Глядите - они грядут.
      Глядите - они грядут.
      В ответ юноши оседлали черных коней и стали в ряд лицом туда, куда заходит солнце.
      Вновь запели шесть праотцев:
      Они грядут - глядите, глядите!
      Вот, они, лошадиный народ, глядите!
      Вот оно, гусиное племя, глядите!
      И тогда четверо белых всадников вскочили на лошадей и выстроились в ряд лицом к стране Белого Великана.
      Опять запели шестеро праотцев:
      Они грядут, - обитатели края встающего солнца!
      Грядет бизоний народ, глядите!
      Грядет лошадиный народ, глядите!
      Теперь красные всадники оседлали своих лошадей и выстроились лицом к востоку.
      Наконец, праотцы запели в четвертый раз:
      Грядет лосиный народ, из края, куда взоры мы обращаем!
      Глядите!
      Грядет лошадиный народ,
      Глядите!
      И тогда настала очередь желтых всадников. Они выстроились на своих лошадях лицом к югу.
      Теперь я должен был выйти из священного типи - настала моя очередь. Выходя, под стук барабана праотцев, я запел:
      Грядет он, глядите!
      Грядет орел в орлиное племя.
      Глядите!
      Снаружи слышался храп и стук копыт моей лошади. Одна за другой вышли девушки, а я следом за ними. Оседлав своего гнедого, я стал позади девушек лицом к западу.
      Потом появились шесть праотцев и, встав в ряд за моей спиной, под звуки барабана, они запели быструю, живую песню:
      Пляшут они,
      Они спешат узреть тебя,
      Лошадиный народ запада пляшет
      Они спешат узреть!
      После этого они спели такие же песни о лошадях севера, востока и юга. И каждый раз названная группа разворачивалась и занимала свое место позади праотцев. Наконец все лошади - черные, белые, гнедые и желтые - по четыре выстроились в сторону запада, нетерпеливо перебирая копытами. И во все время священных песен мой гнедой становился на дыбы и громко ржал.
      И вот все мы построились. Я взглянул вверх - на темную тучу, которая наплывала на небо с запада. Все люди и кони притихли. В наступившей тишине были слышны лишь глухие раскаты грома. И тогда, подняв правую руку ладонью наружу, я вскричал четыре раза, обращаясь к духам этой тучи:
      Хей-я-хей! Хей-я-хей! Хей-я-хей! Хей-я-хей! И тут же праотцы запели другую священную песню из моего видения:
      Глядите, четвероногих племя в центре земли.
      Так они мне сказали!
      И пока они пели, случилась странная вещь. Мой гнедой навострил уши, поднял хвост и, ударив копыто о землю, громко и протяжно заржал в сторону заходящего солнца. Четыре черных лошади ответили ему громким ржаньем, к ним присоединились белые, гнедые и желтые, а потом заржали все лошади, что находились в деревне. Даже те кони, что паслись в долине и на склонах холмов, подняли головы и отозвались дружным ржаньем. И тут вдруг на небе я увидел всю картину своего видения: типи из облаков, прошитое молниями, над входом - пылание радуги, а внутри - шестерых праотцев; по четырем сторонам света стояли лошади. И еще я увидел самого себя, сидевшего на гнедом перед типи. Я огляделся вокруг и понял - все, что мы делаем здесь на земле словно тень того яркого видения, что сияло там, на небесах. Мне было ясно, что настоящее - там, в небе, а тут внизу - лишь тусклый образ его. И пока я глядел, шесть праотцев там, на небе, а с ними всадники со всех четырех сторон света и даже я сам - все протянули ко мне ладони, и когда они сделали это, я понял, что должен молиться. И потому я воззвал:
      Праотцы, узрите меня!
      Услышьте меня, духи мира!
      Здесь я повторю все, что вы мне показали!
      Услышьте меня и помогите!
      Потом видение пропало, а громовая туча приближалась, шумя многими голосами и сверкая спереди молниями. Стайки ласточек заметались над нами.
      Люди побежали крепить шесты своих типи, чтобы их не сорвало бурей, а черные всадники запели под барабаны, рокотавшие громом:
      Я устрашил их видом.
