- Пусти меня! Пусти! Пощади меня, пусти, умоляю!
      Я решил, что к Ганне ворвался вор. Выхватив из кармана револьвер, я побежал в ее комнату. На пороге я остановился, пораженный представившейся моим глазам картиной. Ганна с распущенными волосами и револьвером в руках отчаянно боролась посреди комнаты со своей старой служанкой.
      - Оставь меня, отойди! - неистово кричала Ганна, а та со слезами в голосе уговаривала ее:
      - Барышня, миленькая, пощади свою мать, она ждет тебя домой! - твердила старуха, не отпуская ее руки.
      Я положил револьвер в карман и поспешил к ней на помощь.
      - Мисс Ганна! Отдайте мне револьвер!
      Как только девушка услышала мой голос, она умолкла. Старушка сразу отпустила ее. Мисс Ганна, подняв револьвер вверх, бросилась ко мне. Старая служанка заплакала:
      - Умоляю, удержите ее! Она убьет и себя и вас!
      Я крепко сжал руку Ганны у запястья, и она выронила револьвер. Не отпуская ее, я поднял револьвер и положил к себе в карман. Девушка потеряла сознание. Я уложил её на диван и обернулся к совершенно обессилевшей служанке. На ней лица не было от страха.
      - Подите отдохните.
      Она ушла. Я попросил слугу принести мне воды. Смочив платок, я положил его Ганне на голову. Сердце ее немного успокоилось, но глаз она не открывала. Прошло около часу. Я сидел возле Ганны и гладил ее по голове. Наконец, она открыла глаза. Увидев, что голова ее покоится на моей груди, она горько заплакала.
      - Почему ты не дал мне умереть? Зачем ты спас меня? Подумай, есть ли смысл мне жить, когда я морально уничтожена. Я опозорила себя перед честными людьми. Мне нет места в мире. Меня ждет сырая земля. Моя совесть, честь, знания, любовь - все погибло. Я покрыла себя позором.
      - Самоубийство не выход из положения. Это признак слабости духа.
      - Нет, это протест против неудачно сложившейся жизни,
      - Кончают жизнь самоубийством те, кто не способен бороться, исправить свои ошибки. Это слабые, трусы.
      Американка, всхлипывая, перебила меня:
      - Проклятые немцы, для собственного благополучия они готовы загубить миллионы людей. Они всегда строили и строят свое счастье на чужом несчастье. Это они отняли у меня мою спокойную, радостную жизнь, ввергнув в смрадное болото шпионажа, заставили своими собственными руками подписать себе приговор. Какое значение для человечества имеет жизнь или смерть такой девушки, как я? Допустим, моя совесть чиста, кто поверит мне? Могу ли я вынуть свое сердце и показать его людям: смотрите, люди добрые, оно свободно от пороков, меня опутали, втянув в это болото лжи и предательства против моей воли. Кто захочет заглянуть в мою душу? Кому до нее дело? Кто станет заниматься чужим горем? Вот ты... ты, человек, которого я люблю всем сердцем... Разве ты можешь верить мне, когда ты знаешь, что расписка, данная мной германскому консулу, хранится в архивах консульства, а в русском консульстве есть приказ о моем аресте? Для тебя не секрет, и американскому консульству сообщено, что я как германская шпионка подлежу аресту. Скажи сам: где теперь мое место на этом свете? Мир необъятен, в нем находят приют миллионы людей, но порой в нем нет уголка для такой несчастной, как я. Дикари, тунеядцы имеют право на жизнь, лишь я лишена его.
      Она не могла никак успокоиться. Ей было известно, что отряд Хелми-бека на Ямском перевале потерпел полное поражение, что почти все его аскеры там похоронены, а сам он едва спасся бегством. Она понимала, что до возвращения русских оставались считанные часы. Нет никакого сомнения, что они немедленно арестуют ее как немецкую шпионку. Это и заставило ее решиться на самоубийство.
      Я не сказал Ганне, что документы подтверждающие ее шпионскую деятельность и хранившиеся в архивах русского и немецкого консульств, теперь находятся в наших руках.
