– подытожил Григорьев.
      Дни, оставшиеся до конца месяца проходили в нервном напряжении, но никто не приходил.
      – Наверное, это были не профессиональные рэкетиры, а так себе, обыкновенное жульё, – предположил Григорьев.
      – Если бы, – вздохнула Лида.
      Семён разговор не поддержал, и уехал по делам в город. Когда вернулся, то увидел возле входа в контору молодого незнакомого парня под 180 см. ростом, всем своим видом показывая силу и агрессивность.
      Семён знал всех известных борцов, боксёров и тяжелоатлетов города по соревнованиям и совместным сборам и решил, что это залётный или обыкновенный слабосильный "качёк", а также понял причину, по которой тот стоял у порога. "Охранник, холуй", – решил Семён и подошёл к двери. Незнакомец перегородил собою дорогу к двери и нехотя произнёс перекривленным ртом, жующим жвачку:
      – Туда нельзя.
      – Мне можно, я здесь работаю, – стараясь сохранить спокойствие, объяснил Семён, и попытался обойти парня.
      – Я сказал нельзя, – уже угрожающим тоном захрипел амбал и хотел схватить Семёна за руку.
      Навыки полученные Котиком в спецназе ещё он не забыл, и перехватив руку своего противника, заломил ему за спину.
      – Ой, – взвизгнул тот, – отпусти, сука!
      – Будешь сучить, я тебе её сломаю, – и чуть больше повернул руку.
      – Ну, пусти же, – просящим голосом сказал парень.
      – То-то же, – и Семён отпустил его, поддав под зад коленом, – и не смей туда заходить, – закончил Семён и резко вошёл в контору.
      В комнате сидели Григорьев, Лида и двое мужчин, повёрнутых ко входу спиной.
      – В чём дело, Муму? – спросил один из них, даже не оборачиваясь.
      Ему в голову не могло придти, что кто-то мог зайти, пропущенный охранником. Семён не успел ничего сказать, как услышал за собой открывающуюся дверь. В дверях стоял тот же охранник с обрезком трубы в руке.
      "С реакцией у тебя слабовато", – подумал Семён и не успел тот поднять трубу, ударил его ногой в пах.
      – Получай, холуй!
      Тот выронил трубу из рук, согнувшись схватился за ушибленное место, а Семён ногой толкнул его в плечо так, что парень упал на пятую точку уже за дверью. Семён резко повернулся, думая, что рэкетиры попытаются помочь своему охраннику, но вдруг услышал:
      – Вот так встреча! Сенька, привет!
      Все присутствующие в конторе выразили на своих лицах крайнее изумление. Удивился и Семён, не сразу сообразивший от кого исходит приветствие. Это длилось мгновение и он узнал Фимку Соколова, своего соученика по школе, соседа по детству и юности.
      – Всё, шеф, уходим, – заявил Фимка, – ошибочка вышла. Сеня мой лучший друг детства. Извини, Сеня, мы уходим и больше не придём.
      Ауфвидерзейн, как говорят французы.
      Незваные гости вышли, не закрыв за собой дверь. Когда это сделал
      Семён, Григорьев, ещё не отошедший от испуга, изумления и молниеносной развязки только и мог сказать:
      – Ну и друзья у тебя, Сеня.
      – Да какой он мне друг, жили в одном дворе, а так я его годами не вижу. Э, стоп! С полгода назад я его видел возле автомагазина в толпе играющих в напёрстки. Я ещё удивился, что он два раза выиграл
      Теперь я всё понял. Он там играл подставного. Ведь эта игра для ведущего беспроигрышная. Хотите, покажу. Только я ещё плохо умею.
      Надо три коробочки. Жаль нету. Покажу в другой раз. Меня этому в армии кореш научил. Он у нас поначалу у всех выигрывал, а потом когда узнали, что он фокусник, заставили показать.
      – Так зачем тебе наш кооператив? – уже смеясь спросил Григорьев,
      – ты за день на улице заработаешь больше, чем здесь за месяц.
      – За кого Вы меня имеете? Я одессит, но не жулик и не жлоб.
      – Ладно закончили. Хорошо, что хорошо кончается.
