девочкой в нависшем на глаза белом платке Катя больше всего боялась, как бы не загрубело от солнца ее белое личико.

– Наш вам боевой салют! – Алеша потряс кулаком над головой и ухмыльнулся. – Замри, народ! Варя с Витькой встретились после разлуки… и закусывают кислыми яблоками.

– Алешка! – Варя со смехом протянула ему яблоко. – А ты все такой же… не переменился?

– Ему фамилия не позволяет: Прахов-Вертопрахов, – сказал Витя.

Митя Епифанцев подошел к Варе, застенчиво пожал ей руку, расспросил о походе.

– А знаешь, я по делу к тебе. Насчет просяного участка.

– А что такое? – насторожилась Варя.

– Запустили вы его.

– Как «запустили»?

– Это тебя надо спросить. – Митя хоть и был застенчив, но, когда нужно, умел говорить правдивые и резкие слова. – Ты у нас бригадир по просу. Твоя группа отвечает. На днях дед Новоселов был на пришкольном участке. Я ему про делянки с просом поясняю: так, говорю, и так, испытываем разные сорта проса на предмет рекордного урожая. «Вижу, говорит, участок показательный. Показываете, как не надо за просом ухаживать?»

– Так я же, когда в поход уходила, Кораблеву делянки передала… – Варя растерянно обернулась к Вите: – Что случилось? Ты же мне обещал?

Тот пожал плечами:

– Ничего особенного… По-моему, с просом все в порядке. Растет себе и растет.

– Лучше скажи: все в беспорядке, – хмуро поправил Митя. – Просо растет, а сорняки его перерастают.

– Ну, знаете, я не культиватор! – вспыхнул Витя. – Один за всех не переполешь.

– Один? – удивилась Варя. – А ребята? Нас же целая группа была.

– Ищи-свищи их!.. Кивачев совсем из юннатов выбыл. Прахов в арбузную бригаду переметнулся-на сладкую культуру, а сестрица его все больше на свой личный огород налегает: кабачки там у нее, фасоль, помидоры… Прямо сказать – подсобное хозяйство.

– Это к делу не относится, – обиделась Катя, еще ниже спуская на лицо платок. – А ты, коль за бригадира остался, собирал бы нас почаще. А то знай гоняешь велосипед да на рыбалку ходишь! И с Ручьевым повздорил.

– Почему повздорил? – спросила Варя,

– Да что о нем говорить! – отмахнулся Витя. – Такое выкинул… Всю вторую делянку погубил.

– Как – погубил?

– Вот так!.. Работать с нами не захотел, отделился… Участок запустил…

Варя растерянно заморгала глазами и зачем-то торопливо расчесала гребенкой волосы.

– Вот это ребята! Спасибо вам! Удружили!.. – Потом вплотную подошла к Вите: – А тебе… тебе вдвойне спасибо!

– В чем дело, Варя? – искренне изумился Витя. – Ну, допустим, в просе сорняки. Немного больше, чем нужно. Так сейчас пойдем все и выполем. Чего же расстраиваться!..

Варя пристально посмотрела на мальчика. Как он не понимает! Дело же не только в сорняках. Ведь он, когда Варя уходила в поход, дал ей слово, что на просяном участке все будет в порядке. Какая же цена его слову?

Но ничего этого Варя не сказала, а только сунула в руки Вите клетчатую кепку: «Возьми свои яблоки!» – и, обойдя мальчика, как столбушок на дороге, пошла к калитке.

Витя с досадой вытряхнул из кепки яблоки и обратился к Кате Праховой:

– Хоть бы ты уговорила ее! Куда она пошла, колченогая!

– Да что вы, Варьку Балашову не знаете? – вздохнула Катя, зябко пряча руки под кофту. – Она уж такая… Теперь никому не поклонится, одна все просо выполет.

