Последовала небольшая пауза, пока секретарша соображала, как ей поступить. Она-то знала, что не ошиблась, вот только Намака-сан, который всегда разговаривал негромко и спокойно, казалось, готов был задушить ее.

Секретарше очень хотелось дать звонившему отбой, но она все же решилась сделать еще одну попытку.

— Прошу прощения, Намака-сан, — сказала она негромко и с подчеркнутым уважением, — но гайдзин настаивает, что он и есть Фицдуэйн-сан и что он должен побеседовать с вами по важному вопросу.

Фумио вдруг обратил внимание, как сильно дрожат его руки от неконтролируемой ярости и гнева. Этот гайдзин убил его брата, единственного человека на свете, которого Фумио любил по-настоящему. Когда раздался звонок, он как раз размышлял над тем, как ему уничтожить Фицдуэйна. Хватило же у него наглости позвонить самому!

Да, совершенно неслыханная и непростительная дерзость. Интересно, чего хочет этот убийца? А может быть, из этого звонка удастся извлечь какое-нибудь преимущество? Гайдзин оказался крепким орешком, однако, может быть, все же удастся заманить его в ситуацию, где он окажется беспомощен и погибнет?

Со дня смерти Кеи для Фумио не было ничего важнее мести. Ничего.

Фумио взял себя в руки.

— Соединяйте, — неожиданно распорядился он. Разговор продолжался меньше чем три минуты. Положив трубку на рычаги, Фумио почувствовал, как часто бьется его сердце. Он представлял себе лицо Фицдуэйна, искаженное смертной мукой, представлял его страх и слышал его крики. Он уже предвкушал близкую месть, так как гайдзин только что сам вызвался встретиться со своей судьбой.

На этот раз Фумио не сделает ошибки. Он использует самых страшных, самых опытных убийц, каких он только знал. Ему казалось, что это дельце как нельзя лучше подходит для “Яибо” м Ошимы-сан. Рейко Ошима, безусловно, была самым опасным человеком из всех, кому он мог приказывать.

Фумио вспомнил, как Ошима поступила с французом, другом Фицдуэйна, и улыбнулся впервые с тех пор, как узнал о гибели Кеи.

В комнате царила почти полная темнота.

Шванберг уже привык к эксцентричному поведению Кацуды, к тому же при нормальном освещении на главаря якудза смотреть было действительно неприятно. Но в данном случае американцу все-таки необходимо было немного света.

Он принес с собой план дома и, что было еще важнее, прилегающего сада. Шванберг хотел обсудить с Кацудой подробности предстоящей операции, однако он не был уверен, что у них получится что-нибудь путное, если ни один из них ничего не разгладит в темноте.

Кацуда сразу понял его, отдал какое-то распоряжение, и на его столе вспыхнул направленный свет. Сам он, по обыкновению, оставался в темноте.

Шванберг знал Кацуду довольно давно, поэтому не стал тратить время на условности и приличия. Он считал, что, каким бы могущественным и влиятельным ни был Кацуда в своей собственной среде, по отношению нему, Шванбергу, главарь якудза оставался простым наемником и заслуживал соответствующего обращения. В конце концов, на одном Кацуде свет клином не сошелся. Найдется немало других охотников стать куромаку, так что в случае обострения ситуации Кацуду можно было и заменить.

Со своей стороны, Кацуда презирал своего американского патрона за грубость, за плохие манеры и ненавидел его самонадеянность. Он терпел Шванберга только потому, что их отношения, по крайней мере в прошлом, были взаимовыгодными.

В последнее время, однако, его все чаще посещали сомнения. Убийство Ходамы должно было вызвать “эффект домино”, который смел бы братьев Намака и возвел бы Кацуду на трон куромаку. Ничего подобного не случилось. Даже несмотря на гибель старшего брата, империя Намака, хотя и слегка обескровленная, продолжала стоять как прежде. Это тревожное обстоятельство не слишком благоприятно отразилось на репутации и влиянии Шванберга, ведь именно он начал войну против Ходамы, пообещав привести в действие свои могущественные политические связи, чтобы довести игру до конца. Но обещания своего он пока не сдержал.

Кацуда часто задумывался, виноват ли Шванберг в своих неудачах сам или это является лишь одним из симптомов общего падения авторитета США в Тихоокеанском бассейне. Взвешивая эти две возможности, он пришел к выводу, что все дело именно в этом малосимпатичном гайдзине, так как все инвестиции Кацуды в американскую экономику чувствовали себя прекрасно и приносили, особенно в последнее время, вполне приличный доход. Увы, оживление американской экономики ничем не могло помочь Шванбергу в решении стоящей перед ним проблемы.

