— А я, пожалуй бы, принялась за это дело. Того безобразия, которое было тут в старые времена, повторять не стала. Совершенно необязательно иметь дикие, пригодные только для скорой и мучительной смерти приговоренных джунгли. А вот условия старого Владимира, в смысле средних широт Земли, были бы уместны.
      — Но это чудовищные и совершенно ненужные затраты, — возразил Управитель. — Зачем возиться с заштатной планетой? Есть же масса нетронутых войной миров.
      — Не знаю, просто было бы здорово… Ели и сосны, березовые рощицы, речки и озера с кристально чистой водой. А в небе будут летать птицы. По деревьям прыгать белки. Хочется, чтобы, наконец, сгладились воронки от взрывов, и можно было дышать, не рискуя отморозить легкие.
      — Ну, если хочется, — усмехнулся Живой Бог. — Непонятно только зачем.
      — Ни один мир не заслужил, чтобы его жгли безмозглые инопланетные автоматы из-за дурацких игр кучки бессмертных, желающих для собственной выгоды потешить орду краткоживущих идиотов.
      — Ладно, — заверил девушку Управитель. — Технически это несложно. Странные желания у тебя нынче Принцесса. Сколько лет тебя это не волновало.
      — Да вот, читаю, тут одну книжицу, — с усмешкой ответила девушка. — Колыван, наверное, действует.
      — Ну, нет, — с усмешкой ответил Живой Бог. — Ты давно хочешь это сделать. Иначе, не строила бы дома на поверхности.
      — Пусть так.
      — Только это труднее, чем с Амальгамой будет.
      — Можно подумать, что мы хоть пальцем пошевелили для ее восстановления, — заметила девушка.
      — Просто, несмотря на все зоны оледенения, на родной планете Колывана остались области пригодные для жизни. Так на Амальгаме сохранились животные и растения. А твоя Деметра — стерильная, насквозь промороженная куча дерьма под жиденькой, едва пригодной для дыхания атмосферой.
      — И всеже я так хочу…
      — Да, пожалуйста, — улыбнулся Живой Бог. — Давай наведем порядок перед новым циклом хаоса.
      Рогнеда ничего не сказала в ответ, лишь слегка дернувшися угол рта выдал ее мысли.
      — Кстати, — продолжил Управитель, — мне пришло в голову, что именно так мы получили поразительно единообразие планетных биосфер всех миров Обитаемого Пространства.
      — Ты мне будешь рассказывать? — иронически заметила Живая Богиня. — После всех наработок ВИИРа -2?
      — Ну ладно, — нахмурился Управитель. — Почитаем о том, что ты так старательно хочешь забыть.
      Девушка щелкнула пальцами, давая команду на продолжение чтения.
 

Продолжение.

      Ему вдруг стало легче. Теперь он знал, чем заполнить свою долгую жизнь и как оправдаться хотя бы перед самим собой.
      Но сначала ему нужно было разобраться во всем то, что ему стало открыто, понять все причудливые извивы человеческой истории. Осознать как с течением времени благо становилось чудовищным злом, а то, что считалось злом становилось единственно возможным благом.
      Его ангел-хранитель Лара, сделала ему царский подарок, дав неограниченно много времени на осмысление всего этого тяжелого, страшного, логичного и необходимого пути человечества.
      Равномерное течение жизни было нарушено через несколько дней. В полдень по солнечному времени поселка Хованка, когда Конечников приготовился залезть ложкой в судок с борщом, принесенным вестовым из столовой, от станции наблюдения поступил сигнал о том, что на дальней орбите замечены боевые корабли. Они вышли из гиперпространства в 50 мегаметрах над теневой стороной планеты и готовились совершить посадку на Амальгаме.
      Федор, не долго думая, объявил боевую тревогу и первую степень готовности к эвакуации. Ничего кроме этого гарнизон Амальгамы противопоставить не мог. Конечников бросил обед и отправился с группой спецназа к месту посадки неизвестных кораблей.
      Еще издали Конечников узнал знакомые силуэты гиперпространственных скаутов. Крейсера приземлялись на пустоши у старых выработок. Каменистая почва позволяла гигантам по 80 тысяч тонн садиться, не боясь быть утянутыми в болото или грязь.