      – Если кончается, – как всегда засомневалась Лида.
      – А ты не каркай. Давайте работать.
 
      Когда рэкетиры шли от конторы, за ними плёлся прихрамывая их охранник. Шеф, как назвал его Ефим, остановился и обратился к нему:
      – В твоих услугах, Муму, нет. Паниковский, мы больше не нуждаемся. Пшёл вон, говно!
      – А что я, шеф? Я не ожидал, что он приёмы знает.
      – Должен был знать и ожидать. И что б я тебя больше не видел!
      Шеф и Соколов зашли за угол, где их ожидала новенькая "шестёрка" с водителем. Шеф сел с ним рядом, а Соколов устроился на заднее сидение. Когда машина тронулась, шеф не поворачивая головы обратился к Ефиму:
      – А теперь слушай ты, пидор! Я тебе поручил найти подходящую фирму, а ты что нашёл?
      – За их продукцией очередь на месяц вперёд стоит, и деньги к ним рекой текут, не мог же я знать, что Сенька здесь работает.
      – Обязан знать. Ты должен знать о фирме, которой занялся, всё, а у тебя уже второй прокол. А если ты так на ментов нас выведешь? Я тебя разотру по асфальту, ты понял?
      – Понял, шеф понял, – торопливо заверил Фимка, чтобы прекратить скорее неприятный разговор.
      Водитель, пожилой мужчина с татуировкой на обеих руках спросил:
      – Куда, шеф?
      – В "Аркадию", и поедешь привезёшь Зойку м Марину. А тебе кого? – обернулся он к Ефиму?
      – Люську-толстушку.
      – А где я её найду? – спросил водитель
      – Если нет дома, у "Украины", где всегда блядво толчётся.
      – Когда привезёшь тёлок, поедешь за Дрыном, подежурите сегодня с ним вместо Муму, – распорядился шеф, и они с Ефимом вышли у гостиницы "Аркадия".
      Эту гостиницу шеф облюбовал давно. Все, от уборщиц до директора здоровались с ним и заискивающе улыбались Даже отделение милиции, обслуживающее этот район, благосклонно к нему относилось. Шеф умел благодарить за услуги!
      В гостинице был ресторан, при котором ещё можно разместить небольшие компании по двум комнатам, и всегда был забронирован 520 номер – двухкомнатный люкс, где после излияний можно было отдохнуть и предаваться оргиям.
      Шеф и Ефим зашли в небольшую, на десять человек комнату, в которой кроме стола и стульев стоял музыкальный центр, телевизор, шкаф с дорогой посудой, холодильник с напиткам и большой диван с белыми чехлами.
      Шеф сделал большой заказ и распорядился еду для шофёра и охранника отнести в машину. Завтрак по звонку принести утром в 520-й номер.
      Пока никого не было шеф выговаривал Соколову:
      – Я бы тебя давно выгнал, а быстрее избавился бы от тебя, ты слишком много знаешь. Но у тебя такое лицо, что вызывает доверие, и глупые глаза, по которым ничего нельзя понять. Я сначала думал, что ты умён. А ты дурак дураком. Есть у тебя одно хорошее качество, это, что ты ни хрена не умеешь, и будешь держаться меня до тех пор, пока я тебя кормлю. Ну и ещё ты страшный трус и будешь делать всё, что я прикажу.
      Ефим смотрел преданно в рот шефу и улыбался. Шеф уже много раз грозился его выгнать, но Соколов понимал, что не так легко найти ему замену.
      Когда привезли "тёлок", они внесли с собой шум, разговоры. Никто не знал настоящего имени и фамилии шефа, а "тёлки" называли его
      Юрочка. Он пользовался разными паспортами, в которые вклеивались его фотографии. О себе он говорил, что закончил юридический факультет университета, что могло быть правдой, так как у него была правильная речь, иногда называл статьи уголовного кодекса и даже приводил латинские выражения. Ефим догадывался, что этим премудростям можно научиться и в лагере, или тюрьме, но у шефа на теле не было ни одной наколки, что в преступном мире бывает довольно редко. Ведь это, как правило, визитная карточка от карманника до вора в законе.
