Глава первая. ГРУСТНЫЙ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Старое Королевство.

Четырнадцатый год правления Короля Тачстоуна I

Сквозь глубокий сон Лираэль почувствовала, как кто-то трогает ее лоб. Мягкое, осторожное касание, прохладная рука на коже, пышущей жаром лихорадки. Она улыбнулась, ей было приятно это прикосновение. Затем сон стал другим, и брови нахмурились. Прикосновение теперь было не мягким и приятным, а грубым и тяжелым. Больше не прохлада, а обжигающий жар…

Лираэль проснулась. Мгновение спустя она поняла, что сдернула простыню и лежала лицом прямо на кусачем шерстяном матрасе. Подушка валялась на полу. Наволочка сползла во время очередного кошмара во сне и теперь свисала со стула.

Лираэль оглядела небольшую комнату, но других признаков ночных беспорядков не заметила. Ее простой платяной шкаф из оструганной сосны был закрыт на тяжелую стальную щеколду. Стол и стул стояли на своих местах. Учебный меч в ножнах висел на двери.

Прошлая ночь, пожалуй, была относительно спокойной. Иногда во время ночных кошмаров Лираэль ходила, говорила вслух и разбрасывала вещи, но при этом никогда не покидала своей комнаты, своей дорогой, любимой комнаты. Лираэль не могла вынести даже мысли о том, на что стала бы похожа жизнь, если бы ее снова заставили переселиться в общие семейные помещения.

Она закрыла глаза и прислушалась. Снаружи было тихо, а это означало, что пробуждающий колокол ударит еще не скоро. Колокол звонил в одно и то же время каждый день, заставляя семью Клэйр вылезать из постелей и вместе встречать новое утро.

Лираэль крепко зажмурилась и попыталась уснуть. Ей хотелось вновь почувствовать прикосновение нежной руки к своему лбу. Это прикосновение было единственным, что она помнила о своей матери. Не лицо и не голос — лишь прикосновение ее прохладной руки.

Сегодня ей отчаянно необходимо было это прикосновение. Но мать Лираэль давным-давно умерла, забрав с собой и тайну ее рождения. Она ушла, когда Лираэль было всего пять лет, без единого слова, без объяснений. Лираэль вообще никогда ничего не объясняли. Только передали известие о смерти матери, путаное сообщение с далекого Севера, которое пришло за три дня до ее десятого дня рождения.

Если она подумала об этом, значит, надежды заснуть уже нет. Лираэль еще раз попыталась заставить себя погрузиться в дрему, но, не выдержав, широко раскрыла глаза и несколько минут смотрела в потолок. Камень на потолке был все такой же холодный и серый, с маленькими розовыми вкраплениями.

Освещающий знак Хартии тоже поблескивал там, на фоне камня он казался теплым и золотым. Когда Лираэль проснулась, знак стал ярче, и сияние все усиливалось по мере того, как она спустила ноги с постели и принялась искать тапочки. Залы дома Клэйр обогревались паром от горячих источников и при помощи магии, но каменный пол всегда оставался холодным.

— Сегодня мне четырнадцать, — прошептала Лираэль. Она надела тапочки, но так и осталась сидеть на кровати.

Дни рождения не радовали ее с тех самых пор, когда накануне одного из них пришло известие о смерти матери.

— Сегодня мне четырнадцать! — еще раз произнесла вслух Лираэль. Одна мысль об этом причиняла глубокую боль. Ей четырнадцать лет, а значит, по законам внешнего мира, находящегося вне Ледника Клэйр, она уже могла считаться женщиной. А здесь ей все еще полагалось носить синюю детскую тунику. Ведь в семействе Клэйр переход ребенка в мир взрослых происходил не в соответствии с возрастом, а благодаря Дару Зрения.

Лираэль вновь зажмурила глаза, изо всех сил пытаясь увидеть Будущее. Все девочки ее возраста уже обладали Даром Зрения. Да и не только ее одногодки, но и многие из тех, кто помладше, имели этот Дар. Поэтому им разрешалось носить белые одежды и ожерелья из лунного камня.

Лираэль открыла глаза, так ничего и не увидев. Очертания комнаты расплывались перед глазами. Она смахнула слезы и встала с постели.

— Ни матери, ни отца, ни Зрения, — сказала она сама себе, открыла шкаф и достала полотенце. Эти слова она произносила чаще других, хотя они вызывали в ее душе взрыв боли. Как будто трогаешь языком больной зуб.

