– Сообщи мне адрес! Я же не умею читать мысли! – повышаю голос.
      – Н…ское шоссе, дом 15, корпус 2!
      – 19-го?
      – 19-го! – рявкает Роман.
      – Во сколько ты сказал? В восемь?
      – Да! В восемь! Неврастеничка!
      – Спасибо, Ромочка.
      В ухо пикают телефонные гудки. Удовлетворенно улыбаюсь. Как я ловко все провернула! Ай да молодец. Психологическая атака – очень полезный навык. Слава дятлам. Достаю карту Москвы. Отлично, несколько остановок на метро от офиса. Завтра после трудового дня заеду, значит, погляжу.
 
      С утра в офисе грузят. Через два дня выставка, а еще куча недоработок. Не все компании выслали список участников, которым надо бейджи делать. Не забыть завтра послать машину в типографию забрать рекламные проспекты и каталоги. И еще сообщить точное время фуршета рестораторам, чтоб они успели завезти еду и накрыть столы. Отличительная русская черта – все откладывать на последний день. И самое примечательное – как бы поздно ни начал, все равно успеешь, никуда не денешься. Единственный минус – остаюсь без обеда. Недосуг. Даже аську свернула, чтоб не раздражать друзей, которые жаждут общения, но слышат в ответ тишину. От суматохи приятно. Все-таки первая выставка в моей карьере. Жуть, как интересно. Даже придумала наряд для открытия. Есть у меня длинное темно-синее платье с разрезом на боку. Думаю, самое то будет.
      Смотрю на часы. Половина восьмого. Совсем забыла! Я же собиралась Пашку выловить. На всякий случай звоню ему на мобильник. Конечно же, отключен. Не ново. Дома тоже не отвечает. Тогда поеду, совершу вечерний моцион.
      Медленно и бесшумно падает снег. Я долго ищу дом пятнадцать, корпус два. Даже немного продрогла. Мороз минус 22.Ловлю себя на мысли: что я здесь делаю? Ах да… Ведь мне требуются отрицательные эмоции. Когда они вызваны искусственно, ты полностью владеешь ситуацией и можешь по желанию ее прекратить – в этом есть неизъяснимое наслаждение. В самом ощущении контроля над эмоциями. И когда наконец ты позволяешь себе расслабиться – состояние счастья возникает мгновенно и яростно.
      Окидываю взглядом местность, где должен быть требуемый дом. Глазам предстает строительная площадка. Строительство ведется не особо активно. Многочисленные балки и бетонные плиты запорошены снегом. Оглядываюсь по сторонам и замечаю несколько припаркованных возле ворот автомобилей. Прекрасно. Должно быть, это Паша и его компания. Протоптанная дорожка ведет в глубь площадки. В недостроенном здании на первом этаже – застекленные окна. Одно из них тускло светится. Меня охватывает глупейший азарт. На высоченных шпильках скачу на свет. О, как приятно порой совершать нелепые поступки.
      Окно находится высоко. Не долго думая, подтаскиваю какую-то коробку и вскарабкиваюсь. Стекло не слишком чистое, но я упорно всматриваюсь. От увиденной картины не могу пошевелиться и застываю, открыв рот.
      Нельзя понять, насколько велико помещение. Неизвестно чем освещен центр, стены тонут во мраке. Неизвестно и что или кого скрывает темнота. Но достаточно и того, что видно. На стуле сидит Пашка в грязной порванной белой майке и черных штанах. Его тело покрыто ссадинами и синяками. Руки связаны за спиной. Рядом стоят два мужика. У одного в руках палка наподобие биты. Он замахивается и наносит удар по ребрам пленника. Я ничего не слышу. Но и так ясно, что Пашка кричит от боли. Второй негодяй подходит ближе и бьет жертву в лицо. Из носа и разбитой скулы течет кровь. От ужаса чуть не теряю сознание. Едва удерживаюсь на своем постаменте. Тот, у кого в руках бита, бросает ее на пол и дергает Пашку за волосы. Оттягивает его голову назад. Что-то орет ему. Видимо, он в гневе. Снова удар в челюсть. Пашка сплевывает кровью. Его губы что-то шепчут.
      Господи! Что же происходит? Лихорадочно соображаю. Я так и знала, что он попал в переплет! И сосед его говорил о неприятностях! Почему меня сразу не насторожило странное место для встречи? Как там Рома сказал? Стрелка с Хасаном? Такое исконно русское имя может быть только у бандита! Сердце стучит так громко, что я опасаюсь – его услышат. В сумке валяется электрошокер, но какой от него прок! Я его достать не успею, как мне проломят голову. Срочно вызвать милицию! Судорожно достаю сотовый и набираю 02.