Шванберг расстелил чертеж на столе и прижал по углам несколькими нефритовыми статуэтками и небольшим бронзовым Буддой. Кацуда едва сдержался. Каждая нефритовая безделушка стоила баснословно дорого, намного больше, чем официальная зарплата Шванберга в ЦРУ за несколько лет. Несомненно, американец был настоящим невежественным варваром.

Нарисованный на бумаге план показался Кацуде знакомым. Действуя по своему обыкновению предельно неучтиво и нимало не задумываясь о чужом удобстве, Шванберг расстелил документ так, что главарь якудза видел план как бы перевернутым. Несмотря на это, Кацуде показалось, что он узнает план дома Ходамы, по которому они готовились к налету.

Обычно Кацуда был вежлив и сдержан, однако годы общения со Шванбергом приучили его к тому, что в мире есть по крайней мере один человек, для которого вежливость была пустым звуком. Гайдзин был так же чувствителен, как корзина с черноземом.

— Шванберг-сан, — сказал Кацуда несколько более сурово, чем требовали правила этикета. — У меня нет ни малейшего представления, о чем вы говорите.

Шванберг сдавленно захихикал.

— Фицдуэйн, этот наивный болван, уберет для нас Фумио Намака. Когда этот колченогий ублюдок не будет стоять на нашем пути, мы спокойненько и без потерь доберемся до цели, как и планировалось с самого начала.

— Какая-нибудь мелочь снова может все испортить, Шванберг-сан, — сухо заметил Кацуда.

— Фицдуэйн приходил ко мне, — перебил Шванберг нетерпеливо. — Он недолюбливает меня, это факт, но он уверен, что мы — его союзники в борьбе с Намака. Он хочет убрать Фумио с дороги и считает, что мы тоже этого хотим. Поэтому он и предложил нам, вернее — тебе, возможность довести дело до конца. Самое смешное заключается в том, что ирландец считает Фумио виновным в смерти Адачи. Мы здорово придумали бросить тело в аквариум — сердце империи Намака слишком близко, чтобы все это было случайным совпадением. Так, во всяком случае, думает Фицдуэйн, и мы не будем его разочаровывать.

Кацуда почувствовал, что этот неотесанный кретин раздражает его все сильнее. Понемногу он начинал понимать, что к чему, однако никак не мог взять в толк, при чем тут план дома Ходамы.

— С тех пор как мы устранили Ходаму, — напомнил он, — мои люди постоянно пытались подобраться к братьям Намака, но без особого успеха. К счастью для нас, Кеи мертв, однако после смерти старшего брата Фумио окружил себя тройным кольцом безопасности. До него никак нельзя добраться, и я не понимаю, как вмешательство вашего Фицдуэйна может изменить ситуацию.

Чтобы лишний раз подчеркнуть важность своих слов, Шванберг наклонился вперед. Кацуда стоял в тени, футах в четырех от стола, но ему все равно казалось, что он чувствует на своем лице тяжелое дыхание Шванберга, а брызги слюны, вылетевшие изо рта американца, когда тот заговорил с неожиданным энтузиазмом, даже попали ему на руку и на подбородок. Кацуда с отвращением отступил еще на шаг.

— Давай я объясню просто, — горячился Шванберг. — Как ты думаешь, чего Фумио хочет теперь больше всего на свете? Какие картины являются ему в ночных видениях?

Кацуда ненадолго задумался. На этот вопрос ответить было очень легко; он хорошо знал Ходаму и знал братьев Намака, он изучил их характеры и привычки еще до того, как сделать свой первый шаг.

— Ирландец прикончил его брата, — сказал Кацуда, слегка улыбнувшись. — Фумио хочет, чтобы ему принесли на блюде голову Фицдуэйна. Затем он, возможно, отправится за моей.

Шванберг просиял.

— Отлично, Кацуда, угодил в точку. Отныне Фицдуэйн — его заклятый враг. Ты совершенно прав.

— Значит, Фицдуэйн станет нашей наживкой, — медленно проговорил якудза. — Охотясь за ним, Фумио вылезет из норы.

Шванберг кивнул.

— Совершенно верно. Произошло же вот что: Фицдуэйн позвонил Фумио по телефону и предложил встретиться. Ирландец натрепал Намака всякой чепухи: дескать он хочет урегулировать отношения, и что они, мол, квиты, так как Фицдуэйн не только сам чуть не погиб, но и потерял своего лучшего друга, а Фумио — брата. Намака согласился на встречу, однако намерения у него отнюдь не самые мирные. Просто он очень хочет увидеть своими глазами, как Фицдуэйна будут резать на куски.

— И где состоится встреча? — спросил Кацуда.