Может быть, скоро она услышит обращенный к ней голос Глашатая Стражи Девятого Дня. И тогда в утешение она скажет: «Ни матери, ни отца, зато у меня есть Дар Зрения».

— У меня будет Дар Зрения, — пробормотала Лираэль себе под нос, открывая дверь. На цыпочках она прокралась по коридору к ванным комнатам. Знаки Хартии вспыхивали, когда она проходила мимо них. Дверь в зал Юных была закрыта. Когда-то Лираэль стучала в нее, смеясь и вызывая других сирот на раннее купание.

Но это было много лет назад. Сейчас все ее бывшие подруги обрели Дар Зрения. Тогда Стражем Юных была Мерелл. Нынче же Стражем стала тетка Лираэль — Киррит. Услышав какой-нибудь шум, она появлялась из своей комнаты, одетая в бордово-белый банный халат, и требовала тишины и уважения ко сну Старших. Никаких исключений и поблажек для Лираэль она не делала, скорее наоборот. Тетка была прямой противоположностью Ариэль, матери Лираэль. Киррит как будто бы вся состояла из правил, инструкций и традиций.

Киррит никогда не покинула бы Ледник, чтобы отправиться неизвестно куда, а спустя семь месяцев вернуться с ребенком. Лираэль бросила злой взгляд на дверь Киррит. Тетка никогда не рассказывала племяннице о ее матери. Все, что Лираэль знала о маме и о своем происхождении, она почерпнула из разговоров старших, которые удавалось подслушать. Они же чаще всего обсуждали, что делать с девочкой, которая фактически… ничья.

От таких мыслей Лираэль почувствовала бессильную злобу. В ярости она расцарапала себе лицо так, что выступила кровь. Лишь шок от прыжка в холодную воду слегка отрезвил ее.

Царапины явственно проступили на коже, когда Лираэль расчесывала волосы перед общим зеркалом в раздевалке рядом с холодным бассейном. Потускневшее по краям зеркало высотой восемь футов и двенадцать — в ширину представляло собой прямоугольник из посеребренной стали. Чуть позже в нем отразятся лица четырнадцати сирот, живущих сейчас в зале Юных.

Лираэль ненавидела находиться перед зеркалом рядом с кем-то еще, потому что оно показывало ее отличие от других. У большинства Клэйр кожа была смуглая, они быстро загорали, когда бывали на склонах Ледника, и кожа становилась похожей на темный каштан. Волосы у них были светлые, глаза — голубые или зеленые. Лираэль на фоне сверстников выглядела как бледный сорняк среди ярких цветов. Ее белая кожа сгорала, вместо того чтобы загорать, глаза были темные, а волосы еще темнее.

Она знала, что похожа на своего отца. Ариэль никогда не называла его имени. Клэйр часто заводили детей от приходящих мужчин, но обычно воспитывали их сами и не скрывали имен отцов. И по какой-то странной причине, как правило, рождались девочки. Со светлыми волосами, орехово-коричневой кожей, с бледно-голубыми или зелеными глазами.

Кроме Лираэль.

Стоя в одиночестве перед зеркалом, Лираэль старалась не думать о своих обидах. Она сосредоточилась на расчесывании — сорок девять движений расчески направо и столько же — налево. Надежда вновь затеплилась… Может, на свой четырнадцатый день рождения она получит лучший в мире подарок — Дар Зрения.

Большинство Клэйр завтракали в средней трапезной. Лираэль терпеть не могла есть там, поскольку ей приходилось сидеть за одним столом с девочками, которые были младше ее на три или даже на четыре года. Ей казалось, что среди них она выглядит, как чертополох посреди клумбы хорошо ухоженных цветов. Чертополох, укутанный в голубое. Все остальные ученики ее возраста, одетые в белое, сидели за столами коронованных и признанных Клэйр.

Лираэль прошла двумя пустыми коридорами и спустилась на два пролета винтовой лестницы, чтобы попасть в нижнюю трапезную, где ели только торговцы и студенты, которые пришли порасспросить у Клэйр о своем будущем. Единственными Клэйр здесь были дежурные в зале и на кухне.

Или почти единственными. Туда заходила еще одна Клэйр, которую так ждала Лираэль. Глашатай Стражи Девятого Дня. Спускаясь по ступеням, Лираэль представляла себе, как Глашатай сбегает по главной лестнице, ударяет в гонг; затем останавливается и провозглашает, что Стража Девятого Дня увидела ее — увидела Лираэль, увенчанную ожерельем из лунного камня и наконец получившую Дар Зрения.

