Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хозяин морей (№1) - Командир и штурман

ModernLib.Net / Исторические приключения / О`Брайан Патрик / Командир и штурман - Чтение (стр. 16)
Автор: О`Брайан Патрик
Жанры: Исторические приключения,
Морские приключения,
Историческая проза
Серия: Хозяин морей

 

 


Можно было побиться об заклад, что это были военные суда. Английские? Французские? Испанские? В открытом море ветер был свежее, и они шли со скоростью целых десять узлов. Через левое плечо он посмотрел на участок берега, загибавшийся к востоку в сторону моря. «Софи» будет непросто обогнуть мыс так, чтобы избежать встречи с кораблями! Однако это придется сделать, иначе они окажутся в ловушке. Действительно, это были военные корабли. Теперь полностью видны их корпуса, и хотя Джек не сумел сосчитать количества орудийных портов, он определил, что это фрегаты, ну конечно же, тридцатишестипушечные фрегаты.

Если «Софи» обогнет мыс первой, то, возможно, у нее останется шанс. Если она сумеет пройти по отмели между мысом и внешней кромкой рифа, они выиграют милю, поскольку ни один глубоко сидящий фрегат не осмелится следовать за шлюпом.

— Отправим экипаж завтракать, мистер Диллон, — произнес капитан. — А затем начнем готовиться к бою. Если придется драться, то лучше это делать на сытый желудок.

Но в то ясное утро никому кусок в горло не лез. Матросы находились в таком нервном напряжении, что даже не смотрели на овсянку с галетами. Свежеподжаренный и только что смолотый кофе, приготовленный для капитана, напрасно остывал на шканцах, где собрались офицеры и внимательно разглядывали незнакомые суда, стараясь определить их курс, скорость и вероятную точку сближения. Два фрегата с наветренной стороны, неприятельский берег с подветренной и вероятность оказаться взаперти — этого было достаточно для того, чтобы забыть о желудке.

— На мостике! — крикнул впередсмотрящий из пирамиды туго натянутых парусов. — Он нам сигнализирует, сэр. Поднимает синий вымпел.

— Добро, — отозвался Джек Обри. — Я тоже так думаю. Мистер Риккетс, поднимите ответный сигнал.

Теперь все оптические приборы на борту шлюпа были направлены на фор — марсель ближайшего фрегата: хотя любое судно могло поднять синий вымпел, лишь корабль Его Величества мог знать тайный опознавательный знак: красный флаг на фок-мачте, после чего в следующий момент на грот-мачте появляются белый флаг и вымпел, затем приглушенный ветром пушечный выстрел.

И тотчас все напряжение как рукой сняло.

— Превосходно, — произнес Джек Обри. — Ответьте и сообщите наш номер. Мистер Дей, три орудийных выстрела с паузами.

— Это «Сан — Фиоренцо», сэр, — определил Джеймс, придя на помощь смутившемуся мичману с сигнальной книгой в руках, ярко раскрашенные страницы которой трепетали на ветру. — Он сигналит капитану «Софи».

«Господи помилуй», — мысленно произнес Джек. Должность капитана «Сан Фиоренцо» занимал сэр Гарри Нил, который служил старшим офицером на «Резолюшн», когда Джек был самым младшим мичманом. Когда он служил на «Саксессе», Нил был его капитаном и всегда отличался стремлением к аккуратности, чистоте, заботой о форме и соблюдении иерархии. А Джек Обри был сейчас небрит, оставшиеся волосы торчали во все стороны. Половина лица была покрыта синеватой мазью, составленной Стивеном.

— Изменить курс для сближения с фрегатом, — произнес он и кинулся к себе в каюту.

* * *

— Наконец-то изволили прибыть, — произнес сэр Гарри, с явной недоброжелательностью посмотрев на него. — Черт побери, капитан Обри, вы заставляете себя ждать.

Фрегат казался гигантским. После «Софи» его огромные мачты походили на рангоут первоклассного линейного корабля; по обе их стороны тянулись целые акры отдраенной палубы. У Джека появилось странное, мучительное чувство униженности, словно из положения лица, полностью облеченного властью, он оказался в положении полностью подчиненного лица.