      Она не подозревала, что я могу помочь ей начать новую жизнь. Лаская ее волосы, я говорил ей:
      - Поверь мне, у тебя есть все возможности вернуться к честной жизни. Все в твоих руках. Если в дальнейшем ты будешь приносить пользу обществу, люди простят твои заблуждения, а самоубийство заставит их подозревать тебя. О расписке, данной тобой немецкому консулу, о приказе арестовать тебя можешь не беспокоиться, они похищены Хелми-беком. Даю тебе слово, я создам все условия, чтобы ты могла спокойно жить. Но тебе по-прежнему следует держать с немцами связь.
      - Ты... ты предлагаешь мне опять заниматься шпионажем?
      - Не волнуйся, у меня и в мыслях этого не было. Ты больше не будешь выполнять требования немцев. Ты будешь помогать иранским крестьянам и беднякам. И сможешь смыть с себя пятно позора. Разве ты не хочешь помогать страдающим и обездоленным? Твоя шпионская деятельность в прошлом, ты должна забыть о ней. Все это позади. А теперь встань и возьми себя в руки. Прикажи приготовить чай, выпьем вместе. Не позже завтрашнего дня я подыщу тебе новую квартиру, отсюда необходимо переехать. Знай, ты, еще не совсем потеряла мое уважение. Для меня ты осталась той мисс Ганной, которую я знал в Джульфе и Ливарджане. Бросить тебя на произвол судьбы значит для меня обречь себя на вечные угрызения совести. Вот поэтому я не пожалею ничего для твоего спасения.
      Я и на самом деле решил защищать ее всеми средствами. Она знала много наших секретов, немало сделала для нашей организации. Незаметно для себя она очутилась в лапах германской контрразведки. Может быть, она действительно, как говорит, пошла на это, чтобы оказать мне услугу и доказать свою верность.
      Мои обещания очень обрадовали ее. Теперь она плакала от радости. Она все пыталась поцеловать мою руку, но я не мог допустить, чтобы женщина так унижала себя. Тогда она обняла меня и поцеловала в щеку.
      - Поверь мне, дорогой, мои слезы не искусственные, я не артистка, взволнованно сказала она. - Я самая несчастная девушка, во всем мире. Забудь, что я была шпионкой, не брезгай мной. Тебя целует не шпионка, а Ганна, которая любит тебя больше жизни. Подлые люди использовали мое желание помочь иранскому народу, и вот я попалась на удочку германского консула, Ганна задумалась. - Кто знает, если бы не ты, я может быть, не взяла на себя такие обязательства. Но знай, никогда и ни за какие блага я не предавала ни тебя, ни твоего народа. По поручению германского консула я работала против русских. Я считала, что этим помогаю тебе и твоему народу. Если бы все эти документы попали в ваши руки, ты убедился бы, что я говорю правду и окончательно поверил мне.
      И в самом деле, в документах германского консульства, попавших в наши руки, я не обнаружил ни одной бумажки, написанной Ганной и направленной против революционной организации. В эту минуту она была абсолютно искренна. Мне стало жаль ее. Я решил избавить ее от внутренних терзаний.
      - Если я восстановлю твое прежнее положение в обществе, будешь ли ты слушать меня?
      Ганна снова обняла меня за шею.
      - Мой благородный друг, разве был хоть один случай, чтобы я ослушалась тебя?
      - Ты права, не было. Но ты скрывала от меня свою деятельность. Разве это было совместимо с теми отношениями, которые были между нами?
      Ганне стало стыдно. Она опустила глаза.
      - Накажи меня, - прошептала она.
      - Я это уже сделал. Разве ты не чувствуешь боли в запястье?
      Ганна вздохнула.
      - Боль сердца была так невыносима, что я не почувствовала даже, как ты сжал мне руку, - и она потерла красный след от моих пальцев. - О, если бы этот отпечаток остался до конца дней моих! Как была бы я счастлива!