      Орлиный знак носил я.
      Я устрашил их видом.
      Мощь молний носил я.
      Я устрашил их видом.
      Устрашил их.
      Мощь града носил я.
      Я устрашил их видом.
      Устрашил их,
      Глядите!
      Они пели, а там на западе, неподалеку от нас, падал град и лил дождь. Но туча стояла над нами, грохоча и озаряя блеском молний, и лишь несколько капель упало на нас. Видно было, что громовые духи рады; они пришли в великом множестве поглядеть на пляску.
      Вот четыре девушки высоко подняли священные предметы, которые держали в руках: траву, белое крыло, священную трубку, живой побег, круг жизни народа, и протянули их духам запада. Тогда больные и страждущие люди деревни приблизились к девушкам и сделали им подношения. После этого всем им стало лучше, а некоторые исцелились и стали плясать от радости.
      Шесть праотцев вновь забили в барабаны, и пляска началась. Четверо черных всадников, стоявшие позади стариков, обогнули девушек и поскакали к западной стороне нашей деревни. Все другие в том же порядке последовали за ними; пони били копытами, становились на дыбы. Когда черные достигли цели, они развернулись и встали в конец группы. Теперь во главе оказались белые всадники, которые повели всех к северу деревни. Затем они встали взади черных, а впереди поскакали гнедые, пока не достигли востока, где их место заняли желтые. Желтые поскакали во главе и достигли южной стороны деревни. Потом впереди снова встали черные, и вновь вся цепь поскакала по кругу к западу. Каждый раз, когда всадники достигали своей стороны света, шесть праотцев пели песнь в честь тех сил, что обитали там. И каждый раз я поворачивал своего гнедого в ту или иную сторону света. Он громко ржал, а все другие лошади немедленно подхватывали. Повернувшись на север, я обратился к небесному праотцу со словами: "Праотец, услышь меня! То, чем ты одарил меня, я отдал народу - силу целебной травы и очищающий ветер. Народ мой должен обрести счастливую жизнь. Услышь меня и помоги!"
      Когда же пони достигли востока, а старцы кончили свою песнь я воззвал: "Праотец, услышь меня! Народ мой блуждает во тьме. Укажи ему верный путь и дай мудрости. Услышь меня и помоги!" Двигаясь от одной стороны к другой, мы все пели такую песнь:
      Со всей вселенной лошадиный народ,
      Вот ржет он,
      На дыбы поднимаясь,
      Вот он, смотри!
      Когда мы достигли юга, старцы спели песнь в честь силы плодородия, а мой конь повернулся на юг и заржал, и опять все лошади ответили громким ржанием. С поднятой рукой я стал молиться: "Праотец, тот живой побег и священный круг жизни народа, что ты подарил мне, я отдал людям. Ты, обладающий силой плодородия, услышь меня! Укажи народу истинный путь, чтобы уподобился он цветам на твоем священном древе, сделай так, чтобы это древо глубоко проросло в чреве Матери-Земли, покрылось листвой и поющими птицами".
      Потом, когда черные были опять впереди и скакали к западу, а мы пели и танцевали в честь этой стороны света, серая грозовая туча, которая все еще стояла на западе и наблюдала за нами, наполнилась кричащими голосами: "Хей-хей! Хей-хей!" Это громовые духи выражали свою радость моими делами. Тогда все люди вокруг. счастливые и радостные, стали отвечать им: "Хей-хей! Хей-хей!" Тут лошади снова заржали, соединив свое ликование с радостью духов и людей. Так четыре раза с песнями прошли мы вокруг деревни, меняя впереди четырех всадников. И каждый раз шесть старцев пели песнь в честь силы какой-нибудь стороны света, а я обращался к ней с молитвой. Стоило нам остановиться у одной части света, как кто-нибудь из больных или охваченных горем устремлялся к девушкам с подношениями красного цвета, из маленьких алых кисетов, наполненных чакун-ша-ша, ивовой корой. После подношений человек сразу чувствовал себя лучше и начинал плясать от радости.