– Это уж совсем глупо! – вспылил Витя и вдруг решительно заявил: – Раз так, пошли, ребята, на участок! Мы это просо в один миг прополем… Варя, обожди нас!

Девочка уже распахнула калитку.

В этот момент, едва не сбив ее с ног, в огород ворвались Колька с Петькой.

Заботливые руки уже одели их в чистые рубахи, лица были умыты, волосы подстрижены. Но все в их облике говорило о том, что мальчишеское утро было полно бурных трудов и поисков.

Колька запустил руку за пазуху, вытащил пригоршню камней и протянул их Варе.

– Что это? – удивилась девочка.

– Камни… В школу, для коллекции! – пояснил Колька. – Мы их с Петькой в песчаном карьере нашли.

– Если мало, мы еще принесем! – услужливо поддержал дружка Петька, в свою очередь извлекая из карманов несколько камней, и вполголоса высказал то, что, по-видимому, все утро терзало мальчиков: – А хорошие это камни? Примет их Федор Семенович для музея?

Кто знает, что это были за камни, но Варя решила не охлаждать ребячьего рвения:

– Обязательно примет… Просто замечательные! – Она бережно сложила камни в кучу около изгороди и, немного подумав, поманила Кольку и Петьку ближе к себе: – А теперь соберите всех пионеров. Срочно! По цепочке!

– Опять в поход? Да? Что-нибудь искать? – обрадовался Колька.

– Будем уничтожать злых недругов, биться не на живот, а на смерть, – таинственным шепотом сообщила Варя. – Вооружайтесь до зубов!.. Берите тяпки, мотыги, лопаты!

Приятелям это пришлось по душе. Ничего так сильно не любили они на свете, как внезапные тревоги, розыски, шумные сборы, неожиданные приключения и тайны.

Проделав для разбежки сложный «ход конем» – два шага вперед, шаг в сторону, – приятели помчались собирать пионеров, а Варя, решительно захлопнув калитку, пошла к дому.

Алеша поскреб свой вихрастый затылок и дурашливо пропел:

– А мы просо сеяли, сеяли!..

И не понять было – огорчен он всем случившимся или, наоборот, обрадован.

Глава 6

Разлад

А дело с просом началось вот с чего.

Весной среди юных мичуринцев разгорелись горячие споры. Каждому хотелось выращивать какое-нибудь необыкновенное, невиданное на высоковской земле растение: арбуз, дыню, кок-сагыз, земляной орех, амурскую сою или совсем уже редкостное-вроде коэнринции или ляллиманции. В спор пришлось вмешаться директору школы Федору Семеновичу. Он хотя и не был преподавателем биологии, но любил сельское хозяйство и помогал юннатам во всех их начинаниях.

Учитель собрал ребят и рассказал им легенду про одно растение, которое в умелых руках человека может давать урожай сам-пятьсот и больше. Но называлось это растение очень обыкновенно: просо.

– Но это гималайское просо? – спросил учителя Костя. – Или какой-нибудь китайский сорт?

– Да нет, самое обычное просо, наше, русское. То самое, из которого мы варим пшенную кашу.

– Так зачем же его выращивать? Просо без нас в колхозе сеют, – удивились ребята.

– Верно, сеют, – согласился Федор Семенович. – Но вот рожь, скажем, или пшеницу любят у нас в колхозе, заботятся о них, а просо вроде пасынка. Заброшенная культура. Ну, и оно своими урожаями никого не радует… Вот вы и докажете, что и просо может приносить высокий урожай.

– А это как будет – по заданию колхоза или по нашему почину? – спросил Костя.

– Самое боевое задание, – подтвердил Федор Семенович. – Об этом даже на правлении говорили. Сам председатель обратился с просьбой к школе.

Желание удивить колхоз высоким урожаем проса мало-помалу захватило юннатов из седьмого класса, и они создали небольшую группу, которую в классе прозвали «просяной бригадой».

Бригадиром выбрали Варю Балашову.