      Прибывшие женщины были совершенно разные внешне и различались характерами.
      Ефим имел патологический вкус по отношению к женщинам и выбирал, когда был выбор, безобразно толстых. Всё остальное значения не имело, ни интеллект, ни черты лица, ничего! Главное – объём. Над ним за это посмеивались, но он отшучивался: "Визьмеш в руки, маеш вещь".
      Вот и сейчас Люська, трёхрублёвая проститутка, которую редко снимали с панели у гостиницы "Украина" любители сала под женской шкурой, натянутой как барабан, сидела рядом с Ефимом и целовала его в губы, приговаривая:
      – Ты моя сказочка, ты моё солнышко.
      Она имела кликуху и Люська-минетчица, и всегда показывала своим кавалерам зубную щётку и пасту, тем самым выбивая себе право целоваться в губы, что она очень любила. Сегодня для неё был праздник. Когда этот еврей был один, он давал ей пятёрку, иногда даже не покормив. Но когда он составлял компанию Юрочке, то кроме всенощной жратвы и пьянки она получит, как минимум тридцатку, а то и полсотни. Только нужно удержаться и не напиться, потому что её просто выставят на улицу и можно загреметь в вытрезвитель.
      Две подружки шефа отличались также одна от другой.
      Зоя, худая, высокая крашеная блондинка так покрывала лицо макияжем, что её собственное лицо не просматривалось под ним. Она была глупа, беспрерывно и по любому поводу смеялась, но в постели была неутомима и изобретательна. "Грёбаный станок, сделанный на
      "Серпе и молоте", – говорил о ней шеф. Он иногда её использовал в качестве подсадной утки к фраерам, которых нужно было грабануть.
      Марина же, брюнетка, с большими умными глазами, выделялась из общей компании. Она мало пила, была немногословна, в оргиях участвовать отказывалась, да и в постели, как говорил шеф, вела себя достаточно скромно. Шеф постепенно вводил её в дело, понимая, что она может быть полезна.
      Утром шеф никогда не похмелялся и другим не разрешал. Он обычно говорил: "Похмелье ведёт к запою, а мне алкаши не нужны. На работе все должны быть трезвыми".
      Зою и Люську утром покормили и отправили из гостиницы, а Марину шеф оставил для разговора. Сам он принял ванну, побрился, долго массажировал с применением крема лицо, и выглядел, как служащий приличной фирмы. Когда официантка убрала стол и унесла посуду, шеф сел на диван, а Ефиму и Марине предложил сесть напротив.
      – Так, Ефим Бахтиярович…
      – Я не Бахтиярович!
      – Заткнись, байстрюк! У тебя никогда не было отца, и я буду тебя называть как захочу и не раздражай меня с утра! Тебе и вчерашнего достаточно. Так вот, ты сегодня, нет лучше завтра, пойдёшь в ту контору и принесёшь свои извинения. И больше того, скажешь, что если у них возникнут проблемы, пусть обращаются к нам, то бишь к тебе.
      Всё. С этого дела я тебя снимаю, и даю новое задание. Ты переходишь в полное подчинение к Марине и будешь делать всё, что скажет она. На работе она твоя жена, и вы будете автомобильными кидалами. В помощь вам, когда будет нужно я дам двоих амбалов для окончательной обработки клиента. Работать можете по всей Украине. Через неделю первые бабки на стол. Участникам по десять процентов, и столько же накладные расходы.
      – А куда это? – не понял Ефим.
      – В жопу, дурак. Марина тебе объяснит, а пока пошёл вон!
      Ефим понял, что дальнейшие расспросы бесполезны и направился к выходу.
      – Подожди меня в вестибюле, – крикнула ему вдогонку Марина.
      Ефим сидел в вестибюле гостиницы и думал о том, что шеф к нему несправедлив. Постоянно грубит, унижает, а теперь ещё передал его как собаку или кошку в подчинение бабы. Разве он виноват, что Сенька отметелил охранника? Спасибо надо было бы сказать, что и ему не досталось. А не будь его, Ефима, шеф бы тоже вылетел, как вылетел
      Муму. Правда, у шефа всегда в кармане "Браунинг", но он бы ему помог, так, как Муму труба помогла. "А Сенька молодец", – улыбнулся
      Ефим и вспомнил, как тот ещё в школе защищал его от мальчишек а позже и от парней. А завтра перед Сенькой придётся извиняться.