      – Алле, диспетчер слушает.
      – Алле! Господи, приезжайте скорее, здесь убивают человека!
      – Где? Что именно происходит?
      – Да что-что! Убивают человека, быстрее приезжайте!
      – Диктуйте адрес.
      Пытаюсь успокоить себя и бормочу: они уже выехали, они скоро будут. Впиваюсь взглядом в окно и вскрикиваю. Пашке надели целлофановый пакет на голову и закручивают его, перекрывая кислород. Надо что-то делать! Иначе он умрет на моих глазах. Спрыгиваю на землю, поднимаю какую-то железяку и со всей силы кидаю. Стекло со звоном разбивается. Из помещения доносятся удивленные возгласы. В ту же секунду я слышу: «Камеры стоп!» В окно выглядывает грозный мужчина в очках и с бородой. Наши глаза встречаются. Он поворачивает голову и орет кому-то: «Почему посторонний на съемочной площадке?!»
      Я стою и прикидываю, что он имел в виду? И каковы мои дальнейшие действия? Метрах в четырех от меня открывается дверь, оттуда выходят несколько человек. Один из них, интеллигентного вида, укоризненно качает головой:
      – Девушка, вы что хулиганите? Срываете съемочный процесс!
      – В помещении и без того отопления нет, а теперь еще и окно выбили! С ума посходили! – жалуется женщина рядом стоящему и дует на ладони.
      Молча внимаю гневным репликам окружающих. До меня начинает доходить.
      – Да что там такое? – слышится из окна. Поднимаю взгляд и вижу Пашкин силуэт. – Лидок? Ты? Что ты здесь делаешь?
      Для избитого до полусмерти он слишком резво выбегает на улицу. Бородатый кричит ему:
      – Твоя знакомая, что ли? Ты бы предупредил, что она так рвется посмотреть на съемки, я б ее пустил!
      – Хасан, извини, я щас все выясню!– Паша успел накинуть куртку и подбежал ко мне.
      – Лидка! Как ты здесь оказалась? Ты зачем стекло разбила?
      Чувствую тошноту от вида его разбитой физиономии:
      – Паша… Это что, кино снимают?
      – Ну да… Блин, холодно, пошли внутрь зайдем. – Он тащит меня за рукав и орет: – Хасан, десять минут мне дай, ладно? Перекур.
      Мы проходим в комнату, где недавно разворачивалась чудовищная картина. Прожекторы и камеры на рельсах расположились по углам. Возле них суетятся люди. Тереза сажает меня на стул и вопросительно глядит. Я безмолвствую. Он понимает, что лучше ему первому что-нибудь сказать.
      – Лидок, сто лет тебя не видел! Откуда узнала про съемки? Я вроде никому не трепался.
      И тут меня прорывает.
      – Блядь, Паша! Ты долго не звонил, я забеспокоилась! Еще твой мобильник постоянно недоступен! А твой сожитель сказал, наехал на тебя кто-то! И в стрип-клубе заявили, что ты пропал! Как в воду канул! Что я должна была думать? А в ежедневнике у тебя… Ну, стрелка с каким-то… Ну я и помчалась!
      – Погоди, Лидок, давай все по порядку!
      – Кто милицию вызвал? – доносится с улицы.
      – Какое убийство? Товарищ, в чем дело?
      – Здесь никто не звонил в 02.
      – Что тут произошло?
      – Да ничего не произошло. Обычные неполадки при съемочном процессе. Да, есть разрешение на съемки!
      Вскакиваю как ужаленная.
      – Ой! Это я позвонила в милицию.
      – Ты? Зачем?
      Не удостаиваю ответом и выбегаю. Обращаюсь к двум ментам, спорящим с бородатым.
      – Я вызвала милицию!
      Воцаряется тишина.
      – Я не знала, что здесь снимается кино. Увидела в окно, как двое собираются убить…
      Еще несколько секунд слышно лишь, как неподалеку по трассе едут машины. А потом все, абсолютно все начинают смеяться. Кроме меня. Я не очень разбираю, кто что говорит. Мне улыбаются, по-отечески хлопают по плечу. Представители правопорядка выдают фразу: «Если бы все граждане были столь бдительны…» Продолжать не стали. Мол, сами додумайте. Ничего я додумывать не буду. Обида переполняет. Пашка обнимает меня и шепчет:
      –Лидочка, Лидочка! Какая ты кисонька…
      Я готова расплакаться. Вряд ли здесь кто-нибудь способен понять, что я пережила.