      - Не печалься. Ты будешь счастлива. Все твои ценности в целости и сохранности. Я сберег их для тебя. Когда ты переедешь на новую квартиру, я принесу их.
      Мисс Ганна снова глубоко вздохнула.
      - Все это легко восстановить, но не авторитет и доверие, которые я потеряла в американском консульстве. Увы, они невозвратимы.
      - И это вернется.
      - Нет, никогда. Посмотри, мой друг, как я постарела. Эти несколько дней меня терзали страшные думы, мне кажется, что жизнь во мне угасла.
      - Пустяки, ты так же молода, грациозна и красива, как всегда.
      - Ты льстишь мне. Но я знаю, ты никогда не обращал внимания на мою внешность. Изменилась я или нет - ты не замечаешь вовсе. Так было с первой нашей встречи, так продолжается и теперь. Я никогда не понимала причину этого. Но я привязываюсь к тебе тем больше, чем ты ко мне безразличнее. Таковы все женщины, и я не исключение. Более красивого, более умного, более культурного мужчины, чем ты, я никогда не встречала, даже в мечтах не представляла. Ни до встречи с тобой, ни после я ни к одному мужчине не чувствовала такой любви, как к тебе. Во имя этого святого, искреннего чувства помоги мне, я погибаю.
      - Друг мой, мне кажется, ты не можешь не замечать того уважения, которое я тебе оказываю. Я знаю, как ты любишь меня. Если наши отношения до сих пор не приняли какой-то другой формы, то в этом виноваты объективные причины. События с калейдоскопической быстротой сменяют друг друга, не дают возможности заняться личными делами. Что же касается помощи, я к твоим услугам. Приложу все усилия, чтобы вновь устроить тебя на работу в американское консульство. Тебе известно, что в составе его произошли большие изменения?
      - Нет. Я ничего не слышала.
      - Консула отозвали, ожидают нового. Кроме секретаря Фриксона, всех служащих заменили.
      - Достаточно и того, что Фриксон останется.
      - Он тебе ничего плохого не сделает.
      - Он мой лютый враг.
      - Почему?
      - Я оскорбила его жену Сару.
      - Как?
      - Это распутная женщина. Она хотела познакомиться с тобой и поссорить нас.
      - Забудь обо всем этом. Скажи, ты хочешь работать в американском консульстве?
      - Это несбыточная мечта.
      - Но я предлагаю устроить тебя туда. Неужели до сих пор ты не поняла, что я слов на ветер не бросаю? Если ты хочешь, я сделаю это. Если же ты не хочешь там работать, я добьюсь справки, что ты работала честно, аккуратно выполняла свои обязанности и ушла по своей воле.
      Мисс Ганна была в восторге. Лицо ее сияло.
      - Я счастлива! Что было бы со мной, если бы я не встретила тебя в Джульфе. Ума не приложу, как бы я жила в Иране!
      "Глупенькая, если бы ты не встретилась со мной, не стряслись бы с тобой все эти несчастья", - подумал я.
      Мисс Ганна встала, прошла в соседнюю комнату. Через несколько минут она вернулась. Она умылась, припудрилась, выглядела свежей. На ней было другое платье. "Где-то я уже видел его", - подумал я, потом вспомнил...
      Была теплая летняя ночь, чуть-чуть таинственная. Полная луна выглядывала из-за деревьев, казавшихся сиреневыми, и ее свет падал на наши лица. Было тихо, ни один звук не долетал до нас, лишь утки лениво плескались в бассейне. Шелест листвы убаюкивал американку, склонившую голову ко мне на плечо. Мы с упоением вдыхали чистый воздух. Прелестный запах волос мисс Ганны волновал мое воображение.
      Да, тогда это платье было на ней. Еще раз я видел его в Ливарджане, в доме Гаджи-хана... Сколько времени прошло с тех пор! Тогда мы оба были веселы и беззаботны.
      Вошла старушка-служанка и поставила передо мной стакан чаю. Она не смотрела мне в глаза, видимо, все еще чувствовала себя неловко.