      Бронированные звездолеты перемежались с транспортниками. Федор насчитал 25 машин. Скорее всего, с учетом крейсеров охранения, оставшихся на орбите, Амальгаму посетила мобильная охранная группа Дальней Разведки.
      Команды техников уже натягивали над первыми приземлившимися скаутами маскировочные сети.
      Появление десятка вооруженных глайдеров не вызвало у гостей никакой реакции, лишь зенитные скорострельные пушки некоторое время, точно в задумчивости провожали взглядами своих широких жерл маленькие летающие машины.
      Конечников объявил отбой тревоги и приказал пилоту своего глайдера лететь к головному кораблю, полагая найти там командира соединения. Он не ошибся. С правого скаута первой пары замигал прожектор, приглашая встречающих приземлиться.
      Глайдер, описав широкий круг, опустился в свободном пространстве между кораблей первой пары. Их уже встречала группа военных.
      Федор, опираясь на палку, выбрался из люка и попал в объятия восторженно матерящегося Стрельникова, погрузневшего, с погонами капитана.
      — Здорово, Федька, — заорал тот, хватая Конечникова в охапку. — Живой чертяка! Живой!
      — Васька! — обрадовался Федор. — *б твою мать! А я думаю — что за хрен с горы. Мы тут уже в горы собрались податься, по пещерам прятаться.
      — Испугались, — засмеялся Василий. — А мы думали — подойдем, и никто нас и не заметит.
      — А если бы мы ракетой пальнули? — поинтересовался Конечников. — Или сидели бы в засаде с ножами и шпалерами наизготовку?
      — Да ладно, — усмехнулся Стрельников. — Разве я не знаю, что на ваша планетка к обороне не готова.
      — Да, мы вас не ждали. Планировали разместить обычную часть с крейсерами Планетной Охраны наземного базирования и парой- тройкой линейных рейдеров.
      — Да кого нынче напугаешь рейдерами, — усмехнулся Василий. — Вот это — техника.
      — Наши «собачки"? — поразился Федор.
      — А чему ты удивляешься? — Василий сдержанно улыбнулся. — Теперь гиперпространственный крейсер — самое мощное оружие в космосе. Теперь мы не летаем строем. После того, как наш 2803 разделал пару «Тундеров», высочайше предписано маневрировать и всячески проявлять в бою смекалку.
      Федор вздохнул.
      Вокруг царил беспорядок. Он только на первый взгляд казался хаосом. Техники с кораблей проверяли параметры внешних систем. Группа наземного обеспечения, которая уже выгрузилась из объемистых недр транспортников, готовила к установке маскировочные сети.
      Тут и там матросы команды прожигали плазменными горелками скважины и загоняли в скальную породу громадные анкера.
      Между кораблями, с грохотом и лязгом, двигался маленький трактор, вытягивая в линию длинные, похожие на упаковки сосисок, коконы с маскировочными сетями.
      Василий, который зорко наблюдал за манипуляциями команды техников, вовремя отодвинул зазевавшихся гостей с пути его следования.
      — Чего это я на улице вас держу, — вспомнил обязанности хозяина Стрельников. — Милости прошу. Сейчас палатку поставим. Стол накроем.
      — А чего в палатке? — спросил Федор.
      — А допуск у твоих парней есть?
      — Вот как, — нахмурился Конечников. — А у меня?
      — Ну, ты другое дело, — ответил Стрелкин. — Ты свой…
      — У меня тоже нет допуска. Аннулирован, — ответил Конечников, поглядев на своих подчиненных.
      Василий какое-то время размышлял, потом, махнув рукой, беспечно сказал:
      — Милости прошу на мой крейсер. Сейчас тут стрелять будут, а палатку ставить долго.
      Конечников подозвал пилота глайдера и отправил его в поселок за самогонкой и закуской.
      Они прошли на командирский корабль. Пропустив гостей, Василий задержал Федора на трапе.
      — Посмотри, — предложил он.