      На втором круге к нам присоединились многие из тех, у кого были лошади, и тоже приняли участие в пляске. Постепенно к нам стекалось все больше и больше людей. Они кружили вокруг на конях, пока мы шли по кругу, и так продолжалось до тех пор, пока наконец вокруг нас не образовался целый вихрь мечущихся лошадей. Остальные плясали пешими, и у всех на устах были те же песни, что и у нас.
      Когда мы в четвертый раз достигли запада, то построились по-новому, лицом к центру лагеря, в ту сторону, где стояло священное типи. Во главе были девушки, за ними я со своим гнедым, потом шесть старцев, а по бокам у них по восемь всадников на лошадях - справа - гнедые и желтые, а слева черные и белые. Когда мы выстроились в таком порядке, самый старый из праотцев, Дух Неба, воскликнул: "Приготовьтесь. Он четырежды обратится к духам, и на четвертый раз вы поскачете к священному типи и коснетесь его. Тот, кто сделает это, станет обладателем новой силы!"
      Все всадники хотели тотчас же броситься к центру. Казалось, нараставшее возбуждение охватило и коней. Они вставали на дыбы, норовя вырваться. Я поднял руку и четыре раза воззвал "Хей-хей!", а на четвертый все закричали: "Хока-хей" и бросились к типи. Вместе со всеми я поскакал к центру, но прежде чем я добрался туда, многие уже меня опередили и успели коснуться типи.
      Потом всех лошадей обтерли священным шалфеем и я увели, а мы стали входить в типи, чтобы посмотреть, что произошло там за время нашего отсутствия. Старики посыпали свежей землей круг жизни народа, который они прочертили тогда в центре типи. Вблизи этого маленького круга жизни мы увидели следы крошечных копыт пони, как будто здесь плясали духи лошадей, пока мы сами плясали снаружи. Теперь Черная Дорога, который помог мне организовать пляску, взял у девушки востока священную трубку. Набив ее чакун-ша-ша, красной ивовой корой, он зажег трубку, поднес поочередно всем Силам Мира, сопровождая свои действия молитвой:
      "Праотцы! Ты, обитающий в стране заходящего солнца; ты, кто обладает силой священного крыла, живущий в стране Белого Великана; ты, что обитаешь в стране утренней звезды, там, где зарождается день; ты, живущий в стране сил плодородия; ты, небо, и ты, земля, услышьте меня. Сам я вместе с лошадиным народом выполнил то, что должен был сделать на земле. Всем вам подношу я эту трубку, чтобы народ мой жил!" Затем он затянулся и пустил трубку по кругу. Она прошла по всей деревне, пока каждый не сделал по затяжке.
      Когда Пляска Лошадей уже кончилась, мне все еще казалось, что я не иду, а как бы парю над землей. Поскольку все люди вокруг чувствовали себя счастливыми, мне тоже было радостно. Меня окружила большая толпа. Больные люди говорили, что они сами или их занемогшие родственники поправились после пляски. Все принесли мне много даров. Даже лошади, казалось, стали здоровее и счастливее.
      Страх, что до сих пор постоянно преследовал меня, исчез, и теперь когда в небе появлялись грозовые тучи, я всегда радовался, - ведь теперь они приходили в гости ко мне как сородичи. Все вокруг отныне казалось добрым и прекрасным. Прежде знахари не заговаривали со мной, а теперь стали заходить и беседовать о моем видении. С этого времени я стал вставать еще до зари и наблюдать появление утренней звезды. Люди знали об этом, бывало многие из них отправлялись со мной, и когда появлялась звезда, мы вместе говорили: "Глядите, вот звезда мудрости".