— Прошу прощения, сэр, — отозвался он монотонным голосом.

— Ладно. Входите в каюту. Ваш внешний вид не очень-то изменился, Обри, — заметил капитан, указав ему на кресло. — Однако я очень рад нашей встрече. Мы перегружены пленными и намерены передать полсотни вам.

— Я очень сожалею, сэр, что не могу пойти вам навстречу: мой шлюп и без того переполнен пленными.

— Вы говорите «пойти навстречу»? Вы премного меня обяжете, сэр, если будете подчиняться приказам. Вам известно, сэр, что я здесь старший морской начальник? Кроме того, черт побери, мне хорошо известно, что вы посылаете в Магон призовые команды, так что пленники могут занять их места. Во всяком случае, вы можете высадить их через несколько дней — так что не будем больше говорить об этом.

— Но как быть с моим крейсерством, сэр?

— Ваше крейсерство, сэр, меня заботит гораздо меньше, чем польза флоту. Давайте проведем перегрузку как можно быстрее, поскольку я должен передать вам дальнейшие указания. Мы ищем американское судно «Джон Б. Кристофер». Оно направляется из Марселя в Соединенные Штаты, и мы рассчитываем обнаружить его между Майоркой и материком. Среди пассажиров могут находиться два мятежника, принадлежащие к обществу «Объединенные ирландцы». Один из них-католический священник по имени Манган, а второй — некий малый по имени Роч, Патрик Роч. Их следует снять с борта — если понадобится, то силой. Возможно, у них будут французские фамилии и паспорта: они говорят по-французски. Вот их описание: среднего роста, худощавый мужчина лет сорока, лицо смуглое, темно-каштановые волосы, однако носит парик; крючковатый нос, острый подбородок, серые глаза, около рта большая родинка. Это что касается священника. Второй — высокий полный мужчина футов шести ростом, черные волосы, голубые глаза, около тридцати пяти лет; мизинец на левой руке отрублен, из-за раненой ноги передвигается с трудом. Лучше захватите с собой эти печатные описания.

— Мистер Диллон, подготовьтесь к приему тридцати пяти пленников с «Сан — Фиоренцо» и двадцати пяти с «Амелии», — произнес Джек Обри. — После этого мы должны принять участие в поимке мятежников.

— Мятежников? — воскликнул лейтенант.

— Да, — рассеянно ответил Джек Обри, посмотрев мимо него на ослабший фока — марсель — булинь и отдав нужные распоряжения. — Да. А затем обратите внимание на эти паруса, если только выберете свободное время.

— Полсотни лишних ртов! — взвыл казначей. — Что вы на это скажете, мистер Маршалл? Это целых тридцать три жалованья. Где, черт возьми, я найду столько денег?

— Придется сразу же идти в Магон, мистер Риккетс, вот что я вам скажу на это. А на крейсерство придется махнуть рукой. Полста лишних душ — это же невозможно. Полста!

— Еще полсотни этих чумных крыс, — заметил матрос Джеймс Шигэн. — А большим начальникам лишь бы в рай въехать на нашем горбу. Иисус, Мария и Иосиф!

— Ты подумай о нашем бедном докторе. Остался один среди этих дремучих зарослей. А там могут быть и совы. Черт бы побрал эту службу, говорю тебе, и «Сан Фиоренцо», и эту сраную «Амелию».

— Один? Не думай об этом, приятель. Действительно, черт бы побрал эту службу, это ты верно сказал.

Таково было настроение у экипажа «Софи», которая направилась на норд-вест, к внешней или правой точке линии поиска. С опущенными наполовину марселями, «Амелия» располагалась на левом траверзе шлюпа, а «Сан — Фиоренцо» на таком же расстоянии от «Амелии», но ближе к берегу. Фрегат находился вне видимости «Софи», где ему было проще всего захватить любой тихоходный приз, который мог появиться. Все они могли следить за морем, над которым сияло безоблачное небо, на шестьдесят миль вокруг. Так продолжалось целый день.