      ВОЗВРАЩЕНИЕ ЦАРСКОГО КОНСУЛА
      Флаги, развевавшиеся над домами царских подданных и граждан, находившихся под покровительством России, возвещали о возвращении консула в Тавриз. Были и другие приметы. На тротуаре перед русским консульством с утра было шумно и многолюдно. Дервиши распевали свои гасиды, нищие молились вслух, слепые выпрашивали подаяния, марсияханы оглашали воздух траурными завываниями. Был здесь даже один мучтеид, читавший проповедь.
      Мешади-Мамед-Али, торговавший портретами царя и членов его семьи, спозаранку открыл свою лавку. Вытерев с портретов пыль и расставив их по местам, он стал зазывать покупателей:
      - Портрет его величества императора России и его наследника. А вот царица, царевны и их светлейший дядя. Дешево, дешево, по одному туману каждый. Заходите, заходите, уступлю, отдаю по девять кранов, берите, уже кончаются! Не зевайте, тавризцы. Вот портреты министров императора и генералов. Вот еще губернаторы, начальники. А вот приставы. Взгляните, есть даже городовые! Дешево, дешево! Портрет городового стоит один кран! Не мешкайте, бедняки, осталось всего восемь портретов городовых!
      Лишь три дня назад я проходил мимо этой лавки. Тогда он продавал другие портреты и так же нараспев предлагал прохожим:
      - Это султан Мохаммед-Хамис - халиф вселенной, Энвер-паша... Вот его братья, а вот дяди. Смотрите - это его пушки и корабли!
      Первым с визитом к консулу поспешил Сардар-Рашид.
      Несмотря на его обещания и даже письменные обязательства, доверять ему было бы слишком рискованно и наивно. После возвращения русских он мог, опираясь на них, при первой же возможности предать нас. Поэтому меня очень беспокоил исход его визита.
      Впервые после долгого перерыва в Тавризе появились русские газеты. Вечером я сидел дома, просматривая их. Особенно меня занимало "Русское слово", я читал фронтовые известия. Нины не было. Она сегодня первый день вышла на работу в консульство. Я с нетерпением ждал ее, чтобы узнать подробности возвращения ее начальника. Затрещал телефон, я взял трубку, послышался голос Сардар-Рашида.
      - Добрый вечер, господин Абульгасан-бек! Слышали новости?
      - Нет, ничего не знаю!
      - Господин консул изволил пригласить меня к себе.
      - Что ж, поздравляю!
      - Вас тоже следует поздравить. Я обстоятельно доложил о вас господину консулу. Говорил о ваших заслугах, восхвалял вас, конечно, по достоинству. Господин консул просил передать вам его искренний привет.
      - Благодарю. Все это я отношу лишь за счет благоволения вашего превосходительства ко мне. Я всегда считал себя обязанным перед вами. Надеюсь, обстоятельства еще позволят мне доказать мое исключительное расположение и преданность вашему превосходительству. Я всегда считал для себя большой честью быть принятым вами.
      Мои сухие, напыщенные и далекие от истины слова, обычные в устах иранских купцов, Сардар-Рашид, без сомнения, принял за чистую монету.
      - Я знаю это, - ответил он. - Вы всегда можете рассчитывать на мое покровительство. Я очень хотел бы посидеть с господином Абульгасан-беком и потолковать обо всем более обстоятельно, обсудить действия каждого из нас, чтобы между нами не было недоговоренности.
      - Когда вашему превосходительству будет угодно, я всегда готов встретиться с вами. Со своей стороны я обещаю приложить все усилия, чтобы поднять авторитет вашего превосходительства среди населения. Врагов вашего превосходительства я считаю своими врагами и буду вести с ними беспощадную борьбу.
      - Я вам верю. Мне ничего не жаль для таких преданных и верных мне и государству граждан, как вы. Именно надеясь на вас, я согласился принять столь трудные обязанности губернатора. Думаю, мы встретимся в ближайшее время.
      С этими словами он повесил трубку. Я снова взялся за газеты. Вскоре пришла Нина. Я помог ей раздеться, повесил ее пальто на вешалку. Она обратилась к Тахмине-ханум.
