Печатается по: «Отечественные записки», 1827, часть 29, № 81–82, январь-февраль.

Башкирия, известная в старину под именем Пашкатырии, изобилует многими и редкими красотами природы. Кто не видел ни страшных Альп, ни высоких Пиренеев, ни ужасных громад Гиперборейских великанов, находящихся близ Ледовитого моря, на которых – скажем словом писателя – как после потопа, редкие (чудесные) звери блуждают по горам безвестным, – тот с большим удовольствием, с большим восторгом может рассмотреть Башкирию. Здесь-то встретит он возвышенные и угрюмые горы Рифейские, которые, по всей справедливости, заслуживают громкое имя Земного Пояса!

Здесь-то представляются изумленным взорам его ужасные громады, одна на другую опирающиеся, одна другую поддерживающие!

Седые облака и влажные, хладные туманы окружают вершины гор величественного Римна¹, между тем как другие одеты ледяною корою снегов вечных.

Вытекающие из оных ручьи – шумят, гремят, извиваются, удаляются, соединяются и образуют собой широкие реки, по берегам которых растут страшные, почти непроходимые леса, обитаемые хищными волками и свирепыми медведями. Между высокими, мрачными горами встречаются пленительные долины, которые, по крайней мере для воображения, ничем не хуже долин Темпейской и Гасли²! Во время благотворной весны игривый зефир часто посещает сии долины, чтобы наслаждаться объятиями прелестной Флоры, которая полюбила их и насадила множества цветов душистых и разнородных. Здесь восхитительные кудрявые рощи при тихом ветре наполняются туманом и напоминают страннику шепот Гамадриады. Здесь обширные и глубокие озера или стоят неподвижно между берегами и отражают в себе окружающие предметы, или, разъяренные порывами ветра, воздымаются, устремляются и страшными волнами ударяют в неподвижные граниты вековых скал! Словом: здесь встречаются виды – ужасные и прелестные, угрюмные и веселые, дикие и картинные, однообразные и восхитительные!.. Сии-то самые места составляли часть древней Болгарии, или великой Биармии, занимаемую ныне башкирцами, которые сами себя называют и от ногайских татар именуются башкуртами³.

Южная часть Сибири было место пребывания башкирцев, имевших собственных незначительных владельцев. Сила и притеснения сибирских ханов принудили их удалиться в Рифейские горы, а собственное бессилие заставило покориться казанским царям. Корыстолюбивые и бесчеловечные мурзы, посланные сими царями для собирания с башкирцев ясака, довели их до совершенной нищеты. К счастью, башкирцы страдали не долго.

Победоносное оружие Грозного Иоанна низложило гордыню кичливого Едигера и заставило казанских татар покориться российскому скипетру. Мудрость, правота и человеколюбие России показали башкирцам путь к спокойствию и благоденствию: они добровольно покорились российской державе. Сие случилось через четыре года после падения Казанского царства. С того времени башкирцы могли бы жить мирно и счастливо, но сей воинственный народ, имевший наклонность к буйной вольности, не умел наслаждаться миром, не умел наслаждаться счастием. Легковерные башкирцы, подстрекаемые честолюбивыми старшинами или коварными и предприимчивыми удальцами, шесть раз восставали против России⁴. Сии восстания не были защищением своей свободы и своих прав, но одни злодейские мятежи. 1676 год был началом первого мятежа, вспыхнувшего от злонамеренного и местолюбивого старшины Сеита. Второй мятеж произошел в декабре 1707 года; он был завязан братьями Алдаром и Кусюмом. В 1735 году вспыхнул третий мятеж. В марте месяце 1740 года затеян четвертый. Зачинщиком сего мятежа был какой-то бродяга, по имени Кара-Сакалл, который первоначально называл себя Кубанским владетелем Султан-Гиреем, а потом братом Зюнгорского владельца Галдан-Череня, Шуной батыром. Пятый мятеж начался в 1755 году. Причиной сего возмущения был хитрый магометанский законник, мещеряцкий мулла Батырша. Шестой и последний башкирский мятеж возгорелся в 1773 году во время возмущения, произведенного извергом Пугачевым. Не наше дело входить в подробности означенных мятежей, не наше дело заниматься описанием мер, которые предпринимало правительство к прекращению сих злодеяний; но наше дело сказать, что башкирцы, под благодетельным скипетром российского монарха, наслаждаются ныне спокойствием и счастием, и оружие их во всякое время [нацелено] на поражение вражеских полчищ и защиту Оренбургской линии от хищных и дерзких киргиз-кайсаков.

Барантою называется вредное обыкновение, вскоренившееся между башкирцами и киргизцами и заключающееся во взаимных набегах друг на друга, убийстве, угоне скота и грабежах. Прежде башкирцы и киргизцы жили между собой в большом согласии; ныне питают друг к другу непримиримую ненависть. Вот начало и происхождение баранты.