День оказался длинным и полным забот — надо было очистить передний трюм, разместить в нем пленников и обеспечить их охрану (многие из них составляли команду капера и были опасны). Пришлось преследовать трех тихоходных и неуклюжих «купцов» (все они оказались нейтралами и не желали ложиться в дрейф, однако один из них сообщил, что видел судно, вроде бы американское, которое двое суток назад с наветренной стороны вылавливало из воды поврежденную фор — стеньгу). При этом постоянно приходилось работать с парусами из-за капризного, неустойчивого, дувшего опасными порывами, ветра, для того чтобы не отставать от фрегатов и не опозориться перед ними, несмотря на все старания. Между тем людей на «Софи» не хватало: Моуэт, Пуллингс и старик Александер, надежный старшина-рулевой, вместе с доброй третью лучших людей сопровождали призы, поэтому Джеймсу Диллону и штурману приходилось держать ухо востро. Вспыхивали ссоры, и к концу дня вырос список провинившихся.

«Я и не знал, что Диллон может так свирепствовать», — подумал Джек, видя, как вопит на фор — марсе лейтенант, заставляя хнычущего Бабингтона и горстку находившихся у него в подчинении марсовых в третий раз ставить левый марса — лисель. Правда, шлюп шел с довольно высокой для него скоростью; но Джеку Обри было жаль так изматывать матросов, чтобы только угодить начальству. Однако служба есть служба, и он, разумеется, не должен вмешиваться в распоряжения лейтенанта. Он думал о многом, в том числе и о Стивене. Было чистейшим безумием со стороны доктора ошиваться на вражеском берегу. Кроме того, Джек был крайне недоволен тем, как сам вел себя на борту «Сан — Фиоренцо». Он позволил умалить свое достоинство, вместо того чтобы твердо отстаивать его. Но он был связан по рукам и ногам переданными ему инструкциями и Дисциплинарным уставом. Кроме того, существовала проблема мичманов. Шлюпу нужны были по крайней мере еще два мичмана: один помоложе, другой постарше. Надо будет спросить у Диллона, нет ли у него кого-нибудь на примете — кузена, племянника или крестника Со стороны капитана это был бы великодушный жест по отношению к своему лейтенанту, тем более что они расположены друг к другу. Что касается мичмана постарше, то нужен кто-то из унтер — офицеров с опытом, лучше всего такой, который сможет быстро стать помощником штурмана. Он подумал о старшине — рулевом — превосходном моряке и начальнике грот-марсовых. Затем мысли его заняли молодые люди с нижней палубы. Он бы предпочел парня, прошедшего все ступени службы, какого-нибудь простого матроса вроде юного Пуллингса, а не выходца из семьи, располагающей средствами, чтобы отправить сына служить на флот. И тут вдруг кольнула мысль: если испанцы схватят Стивена Мэтьюрина, его расстреляют как шпиона.

Когда разделались с третьим «купцом», почти стемнело. Джек Обри был совершенно разбит от усталости — глаза покраснели, слух чересчур обострился. Виски словно сжало железным обручем. Он целый день находился на палубе, и день этот, начавшийся для него за два часа до рассвета, оказался хлопотным. Джек уснул, едва его голова коснулась подушки. Однако его успели посетить два предчувствия: во-первых, он понял, что со Стивеном все в порядке; во-вторых что о Диллоне этого сказать нельзя. «Я даже не знал, что он настолько против нашего крейсерства, хотя, несомненно, он тоже привязался к Стивену. Странный малый», — подумал капитан и погрузился в сон. В глубокий, крепкий сон изнуренного, но здорового и хорошо упитанного молодого человека — розовый сон.

Однако проснулся он через несколько часов с хмурым, недовольным лицом. Через кормовые окна до него донесся настойчивый шепот перебранки. Джек сразу подумал о внезапной ночной атаке шлюпок, но затем до его пробудившегося сознания дошло, что это голоса Диллона и Маршалла, и он опустился на подушку. «Однако, — подумал он минуту спустя, все еще не проснувшись окончательно,-как же они оказались на шканцах в такое время ночи: ведь они на вахте? Еще не пробило и восьми склянок». Словно в подтверждение его слов судовая рында пробила три раза, и из разных точек шлюпа послышались негромкие ответные голоса: «Все в порядке». Но тут было что-то не так. Не ощущалось прежнего давления ветра на паруса. Что произошло? Надев ночной халат, Джек вышел на палубу. Шлюп не только нес меньше парусов, но и нос его был направлен на ост-норд-ост-тень-ост.