      XV. ВИДЕНИЕ СОБАК
      Мы жили в устье реки Язык до самого конца Месяца плодородия (июнь). Потом вождь солдат приказал нам покинуть эту страну, поскольку мы ее продали и она уже больше не принадлежит нам. Мы и не думали ее продавать; но пришли солдаты, забрали у нас всех лошадей и ружья, погрузили нас на большую огненную лодку, которая пошла вниз по Йеллоустоун, затем по Миссисипи до форта Йейтс. Здесь белые устроили одну из первых резерваций для лакотов [Белые устроили одну из первых резерваций для лакотов.- Речь идет о резервации Стэдинг Рок, расположенной в Северной и Южной Дакоте.]. Нас высадили. Тут уже поселились многие соплеменники Сидящего Быка и Желчи, хотя сами они все еще находились на Земле Бабушки. Насчет забранных у нас лошадей солдаты сказали, что Великий Отец [Великий Отец - так индейцы именовали президента США.] в Вашингтоне заплатит за них. Однако с тех самых пор я не слыхал, чтобы он выполнил свое обещание.
      Я узнал, что оглалов, к которым я принадлежал, угнали в места, где мы находимся сейчас. Поэтому я решил пойти к ним, чтобы выполнить свой долг и спасти народ. В месяц, когда сливы алеют [Сентябрь.], с тремя товарищами я пустился в путь. Идти пришлось пешком, из оружия У нас были лишь луки и стрелы.
      Сначала мы решили добраться до брюле. Пока я жил на Земле Бабушки, их тоже угнали на ручей Роузбад, где они живут до сих пор. В пути мы сделали семь привалов.
      Однажды вечером мы переправились через Дымную реку (Уайт-Ривер) и заночевали на ее южном берегу рядом со сливовой рощей. Сливы на деревьях уже налились, это была наша единственная пища. Поблизости был холм, который поднимался над рекой; я взошел на него и сел в одиночестве, наблюдая заходящее солнце. Вечер был ясным и тихим; казалось, вся природа застыла, прислушалась к чему-то. Мне почудилось, будто кто-то хочет поговорить со мной. Я встал и затянул первую песню из своего видения, ту, что принесли с собою два духа:
      Слушай, слушай! Голос священный к тебе взывает!
      Со всего неба Голос священный к тебе взывает!
      И пока я напевал песню, со стороны заходящего солнца вновь появились те двое мужей из видения. Как и тогда, они летели головами вперед, словно стрелы и целили в меня из своих луков. Потом они остановились, встали на ноги, подняв луки над головами, и стали глядеть на меня. Они не проронили ни слова, но я понимал, чего они хотят. Я должен был помочь оглалам, употребив силы, к которым они указали мне путь. Я стоял и пел им. Потом они развернулись и вернулись в закат, головами вперед, точно стрелы в полете. Двое моих друзей знали о моей силе и слышали песнь, доносившуюся с утеса. Поэтому, когда я вернулся к месту ночлега, они спросили, что я там видел. Я лишь ответил, что пел для своих знакомых из потустороннего мира.
      После короткой остановки у брюле на ручье Роузбад, теперь уже без спутников, я отправился к ручью Белая Глина. Там васичу строили для оглалов агентство Пайн-Ридж. Наши люди называли это место "Стоянка Красного Облака" или "Место-Где-Обо-Всем-Кипят-Споры". Здесь я и остался. Той зимой, в месяц, когда на деревьях лопается кора, мне исполнилось 18 лет [Декабрь 1881 г.].
      Зима выдалась очень тяжелая, подобная томительно долгой ночи, когда лежишь с открытыми глазами и бесконечно ждешь рассвета. Все дело в том, что громовые духи, ставшие мне близкими, словно сородичи, с первыми заморозками пропали и не возвращались до тех пор, пока травы вновь не показали свои нежные лица. Без громовых духов я чувствовал себя потерянным и одиноким среди своего народа. Мало кто из них видел пляску лошадей, слышал о моем видении и о той силе, которую оно мне даровало. Все окружающие, казалось мне, бродят во тьме под тяжкой ношей. Сами они не видели своей темноты и ноши. Великим бременем висели они на мне. И тем не менее, когда я вновь и вновь припоминал свое видение, мне становилось приятно это бремя, и я чувствовал сострадание к своему народу.