В 1755 году башкирцы Нагайской дороги⁵ убили несколько человек, присланных от Кабинета для прииска фарфоровой глины, и несколько русских каменотесцев, находившихся в Башкирии; потом, подстрекаемые возмутительным письмом, сочиненным мещеряцким муллой Батыршей, взбунтовались. Сей бунт вспыхнул мгновенно и распространился по всей Башкирии. Запылали русские жилища, и кровь беззащитных поселян полилась рекою! К прекращению сего зла бывшим оренбургским губернатором, Иваном Ивановичем Неплюевым, были предприняты строжайшие меры, которые произвели то, что башкирцы, опасаясь заслуженного наказания, начали перебираться через Урал, к приятелям своим киргиз-кайсакам. Несмотря ни на какие распоряжения русского начальства, башкирцев перешло в киргизскую степь с женами и детьми более 50 000 человек.⁶ Чтобы прекратить дальнейшие переходы башкирцев через Урал, было объявлено киргизцам, что они свободно могут взять себе в добычу все имения, жен и дочерей перебежавших к ним башкирцев. Сладострастные киргизцы не замедлили сим воспользоваться: отняли у башкирцев жен и взрослых дочерей и сделали их своими наложницами. Это чрезмерно раздражило башкирцев и произвело между ними и киргизцами жесточайшую вражду, которая превратилась в сильнейшую наследственную ненависть. С того самого времени получила начало свое баранта, которая причинила много вреда жителям Оренбургской линии и ее окрестностей.

Высокие горы, расположенные в виде амфитеатра, окружают одну из пленительнейших долин рифейских, которую пересекает быстрая и прозрачная река Сакмара⁸, с шумом протекающая по каменистому дну и пылью летящей влаги орошающая седые граниты. По берегам сей реки растут кудрявые вязы и печальные тополи, которые, отражаясь, колеблются в струях вод прозрачных. Многие ручейки извиваются по долине и сливают воды свои с водами быстрой Сакмары. В разных местах зеленеют кудрявые рощи и тенистые деревья. На сей прекрасной, пленительной долине располагался башкирский аул, Бурзянской волости, состоящий из 150 кибиток, большею частию покрытых белыми войлоками, которые служат доказательством безбедного состояния хозяев. Многочисленные табуны и стада рассыпались по долине и составляли удивительную пестроту. Ржание коней, мычание коров и блеяние коз и овец раздавались в воздухе. Тонкий дым выходил из кошей⁹ и расстилался по долине. Седые старцы сидели на зеленой траве и важно рассуждали о временах давно прошедших; молодые батыри¹⁰ с каким-то беспокойством, с какой-то торопливостью разъезжали взад и вперед; веселые башкирки доили кобыл и распевали громкогласные песни. Всё показывало простоту, беспечность, непринужденность; всё напоминало времена патриархальные! Но вот начали съезжаться башкирские наездники, одетые в тяжелые кольчуги и крепкие нагрудники и вооруженные пиками, саблями и стрелами. Наконец сих наездников собралось до двухсот человек. Все они, запасшись небольшим количеством круту¹¹, при громкогласных восклицаниях старцев, отправились на баранту в киргизскую степь. В самую полночь башкирские наездники переехали вплавь на левую сторону реки Урал и продолжали путь свой безостановочно, горя нетерпением встретить киргизские аулы и подвергнуть оные совершенному разорению.

Кто сей воин, едущий впереди башкирских витязей?.. При воззрении на него, вы бы имели довольно достаточную причину подумать, что сей воин есть один из рыцарей Круглого стола, тяжкого меча, белого лебедя или черного орла и проч. и проч. Нет! Сей воин не принадлежит к векам давно прошедшим: сей воин есть рыцарь новейших времен – короче: это башкирский старшина, могучий батырь Абдряш! Мужественный, высокий стан, прекрасное лицо, огненные черные глаза отличали его от всех башкирцев. Одежду батыря составляли: малиновая бархатная шапочка, называемая тюбетейкою, красный суконный кафтан, опущенный в широкие шаровары и опоясанный шелковым кушаком. Шапку прикрывал крепкий шишак; сверх кафтана блистали железные латы, из-под коих висела длинная стальная кольчуга, надежная защита от стрел вражеских. Лук, колчан с меткими стрелами, сабля и крепкое длинное копье составляли оружие батыря, оружие самое губительное, самое ужасное для неприязненных киргиз-кайсаков! Как сам батырь храбростью и мужеством превосходил предводительствуемых им наездников, так и вороной конь его ростом и стройностью отличался от прочих лошадей башкирских. Что понудило батыря Абдряша ехать в киргиз-кайсакскую степь? Жажда корысти? Нет! Мщение, одно мщение заставило его переправляться через Урал, чтобы наказать варваров киргиз-кайсаков… Тебя нет уже, могучий, знаменитый батырь! Тебя давно уже поглотила хладная могила; но подвиги твои бессмертны: башкирские песнопевцы сохранили их от забвения! Имя Абдряша часто, очень часто раздается в громкогласных песнях беззаботных башкирцев, которые всегда умели и умеют достойно почитать силу, мужество и неустрашимость своих единоземцев.