— Сэр, — шагнув к нему, стал докладывать Диллон. — Беру всю ответственность на себя. Я отменил распоряжение штурмана и велел изменить курс. Я уверен, что по правой скуле от нас какое-то судно.

Джек стал вглядываться в серебристую мглу — лунный свет и наполовину закрытое облаками небо. Волнение успело усилиться. Ни судна, ни огней он не увидел, но это еще ничего не доказывало. Посмотрев на карту, он увидел проложенный на ней новый курс.

— Скоро подойдем к побережью Майорки, — заметил он, зевая.

— Так точно, сэр. Поэтому я позволил себе уменьшить парусность.

Это было неслыханное нарушение дисциплины. Однако Диллон знал это не хуже его самого — обсуждать это прилюдно не было надобности.

— Чья сейчас вахта?

— Моя, сэр, — ответил штурман. Он говорил спокойно, но почти таким же резким и неестественным голосом, как и Диллон. Происходило что-то непонятное. Что-то похуже, чем обычные разногласия между судовыми офицерами.

— Кто на марсе?

— Ассеи, сэр.

Ассеи был толковым, надежным матросом — индийцем.

— Эй, Ассеи!

— Слушаю, — прозвучал из темноты тонкий голос.

— Что вы видите?

— Ничего не вижу, сэр. Вижу только звезды.

Но сразу, понятное дело, ничего и не увидишь. Вероятно, Диллон прав, иначе он бы так не поступил. Однако он проложил чертовски странный курс.

— Вы убеждены в правильности вашего решения, мистер Диллон?

— Полностью убежден, сэр, и от этого вполне счастлив.

Слово «счастлив», произнесенное этим скрипучим голосом, прозвучало весьма нелепо. Джек промолчал, затем изменил курс на полтора румба к норду и, по своему обыкновению, принялся расхаживать взад — вперед по палубе. К тому времени как пробило четыре склянки, восточная часть горизонта стала быстро светлеть, и действительно, на правой скуле возникли темные очертания земли, смутно различимой сквозь испарения, висевшие над морем, хотя высокая чаша неба была ясной — не то голубой, не то темной. Джек спустился в каюту, чтобы одеться, но не успел он натянуть на голову рубашку, как с палубы раздался крик.

В каких-то двух милях от подветренного борта из буроватой полосы тумана появилось судно. Едва заметив его, Джек Обри разглядел в подзорную трубу выловленную из воды фор — стеньгу, на которой был поставлен лишь зарифленный марсель. Все было совершенно понятно — разумеется, Диллон оказался совершенно прав. Вот где находился предмет их поисков, хотя он и оказался совсем не там, где ему следовало быть. По — видимому, некоторое время тому назад, меняя галсы, корабль шел от острова Дракона и теперь медленно пробирался на юг, к проливу. Через час или около того их неприятная задача будет выполнена.

— Вы молодчина, мистер Диллон! — воскликнул капитан. — В самом деле молодчина. Более удачной встречи нельзя было и желать. Я нипочем не ожидал встретить его так далеко к востоку от пролива. Покажите судну наш флаг и дайте предупредительный выстрел.

Капитан «Джона Б. Кристофера» несколько оробел при мысли о том, на что способен голодный экипаж военного корабля, желающий произвести впечатление на своих товарищей англичан (или тех, кого участники абордажной партии сочтут англичанами), однако у него не было ни малейшей возможности скрыться, тем более с поврежденной фор — стеньгой и брам — стеньгами, сбитыми на палубу. Поэтому после непродолжительной возни с парусами и попытки увалить под ветер капитан выбрал марсели, поднял американский флаг и стал дожидаться шлюпки, высланной с «Софи».