Этим утром в нижней трапезной было мало народу. Только три из шести столов были заняты. Лираэль подошла к самому дальнему, четвертому столу и отодвинула скамейку. Она предпочитала сидеть одна за столом даже в этой трапезной.

Два стола были заняты торговцами, похоже, прибывшими из Билайзера. Они громко толковали о перце горошком, имбире, мускатном орехе и корице, которые привозили с далекого Севера и надеялись продать Клэйр. Их беседа о качестве специй, видимо, предназначалась для ушей Клэйр, работающих на кухне.

Лираэль принюхалась. Похоже, они говорили правду. Запах гвоздики и мускатного ореха, исходящий от их баулов, был очень крепким, но приятным. Лираэль приняла это как еще одно доброе предзнаменование.

За третьим столом сидели охранники торговцев. Даже здесь, на Леднике Клэйр, они были одеты в защитные куртки, покрытые металлическими пластинами, и хотя держали свои мечи в ножнах, но поближе к себе. Очевидно, они полагали, что кто-то запросто может пройти по узкой тропе вдоль реки и атаковать ворота, ведущие в огромный двор Клэйр.

Конечно, многих защитных приспособлений они не могли видеть. Тропа вдоль реки то тут, то там была отмечена скрытыми знаками Хартии, готовыми мгновенно ослепить врага, и под булыжниками дремали чудовища, готовые броситься в бой при малейшей опасности. Кроме того, тропа не менее семи раз пересекала реку. Узкие каменные мосты, построенные неведомо в какие древние времена, тоже были защищены — рекой Раттерлин, протекавшей под ними. Река была достаточно глубокой и быстрой, чтобы никто из Мертвых не осмелился когда-либо пересечь ее.

Даже здесь, в нижней трапезной, в стенах дремала магия Хартии, и в грубо подогнанных плитах пола и потолка спали Послания. Повсюду Лираэль видела слабенькие знаки Хартии. Они выглядели как мозаика из заклинаний. Конечно, на Леднике были и более яркие знаки — те, что сияли в остальных подземных владениях Клэйр.

Лираэль вглядывалась в лица пришельцев. Они были без шлемов, и сквозь коротко подстриженные волосы было ясно видно, что ни у кого из них нет на лбу знака Хартии. Поэтому, скорее всего, они и не могли видеть магию, окружавшую их. Инстинктивно Лираэль прикоснулась к своим довольно длинным волосам и нащупала свой знак. Он слегка запульсировал от прикосновения, и Лираэль ощутила свою принадлежность к Великой Хартии. В конце концов, все равно она была кем-то вроде чародея Хартии, даже если Зрение у нее так и не откроется.

Охранники торговцев должны бы больше доверять защитам Клэйр, подумала Лираэль, разглядывая вооруженных мужчин и женщин. Один из них встретился с ней глазами на мгновение, и она отвела взгляд. За этот миг она увидела молодого человека, подстриженного короче, чем остальные. На его черепе отражались огоньки от знаков Хартии на потолке.

Хотя Лираэль пыталась не обращать на него внимания, она увидела, что охранник встал и пошел через весь зал. Чешуйчатая куртка была велика ему. Пока он приближался, Лираэль нахмурилась и отвернулась. Только потому, что время от времени Клэйр брали себе любовников из приходящих мужчин, некоторые полагали, что любая девушка-Клэйр, которая спустилась в нижнюю трапезную, ищет себе кого-нибудь. Это заблуждение было особенно сильным у молодых мужчин.

— Извините, — сказал охранник, — могу я здесь присесть?

Лираэль неохотно кивнула, он сел, и куртка его загремела.

— Я Барра, — произнес он, улыбаясь, — ты здесь в первый раз?

— Что? — переспросила Лираэль. Она была смущена и озадачена. — В трапезной?

— Нет, — возразил Барра со смехом и повел рукой в воздухе, — на Леднике Клэйр. Я здесь уже был один раз, так что могу показать тебе все… хотя, я думаю, твои родители тут часто торгуют?

Лираэль снова отвела взгляд, чувствуя, что ее щеки заливает краска. Она попыталась придумать, что бы сказать в ответ, но в голове была лишь одна мысль: даже чужие знают, что она не настоящая Клэйр. Даже этот глупый, недоразвитый, гремящий своими доспехами балбес.

— Как тебя зовут? — спросил Барра, будто не замечая смущения Лираэль.