Просо посеяли на двух небольших делянках. Одна делянка находилась посередине пришкольного участка, другая – в дальнем углу, у самой канавы.

Молодые просоводы не жалели сил: землю разделали «под пух», пичкали ее всяческими удобрениями, а девочки тайно даже пытались поливать посевы на делянке.

Костя решительно восстал против этого: колхозу не нужны растения-неженки!

Ребята поспорили, пошумели, но в конце концов согласились с Костей, который давно уже увлекался юннатскими делами и провел на пришкольном участке немало опытов: он выращивал земляной орех, арбузы. дыни, прививал помидоры на картошку, наблюдал жизнь насекомых, птиц.

Как-то раз Костя вырастил на делянке корни кок-сагыза. Чтобы доказать, что это действительно каучуконосные корни, он выдавил из корней клейкий сок, смешал его с бензином и, приготовив таким образом клей, принялся заклеивать всем желающим худые калоши.

Костя мог часами сидеть на солнцепеке около цветущего арбуза или тыквы, наблюдая, какие насекомые летят на цветы этих растений, и никто не в силах был помешать ему. «Его хоть жги, хоть колесами дави – с поста не уйдет!» – говорили ребята.

Про Костю даже рассказывали, что он однажды чуть ли не целый километр полз на коленях за каким-то ничтожным жучком, чтобы выяснить путь его передвижения. И хорошо еще, что жук быстро утомился и забрался в земляную норку, а то бы Костя мог ползти за ним невесть сколько.

Но на этот раз опытное просо не очень радовало Костю. Оно выглядело не лучше, чем в поле у колхозников.

Костя заявил юннатам, что если они и дальше так будут ухаживать за просом, то из их опыта ничего путного не получится.

– Ну, а как за ним ухаживать? Как? – расстроилась Варя. – Я вот и агронома спрашивала, и бригадиров, и Федора Семеновича перед отъездом в город – все говорят, что правильно ухаживаем.

– Может, оно и правильно, да толку мало, – стоял на своем Костя. – Раз уж по заданию колхоза работаем, так вот какое просо выгнать надо – по пояс! Чтобы ахнули все!

Витя Кораблев, который записался в просяную бригаду только потому, что там работала Варя, от души рассмеялся:

– А по маковку не хочешь? Ох, и затейливый ты, Ручей гремучий!.. Все-то тебе не по душе да не по сердцу!

И он принялся уверять юннатов, что просо растет нормально и нечего им слушать Ручьева.

Но Костя все же настоял на том, чтобы послать письмо в Москву, Андрею Новоселову, и спросить у него, как ухаживать за просом.

Сын конюха Тимофея Ивановича, бывший ученик высоковской школы, а теперь научный сотрудник Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина, Андрей Новоселов охотно поддерживал с юннатами переписку, присылал им семена, давал советы.

Письмо Андрею было послано, но ответ почему-то задерживался.

Как-то раз Костя зашел к деду Новоселову, чтобы узнать, не было ли от Андрея какой весточки.

– Давненько сынок не писал, – ответил старик. – Похоже – срочное задание выполняет.

– Вот и нам Андрей не отвечает! Мы его насчет проса спрашивали.

И Костя рассказал о неудачном юннатском опыте на пришкольном участке.

– А ты бы, Костюшка, по колхозам походил. Вот в «Заре», говорят, неплохое просо растет, – посоветовал дед Новоселов.

Мальчик отправился в Соколовский колхоз «Заря», но ничего поучительного там не обнаружил. Потом он побывал еще в нескольких колхозах, и повсюду посевы проса выглядели не лучше высоковских.

Только в отдаленном денисовском колхозе «Реконструкция» Костя случайно обнаружил небольшую делянку с хорошо разросшимися стеблями проса. Он разыскал заведующего хатой-лабораторией, старика Свешникова, и принялся расспрашивать, как тот ухаживал за просом.