      Только зачем? Ефим знал, что шеф не оставит Сенькину фирму в покое.
      Наоборот, он или добьется своего, получив с них деньги или разорит их. И Сеньку жалко. С ним тоже шеф расправится. Соколов подумал, что чего это он Сеньку пожалел, себя бы лучше пожалел, потому что его тоже ждёт рано или поздно расправа и надо бы подумать, как уйти от шефа. Но от него уйти можно только на кладбище.
      Стук каблучков по паркету отвлёк его от мрачных мыслей.
      – Пошли, – только и сказала она, и не останавливаясь, быстро пола к выходу.
      Ефим догоняя её, подумал, что он за ней бежит, как собачка, и замедлил шаг. Но тут же подумал, что крикни она: "К ноге!", – и он всё равно побежит, догнал Марину.
      – С сегодняшнего дня мы муж и жена и…
      – Спать будем вместе? – решил пошутить Ефим.
      Марина остановилась и посмотрела на Ефима так, что он отвёл глаза.
      – Это хорошо, Фимочка, что ты об этом заговорил Парень ты красивый, я не целка, чтобы ломаться, и раньше бы я с тобой с удовольствием переспала. Но после Люськи ты мне омерзителен. И учти, подумаешь нахальничать, прирежу, как козла, или кастрирую.
      – Ого!
      – Всё, мы муж и жена едем покупать машину, – Марина улыбнулась, взяла Ефим под руку и направилась вместе с ним к трамвайной остановке.
      – Может тачку возьмём? – спросил Ефим.
      – Бери.
      Они остановили первого частника и поехали к автомагазину.
      Автомобильный базар работал только в субботу и находился за городом, но к автомагазину съезжались и по будним дням, и торговля шла лихо хотя и полулегально.
      Как всегда, там "работали" напёрсточники, и Ефим хотел подойти к ним, но Марина дёрнула его за рукав:
      – У тебя сегодня другая работа, не отвлекайся.
      Они стали ходить возле машин, предлагаемых на продажу, спрашивать цену, торговаться. За все новые, или почти новые машины просили не менее чем в два с половиной раза дороже официальной цены. Но им была нужна не просто новая машина, а с иногородними номерами, потому что в Одессе гораздо труднее поставить машину на учёт, да и вообще можно попасться на глаза как милиции, так и обманутому продавцу, что тоже небезопасно. Они увидели почти новую "Девятку" с Николаевскими номерами, но не сразу подошли к ней. Поторговавшись с продавцом соседней машины, они подошли к намеченной "Девятке". Это были
      "Жигули" новейшей модификации "Ваз-2109", за что и получили короткое цифровое определение – "Девятка".
      – Сколько просишь за неё? – спросил Соколов.
      – Восемнадцать штук.
      – Ты чего, парень, чокнулся? Это же почти три цены!
      – Базар не вокзал, можно поторговаться, – выдал дежурную фразу продавец.
      Это был мужчина лет тридцати, явно интеллигентного вида, но старающийся изо всех сил походить на крутого парня, всем своим видом показывая, что ему продать машину – раз плюнуть. Марина сразу разгадала подобный маневр и поставила его на место спокойным, даже ласковым голосом:
      – Ну зачем же так сразу,*мальчик*. Если хочешь, чтоб мы торговались, назови приемлемую цену.
      Парню бы возмутиться, какой я вам мальчик, но Марина правильно рассчитывала на своё обаяние и строгую красоту. Она уже знала, что понравилась парню, но держалась, как строгая учительница не терпящая возражений.
      – Ну, шестнадцать, – уже более неуверенно ответил парень.
      – Это уже другой разговор. Фима, посмотри машину.
      Соколов пару лет назад сдал экзамены на водительские права, но машины не имел и разбирался в них плохо. Тем не мене он попросил открыть капот и долго рассматривал моторный отсек, ни черта в нём не понимая, потом посмотрел в багажник, и пригласив в салон Марину, сел за руль.