      Матросы команды выстроились с специальными ружьями вдоль борта корабля, выстрелили грузиками на тросах и кинулись разворачивать упаковку. Зацепив по всей длине края маскировочной сети, матросы дали команду по рации.
      Лебедки с обратной стороны потащили тросы с зацепленной сетью через корпус. Василий задраил люк, чтобы не мешать.
      — Видал? — довольно сказал Стрельников. — Сейчас поднимут опоры, — и импровизированный ангар готов. Наши придумали…
      — Здорово, — согласился Федор.
      — Пойдем, что-ли, — предложил Василий. — Сейчас врежем по паре стопок с народом для приличия, и можно будет поболтать у меня в кабинете. Проходи и ничему не удивляйся.
      Внутри экспериментальный скаут второго поколения казался гораздо просторней стандартной «собачки». Не было двухярусных коек в центральном коридоре и отгороженных матросских кубриков по обеим его сторонам. Не пахло немытыми телами и портянками. Корабль казался комфортным и желанным, знакомым и незнакомым одновременно, располагающим к службе и жизни экипажа.
      Стрельников внимательно смотрел на Федора.
      — Нравится? — спросил он.
      — Нравится, — вздохнув, ответил Конечников.
      — Ладно, — вывел его из задумчивого состояния Василий. — Успеешь еще насмотреться. Пойдем, «пакадуровки» вмажем. Там все офицеры нашей пятой спецгруппы.
      Небольшой экипаж и гости собрались в столовой. Когда друзья вошли, стол был уже накрыт, в стопки налито. Ждали только их. Внезапно Федор увидел своего тезку Ильина, бывшего зампотехом на 2803, радиста и пилота Комарова. Остальные были ему незнакомы, в основном молодежь, третьи лейтенанты, недавно выпущенные из училища.
      Он обнялся со своими сослуживцами, которые шумно приветствовали бывшего командира.
      Гарнизонные офицеры с удивлением и восхищением смотрели на поселкового коменданта, убеждаясь в справедливости тех историй, которые рассказывали об этом хромом капитане.
      Под гомон и соленые шутки сделали несколько залпов фирменного стрельниковского напитка. Пили за содружество родов войск, за скорую победу над эланцами, за воинскую удачу и прибавление звезд на погонах. Местные офицеры рассказывали о здешних достопримечательностях, девках, и прочих радостях службы. Космолетчики наперебой вспоминали эпизоды походов и боев. Все делали вид, что слушают других и стремились встать слово в общий разговор.
      Под шкалики опьяняющей жидкости быстро нашлись общие темы для разговоров. Стали ругать начальство и хвалить присутствующих.
      После 4 стопки Федор почувствовал, что начал трезветь. Явился пилот глайдера, волоча бутыль самогона, кадушку огурцов и прочей деревенской закуски. Это вызвало новый взрыв веселья. Офицеры стали пробовать коварный Томин самогон, который пьется как вода и напрочь сносит крышу после пары шкаликов.
      Конечников поймал скучающий взгляд Стрелкина и качнул головой в сторону двери. Василий кивнул. Они синхронно поднялись и покинули столовую. Их ухода пьяная компания не заметила.
      Стрельников повел Федора по кораблю, с восторгом рассказывая о новшествах второй модификации гиперпространственного крейсера.
      — Экипаж — 30 человек. С учетом электроники, которой снабжен скаут этого вполне достаточно. 4 дежурных ходовых смены, артиллеристы, техники и пара человек в хозяйственной части.
      — А канониры в башнях? — поинтересовался Федор.
      — Как таковых, канониров нет, — ответил Василий. — Есть операторы-наводчики передней и задней полусферы, которые работают с пушками и ракетами. Заметил, что башни стали меньше? Не хочешь узнать отчего?
      — Если скажешь, — Конечников усмехнулся.
      — Все автоматизировано, — довольно ответил Стрелкин. — Указываешь блоку наведения на цель, и электроника ее ведет.
      Федор отметил, что, сказав это, Василий задумался, как деликатней отказать, если Крок захочет немедленно попробовать в деле новое оружие.
      Но Коненчикова интересовало совсем не это.