      – Лидок, даже думать боюсь, как ты перенервничала. – Паша гладит меня по волосам. – Ты такая отважная! Я тебе обязан своим спасением.
      И он еще смеет иронизировать?!
      – Ты не подумай, я не иронизирую. Я серьезно. Ты же воспринимала происходящее как реальность, и все же не побоялась! Теперь я твой должник.
      Внимательно смотрю на него:
      – Хорошо, мне это подходит. Внезапно как камень падает с души. Дышится легко. Улыбаюсь.
      – Лидочка, это Хасан, режиссер.
      – Сочту за честь угостить героиню вечера бокалом мартини. – Вблизи мужчина в очках не выглядит устрашающе.
      Заставляю себя приподнять уголки губ. Хасан кричит:
      – На сегодня съемки окончены, продолжим завтра. В принципе мы почти все успели. Артем, позаботься, чтоб сейчас же стекло вставили. Где хочешь, там и ищи мастеров! Сцены на улице сегодня снимать бесполезно, снег идет. Всем ясно?
      Мужчина снова поворачивается ко мне:
      – Поедем в бар забуримся? Думайте, я сейчас подойду.
      Выразительно гляжу на Пашу.
      – Лидок, я тебя могу отвезти домой, кисонька. – Раньше он не величал меня ласковыми словами.
      – Вы же компанией пойдете?
      – Да. Я бы рад был, если б ты пошла с нами. Будет весело. Попьем чаю, поболтаем.
      Главное в данный момент – не остаться один на один с собой. Иначе истерика гарантирована. Отлично. Пойду выпью с киношниками. Женщина-гример вытирает Терезу платочком. Следы зверского избиения остаются на кусочке белой ткани.
      – Полностью помыться придется дома. – Пашка натягивает рубашку на покрытое «синяками» тело.
      – Ты почему по такому морозу в легкой куртке ходишь? – хмурю брови.
      – Не сердись, Лид, я горячий эстонский паа-ррень.
      Хасан, еще четверо мужчин и одна женщина и мы с Павлом ныряем в ближайший бар. Усаживаемся за широкий деревянный стол, заказываем пиво. Я, словно больная белочка, вяло грызу фисташки. Навалилась усталость. Под боком у Пашки тепло. Пригрелась. Прислушиваюсь к разговору и иногда бросаю незначительные реплики.
      – А фильм о плохих парнях, – поясняет Хасан. – Как ты и могла догадаться.
      – Паша там главную роль играет? Тереза улыбается, режиссер смеется:
      – Не совсем. Но одну из самых важных.
      – Лида, я для них всего-навсего подходящее по форме мясо, которое пустят в расход прямо на стройке, – встревает мой друг.
      – Ты так правдоподобно играл! – искренне восхищаюсь.
      – Это все работа гримера.
      – Слушай, а объясни, как получалось, что когда били по лицу – появлялась кровь?
      – Технические секреты, – шепчет Хасан.
      Паша выдает один:
      – У меня во рту – пакетик с клюквенным морсом. В нужный момент протыкаешь его зубами и приоткрываешь губы, чтоб жидкость вытекала.
      – Было ужасно! Казалось, что тебе со всей силы кулаком.
      – На самом деле кулак останавливается в паре сантиметров от лица, сложно было научить Пашу дергаться, когда надо, изображая естественные рефлексы. – Режиссер отхлебывает из пивной кружки и отправляет в рот кусочек сушеного кальмара.
      Пищит мой сотовый. На дисплее высвечивается «Boris». Выхожу из-за стола и бреду в туалет.
      – Алле, Боря?
      – Привет, сладкая! Ты где?
      – С подружками в кафе, сплетничаем о том о сем.
      – Обо мне?
      – Что ты, зайчик, ты не даешь поводов для сплетен, – бессовестно лгу.
      – Могу за тобой заехать после девичника.
      – Боря, меня Алинка отвезет, – выдумываю несуществующую подругу.
      В голосе Бори едва уловимое недовольство:
      – Ты не горишь желанием увидеться?
      – Как ты мог такое подумать! – изображаю праведный гнев. – О тебе же забочусь, чтоб ты так поздно не ехал на другой конец города. Хотя, если честно, Боря, то дело в другом.
      – В чем же?
      – Ну… Ты посчитаешь меня глупой.
      – Говори же!
      – Ты приедешь, подруги сразу заметят, какой ты клевый мэн, и будут с тобой флиртовать!
      – Ты ревнуешь? – Борис с облегчением выдыхает.