– Уход обыкновенный, – ответил Свешников. – Я только посеял его немного иначе. Вспомнил, как мой отец советовал: «Сей просо редко – попадешь метко. Чтобы каждому стебельку просторно было». Я так и сделал. А оно, видишь, тоже небогато как выросло.

– Все равно лучше нашего, – признался Костя. – И выше, и стебли сильнее… А мы вот не догадались так посеять.

Он вернулся домой вконец расстроенный. Как видно, их опыт с просом в этом году не удался. Придется с будущей весны начинать все заново. А жалко, что лето пройдет впустую!

Несколько дней Костя не показывался на просяной делянке, отсиживался дома и упорно что-то обдумывал.

Варя к этому времени ушла с пионерами в поход и ухаживать за просом поручила Вите Кораблеву. Он начал с того, что созвал всю «просяную бригаду» на прополку.

Явился и Костя. Он предложил вместе с сорняками вырвать половину кустов проса.

– Простору им нет, растениям… Задыхаются они, – пояснил он.

Ребята удивились, а Витя пренебрежительно отмахнулся:

– Начинаются фокусы! Много ты понимаешь, агроном участковый!

– А ты послушай, что Свешников из Денисовки говорит…

– Дай тебе волю, Ручей гремучий, ты наломаешь хворосту! – И Витя заявил, что ухаживать за просом будут по старой инструкции.

Но Костя не успокоился. Однажды утром Кораблев застал его на второй просяной делянке, что находилась в дальнем углу пришкольного участка. Мальчик безжалостно прореживал посевы проса.

Витя вышел из себя. Он закричал, что не позволит Ручьеву самоуправничать и губить на делянке посевы.

– Уходи прочь! Я бригадир… я отвечаю!

Витя забежал сзади, изловчившись, схватил Костю за плечи и потащил с делянки.

– Не тронь лучше! – вырвался тот.

Витя побежал за юннатами.

Когда они собрались, Костя уже успел проредить почти всю делянку.

Ребята ахнули: вырванные из земли хорошо прижившиеся стебли проса валялись в куче вместе с сорняками.

– Смеется над нами Ручьев! – возмутился Витя. – Мы работали, старались, а он повырывал все с корнем!

Юннаты обвинили Костю в озорстве, в неорганизованности и других смертных грехах. Они грозили исключить его из «просяной бригады».

В спор вмешался староста юннатского кружка Митя Епифанцев. Он сказал, что Костя Ручьев излишне погорячился, но он прав: юннат потому и юннат, что он всегда ищет новое, придумывает, испытывает. И пусть Костя заканчивает опыт с просом по-своему: удастся – хорошо, не удастся – он из этого извлечет серьезный урок.

Юннаты переглянулись: Митя, пожалуй, ловко придумал! Вот теперь Костя сам себя и высечет. Кому же не ясно, что с делянки, где вырвана половина посевов, хорошего урожая не получишь!

– Пусть отвечает, коли так, – согласился Витя. – Можем вторую делянку навечно закрепить за Ручьевым. А осенью мы еще поговорим о его дисциплине…

С этого дня Костя стал работать один. Он попытался перетянуть на свою сторону Пашу Кивачева и Васю Новоселова, но те отказались.

– Замутилось у нас все. Больше шума, чем дела. Отпишусь, я, пожалуй, из юннатов, – сказал Паша. – Давайте лучше в колхозе работать. Там дела поважнее.

И Костя согласился с приятелем. В бригадах шла трудовая страда. Каждый день ребятам находилась какая-нибудь работа: то они бороновали пары, то пололи хлеба, то сушили и сгребали на лугу сено.

На уход за опытным просом у Кости не хватало времени. Прореженная делянка все гуще зарастала сорными травами.

Костя понял, что из его опыта ничего дельного не получится, махнул на делянку рукой и больше не показывался на пришкольном участке.