      — Это что, против Конвенции? — спросил он.
      — Да, — пожал плечами Василий. — Удивлен?
      — Нет. Но это не все. — заметил Конечников. — Форма орудий другая.
      — Глазастый, — засмеялся Василий. — Ничего от тебя не скроешь. На корабле нет ни одного боевого лазера и плазмомета. Все заменено лучевыми пушками. Оставили только пару зенитных массометов на всякий случай.
      — Лучевые пушки? — удивился Федор. — Это над чем Корсаков работал? Когерентный детонирующий луч реакции полного распада во втором вакууме?
      — Откуда знаешь? — удивился Стрелкин. — Ленка тебе рассказала?
      — В самых общих чертах. Кстати, как там она и Хухрик?
      — Она — нормально. Теперь Хелена начальник лаборатории, защитила докторскую диссертацию по закрытой теме.
      — А Антон Петрович?
      — Да с ним тут случилось… — Василий замялся.
      — Что?
      — Срок мотает дядька.
      — Вот тебе и раз — поразился Федор. — За что?
      Да вот нашли приборчик в обломках твоего кресла, нарушающий внешнюю стабилизацию… А на корпусе прибора — его отпечатки пальцев.
      Для внутреннего слуха Конечникова эти слова зазвучали нестерпимой фальшью.
      — Правда? — Федор остановился и пристально поглядел в глаза Стрелкину. — Ты сам то в это веришь?
      — Конечно, — пожал плечами Стрельников. — В свете предшествовавших печальному событию обстоятельств. Это, конечно, ваши с Хеленой дела, но я бы тоже не стерпел.
      Федор не стал его опровергать. Остальную часть пути до боевой рубки они молчали.
      — Посмотри, как все поменялось — по хозяйски обводя рукой помещение, сказал Стрелкин. — Нам еще полтора года назад такого и присниться не могло.
      Действительно, в центре управления стало больше за счет уменьшения размеров рабочих постов. Новая, компактная электроника явно не соответствовала требованиям Конвенции, приближаясь по простоте, наглядности и удобству интерфейса к приборам давно прошедших рационалистических времен Князя Князей.
      Федору хватило одного взгляда, чтобы понять, что управляющие системы сделаны в SC. Конечников счел за лучшее не вдаваться в подробности.
      — Крок, ты посмотри, какая красота. Помнишь, сколько народу в рубке толклось?
      — Да.
      — А сейчас? Вся ходовая смена — 5 человек.
      — И хватает?
      — А как же. Хватило бы и 2–3.
      — Здорово, — спокойно согласился Конечников.
      — Сейчас будет А-12 стартовать, посмотрим, — предложил Стрелкин.
      — Куда пойдем смотреть? На верхний пост? — спросил Конечников. — Или на улицу? Через маскировочную сеть немного увидишь.
      — Да ладно тебе, — усмехнулся Стрельников. — В космосе тоже бы предложил прогуляться?
      — А что, есть другая возможность?
      — А то, — усмехнулся Стрельников. — Смотри и слушай. Ощущай и наслаждайся.
      — Ну, изобрази.
      — Компьютер, запустить разведчика. Режим следования 4, увеличение оптимальное. Трансляцию на капитанский экран.
      — Слушаюсь, — ответила машина.
      На экране поползли строки репорта, отмечающие последовательность операций по запуску беспилотного аппарата. Где-то над головами заскрежетал металлом механизм, лязгнул отошедший люк, раздался хлопок, и на экране появилась картинка с камеры робота.
      Разведчик набрал высоту и стал ходить над лагерем широкими кругами, давая изображение прикрытых маскировочными сетями кораблей крыла.
      Один из скаутов пришел в движение. Сеть над ним пошла волнами, затрепетала. Казалось, ее вот-вот сорвет, но громадный корабль аккуратно, как кошка, выскользнул из-под импровизированного укрытия и по пологой кривой поднялся в воздух.
      — Видал? — поинтересовался Стрельников. — Что скажешь?
      — Впечатляет, — согласился Федор.
      — Помнишь, как мы в учебном отряде газовали? Мачты валило.