      – Так, парень, многовато.
      – Что многовато?
      – Километров. Аж девять тысяч, да и то, наверное, спидометр скручен?
      – Нет, посмотрите на резину!
      – Ладно, садись в машину проедь, посмотрим её на ходу, а потом и поговорим.
      Машина шла плавно, упруго, мотор работал ровно.
      – Останови, – скомандовал Ефим и, обернувшись к Марине, – ну как?
      – Как будто бы ничего. Десять тысяч можно заплатить.
      – Ну, что Вы? – возмутился "мальчик".
      Начали торговаться. Собственно цена, названная продавцом их не интересовала, потому что платить выше цены, указанной комиссионным магазином они не собирались, а им нужно было убедить продавца, что они порядочные люди, дорожат копейкой и, безусловно, машину купят.
      Сошлись на четырнадцати тысячах. Но когда узнали, что машина из
      Первомайска, а не из Николаева, опять заартачились. В конце концов уладили и это, договорившись, что завтра парень машину снимет с учёта, а послезавтра они подъедут к десяти часам к автомагазину в
      Первомайск. Для гарантии они дали парню 100 рублей задаток, а у него выписали все данные из паспорта и номер телефона.
      – Подвези нас пожалуйста Дюку. Ты знаешь где это?
      – Конечно! – заверил их довольный результатом будущей сделки парень.
      Ему и в голову не могло придти, что эта красивая интеллигентная пара нанесёт ему такую психологическую травму, что она будет напоминать о себе всю жизнь.
      Выйдя из машины, Марина как-то даже ласково сказала Ефиму:
      – А ты молодец. Я думала будешь хуже.
      – А чего ты так думала?
      – Ладно, не зазнавайся, послезавтра посмотрим чего ты стоишь. В семь часов утра здесь же.
      – Ты где-то тут живёшь?
      – Тебя послать, или сам пойдёшь? – уже зло спросила Марина.
      – Сам пойду, – ответил Ефим и направился к тётке, надеясь у неё пообедать.
      Тётка жила недалеко в одной комнате коммунальной квартиры с тремя соседями. Ещё когда она работала, ей давали отдельную однокомнатную квартиру в районе новостроек, но она отказывалась.
      – Зачем я пойду на край Одессы, когда мне здесь хорошо? Общая кухня? Ну и что? Нас там всего четыре хозяйки и две газовые плиты.
      По две конфорки на человека. А сколько мне одной нужно?
      – А очередь в туалет и ванную по утрам?
      – Ах, подумаешь? Ванная у нас по графику. Туалет? Бывает, бывает.
      Но тоже в крайнем случае, если приспичит и на ведро сходить можно.
      Зато у меня потолок четыре с половиной метра, а не как в хрущёвских катакомбах, где и тараканам тесно. И на кухне поговорить не с кем.
      Нет, буду доживать там, где родилась.
      Не догадывалась Фаина Соколова, что доживать ей не придётся в родной Одессе и что коммунальная кухня ещё не раз сделает её счастливой, но не наяву, а в снах, после которых она будет долго и безутешно плакать.
      Фаина вытирала плиту, когда звонок два раза звякнул. Она побежала открывать дверь, думая, что это пришёл к ней её племянник, любимый
      Фимочка.
      – Ба, это таки ты!
      Она схватила его за шею и поцеловала. Фима не любил тёткиных поцелуев, но терпел их, поскольку ничего другого ему не оставалось.
      – Фаня (он с детства так называл тётку), у тебя есть что-нибудь похавать?
      – Ну зачем ты так, Фимочка, грубо?
      – Не морочь мне бейцелы, да или нет?
      – Да, Фимуля, да! У меня для тебя всегда есть что покушать. Я готовлю только для тебя. Жду тебя, жду, а потом съедаю сама, чтобы не пропало. Есть фаршированная рыба, но я боюсь тебе её давать. Она тебя ожидает уже пять дней. А сейчас я сделала кисло-сладкое жаркое
      – эсифлыш. Что ты будешь кушать?