— Это — самая пикантная подробность, — заявил Шванберг. — Фицдуэйну пришла в голову великолепная идея использовать для этой цели жилище Ходамы. Им действительно необходимо для этого уединенное, удобное и безопасное местечко, поэтому он предложил огороженный стеной сад. В настоящее время дом опечатан, но Фицдуэйн работал с полицией и может это устроить. Сейчас дом Ходамы никто не охраняет, он просто заперт.

И опять Кацуда размышлял несколько секунд. Использовать жилище Ходамы — это действительно была умная мысль. Место было на редкость удобным для встреч, к тому же положил” конец вражде там, где все начиналось, было бы достаточно символично.

— Я уверен, что Фумио примет меры предосторожности, — сказал Кацуда. — Как вы предлагаете обделать наше дело, Шванберг-сан? Наверняка его будут охранять “Яибо”, а с ними приходится считаться.

Шванберг опустил руку на стол с такой силой, что две нефритовые фигурки шестого века подпрыгнули, упали на пол и разбились.

Кацуду затошнило от ненависти. Он ценил свои скульптуры гораздо больше, чем некоторых людей. Шванберг даже не догадывался, насколько близко к смерти он оказался в эту минуту. Если бы Кацуда не зависел так сильно от его поддержки, то он на месте предал бы неуклюжую скотину Шванберга мучительной и жестокой смерти. Теперь он только скрипнул зубами. Что ж, если он, Кацуда, не может осуществить свое желание прямо сейчас, то, возможно, предвкушение этого дарует ему некоторое утешение.

Шванберг был настолько горд собой и своей сообразительностью, что позабыл сопроводить свой триумфальный удар по столу необходимыми пояснениями. Он просто стоял и смотрел на Кацуду с самодовольной улыбкой на лице.

— Итак, Шванберг-сан?

— Вот тут и настанет ваш черед, Кацуда-сан, — ухмыльнулся Шванберг. — Мы устроим так, чтобы ваши люди оказались на встрече вместо Фицдуэйна, а сами прикроем вас сверху. Все учтено, мы используем и приборы ночного видения, и снайперские винтовки, и мощное автоматическое оружие, которое сметет всех и вся. У Фумио не будет ни одного шанса.

Кацуда попытался представить себе секретную встречу с Намака, когда над головой будут кружить вооруженные до зубов боевые вертолеты, и подумал, что Шванберг, должно быть, перегрелся на вьетнамском солнышке.

— Вертолеты — не лучший транспорт для секретных операций, — вежливо заметил он.

Шванберг буквально подпрыгнул от восторга.

— Не вертолеты, совсем не вертолеты! Мы используем дирижабль. Это такой большущий презерватив, надутый водородом или гелием. Никто не обратит на него внимания — полицейский дирижабль давно стал частью панорамы Токио. Оттуда мы и шарахнем по Фумио! Что скажешь?!

Кацуда удивленно рассматривал Шванберга. В этом неприятном человечке, оказывается, было заложено больше, чем он предполагал. Действительно, замечательная идея. Даже вдохновляющая. Внезапно его осенило, откуда, возможно, взялась эта идея.

— А Фицдуэйн? — спросил Кацуда. — Где будет находиться гайдзин, пока мои люди будут приканчивать Фумио Намака?

— Он будет на дирижабле, — ответил Шванберг. — Он нужен нам для того, чтобы поймать Фумио в ловушку. Ну а потом, после того как Фумио погибнет, с Фицдуэйном тоже может произойти несчастный случай. Откровенно говоря, я буду только рад этому.

— Значит, никаких свидетелей? — уточнил Кацуда.

— Никаких, — твердо ответил Шванберг, у которого все было готово, чтобы записать расправу над Фумио на видеопленку. Чем больше возможностей шантажировать нового куромаку он будет иметь — тем лучше.

— Никаких свидетелей, — повторил он.

Пользуясь темнотой, Кацуда улыбнулся самому себе. Отгадать намерения Шванберга было нетрудно. Наверняка он уже продумал свой ловкий ход. Пришла пора устроить отступнику подходящее приключение, нечто вроде шальной пули или падения с высоты. Интересный, однако, подтекст у плана Шванберга.

— Ваше предложение мне очень нравится, Шванберг-сан, — заметил Кацуда. — Давайте теперь поговорим о деталях.

— — Тогда начнем сначала, — предложил Шванберг, облокачиваясь на синьку принесенного чертежа с изображением дома и сада. Под башмаками его заскрежетали осколки нефритовых фигурок.

Кацуда зашипел как змея.

Шванберг, который был туп как бревно, когда дело касалось человеческих чувств, как всегда ничего не заметил.

Чтобы оказаться в гостиничном номере Фицдуэйна и не быть при этом узнанным, Майк Берджин пошел на определенные хитрости.