— Вы отправитесь на это судно, — сказал Джек Обри, обращаясь к Диллону, все еще смотревшему в окуляр подзорной трубы, словно внимательно изучая какой-то узел американского такелажа. — По — французски, в отсутствие доктора, вы говорите лучше любого из нас. И поскольку вы обнаружили его в этом необычном месте, вам его и досматривать. Вам нужны печатные инструкции или же вы… — Обри умолк на полуслове. Ему доводилось часто наблюдать пьянство на флоте: видел он пьяными и адмиралов, и капитанов первого ранга, и десятилетних юнг, и даже его самого однажды привезли на судно на тачке, но он не терпел, чтобы пили на вахте. Ему это очень не понравилось, тем более в такой ранний час. — Хотя, пожалуй, пусть лучше отправится мистер Маршалл, — произнес он холодно. — Передайте это мистеру Маршаллу.

— О нет, сэр, — вскричал Диллон, придя в себя. — Прошу прощения, это была минутная слабость. Я совершенно здоров. — И действительно, бледность, ручьи пота, невидящий взгляд куда-то исчезли, сменившись нездоровым румянцем.

— Ладно, — с сомнением отозвался Джек Обри, и в следующую минуту Джеймс Диллон принялся торопливо отбирать экипаж шлюпки, бегая взад — вперед, проверяя их оружие, высекая искры из замков собственных пистолетов, всем своим видом показывая, что он полностью владеет собой. Спустившись в катер, прежде чем оттолкнуться от борта шлюпа, лейтенант сказал:

— Пожалуй, я должен извиниться за те записи, сэр. Я постараюсь поправить дело, когда вернемся.

Отойдя назад, «Софи» держалась у левой скулы американца, готовая открыть продольный огонь и подрезать ему нос при первых признаках сопротивления. Но таких признаков не было. Лишь с полубака «Джона Б. Кристофера» раздавались насмешливые выкрики «Пол Джонс!» и «Как поживает король Георг?» , а улыбающиеся канониры «Софи», готовые отправить своих американских кузенов к праотцам, ничуть не колеблясь и не испытывая к ним ни малейшей неприязни, были рады отплатить шуткой за шутку. Однако Джек Обри вовсе не желал осложнений, и ему было не до шуток. Как только кто-то выкрикнул: «Бостонские бобы!» — он зычным голосом скомандовал:

— Тишина на носу и на корме! Мистер Риккетс, узнайте имя этого матроса.

Время шло. В кадке продолжал гореть фитиль-катушка за катушкой. Внимание находящихся на палубе привлек пролетевший над судном ослепительно белый баклан. Глядя на птицу, Джек Обри принялся настойчиво размышлять о судьбе Стивена. Солнце поднималось все выше.

Наконец досмотровая партия вернулась к трапу американца, опущенному в шлюпку. На ступеньках стоял один Диллон. Он любезно откланялся штурману и пассажирам, собравшимся у поручней. «Джон Б. Кристофер» ставит паруса — голос помощника капитана с его гнусавым колониальным произношением: «Подобрать тот гребаный брас!» — раздается над поверхностью моря — а идет он на зюйд. Что касается катера с «Софи», то он ему мешает.

Направляясь к американскому судну, Диллон еще не знал, что будет делать. Весь день, узнав о задаче, поставленной перед эскадрой, он испытывал какое-то фатальное чувство и даже теперь, спустя несколько часов, все еще не знал, как ему быть. Он двигался будто в кошмарном сне, поднимаясь на борт американского судна словно безвольный механизм, и он, конечно, был уверен, что найдет там отца Мангана. Хотя, чтобы избежать этой встречи, он предпринял все, что было в его силах, за исключением открытого бунта или потопления «Софи». Лейтенант изменил курс и уменьшил парусность, терроризировал штурмана, чтобы добиться своей цели, и все — таки наткнулся на беглеца. Но он не мог предвидеть, что священник станет угрожать выдать и его самого, если Джеймс не сделает вид, что не узнал его. Он невзлюбил попа с первого дня их знакомства, но это вовсе не означало, что он проявит полицейское рвение для его поимки. А затем возникла эта угроза. Какое-то мгновение Диллон был уверен — она беспочвенна. Однако тут же осознал, в какое отвратительное положение он попал. Он был вынужден сделать вид, будто изучает паспорта всех пассажиров, находившихся на борту американца, прежде чем смог взять себя в руки. Он понимал, что выхода у него нет, что любое действие, какое он предпримет, принесет ему бесчестье; однако он никогда не думал, что бесчестье может быть столь мучительным. Он был человеком гордым, и довольная усмешка отца Мангана ранила его в самое сердце, а вместе с этим на него обрушилось множество невыносимых сомнений.