      – Сначала рыбу, а потом эсифлыш, а чем запить?
      – Есть наливка вишнёвая, чай и вчера достала банку растворимого кофе.
      – Рюмку наливки к мясу и слабенький чаёк. Я поспать хочу.
      Тётка суетилась, подавая на стол еду и приговаривала.
      – Кушай, родненький, кушай. Как бы радовалась твоя мама глядя на тебя. Такой ты большой, красивый, умница. А где ты сейчас работаешь,
      Фимуля?
      – В большой новой фирме.
      – А что ты делаешь в ней?
      – Я работаю в отделе снабжения, занимаюсь маркетингом, – вставил
      Ефим непонятное слово, которое недавно услышал.
      – Это же так непросто.
      – А ты знаешь что такое маркетинг.
      – Конечно. Маркт – на немецком. Значит, торговля.
      – Ну ты даёшь, Фаня, – говорил Ефим, доедая эсифлыш.
      – Вот ярмарка, вроде русское слово, или по хохляцки ярморок. А ведь это, еврейское и немецкое слово.
      – Как так?
      – Яхр – год, маркт-базар. Ежегодный базар. Я после войны работала в конторе, где работали пленные немцы. Так они меня понимали, а я их. Я тогда совсем молоденькая была, а они мне: "фройлин, фрау".
      Один даже свидание назначал.
      – Тебе?. Свидание?
      – А что, я не всегда старухой была. Но нам запрещалось общаться с ними.
      – Ты вроде жалеешь об этом.
      – Не знаю, что тебе и сказать. В жизни много бывает моментов, когда не знаешь что нужно делать: смеяться или плакать. Ты жениться собираешься?
      – Во, во! Смеяться мне или плакать? Ты вот что, Фаня, отвали минут на триста, а я посплю. Всю ночь прошлую вкалывал как негр.
      – А кто же ночью торговлей занимается?
      – Я. Отцепись и дай поспать.
      Фаина ушла из дому, а Соколов проспал до вечера.
      Когда он проснулся, первая пришедшая мысль была о том, что шеф произнёс: "…ты много знаешь". Ефим понимал, что это значит.
      Действительно, он много знал о шефе, хотя и далеко не всё. Тот поручал проводить разные операции своим людям так, чтобы о них не знали другие. Но не так много у него находилось в подчинении народу, чтобы так или иначе они не сталкивались. Вот и недавно один из охранников, мрачный мужик Дрын, по пьяни сказал Ефиму, а ты помалкивай, а то с тобой сделаем, что и с Жоркой Жилой. Ефим тогда даже вздрогнул. Он знал, что тёлка Зойка рассказала шефу, что Жорка
      Жила хвастался ей, как они ограбили зубного врача и взяли у него много денег. Этого оказалось достаточно, чтобы через пару дней его тело нашли на пляже, прибитым волной к берегу. Милиция тогда сделала вывод, что он утонул в результате алкогольного опьянения, потому что других признаков насильственной смерти не обнаружили. Но Ефим знал, кто выполнил распоряжение шефа убрать Жилу. Больше того, шеф постарался, чтобы его подчинённые знали "за что" утонул Жорка.
      "Надо рвать от него когти, да побыстрее", – подумал Ефим, но тут же задумался, а куда он подастся? В клубе УТОГ взяли другого человека, да и какая там была зарплата? Её не хватило бы на один такой вечер в ресторане, какой они вчера провели. Но и ходить всё время под угрозой расправы над собой Ефим тоже не мог.
      Ладно, пожуём, увидим, решил Соколов и стал одеваться. Но решение пришло через некоторое время оттуда, откуда его Ефим и ожидать не мог.
      Утром, в назначенное время, от пришёл к Дюку Ришелье, и сразу же к нему подъехала легковая машина, в которой сидела Марина и Дрын, а за рулём находился здоровенный молодой парень, которого Ефим раньше не видел.
      Марина всех проинструктировала, как и что каждый должен делать.
      Ефиму досталась пассивная роль наблюдателя и заключительная, когда нужно будет предложить парню выйти из машины.