Лираэль прокашлялась и облизала губы, но ничего не смогла произнести. Ей казалось, что у нее нет ни имени, ни какого-то вообще названия. Она даже не в силах была взглянуть на Барру, потому что глаза ее были полны слез, и тогда она уставилась на недоеденную грушу на своей тарелке.

— Я только хотел поздороваться, — пробормотал Барра напряженным голосом, не понимая причин ее странного молчания.

Лираэль кивнула, отчего на грушу упали две слезы. Она не подняла взгляд и не вытерла слезы. Ее руки были сейчас столь же бесчувственны и бесполезны, как и голос.

— Ну, извини, — проговорил Барра, вставая из-за стола. Лираэль проводила его взглядом. На глаза ей упали пряди волос. Когда он отошел, один из мужчин что-то сказал, но так тихо, что Лираэль не услышала. Барра усмехнулся, а мужчины и некоторые женщины захохотали.

— Сегодня мой день рождения, — горестно шепнула Лираэль своей тарелке, — я не должна плакать в свой день рождения.

Она поднялась и неуклюже выбралась из-за стола. Отнесла тарелку и вилку к посудомойному окну, стараясь не встретиться взглядом с работавшими там кузинами.

Она все еще держала тарелку в руках, когда одна из Клэйр спустилась вниз по главной лестнице и ударила металлическим наконечником своей волшебной палочки в первый из семи гонгов, стоявших на нижних ступенях. Лираэль замерла, а все сидящие в трапезной прекратили разговоры. Клэйр спускалась по ступеням, ударяя по очереди во все гонги. Каждая последующая нота сливалась с предыдущими, и эхо разносилось в тишине.

На нижней ступени Клэйр остановилась и подняла свою волшебную палочку. Сердце Лираэль подпрыгнуло, а желудок сжался от страха. Все было так, как она и воображала. Она была уверена, что это начало ее Зрения.

Соора, судя по волшебной палочке, сейчас была Глашатаем Стражи Девятого Дня, Глашатаем, провозглашавшим, что Стража увидела что-то весьма важное для Клэйр или Королевства. Глашатай также провозглашал, когда Стража видела девочку, получившую Дар Зрения.

— Знайте все, знай каждый, — объявила Соора. Ее чистый голос доносился до самых дальних углов трапезной, до кухонь и посудомоечных люков. — Стража Девятого Дня с великой радостью сообщает, что Дар Зрения пробудился в сестре нашей…

Соора перевела дыхание, чтобы продолжать, и Лираэль закрыла глаза, зная, что Соора готовится произнести ее имя. Это должна, это должна, это должна быть я, думала она. Ничего, что это случилось на два года позже, ведь сегодня день моего рождения. Это точно.

— Аннисель, — произнесла Соора нараспев. Затем она повернулась и стала подниматься по лестнице, легонько прикасаясь к гонгам, и по мере ее удаления нарастал гул разговоров.

Лираэль открыла глаза. Окружающий мир ничуть не изменился. Она не обрела Зрение. Все будет так, как раньше. Отвратительно.

— Позвольте вашу тарелку? — спросила какая-то ее кузина из-за посудомоечного окна. — Ой, Лираэль! Я думала, ты — посетитель. Тебе бы надо поторопиться наверх, дорогая. Пробуждение Аннисель начнется через час. А почему ты завтракала здесь?

Лираэль не ответила. Она отдала тарелку и пошла через трапезную как сомнамбула, задевая по дороге столы. В ее голове звучали слова, произнесенные Соорой: «Зрение пробудилось в нашей сестре Аннисель».

Аннисель облачат сегодня в белые одежды, увенчают серебряными и лунными камнями, а Лираэль в это время должна будет одеть синюю тунику, форму ребенка. У ее туники не был подшит подол, его давно отпустили на максимальную длину, и все равно одежда была слишком короткой.

Аннисель десять дней назад исполнилось одиннадцать лет. Но ее день рождения просто ничто по сравнению с сегодняшним днем, днем ее Пробуждения.

Дни рождения и есть ничто, подумала Лираэль, механически переставляя ноги вверх на каждую из шестисот ступеней, ведущих из нижней трапезной в западный коридор, длиной в двести шагов, а затем — сто две ступеньки наверх, к задней двери зала Юных. Она считала каждую ступеньку, не поднимая глаз, и видела лишь скольжение белых одеяний и мелькание черных тапочек. Все Клэйр торопились в Большой зал, чествовать очередную девочку, присоединившуюся к тем, кто видел Будущее.

Добравшись до своей комнаты, Лираэль обнаружила, что маленькая радость от дня рождения испарилась. Сегодня — день Аннисель, думала Лираэль. Она должна быть счастлива за Аннисель. Она должна забыть о собственном горе.