Глава 7

На «катере»

Все утро Колька Ручьев пропадал неизвестно где. В полдень он прибежал домой, выпил наспех кружку молока, отрезал ломоть хлеба, прихватил из чугунка пяток картошек в мундире и принялся засовывать их в карман.

Костя тоненько присвистнул. Нет, так дело не пойдет! Что же поделаешь, если нет у них теперь ни отца, ни матери. Но обед есть обед, и он должен проходить не хуже, чем в других семьях, – чинно, неторопливо, в положенное время.

Да и к тому же, зачем он сегодня утром старался, готовил щи из свежей капусты, бегал к соседке то за советом, то за луком? Смешно, в самом деле, обедать одному, самому себе подливать щей из чугунка, самого себя угощать и похваливать!

– Колька, стоп! – голосом, не допускающим возражений, приказал Костя и загремел заслонкой у печи. – Обедать будем все вместе. Сейчас Сергей придет.

– Так я же сытый! – взмолился Колька. – А потом, мне и по делу бежать надо.

Костя насмешливо оглядел братишку: удивительно, до чего деловой человек стал этот Колька! Один вид чего стоит – рубаха измазана землей, руки зазеленились.

– Ты что, Колька, в команду пластунов записался? Или за горохом к кому-нибудь лазил?

– Такими делами не занимаюсь, – обиделся братишка. – Я, можно сказать, ваши грехи покрываю.

– Какие еще грехи? – Костя застыл с ухватом в руке.

– Да, да… Запустили свое хваленое просо, а мы поли за вас, гни спину!

– Меня это теперь не касается, – нахмурился Костя.

– Понятное дело: загубил вторую делянку и носа к юннатам не показываешь. Выдохся, все пары вышли!

– Это кто говорит так? – Костя грозно шагнул к брату.

– Витя Кораблев говорит. – Колька на всякий случай подался поближе к двери. – Вот погонят тебя из юннатов, будешь знать!

Решив, что брат наголову разбит его доводами и теперь не посмеет силой усаживать за стол, Колька шагнул к двери.

– А обедать все равно будешь! – настойчиво сказал Костя.

Колька готов был возмутиться такой несправедливостью, но тут в избу вошел старший брат, Сергей, рослый, скуластый парень с крупными чертами лица.

– Как на катере? – Сергей снял пиджак, повесил его на гвоздь у двери и, оставшись в одной линялой матросской тельняшке, мельком оглядел избу. – Вижу, вижу: полный порядок. И команда вся в сборе. Тогда свистать на обед. Корми, Костя!.. А ты, Микола, полей мне. Не в службу, а в дружбу.

Скрепя сердце Кольке пришлось покориться.

Захватив ведро с водой, Сергей вышел в проулок, снял тельняшку.

Колька лил брату на шею студеную воду и обдумывал, как бы это половчее пожаловаться на Костино самоуправство. Но на руках Сергея, опушенных золотистыми волосами, так молодо и легко играли и перекатывались желваки мускулов, что мальчик невольно засмотрелся.

«Сильный он у нас… морячок! – с уважением подумал Колька. – Кого хочешь поборет и морским узлом завяжет».

Он потрогал тугой бицепс на правой руке Сергея и вздохнул. Когда же у него будут такие мускулы?

Да и вообще, старший брат у них деловой, серьезный, таким можно только гордиться. Во время войны Сергей был бравым старшиной первой статьи на торпедном катере «Удалой», заслужил три боевых ордена и пять медалей, а сейчас он работает председателем правления колхоза.

Только брат почему-то редко вспоминает о своей матросской службе, а все больше рассказывает Косте и Кольке о том, что у них в колхозе к Новому году будет пущена в ход электростанция, начнет работать свой радиоузел, появятся три грузовые машины…

Спору нет-это, конечно, хорошо, но нельзя же забывать и про боевые дела на фронте!