      — Да уж… Антигравом — со всей дури. Корабль плашмя прыгает вверх, команда в кресла затрамбовывается перегрузкой, а на земле получается маленький торнадо от воздушной тяги.
      — Были времена, — грустно улыбнулся Федор, вспоминая то беззаботное, молодое время.
      Стрельников посмотрел на него, вздохнул.
      — Вот, обрати внимание, — показал он на экран. — Скорость уже метров 200 в секунду, а картинка не шелохнется.
      Летающий робот — разведчик держался впереди немного сбоку, давая изображение крейсера на главный монитор командирского поста.
      — Смотри, — предупредил Василий. — Сейчас начнется.
      От носа по корпусу, обтекая все его изгибы, вдруг побежала радужная пленка. Она окутала весь корабль, дотянулась до моторов. На остриях маршевых двигателей выросли фиолетовые столбы пламени. Скаут прыгнул вперед.
      Камера переключилась с ретроградного обзор на курсовой, показав, как громадный крейсер за секунду превратился в точку на небосклоне и пропал из виду.
      — Красиво, — задумчиво сказал Федор. Он ожидал громовых раскатов от пересечения громадным кораблем звукового барьера, но все было тихо. Федора, после старинных описаний ныне забытых противотурбулентных полей, это не удивило.
      — Красиво, — взорвался Василий. — Крок ты чего? Что с тобой стало? Я уж думал, как тебя поделикатней отговорить в пьяном виде пилотировать крейсер и не стрелять из пушек на орбите, пока этот бардак с приездом княжны не уляжется. А ты — «Красиво». Давно дедом стал?
      — Тогда, — ответил Конечников. — Я на том свете побывал.
      — Ну и как оно там? — остывая спросил Стрелкин.
      — Я Гута видел…
      — Ясное дело, — вздохнул Василий. — Ведь это он Убаху подорвал.
      — Убаху я видел тоже. И Константо, ну этого, командира «Фульгуро».
      — Ну и что? Мало ли что в бреду привидится.
      — Это точно… — вздохнул Федор. — Гут сказал, что шахматы мне оставил. Ну, помнишь те его, фирменные, раритетные. Не жалко, конечно, кукол деревянных и доски в клеточку, жалко, что память о нашем Абрашке пропала.
      Василий вдруг со страхом посмотрел на Конечникова.
      — Пойдем ко мне, покурим, — предложил он.
      Друзья зашли в капитанскую каюту. Стрельников, не говоря ни слова, достал из сейфа знакомую клетчатую коробку.
      — Забирай, раз тебе, — сказал Василий.
      — Нет, пусть пока у тебя побудут, — подумав, сказал Федор. — Давай выпьем за хорошего парня, капитана Кинга.
      Стрелкин достал из сейфа пластиковый штоф и пару стопок. Друзья не чокаясь, выпили. Помолчали, закурили.
      — Когда мы вернулись на станцию, там все было вверх дном. Эланцы так и не смогли взять космокрепости. Говорят, там наш знакомый, Искорин, отличился. Если бы не он, да ребята с батареи планетарных пушек…
      — Знаю, — ответил Федор. — Приезжал Искорин сюда. Лейтенант-полковник фельдслужбы Генерального штаба. Письмо привез от княжны Александры. Рассказал, как дело было.
      — Совпадение какое, — невесело усмехнулся Василий. — Мы первым делом стали прочесывать станцию. Там такое творилось… Спасли мы два десятка человек из всего экипажа, кто случайно выжил. А больше мертвых находили. Тому повезло, кого при обстреле убило. Целые отсеки с задохнувшимися попадались. Жуть. Потом долго по ночам их видел…
      Но тут… Эти шахматы прямо на меня выплыли. Уцелела игрушка в этом аду. Представляешь, мертвяков выволакивал, не боялся. Но когда увидел, как ко мне из темноты раскуроченного коридора знакомая коробка летит, жутко стало, точно что-то холодное к сердцу прикоснулось.
      — Это он, наверное, напоследок с той стороны их тебе направил, — без иронии сказал Федор.
      — Да ну тебя, — сказал Василий. — Ты еще скажи, что Страшный Суд есть и адские муки.