      – Да! (Отлично изобразила тупую блонди. Так, как доктор прописал.)
      – Сладенькая ревнивица.
      – Да.
      Пять минут прощаюсь с Борисом и кладу трубку. Возвращаюсь в компанию.
      Разговор течет. Киношники обсуждают нюансы съемочного процесса, прикидывают планы на завтра. Я узнаю, что Паша попал на съемки случайно. По сценарию требовался колоритный парень на несколько эпизодов. Общий знакомый привел на кастинг Терезу. Хасан устроил пробы и утвердил его на роль.
      Не выдерживаю и злобно шепчу Пашке:
      – Ты почему не объявлялся долго? Увлекся кинопроектом?
      – Лидок, извини! Я не подумал, что ты будешь сильно волноваться. Ушел с головой в съемки. Честно хотел тебе позвонить, но посеял мобилу. Все контакты ж у меня там. Собирался заехать к тебе вечерком, но, поверишь, – времени не было. – Тереза виновато глядит исподлобья.
      – Мерзавец! Я заходила на твою работу, мне сказали, что ты пропал! Я так запереживала!
      – Лида! А у кого ты спрашивала?
      – У бармена!
      Пашка разражается хохотом:
      – Лидок, ну ты нашла, у кого узнавать. Эдик вообще ни о чем понятия не имеет. Его заботят лишь разборки с многочисленными любовниками. Я написал заяву на отпуск. Нужно было к управляющему подойти. Ты такое чудо!
      – Типа дура, да? Ты это имел в виду?
      – Нет. Именно чудо! Очень рад, что знаком с тобой.
      Сидим еще час, и меня начинает клонить в сон. Мы с Пашкой раскланиваемся и уходим. Он хочет поймать попутку, но я предлагаю поехать на метро. В этот час оно уже полупустое. Странное, едва уловимое удовольствие ехать ночью под землей, когда в вагоне, кроме тебя, ни души. Или один-два человека. Смотришь на них и гадаешь: куда они держат путь так поздно? Ждет ли их кто-нибудь там…
      Мы усаживаемся на сиденье. Паша достает плеер. Вставляет один наушник, другим делится со мной. Нажимает на play. Поезд трогается. Закрываю глаза и растворяюсь в льющейся в уши мелодии. Она повергает в странное состояние: как будто становишься частью чего-то большего, чем город, страна или даже планета. Такая музыка звучит в полуночном небе. Друг пожимает мою руку.
      Господи, зачем все эти захватнические войны и охота на богатого? Разве деньги – смысл жизни? Когда есть такое… Когда люди способны рождать подобные звуки… Композитор знал нечто важное. Я готова ему поверить. Я ведь давно подозревала, что любовь – не просто слово. Хочется, чтобы время остановилось. Стоп-кадр. Дальше нет пленки. Только сейчас. В ответ пожимаю его руку. Мелодия кончается.
      – Что это было? – просыпаюсь от наркоза.
      – «Реквием» Моцарта.
      Мы едем молча, плеер выдает уже самую обычную песню. Окончательно прихожу в себя. Минутная слабость. В нынешнем мире многие выживают, а я буду жить. Для этого необходимы деньги и мужчина, который обеспечит их количество. Что-то внутри еще пытается возражать. Ладно, ладно, —успокаиваю я это «что-то», – почитаю на досуге о композиторе.
      Моя остановка. Паша поднимается.
      – Нет, не провожай, дальше я сама. И не противоречь. – Чувство самосохранения заставляет произнести не то, чего жажду.
      Он кивает головой.
      – Звякни как-нибудь, ладно?
      – Ладно, Лида.
      Выбегаю на перрон. Двери захлопываются. Прежде чем вагон исчезает из поля зрения, успеваю заметить, как Паша закусывает нижнюю губу.
      Перед сном читаю журнал с анекдотами. Надо посмеяться, чтобы избавиться от гнетущего чувства. Какая жалость – ни одного смешного анекдота! Как можно придумывать такие скучные истории? Неужели хоть одного человека повеселил сей хлам? Взгляд останавливается на коротеньком диалоге двух подруг:
      – Ты знаешь, мой копит на квартиру.
      – И как?
      – Скоро шубку куплю.
      Смеюсь. Отличный анекдот, и, главное, в тему. Надо-таки остановиться возле витрины во время прогулки с Борей. Набираю ему sms: «Спокойной ночи, пусть тебе приснится самый лучший сон». Через две минуты приходит ответ: «Я увижу мою сахарную Лиду». Гут.

ОЛИГАРХИ НОСЯТ ТЕЛОГРЕЙКИ