      И сейчас, уже на склоне лет, я готов зарыдать, видя несчастья своего народа. Я жалею, жалею о том, что видение не снизошло на человека более достойного. Дивлюсь, отчего духи избрали именно меня, жалкого, ни на что не способного старика. Я исцелял от болезней мужчин, женщин и детей той силой, которую дало мне видение, но помочь своему народу я так и не сумел. Что значит несколько исцеленных мужчин, женщин и детей, когда погибает целый народ? Ведь ради него на меня и снизошло видение, а я не смог выполнить его воли...
      Когда я был молодым, я ощущал в себе большую силу; мне казалось, что с помощью сил потустороннего мира я смогу сделать все. Я начал успешно выполнять указание праотцев, но предстояло сделать куда больше. Вот почему для меня зима стала долгой ночью и я томительно ждал рассвета.
      Когда наконец травы вновь показали свои лица, меня переполнило Счастье, ведь теперь я слышал громовых духов, которые шептали: "Пора исполнить то, что поручили тебе праотцы".
      После долгой зимы ожидания я должен был устроить обряд плача. Прошла первая гроза, и я стал готовиться: для обряда плача надо выбрать в помощь какого-нибудь старого мудрого знахаря, спокойного и великодушного. Он должен набить трубку и поднести ее шести силам, а также четвероногим и крылатым. Один старый и добрый человек по имени Мало Хвостов с радостью согласился помочь мне. Сначала, по его совету, я постился в течение четырех дней и пил лишь одну воду. Затем, когда он сделал подношение трубки, я совершил обряд самоочищения в палатке для потения, которую мы соорудили из ивовых ветвей и покрыли бизоньими шкурами. Внутри, посредине палатки мы положили раскаленные камни, и пока я сидел там, Мало Хвостов плескал воду на камни. Во время очищения я пел песни в честь духов. А в конце старик обтер меня священным шалфеем и заплел мои волосы в косы. Приготовившись к ночному плачу, я разделся донага и укутался в одеяло из бизоньей шкуры, поскольку ночи стояли еще холодные. С собой я захватил одну лишь священную трубку. Для плача необходимо уединиться куда-нибудь подальше от людей. Поэтому вместе с Мало Хвостов я вышел из Пайн-Риджа и отправился сюда, где мы сейчас с тобой сидим [К дому Черного Лося близ Мендерсоновой почты, Южнее Дакота.].
      Мы подошли к высокому холму, что рядом с ручьем Травы, который протекает здесь чуть западнее. Кроме нас двоих, да неба и земли, вокруг не было ни души. И все же это было оживленное место - здесь обитали духи.
      Когда мы добрались до холма, солнце почти зашло. Старик помог устроить место, где мне надлежало стоять. Мы взошли на вершину и освятили ее, устлав шалфеем. Потом в середине Мало Хвостов воткнул живой побег, а по всем четырем сторонам разместил подношения из красной ивовой коры, завернутые в маленькие узелки алой ткани.
      Затем Мало Хвостов рассказал, что я должен делать, чтобы духи услышали меня и разъяснили мне мой дальнейший путь. Сначала мне предстояло встать посередине, плакать и молиться, прося духов о наставлении. Потом надо сделать несколько шагов к западу, встать и некоторое время причитать там. Затем снова возвратиться в центр, и оттуда сделать несколько шагов к северу, помолиться и попричитать; а потом воззвать к остальным частям света. И так в течение всей ночи.
      Пора было начинать плач. Мало Хвостов ушел, оставив меня наедине с духами и заходящим солнцем. Стоя в центре священного места лицом к закату, я затянул жалобную молитву: "О Великий Дух, прими мои подношения! О, вразуми меня!"
      Пока я причитал и плакал, с запада с пронзительным свистом прилетел пятнистый орел. Он спустился и сел на сосну чуть восточнее меня. Я отошел в центр, оттуда направился к северу, причитая: "О Великий Дух, прими мои подношения и вразуми меня!" И тут появился маленький ястреб, который опустился к югу на кустарник. Опять, возвратясь в центр, я направился оттуда к югу, причитая и прося Великого Духа вразумить меня; и тут появилась черная ласточка, принялась кружить вокруг меня и наконец села неподалеку в кустах.