      — Есть, Васька.
      — Нет, Крок, — с отрицающей очевидное убежденностью, сказал Стрелкин. — Этого не может быть, потому, что не может быть никогда. Вспомни, как там наша жизнь определяется — «Способ существования белковых тел». Это так, это должно быть так. А иначе…
      Стрельников не договорил, лишь тяжело вздохнул.
      — Считай как хочешь, — не стал спорить Федор.
      — Так-то лучше, — с облегчением сказал Василий. — Есть только «здесь» и «сейчас»… И здесь и сейчас мы разговариваем и водку пьем, а его нет.
      Стрелкин снова разлил по шкаликам огненный напиток. Приятели выпили.
      — Не надоело тебе Федька комендантствовать? — помолчав, спросил Стрельников.
      — Нет, — отрезал Конечников
      — Бабу, поди, завел?
      — Нет, какие бабы, — ответив, слегка скривившись, Федор.
      — А чего? — пожал плечами Василий. — Вот, например, Хелена. Тетка она видная, богатая. Остепенилась. То что раньше мужиков к себе водила, — то не считается. Прошло. Она часто к нам приезжает. Пушки, реакторы, двигатели — это ведь все ее хозяйство. Я к ней по старой памяти подкатывал. Она хоть и умная как Эйнштейн, но дама в высшей степени призывная. Еще лучше стала. Но без толку. Посидеть, вина выпить, прежние времена вспомнить — пожалуйста. А как к делу, так облом.
      — Ну и что? — пожал плечами Федор.
      — А с тех пор, как она узнала, что ты жив, она только о тебе и говорит.
      — Очень рад и горжусь безмерно, — усмехнулся Федор.
      — Это ты зря, — поскучнел Василий.
      Разговор надолго затих. Было слышно, как где-то рядом в распределительных щитах щелкают силовые реле и басовито гудят вентиляторы в воздушных магистралях. Где-то далеко визгливо выли электронасосы и, булькая, циркулировала жидкость в системе теплообмена.
      Были еще какие-то непонятные, необъяснимые звуки, похожие на те, которые издает остывающая печь. Громадный корабль жил своей жизнью, отдыхая и приводя в порядок свои системы. Молчание стало невыносимым.
      — Не понимаю я, что с тобой стало? Помнишь, как мы сидели на кормовой «кукушке» курсантского учебного крейсера ночными вахтами? — не выдержал Стрелкин.
      — Да, — ответил Конечников.
      — А я думал, что забыл. Помнишь, как ты, глядя на звезды, рассказывал о восходах и закатах на Амальгаме. Про житье в пещерах, обвалы, вылазки на поверхность. Про тысячи ступенек, которые нужно пройти, чтобы попасть на верхний пост…
      — Хочешь — покатаемся. С дедом познакомлю. Своими глазами посмотришь…
      — Съездим, конечно, — согласился Василий. — Только не сегодня.
      — Ладно, давай на днях. Код вызова не изменился? — поинтересовался Конечников.
      — Нет, старый, какой был.
      — Хорошо.
      — Давай еще выпьем, — предложил Василий.
      — Давай, — кивнул головой Федор.
      Они тяпнули еще по шкалику.
      — Ты не представляешь, — печально сказал Василий, — как мне сейчас приходится. Я ведь и кораблем — то не командовал. А тут свалилось… И хозобеспечение группы, и личный состав, и матчасть.
      — Да ладно, — ответил Федор. — Не боги горшки обжигают.
      — И маневры в бою, — слегка скривился Стрельников. — Что у тебя из-за плеча подсмотрел, то и используем. Твое время Федька пришло. Помнишь, сколько ты эти развороты на компе отрабатывал? Теперь можно. Ни Томасона нет, ни Соломатина, ни судьи этого, который хотел тебя эланцам отдать. Теперь это нужно. Мы на тебя, Федька, надеялись. Группу в полк реорганизуют. Я полк не потяну, точно. А ты смог бы…
      — Эх, Васька, — вздохнул Федор. — Когда меня на Амальгаму везли, как почетному гостю, предложили в знак особого уважения пилотировать корабль. А я всю рубку на транспортнике заблевал. Как шпак, даже хуже.