      - Мама, я озябла, попросите, чтобы мне дали стакан горячего чаю! - она села. Я внимательно смотрел ей в лицо. Обычно я по выражению ее лица и глаз угадывал, какие новости она принесла, радостные или тревожные.
      Сейчас ее глаза улыбались, лицо то розовело, то бледнело, губы морщились в нежной и радостной улыбке, на щеках дрожали маленькие ямочки. По всему видно было, что она чем-то очень довольна. Она достала из сумочки письмо и положила передо мной.
      "Господин Абульгасан-бек!
      Сегодня, в одиннадцать часов вечера, прошу вас вместе с Ниной Никитиной пожаловать на банкет, устраиваемый в консульстве в честь нашего возвращения".
      Письмо было написано консулом собственноручно. Нина рассказала, что он хотел отметить свою победу встречей с дипломатическими представителями, аккредитованными в Тавризе.
      Только мы собрались сесть за стол, чтобы пообедать, зазвонил телефон. Это был опять Сардар-Рашид.
      - Несколько минут назад, я получил записку от господина консула. Он приглашает меня к себе в одиннадцать часов вечера. Не знаю, встретимся ли мы там? Я от души хотел бы вас видеть. Полагаю, что господин консул обязательно пригласит вас. Я приложил все усилия, чтобы настроить его в вашу пользу.
      - Да, нас тоже пригласили туда. Обязательно встретимся, - и я повесил трубку.
      * * *
      За обедом Нина рассказала о том, как прошел первый день в консульстве.
      - Консул чрезвычайно озабочен исчезновением вещей и переписки Сардар-Рашида. Он боится, что из-за этого может потерять такого преданного слугу, как Сардар-Рашид. Меньше всего беспокоит потеря ордена, его можно заменить. Днем консул пригласил к себе Сардар-Рашида, они долго разговаривали. Губернатор вышел в радостном настроении, даже походка у него была какая-то необычная. Когда он ушел, консул вызвал меня к себе, спросил, как я себя чувствую, и, не выпуская моей руки, сказал:
      - В данное время никто в Тавризе не пользуется таким уважением и вниманием у меня, как ваш друг. Вы достойная пара. Передайте мой горячий привет и это письмо уважаемому Абульгасан-беку.
      Я немного успокоился - Сардар-Рашид сдержал свое слово.
      Нужно было готовиться к банкету. В десять часов машина консула остановилась у нашего дома. Пришлось поехать на банкет на час раньше назначенного времени. Нина надела на себя все свои драгоценности. Этим она хотела подчеркнуть, что возвращение консула для нее праздник. Я тоже одел свой самый лучший костюм. Когда мы уже собрались выходить, зашел Мешади-Кязим-ага. Увидев нас, он спросил:
      - На банкет, в консульство? Полагаю, вы не забудете там обо мне и при случае замолвите словечко, не так ли?
      - О, на этот счет будьте покойны. Я постараюсь, чтобы, как раньше, вся торговля с русскими была сосредоточена в ваших руках. Но неужели вам не надоело это? Разве мало вам процентов с капитала?
      - Пока кувшин не наполнен до отказа, надо работать, - с этими словами Мешади-Кязим-ага быстро вышел из комнаты. Через минуту он вернулся с драгоценной брошкой, которую подал Нине: - Мешади-Кязим-ами всегда рад доставить тебе удовольствие...
      Когда мы выходили из дому, вслед нам донеслось:
      - Желаю удачи! Доченька, не забудь же замолвить за меня словечко господину консулу!
      Этот славный купец, разбогатевший в годы революции, все еще не успокоился, хотя на счету его было несколько миллионов.
      В КОНСУЛЬСТВЕ
      Консул принял нас не в зале, где устраивался банкет, а во внутренних покоях, где жила его семья. Гостей еще не было. Он приветливо пожал мне руку.