Мы в предыдущей главе сказали, что не жажда корысти заставила батыря Абдряша ехать в киргизскую степь, но мщение и желание наказать варваров киргиз-кайсаков. Распространимся по сему предмету: во время замешательства, происшедшего в Башкирии в 1755 году, отец Абдряша, в числе прочих башкирцев, удалился с сыном своим к киргиз-кайсакам и там через год умер. Молодой Абдряш, оставшийся совершенно сиротой, скоро увидел, что киргизцы начали поступать с ним как с невольником; но он молчал до времени и все неприятности переносил равнодушно. В соседстве с ним жил престарелый киргизский батырь Кылыч, который имел у себя невольницу, 14-летнюю башкирскую девушку по имени Зюлима, которая была так прекрасна, как ясное весеннее утро; так смиренна, как овечка; так невинна, как горлица! Батырь Абдряш увидел прелестную девушку и влюбился в нее с первого взгляда.

Одни говорят, что любовь есть пиявица сердца, скорпион души, отрава жизни нашей; другие утверждают: любовь есть усладительница сердца, восхищение души, отрада жизни нашей. Мы не будем разбираться, на чьей стороне справедливость: но, утверждаясь на собственном опыте своем, скажем, что любовь сильна, могущественна; она не разбирает ни звания, ни состояния! Ветреный француз и дикий готтентот, степенный англичанин и зверообразный кафр, образованный русский и непросвещенный башкирец – все подвержены власти любви, все состоят под деспотическими ее законами. Итак, друзья мои, не удивляйтесь, что башкирский батырь влюбился в прекрасною Зюлиму – и влюбился страстно. Он, по обыкновению простодушных башкирцев, без всяких околичностей открылся девушке в любви своей и узнал, что и она полюбила его. С этого времени в очах батыря все переменилось и самая жизнь показалась ему приятнее, милее!

Абдряш почти каждодневно виделся с прекрасной Зюлимой и уговаривался с нею бежать в Башкирию; но не было к тому ни малейшей возможности: ибо девушка находилась под самым строжайшим присмотром. Что же осталось делать башкирскому батырю? Он не был рожден для низкого рабства, он имел чувства возвышенные, душу гордую и благородную, он нетерпеливо желал свободы: а потому решился на некоторое время расстаться со своей возлюбленной, решился бежать от киргизцев один. Вздумано и – сделано! В одну темную ночь Абдряш оседлал самую лучшую киргизскую лошадь и, не бывши никем примеченным, уехал из аула, благополучно добрался до прежнего жительства, был принят земляками с большою радостью, успел заслужить уважение их и через три года достиг почтенного звания старшины. Теперь Абдряш отправился в степь для наказания киргизцев за сделанные ему оскорбления и притеснения и для освобождения прелестной Зюлимы, к которой любовь его нисколько не изменилась.

Караван с разными азиатскими товарами, состоящий из 550 верблюдов, беспечно шел из Малой Бухарии к городу Оренбургу. Сей караван благополучно переправился через реку Сырь-Дарью; перешел песчаные степи, именуемые Кара-Кум, и большие Бурсуки; миновал Мугалджарские горы, озеро Худжякуль, речку Куп-Ляйли-Темир и приближался к реке Эмбе. Беспечные киргизцы, служившие проводниками каравана, не предвидя никакой опасности, распевали громкогласные песни, какие кому на ум приходили.

Киргизцы вовсе не знали грамоты, но между ними есть свои импровизаторы, которые хотя не подобны итальянским, однако же сочиняют и поют песни без всякого приготовления. Песни большею частию краткие, в них описываются прошедшее или настоящее положение сочинителя, предметы, его окружающие, как то: степи, горы, леса, озера, реки и проч. Мы надеемся угодить своим читателям, предложив здесь в вернейшем переводе несколько сих киргизских песен:

«Мне река Уил очень памятна: я кочевал на берегах ее в четвертом году. Там-то счастие ласкало молодого батыря: у меня была прекрасная девушка, которую я любил и которая меня очень любила. Я оставил в кочевье своем молодую девушку, которая меня любит. Вот настоящая красавица, какой не сыщешь во всех трех ордах киргиз-кайсакских! У нее глаза светлее солнца и чернее ночи; щеки и уста – как утренняя заря; груди белее снега – такие полные, такие круглые, такие прелестные!»

«Если ты меня, девушка, поцелуешь, – я подарю тебе серебряные браслеты. Если ты меня, девушка, поцелуешь, – я подарю тебе корольковое ожерелье. Если ты меня, девушка, поцелуешь, – я предложу тебе свою руку».

«Девушка! Люби меня, как я люблю тебя; я возьму тебя замуж – и мы станем жить счастливо; у нас будут хорошие дети!»

Караван расположился ночевать. Месяц печально освещал однообразные степи; звезды сияли на небе; утомленные лошади стояли неподвижно; уставшие верблюды лежали и жевали мучные лепешки. Всё покоилось; одни сторожевые киргизы, старинные почитатели лени и беспечности, с величайшим усилием боролись со сном и, чтобы разогнать тяготившую их дремоту, частовременно прибегали к табачным своим рожкам.