      — Вот оно что… Со временем может и пройдет… — задумчиво сказал Стрелкин. Немного помолчал и просияв предложил. — А зачем тебе летать? Корабль помнишь, руки есть… Сиди, придумывай.
      Будешь начальником штаба. А ребята будут твои задумки претворять. Они молодцы, на лету схватывают. Вот этот парнишка, на А-12, например. Второй лейтенант Оскар Стар. Почти как ты лет двадцать назад. Пилот от Бога и с артиллерией управляется как профессиональный наводчик. Такие порой коленца выделывает… Только им всем далеко до нас…
      Помнишь, как на Тетэ мы шли в общем строю, а по «Князю Ивану», флагману, сразу 4 «Претендента» долбили. Заодно и в нас метились, боевое охранение убирали. Одно попадание — нам всем хана. И ничего, ручки на рычагах наводки и в мануальных манипуляторах не тряслись.
      — А что, у ребят трясутся? — поинтересовался Конечников.
      — Не, не трясутся. Да это и не надо. Ракеты самонаводящиеся. Указал цель, выпустил пакадуру — и забыл. Можешь быть уверен, что не промахнешься.
      — Вот как, — поразился Федор. — Опять против Конвенции.
      — Да кому она нужна, эта старая пыльная бумажка, — невесело усмехнулся Стрельников. — Наши кораблики с любым линкором справятся. 30 ракет на борту, пускай их хоть с сотни мегаметров, никаких каналов управления и помех. Пары ракет для «Фуфлона» вполне хватает. Можно в одиночку целую эскадру переколотить.
      — Да где же они на скауте помещаются? — спросил Конечников, вспомнив монстрообразные цилиндры ПКДР-2.
      — Новые ракеты небольшие, примерно метра 3 в длину и 500 миллиметров в диаметре. Если массометы убрать, вообще можно было бы до сотни боезапас довести.
      — Однако, — покачал головой Федор. — У нас такого не было… Неладное что-то у вас творится.
      — Да с чего ты взял? — возразил Стрельников.
      Ухо Федора уловило фальшь в его словах.
      — Не темни со мной, — сказал Конечников. — Ежу понятно. Весь корабль — сплошное нарушение Конвенции Семи. Вся электроника сделана «торгашами». А мы ведь с ними на ножах были.
      — Ну и что? — спросил Стрелкин, напряженно пытаясь определить, куда клонит его старый друг.
      — Все вместе означает, что «торгаши» объединились с деметрианцами. А это может быть лишь в одном случае. Их объединили, враги более могущественные, чем лишенные возможности воспроизводства флота эланцы. Вот я спрашиваю, — что случилось?
      — Ладно, я скажу, — угрюмо и зло бросил Стрелкин.
      Он согнал Федора с кресла, запустил терминал и вывел на экран изображение странного, угловатого корабля, похожего сбоку на двухстороннюю усеченную ступенчатую пирамиду.
      — Что это? — поразился Конечников. — Чей такой?
      — А как ты думаешь? — вопросом на вопрос ответил Василий. — Это не человеческий корабль. Чужой… — «Странники» больше не клепают свои BARSSы и MARSSы. На их верфях размещено производство наших крейсеров…
      — Нифига себе, — вздохнул Конечников. — Вот кому-то праздник… Бабло рекой…
      — Федька, ты что, рехнулся!? — подался к нему Стрелкин. — Помнишь, флот Каранги? Который пропал без следа. Так вот знай, — 18 эскадр мощных, бронированных рейдеров, не уступающих нашим «Королям неба», были превращены в пыль одним таким залетным пришельцем. Теперь это общее дело.
      — Мы вроде с Карангой не сильно дружили, — ответил, слегка пожимая плечами Конечников.
      — Ты… Ты, — не нашел слов от возмущения Василий. — Тут уже не идет речь про наших или не наших. Один из флотов Обитаемого Пространства был уничтожен чужаком. Это война. Война людей и этих… Она будет, будет очень скоро.
      — А что про них уже известно? — поинтересовался Федор.