      - Очень рад, что мы все живы, здоровы и встретились снова. Если бы в Тавризе было больше таких умных и культурных людей, как вы, которые понимали бы, в чем заключается счастье их отечества, уверяю вас, дружба и деловые связи между двумя соседними государствами были бы значительно крепче.
      - Вашими устами глаголет истина, - ответил я. - События 1911 года были для нас серьезным уроком. Как вам известно, тогда некоторые элементы воспользовались невежеством народа. Им удалось восстановить его против русской армии и дипломатов, несущих нашей стране культуру и знания. В результате их происков пролилась невинная кровь русских и иранцев. Господину консулу небезызвестно, что в последние дни Тавризу грозила та же опасность. Несчастье вновь могло постигнуть наш народ. Поэтому после вашего отъезда мы вели агитацию, разъясняли населению, что наступающий враг преследует только одну цель - грабить и восстанавливать народ против доброго соседа, искреннего друга. Мы сумели организовать тавризцев и отбили все наскоки оккупантов, несущих зло и неволю. Нам удалось убрать со своего пути всех, кто мешал нам бороться с ними. Мы организовали отряды ополченцев, которые с честью защитили наш народ, подданных России и всех тех, кому покровительствовало русское правительство. Но у нас не было оружия, а без него мы ничего не могли бы сделать. В этом нам помог Сардар-Рашид. Одной из самых больших своих заслуг мы считаем то, что нам удалось оградить армянское население от погрома. Слава аллаху, мы вышли из этой борьбы почти без потерь. Теперь, когда все успокоилось, мы все оружие и боеприпасы сдали лицам, которых указал нам его превосходительство Сардар-Рашид.
      Консул еще раз пожал мне руку.
      - Обо всем этом тавризские армяне в специальном донесении сообщили мне. Они с большой благодарностью пишут о вас. И господин Сардар-Рашид, пока мы были в Тифлисе, телеграфно сообщал о ваших действиях, о вашей смелости и организаторском таланте. Сегодня он снова рассказывал мне о вас со всеми подробностями. Он сказал, что все оружие вы сдали в целости и сохранности. Со своей стороны я хочу заверить вас, что в подобных случаях мы никогда не откажем вам в эффективной помощи. Наша единственная цель заключается в том, чтобы население Тавриза, весь ваш народ поняли, что мы ваши друзья. Это надо разъяснять массам.
      - Вы совершенно правы. Но, к сожалению, до сих пор у нас некому было вести подобную пропаганду. Те, кто враждебно настроен по отношению России, не хотели открыть глаза народу. Семь лет подряд черные силы толкали его в пропасть. Посудите сами, господин консул, ну, зачем было тавризцам восставать против иранского и императорского правительств? Но что могли они поделать, когда авантюристы мутили воду. Они не давали простым людям возможности разобраться, где истина, и где ложь. Не так обстоит дело теперь. Наш народ понял, кто ему враг, а кто друг. Мы сумели открыть ему глаза. Сегодня я могу взять на себя смелость и заявить от имени народа, что он готов по первому слову господина консула доказать свою преданность ему и его правительству.
      Мои слова пришлись по вкусу консулу. Несколько раз подряд он повторил:
      - Молодец, просто молодец! Мы одобряем ваши действия. О ваших заслугах я сообщил министру иностранных дел и просил наградить вас орденом. Вы достойны самой высокой награды. До сих пор никто из наших друзей в Иране не оказывал нам такой услуги.
      - Благоволение господина генерала я ценю выше, чем сто орденов. В ваш дом я вхожу как в свой собственный. Я считаю за честь столь любезное приглашение, - ответил я, поклонившись.
      - Теперь к делу. Я хочу, чтобы вы взяли на себя снабжение наших армейских частей. Мы нуждаемся в вашей помощи.
      - Рад буду оказаться полезным. Я думаю, это дело надо поручить Мешади-Кязим-аге. Я ему очень доверяю. И вот почему. Во-первых, он честен и не жаден, а во-вторых, он мечтает оказать какую-либо услугу императорскому правительству.
      - Что ж, я согласен. Наш девиз - давать заработать друзьям.