Что до Кольки и Кости, то они могли часами рассказывать приятелям о наградах Сергея, о его матросской службе, о подвигах торпедного катера «Удалой» и просто о море. В их представлении оно было картинно-синим при солнце, фиолетовым – вечером, свинцовым – в бурю. Опасной, тяжелой, но вечно солнечной, вольной казалась им жизнь на море.

Не желая, чтобы матросская слава брата так скоро забылась, Костя с Колькой поддерживали ее, как могли, – старую бревенчатую избу с резными наличниками на окнах называли «катер» и по всякому поводу старались объясняться на морском языке: по утрам не будили друг друга, а «свистали побудку»; пол не мыли, а «драили палубу»…

Умывшись, Сергей с братьями сел обедать. Он достал книжку, положил ее на край стола и зачитался. Щи он ел, не глядя в тарелку.

Колька решил созорничать – отодвинул тарелку в сторону, и Сергей, точно слепой, долго шарил ложкой по столу. Братишка прыснул в кулак.

– Не балуйся, Микола! – погрозил ему пальцем Сергей, обнаружив проделку.

Обедать Кольке стало скучно. Он наспех поел щей и покосился на дверь. Но Костя сегодня был на удивление хлебосолен-то и дело подкладывал Кольке хлеб, под ливал густых дымящихся щей.

– Кушай, Микола, поправляйся! Смотри, щи-то какие – в звездочках, с мясом…

– Сережа, – не выдержал Колька, – чего он меня, как гуся на убой, откармливает! Это он нарочно… я знаю. Из-за проса все!

Но Костя и глазом не повел, а только деловито заметил Сергею, что Кольке надо поправляться.

Сергей на минуту вскинул голову:

– Правда, Микола, отощал ты у нас за лето. Ешь больше! – и опять опустил глаза в книжку.

А обеду, казалось, не будет конца. После щей Костя подал картошку с грибами, потом молоко.

Когда наконец отяжелевший Колька выбрался из-за стола, его потянуло подремать. Но он стойко преодолел этот соблазн и, тяжело передвигая ноги, вышел из избы.

На свежем ветерке он быстро взбодрился, заглянул с улицы в окно, показал Косте кукиш и весело пропел:

А вы просо сеяли, сеяли…

А мы его выполем, выполем!..

– Что это он? – удивился Сергей.

– Пообедал крепко, вот и веселится! – хмыкнул Костя.

После обеда Сергей мельком взглянул на часы: «Ага, минут сорок можно!», достал тетрадь, пузырек с чернилами и принялся что-то писать.

Он учился на первом курсе заочного сельскохозяйственного института и использовал для занятий каждую свободную минуту.

Костя, на цыпочках передвигаясь по избе и обходя наиболее скрипучие половицы, бесшумно убрал со стола посуду, подмел пол.

На полочке, между окнами, он заметил стопку ученических тетрадей. Мальчик заглянул в одну, в другую. Это были тетради Сергея по химии, математике, ботанике.

Писал Сергей крупными кособокими буквами, строчки загибались книзу. Встречались и кляксы, тщательно затертые резинкой. Тетради были аккуратно обернуты в газету, в каждой лежал листок промокашки.

«Как у Кати Праховой», – подумал Костя о своей однокласснице, аккуратные тетради которой учителя всегда ставили ребятам в пример.

Просмотрев тетради, Костя стал спиной к печке, скрестил руки и принялся наблюдать за Сергеем.

А любопытно, когда здоровый, плечистый парень сидит над тетрадями и книжками, пыхтит, ерошит волосы, дергает себя то за кончик носа, то за губы, поминутно клюет пером в пузырек с чернилами!..

Неожиданно Сергей поднял голову и встретился глазами с братом.