Шлюпка коснулась борта «Софи».

— На борту судна таких пассажиров не обнаружено, сэр, — доложил он.

— Тем лучше, — весело отозвался Джек Обри, приподняв треуголку и помахав ею американскому капитану.

— Курс вест полрумба к зюйду, мистер Маршалл, и прикажите, пожалуйста, зачехлить пушки. — Из кормового люка доносился тонкий аромат кофе. — Диллон, позавтракайте со мной, — произнес капитан, дружески взяв его за рукав. — Вы по-прежнему бледны, как привидение.

— Вы должны извинить меня, сэр, — прошептал лейтенант, высвобождаясь и глядя на Джека Обри с откровенной ненавистью. — Мне немного не по себе.

Глава восьмая

— Я в совершенной растерянности, клянусь честью, поэтому излагаю ситуацию, целиком рассчитывая на вашу откровенность… Ума не приложу, чем я провинился… Дело не в том, что я высадил этих обременявших нас сверх всякой меры пленников на остров Дракона, поскольку неприятности начались раньше, еще рано утром.

Стивен с серьезным видом, внимательно, не перебивая, слушал Джека Обри. Мало — помалу, то и дело возвращаясь к опущенным деталям, затем забегая вперед, восстанавливая хронологию событий, капитан изложил историю их взаимоотношений с Диллоном-то хороших, то плохих, — а затем перешел к периоду последнего чрезвычайного их ухудшения — не только необъяснимого, но и обидного, поскольку он испытывал к лейтенанту дружеские чувства, а не только стал его уважать. Упомянул он и о необъяснимом поведении Маршалла, но это было не так важно.

Джек Обри самым старательным образом повторил свои аргументы относительно необходимости создания на судне благоприятных отношений, для того чтобы преумножить боевую силу шлюпа, — он приводил примеры за и против этого тезиса, рассказывал, как внимательно выслушивали и одобряли его речи остальные офицеры. Однако, несмотря на свой острый ум, Стивен не мог разобраться в этих сложностях и не мог (вопреки проявленной Джеком слабости) предложить ему свою помощь, поскольку он был всего лишь идеальным слушателем, а его собственные мысли находились на тридцать лье южнее и восточнее, за пустынным морем. Пустынным и бурным морем: после угнетающих штилевых дней и слабых ветров задул крепкий зюйд-вест. Этот ветер ночью стал заворачивать к востоку и теперь дул со штормовой силой, нагоняя волны, возникшие днем, поэтому «Софи» плюхалась о воду, неся марсели и прямые паруса, взяв на них по два рифа. Волны ударялись о наветренную скулу, заливая тучами брызг впередсмотрящего, стоявшего на полубаке, заставляя раскачиваться из стороны в сторону Джеймса Диллона, безмолвно общавшегося на шканцах с дьяволом, а также раскачивая койку, на которой лежал Джек Обри, сосредоточенно уставившись в темноту.

Он был чрезвычайно занят, однако после того как он проходил мимо часового у дверей каюты и оказывался в уединении, которое никто не смел нарушить, у него появлялась уйма времени для размышлений. Он не растрачивал это время на пустяковые разговоры, на то, чтобы слушать игру на издающей дрожащие звуки немецкой флейте или обсуждать политику с моряками. «Я поговорю с ним, когда мы его подберем. Буду говорить в самых общих выражениях, о том, какое это утешение — иметь на борту верного друга, об этой особенности морской жизни, когда в один момент ты находишься в тесной кают-компании, где не вздохнуть — не то что сыграть джигу на скрипке, а в следующее мгновение ты, как отшельник, оказываешься в одиночестве, какого никогда прежде не знал».