      Вошел слуга, доложил, что начали собираться гости. Мы поднялись и прошли в зал. Небольшой симфонический оркестр негромко играл какую-то приятную мелодию.
      Дипломатические представители Англии, Франции и Италии явились на банкет с женами и дочерьми, но никто из них меня не интересовал. Я ждал секретаря американского консульства Фриксона. Я хотел воспользоваться случаем и завести с ним разговор о возвращении мисс Ганны в американское консульство. Он с женой Сарой приехал на банкет последним. Когда консул познакомил меня с Фриксоном, тот внимательно посмотрел на меня. Как-то раз мы столкнулись на именинах мисс Ганны. Естественно, что после ее исчезновения и раскрытия ее шпионской деятельности секретарь американского консульства мог и меня заподозрить в прогерманских действиях. Я должен был опередить его, намекнуть ему, что мне известна его работа как шпиона. Если я упущу момент, инициатива будет в его руках, и он расскажет консулу о моей связи с мисс Ганной. Эта мысль беспокоила меня больше всего.
      Жена Фриксона Сара подошла к нам, пожала мне руку, упрекая в непостоянстве.
      - Разве так мы с вами договаривались? Увлеклись блондинкой? С этой богатой дамой вы недавно познакомились?
      - Нет, давно.
      Сара перешла на шутливый тон.
      - Теперь все женщины должны стать блондинками...
      - Я не люблю перекрашенных женщин. Блондинки должны быть натуральными, - ответил я.
      В это время Нина подошла к нам. Оставив женщин, мы с Фриксоном начали прохаживаться по залу. Внимательно посмотрев на меня, он сказал:
      - Если не ошибаюсь, мы с вами встречались в доме одной немки, впоследствии оказавшейся шпионкой.
      - Да, да, мы встречались у мисс Ганны, так и есть! - ответил я ему совершенно спокойно. - Я очень сожалею, что бывал там и познакомился с этой особой. Но это еще полбеды. К несчастью, там я встретился с махровым шпионом, который всего за пять тысяч рублей в месяц продавал все секреты своего государства.
      Фриксон изменился в лице. Я попал не в бровь, а в глаз. Ежемесячно он получал из русского консульства пять тысяч рублей. Я знал об этом из документов, которые недавно попали к нам. Я внимательно следил за ним. Он был сильно озадачен и не отходил от меня ни на шаг, ходил за мной, словно тень. Лебезя передо мною, он не знал, о чем говорить, угодливо подносил мне спичку, стряхивал пепел от папиросы, упавшей на костюм. Без конца он повторял:
      - Вы... - вы... - господин... - окончательно растерявшись, он подозвал жену.
      - Мне кажется, ты хотела что-то сказать господину Абульгасан-беку. Дома ты все время жалуешься, что он никогда не приходит к нам. Счастливый случай свел нас сегодня, поговори с ним.
      - Я уж говорила ему, что он совсем забыл нас, словно мы на свете не существуем, - улыбнулась Сара.
      - Разве можно забыть вашу прекрасную, благородную жену, господин Фриксон, но я не осмеливался отнимать время у человека, находящегося на государственной службе. Я полагал, что мое присутствие будет для вас обузой.
      Фриксон замахал на меня руками.
      - Ну что вы, что вы! Господь с вами! Как вы могли так подумать? Наша единственная встреча оставила неизгладимое впечатление на всю жизнь. Вы доставите нам огромное удовольствие, если завтра вечером посетите нас.
      - Нет, нет, не хочу обременять вас лишними заботами.
      - Не я, а Сара-ханум просит вас.
      - Если Сара-ханум хочет этого, мне остается только повиноваться, ответил я с поклоном.
      - Смотрите: не придете - поссоримся! - кокетливо улыбаясь, пригрозила мне Сара.