Светлый парик и накладные усы сделали его лет на десять моложе, к тому же он облачился в роскошный двубортный деловой костюм и дорогие туфли фирмы “Тупи”. Гвоздем его комедии с переодеванием был украшенный бриллиантами платиновый “ролекс” на левом запястье и платиновый браслет на правом. Впечатление усиливалось тем, что рукава белоснежной сорочки, как нарочно, были слегка коротковаты.

Все это, вместе взятое, смотрелось столь нарочито и вызывающе, что на самого обладателя роскошных вещиц никто не обращал внимания.

Фицдуэйн некоторое время молча разглядывал гостя.

— Человека действительно делает одежда, Майк, — сказал он сухо. — Тебя невозможно узнать. Ты выглядишь словно управляющий банком, который отмывает кокаиновые деньги для картеля “Меделин”. Судя по внешнему виду, ты женат в третий раз, и жена моложе тебя на тридцать лет. Впрочем, в качестве варианта, ты, возможно, занимаешься порнобизнесом.

Берджин насмешливо-скромным жестом развел руками, и браслеты на его запястьях тускло сверкнули на свету. Фицдуэйн налил ему выпить, и оба уселись в кресла у низкого журнального столика. Жалюзи были опущены, а в соседней комнате сержант Ога запустил электронную аппаратуру, которая защищала помещение от подслушивания.

— Все готово? — спросил Берджин.

— Почти все, — отозвался Фицдуэйн. — Охота начнется, как планировалось, с участием всех заинтересованных лиц. Пришла пора определить правила и раздать номера. Я не хочу расстраивать ЦРУ. Мы с Килмарой слишком часто работали с вашими людьми, чтобы теперь вести себя не по-соседски.

Берджин стащил с головы парик и почесал макушку.

— Жуткая штука, — заметил он.

— Вши их просто обожают, — поддакнул Фицдуэйн.

— Кстати, о вшах… — сказал Берджин и, отпив вина, посмотрел в лицо Фицдуэйну. — Мы закрываем дело Шванберга. По приблизительным оценкам, он и его дружки присвоили разными способами примерно сто двадцать миллионов долларов.

— А еще говорят, будто американцам ничего не светит на японском рынке, — укоризненно покачал головой Фицдуэйн. — Мошенника придется арестовать и подвергнуть суду.

Берджин с оскорбленным видом взглянул на него.

— Это ты, пожалуй, хватил через край, Хьюго, — сказал он. — Или ты серьезно?

Фицдуэйн мрачно улыбнулся.

— Шванберг стал причиной смерти Адачи. Этого я никогда не забуду и никогда не прощу. Но как это сделать — совсем другой вопрос. В конце концов, он ваш оперативный работник.

— Директор считает, что лучше всего решить это тихо, по-домашнему, — заявил Берджин. — Убит в перестрелке, геройски погиб на посту и все такое. Именно поэтому мне хотелось бы прокатиться с тобой и лично присмотреть за всем этим. Ты же знаешь, я обожаю надувные шарики.

Фицдуэйн задумчиво посмотрел на своего старого друга.

— Знаешь, Майк, я никогда не думал, что ты склонен к излишним предосторожностям.

— По большей части — нет, — Берджин с сожалением пожал плечами. — Но это особый случай. Время от времени возникает такая необходимость, к тому же Шванберг и так довольно долго уходил от ответственности.

— Слишком долго, — негромко сказал Фицдуэйн. — Не в обиду будет сказано, Майк. Но ведь это правда, которую знаем только мы с тобой, разве не так?

Берджин согласно кивнул. Ему было неуютно и стыдно. Истина состояла в том, что Шванберг был на подозрении уже довольно долго, и лишь чисто бюрократическое стремление избежать скандала препятствовало принятию решительных мер. А тем временем гибли люди.

Желание замять скандал было характерно, увы, не только для Уотергейта. В настоящем мире большого бизнеса и большой политики это давно стало естественной нормой. Громкие разоблачения были не правилом, а исключением, слишком уж высока была цена последствий.

Фицдуэйн разлил по бокалам все, что оставалось в бутылке.

— Выпей и послушай меня, Майк. Если ты действительно намерен лететь с нами, то я должен просвятить тебя относительно некоторых дополнительных углов. Нужно быть готовым к неожиданному. Как говорится в уставах, “необходимо правильно оценить ситуацию…”.

Он быстро объяснил Майку, что он задумал, и что могло произойти. Берджин слушал, и глаза его сами собой открывались все шире и шире. Между всем прочим Майк был доволен: он уже не надеялся, что в их возрасте им снова доведется совершить нечто подобное.