      Отойдя к середине, я шагнул теперь в направлении юга. До сих пор я лишь пытался заплакать, а сейчас в самом деле зарыдал и слезы ручьями текли по лицу - да оно и не могло быть иначе, ведь я стоял лицом к стране, откуда исходит жизнь. Я вспоминал о тех днях, когда все мои ушедшие родичи были живы и молоды, вспомнил о Бешенном Коне, который был нашей силой, а теперь уже не возвратится, чтобы вызволить нас из беды.
      Сильно плакал я и думал: пусть эти причитания совсем убьют меня тогда я окажусь в потустороннем мире, где нет. отчаяния.
      И пока я плакал, с юга стало приближаться что-то, подобное облаку пыли. Оно придвигалось все ближе, и вот я увидел тучу прекрасных разноцветных бабочек. Это разноцветное облако окутало меня так плотно, что я ничего не мог разглядеть.
      Отступив опять назад в середину круга к живому побегу, я услышал, как пятнистый орел, сидя на сосне, сказал: "Смотри на них! Это твой собственный народ. Великие трудности обрушились на него, и ты поможешь ему". И тут я услышал, как кружащиеся бабочки издают слабые, еле слышные стоны казалось, они тоже плачут. Потом все они взмыли ввысь и улетели обратно на юг.
      Теперь из кустов заговорил маленький ястреб: "Смотри, смотри! Выходят твои праотцы - сейчас ты услышишь их!" Я поднял глаза и увидел: с запада шла сильная буря. То был народ громовых духов. Было слышно конское ржание и мощь голосов. Сильно потемнело, и ревущий запад озарился страшными зарницами.
      Вдруг из непроглядной тьмы, разорванной отблесками молний, возникло видение. Я снова увидел тех двух мужей, пришедших за мной во время великого видения. Как и тогда, они летели головой вперед, словно стрелы. В том месте, где они приблизились к земле, взметнулось облако пыли; из пыли стали проглядывать головы собак. Приглядевшись, я увидел, что это не пыль, а снова туча разноцветных бабочек, кружащихся вокруг собак.
      Теперь двое мужей сидели на гнедых лошадях, разрисованных черными молниями. Вооруженные луками и стрелами, они бросились на собак, а громовые духи подбадривали всадников раскатистыми голосами.
      Внезапно бабочки превратились в ласточек, которые плотной стаей закружились позади атакующих всадников. Вот один из них кинулся вперед и насадил на наконечник стрелы окровавленную голову собаки. Весь запад тут же отозвался ликующим ревом. Второй последовал за ним и тоже поднял на стреле собачью голову, и опять ночная тьма запада отозвалась приветственными громами и молниями. На моих глазах собачьи головы превратились в головы васичу. И тут же видение пропало. Осталась лишь страшная, ревущая буря.
      Я заплакал еще сильнее, потому что очень испугался. Черная ночь окружала меня, внезапно вспыхивая огнем, звуча громкими голосами и ревом ветра. Я умолял праотцев сжалиться и пощадить меня. я говорил им, что теперь знаю, чего хотят от меня духи, и что я исполню это, если смогу.
      Внезапно весь страх пропал. Я подумал: если меня убьют - в потустороннем мире мне будет, наверное, лучше. Я лег на землю здесь, в центре священного места, и вновь поднес трубку всем силам. Потом натянул на себя одеяло из шкуры бизона, укрылся с головой и принялся ждать. Снаружи рычали и ревели голоса. Стук падающего града был подобен грому барабанов, в которые били великаны, напевая: "Хей-я-хей!". На священный круг, где я лежал, не упало ни единой градины, ни капли дождя. Когда буря кончилась, я откинул одеяло и прислушался. В наступившей тишине повсюду было слышно журчание дождевых потоков в оврагах, и лишь далеко на востоке слышались слабеющие голоса: "Хей-я-хей'".
      Было уже далеко за полночь, и вскоре я заснул. Во сне я видел своих соплеменников. Расстроенные и опечаленные, сидели они вокруг священного типи. Многие были больны. Пока я смотрел на них и плакал, из земли пробился удивительный свет - переливавшийся всеми цветами красок, он поднимался до самого неба. Потом свет пропал, и на том месте стала прорастать целебная трава. Пока я во все глаза глядел на нее, чтобы не забыть этого чуда, раздался голос, который разбудил меня: "Поспеши! Народ нуждается в тебе".