      — Ничего, — ответил Стрелкин, задумавшись. — Только то, что корабль очень древний. Ему сотни тысяч, если не миллионы лет.
      — Так может быть их стоит оставить в покое? — поинтересовался Конечников. — Или изучить, с чем имеет дело, прежде, чем очертя голову кидаться в пропасть. Может это лишь какое-то недоразумение.
      Василий покачал головой, хотел было вспылить, но сдержался, вспомнив, что имеет дело с не отошедшим от психологического шока, побывавшим на самом краю жизни, человеком. Лишь сжатые кулаки Стрелкина выдали его желание ударить друга.
      Федор внимательно наблюдал за ним.
      — Ладно, — сказал он. — Я тебе тоже тебе кое-что расскажу.
      — Валяй, — хмуро ответил Стрельников.
      — Помнишь, я рассказывал про все эти перипетии с ядерной зимой на Амальгаме. Про эланский линкор, который упал на поверхность…
      — Как не помнить, — не очень понимая, куда клонит Федор, но все же в тайне надеясь, что друг опомнится от болезненного равнодушия к недавно важным для него вещам, ответил Стрелкин.
      — Так вот, совсем недавно, мне удалось заглянуть в самое начало этой истории. Ответ был на самом виду. Накопитель с записями лежал все это время в сенях моего дома.
      — Ты же говорил, что летописи заносили в тетради? — недоверчиво спросил Василий.
      — Да, но так было не все время. Пока работала техника, люди пользовались традиционными способами записи: видео, аудио и текстовыми компьютерными файлами. У меня они есть на микрокассете.
      Федор достал свой комп, вытащил из него невесомый, маленький прямоугольник микрокассеты. Воткнул ее в считыватель терминала. Нашел нужный кусок и пустил воспроизведение.
      Стрельников смотрел молча, от волнения высаживая сигарету за сигаретой. В динамиках завывал ветер и раздавался негромкий хрипловатый голос давно умершего человека.
      Федор не мешал ему, заново переживая этапы своей жизни, неудачного эксперимента, маленького и незначительного в сравнению вечностью.
      Наконец файл закончился, и окно программы потухло. Стрельников еще долго сидел, глядя на черный прямоугольник и слушая шипение усилителя.
      — Я бы застрелился, — сказал он. — Как с таким можно жить…
      — А кто тебе не дает? — недобро спросил Федор.
      — Тебе — то страшно стало, — безо всякого злорадства заметил Стрелкин.
      — Нет, не в том дело. Мы на этой войне были солдатами и оказались на самом острие конфликта. Нашим ремеслом стало убивать и гибнуть самим. Мы делали свое дело и делали его хорошо. Нас теперь легко замазывать черной краской, расписывать под головорезов и подонков за взорванные планеты и расстрелянные санитарные транспорты.
      — Это верно, — скрипнув зубами вставил Стрельников. — Мы с тобой еще и ракету разрисовали, мстители хреновы.
      — А по другому и быть не могло. Честь, долг, ненависть, униженность, обида, месть — смесь гремучая. Поразмыслив, я понял, что из всего, что мы поняли и пережили, правдой оказалось лишь постоянное, душное ощущение неправды той жизни. От него мы пили, гоняли шлюх, задирали штабных… Рассказывали анекдоты… Драли жопы в карьерном забеге или демонстративно — истерически клали на чины и звания. Остервенело бились с врагами и мстили эланцам как могли. Все, что угодно, лишь бы ненароком не осознать кто мы такие есть.
      — И кто мы есть? — тяжело спросил Стрельников.
      — Деталь соковыжималки. Повод для Ивана Ивановича Иванова работать за копейки и терпеть скотство господ.
      — Как ты жить с этим можешь? — поразился Василий.
      — Пока жив, — есть надежда, помолчав, ответил Фёдор.
      — Что ты сможешь? — поинтересовался Стрелкин. — Галян не воскресишь, наших пацанов к жизни не вернешь. А вспомни, какие парни были в 4 эскадре… Поднять бы их, все смели бы. Сколько будешь жить, столько будешь мучиться.