Из воспоминаний Анны Ивановны Кулаковой, супруги Михаила Петровича Кулакова

Июнь 2011 года

В детстве я часто рассматривала церковные журналы, которые издавались еще в 1920-х годах, там были фотографии адвентистских общин. Я спрашивала родителей, что это за люди на фотографиях? Они говорили, что это люди, которые свою жизнь посвятили служению Богу. И мне хотелось встретить в своей жизни такого человека! И посвятить ему свою жизнь. Когда я закончила среднюю школу, моя соседка и одноклассница вышла замуж, и я как-то увидела, как она своему супругу поливала руки водой… Отец мне сказал тогда: «Не переживай доченька, Господь и для тебя что-то усмотрит. Господь сказал – ищите прежде всего Царствия Божия и правды Его, а все остальное приложится вам». Этот текст с того времени врезался в мою память!

Однажды (это было начало мая) во сне я услышала голос: «Твой муж будет Михаил Кулаков». Я проснулась под впечатлением, было 7 часов утра, комната вся залита солнечным светом. И я начала думать, кто же это? Я не знала такого человека. Конечно, вопрос у меня остался, но я ни с кем не поделилась, никому не рассказала. Через некоторое время приехал из Москвы священнослужитель Щеглов, которого направили в наши места, потому что у нас не было рукоположенного проповедника. Он мне и сказал: «Знаешь, сестра, здесь где-то должен быть один молодой человек, который освободился из заключения, – Михаил Кулаков». Когда он сказал это, я вся задрожала, потому что вспомнила свой сон, и ответила, что мы не знаем его. А через месяц из Москвы он прислал нам его адрес и посылочку, в мешковину зашитую. И эта посылочка попала в наш дом. Михаил Петрович в то время жил километрах в 60 от нас. Один из братьев предложил, чтобы я эту посылочку отвезла, ведь молодому человеку будет приятно, что его девушка посетит. А мой отец был против: «Как это – молодая девушка сама поедет к парню?»

В результате эту посылочку Михаилу только месяца через два отвезла моя двоюродная сестра. А мы с ним познакомились позже, когда он попал в районный центр, где тетя моя работала. Она привела его в школу, где он устроился учителем рисования и черчения. Однажды моей тете Агафье Павловне он сказал, что хочет с кем-нибудь из верующих молодых людей познакомиться. Тетя сказала, что группа верующих есть на большой узловой станции Карагандинской железной дороги Кушмурун, за 40 километров отсюда, но из молодых никого нет – только моя племянница, то есть я. Михаил попросил показать мою фотографию и сказал, что хотел бы познакомиться. Через некоторое время тетя приехала к нам, с родителями поговорила об этом, и они решили меня отправить с тетей за учебниками для моего младшего брата, который в то время перешел в 10 класс. О том, что Михаил бывает у тети, я узнала, только когда оказалась в ее доме.

Как-то утром, открыв дверь в летнюю кухню, я увидела гостя, который мирно о чем-то беседовал с тетей. Это было неожиданно, и вызвало мое смущение. Я пошла за книгами, а когда вернулась, Михаила уже не было, но Агафья Павловна сказала, что он придет вечером и мы вместе встретим субботний день. Наступил вечер, мы с тетей закончили все наши дела, и тут открывается калиточка, и появляется Михаил, такой статный, высокий молодой человек! У него после заключения волосы немножко отросли, и он так скромно, так вежливо подошел, поздоровался и сел с нами. Мы принесли Библию, он прочел один из псалмов. Так красиво объяснил он этот псалом, как никогда мне прежде не доводилось слышать. Это на меня произвело очень большое впечатление. И я всю жизнь помню об этом случае и благодарна Богу, что мне пришлось слышать тогда его. После этого я по-другому стала относиться к Священному Писанию.

Михаил попросил у тети разрешения провести вместе со мной субботний день. Сама она ушла на богослужение, а мы с Михаилом остались и проговорили целый день. Вечером мне надо было ехать домой, он проводил меня на вокзал. Когда мы прощались, он сказал: «Я бы хотел, чтобы мы еще увиделись, и хочу поговорить с твоим отцом. В церковь я еще открыто ходить не могу, а мне бы очень хотелось пообщаться с серьезным верующим человеком»… Через некоторое время отец поехал навестить Михаила. Я очень ждала, что скажет о нем отец по возвращении. Отец с восторгом рассказывал о беседе с Михаилом, а потом сказал, что главная причина, по которой он хотел увидеть отца, – он просит моей руки. Отец советовал ему не торопиться и сказал: «У тебя еще много времени. Сейчас твой отец в заключении, года два надо ждать. И еще: у тебя выбор, как у царя Артаксеркса, ты осмотрись, чтобы потом не жалеть».

Через некоторое время Михаил прислал мне телеграмму: «Срочно приезжай». Я очень заволновалась и поехала. Он встретил меня с цветами и сразу спросил: «Ты паспорт привезла?». Я сказала – нет. Он огорчился. Мы сели под березки и долго беседовали. Он много мне рассказывал о своей жизни, о жизни родных – все они гонимы, и неизвестно, что впереди будет, неизвестно, какая жизнь ожидает меня, но он бы хотел свою судьбу связать со мной. Знаете, невозможно было отказать такому хорошему молодому человеку! Я вернулась домой, рассказала родителям, и все были рады и решили молиться, чтобы все было по воле Божией. Мы думали, что нам надо принять его в нашу семью. У него же ничего не было – ни денег, ни жилья, ни имущества, один фанерный чемоданчик, и больше ничего. А у нас был и свой дом, и корова, и все необходимое для жизни.