      До Первомайска ехали два с лишним часа, дорога давно не ремонтировалась, рытвины и ухабы замедляли скорость. Ефим вспомнил вчерашний день, как он пришёл извиняться в кооператив, в котором работал Сенька. Он застал там несколько человек посторонних, оплачивающих заказ наличными, и решил подождать пока они уйдут.
      Соколов вышел на улицу, и сразу к нему вышел Семён.
      – Что ты хотел? – не очень дружелюбно спросил он Ефима.
      – Здравствуй, Сёма!
      – Ответь мне на вопрос, чего ты хотел?
      – Я пришёл сказать, что шеф послал меня к вам извиниться за тот случай. Произошла ошибка. Мы к вам ничего не имеем. И если у вас возникнут какие-то проблемы, обращайтесь к нам, и мы вам поможем.
      – С какой такой радости?
      – Ну просто так.
      – Просто так и чиряк на жопе не выскакивает. Лучше забудь сюда дорогу. И передай своему шефу, что нас крышуют мужики с Молдаванки,
      – соврал Семён, – и мы к ним обратимся, когда нам нужно будет. И учти, не дай Бог, что-то случится с моими, я тебя убью.
      – Что ты, Сёма, что ты? – испугался Ефим, – да не в жизнь я…
      Во, сука буду, – ногтём большого пальца, как когда-то в детстве он дёрнул себя за верхние зубы, – поверь мне. Ты же знаешь, что я всегда к тебе хорошо относился.
      – Знаю, – ответил Семё и вошёл в контору.
      Ефим думал о том, что передавать шефу весь разговор не будет, а только скажет, что у них крыша из молдаванских ребят. Вряд ли он захочет с ними связываться. А Сенька, козёл паршивый, зажрался.
      Здороваться не хочет. А угрозу его Ефим воспринял серьёзно. Сенька слово держать умел.
      Марина и Ефим не доехали до автомагазина в Первомайске два квартала, пошли к нему пешком, а машина с их подельщиками отъехала в назначенное Мариной место, к заросшему бурьяном пустырю.
      Парень, его звали Эдик, продававший машину, уже был на месте, занял в очередь на продажу и был вторым.
      – Деньги у вас все с собой? – спросил Эдик.
      – Конечно.
      – Так дайте мне сейчас разницу.
      – Ты что, нам не веришь? Оформим документы и сразу рассчитаемся, спокойно сказала Марина.
      – Э, так не пойдёт.
      – А чего мы должны тебе верить? Ты местный, тебя здесь все знают.
      – Ну и что?
      – Если так, давай назад задаток и мы уехали.
      – Ладно, хорошо, я вам поверю.
      Ему очень не хотелось терять этих покупателей, тем более, что женщина создавала очень приятное впечатление, а снова ставить машину на учёт – это сплошная морока.
      Комиссионная торговля автомобилями производилась таким образом, что автомобили оценивались по внешнему виду заместителем директора, и продавцы старались показать все недостатки в ней, что бы цена была, как можно ниже. Это со стороны выглядело смешно, поскольку только недавно они доказывали покупателям какими высокими качествами обладала их машина. Смысл заключался в том, что покупатель платил всю оговоренную ранее сумму, а комиссионный сбор и немалый, магазин брал с оценочной стоимости. "Девятку" Эдика оценили в пять тысяч и пошли внутрь оформлять куплю-продажу. Женщина, оформлявшая документы забрала у Эдика техпаспорт, ключи и после оплаты Мариной денег отдала их Марине, а Эдик получил квитанцию на деньги, которые должен был получить через три дня в кассе магазина.
      Когда шли к машине Эдик забегая перед Мариной потребовал:
      – Давайте разницу!
      – Эдик, ну что ты? Вот так на улице? Здесь же столько хулиганья, а если милиция увидит? Садись в машину, чуток отъедем и рассчитаемся, – с улыбкой говорила Марина.
      Марина села за руль, Эдик сел рядом с ней, а Соколов сзади. Он и проехали несколько кварталов и остановились у пустыря. Метрах в двадцати впереди стояла легковая машина.
      – Выходи, Эдик, приехали, – объявил Ефим.
      – Вы, что, как приехали!? А деньги?