      Довольный исходом разговора, Фриксон, потирая руки, отошел от меня и направился к Мирза-Алекбер-хану. Они о чем-то долго шушукались. Я был заинтересован, о чем они могли шептаться? Фриксон мог бы рассказать Мирза-Алекбер-хану о моем намеке, ибо продался русским при его посредничестве. Во время этого разговора Мирза-Алекбер-хан надменно и вызывающе посматривал на меня. Он корчил из себя аристократа, делал вид, что не желает знаться с таким жалким купцом, как я. Он и не подозревал, что в мои руки попали компрометирующие документы, изобличающие его как шпиона Америки и Германии одновременно. Я хотел намекнуть ему, что все о нем знаю.
      Фриксон и Мирза-Алекбер-хан прошлись несколько раз по залу, потом подошли ко мне.
      Первым заговорил Мирза-Алекбер-хан.
      - Мне кажется, мы с господином Абульгасан-беком имели счастье познакомиться на официальном банкете генерала, не так ли?
      Сам того не подозревая, он значительно облегчил выполнение моей задачи. Я спокойно ответил ему:
      - Лично я господина Мирза-Алекбер-хана знаю не по официальным банкетам, а по строго секретным документам.
      Мирза-Алекбер-хан не понял моего намека, безразлично спросил:
      - О каких документах изволите говорить, мой господин?
      В ответ я шепнул ему на ухо:
      - Я говорю о документах, которые доказывают сотрудничество господина хана с мистером Фриксоном и германским консулом, о двух расписках. В одной говорится, что вы получаете сто туманов в месяц, а в другой - пятьсот. Одна связывает вас с Берлином, другая с Вашингтоном. Теперь понятно вам, о каких документах я говорю? Полагаю, комментарии излишни.
      Мирза-Алекпер-хан был поражен. Взяв меня под руку и оставив Фриксона в обществе других гостей, он потащил меня в сторону. Он был очень взволнован, его трясло, как в лихорадке. Невольно его дрожь передавалась мне. Я боялся, что он вот-вот упадет в обморок, и поспешил немного успокоить его:
      - Господин хан, возьмите себя в руки. Люди, которые решаются на опасные дела, должны быть волевыми, неустрашимыми, а вас при одном упоминании об этих бумагах бросает в жар и холод. Нет необходимости волноваться, милейший хан. Ваша тайна в надежных руках. С вами ничего не случится, можете положиться на меня.
      К Мирза-Алекпер-хану вернулся дар речи.
      - Мой повелитель, я совершил ошибку, достойную самой суровой кары, но сделанного не вернуть. Молю вас, не губите меня. Мое разоблачение оскандалит меня на весь мир. Позор, позор!..
      Я вынул портсигар и предложил ему папиросу.
      - Даю вам слово, если вы согласитесь сотрудничать с нами, никто о существовании этих документов и знать не будет.
      - Ваше предложение весьма кстати. Я давно мечтал сблизиться с вами. Я даже несколько раз имел честь говорить об этом с Ниной-ханум.
      До самого конца банкета он не оставлял меня. Когда мы собрались уходить, он пожал мне руку и спросил:
      - Сможем ли мы завтра в четыре часа встретиться?
      - Где?
      - Нижайше прошу вас пожаловать ко мне. Мы будем совершенно одни.
      Я согласился.
      В ГОСТЯХ У МИРЗА-АЛЕКПЕР-ХАНА
      Как только я вошел в комнату, Мирза-Алекпер-хан вскочил с места и, пожав мне руку, спросил:
      - Господин мой, неужели все то, о чем вы говорили вчера вечером, истина?
      - Вы пригласили меня сюда по делу. Давайте же поговорим по-деловому, прервал я его несколько раздраженно. - До сих пор я не разоблачал вас лишь потому, что хотел встретиться с вами и прийти к соглашению. Если это вас не устраивает, я не буду настаивать. Пеняйте на себя, я буду действовать так, как сочту нужным.
      - Господин мой, зачем вы так говорите? Неужели вы сомневаетесь, что я не ценю ваше великодушие? Приказывайте - я готов все исполнить. Я не могу не отдавать себе отчета, что от повиновения вам зависит моя судьба.
      - Да, вы правы. Что ж, если вы так хорошо все понимаете, вы должны без обиняков ответить на все мои вопросы.