– А знаешь… – Он отложил в сторону ручку. – Ты сейчас, как наша мать… Она вот так же, бывало, станет у печки, руки на груди сложит и смотрит, смотрит… Потом обязательно про учение заговорит, про школу…

Костя не нашелся, что ответить. Как подбитая птица, он вдруг закружился по избе, переставил зачем-то с места на место крынки и чугунки на лавке, потом схватил тяжелый черный косарь и принялся скоблить и без того уже чистый, шероховатый кухонный столик.

Ему вспомнилось, как война все смешала в доме Ручьевых. Ушли на фронт отец Кости – Григорий Ручьев – и старший брат Сергей. Вскоре отец погиб, а вслед за ним умерла давно болевшая мать. Осиротевших Костю и Кольку взял к себе Федор Семенович. Но потом и учителя призвали в армию. Ребята остались с его женой. Клавдией Львовной.

Избу Ручьевых заперли на замок, окна закрыли ставнями.

Костя частенько прибегал к родному дому: летом вырывал траву около крыльца, зимой разгребал снегпусть люди не думают, что Ручьевы совсем покинули свое родное гнездо.

Колхоз не забывал сирот Ручьевых. «В нашем Высокове ни одна душа не потеряется», – говорили люди и помогали братьям чем могли. Правление снабжало их продуктами, обувью, одеждой.

Костя до глубины души был благодарен людям за их заботу, постоянно рвался по-серьезному помочь колхозникам, но взрослые сдерживали его пыл и зорко следили, чтобы мальчик не отбился от школы.

Втайне Костя дал себе клятву, что рано или поздно он сторицей отблагодарит родной колхоз.

Но вот война кончилась.

Вернулись с фронта Федор Семенович и Сергей Ручьев. В первые же дни старший брат привел Костю и Кольку в родной дом.

– Нас, Ручьевых, теперь мало на свете осталось, – сказал он учителю. – Нельзя так. Кучно жить надо.

– Это правильно! – согласился Федор Семенович. – Только ведь ребятам такой человек нужен… чтобы и за мать и за отца… Сможешь ли, Сережа?

– Попробую, Федор Семенович, – со вздохом ответил Сергей.

Колхозники помогли ему починить избу, и с тех пор крыльцо у дома Ручьевых уже больше не зарастало сорной травой…

– Ну-ну, Константин, чего ты? – спохватился Сергей, заметив смятение в лице брата. – Я ведь это так… вспомнилось. Иди-ка сюда… Ты в математике силен? Костя подошел к столу, заглянул к Сергею в тетрадь.

– Мы этого еще не проходили, – признался он.

– Жалко!.. Засел я тут с контрольной. Крепкий орешек попался.

– Что, студент, достается тебе?

– Есть немного… С последним зачетом задержался. Время меня подпирает. – Сергей потер ладонью коротко остриженную голову. – Ну да ничего… Ночку-другую не посплю – наверстаю. Тут, братец, другое… Вы же с Колькой у меня и завхозы, и шеф-повары, и бытовой сектор. С ног сбились. Меня даже люди попрекать стали: мол, не жалею я вас. Я сегодня с бабкой Аленой договорился. Она теперь у нас домовничать будет.

Костя насупил брови. Этого еще недоставало! Неужели они с Колькой такие бездельники и белоручки? Хотя, если сказать по правде, живется братьям Ручьевым неплохо. Сергей целый день проводит в правлении или в поле, а все заботы по дому ложатся на плечи Кости и Кольки. Вернее же, одного Кости, потому что с младшего братишки какой же спрос… И Костя за последнее время многое постиг: научился готовить отменные щи, жарить картошку, топить печь, молниеносно заметать пол и мыть посуду.

Слава о кулинарных способностях Кости Ручьева разнеслась по всему колхозу.

Ребята, посмеиваясь, то и дело набивались к Косте на обед и прочили его на дни уборки поваром в полевой стан.

Костя даже пытался стирать белье, но делал это так неумело, что соседка, сжалившись над рубахами и руками мальчика, взяла стирку белья на себя.