      – Какие деньги? Мы всё заплатили в магазине.
      – Не надо так шутить, пожалуйста верните деньги, – и Эдик заплакал, – я ещё за машину долги не отдал, а сейчас ещё больше буду должен. Да мне хоть повесься.
      – Мальчик, нам надо ехать, выйди из машины, – сказала улыбаясь
      Марина.
      – Никуда я не выйду, отдайте ключи и документы! – истерично кричал Эдик и хотел вытащить ключ из замка зажигания, но Марина прикрыла ключ рукой.
      К машине подошли двое мужчин и один из них, тот, что был за рулём во время езды из Одессы, открыл переднюю правую дверь.
      – Здесь какие-то проблемы? – спросил он у Марины.
      – Да! Вот этот тип продал нам машину и требует ещё какие-то деньги.
      – Вы, вы понимаете…, – хотел сказать Эдик, но его не хотели слушать.
      – Вылазь, сказали тебе! – но Эдик продолжал что-то лопотать.
      Его схватили за руку и с такой силой выдернули из машины, что он отлетел метра на три. Марина резко рванула с места и дверка сама захлопнулась Ефим оглянулся и увидел, что Эдик лежит на земле и бьётся в истерике, а оба мужчины спокойно идут к своей машине.
      Марина выехала из города.
      – Здорово мы его кинули, – весело сказал Ефим.
      – Заткнись, слизняк, – зло одёрнула его Марина.
      Соколов молчал до самой Одессы и думал о том, почему Марина с ним груба, и почему она злится? Ведь операция, как любит говорить шеф, прошла успешно. "Хрен этих баб поймёшь".
      В Одессе Марина высадила Ефима в центре города.
      – У шефа в шесть на Сапёрной, – сказала Марина и уехала.
      На улице с таким названием у шефа была одна из квартир, используемая им для деловых свиданий.
      Вечером шеф выслушал отчёт Марины об операции, похвалил её, а в сторону Соколова даже не посмотрел, как будто тот не участвовал в деле. Соколову это показалось обидным, но когда ему дали 500 рублей, и Марина сказала ему, чтобы завтра он к десяти пришёл на авторынок для продолжения работы, а шеф сказал, что сегодня он свободен,
      Соколов ушёл. 500 рублей грели ему душу, но Ефим считал, что шеф его надул. По его подсчётам он должен был получить 800 рублей, но спрашивать шефа не хотел, боясь нарваться на новые неприятности.
      Марину шеф оставил для разговора на тему, над которой он уже значительное время работал. Он вышел на кухню, заварил кофе, принёс блюдца, ложечки и в квадратной картонной коробке "Киевский" торт.
      – Люблю сладкое, а этот торт, особенно. Причём изготовленный в
      Киеве. В других городах тоже пытаются делать по их рецепту, но то всё жалкое подобие. А этот сегодня мне передали из киевского поезда.
      Присаживайся ближе, будем смаковать.
      – Мне бы лучше чая. Кофе перебивает вкус торта.
      – Это запросто. Чай тебе какой? Цейлонский, индийский…?
      – Краснодарский. Он мне нравится больше всех импортных.
      – Можно и краснодарский.
      Шеф принёс чай и скаламбурил:
      – Приступим к кофе и чаепитию, а также к тортоедению, – и сам засмеялся.
      Марина смотрела на него и думала о том, что этот человек, наверное, очень талантлив. Он может быть жёстким и даже жестоким, грубым и нахальным, а вот сейчас перед ней интеллигентный человек с хорошими манерами и доброй улыбкой.
      На стенах комнаты, в которой они сидели, висели несколько картин, на одну из которых указал шеф.
      – Как ты думаешь, чья это картина?
      – Ты испытываешь мой интеллект? Думаешь, что я отвечу, что твоя?
      – Нет, – засмеялся шеф, – если бы так думал, то не спрашивал.
      – Я ещё прошлый раз подумала, что она очень похожа на манеру
      Левитана, а вон та явно Шишкин, или хорошая копия.
      – Копий не держим. А это, действительно, Левитан и Шишкин. Им место в галерее, а не в этой зачуханной квартире.
      – Так продай в галерею.