      Я проснулся. На востоке чуть брезжил рассвет. Стоя, я обратился к этой предрассветной мгле с молитвой. На небе медленно взошла утренняя звезда, такая красивая и безмолвная, а вокруг нее - облачка, имевшие вид детских лиц - лиц еще не рожденных людей. Все они улыбались мне. Те звезды, что еще не исчезли с первыми отблесками рассвета, заиграли разноцветными красками. Под ними плавно двигались головы мужчин и женщин. Где-то там, вдалеке пели птицы, раздавались радостное ржание и топот копыт лошадей, раскатился трубный голос оленя, слышалось мычание бизона. Все, что я не мог видеть, я слышал.
      Думаю, я опять заснул, потому что теперь меня разбудил другой голос: "Вставай, я пришел за тобой!" Я ожидал увидеть перед собой духа, но оказалось, что надо мной склонился добрый старик Мало Хвостов. Солнце уже всходило.
      Вместе мы возвратились с трубкой домой, где я опять поднес ее всем шести силам и подверг себя новому очищению в палатке для потения. После этого несколько мудрых и добродетельных старейшин попросили меня рассказать, что я видел и слышал. Вновь поднеся трубку всем духам и раскурив ее, я поведал им обо всем. Внимательно выслушав, старики сказали, что я должен воспроизвести на земле видение собак и тем самым помочь народу. А поскольку люди охвачены горем и печалью, мне следует проделать все это с помощью хейоков. Хейоки были священными клоунами, которые делают все неверно или, наоборот, чтобы позабавить людей. Старики предсказывали, что я стану великим человеком, ибо не многим суждено увидеть такое видение. Они повелели мне подождать 20 дней, а потом устроить обряд с хейоками. И я стал ждать.
      XVI. ОБРЯД ХЕЙОКА
      И вот прошло двадцать дней; пора было воспроизвести видение собак с помощью хейоков. Но прежде я расскажу тебе о хейоках и самом обряде хейока, который на первый взгляд может показаться глупым. Но на самом деле это не так.
      Выступать в роли хейоков могут лишь те, кого посетили видения о громовых духах запада. Такие люди обладают священной силой и делятся ею со всеми людьми, но делают это они забавными поступками. Когда от громовых духов запада приходит видение, оно сопровождается ужасом, словно во время бури. Когда же гром видения проходит, мир оживает, становясь зеленее и счастливее. Ибо где бы ни являлась в мир истина видения, она подобна дождю. Мир, как ты видишь, обновляется, пройдя через ужас бури.
      А в обряде хейока все происходит наоборот - сначала людей смешат и радуют, чтобы священной силе было легче проникнуть в них. Ты, наверное, заметил, что в этом мире истина является в двух обличьях. Один лик ее полон страданий, а другой смеется, но это одно и то же лицо, что смеется и плачет. Отчаявшимся людям смех сослужит добрую службу, а для тех, кто блаженствует и слишком уверен в себе, быть может, лучше увидеть плачущий лик. Вот для чего, мне кажется, нужен обряд хейока.
      Один человек по имени Вачпанне (Бедняк) взялся возглавить этот обряд. Он много раз был хейока и хорошо разбирался во всем. Сначала он попросил всех людей собраться в круг на ровном месте около Пайн-Риджа. В середине, рядом с возведенным здесь священным типи, он поставил котел с водой, которую вскипятил, бросая туда из костра раскаленные камни. Потом он сделал подношение западу; усевшись у огня с пучком душистой травы в руках, он произнес: "Дню Великого Духа, старому и мудрому дню, я делаю это подношение". Затем, бросив траву в костер, над которым сразу заструился приятный дымок, он запел:
      Глядите!
      Я сжигаю, приношу в жертву эту траву.
      Святую хвалу возношу,
      Святую хвалу возношу.
      Народ мой, гляди и будь добрым!