В минуты стресса у Джека Обри было две реакции: он проявлял или агрессивность, или влюбленность — он всей душой стремился к мощному катарсису активных действий или же любви. Он обожал битву и легкомысленных женщин.

«Вполне понимаю тех капитанов, которые берут с собой в море женщину, — размышлял он. — Помимо наслаждения, которое она доставляет, она становится еще и теплым, живым, любящим прибежищем…»

Покой. «Как бы я хотел, чтобы в этой каюте была девушка», — добавил он после паузы.

Этот разброд в мыслях, эти сомнения одинокого человека, которого не желают понять, существовали лишь в пределах его каюты и прорывались только в исповедальных беседах с доктором. Однако внешний вид капитана «Софи» ничего такого не выдавал, а для того чтобы заметить, что зарождавшаяся дружба между ним и его лейтенантом внезапно оборвалась, нужен был чрезвычайно внимательный наблюдатель. А штурман стал именно таким наблюдателем. Хотя обожженное и заляпанное мазью лицо Джека Обри какое-то время придавало ему на редкость безобразный вид, очевидная симпатия капитана к Джеймсу Диллону вызывала в Маршалле ревность. Кроме того, штурману угрожали в выражениях самых недвусмысленных, и он наблюдал за капитаном и лейтенантом с тоской и тревогой.

— Мистер Маршалл, — раздался из темноты голос Джека Обри, и бедняга аж подпрыгнул на месте, словно у него над ухом разрядили пистолет. — Как вы полагаете, когда мы увидим землю?

— Часа через два, сэр, если ветер не изменится.

— Да, я тоже так подумал, — отозвался капитан, подняв глаза на паруса. — Полагаю, вы можете убрать один риф. Как только ветер ослабнет, поставьте брамсели, словом, все что можно. Прошу вас, мистер Маршалл, как только обнаружите землю, позовите меня.

Менее чем через два часа, вновь появившись на палубе, на правой скуле капитан увидел ломаную линию берега. Это была Испания. С борта была хорошо видна гора необычайной формы, которую англичане прозвали Яйцом. Она была в створе со становым якорем. Значит, бухта, где они заправлялись водой, находилась прямо по курсу.

— Клянусь Господом, вы первоклассный штурман, Маршалл, — сказал Джек, опуская подзорную трубу. — Вы достойны того, чтобы вас назначили штурманом всего флота.

Однако потребовалось не меньше часа, чтобы добраться до побережья. И когда момент, которого он с таким нетерпением ждал, был так близок, Джек Обри убедился, насколько он взволнован, как много значит для него результат их экспедиции.

— Пришлите ко мне на корму старшину — рулевого, — произнес он, несколько раз пройдясь по палубе.

Баррет Бонден, старшина — плотник и начальник грот-марсовых, был необычно молод для своей должности. Это был славный, открытый юноша — с твердым характером, но не жестокий, жизнерадостный, полностью соответствовавший своему положению и, разумеется, превосходный моряк, с детства готовившийся к морской службе.

— Садитесь, Бонден, — произнес капитан подчеркнуто вежливо, поскольку предлагал ему место на шканцах, не менее, и возможность достигнуть вершин морской иерархии. — Я все это время думал… Не хотели бы вы стать мичманом?

— Ну что вы, сэр, конечно же нет,-тотчас ответил Бонден, сверкнув в полумраке улыбкой. — Но я премного вам благодарен за ваше хорошее ко мне отношение, сэр.

— Вот как, — ответил опешивший Джек Обри. — Почему же?

— Я не очень-то грамотен, сэр. Ведь я, — весело засмеялся он, — могу прочитать только список вахт, да и то по складам. А учиться мне слишком поздно. И потом, как бы я стал выглядеть, нарядившись в офицерскую форму? Деревенский увалень, мои старые кореша подняли бы меня на смех и стали бы кричать: «Здорово, пузо из клюза!»