В следующий раз, когда я приехала к Михаилу, мы с ним зарегистрировались. А когда нас сочетали церковным браком, мы стали жить вместе. Я всегда и во всем поддерживала его, потому что я верила, что он мне дан Богом. И он предупредил меня: моя жизнь нелегкая будет, моя жизнь – цыганская… Цыгане все время в разъездах, и его будут гонять с одного места на другое, поэтому я не имела права даже роптать. Я понимала, что должна ему помогать в работе, освобождать его от физического труда. И я брала на себя и то, что можно женщине, и то, чего нельзя… Я и английский язык не выучила, потому что, во-первых, не думала, что он пригодится, а во-вторых, у меня не было времени на это.

Мы с ним поженились в такое трудное время, когда церковь наша была в подполье, все были разрознены, и очень было трудно всех объять любовью своею. Надо было лично с каждым беседовать, ездить по городам и селам. Михаил ездил в поездки один, а когда я просила, чтобы он меня с собой взял, он говорил: «Как же я заберу тебя у детей? Когда ты остаешься с детьми, я знаю, что они будут и напоены, и накормлены, и проверены, и уложены спать вовремя, и не пойдут, куда не надо». Так что в этом отношении он полагался на меня полностью.

Через год мы поехали в Алма-Ату, потому что там церковь находилась в бедственном положении, и надо было как-то объединить верующих, чтобы они были в любви между собой и с Богом. И такая жизнь началась у нас бурная, деятельная, духовная, при этом нас преследовали, за нами следили, общественные суды устраивали…

Так трудно было жить, когда дети боялись милиционера… Когда видели, что идет милиционер, они за мою юбку хватались, один – на руках, а трое – вокруг (это когда было их еще четверо). Но мы никогда не говорили о том, что у нас трудная жизнь… А потом детей шестеро стало, и жизнь тоже изменилась. Помню, когда у Мишеньки маленького – ему годика два было – наши собратья спрашивали: «Мишенька, кем ты будешь?», он ручки кверху поднимал и говорил «милиционером». Он не мог выговорить «миссионером»! У него получалось «милиционером», и все хохотали! Мы молились всегда, чтобы наши дети могли быть использованы в деле Господнем, чтобы были использованы те дары, которыми Господь наделил каждого.

Михаил Петрович – это был дар мне от Бога. Я любила его всем сердцем своим и всей душой и до сих пор люблю. Он появился в моей жизни внезапно и ушел, когда я еще этого не ожидала. И когда я вижу его во сне, я радуюсь этому сну, потому что я скучаю по нему, мне недостает его. Мы прожили 56 лет вместе, и непросто мне остаться без него… Я думала, что он хоть на пенсии будет более свободным, но я ошибалась. Он говорил: «Нет, я теперь тороплюсь как можно скорее все закончить, но ты не переживай, перед нами еще вся Вечность». Вера, с которой он жил, утешает меня. И мечтаю, что перед нами будет вся Вечность, мы будем друг с другом радоваться. Хорошо, что Господь сделал так, что он родился в этот мир. Михаил Петрович – это подарок для того времени, потому что любой человек, который с ним встречался, духовно оживал. И я знаю: тот, кто когда-либо слышал его, приближался к Господу.

Обо всем, что пришлось пережить многим верующим, я узнала позже. А тогда… Удивительное это было время – начало 1990-х в поселке Заокский! Никто из нас, приезжающих в семинарию, не задумывался о том, что за все, что мы видели вокруг, многие заплатили своей жизнью. Для таких, как я, новеньких и свеженьких, был подходящий термин – «неофиты». Как всякий неофит, я приезжала в Заокский с чувством огромного счастья и блаженной улыбкой на лице. Мне нравилось все – студенты, их жены, члены общины, приветливо встречающие гостей. Мне полюбилась студенческая столовая, где подавали только постную еду, мне нравилась стена в храме, которая опускалась по субботам, чтобы вместить всех желающих. Проповедники и преподаватели казались небожителями, и среди них главным небожителем был Михаил Петрович Кулаков – главный адвентист (название его должности я тогда никак не могла запомнить). Каждого, кто приезжал в семинарию впервые, ждала экскурсия, которую проводил кто-то из дежурных преподавателей или студентов. Однажды я привезла в будний день своих друзей. Студент (уже не помню сейчас, кто именно) водил группу гостей по учебному корпусу, открывал двери и показывал: «Вот здесь – библиотека, здесь канцелярия, а здесь работает Михаил Петрович Кулаков – председатель нашего дивизиона». И никого не удивляло, что каждый пришедший может заглянуть в любую комнату, даже в ту, где работал «главный адвентист». И Михаил Петрович вставал и с улыбкой приветствовал людей, которые зашли в его комнату просто как на экскурсию. Интересно, где еще было возможно такое?