Глава вторая. ПОТЕРЯННОЕ БУДУЩЕЕ

Лираэль в отчаянии бросилась на кровать. К Пробуждению Аннисель необходимо переодеться, но невозможно было даже подумать о том, чтобы подняться и идти куда-то. Она изо всех сил пыталась думать о чем-то другом, забыть то ужасное мгновение в нижней трапезной, когда она не услышала своего имени. Наконец Лираэль приняла решение. Она не пойдет на Пробуждение Аннисель.

Едва ли она кому-то там нужна, но Клэйр могли прийти за ней. Эта мысль заставила Лираэль встать с кровати и осмотреть комнату в поисках места, где можно спрятаться. Под кроватью — самое простое, но там было тесно и пыльно, — в общей уборке Лираэль не участвовала уже несколько недель.

Взгляд ее упал на гардероб. Но его форма напомнила ей вертикально стоящий гроб. Этот образ был не нов. Клэйр всегда говорили, что у нее нездоровое воображение. В детстве Лираэль любила разыгрывать драматические сцены со смертью из известных рассказов. Играть она прекратила довольно давно, но думать о смерти не перестала. В частности, о своей собственной.

— Смерть, — прошептала Лираэль, содрогнувшись. Затем произнесла это слово еще раз. Просто слово, но оно означало избавление от всего, что ей так досаждало. Сегодня она, конечно, могла не пойти на Пробуждение Аннисель, но как быть дальше?

Можно покончить с собой, размышляла Лираэль, тогда не придется видеть, как девочки, которые намного младше ее, обретают Дар Зрения. Ей не придется торчать в толпе детей, одетых в синие туники.

Все эти дети украдкой поглядывали на нее во время церемоний Пробуждения. Лираэль знала этот взгляд и улавливала в нем страх. Они боялись, что с ними случится то же самое и они будут лишены единственного, что по-настоящему ценно в жизни. Ей не придется сносить жалостливые взгляды Клэйр и их расспросы. Как будто ее чувства можно описать словами. Да и не стала бы она рассказывать, каково это — в четырнадцать лет не обладать Зрением.

— Смерть, — снова прошептала Лираэль.

Что еще ей здесь оставалось? Раньше была надежда. Но ведь ей уже целых четырнадцать лет! Кто слышал о четырнадцатилетней Клэйр без Зрения? Ей никогда еще не было так плохо, как сегодня.

— Это лучшее, что можно сделать, — объявила Лираэль вслух, словно делясь с невидимым другом важным решением. Ее голос звучал уверенно, но в душе она уверенности не ощущала. Самоубийство не очень-то поощрялось среди Клэйр. Убивая себя, она признавала, что просто оказалась недостойной.

Однако в ее случае это было наилучшим выходом. Как это сделать? Взгляд Лираэль остановился на учебном мече, висевшем на двери. Тупая, мягкая сталь. Можно броситься на острие, но это будет медленная и мучительная смерть. Кроме того, кто-нибудь обязательно услышит ее крики и прибежит на помощь.

Несомненно, существует какое-нибудь заклинание, которое останавливает дыхание, иссушает легкие и перехватывает горло. Но ей не удалось найти его ни в школьных учебниках, ни в рабочей тетради магии Хартии, ни в указателе знаков Хартии. Ей бы пришлось перерыть всю Великую библиотеку в поисках нужного заклинания, но этот вид магии вполне может быть защищен заговором и специальным ключом.

Осталось два доступных и разумных выхода закончить все это: холод и высота.

— Ледник, — прошептала Лираэль. Вот и выход, решила она. Надо забраться наверх по Звездной лестнице, пока все остальные будут наблюдать Пробуждение Аннисель, а потом броситься на лед. Если ее и станут искать, то найдут только замерзшее переломанное тело. Тогда они все поймут, каково это — быть Клэйр без Зрения.

Слезы навернулись на глаза, когда она представила огромную толпу, в молчании наблюдающую, как ее тело проносят через Большой зал. Ее детская туника из синей превратилась в белую из-за льда и снега…

Стук в дверь прервал ее мысли, и Лираэль от неожиданности подскочила на месте. Глашатай Девятого Дня наконец-то пришла и к ней. Клэйр увидели, как она карабкается на Ледник и бросается вниз, вот к ней и прислали кого-то, чтобы предотвратить это. Сейчас ей скажут, что однажды она все же обретет Зрение и все будет хорошо.