— Многие офицеры начинали свою службу рядовыми матросами, — возразил Джек Обри. — Я сам когда-то был простым матросом, — добавил он и тут же пожалел об этом.

— Про это мне известно, сэр, — снова обнажил свои зубы Бонден.

— Откуда же?

— Среди матросов из вахты правого борта был один малый. Он плавал с вами на старике «Ресо» возле мыса Доброй Надежды.

«Ах ты господи! — мысленно воскликнул Джек Обри. — А я даже не заметил его. Жарил всех девок подряд на берегу, и они все время знали, кто я такой… Вот как бывает». Затем произнес вслух с некоторой обидой:

— Подумайте о том, что я вам сказал, Бонден. Жаль, если вы станете настаивать на своем.

— Извиняюсь за дерзость, сэр, — отвечал Бонден, поднимаясь со стула и со смущенным видом переминаясь с ноги на ногу. — Но у меня есть родич, сын тетушки Слоупер. Это Джордж Люкок, фор — марсовый, из вахты левого борта. Он настоящий грамотей, умеет писать такими мелкими буквами, что не сразу и прочитаешь. Он моложе меня, сэр, и гораздо толковее. Во много раз толковее.

— Люкок? — с сомнением переспросил Джек Обри. — Да ведь он совсем еще зелен. И это не его ли пороли на прошлой неделе?

— Было дело, сэр. Но его пушка была единственной, которая второй раз выиграла состязания по стрельбе. А выпил он оттого, что не хотел обидеть парня, который его угощал.

— Ладно, — отвечал капитан, подумавший о том, что надо давать более полезные призы, а не бутылку (хотя ничто так не ценится, как выпивка). — Возьму его на заметку.

* * *

Во время этого утомительного плавания мысли Джека Обри были заняты мичманами.

— Мистер Бабингтон, — произнес он, внезапно перестав расхаживать взад — вперед. — Выньте руки из карманов. Когда вы в последний раз писали домой?

Мистер Бабингтон находился в том возрасте, когда чуть ли не каждый вопрос заставляет виновато потупить глаза. В данном случае капитан попал не в бровь, а в глаз. Покраснев, юноша произнес:

— Не помню, сэр.

— Вспомните, сэр, вспомните, — отозвался Джек, и его обычно добродушное лицо неожиданно омрачилось. — Из какого порта вы его отправили? Из Магона? Легхорна? Генуи? Гибралтара? Ладно, не ломайте голову. — На далеком берегу темной фигуры Стивена не было видно. — Это неважно. Напишите хорошее письмо. Страницах на двух самое малое. И перешлите их мне завтра вместе со своими ежедневными записями. Передайте вашему отцу привет от меня и сообщите ему, что мои банкиры — Хорсы. — Дело в том, что Джек Обри, как и большинство других капитанов, умудрялся выделять пособие для родителей молодых офицеров. — Хорсы, — повторил он рассеянно, — мои банкиры — Хорсы… — Но придушенный каркающий звук заставил его внезапно обернуться.

Юный Риккетс схватился за лопарь хват — талей, пытаясь взять себя в руки, но без особенного успеха. Однако холодный взгляд капитана остудил его веселье, и на вопрос, писал ли он в последнее время родителям, без заметного волнения громко ответил:

— Никак нет, сэр.

— Тогда поступите таким же образом: напишете две страницы убористым почерком, и чтобы в письме не было никаких просьб о новых квадрантах, шляпах с галунами или кортиках, — произнес капитан.

Что-то подсказало мичману, что не время вдаваться в объяснения, указывать на то, что его любящий отец, единственный его родитель, находится в ежедневном, даже ежечасном общении с ним. Каждый на борту заметил напряженное состояние капитана.

— Кудряш уж очень переживает за доктора, — говорили матросы. — Жди бури.

И когда просвистали команду убрать койки, те, которым пришлось подняться на правый борт квартердека, с опаской косились на командира. Один из них, одновременно поглядывая на старшину — рулевого, выступ на палубе и капитана, запнулся и упал лицом вниз.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29