      День солнца стал моей силой.
      Тропа луны станет мне покрывалом.
      Святую хвалу возношу.
      Святую хвалу возношу.
      После этого надо было убить собаку - быстро, не оставляя на теле никаких следов, так, как убивает молния. Именно от молнии к хейокам приходит сила. Двое хейоков взяли веревку из сыромятной кожи, освятили ее в дыму, струившемся от душистой травы и, захлестнув собаку за шею, стали тянуть с обоих концов. Трижды они слегка затягивали ее, а на четвертый раз дернули так сильно, что свернули жертве шею. Вачпанне опалил шерсть собаки, обмыл тушку и отделил все члены, оставив голову с позвоночником и хвостом. Затем, отойдя на шесть шагов от котла (каждый шаг - в честь одной из шести сил), он поднес голову с позвоночником поочередно всем шести силам и снова обернувшись к котлу, произнес: "Священным образом варю я эту собаку". Три раза он погружал голову в воду, а на четвертый совсем опустил ее в кипящую воду. Потом Вачпанне взял сердце собаки и проделал с ним то же, что и с головой.
      Все это время 30 хейоков, по числу дней в месяце, выделывали всякие смешные трюки, стараясь развеселить людей. Они были так потешно раскрашены и одеты, что при виде их никто не мог удержаться от смеха. Индеец по имени Однобокий и я изображали шутов. Мы выкрасились красной краской с головы до ног и провели по телам черные линии - молнии. С правой стороны наши головы были начисто выбриты, слева волосы свисали длинными прядями. Все это было смешно, но имело свой смысл - когда мы стояли лицом к югу, выбритая часть головы была обращена к западу. Это показывало наше смирение перед громовыми духами, одарившими нас силой. Оба мы держали в руках по очень длинному изогнутому луку, такому длинному, что из них нельзя было стрелять. Стрелы, которые мы держали, тоже были слишком длинными и непомерно кривыми, и оттого выглядели нелепо. Сидели мы на гнедых лошадях, разрисованных черными молниями, и должны были представлять двух мужей из моего видения собак.
      Вачпанне вошел в священное типи и запел песню о хейоках:
      Священны они,
      Священны они,
      Так говорится,
      Так говорится.
      Священны они
      Так говорится.
      Двенадцать раз повторил он эту песню, по числу месяцев в году. Потом, пока кипел котел, Однобокий и я, оседлав гнедых, повернулись к западу и запели:
      Священным манером возвысили голос,
      Полмира возвысило голос.
      Священным манером возвысило голос, взывая к вам!
      Даже во время священных песен хейока выделывали всякие нелепые штуки и смешили людей. Например, двое хейоков с длинными кривыми луками и со смешно выкрашенными стрелами подошли к маленькой лужице и принялись изображать, будто перебираются через глубокую и широкую реку. Сопровождая свои действия жестами, они решили проверить, глубока ли вода. Для этого они взяли свои кривые стрелы, но не воткнули прямо, а бросили плашмя в воду. Вот вся стрела намокла. Поставив стрелу вертикально, они показывают, что вода выше их головы. И вот они готовятся переплыть реку. Один бросается головой вперед в самую грязь и начинает дико колотить по воде, будто тонет. Ему на помощь бросается второй, и вдвоем они выделывают такие штуки, что люди вокруг смеются вовсю.
      Мы же с Однобоким, пропев песнь западу, обернулись к котлу, где варились голова и сердце собаки. Держа в руках остро отточенные стрелы, мы стремительно поскакали к котлу и миновали его. Я должен был на скаку насадить на стрелу голову собаки, а Однобокий - сердце. После того, как мы сделали это, все хейока бросились преследовать нас, пытаясь оторвать себе долю, а мои соплеменники кинулись к котлу, чтобы тоже ухватить себе хоть кусочек священного мяса, в котором теперь была заключена сила запада. Словно лекарство, оно должно было сделать людей радостнее и сильнее. После окончания обряда настроение у всех приподнялось, ведь это был день веселья. Люди яснее видели теперь свежесть мира, безмерность этого священного дня, все краски земли.